Текст книги "Эскадрон, сабли наголо!"

– Что, Силович, никак трофей у этого брода успел взять? – крикнул едущий рядом со знаменосцем немолодой всадник с галунами старшего унтера.

– Да если бы, Фадей Иванович! – откликнулся Сошников. – Ничего интересного, местные товар свой на базар в Газах везут. Видать, всех овец в ауле остригли, полные арбы шерсти тут.

– Гляди, Тимоха, старший полковой писарь, – кивнул вслед проехавшему старшему унтер-офицеру Сошников. – Шибко важный это человек, как я тебе скажу. А ведь когда-то он у меня в отделенных командирах был. Вот, видишь, как оно в жизни бывает? Грамотный, оттого-то и наверх сумел выбиться, теперяча все время при господах офицерах обретается. При самом что ни на есть главном, полковом штабе! И ты ведь, я знаю, весьма грамоте обучен, письмо и счет знаешь, книжки вон толстые почитываешь, так что приглядывайся, можа, и тебя я со временем с Ивановичем сведу, ежели, конечно, какой удобный случай вдруг приключится.

Силович напрягся и взял мушкет «на караул».

– Начальство едет, Тимоха! Замри!

Гончаров, застыв с прислоненным к ноге мушкетом на месте, глядел, как мимо проезжают на породистых лошадях важные штабные господа офицеры и во главе их сам командир полка, князь Эристов. Они, как видно, о чем-то шутили, даже не удостоив своими взглядами замерших по стойке смирно драгунов.

– Уф, пронесло! – выдохнул Силович. – Полковник-то наш, говорят, весьма строг до строевых экзерциций. Как-никак они ведь в столичных гвардиях раньше служили, не халам-балам!

Проехал последний эскадрон, за ним прошел длинный полковой обоз и показался полковой арьергард.

– Ну все, братцы, по коням! – скомандовал Сошников. – Теперяча это дело заслонных – за хвостом приглядывать, а вот нам своих догонять надобно.

– Все, езжайте! Вперед! Вперед! – махнул он стоящим у повозок бородачам. – Туда, туда, – показал он рукой на брод. – Газах, Газах!

Те закивали головами с надетыми на них лохматыми шапками и начали выводить повозки к броду.

– Э-эх! Но-о! – крикнул Сошников, понукая свою кобылу. – Ходу, братцы! Ходу!

Отделение прошло через реку и поскакало вслед уходящему полку.

Нарвскому драгунскому полку выделили под квартирование южные пригороды Тифлиса. Здесь же, неподалеку от выезда, вставали Семнадцатый егерский полк Карягина, кавказский гренадерский, Саратовский мушкетерский и казаки Агеева.

Второго июня было назначено общее построение на пригородной равнине около речки Куры. Главнокомандующий желал лично лицезреть свои подготовленные к боевому походу части.

… – Вчера ко мне прибыл персидский посол Якуб-бек и вручил послание от своего господина Фетх Али-шаха! – приподнявшись на стременах чистокровного арабского скакуна, громогласно объявил выстроенным войскам Цицианов. – В этом послании прописано требование о немедленном выводе всех русских войск из Закавказья. В случае же отказа глава династии Каджаров грозится вышвырнуть нас своей многочисленной армией! По своей сути это есть объявление войны, братцы! – оглядев замершие ряды, крикнул он гневно. – Никто и никогда не может столь предерзко диктовать условия великой Российской империи. Я объявляю о начале похода на недружественную нам Эривань. Если у персов будет хоть толика здравого разума, они удержатся от опрометчивых враждебных действий против нас и уйдут в свои пределы, в противном же случае пусть они пеняют на себя! Слава Российской империи! Слава императору и самодержцу Александру Первому!

– Слава! Слава! Слава! – ревели тысячи глоток солдат и офицеров русской Закавказской армии.

– …Только недавно вы отважно и не щадя своих жизней шли на штурм стен грозной крепости Гянджи! – продолжил, когда стихло эхо от громогласного крика, далее свою речь наместник. – Каждому участнику тех славных событий жалована от милостивого императора денежная премия в размере полугодового оклада, каждый вместе с ней получит и особую медаль! Стоя на этих южных рубежах империи, знайте, государь помнит о вас. Бейтесь храбро, братцы, и деяния ваши не будут забыты и потомками спустя века! Ура!

– Ура! Ура! Ура! – ревели полки, батальоны и роты.

– Ура-а! – кричал вместе со всеми и Тимка. Он уже чувствовал себя своим в этом огромном море солдатского братства. Это было уже его время и его страна!

– Четыре рубля и девяносто копеек, – качал головой Ленька, ощупывая пальцами серебряные кругляши. – Гляди-ка, ведь все до копеечки отдали из наградных, а в рекрутском депо мы едва ли пятую часть от положенного получили.

– Ну еще бы не отдали, – с важностью пробасил Федот. – Это как-никак наградное жалованье от самого государя ампиратора за геройство при взятии Гянджи. Посмел бы его кто из штабных закроить! Ну-у, все, налюбовался? Гони половину в артельную кассу!

– Держи-и, – вздохнул Блохин и отсчитал две большие рублевые и четыре мелкие серебряные монеты. – Ну нет у меня более пяти копеек, вот как только гривенник разменяю, так потом сразу отдам пятак, – буркнул он, заметив строгий взгляд артельного казначея.

– Ну что, братцы, а ведь смотрится, да? – натирая серебряную медаль рукавом мундира, проговорил довольный Савелий. – У Силовича их аж три, у Федотки вон две имеется, а ведь более ни у кого из наших не было. А теперь-то во-он, красота! На шелко́вой красной ленте, на груди огнем горит! До полной выслуги, бог даст, дослужим, и на пенсион с ней не стыдно будет выходить.

– Ты сначала до пенсиона этого доживи, – проворчал Устим. – Спроси у Силовича, сколько из его отделения, из тех, кто Измаил брал, в строю осталось? Дядька Фадей, тот, который сейчас в штабных писарях состоит, да он, вот и все!

– Ну ладно ты, это, Устимка, не нагонял бы тоску, а то молодые ведь смотрят, – проворчал Федот, кивая на двух прибывших в отделение новобранцев. – Не слушайте его, робяты, он, как вернулся с лазарету, так все зудит и зудит. Вот чего ты такой кислый, а? Застоялся там, небось, как мерин, пока мы по горам бегали! Ничего, вот скоро на Эривань в поход двинем, там уж точно взбодришься. А сегодня еще вечерком новую медалию обмоем. Эх, хорошо!

Вечером солдатские артели никто не тревожил. Господа офицеры тоже, так же, как и нижние чины, нынче праздновали. Помимо наградных сумм, многие из них получили новые чины, ордена и повышение в должности, а кто-то так сразу и то, и другое. Во втором эскадроне Нарвского драгунского полка капитан Огнев и его заместитель штабс-капитан Родионов прикрутили к эфесам своих сабель красный крест ордена Святой Анны третьей степени. Прикрепили к нему и особый «аннинский темляк» с серебряной кистью на конце. Взводный фланкеров, Кравцов, получил чин поручика и теперь мечтал о кавалерстве. Ордена в Российской империи были очень почетной наградой, давали множество привилегий владельцу и показывали особый его статус.

– За императора Александра Первого, господа! Ура!

– Ура! Ура! Ура-а-а! – гремело из «офицерских» домов!

– Твоя очередь бежать, Ванька! – слышалось из многих «солдатских» квартир. – У Ашота с мостового переулка бери, да давай два кувшина сразу! Чего уж там, опять, что ли, бежать?!

Войска отдыхали. Было объявлено о выступлении в поход через три дня, и всем хотелось пока не думать о грядущих тревогах и опасностях.

Глава 6. А вот и персы!

Восьмого июня одна тысяча восемьсот четвертого года авангард войск князя Цицианова под командованием генерал-майора Тучкова Сергея Алексеевича вышел из Тифлиса и направился по южной дороге в сторону Эривани. А уже десятого числа вслед за ним выступили и основные русские силы.

– Не подгоняй, да не подгоняй ты кобылу! – ворчал на молодого драгуна Савелий. – Она, хоть и животина, а гораздо умнее тебя в этом деле будет. Лошадь твоя, как все и остальные, словно бы в табуне, в общем строю сама хорошо идет. Так что ты это, ты, главное, парень, старайся чувствовать ее, и уж лучше ей не мешай.

– Вот так Малаев у нас, ну и командир, гляди, какой он солидный-то при новичках стал, – кивнул со смехом себе за спину Чанов. – Скоро и тебя, Ефим Силович, подсидит и унтерские галуны на мундир нацепит.

– Иди ты, Ванька, не болтай! – отмахнулся Сошников. – Пущай занимается с молодыми, коли хочет. Ты, что ли, их будешь воинской службе учить, а, лентяй?! Мирон, Данила, – обернувшись, крикнул он молодым рекрутам. – Вы за Савелием крепко держитесь парни, он вас плохому не научит, и в бою за его широкой спиной вам гораздо спокойнее будет. Как он и что делает, так и вы за ним в точности повторяйте. Давай, давай, Малаев, учи ребяток. Вспомни, совсем недавно и самого вот так же ведь опытные наставляли, так что все еще свежо должно быть у тебя. И вы, Тимоха с Ленькой, тоже бы в этом деле поспособствовали, а то едут они тут, улыбаются!

– Ладно, ладно, Силович, поспособствуем, – согласно кивнул Тимофей. – Мы же от помощи ребятам не отказываемся. А все же Савелий у нас тут за самого главного в этом деле будет. Так ведь, господин учитель? – подколол он товарища.

– Да идите вы все! – отмахнулся тот.

Передовая колонна авангарда Нарвского драгунского полка заходила по протяженному спуску горной дороги в урочище Гюмри (Гумры). Там, впереди, совсем уже недалеко от них было «историческое сердце армянского народа», их духовный центр, монастырь Эчмиадзин («Сошествие Единородного»), занятый, по докладам разведки, войсками эриванского хана. По первоначальному плану князя Цицианова наступление на столицу ханства нужно было вести, прежде освободив город Гюмри, а затем уже идти на Эривань.

От следующего спереди авангарда послышался звук сигнальной трубы.

– Подтянись! Аллюр рысью! – скомандовал командир эскадрона, капитан Огнев. – Слышите, передовые дозоры подмогу запрашивают? Фланкеры, вперед!

– Но, но! – Тимофей дал шенкелей Чайке и прибавил вслед за остальными драгунами ходу. Тряская езда по извилистой дороге вскоре прекратилась, и взвод выскочил на прямой участок, выходящий к небольшой речке. Перед ними уже спрыгивали с коней четвертый взвод первого эскадрона, а сзади подскакивали фланкеры из третьего и четвертого.

– Ружья из бушматов долой! Всем спешиться! Коноводы, отвести лошадей в тыл! – гарцуя на жеребце, скомандовал подскакавший к авангарду подполковник Бомбель. – Драгунам приготовиться к пехотному бою! Взвод первого эскадрона, вам стрельба с колена в первой шеренге, второго и третьего – в шеренгах стоя. Взвод четвертого, занимайте позиции с флангов у дороги. Оружие к бо-ою! То-овсь!

Тимофей отдал повод подбежавшему молодому драгуну, тот схватил поводья у Савелия, Леньки и Чанова и потрусил с лошадьми в тыл. А они сами уже стояли в определенной им второй шеренге и готовились к стрельбе.

Разбрызгивая воду, в их сторону неслись по речному броду казаки и вместе с ними пара десятков всадников из грузинского ополчения. Вслед за отступающими с криками и улюлюканьем скакало несколько сотен ханских всадников.

– Внимание, центр, в стороны разойдись! – скомандовал подполковник! – Быстрее, быстрее, братцы, а то свои же стопчут!

Полсотни всадников с грохотом проскакали сквозь оставленную им прореху и по команде Бомбеля шеренги за ними вновь сомкнулись. А неприятель был уже в каких-то ста шагах.

– Целься! Первая шеренга, огонь!

Три с половиной десятка ружей ударили залпом из положения с колена в подскакивающую к броду конницу.

– Вторая шеренга, огонь!

– Третья, огонь!

– Фланги, огонь!

Дружные и плотные залпы драгун выбили передовых всадников и их коней, остальные не решились продолжать наступление, не доскакали до брода каких-то пары десятков шагов, резко развернулись и понеслись от реки прочь.

– Огонь без команды, по своей сноровке, россыпью! – крикнул подполковник.

У Тимофея, орудующего шомполом, пуля была уже в стволе, и он, плотно прижав приклад мушкета к плечу, взвел большим пальцем курок.

– Не успеешь, не уйдешь! – пробормотал он негромко, совмещая прорезь целика с мушкой. – Какой же дурацкий здесь прицел! – и, выдохнув, плавно выжал спусковую скобу.

Бам! В плечо ощутимо ударило, а тот татарин, что скакал чуть правее всех, у самой обочины, раскинул в стороны руки и выпал из седла.

– Мой или нет? – пробормотал Гончаров, выхватывая из лядунки новый патрон.

От занятых фланкерами позиций слышалась частая трескотня выстрелов, и вслед отходящей неприятельской коннице все неслись пули.

– Отставить стрельбу! – крикнул подполковник. – Они уже далеко отскочили, нечего зазря порох жечь!

Сзади послышался отбивающий походный марш звук барабана, и вскоре показалась основная колонна русских войск.

– Приказ от генерала Тучкова: драгунам прикрывать фланги и тыл пехотных колонн! – с ходу выпалил подскакавший адъютант его превосходительства. – Как донесли только что вернувшиеся дозорные, впереди, перед самым Гюмри, находится около десяти тысяч конницы ханцев и отряд мятежного царевича Александра. Сейчас был их передовой отряд, а совсем скоро сюда и главные силы подтянутся!

Вода в реке была пехотинцам по колено. Первыми на противоположный берег вышли мушкетеры Тифлисского полка, за ними проследовали два батальона гренадеров из Кавказского и восемь полевых орудий. Пехота выстроилась в плотное каре и пошла по расширяющейся Ширакской котловине вперед.

– «Коноводам – подать коней!» – трубили сигнал штаб-трубачи.

– Седлай коней! – разнеслись команды эскадронных офицеров, и вскоре вслед за пешим войском последовала и регулярная русская кавалерия. К Нарвскому драгунскому полку пристроились сотня донских казаков и еще две сотни грузинских и армянских ополченцев. Примерно через версту хода показался и неприятель. Под барабанный бой русские колонны продолжали движение вперед. Ударили выкаченные в промежутках между пехотными построениями полевые пушки, раздался один, второй, третий ружейный залп, и неприятельская конница отхлынула.

– Вперед, братцы! В штыки! – разнеслись над долиной команды русских офицеров, и колонны под мерный барабанный бой пошли дальше.

Дважды бросался неприятель в атаку, и каждый раз он откатывался назад, отбитый ружейными залпами и пушечной картечью. На третий раз по приказу генерала Тучкова в атаку пошла вся имевшаяся у него кавалерия. Эскадрон Гончарова летел вперед, обходя каре гренадеров слева. Пехота уже отбилась от наскока вражеской конницы и теперь наблюдала, как драгуны несутся на смешавшихся и отходящих ханцев.

– Дайте им прикурить, братцы! Рубите в капусту басурман! – кричали солдаты, потрясая фузеями.

– Ура-а! – гремело над огражденной горами долиной.

– Не уйдешь! – Тимка выхватил из бушмата мушкет и разрядил его в мелькающие впереди спины. Попасть на ходу в цель было нереально, и он, вставив его обратно, подстегнул Чайку, а потом начал заворачивать ее немного правее. – Ну же, вперед, вперед, милая! Ходу!

Догнать отходящих с флангов ханцев было уже невозможно, они неслись прочь во всю прыть, и только в самом центре отбитые русской пехотой чуть задержались несколько их сотен. На них-то сейчас и заходили с флангов два эскадрона драгун, отрезая пути отступления. Вырвав саблю из ножен, Тимофей сблизился с пригнувшимся к холке своего коня воином и резко хлестнул его клинком по плечу. Конь несчастного принял вправо, и прямо на драгуна выскочило сразу двое. Со звоном ударила по сабле сабля, рука начала делать новый замах, но он явно не успевал за вторым противником. «Вот и все!» – промелькнуло в мозгу. Он словно бы физически почувствовал, как острый клинок проходит сквозь его живую еще пока плоть, разрубая.

«Бам!» – хлопнул рядом выстрел пистоля, и татарин, приподнявшийся на стременах для удара, резко откинулся назад. Оставшийся в живых эриванец начал было разворачивать лошадь, чтобы отскочить, но теперь уже он сам не успевал ничего сделать.

– Хэ-эк! – Тимофей резко выдохнул и рубанул наискось по его шее. Кровь брызнула фонтаном на его мундир и на лицо.

– Молодец, Гончаров! Славно бьешься! – мимо проскакал с дымящимся пистолем капитан Огнев.

Половина отрезанных от основных сил ханских воинов были вырублены, часть сбежала, остальные предпочли смерти плен и, спешившись, сели на землю с поднятыми к верху руками.

– Милости! Милости! – просили они на нескольких языках.

«Прекратить преследование!» – трубили полковые трубачи. – «Всем под знамя!»

Перед русским войском лежал оставленный неприятелем полевой лагерь и древний город Гюмри.

– Ваше превосходительство, противник в спешке бросил свой обоз и откатился по южной дороге в сторону Эривани, – докладывал Тучкову казачий есаул. – Мои разъезды стерегут все подходы в долину. Какие будут дальнейшие приказания?

– Встаем здесь на дневку, – решил генерал-майор. – Казачьи дозоры и разъезды усилить драгунскими. Вести наблюдение за подходами к городу неусыпно. Всем остальным – отдых!

– Какая водица хорошая, чистая, холодная! – восхищенно воскликнул Данила, полными пригоршнями обмывая красное разгоряченное лицо.

– А вкусная! – причмокнул Мирон, зачерпывая воду из горной реки. – Ой, а это что?! – мимо него шло, расплываясь по течению, бурое пятно.

– Кровь, не видишь, что ли? – хмыкнул Чанов, плеская себе на шею. – Вон же, глянь, Тимофей выше споласкивается. У него вся правая сторона там в юшке, словно бы порося он только что резал. Сам-то ты точно без порезов, а, Тимоха? – спросил товарища Иван. – Уж больно крови на тебе много.

– Целый. По шее ханского рубанул, – ответил Гончаров глухо. – Жилу рассек, фонтаном с него било. А еще чуток – и мне была бы хана, эскадронный командир одного пристрелил, ну а второго уже я саблей.

– Повезло, – покачал головой Савелий и опустил в воду флягу. – А вот мне в этот раз никто на клинок не попался.

– Повезло, ну да-а, – сквозь зубы процедил Гончаров.

– Тревога! – прокричал сидящий на раскидистом дереве Ленька. – Конный отряд с южной стороны сюда скачет. Десятка три в нем! Кто такие, не разберу! Может, и казаки наши?

– К бою! – рявкнул Сошников. – Ленька, быстро слазь! Всем седлать коней, встречаем их с этого берега пулей, чтобы между нами река была. Ружья из бушматов долой!

Через несколько минут раздался цокот копыт и показался небольшой отряд конницы.

– Ханские это, братцы! – выкрикнул Чанов, и вслед за ним вся дюжина драгун вскинула мушкеты.

– Рус, атма! Не стреляй! – послышались крики от подъезжающих. – Посол с урус бек говорить ехать! Не стреляй, рус!

В руках у конных эриванцев оружия не было. Двое махали какими-то зелеными платками. Настроены все они были явно не воинственно.

– Похоже, с переговорами к нашему генералу, – сделал вывод Сошников. – Так, ладно, коли так, это дело уже их благородия, явно не мое. Федот, Савелий, быстрее скачите к командиру эскадрона и доложите ему об этих, – кивнул он на ханский отряд. – Мы их чуток здесь придержим, а потом нескольких вслед за вами к лагерю сопроводим. Эй! Слушай меня! Пропускаю только десятерых! – крикнул он, опустив дуло мушкета. – Пять и еще пять! – показал он раскрытую над каской ладонь.

– Йох! Йох! («Нет! Нет!» – азерб.) – закричали с противоположного берега и что-то залопотали на чужом языке.

– Не хотят они вдесятером ехать, – перевел то, что сумел понять из этих криков, Чанов. – Вроде как унизительно это для них.

Шум копыт от унесшихся к начальству вестовых затих вдали, и Сошников опять поднял вверх руку с раскрытой пятерней.

– Ну как десять-то будет по-ихнему, а, Ванька? Подскажи?

– Да не помню я, Ефим Силович! – крикнул тот в сердцах. – Ну что я, толмачом, что ли, при генеральском штабе служу?! Один – это бир, два – ики, а пять, как я знаю, это вроде бэш.

– Ну ладно, пять так пять, – вздохнул Сошников. – Эй, абзэ-эй, слушай меня! Бэш и еще бэш! – крикнул он столпившимся на противоположном берегу. – Понял меня, нет? А ну стой! – и разрядил мушкет поверх голов татар. Сунувшиеся было в воду всадники резко отпрянули и загомонили. – Стоять, курвы! Сейчас всех тут перестреляем! У меня в кустах сотня стрелков здесь сидит! – махнул он рукой на заросли. – Взвод, це-елься!

– Не стрелять, не стрелять! – донеслось из присмиревшей толпы ханцев. – Мы ехать с мир к большой русский бек. Хорошо, уважаемый, мы ехать мало-мало. Не стрелять!

Ровно десять человек, включая и двух в дорогих, расшитых золотом халатах, вступили на лошадях в воду и медленно направились в сторону драгун.

– Не стрелять! Не стрелять! – выкрикивал время от времени маленький худенький толмач с испуганным лицом.

– Ну вот, так бы и сразу! – проворчал Силович, перезаряжая прямо в седле мушкет. – Давай-давай, двигай помалу! Ладно, Ваня, остаешься тут за старшего у реки и наблюдаешь за теми на том берегу, чтобы они вслед за посольскими не переправились. С тобою Герасим, Устим и Мирон с Данилой будут. Все остальные едут со мной, этих до нашего лагеря нужно конвоировать.

Впереди ханских переговорщиков вместе с Наумом ехал сам Сошников. Двое драгун следовали сзади и еще по одному с боков.

Тимофей двигался с правой стороны. Держались все настороже.

– Кто же их, басурман, разберет, что у них там на уме! – предупредил всех Силович. – Нас тут шестеро, а их десять. Коли захотят накоротке вырезать, мы и ружье не успеем даже вскинуть, как уже без бошек окажемся. Так что никому в пути не зевать!

Тимка откинул чепрак с передней луки, освободив ольстреди, и два пистоля были у него все время теперь под руками. Ствол мушкета, покачиваясь на ходу, смотрел на ближайшего ханца, смуглого, сплошь заросшего бородой воина. Тот, как видно, все время чувствовал на себе взгляд русского и черный зрачок его ружья, косил глазами вбок и нет-нет да поглаживал рукоять нацепленной на пояс сабли. Так и ехали все в полном молчании эти пять верст до лагеря.

Уже перед ним посольство эриванцев окружил взвод из третьего эскадрона, и Тимофей облегченно вздохнул.

– Из дозора? – спросил у Силовича подпоручик. – Вроде как во втором эскадроне я вас ранее видел?

– Так точно, вашбродь, – кивнул Сошников. – Из него самого. Фланкеры поручика Кравцова Павла Семеновича мы.

– Ну ладно, тут уже дальше мы сами, – кивнул офицер. – Передохните немного, братцы, и езжайте обратно к своим. Зная, как любят посольские витиевато излагаться, думаю, что переговоры предстоят здесь долгие. Так что можете их конца особо не ждать.

Вечером, сменившись с дозорной службы и возвращаясь в лагерь, отделение встретило на дороге все тот же посольский десяток. Эриванцев так же сопровождал взвод из третьего эскадрона и все с тем же подпоручиком. Драгуны разминулись, пропуская колонну мимо себя, и поскакали побыстрее вперед, к артельным кострам, где их уже заждалась традиционная солдатская каша.

– Хитрит Махмут-хан, – укладывая седло на попону возле костра, проговорил Чанов. – Ребятки из комендантских сказывали, что он, дескать, через своих послов их превосходительству присягу на верность нашему амператору пообещал дать. Только вот при этом и условие выставил, чтобы все русские войска отошли бы поскорее назад в Грузию. А к нам сегодня армянин из его войска перебежал, так вот тот рассказал, что, дескать, из Тавриза к Эривани громадное персидское войско в большой спешке идет на помощь. А во главе его сам принц Аббас-Мирза, молодой и горячий воитель, якобы стоит.

– Вот оно как! – озадаченно покачал головой Силович. – Похоже, что хан своими пустыми переговорами только лишь время сейчас выгадывает, чтобы к нему персидская подмога быстрее, чем мы, подоспела. Ну и ну, вот уж действительно истинный хитрован!

Приказ, полученный поутру генерал-майором Тучковым от князя Цицианова, был краток: «Авангарду не медлить, продолжать наступление на Эривань!»

Вперед ушла сотня донских казаков, а следом за ней грузинская и армянская сотни из конного ополчения. Нарвскому драгунскому полку было поручено прикрывать пехотные колонны на переходе. Русские солдаты ускоренным маршем двинулись вперед по труднопроходимым горным дорогам. Однако первыми к столице Эриванского ханства подошла конница персов. Девятнадцатого июня одна тысяча восемьсот четвертого года казачья сотня с ополчением приблизилась к Эчмиадзинскому монастырю и попала под сильный обстрел. Казаки спешились и в короткой рукопашной схватке выбили из монастырского сада неприятеля. Но занять сам монастырь им не удалось. Он был хорошо укреплен, имел многочисленный гарнизон, а сил авангарда для его атаки было явно недостаточно. Русские же колонны, совершая марш в сорок четыре версты по плохим дорогам, при сильной жаре и безводье изрядно растянулись и вовремя оказать помощь казакам не смогли. Основные силы князя Цицианова подтянулись к монастырю уже далеко за полночь.

Драгуны лишь расседлали и напоили коней, задали им корма из седельных сакв, после чего попадали на пологи. Разжигать костры и готовить на них пищу ни у кого не было сил. Тимоха так же, как и все остальные, грыз сухари, запивая их теплой, настоянной на жаре водой из фляги. Стянув сапоги, он накинул на них сверху портянки, а сам упал на лошадиный войлочный потник. Спать! Как же он вымотался за этот долгий марш! Раскаленная за день земля отдавала свое тепло, грела, словно печка, снизу, но в горах ночью всегда сквозило холодным ветерком, и он укрылся старым плащом-епанчой. Где – то перекрикивались бедолаги караульные, фыркали и перестукивали копытами кони, а он, свернувшись калачиком, уже мерно сопел и видел какой-то чудно́й, путаный сон. Только вот какой, вспомнить это ему уже не удалось.

Над горами вставало ярко-оранжевое солнце, и лагерь русского войска просыпался под рев труб и бой барабанов.

– Тревога! Тревога! Подъем! – кричали господа офицеры и унтера. – Персы идут! Всем в строй!

– Седлайте коней! – Мимо поднимающегося отделения пробежал встревоженный поручик Кравцов. – Быстрее, быстрее собирайтесь, братцы! Неприятель в нашу сторону от Эривани вышел. Сейчас князь общее построение объявит!

– Еще даже лошади не кормлены и не поены, – ворчал Чанов, накидывая на спину своей кобылы седло. – Мы-то еще ладно, мы люди служивые, давно к такому привычные – коли минута свободная выдастся, так завсегда и верхом в седле перекусим, и водой из фляги сухарь запьем. А вот им, бедолагам, каково? Им ведь еще и нас везти на себе надо!

Тимофей подтянул потуже подпругу, проверил пистоли в ольстредях и вставил мушкет в бушмат.

– По коням! Разобрались в эскадронных колоннах! – донеслись голосовые команды, а вслед за ними просигналили трубачи. – Внимание эскадронам! Строй, фронтом в четыре шеренги! Становись!

– Гончаров, Блохин, сюда вставайте! – крикнул Сошников, указывая друзьям на их место в строю. – Велено нам всем пока здесь, на этом месте указания начальства ждать.

А перед немногочисленной русской кавалерией в это время строились пехотные каре. Четыре неровных квадрата, ощетинившись штыками, замерли в ожидании неприятеля.

– А вот и персы, – глухо произнес стоящий справа от Гончарова Федот. – Тихо, тихо, милая! – потрепал он лошадь по холке. – Ничего, вот сейчас отобьемся от басурман, а там и вас обихаживать будем.

Впереди, с южной стороны, показалось густое пыльное облако. До замерших в строю солдат долетели басовитые сигналы рогов, отрывистые и резкие звуки труб и глухие ритмичные удары барабанов.

Аббас-Мирза, видя перед собой серьезно уступающие ему силы русских, не стал мудрить и бросил всю свою конницу во фронтальную атаку. Двадцать тысяч всадников скакали в едином порыве вперед, чтобы стоптать, порубить дерзких «неверных».

«Бум! Бум! Бум!» – раскатисто прогремели первые орудийные выстрелы. Дюжина полевых пушек, выкаченных в промежутках между шеренгами, ударили вдаль ядрами, а через пару минут вслед за ними пошла и картечь.

– Хорошо бьют пушкари, – проговорил стоящий в передней шеренге Чанов. Он оглядел из-под приставленной ладони все поле боя и в восхищении покачал головой. – Целые просеки ведь картечью пробили. Глядишь, персы сейчас кровью умоются и домой воротятся. Может, и не до ближнего боя им теперяча тут будет?

– Даже не надейся, Ванька, – покачал головой Сошников. – Эти просто так теперь не отступят. Не татары ханские, вишь, какие настырные!

Действительно, конница персов, неся большие потери, продолжала скакать вперед. Каре русской пехоты покрылось с фронтальной своей стороны густым облаком темно-серого дыма, и с небольшой задержкой до драгун долетели громовые раскаты. Один, второй, третий. Выстроенная по войсковым уставам инфантерия встретила конницу в упор разящими ружейными залпами. Неприятель дрогнул и откатился назад.

– Так, в этот раз даже и до штыков дело не дошло, – проговорил негромко Силович. – Поглядим, как оно там далее будет.

Сидящим в седлах драгунам было хорошо видно все происходящее перед ними. Еще трижды накатывала на каре конница персидского принца, и каждый раз она была отбита плотным залповым огнем. Только единожды удалось ей вклиниться в каре Саратовского мушкетерского полка, но и тут она была отброшена прочь штыками.

Палило нещадно солнце, громыхали впереди пушки и фузеи, лилась кровь, кричали раненые, а Нарвский драгунский полк стоял на месте, прикрывая тыл своей пехоте.

Аббас-Мирза убедился в стойкости русских и решил сместить направление своего главного удара. Часть его конницы продолжила имитировать активность с фронта, а большой отряд числом в несколько тысяч сабель сместился правее и пошел вдоль реки.

Русский командующий вовремя заметил грозящую его войскам опасность. Именно тут, прикрываясь густой растительностью, и можно было зайти его войскам в тыл или во фланг. В случае обхода под ударом оказывался бы Тифлисский мушкетерский полк, а обогни его чуть стороной, далее бы открывался слабо защищенный ополчением обоз.

Две роты гренадеров поспешили по приказу князя на правый фланг. Здесь на реке виднелись строения нескольких водяных мельниц. Именно в них-то и заняли оборону эти роты.

– Полк, левое плечо вперед! – скомандовал вставший во главе драгун князь Эристов. – Эскадронам аллюр шагом! Держать равнение в шеренгах! Фланкеры, вперед!

– Взвод, прямо! Идем рысью! – крикнул поручик Кравцов, дав шенкелей коню.

Вслед за командиром из общего полкового строя выскочили четыре десятка драгунов и устремились вперед. Так же, как и они, скакали сейчас на правый фланг и все остальные взводы фланкеров-застрельщиков.

– Ружья из бушматов долой! – донеслась до Тимофея следующая команда поручика.

Делом фланкеров было расстроить ряды противника, внести в них сумятицу своим беспокоящим и метким огнем. Оттого-то и винтовальные карабины были только в четвертых взводах эскадронов, да и людей подбирали туда не робкого десятка.

Персидская конница начала переходить реку, и по ней ударили внезапно залпами гренадеры. Произошла небольшая заминка, и как раз в это время по выходящим на берег персидским сотням разрядили свои мушкеты и Нарвские драгуны.

Уперев приклад в сапог, Тимоха засыпал в дуло пороховой заряд, а вслед за ним затолкал и обернутую бумагой пулю.