Текст книги "Суровая мужская проза"

Вылезли.

– Отойти от вертолётов на семьдесят пять метров и построиться, – начальственно махнув рукой направо, велел Горюнов.

Отошли, построились.

– Что дальше? – спросил Сергей.

– Разговорчики в строю! – рассердился капитан. – Что делать дальше? Ничего особенного. Дисциплинированно стоять, не болтать, думать о женщинах облегчённого поведения и тупо ждать…

Минут через двенадцать-пятнадцать из джунглей выбрался встречающий индивидуум – тощий, смуглолицый, лохматый, бородатый, облачённый в видавший виды камуфляж и чем-то неуловимо похожий на молодого Эрнесто Че Гевару. Типичный латиноамериканский революционер, короче говоря.

– Здравия желаю, товарищи офицеры! – приветливо улыбнувшись, на чистейшем русском языке поздоровался «типичный латиноамериканский революционер». – Поздравляю вас с успешным прибытием в Никарагуа…. Вы у нас, собственно, кто? По воинской специальности, я имею в виду?

– Сапёры, – хмуро усмехнулся Горыныч. – Это нормально? Ничего не перепутали мудрые московские штабисты?

– Просто замечательно! – обрадовался смуглолицый бородач. – То, что старенький очкастый доктор прописал. Будете, в основном, трудиться по знакомому профилю. Ну, и ещё по мелочам – диверсии там всякие, взятие языков. Потом объясню более подробно, так сказать, в рабочем порядке…. Так как, готовы помочь отважным и легендарным сандинистам[3]3
  Сандинистский фронт национального освобождения – левая политическая партия Никарагуа. Название «сандинисты» происходит от имени никарагуанского революционера 1920-30-х годов Аугусто Сесара Сандино.


[Закрыть]?

– Так точно! – гаркнул за всех Подопригора. – Готовы!

«Типичный революционер» не обманул. Их реальная каждодневная деятельность – процентов на семьдесят пять – была связана с минами. Только, в отличие от вьетнамской командировки, приходилось эти мины не обезвреживать а, наоборот, устанавливать – на обочинах асфальтовых шоссе, просёлочных дорог и железнодорожных путей. Оставшиеся двадцать пять процентов? Действительно, имела место быть полноценная диверсионная деятельность. Один раз, угнездившись на вершине пологого холма, они накрыли плотным миномётным огнём неизвестную автомобильную колонну. А примерно через неделю после этого наведались в крохотный приморский городок Сан-Анхелино и выкрали – из собственного дома – какого-то местного магната, владевшего парочкой рудников, на которых добывали ценную серебряную руду. Выкрали и, надёжно спеленав, передали смуглолицему деятелю.

– Хрень какая-то – малопонятная и до одури мутная, – старательно прочищая ствол автомата специальным «ёршиком», ворчал капитан Горюнов. – Толкуют, мол, что мы помогаем героическим сандинистам. Но ведь тогда, в полном соответствии с элементарной логикой, мы должны вступать в боестолкновения с правительственными войсками? Верно? А та автомобильная колонна, которую мы так славно накрыли метким огнём, была откровенно-штатской. Да и хозяин серебряных рудников, отнюдь, не является государственным коррумпированным чиновником.…В чём тут дело? В какие такие заковыристые игрища мы, сами того не ведая, ввязались? Ладно, приказ есть приказ, а наше дело – насквозь солдатское. Ну, как в той «бородатой» притче – про заскорузлую позапрошлогоднюю портянку…

А потом они, утратив бдительность, попали в засаду. В результате – пятеро убитых и трое раненых.

– Это мы, цивильным гадом буду, нарвались на американцев, – печалился Горыныч. – Та ещё хватка, волчья. Знакомая до боли. Или кадровые «цэрушники», или вольнонаёмные «коммандос» из армейских отставников…

На следующее утро прибыл уже знакомый пятнистый вертолёт, вальяжно приземлился на овальной полянке, забрал раненых и трупы, упакованные в чёрные пластиковые мешки, и улетел.

Улетел, а через неделю вновь вернулся – привёз затребованное пополнение: шесть молоденьких старлеев и капитана Мальгину, армейское прозвище – «Амальгама».

– Красотка, каких ещё поискать, – нервно сглатывая похотливую слюну, восхищённо нашёптывал Горюнов. – Высокая, ногастая, грудастая. Девяносто-шестьдесят-девяносто. Женщина – мечта армейского поэта. Не отнять и не прибавить…

Алёна была старше Сергея на два с половиной года, уже и замужем побывала, и развелась, но препятствием все эти обстоятельства – даже вместе взятые – не стали. Препятствием – для чего? Для того самого, о чём вы, родные, и подумали.

Разгорелась жаркая-жаркая любовь-морковь. Естественно, не в ущёрб служебным обязанностям и общему делу. Даже, скорее всего, наоборот. И никарагуанская миссия была завершена самым достойным образом, да и многие прочие.

Страны мелькали – цветастым бесконечным калейдоскопом: Сальвадор, Афганистан, Лаос, экзотическая Республика Чад, засушливый Южный Судан.

Они, не скрывая своих близких отношений, давно уже считались гражданскими (то есть, армейскими), мужем и женой. Командование? Знало, конечно, не без этого. Но с навязчивыми и высокоморальными нравоучениями не приставало, мол: – «Мы же живём в новой демократической России, где на всё принято смотреть (по западным образцам и калькам), сквозь призму либеральной терпимости и всеобщей толерантности…».

Тем не менее, по завершении очередной служебной командировки молодые люди решили-таки скрепить свои сердечные и плотские отношения в официальном порядке. Как-никак, многократные орденоносцы, солидные и заслуженные «грушники», а не хиппующая шантрапа из ближайшей подворотни. Надо, как говорится, соответствовать высокому общественному статусу. Если, понятное дело, хочешь, чтобы твой путь по скользкой карьерной лестнице был прямым и гладким, без неожиданных терний и фатальных препятствий…

После возвращения из Южного Судана бойцам сапёрно-диверсионной группы был предоставлен плановый трёхмесячный отпуск – на поправку здоровья и полноценное восстановление расшатанной нервной системы. Как же без этого? Крепкие нервы – залог успеха для сапёра. Лучший гарант его долгой и счастливой жизни, образно выражаясь.

Сергей и Алёна приехали в Питер и подали соответствующее заявление в Дворец бракосочетаний, расположенный на знаменитой Английской набережной. После этого невеста познакомила жениха с будущими тестем и тёщей, а также с младшей сестрёнкой. Потом они забронировали «Сиреневый» банкетный зал в гостинице «Прибалтийская». Разослали – в почтовых конвертах – официальные приглашения друзьям, родственникам и сослуживцам. Купили – в качестве свадебного путешествия – двухнедельную путёвку в солнечный Таиланд. До торжественной церемонии оставались считанные дни…

Но, как известно, человек предполагает, Бог располагает, а высокое руководство принимает окончательные решения – зачастую, неожиданные и малоприятные.

Пришёл строгий приказ: – «Отпуск прерывается. Всем бойцам группы «Омега» необходимо срочно прибыть в Москву, получить новое задание и проследовать на объект…».

Приказ, как известно, дело святое и обжалованию не подлежит. Свадьбу и все сопутствующие ей мероприятия отменили, путёвки в Таиланд, понеся серьёзные финансовые потери, сдали в турагенство, прибыли в Москву, получили чёткое служебное задание и отбыли на очередной объект.

Новое место службы находилось у чёрта на рогах. А точнее, на алжиро-ливийской границе, где располагался – стационарным лагерем – специальный военизированный корпус ООН…

Вопросы будут? Ага, интересуетесь, каким образом тихая и скромная девушка Алёна Иванова «превратилась» в легендарную Амальгаму?

Не вопрос. Рассказываю.

Её отец и мать были врачами. Нет, не так…

Её отец и мать были врачами – настоящими, идейными и фанатичными до мозга костей. Кроме обожаемой медицины для них, вообще, ничего не существовало: ни политики, ни футбола, ни телевидения, ни оперы с балетом, ни надоедливых бытовых проблем. Да и дети, такое впечатление, были лишь досадно-вынужденной обузой. Из серии: – «Ребятишек, конечно, заводить надо. Мол, социалистическая Родина остро нуждается в новых рабочих, крестьянах, учёных, моряках, спортсменах и солдатах. А врачи, как люди продвинутые и прогрессивные, прямо-таки обязаны подавать – в этом нужном и важном деле – пример остальному населению великой и могучей страны…. Оказывается, что детей нужно воспитывать, баловать, играть с ними и даже изредка водить в зоопарк? Это здорово усложняет жизнь. В том плане, что отнимает избыточно много времени, которое можно было бы – причём, с немалой пользой – использовать для профессионального роста…. Что же теперь делать, а? Вот же, незадача на ровном месте…. Эй, бабушки и дедушки! А также любимые и насквозь обожаемые тётушки! Все срочно сюда! Вот вам чада – занимайтесь…».

Но незаменимые дедушки и бабушки, как известно, имеют ярко-выраженную склонность к старению. А ещё все они – рано или поздно – умирают…

Короче говоря, на студентке Алёне Ивановой «висели» дом, быт и все прочие проблемы семьи. Ещё на её попечении (в плане надлежащего воспитания), находилась младшая сестрёнка Лизавета. Впрочем, Елена на Судьбу не жаловалась и со всеми жизненными перипетиями – более или менее – успешно справлялась.

Но потом всё резко изменилось. Очень-очень резко. Резче, просто-напросто, не бывает.

В урочный час, неожиданно для простых людей, могучий Советский Союз развалился на отдельные составные части, прогремели скоропалительные рыночные реформы, и начались откровенно-смутные времена: двух скромных врачебных зарплат на достойную жизнь хронически не хватало, семейные сбережения истощались прямо на глазах, и – в качестве логического завершения процесса – макароны постепенно вытеснили с кухни все прочие продукты.

– Сегодня у нас пятница. Значит, на обед будут макароны с питательным чешским маргарином, – разговаривала сама с собой рассудительная третьеклассница Лиза Иванова. – Завтра же будет суббота. Взрослые почему-то считают этот день недели маленьким праздником. Поэтому гадкий маргарин поменяют на вкусное сливочное масло…. А ещё через полторы недели придёт большой и весёлый праздник – Восьмое марта, Международный женский день. Большой праздник – это очень хорошо. К макаронам должны добавить две сосиски. Или же две сардельки. Сардельки гораздо лучше сосисок. Они толще, вкуснее и, главное, сытнее…

А потом Алёна, не выдержав голодной и беспросветной нищеты, бросила Университет и устроилась работать продавцом на ближайший вещевой рынок. Через некоторое время в семью Ивановых вернулся относительный достаток – макароны утратили свою монопольную значимость, а сосиски и сардельки перестали быть праздничной экзотикой.

Через полгода Елена пошла на однозначное повышение – уволилась с вещевого рынка и стала вольным «челноком»: знойные Арабские Эмираты, улыбчивая Турция, заносчивая Польша, неподъёмные клетчатые сумки, взятки жадным таможенникам, наезды наглых рэкетиров…

– Какая же ты у меня усталая, – нежно трогая пальчиком крохотные морщинки на любимом лице, жалела сестру Лиза. – Совсем не отдыхаешь. Аэропорт – рынок – аэропорт – рынок. Мы так давно не ходили в зоопарк. Да и не разговаривали толком.

– Ничего, это ненадолго, – утешала Алёна. – Скоро поговорим. И сходим, обязательно, везде и всюду. Я же не только усталая, но ещё и красивая…. Правда, ведь?

– Очень-очень-очень. Настоящая фотомодель из телевизора. Девяносто-шестьдесят-девяносто. Или около того…

– Вот, видишь. Значит, скоро встречу хорошего человека и выйду за него замуж.

– Хорошего? – недоверчиво щурилась Лизавета.

– Главное, по нашим мутным и непростым временам, чтобы не очень плохого, – печально улыбалась сестра. – То есть, богатого, обеспеченного и приличного…

Елена Иванова всегда держала данное слово. По крайней мере, очень старалась. Вот, сдержала и на этот раз – уже через неполные три месяца после того памятного разговора с младшей сестрёнкой она вышла замуж за успешного питерского предпринимателя.

Семён Семёнович Мальгин оказался дяденькой пожилым, тучным и скучным, но добродушным и, в принципе, положительным – был от молодой жены без ума и во всём ей потакал: – «Леночка хочет, чтобы в нашей шикарной квартире поселилась её младшая сестрёнка? Без вопросов, сейчас дам команду на обустройство детской. Мебель, естественно, будет итальянская, выполненная по индивидуальному заказу. Куклы, плюшевые медвежата и прочие игрушки? Пожалуйста – каталог. Пусть Лизонька выбирает сама…. Книжки? Любые и на любых языках. Фортепьяно, понятное дело, купим, достойного учителя наймём. А ещё мои старинные знакомые рекомендуют конный спорт и большой теннис. И, конечно же, переведём её – в обязательном порядке – в частную школу…».

Уже через полтора месяца после свадьбы старшей сестры Лизавета переехала в квартиру супругов Мальгиных.

Славное тогда было времечко: Елена нигде не работала, и всё время посвящала семье, вернее, Лизе, так как Семён Семёнович был очень занятым человеком и постоянно находился в разъездах. Музеи, театры, парки, выставки, прогулки на речном трамвайчике по Неве, частые поездки за город. Короче говоря, сёстры, не смотря на существенную разницу в возрасте, стали закадычными подружками: болтали, делились, мечтали, судачили, хихикали и тому подобное…

Потом супруги Мальгины развелись. Почему? На все вопросы сестры Алёна отвечала обтекаемо, мол: – «Семён Семёнович оказался лицемерным и двуличным подлецом. Бизнес, которым он занимается,…м-м-м, оказался очень гадким и неприличным. Потом, когда подрастёшь, расскажу более подробно…».

Сёстры, по-быстрому собрав пожитки, вернулись в родительское гнездо. Без копейки денег вернулись – гордая Алёна не взяла у бывшего мужа ни копейки, хотя он и предлагал кругленькую сумму в иностранной валюте. Видимо, ощущая некую серьёзную вину…. Да и Лизавете пришлось распрощаться с дорогими игрушками, книжками, теннисом и занятиями по конной выездке.

Лиза перевелась в старую школу, а Елена…

Алёна после развода очень изменилась – стала задумчивой, сосредоточенной и скрытной, а через некоторое время записалась на какие-то якобы маркетинговые курсы, где даже платили весьма неплохую стипендию. Курсы были странными, проходили в рваном режиме и сопровождались регулярными выездами в другие регионы страны – то на несколько суток, то на две-три недели.

– Практические занятия по стратегическому маркетингу и многопрофильному менеджменту, – с важным видом поясняла Елена. – Пройденную теоретическую часть надо планомерно и целеустремлённо закреплять на практике, а закреплённое, устали не ведая, совершенствовать. Ничего, прорвёмся, я упрямая и усидчивая…

Курсы закончились, а краткосрочные выезды преобразовались в серьёзные командировки, которые длились по несколько месяцев кряду.

Из этих командировок Алёна возвращалась разной – то весёлой, то грустной. Но всегда – загорелой до черноты, собранной, рациональной и при больших деньгах. Возвращалась, баловала всю многочисленную родню дорогущими подарками, а отвечая на назойливые вопросы-расспросы родственников, отшучивалась:

– Сегодня в отсталых южных регионах остро востребованы профильные услуги опытных российских менеджеров и маркетологов…

Но долго морочить головы домашним у неё не получилось: в дело вмешалась ушлая престарелая тётушка, долгие годы проработавшая архивариусом в питерской Прокуратуре, и очень быстро вывела любимую племянницу на чистую воду. То есть, дождавшись, когда Елена, вернувшаяся из очередной подозрительной командировки, выйдет из дому, вредная старушка устроила в её комнате образцово-показательный шмон, качественно порывшись в вещах, сумках и чемоданах.

При обыске обнаружилось весьма интересное служебное удостоверение и толстенький альбом с не менее интересными фотографиями. Выяснилось, что Елена Мальгина служит – в звании капитана – в каком-то жутко-секретном подразделении, приписанном к Министерству Обороны РФ.

– Вот, такие дела, – подытожил Горыныч. – Как вам, господа старшие лейтенанты, история?

– Подходящая, – одобрительно хмыкнул Сомов. – Только, вот…. Ты, прежде чем приступить к рассказу, фразу обронил, мол: – «Весьма поучительная и позитивная история. На сегодняшний текущий момент, по крайней мере…». Что имелось в виду – относительно «сегодняшнего момента»? А?

– Да, ничего такого. Просто, во-первых, наша жизнь армейская, она очень богата на самые разнообразные и непредсказуемые сюрпризы. А, во-вторых, эти женщины…

– Что – женщины?

– Ничего, – смущённо потупился Горюнов. – Не верю я им. Особенно симпатичным, морально-устойчивым и безупречным. В тихом омуте, как известно, черти водятся…

Глава пятая
Голова инкуба

Время шло-тянулось – медленно и плавно. Пролетел и канул в Лету один месяц. Второй. Третий…

– Скоро командировка заканчивается, а ещё ничего серьёзного – ровным счётом – не случилось, – сварливо ворчал Горыныч. – Ерунда какая-то, так его и растак. Ничего не понимаю…. Может, наш Палыч, просто-напросто, постарел?

– Смотри, капитан, не сглазь, – насторожился мнительный Гришка Антонов. – А ещё лучше – три раза сплюнь через левое плечо и не забудь, понятное дело, хорошенько постучать по дереву.

– Не буду.

– Почему? Не веришь в народные приметы?

– Верю, конечно же. Просто…

– Что – просто?

– Сам толком не знаю, – непонятно вздохнув, признался Горюнов. – Заскучал я что-то, Антон. Да и майорские звёздочки, если честно, уже давно меня заждались. Поэтому и обрадовался, когда попал в команду Громова. Мол: – «Появился шикарный и однозначный шанс – реально ускорить продвижение по службе. Может, даже и длиннющую очередь на получение обещанного жилья удастся обойти стороной…». А тут – тишь, гладь и Божья благодать. Тьфу, да и только.

Сглазил, понятное дело, Горыныч. Сглазил, морда со шрамом шикарным. Бывает…

Первый серьёзный инцидент произошёл, когда до завершения командировки оставалось порядка трёх недель.

Однажды дозорная пара Тёмный – Аль-Кашар в назначенное время у приметной гранитной скалы так и не появилась.

– Надо срочно сообщить на базу, – предложил – на корявом и ломанном английском языке – молодой бербер. – Час, отведённый на ожидание, истёк. Служебные инструкции предписывают – поднять тревогу.

– Не будем, пожалуй, торопиться, – подумав, решил Леонов. – Налетят, понимаешь, вертолёты. Начнётся бестолковая суета с беспорядочной стрельбой. Это может, верблюды горбатые, спровоцировать неизвестного противника на необдуманные действия и всяческие глупости. Поэтому, сугубо для начала, пройдёмся по ближайшим барханам, проясним ситуацию, принюхаемся…. Что ещё за возражения, боец? Кто у нас в паре старший? Я? Тогда – отставить разговоры! За мной!

Через пятьдесят пять минут они приблизились к вершине красно-бурого холма, поросшего редким колючим кустарником.

– Тихо, командир, – тревожно поднял вверх правую руку Аль-Салони. – Слышишь?

Из узкой извилистой лощины, плавно огибавшей холм с северо-востока, доносился неразборчивый говорок на наречии восточных племён.

– Отползи в сторону метров на триста пятьдесят, – велел Егор. – Настраивай рацию на нужную волну и связывайся с базой. Пусть минут через десять-двенадцать, не раньше, поднимают в воздух штурмовые группы.

– А ты?

– Подползу и осмотрюсь на местности. Не ссы в яблочный компот раньше времени. Всё будет хорошо. Выполнять…

На дне лощины, беззаботно покуривая и негромко переговариваясь между собой, на пухлых брезентовых рюкзаках сидело трое – в стандартном пятнистом камуфляже, но со светло-бежевыми тюрбанами на головах. В одной стороне от приметной смуглолицей троицы – на грязно-сером песке – лежало мёртвое тело Аль-Кашара: полчерепа снесло бедняге метким выстрелом. В другой – связанный по рукам и ногам, но живой, Артёмка Белов.

«Понятное дело», – мысленно усмехнулся Леонов. – «За «белого» бойца можно получить неплохие премиальные – из рук щедрого и непогрешимого полковника Каддафи…».

Естественно, что он – без всяких проблем – «положил» троих ливийцев, а Тёмного, пребывающего в бессознательном состоянии, освободил от нейлоновых верёвок. Но тот, не смотря на серию увесистых пощёчин, никак не хотел приходить в себя.

– Даже ладошка слегка заболела, – пожаловался – сам себе – Егор. – Ладно, пусть Тёмный немного полежит на мягком песочке и отдохнёт. Я же пока, сугубо на скорую руку, произведу беглый осмотр.… А что это за рюкзачок с приметной эмблемкой, лежащий рядом с одним из неподвижных тел в светло-бежевом головном уборе? Сама эмблема: узкий ярко-жёлтый обод с треугольником того же цвета внутри, а в треугольник – в свою очередь – вписан изумрудно-зелёный крест с ярко-красным камушком посередине…. М-м-м, что-то определённо знакомое. Однако…. Это же, если я, конечно, не ошибаюсь, знак Великой Инквизиции. Интересное такое кино. Офигеть и не встать…

Он, подойдя, умело дёрнул за шёлковый шнур, а заглянув в рюкзак, бесконечно удивлённо присвистнул: внутри обнаружился прозрачный пластиковый пакет, в котором находилась…

«Твою ж мать!», – потерянно выдохнул ошарашенный внутренний голос. – «Это же, так его и растак, отрезанная голова матёрого рогатого козла. Только, извините, на кадыкастой и безволосой человеческой шее…. Однако. Блин горелый…. Получается, что покойная троица охотилась на инкуба? Причём, успешно отохотилась? А Тёмный и Аль-Кашар им просто под руку подвернулись? Или же пытались задержать? Ну, и дела…».

– Что здесь т-такое п-происходит? – раздался сзади взволнованный голос Аль-Салони. – А, Леон?

Егор, обернувшись, рассказал – что и как. А также и показал.

– О-о-о. У-у-у, – обхватив голову ладонями и монотонно раскачиваясь из стороны в стороны, запричитал молодой бербер. – У-у-у. О-о-о…

– Что с тобой, боец?

– У-у-у…. За что мне в-всё это? За какие г-грехи?

– Отставить – нытьё! – начальственно, невольно подражая генерал-лейтенанту Громову, рявкнул Леонов. – Отвечать чётко и внятно. Что с тобой?

– К-командир, надо это з-закопать, – указывая подрагивающим пальцем на брезентовый рюкзак со странной эмблемой, предложил Аль-Салони. – Глубоко-глубоко з-закопать. Быстро-быстро. Обязательно. И н-никому про это не р-рассказывать. Никому и н-никогда…

– Почему – закопать? Почему – не рассказывать?

– П-потому…. Не одни убьют, т-так другие. Надо – з-закопать. Б-быстрее. Пока в-вертолёты не п-прилетели.

– Отставить панику, боец! Пусть генералы решают, что к чему. Им за это большую зарплату платят. Не нашего ума это дело…. Что у тебя с глазами? Побелели, понимаешь…

– У-у-у-р-р! – издав утробный звериный вопль-рык, Аль-Салони выхватил из ножен армейский штык-нож и бросился вперёд. – Убью!

Егор, понятное дело, вовремя отпрыгнул в сторону и уклонился, а потом, выставив защитный блок, ловким ударом ноги выбил клинок из правой ладони нападавшего.

– Сука русская, – бербер отступил на несколько шагов назад и попытался сдёрнуть с плеча ремешок автомата. – Тварь грязная…

Ситуация принимала совсем уже негативный оборот, поэтому Леонов, не раздумывая, выхватил из ножен нож и – почти без замаха – метнул его.

Умело метнул, как и учили в своё время. Нож, сделав положенные пол-оборота, с коротким хрустом вошёл – по самую рукоятку – в грудную клетку бывшего напарника.

Аль-Салони, жалобно вздохнув-всхлипнув, медленно и плавно опустился на раскалённый грязно-серый песок.

– Вот же, что называется, не было печали у гусара, – расстроенно пробормотал Егор. – Теперь надо как-то выпутываться из создавшейся ситуации. Вернее, похоже, сразу из двух. Дерьмо, как учит мудрый Виталий Палыч, для того и существует, чтобы в него – ненароком – не вляпаться. Причём, буду выпутываться, не дожидаясь, пока припрёт…. Чёрт, вертолёты уже гудят. Мать его растак…

Он быстро и аккуратно переместил мёртвое тело бербера поближе к такому же мёртвому телу в светло-бежевом тюрбане, извлёк из груди Аль-Салони свой нож, тщательно обтёр его лезвие о штаны покойного и поместил обратно, в ножны. После этого вытащил нож из ножен, висевших на поясе у неизвестного смуглолицего трупа, и вставил его – лезвием – в прореху на теле Аль-Салони. Осуществил, короче говоря, подмену ножей, завязал рюкзачный шнурок, а после этого, выпустив короткую автоматную очередь в обладателя тюрбана, опять занялся бездвижным Беловым.

– Кто это? – через пару минут пришёл в себя Тёмный. – Ты, Леон? Просто замечательно…. Что со мной? И где трое диверсантов?

– Всё нормально, – коротко улыбнулся Егор. – В том плане, что ситуация так и не вышла из-под моего контроля…. Два вертолёта приземлились за барханом. Скоро наши подойдут…. Хочешь пить? Подожди, сейчас флягу сниму с пояса и пробочку отвинчу…

Вскоре, действительно, в лощину спустились «наши»: с десяток «камуфляжников-автоматчиков», среди которых был и Лёха Петров, низенькая девушка-врач с тёмно-коричневым саквояжем в руках и два заслуженных генерала – Фрэнк Смит и Громов.

– Доктор, приступайте к выполнению служебных обязанностей. Остальным бойцам – отойти в сторонку. Ещё дальше, – велел Палыч. – А ты, Леон, докладывай – как и что. Только коротко, сжато и по делу. То бишь, без слюнявой лирики и пространных отступлений.

Егор и доложил – как по писанному:

– Не дождавшись Тёмного и Аль-Кашара, мы выдвинулись на поиски. Услышали отголоски разговора, исходившие из данной лощины. Осторожно подобрались к кромке бархана, выглянули из-за неё и оценили сложившуюся ситуацию. Связались по рации с базой и вызвали вертолёты с группами огневой поддержки. А после этого приступили к уничтожению неизвестных супостатов, так как взять кого-либо из них в плен не представлялось возможным – приоритет, в полном соответствии со служебными инструкциями, был отдан спасению пленённого офицера Белова. Уничтожили. Вроде бы…. Спустились вниз, а один из покойников, вдруг, «ожил» и метнул в Аль-Салони ножик. Я по этому живучему деятелю тут же полоснул автоматной очередью. Только, к сожалению, было уже поздно. Моя вина, опростоволосился…

– Понятное дело, что лоханулся, – поморщился генерал-лейтенант. – Про пользу контрольных выстрелов забывать никогда не стоит…. А что это за рюкзачок такой?

– Не могу знать! – не моргнув глазом, отрапортовал Леонов. – Не успел ознакомиться с трофеями. Сперва бербером занимался, пытаясь откачать. Потом Тёмного приводил в чувство…. Виноват!

– Ладно, с тобой, боец, я потом разберусь. На досуге…. Фрэнк, подойди-ка сюда. Видишь? То-то же, я как чувствовал…. Леон, а эмблемку-то на рюкзаке ты рассмотрел?

– Никак нет! Не успел. Виноват…

– Ну, и ладушки…. В сторону отвернись, морда насквозь-виноватая. Ибо, как гласит народная мудрость: – «Меньше знаешь – легче спишь…».

Егор послушно (но медленно-медленно), отвернулся, механически отметив про себя: – «А мистер Смит, оказывается, очень шустрый индивидуум. За пару-тройку секунд, считай, срезал с рюкзака приметную эмблему и запихал её в боковой карман своей «ооновской» пятнистой куртки…. Ну-ну, господа генералы. Тихушники хреновы. Говорите, мол, что большая политика – дело грязное? Всецело и полностью согласен, а так же и солидарен. Мать вашу генеральскую…. Ага, зашуршал пластиковый пакет, размещённый в рюкзаке. Сопят, родимые, насквозь-заинтересованно…. А теперь тревожно переговариваются тихим-тихим злым шепотком. Знать, проняло бродяг заслуженных…».

Через несколько минут мистер Фрэнк Смит, решив взять нить управления процессом в свои крепкие английские ладошки, скомандовал:

– Бойцы – ко мне! Метеорологи предупреждают, что приближается серьёзная песчаная буря. Поэтому со временем у нас – откровенно туго. Приказываю. Поместить мёртвые тела диверсантов в «трупные» пластиковые мешки и загрузить их на борт номер «ноль-один». Естественно, вместе с оружием и всеми носильными вещами покойных. Мы с генералом Громовым отбываем…э-э-э, на столичную базу…. Офицер Алекс!

– Я! – вытянулся в струнку Лёха Петров.

– Назначаетесь старшим по борту «ноль-два». А также и целиком по внештатной ситуации, связанной с предстоящей песчаной бурей.

– Есть!

– Загрузить на борт раненого и погибшего. Отбыть к стационарному лагерю корпуса. Выгрузиться. Но не расслабляться и быть готовым к спасательным операциям – в свете приближающегося песчаного катаклизма…. Всё ясно?

– Так точно!

– Выполнять…

Вертолёт с генералами, пятью «камуфляжниками» и пустынными трофеями (включая покойников в светло-бежевых тюрбанах), поднялся в воздух и, повисев на одном месте пять-шесть секунд, уверенно взял курс на северо-восток.

– А как оно всё было, Тёмный? – оторвав взгляд от удалявшегося вертолёта, поинтересовался Егор.

– Странно всё было, – слабым голосом отозвался Белов, лежавший на стандартных армейских носилках. – Мы с этой смуглолицей троицей в лощине столкнулись, буквально нос к носу. Естественно, что было однозначно приказано – вскинуть ручонки вверх и не дёргаться…. То есть, это я, приведя автомат в боевое положение, приказал. А старина Аль-Кашар, как увидал этих деятелей в тюрбанах, так сразу же опустился на песок, лёг на живот и, обхватив ладонями затылок, застыл…. А эти трое и ничего. В том плане, что никакого сопротивления не оказывали. Ну, ни малейшего. Сражу же «грабки» подняли…. Только у одного из задержанных в смуглой ладони правой руки был зажат какой-то маленький, чёрный и продолговатый предмет. Ну, я и велел, мол, выброси немедленно. Он послушно ладошку разжал. Тут же что-то громко щёлкнуло. Всё, больше ничего не помню, хоть убей. Тёмная шторка – плотно и сразу – опустилась на сознание. Какое-то хитрое излучение сработало, надо полагать. Или же что-то аналогичное…

– Получается, что Аль-Кашара не снайпер срезал?

– Получается, что так. Скорее всего, его уже потом пристрелили, когда он пребывал в бессознательном состоянии…. Как же иначе? Ведь, Аль-Кашар сразу догадался, кто перед нами находился. То бишь, подписал – этим самым знанием – собственный смертный приговор…. А чёрная продолговатая коробочка? Куда она подевалась?

– Палыч подобрал, – невозмутимо сплюнув под ноги, сообщил Алекс. – По-тихому. Подобрал и в карман своей генеральской куртки рачительно запихал…. Сглазил-таки Горыныч, похотливый сукин кот, мол: – «Заскучал я что-то. Ничего дельного и интересного не происходит…». Накаркал-таки, морда со шрамом. Начались, всё же, гадкие и кровавые происшествия. Типа – получите, отроки, полноценный задел. Получите и распишитесь в получении. Теперь, ребятки, только держись…. Эй, орлы! – обратился по-английски к широкоплечим «камуфляжникам», мрачно покуривавшим в сторонке. – Хватайте носилки с раненым и загружайте в вертолёт. Шустрее, ещё шустрее. И мёртвого бербера не забудьте…. Пилотам – готовиться к взлёту! Пора, братцы, на базу, пока песчаная буря, мать её песчаную растак, не началась. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Сейчас ещё и по прикладу автомата старательно постучу. Чисто на всякий пожарный случай…