Текст книги "История одной политической кампании XVII в."

В настоящее время в научный оборот введены по меньшей мере два подобных юридических акта о дальнейшей судьбе книг «литовской печати», конфискованных в городах южной «украины» Московии в 1630 г.

30 июля того года при досмотре «заповедных» товаров целовальники путивльской таможни нашли и тотчас отобрали у местного «торгового человека» Ивашки Кобылякова Молитвенник, выпущенный типографией киевского Богоявленского Братского монастыря.[54]54
  По сию пору это издание по-настоящему не отражено в библиографии. Я. Д. Исаевич, датировавший вслед за И. М. Каманиным события на путивльской таможне 1633 г., полагал, что на границе был конфискован Молитвенник (Кутеино, 1632 г.), напечатанный в типографии С. Соболя. При этом, очевидно, сознавая всю искусственность такой атрибуции, исследователь одновременно допускал возможность изъятия властями Путивля и киевского прототипа кутеинского издания. Впрочем, ошибка в дате конфискации у И. Кобылякова «заповедной» книги вынуждает усомниться в правдоподобии обоих вариантов гипотезы, предложенной маститым украинским книговедом (см. Исаевич Я. Д. Преемники первопечатника… С. 72).


[Закрыть] На допросе в приказной избе незадачливый коммерсант заявил городовым воеводам князю А. Ф. Литвинову-Мосальскому и И. А. Уварову, что по своей неграмотности он пребывал в полнейшем неведении о «литовском» происхождении книги, купленной им в Новгороде-Северском.[55]55
  Кн. А. Ф. Литвинов-Мосальский и И. А. Уваров были воеводами в Путивле с мая 1630 по февраль 1633 г. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 189).


[Закрыть] Однако столь хитроумное объяснение нисколько не помогло И. Кобылякову избежать обвинения в нарушении второго совместного постановления царя и патриарха, запрещавшего отечественным негоциантам привозить из-за рубежа украинско-белорусские издания и рукописи на продажу в Путивль.[56]56
  Сходное по содержанию положение царского указа октября 1627 г. не предусматривало конфискации «литовских» изданий у книготорговцев.


[Закрыть] Сразу же после дознания в съезжей избе князь А. Ф. Литвинов-Мосальский «с товарищи» приказали его задержать и «велели дать на поруку с записью до… государева указа».

История изъятия печатного киевского Молитвенника и все последующие действия путивльских властей подробно изложены ими в отписке, полученной в Разрядном приказе 13 августа 1630 г. в ответной указной грамоте, отправленной в Путивль спустя шесть дней, приказные судьи известили воевод о монаршем повелении отпустить арестованного книготорговца на свободу, а конфискованное «литовское» издание прислать в Государев Разряд. Через месяц, 22 сентября, путивльский сын боярский Петр Щекин доставил в Москву изъятый Молитвенник вместе с воеводской отпиской об исполнении полученных из столицы инструкций. В тот же день думный дьяк Ф. Лихачев отнес книгу и депешу из Путивля патриарху Филарету, который издание опальной «литовской печати» оставил у себя, а отписку вернул обратно в архив Разрядного приказа.[57]57
  Как удалось обнаружить Т. А. Опариной, привозимые на патриаршее подворье конфискованные издания Филарет Никитич повелел складывать в специально отведенных для этих целей «каменных палатах» Казенного двора, двери в которые потом были замурованы (Опарина Т. А. «Книги литовской печати»… С. 142).


[Закрыть] Столь пристальный интерес главы Русской церкви к этим событиям можно объяснить только его непосредственным участием в их разрешении.[58]58
  См.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 54. Столпик 2. Л. 343–347. Отписка путивльских воевод от 13 августа 1630 г. с произвольными купюрами и искажением языка документа опубликована в кн.: АМГ. Т. 1. № 279. С. 311.


[Закрыть]

Сложные жизненные перипетии, предшествовавшие конфискации двух украинских изданий в Рыльске осенью 1630 г., воспроизведены в мельчайших подробностях в отписке тамошнего воеводы князя О. И. Щербатова от 12 декабря того же года.[59]59
  См.: Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы. Т. 1. М., 1953. № 53. С. 90, 92. Кн. О. И. Щербатов (Щербатый) отправлял должность воеводы в Рыльске с февраля 1630 по декабрь 1631 г. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 196).


[Закрыть] Как следует из текста документа, массовая конфискация «литовских печатных и письменных книг» проводилась в местных храмах и на посаде на основании последнего, февральского, общего указа самодержца и патриарха 1628 г. В описи архива Разрядного приказа 1668 г. упоминались «две книги переписные, что прислано с Москвы в Рылеск московские печати книг к церквам вместо литовских книг, и что у ково взято от церквей и прислано к Москве, и какие книги литовские печати и писменные сысканы и оставлены у церквей и у мирских людей (?!), 137-го (1628/29) году».[60]60
  Описи архива Разрядного приказа XVII в. / Подгот. текста и вступит, ст. К. В. Петрова. СПб., 2001. С. 358. (Любезно указано Б. Н. Флорей.) Текст отписки воеводы кн. О. И. Щербатова в Государев Разряд от 12 декабря 1630 г. не оставляет и тени сомнения в том, что заголовок рыльских «книг переписных» в архивной описи XVII в. не столько отражал их реальное содержание, сколько повторял формуляр февральского указа «великих государей», предписывавшего заведение подобных документов на местах. Иными словами, в Рыльске отдельные издания «литовской печати» сохранились только в библиотеках духовных корпораций, а из всех частных собраний они подлежали тотальному изъятию. Лишним доказательством тому служит дело о добровольной выдаче рыльскому воеводе кабацким головой К. Савостьяновым, возвращенных ему иноземным негоциантом двух «опальных» книг – рохмановского Учительного Евангелия и острожского «Маргарита». Точно так же вряд ли есть серьезные основания говорить об отправке конфискованных изданий из Рыльска в Москву ранее 19 сентября 1630 г. Ср.: Воссоединение Украины с Россией… Т. 1. № 53. С. 92.


[Закрыть] Между тем, по свидетельству князя О. И. Щербатова, изъятые в городе издания были отосланы под охраной кормового казака Афоньки Сухова и церковного дьячка Тихонки Иконника в столицу лишь 19 сентября 1630 г. По-видимому, столь долгое хранение в съезжей избе ранее конфискованных «заповедных» книг отнюдь не было простой случайностью или проявлением воеводской нерасторопности. На такой шаг рыльский градоправитель мог решиться из-за вполне понятного желания сначала пополнить их число украинско-белорусскими изданиями богослужебного характера, которые в ту пору продолжали находиться в местных храмовых библиотеках. В этом случае ему пришлось бы заниматься подготовкой к отправке в Москву только одного большого транспорта с весьма дорогим грузом – печатными книгами.

Действительно, по четвертому совместному постановлению Михаила Федоровича и Филарета середины февраля 1628 г. городовым воеводам надлежало строго следить за тем, чтобы в ходе повального изъятия «литовских» изданий и рукописей в церквах не прекращалось бы регулярное литургисание. Именно поэтому властям Рыльска пришлось отказаться от конфискации из ризниц и книгохранительных палат используемых за богослужением «Евангильев толковых и Апостолов, и Псалтырей, и Триодей постных и цветных». Отобрать все перечисленные книги они имели право лишь после доставки из столицы им на замену потребного количества одноименных изданий «московской печати». Между тем, судя по сообщению князя Щербатова, книги литургического назначения, выпущенные в типографиях Великого княжества Литовского, оставались в храмовых библиотеках города еще в декабре 1630 г. Правительство оказалось не в состоянии в сжатые сроки провести массовую замену «опальных» украинско-белорусских изданий, явно переоценив мощности единственной русской типографии.[61]61
  Сp. весьма длительную по времени задержку с посылкой отечественных книг в путивльский Молчанский Печерский монастырь (подробнее см. выше).


[Закрыть] В результате царь и патриарх были вынуждены сначала отложить на неопределенный срок, а потом и совсем отказаться от проведения в порубежных с Речью Посполитой городах кампании по тотальному изъятию у духовных корпораций «заповедных» книг.

Спустя всего два дня после отправки партии «литовских» изданий в столицу, 21 сентября 1630 г., рыльский кабацкий голова, путивлец Кирилко Савостьянов, добровольно принес в приказную избу и выдал воеводе скандально известное в те годы Учительное Евангелие Транквиллиона (Рохманово, 1619 г.) и «Маргарит» – сборник гомилий константинопольского патриарха Иоанна I Хризостома, именуемого в славянской традиции Златоустом (Острог, 1595 г.).[62]62
  Острожский «Маргарит» 1595 г. оставался единственной восточнославянской публикацией этого популярного сборника гомилий Иоанна Хризостома вплоть до его переиздания в Москве в 1641 г. (Запаско Я. П., IсаевичЯ.Д. Пам'ятки книжкового мистецтва… Кн. 1. № 32. С. 31; Исаевич Я. Д. Преемники первопечатника… С. 150–151. Подробнее о сборнике «Маргарит» и его первом печатном издании см.: Ангелов Б. Търновският книжовник Дионисий Дивний // Съшт. Старобългарско книжовно наследство. Кн. 1. София, 1983. С. 47–51. Ср.: Гранстрем Е. Э., Творогов О. В., Валевичюс А. Иоанн Златоуст в древнерусской и южнославянской письменности XI–XVI веков: Каталог гомилий. СПб., 1998. С. 9 и ел.).


[Закрыть]

На допросе К. Савостьянов показал, что обе книги он приобрел в Польско-Литовском государстве для последующей перепродажи их в России еще до вступления в силу октябрьского указа 1627 г. Как уже отмечалось выше, по этому постановлению все украинские и белорусские печатные издания, привезенные в ту пору русскими купцами в приграничные города из-за рубежа, подлежали обязательному вывозу самими негоциантами обратно за пределы Московии. Для отечественных «торговых людей», поставлявших иноземные книги на внутренний рынок страны, подобное распоряжение правительства было равносильно утонченному, но оттого не ставшему менее жестоким наказанию. Организация распродажи «литовских» изданий непосредственно на территории Украины или Белоруссии любому из них могла принести одни только убытки и разорение. Так, например, украинский коммерсант Софронко Киянин более двух лет безуспешно пытался сбыть в Новгород-Северском повете и, возможно, в других землях Великого княжества Литовского переданные ему К. Савостьяновым для реализации книги – Учительное Евангелие Кирилла Ставровецкого и острожский «Маргарит» Иоанна Златоуста. Потеряв всякую надежду отыскать покупателя на эти издания в Речи Посполитой, он возвратил их прежнему владельцу в очередной свой приезд «с торгом» в Путивль в 1629/30 г. Таким образом, затеянная еще в 1627 г. торговая операция, сулившая ее организатору немалую прибыль, закончилась безвозмездной выдачей не проданных за рубежом книг рыльскому воеводе в сентябре 1630 г.

Князь О. И. Щербатов распорядился оба отданные ему К. Савостьяновым издания оставить в съезжей избе до получения в Рыльске специального монаршего указа, определявшего их дальнейшую судьбу. Однако лишь в начале декабря 1630 г. он направил в Москву отписку с подробным описанием случившегося. При этом воевода ни единым словом не обмолвился о ноябрьском постановлении царя и первосвятителя 1627 г., которое, в частности, предписывало неукоснительно сжигать все без исключения экземпляры произведений Кирилла Транквиллиона, где бы те ни были найдены. Через три дня после доставки отписки рыльского воеводы в Разряд, 15 декабря 1630 г., российский самодержец и патриарх повелели прислать конфискованные «Маргарит» и Учительное Евангелие разрядным дьякам в столицу. Весьма примечательно, что приговор «великих государей» был оформлен приказными дельцами в виде указной грамоты, надписанной именем одного царя. Составлен этот документ мог быть в Разряде между 15 и 31 декабря того же года (документ № 8).[63]63
  На обороте отписки рыльского воеводы от 12 декабря 1630 г. сделана делопроизводственная помета: «139-го декабря в 15 день указали государь и святейший патриарх те книги переслать к Москве и отдать в Розряде» (Воссоединение Украины с Россией… Т. 1. С. 92. Чтение текста пометы уточнено по подлиннику: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 325. Л. 524 об.).


[Закрыть]

Настоящим законодательным актом Михаил Федорович и Филарет фактически отменили собственное совместное постановление ноября 1627 г. в части непременного истребления любых книг Кирилла Транквиллиона Ставровецкого непосредственно в провинциальных городах на месте их обнаружения. Более того, его знаменитое Учительное Евангелие, похоже, перестало восприниматься московскими властями как некая «знаковая» публикация – символ развернутой ими кампании юридического преследования «литовской» православной книжности внутри страны. В посланной князю О. И. Щербатову указной грамоте они уже не делали никакого принципиального различия между сочинением Транквиллиона и острожским изданием «Маргарита» Златоуста. Очевидное смягчение откровенно конфронтационной позиции царя и первосвятителя по отношению к украинско-белорусским книгам не замедлило отразиться на характере смысловой «справы», которой судьи Государева Разряда подвергли текст документа накануне его отсылки рыльскому воеводе. Так, в исходной черновой редакции указной грамоты тому предлагалось оба отобранных у К. Савостьянова издания отправить в Москву только по опечатывании их своей личной печатью. Однако в окончательном «беловом» варианте приказного отпуска это весьма существенное условие переправки книг в столицу, вполне естественное при транспортировке любого «заповедного» товара, было опущено.[64]64
  Указная грамота, посланная в декабре 1630 г. из Разрядного приказа рыльскому воеводе кн. О. И. Щербатову, не обязательно была самым первым по времени документом, отменявшим практику публичного сожжения произведений Кирилла Ставровецкого в России. Впрочем, нельзя исключить теоретическую возможность существования более ранних актов аналогичного содержания, отправленных в другие приграничные города.


[Закрыть]

Грамота, направленная из Разрядного приказа в Рыльск во второй половине декабря 1630 г., по не известной сегодня причине не оказала на воеводу необходимого воздействия: получив ее, князь О. И. Щербатов по-прежнему продолжал хранить издания, выданные местным кабацким головой, у себя в съезжей избе. Еще три года тому назад подобное поведение привело бы к его смещению с должности или, по меньшей мере, к весьма серьезному внушению со стороны правительства. Но в конце 1630 – начале 1631 г. неисполнение градоправителем предписания царского указа нисколько не обеспокоило столичных бюрократов. Казалось, что они сами потеряли всякий интерес к проводимой в стране конфискации памятников «литовской» кириллической книжности. Иначе трудно объяснить, почему повторную указную грамоту из Разряда с предписанием доставить изъятые издания в Москву рыльский воевода получил лишь почти пять месяцев спустя, 25 мая 1631 г. При этом ему не было выражено от имени самодержца даже формального неудовольствия за невыполнение предшествующего декабрьского указа.[65]65
  Между тем, по наблюдению Т. А. Опариной, в 1631 г. (!) продолжалась практика замуровывания конфискованных «литовских» книг в помещениях Казенного двора (Опарина Т. А. «Книги литовской печати»… С. 142).


[Закрыть] Наконец, 21 июня того же года местный сын боярский Петр Воропонов привез конфискованные острожский «Маргарит» и рохмановское Учительное Евангелие вместе с отпиской князя Щербатова в Разрядный приказ.[66]66
  См.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 325. Л. 529–531.


[Закрыть]

В конце 1641 – начале 1642 г. судьи Государева Разряда расследовали дело по обвинению «белорусским» попом Андреем[67]67
  Упоминаемый в документе в качестве истца «белорусский» поп Андрей с осторожностью может быть отождествлен со своим тезкой – священником, вышедшим из Киевского повета «на государево имя» в 1640 г. В том же году московские самодержец и патриарх определили «литовского» иерея к духовному окормлению нововыезжих костенских «черкас», поселенных близ Усерда. Спустя два года, в 1642 г., поп Андрей вместе с прихожанами, захватив «церковное строение», попытался бежать назад в Литву, однако был пойман усердскими служилыми людьми. После обычного в таких случаях скорого следствия его сослали на «черные работы» в вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь. Ср.: Харлампович К. В. Малороссийское влияние… С. 71–72.


[Закрыть] воеводы пограничного городка Усерда стольника Е. И. Соплина-Бутурлина[68]68
  Стольник Е. И. Соплин-Бутурлин находился на воеводстве в Усерде с 1641 по сентябрь 1642 гг. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 258).


[Закрыть] в присвоении двух принадлежавших истцу книг: предположительно «Полуустава, или Требника» (Вильно, 1622 г.) и Учительного Евангелия Иоанна IX Агапита (Евье, 1616 г.).[69]69
  См.: Галенчанка Г. Я. i тш. Кшга Беларуа 1517–1917… № 78, 99. С. 87, 96.


[Закрыть] Сегодня из всех следственных материалов этого дела сохранился единственный документ – оправдательная отписка главы у сер декой администрации от 31 января 1642 г., из которой явствует, что иноземный священник лишился своего имущества во время Смоленской войны между Россией и Речью Посполитой 1632–1634 годов (документ № 10). В ней стольник Е. И. Бутурлин, категорически настаивая на личной непричастности к грабежу иерея-единоверца, писал: те печатные издания ему отдали «всем войском ратные люди розных городов» в пору, когда они «громили» земли Великого княжества Литовского. По-видимому, обе книги достались Бутурлину при дележе трофеев после удачного штурма одного из многочисленных северских и смоленских городков, захваченных русской армией в самом начале боевых действий.[70]70
  См.: Книги разрядные по официальным оных спискам, изданные с Высочайшего соизволения II Отделением собственной Е. И. В. Канцелярии. СПб., 1855. Т. 2. Стб. 452–468. Ср.: Вайнштейн О. Л. Россия и Тридцатилетняя война 1618–1648 гг.: Очерки внешней политики Московского государства в первой половине XVII в. М., 1947. С. 168–169; KupiszD. Smolecsk 1632–1634. Warszawa, 2001. S. 94–98; Kyлаковський П. Смоленська вшна 1632–1634 роюв i Чершгово-Оверщина // Записки Наукового товариства iMem Шевченка. Льв1в, 2002. Т. 248. С. 30–60.


[Закрыть] Еще совсем недавно такое приобретение доставило бы новому владельцу немало хлопот и, может быть, даже серьезные неприятности, однако в 1632–1634 гг. собственнику украинских или белорусских изданий явно уже не грозили ни царская опала, ни их принудительное изъятие. Поэтому стольник Е. И. Соплин-Бутурлин без всякого опасения «сослал»[71]71
  «Сослал» – отослал, выслал (Срезневский И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1903. Т. 3. Стб. 836).


[Закрыть] полученные в качестве доли военной добычи Требник и Учительное Евангелие к себе в галицкую деревню «к церковному строенью».

Режим конфискации памятников польско-литовской православной кириллической книжности, безусловно, предполагал соблюдение строгого запрета на их свободное перемещение по территории Русского государства на весь период проведения акции. Между тем введенные в настоящее время в научный оборот владельческие записи на украинско-белорусских «стародруках» XVI – первой половины XVII в. свидетельствуют о возобновлении подданными московского царя регулярных торговых операций с «литовскими» изданиями внутри страны еще летом 1632 г.[72]72
  На сегодня известен едва ли не единственный случаи продажи «литовского» издания в России между декабрем 1627 и июлем 1632 г.: 23 мая 1628 г. калужскому попу Тимофею (?) удалось успешно продать в родном городе Евангелие (Вильно, ок. 1580 г.). Такая торговая операция представляла собой очевидное прямое нарушение первого совместного указа царя и патриарха, о котором воевода и местные жители были извещены специальной указной грамотой, посланной из Владимирской четверти в Калугу в самом конце ноября – декабре 1627 г. Единичный случай несоблюдения этого постановления может служить косвенным подтверждением весьма действенного контроля государственной власти за его точным неукоснительным исполнением на местах (Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 89, 267. Ср. документ № 4).


[Закрыть] В июле того года некий поп Иван Макаров продал неустановленному лицу Новый Завет с Псалтирью (Вильно, 1596 г.).[73]73
  См.: Поздеева И. В. Коллекция старопечатных книг XVI–XVII вв. из собрания М. И. Чуванова: Каталог. М., 1981. № 15. С. 43.


[Закрыть] В том же 1632 г. некто «Володимер» (фамильное прозвище неизвестно) приобрел виленское Евангелие 1595 г. в Холмогорском уезде. Спустя несколько лет, в 1635 г., Ивашко Луков уступил одноименное издание крестьянам Тошинской волости Вологодского уезда, а в Курмыше иеромонах Леонид купил у Корнилы Маркелова Евангелие (Вильно, ок. 1580 г.). В следующем году, 27 августа 1636 г., этот же черный поп перепродал ранее приобретенный экземпляр курмышцу Ивану Пазухину. 28 мая того же года царский сытник Косков успешно реализовал в Москве «Грамматики Славенския правилное Синтагма» Мелетия Смотрицкого (Евье, 1619 г.).[74]74
  См.: Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 89, 267, 273, 279.


[Закрыть] В 30-х годах XVII в. виленский Октоих 1582 г. продавался на Вятке за тридцать алтын, а в 1641 г. Максим Михайлов сын Зонов заплатил кому-то из тамошних жителей за «Апостол с привилеем» (Вильно, не ранее 1595 г.) сорок пять алтын.[75]75
  См.: Мосин А. Г. Кирилловские издания литовских, украинских и белорусских типографий XVI в. в Вятской земле // Федоровские чтения. 1982. М., 1987. С. 92.


[Закрыть] Таким образом, к июлю 1632 г. царь Михаил Федорович и патриарх Филарет фактически полностью отменили свой первый совместный указ середины ноября 1627 г. о сожжении сочинений Кирилла Транквиллиона Ставровецкого и о запрещении торговли «литовскими» книгами на всей территории Московии.

По окончании Смоленской войны правительство упразднило все прежние ограничения на ввоз в Россию произведений единоверной украинско-белорусской кириллической книжности. Первыми почувствовало перемену московских властей к некогда «заповедным» изданиям и рукописям православное духовенство Речи Посполитой, переселявшееся в Русскую державу «на государево имя». Отныне воеводы приграничных российских городов беспрепятственно пропускали в глубь страны и выходца-одиночку, как иеродиакон Паисий Киевлянин (1636 г.),[76]76
  Подробнее о приезде Паисия Киевлянина в Россию в 1636 г. см.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Столбцы Приказного стола. Д. 105. Л. 239–243, 263–273, 324–328, 359.


[Закрыть] и насельников целого монастыря, подобно инокам густынской Прилуцкой обители (1638 г.), со всеми без исключения книгами, привозимыми на новую родину.

В июне 1638 г. густынские монахи вывезли в Московию среди прочих изданий «литовской печати» и «Евангелье учителное Кирилово слогу» – книгу, которую еще десять лет назад надлежало при обнаружении незамедлительно отобрать у владельца и публично сжечь «на пожаре» за содержавшиеся в ней «тайные ереси» и неправославие автора. Однако в конце 1630-х гг. это издание почиталось уже вполне ортодоксальным не только путивльскими таможенниками и воеводой Н. Ф. Плещеевым, но и самим московским самодержцем.[77]77
  См.: АЮЗР. СПб., 1861. Т. 3. № 2. С. 6. Наиболее подробное и точное описание в научной литературе обстоятельств выезда «на государево имя» черного диакона Паисия Киевлянина и густынских монахов см. в: Харлампович К. В. Малороссийское влияние… С. 48, 51, 53–55.


[Закрыть]

По Поляновскому мирному договору и «по нашему государскому <царя Михаила Федоровича. – А. Б.> утвержденью» лета 1635 г. украинским и белорусским негоциантам позволено было приезжать в российские порубежные и окраинные города для торговли различными товарами, кроме «вина горячего» и табаку. В то же время им категорически воспрещалось посещать «с торгом» столицу и любые замосковные города: законным образом «литовские» купцы могли вести коммерческие дела в Москве лишь под патронатом дипломатов Речи Посполитой, чье присутствие являлось необходимым условием их свободного проезда в «царствующий град» соседней державы. Причем в этом случае русское правительство предоставляло иноземным «торговым людям» весьма ощутимую льготу: они освобождались от уплаты всех таможенных пошлин и сборов.[78]78
  См.: Русско-белорусские связи: Сб. документов (1570–1667 гг.). Мн., 1963. № 111, 113, 116, 213. С. 136, 138, 139, 234; Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы. Т. 2. М., 1953. № 33. С. 66. Ср., например: Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения. Кн. 5. М., 1990. С. 171–172, 177.


[Закрыть] Таким образом, непосредственный надзор за торговлей украинско-белорусских коммерсантов в столице России, возобновленной по окончании Смоленской войны, оказался, по воле обстоятельств, в ведении руководителей Посольского приказа.

Во второй половине 30 – X гг. XVII в. прославленный украинско-белорусский печатник Спиридон Соболь неоднократно привозил продукцию своей собственной типографии на продажу в Москву, получая каждый раз заново специальное разрешение посольских дьяков.[79]79
  См.: Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 56.


[Закрыть] Однако в апреле 1639 г. он был неожиданно задержан с очередной партией книг на границе в Вязьме, а затем выслан назад в Польско-Литовское государство. Столь резкая перемена к Соболю со стороны правительственных чиновников произошла из-за успеха интриги, затеянной против него знаменитым московским типографом Василием Федоровым Бурцовым-Протопоповым, обвинившим его в сочувствии к унии.[80]80
  См.: Русско-белорусские связи… № 138. С. 160.


[Закрыть] Враждебность Бурцова к своему могилевскому коллеге объясняется не только уклонением последнего от уплаты ему денег по «кабальному» обязательству, но и простой логикой конкурентной борьбы двух предпринимателей. Дело в том, что весной 1639 г. С. М. Соболь, помимо продажи напечатанных им изданий, предложил царю услуги одновременно в качестве переводчика «книг греческих в руский язык», издателя и педагога, способного организовать в Москве нечто вроде типографской школы, где российские юноши могли бы обучаться словолитному мастерству, славянскому и иностранным языкам.[81]81
  См.: Там же. № 135, 136. С. 157, 158. Ср.: ЗерноваА. С. Белорусский печатник Спиридон Соболь // Книга: Исследования и материалы. Сб. 10. М., 1965. С. 143–144; Дзюба Е. Н. Просвещение на Украине… С. 49; Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 57.


[Закрыть] Идея заведения в столице Русского царства еще одной полугосударственной книгопечатни, безусловно, затрагивала коммерческие интересы В. Ф. Бурцова, в 1634–1642 гг. арендовавшего два стана на столичном Печатном дворе.[82]82
  Подробнее см.: Иванова Ж. Н. Василий Бурцов и его роль в развитии печатного дела в России // Труды ГИМ. Вып. 75. Памятники русской народной культуры XVII–XIX веков. М., 1990. С. 14–28.


[Закрыть] Нежелание испытывать судьбу в конкуренции с опытным белорусским типографом, по-видимому, явилось для него главным побудительным мотивом в стремлении любыми средствами расстроить планы Спиридона Соболя осесть в Москве. Василий Бурцов воспользовался наиболее верным способом уничтожить своего противника – представил того в глазах верховной светской и духовной власти ренегатом, изменившим православию. Впрочем, едва ли царь Михаил Федорович и новый патриарх Иоасаф I были готовы в ту пору открыть в России общедоступное училище (наподобие братского) с преподаванием греческого, латинского и даже польского языков, во главе которого стоял бы иноземный «дидаскал», отнюдь не торопившийся отрекаться от подданства своему «природному» государю Владиславу IV. Поэтому неудивительно, что в указной грамоте о выдворении С. Соболя за пределы Московской державы, отправленной из Посольского приказа вяземским воеводам 22 апреля 1639 г.,[83]83
  В 1639–1640 гг. Вязьмой управляли воеводы: стольник кн. Ю. П. Буйносов-Ростовский и Б. Г. Сулемшин-Пушкин (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 55).


[Закрыть] русское правительство самым решительным образом отказалось от использования его познаний в педагогике и типографском искусстве: «а к Москве ево <Соболя. – А. Б.> отпускати не велели <самодержец и, вероятно, первосвятитель. – А. Б.>, чтоб в ево ученье, и в книгах смуты не было, да и для того, что он служил киевскому митрополиту Петре Могиле, а Петр Могила от православные крестьянские веры отстал и пристал к римской вере».[84]84
  РГАДА. Ф. 141. 1638 г. Д. 35. Л. 70–71.


[Закрыть] В 1639 г. власти Московии охотнее пропускали в страну из-за рубежа обычных негоциантов, нежели книгоиздателей и школьных учителей.

Депортация СМ. Соболя никоим образом не повлияла на в целом благожелательное отношение царя и патриарха к самому факту торговли иноземными купцами украинско-белорусскими изданиями и рукописями в России. «Купецкие люди» из Речи Посполитой вполне свободно привозили партии «литовских» книг на Свенскую (Свинскую) ярмарку в окрестностях Брянска: в 1642 г. там их продавал могилевский мещанин Овхим Тараканов, а в 1651 г. – его земляк Андрей Тимошкевич, представляя интересы священника Максима Ивановича.[85]85
  См.: Голенченко Г. Я. Идейные и культурные связи… С. 89.


[Закрыть] Приблизительно в 1646–1649 гг. не названные по имени негоцианты из Литвы приезжали в Тулу, где предлагали покупателям «сукна и попоны, и достаканы,[86]86
  «Достаканъ» – сосуд для питья, стакан (Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 4. М., 1977. С. 338).


[Закрыть] и опаяски, и Азбуки печатные».[87]87
  Русско-белорусские связи… № 242. С. 262. Те «литовские люди на Тулу приезжали при воеводех при Василью Месном да при Лукьяну Москотильеву, им явливались». Тульский городовой дворянин В. В. Мясной служил воеводой в родном городе с октября 1646 по октябрь 1648 г., а Л. Н. Москотиньев отправлял там должность осадного воеводы в октябре 1648–1649 г. (Барсуков А. П. Списки городовых воевод… С. 250).


[Закрыть]

Отрывочные и крайне скудные известия исторических источников о поставках украинских и белорусских изданий в Российское царство из-за рубежа в конце 30-х – 40-х гг. XVII в., безусловно, не могут быть признаны в качестве абсолютных показателей межгосударственной книжной торговли тех лет. Впрочем, даже они позволяют сделать осторожный вывод о весьма скромном ее масштабе после отмены запретительных указов второй половины 1620-х гг.: вероятно, понесенные из-за них немалые убытки надолго запомнились всем «купецким людям», кто занимался тогда ввозом продукции польско-литовских «друкарен» в Московию. К тому же на исходе 30 – 40-х гг. заметно расширился репертуар изданий столичного Печатного двора. Вслед за публикацией Минеи праздничной (Трефологиона) в 1637–1638 гг., иноческого и мирского требников 1639 г., где впервые были напечатаны тексты византийских и русских памятников церковного законодательства, московские типографы выпустили в свет целый ряд «великих соборников» уставного чтения (Пролог [1641, 1642–1643 гг. ], «Маргарит» Иоанна Златоуста [1641 г. ], «Паренесис» Ефрема Сирина [1647 г. ], «Лествицу райскую» Иоанна Синайского [1647 г. ] и др.), «Патриаршее поучение», надписанное именем московского первосвятителя Иосифа (1643 г.), полемические сборники («Многосложный свиток» о почитании святых икон [1642 г. ], «Кириллову книгу» [1644 г. ], «Книгу о вере» [1648 г. ]), богослужебно-агиографические «соборники» (Службы и жития святителя Николая Мирликийского [1640, 1641, 1643 гг. ], преподобных Сергия и Никона Радонежских [1646 г. ], Саввы Сторожевского [1649 г. ] и проч.), которые явственно должны были «потеснить» на внутреннем рынке книги «литовской печати».[88]88
  Подробнее об этом см.: Вознесенский А. В. Об издательской программе московского Печатного двора // Рукописные собрания церковного происхождения в библиотеках и музеях России: Сб. докладов конференции 17–21 ноября 1998 года, Москва. М., 1999. С. 35–41. Ср.: Булычев А. А. О публикации постановлений Церковного собора 1620 г. в мирском и иноческом «Потребниках» (М., 1639) // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 2. М., 1989. С. 35–62; Опарина Т. А. Иван Наседка… С. 102–142, 212–284, и др.


[Закрыть] Примечательно, что некоторые из них представляли собой либо переиздания, либо местные обработки украинско-белорусских «стародруков» или рукописных сборников XVI – первой трети XVII в.[89]89
  Ср.: Исаевич Я. Д. Преемники первопечатника… С. 149–154.


[Закрыть]

Итак, разрешив по окончании Смоленской войны купцам из Речи Посполитой продавать «литовские» издания непосредственно на российской территории, правительство фактически отказалось от продолжения кампании против единоверной украинско-белорусской кириллической книжности, проводимой в стране с конца 1620-х гг. Отныне книги, напечатанные или переписанные в Литве, уже больше не воспринимались официальными властями как сочинения, полные соблазнительных «еретических» лжеучений и оскорбительных для слуха благочестивого читателя «хульных словес» на Христа и Его Церковь. Новая ситуация породила у части черного духовенства иллюзорную надежду на ревизию итогов конфискации украинских и белорусских изданий из библиотек духовных корпораций зимой 1627–1628 гг. В середине лета 1638 г. игумен путивльского Молчанского монастыря Варлаам, например, предлагал царю Михаилу Федоровичу вернуть в книгохранилище обители изъятые оттуда в декабре 1627 г. книги «печати киевской», утрата которых не была компенсирована аналогичными по содержанию московскими изданиями.[90]90
  См.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Столбцы Белгородского стола. Д. 460. Л. 19. Настоятель Молчанской обители попытался ввести в заблуждение столичных бюрократов относительно тех «киевских» изданий, что были конфискованы из монастырской библиотеки в декабре 1627 г. Как уже говорилось выше, игумен Варлаам настаивал на изъятии тогда путивльскими воеводами у монахов не одного, а целых двух экземпляров Анфологиона, отпечатанного в лаврской типографии в 1619 г.; кроме того, он предлагал вернуть обратно в обитель и якобы изъятую ими Минею общую, выпущенную С. Соболем в Киеве в 1628 г. (!), т. е. уже после проведения сплошного изъятия «литовских» печатных книг в Молчанском монастыре. Несмотря на откровенную авантюрность челобитья молчанского игумена, сам факт обращения к правительственным чиновникам с подобными требованиями в 1638 г. весьма показателен.


[Закрыть]