Текст книги "Сотник из будущего. Западный щит Руси"

Глава 9. В Вильно

– Ну что, Назар, товаром сани загружены, всех твоих одели, как и положено, бумаги от псковского купеческого головы у тебя на руках, – проговорил Лавр Буриславович и оглядел стоявших у повозок пластунов. – И ведь верно, никак не скажешь, что это дружинные вои, хороших ты, однако, людей для дела подобрал. Да и правильно, ведь треть из них и раньше торговыми путями в купеческой охране ходила. Чать, уж знают, как держаться нужно. Вы, главное, сами в разговоры ни с литвинами, ни со встречными торговыми людьми в пути не вступайте. Пусть лучше приказчики Драгомира Сбыславовича, Капитон с Мокеем, сами всё там улаживают и со всеми, с кем надо, обо всём калякают. А вы-то что? Вы самая что ни на есть обычная охрана, и ваше дело, оно ведь маленькое – добро хозяйское стеречь, – давал последние наставления Буриславович. – Серебро хорошо ли спрятал, Шумилович? Тайные грамотки? А зажигательную смесь?

– Не волнуйся, Лавр Буриславович, всё в порядке, всё, как мы и обговаривали, – успокоил бригадного командира разведчик. – Ждите теперь известие. Хорошо было бы к макушке лета, к Иванову дню, нам обратно возвернуться. Как раз ведь к этому времени можно будет «гостей» с запада у нашего Юрьева ждать. Хотелось бы их тоже вместе с вами там встретить.

– Вы, главное, своё дело хорошо сделайте и сильно поберегитесь, – проворчал Буриславович. – А уж мы-то и сами к той встрече изготовимся да приветим незваных гостей. Вам спешка, Назар, только во вред будет. Ну, ладно, ребятки, прощаться давайте, в добрый путь, с Богом, соколики!

Шесть пароконных саней выехали с купеческого подворья на Кипелов заулок, прокатились по Спасской и вышли на лёд реки Великой. Впереди было более пяти сотен вёрст тяжёлого пути. Весна, перебарывая зиму, уже вступала в свои права, и многие торговые люди спешили закончить дела перед грядущей большой распутицей. Разминулись уже с двумя купеческими караванами и за Опочкой догнали четыре санные повозки новгородского купца Микулы. Лошадям нужен был отдых, их выпрягли и задали корм. На опушке леса разожгли костры и в медных котлах сварили на скорую руку нехитрую походную похлёбку. Пока новгородский купец вёл разговоры с псковскими приказчиками, их люди быстро друг с другом перезнакомились.

– Видать, дорогие меха вы везёте? – допытывался у стоявшего рядом с санями Назара Осьмак. – Да ла-адно, скажешь тоже – белка, небось, одни соболя али горностаи в мешках?

– Да белка, я тебе говорю! – Тот отмахнулся от назолы. – И чего вот пристал как банный лист?!

– Ага, ага, белка, ну да, – хитро улыбаясь, сказал тот. – А почто же охрана тогда такая боевитая? А то я не вижу, как вы держитесь и какое оружие у твоих людей. Небось, и сами все из бывших дружинных?

– С чего это ты взял? – нахмурившись, произнёс Назар. – Самая что ни на есть обычная купеческая охрана! Ну-у было дело, ходили ратниками под князем некоторые. Так это когда уж было?! Ещё задолго до большого мора. А оружие, ну да-а, не пожалел купец его для своих. Мы-то сами уже третий год как в его охране. Небось, заслужили такое!

– Темнишь ты чегой-то, Назар. – Осьмак недоверчиво покачал головой. – Я три десятка лет по торговым путям со своим хозяином мотаюсь, всякого уже, небось, за это время повидал. Да мне-то оно что? Мне-то оно ладно, дорогой вы али худой мех везёте – мне всё равно. Главное, чтобы вы отбиться от разбойных людей могли. Сейчас-то с этим, конечно, гораздо полегчивее стало, а раньше мы и сами ох ведь как разбойников береглись. Меньше чем дюжиной повозок и не моги даже вдаль ехать! А уж во время последнего мора совсем худо было. Только-только вот на ноги вставать начали, оправляться, а хозяин наверстать всё быстрее норовит. Второй раз ведь в это Вильно уже за зиму едем, князь литвинский Миндовг удачно соседние племена повоевал, есть серебро у его людей для хорошего закупа. А у нас тут и своя льняная, и всякая привозная из дальних немецких земель ткань. На всё спрос на большом литвинском торгу будет.

В котлах закипело, и туда закинули куски варёного мороженого мяса. Потом сыпанули ржаной муки, положили кус топлёного масла и немного соли. Новгородский готовщик попробовал похлёбку и добавил ещё какой-то сушёной травки. Лагута же, развязав небольшой холщовый мешочек, уронил в «псковский» котёл малую щепотку перца.

– Чего это у тебя? – полюбопытствовал, заинтересованно взглянув на варево, перемешивавший в своём котле новгородец.

– Так перец жгучий, – ответил ему Лагута. – Пресно уж больно без него такое вот хлебать. И так ведь на скорую руку здесь днём варим. А с ним-то, с перцем, самое оно.

– Дай малёх? – попросил тот. – Слыхать-то я слыхал о таком, а вот попробовать ещё не довелось. Дорогая уж больно пряность, небось, из-за далёких морей она привезённая?

– Может, и из-за дальних, – ухмыльнувшись, отозвался пластун и положил на протянутую ему ладонь несколько крупинок. – Ты, главное, сразу языком всё слизывай и глотай, а то вишь, как тут мало, и не распробуешь.

Вокруг двоих готовщиков уже стояла дюжина зевак, и люди с интересом наблюдали за представлением.

Сделав, как ему и наказывали, новгородец замер, словно бы прислушиваясь к своим внутренним и, похоже, весьма ярким ощущениям. На глазах у всех он вдруг побагровел и, разинув рот, начал судорожно хватать им воздух.

– Горит! Горит! – вдруг заорал новгородец и, высунув язык, начал энергично тереть его пальцами, а потом сплёвывать.

– Заешь лучше снегом, – жалея бедолагу, произнёс Ипатий. – Ну, Лагута, ну ты и мучитель. Я вот тебе его сам как-нибудь втихаря сыпану. Снегом, говорю, снегом заедай обильно! – Он толкнул вопившего новгородца. – И не жри, чего не знаешь, более, дурень! Это же красный перец, жгучий! Тот чёрный, что у купцов пряностями на торгу, он гораздо слабее. Ну что, робята, может, чуточку сыпануть вам в котёл, чтобы не так пресно было? – И он подмигнул смеявшимся новгородцам.

– Не-ет, – отказались те. – Мы уж как-нибудь своё, привычное похлебаем, если вон только Коношке ещё на добавку. Только пусть он себе в плошку отдельно похлёбку отольёт!

– Да идите вы все! – выкрикнул тот под хохот толпы.

– Веселитесь? – Назар подошёл к костру. – Лагута, скоро у тебя там? Долгие обеды нам тут некогда устраивать. До ночи нужно успеть к Себежской крепости подъехать.

– Всё, всё, доходит уже! – отозвался готовщик, перемешивая варево. – Ещё муки вот маненько подсыплю, чтобы гуще было, и можно снимать.

– Ипатий, пройдёмся? – Назар кивнул в сторону деревьев. – Посоветоваться с тобой я хочу, – проговорил он, когда они отошли от костров достаточно далеко. – С обозным старшиной из соседей я только что разговаривал, воробей он стреляный, бывалый, говорит, что три десятка лет уже в торговых караванах ходит. Так вот, распознал он в нас дружинных, хоть, по его словам, и из бывших. И то, что обоз у нас не простой, тоже ведь угадал. Думает, что дорогой товар мы везём сейчас в Вильно. Я к чему это тебе, десятник, сейчас говорю? К тому, что если он нас заприметил, то же самое и литвины ведь могут сделать. Пограничная стража, мытари и княжьи учётчики, они ведь тоже люди весьма многоопытные, сам вот подумай, сколько всяких за свою службу повидали. Сейчас нам препятствовать во въезде, конечно, никто не станет, но вот в башке у себя эдакую зарубочку сделает, и, ежели что, мы потом у литвин самые первые на подозрении будем.

– И что же нам делать, Шумилович? – спросил, почёсывая бородку Ипат. – Я смотрю, у тебя вроде как задумка уже имеется?

– Да, крутится мысля в голове, – признался Назар. – Послушай-ка, а не пристать ли нам к какому-нибудь большому обозу? Пока вот с новгородцами сообща поедем, а там, за Даугавой, глядишь, и ещё, может, кого нагоним? Среди такой массы саней у любого проверяющего ведь глаз замылится. А то и правда, посмотри сам, у нас на каждой повозке по два ухореза сидит. Как ты ни простись, ни омужичивайся, а видишь, цепкий и опытный взгляд всё равно таких выделяет, особливо если их много и ежели они сообща, одной командой держатся.

– Так-то оно правильно, только ведь спешим мы, – задумчиво проговорил десятник. – Потому и лёгкий товар в свои сани взяли, чтобы быстрее ехать. Нет, я-то ничего, ты у нас на выходе старший, Назар, как уж сам скажешь, так пусть оно и будет.

– Да мне совет твой нужен, а не покладистость, – отмахнувшись, произнёс тот. – Что, я у Ярца или у Лагуты, что ли, его буду спрашивать?

– Ну что я скажу, – немного подумав, промолвил Ипатий. – Так-то всё вроде разумно. Чтобы скрытность соблюсти, самоё правильное будет среди других при самом въезде к литвинам нам затеряться. Зима эта лютая, морозная была, значит, речной лёд крепким ещё аж до самого апреля будет, чай, уж поспеем санным путём в Вильно.

Два десятка саней, скользя полозьями по тёмному и шершавому льду, выехали из речки Жейманы на просторную Вилию.

– Ну всё, теперь уже недалеко, теперь только один переход, и мы на месте будем, – протянул удовлетворённо суздальский купец Плоскиня. – Ты, Ряшка, главное, за дорогой лучшивее смотри. – Он толкнул правившего лошадьми мужика. – Чтобы промоину, не дай Бог, ежели вдруг она встретится, не прозевал. Вона ведь как дорога за последнюю седмицу подтаяла!

– Смотрю, хозяин, во все глаза я смотрю, – уверил тот, кивнув. – Только вот вставать нам уже пора. Лошадкам ведь отдых хороший нужо-он, притомились они вот так вот цельный день без передышки бежать. Ох и долгий же этот путь у нас!

– Ничего, завтра уже под крышей ночевать будем. Всё добро в амбары снесём, отдохнёте, пображничаете с избытком, – успокоил обозного купец. – До открытия ладейной дороги ещё далеко. А на ночёвку мы на холме, у соснового бора, пожалуй, встанем, там место возвышенное, сухое. Вёрст пять где-то нам до него осталось. – Обернувшись, он окинул взглядом сильно растянутый караван и, взмахнув рукой, прокричал: – Подтянись маленько, честной народ, отдых уже скоро!

– Смотри, как гонит Плоскиня, – заметил ехавший в самом конце санного каравана Яким. – Третий день ещё затемно выезжаем и уже в самой темноте на ночёвку встаём. Коли можно было бы, небось, и обедать не давал, всё бы вперёд гнал, да, видать, лошадей жалеет.

– Всех он жалеет, – проворчал в ответ Ипатий. – Видел, как на каждой стоянке он лёд щупает, глядит его, а потом ухо приложит и реку слушает? Опытный этот купчина из суздальских земель, матёрый. Куда только со своим товаром не ходил! За ледовую дорогу он опасается, Якимка. За то, чтобы к водяному на дно ты, дурень, бы не ушёл. Повезло нам, что к его обозу удалось примкнуть. Ничего, совсем скоро вставать уже будем, вона как вокруг вечереет. Слышал же сам, чего он только что крикнул – «отдых скоро». Да и до самого Вильно теперь уже недалече.

– Хозяин, хозяин, я это, Тешень! – В крепкую дверь опочивальни стучал старший купеческой стражи.

– Чего тебе?! Ночь на дворе! – донёсся из-за неё недовольный крик хозяина.

– Гостёна Истомыч, там сани у ворот, шесть штук мы их насчитали, – проговорил встревоженный стражник. – К нам на постой торговые люди просятся.

– Какой ещё там постой?!

Стукнул внутренний засов, и с масляным светильником в руках из-за двери выглянул хозяин купеческого подворья.

– Никого мы к себе не ждём! Все свои здесь, за стенами. Гони их в шею! Неужто и сам не знаешь, что никак не можно чужих просто так вот к себе запускать?!

– Хозяин, – понизил голос до шёпота Тешень. – Там среди обозных я того человека разглядел, который от князя Ярослава и от новгородского воеводы Андрея о прошлом годе у нас был. И ещё нескольких людей с ним заприметил, с которыми мы против орденского посольства…

– Тихо! Тихо, дурак! – прошипел, прикрыв ему рот ладонью, купец. – Забудь то, что сказать хотел! Сейчас я, мигом. – И нырнул обратно в комнату.

Вскоре стукнули внутренние запоры, ворота дрогнули и, протяжно проскрипев, распахнулись. С улицы, шурша полозьями по грязной кашице, во двор закатилось шесть саней.

– Ну, здравствуй, Гостёна Истомыч! – Крепкий, средних лет мужчина, с проседью в бородке, обнял купца. – Видишь, как я тебе и говорил, совсем немного времени прошло, и мы опять свиделись.

– Чего же в самую грязь-то тебя заносит ко мне, Назар? – проговорил, улыбаясь, купец. – Опять весь мой дом, как и в прошлый раз, ведь, злыдни, затопчете. Воды на вас в бане не напасёшься! Острога, Рубец, ну чего вы столбами стоите?! – прикрикнул он на приказчиков. – Лошадей в конюшню быстро, и обиходить! Товар из саней в амбар! В тот, в самый дальний. Этих оборванцев потом всех в баню загоните! Не остыла ещё, небось?

– Подтопим, Гостёна Истомыч, – сказал Рубец. – Сейчас я распоряжусь. И воды, сколько надо, наносим.

– Ну всё, давайте, занимайтесь! – Купец важно кивнул. – Опосля бани, чтобы всех накормить от пуза можно было, ну и хмельным угостить, как-никак с долгой дороги люди. Стряпух поднимайте, нечего им дрыхнуть, когда тут такая суета! Пойдём ко мне, Шумилович, покалякаем маненько наедине, пока тут разгружаться будут.

– Покалякаем, – согласился бригадный разведчик. – Ипатий, присмотри тут за разгрузкой, особенно за «теми» бочками. Ну, ты меня понял.

– Понял, Назар Шумилович, – подтвердил десятник. – Всё как надо сделаем, не волнуйся.

– Нда-а, непростоое дело, – протянул, выслушав разведчика, купец. – В прошлом году, после того как вы посольство меченосцев побили, долго ведь литвины виновных искали. У князя Мацея в самых главных советниках Гинтарис есть, старый он, скрюченный какой-то весь, седой, но ох какой цепкий и разумный. Как мизгирь, он свою паутину по литвинским и по всем окрестным землям плетёт, всё-то он знает и всё слышит, ведает, что вокруг происходит. Вот от него-то много особых людишек рыскало и всё пыталось дознаться, кто же это причастен к тому нападению. И нас, купцов, тоже, разумеется, хорошо эдак потрясли. Да ладно, обошлось, на людей князя куршей Мацея подумали и вроде как на Рижского епископа ещё, который в это время сильно враждовал с меченосцами. Кого-то даже из немцев на дыбу таскали, не знай, уж чего там дальше с ними было, но не видал я их более. В общем, осторожнее тут надо действовать, Назар, а то поспешите – и себя, и многих других сгубите. В Вильно ведь немало русских людей сейчас обретается. Торговля нынче большая с нашими русскими княжествами идёт, да и по суше путь на запад через литву проходит. Ежели вы вдруг попадётесь, многим тогда не поздоровится.

– Нельзя нам попадаться, – проговорил разведчик. – О том особый наказ нам был. Давай-ка, Истомыч, мы поступим так. Ты нас определи в свои работники, которые у тебя на торг выезжают, которые товар развозят, разгружают его там али, может, наоборот, всё скупленное приказчиками в поместье свозят, чтобы мы покрутились бы среди местных людишек, обтёрлись бы немного в Вильно и чуток язык литвинский подучили. Не говорить, так хотя бы понимать его могли. Ну и я пока с Маричем встречусь, потолкуем с ним по душам.

Глава 10. Найди их, Гинтарис!

«По душам» потолковать не получилось. Увидев русского, старший чашечник князя Миндовга сморщился, как от зубной боли.

– Опять ты явился! – прошипел он, сверля взглядом Назара. – Нет у меня для твоего воеводы никаких интересных новостей! Потому как нет у Миндовга сейчас никаких сношений с немцами. Нечего мне рассказывать! Зря ты сюда ехал!

– Ну как же зря, ясновельможный пан? – сказал, приветливо улыбаясь, Назар. – А как же подарки? Ты же сам говорил, что у тебя родовое поместье не перестроено на Немане, в которое неудобно молодую жену везти. Скажи мне на милость, ты ещё не засватал дочь старшего княжьего кравчего Раймондаса? Как я слышал, он всё ещё на своей высокой должности при княжьем дворе состоит? А ведь сам уже весьма немощен, на покой бы старцу надо, внучат нянчить, а своё место хорошему ближнему человеку бы передать.

– Он ещё тебя переживёт, русский, – процедил, скривившись, Марич.

– Ну, это уж как Бог решит. – Назар пожал плечами. – На всё его Вышняя воля.

– А я тебе скажу так, русский: тише будешь – дольше проживёшь, – хмыкнул литвин. – Ну давай подарки, коли принёс, чего там столбом встал?!

Назар, раздвинув полу кафтана, сунул внутрь одёжи руку и, подойдя ближе к столу, положил на него кожаный мешочек.

Ничуть не стесняясь, хозяин тут же развязал его и, высыпав всё серебро на стол, тщательно пересчитал, рассматривая каждую мелкую монетку.

– Не больно уж его тут и много, – произнёс он, скривившись. – Если все мелкие дирхамы с вашими деньгами воедино сложить, то здесь от силы гривен пятнадцать где-то будет.

– Двадцать, уважаемый пан, – мягко улыбнувшись, произнёс Назар. – Даже чуть больше. Ты потом, всё взвесив, и сам сможешь в этом убедиться.

– Даже если и так, всё равно мало, – фыркнул Марич. – Какая там перестройка поместья?! Скупые вы русские! Лучше бы я, пожалуй, с немцами дружил.

– С немцами дружить опасно, – заметил, покачав головой, гость. – Дружится с ними недолго. Потом из друга в холопы быстро превращаешься или вообще жизнь теряешь. И про скупость нашу зря ты так, уважаемый пан, говоришь. В прошлый раз очень хорошие подарки тебе были, да и за помощь ведь тоже тебя богато отблагодарили. И ведь в этот раз тоже не хуже может быть наша благодарность.

– Что надо?! – вперив взгляд в безмятежное лицо собеседника, проговорил Марич. – Я же ведь чую, что ты не просто так у меня тут языком мелешь. Поместье вот моё вспомнил, про должность у князя заикнулся. Опять, небось, во мне, какая-то нужда для вас настала?

– Ну так, есть одно небольшое дельце, – пожав плечами, заявил Назар. – А уж мы бы за помощь, конечно, не поскупились.

– Говори, слушаю. – Марич прищурился. – Да поближе ты подойди, и чтобы негромко толковал. Я хоть и в своём доме, но и сам, небось, знаешь, стены, они везде имеют уши.

По мере изложения, в какой именно помощи нуждается его гость, Марич всё больше хмурился. Наконец, не выдержав, он резко оборвал рассказчика:

– Довольно! Неужто вы там за дурака меня в своём Новгороде держите?! Тебя с твоими людьми ладно, на мелкие куски изрубят, и пусть, и поделом это даже! Но ведь и меня тоже не пожалеют! Миндовг такое точно никому не простит, на кол непременно посадит! И зачем я только с вами связался?! Да мне тебя сейчас проще вот прямо здесь удушить, чем своей жизнью рисковать!

– Ну зачем же рисковать? – совершенно спокойно ответил гость. – Никто о таком уважаемого пана не просит. О том ведь и речь, чтобы всё сделать так, чтобы даже и тени подозрения на тебя, пан, не пало. Мы тебя очень сильно ценим и надеемся, что сможем быть полезными друг другу ещё долгие и долгие годы. Просто надо подумать, как нам всё сделать по уму. И не навлечь ни на кого беды.

– И насколько же вы меня оцениваете в этом своём деле? – хмыкнул литвин. – Небось, опять кинете горсть серебра, как худородному псу, и потом след вас простыл!

– Ну что ты, пан. – Назар улыбнулся. – Какая уж там горсть? Сто гривен, из них тридцать задатком, и ещё пять десятков куньих шкурок на шубу твоей невесте.

– Нет уж, так дело не пойдёт! – воскликнул в возбуждении Марич. – Пятьдесят гривен задатком и сто после конца всего дела, и ещё мне на шубу столько же, сколько только что обещал для невесты.

– Ох, разоришь ты нас, ясновельможный пан, – проговорил, покачав укоризненно головой, Назар. – Такие деньжищи огромные! Ай-ай-ай! Хорошо, будь по-твоему. А теперь давай подумаем вместе, как мне с моими людьми на княжье подворье лучше попасть. К тебе ведь как старшему чашечнику приходят обозы с хмельным для больших застолий? А не намечаются ли, пан Марич, какие-нибудь великие празднества в самом начале лета?

– Подсоби! – Ипатий крякнул и взвалил на плечо тяжёлый куль, а приказчик Острога уже указывал Пекко и Якиму на ещё один мешок. – Давай, давай! Берите его да пошевеливайтесь, лодыри, некогда вам тут прохлаждаться, сегодня ещё одна ходка на торг будет! После воскресного потом до самой среды отдохнёте!

Пластуны накинули Лагуте на спину ношу, и он, тяжело сопя, потопал вслед за десятником.

– Издеваются как хотят над нами купеческие, – на ходу он бубнил себе под нос. – Как будто нанимался я тут горбатиться. Принимай! – И он с кряхтеньем перевалил свой мешок на телегу. Годимир с Вацлавом перехватили его и уложили в стопу.

– Передохни маненько. – Ипатий, прислонившись к боковой жерди повозки, шумно выдохнул. – Жара ещё эта стоит, чтоб ей! Травник[9]9
  Старорусское народное название мая.


[Закрыть] даже не кончился, а солнце прямо как посереди лета печёт.

– Вот-вот, уже седмица, как первые ладьи водной дорогой убежали, а мы всё эти мешки на торгу таскаем, – проворчал Лагута. – Хорошо же Гостёна Истомыч устроился. Чего ему, плохо разве лишнюю пару дюжин крепких рук при себе держать?

– Да ладно тебе бурчать, небось, сладится уже скоро. – Десятник стряхнул налипшую солому с кафтана и помог перевалить мешок подошедшему с ношей Родомиру. – Подсоби, – обратился он к Лагуте, и стоявшие сверху на телеге пластуны подхватили его. – Маненько осталось, ребятки. Шумилович к шляхтичу вчерась опять ходил, довольный от него вернулся, не как в тот, в самый первый раз. Говорит, что всё сладилось, задаток он даже пану передал. Значит, и правда скоро для нас дело будет.

– Ну, сла-ава Богу! – Родомир перекрестился. – А то уж и правда ведь заждались. Тебя, Ипатий, купчина, небось, скоро в свои приказчики переведёт, ты уж даже и торговаться, и лаяться по-литвински научился.

– Научишься тут! – буркнул под смех своих пластунов десятник. – Ничего, шутники, ещё месяц, ежели горб с грыжей не вылезут, и вы точно такими же разумными будете.

Стукнули воротные засовы, сторож Тешень распахнул одну за другой створки, и на купеческое подворье, скрипя колёсами, въехало четыре гружённые бочками телеги.

– Небось, заскучали, Ипатий? – весело выкрикнул вышедший из амбара приказчик. – Так больно рано, вот и ещё вам работёнку подвезли!

– Да что ж такое! – простонал Лагута. – Помимо этих кулей, ещё и эту тяжесть теперь разгружать. Ну, теперь мы точно дотемна провозимся.

В понедельник работы было мало. Отправили на подворье и разгрузили на нём несколько телег с уже отшумевшего торга, помогли приказчикам переложить и переставить товары в амбарах и клетях. После обеденного отдыха всех пластунов на заднем дворе собрал старший отряда.

– Ну что, притомились, ребятки? – Назар обвёл своих людей ироничным взглядом. – Не сладкая жизнь у купцовых людей? Это когда ещё ты до приказчика дорастёшь, сто потов с тебя при этом сойдёт, да, небось, под десяток кафтанов в ломовом труде излохматится. А ведь далеко не у каждого и ума хватит тем самым приказчиком стать. Так и останешься в простых грузчиках и будешь горбатиться, пока тебя тяжестью не задавит али не покалечит. Может, всё-таки лучше в воях служить, чем вот так?

– Хватит уже издеваться-то, а, Шумилович?! – проворчал Колояр. – Разговор ведь был, что до начала водного пути такое. Так ладьи-то уже давно по чистой воде бегают, а мы вот всё на купца свою спину ломаем.

– Значит, в воях вам всё же лучше, – хмыкнул Назар и сразу сделался серьёзным. – Ну тогда слушай меня внимательно, пластуны. Дело у нас идёт к самой развязке. На ближайший воскресный день намечено у князя Миндовга справить большой праздник. Тут и свой языческий, у нас Троица, а у литвы встреча лета, и большой сбор всех старшин и племенных вождей с дружинами после удачного зимнего похода на куршей. Оба эти торжества будут друг на дружку накладываться, так что гульба обещает быть весьма знатной. Станут все званные мужи за обильным застольем здравницы с песнями орать да похваляться, у кого из них больше доблести и воинской славы. Само собой, как и полагается, передерутся друг с дружкой, а уж потом помирятся, покуражатся все от души и в конце перепьются до упада. Такое серьёзное дело, как большой княжий сбор, он ведь без обильного пития никогда не обходится. Ну а мы им в этом важном деле, ребятки, всемерно поможем. Тот обоз, который вы перед обедом разгрузили, далеко не последний, ещё три-четыре точно таких же сюда на днях прибудут. И уже в пятницу мы всё привезённое начнём на княжий день в кладовые старшего чашечника отправлять. Последний отвоз хмельного должен быть у нас вечером этого пятничного дня, и лучше бы, чтобы в самой темноте. Как раз к тому времени уже и стража должна будет умаяться от дневной суеты и свою прежнюю бдительность потерять. А в субботу, с утра, после положенного досмотра мытарями ваш десяток при видаках уйдёт на торговом судне по течению Вилии. Но не весь, – сделал он многозначительную паузу. – Трое, вместе со мной, должны будут сделать то главное дело, ради которого мы сюда и пришли. После чего мы догоним остальных и уже сообща отправимся к нашей бригаде. А сейчас давайте обсудим подробно, как и что каждому нужно будет делать.

– Ясновельможный пан, тут самый лучший мидус, который вообще бывает! Поверь мне, самый лучший! – приложив руку к груди, убеждал важного литвина русский купец. – Я его по случаю на куньи шкурки у купца Айдаса с Немана выменял. Хотел было уже к великокняжьему киевскому двору вывозить, да мне тут, в Вильно, добрую цену дали.

– Переплатили тебе, меньше надо было давать! – Литвин, принимавший привезённое хмельное, скривился. – Всё-то у вас вечно самое лучшее, а как пробовать начнёшь, так кислятина одна. И на княжий стол такое даже стыдно подавать.

– Ну что ты такое говоришь, пан! – обиженно воскликнул Гостёна. – Отменный это мидус! Тут вот в подводах тракай двухлетней выдержки. На самом лучшем липовом мёде настоянный, на дубовых желудях да на ягоде можжевельника. У него цвет чистого золота. А вкус! М-м-м! – И он закатил глаза. – Истинно княжий напиток. А вторым завозом мы душистый стаклискис привезём, в нём словно бы свет лучей солнца застыл, пьёшь и наслаждаешься. А потом ещё милд и тёмное со светлым пиво будут. До самой темноты придётся нам сюда повозки с людьми гонять.

– Говоришь больно много! – Литвин недовольно покрутил головой. – У меня и так голова от всей этой круговерти кружится. Третью неделю, как только сухой путь открылся, сюда всё к большому празднику свозится, а теперь вот ещё и водным путём. За мной следом поедете, покажу, куда вам старший чашечник Марич повелел разгружаться.

Большой конный обоз с хмельными напитками начал втягиваться в распахнутые ворота огромного княжьего двора. Стоявшая на охране стража придирчиво проверила каждую повозку. Грузчиков с них согнали и ощупали, нет ли оружия. Проверили все телеги, обстукали каждую бочку, проверяя, не порожняя ли она. И только после этого старший воротной стражи кивнул ожидавшему их литвину, дозволяя ехать дальше. Одна за другой повозки начали заезжать на внутренний двор, люди купца шли рядом под присмотром двоих воев.

Вслед за купеческим обозом в ворота тут же начали загонять стадо баранов, а за ними своей очереди ждала ещё пара десятков повозок с самой разной снедью.

– Смотри, как они тут сторожатся, – проговорил тихо Ипатий. – Экий порядок у них в сторожевой службе, Шумилович, не знаю, как же тут у нас всё сладится.

– Да-а, ещё и стены высокие, – прошептал шедший рядом Колояр. – А на них дружинные через каждые пару десятков шагов стоят. Никак их втихую не перемахнёшь.

– Пока Миндовг с куршами войну на западе вёл, ляхи слабиной воспользовались и в самом конце зимы с юга, из Занеманья, набег учинили, – ответил негромко Назар. – Так что, как же это литвинам да не держаться сторожко, когда со всех сторон вокруг них враги? Потому и празднество такое большое их князь устраивает, дабы на нём со всеми старшинами из подвластных племён о совместном походе договориться. Вы, главное, братцы, по сторонам цепко смотрите, всё вокруг примечайте. Потом, во тьме, чтобы как у себя дома каждый угол знали и не терялись.

Дорога привела на задний двор, где было множество хозяйственных построек. Возле нескольких стояли подводы и суетились люди.

– Вон наши кладовые. – Чашечник махнул рукой, показывая на два массивных бревенчатых здания. – Сверху клети для всякого лёгкого товара, а вот внизу, в подвалах, там уже хмельное хранится. Вот всем этим главный чашечник княжьего двора, пан Марич, и заведует. Сюда свои телеги подгоняйте, к этому первому зданию. Тут вот у нас мидус хранится, а там дальше, во втором, пиво. Сейчас я проём открою, и спуск вниз будет. Выставляете осторожно бочки на мостки и потом потихоньку их вниз, без всякой спешки скатываете. Я дальше покажу, куда и где в само́м подвале их дальше ставить. И смотрите мне, не разбейте ничего! Если какой убыток от вас будет, то я его с общей суммы всего ряда спишу!

Два приставленных на воротах стражника на грузчиков особого внимания не обращали, как видно, дело это было привычное, и они, стоя в десятке шагов от телег, вели неспешную беседу. А вот младший княжий чашечник, принимая товар, суетился.

У русских же шла тяжёлая работа. Облепив каждую разгружаемую бочку со всех сторон, её сначала тихонько всем скопом снимали с телеги, а уже потом осторожно скатывали по мосткам в подвал. Здесь в темноте уже стояло множество бочек самого разного объёма. Запах внизу был кислый и густой.

– Подольше здесь побудешь и от одного только духа опьянеешь, – проговорил Назар, отряхивая грязный кафтан.

– Быстрее, быстрее! – покрикивал литвин. – Чего рты там раззявили?! Вы тут точно тогда дотемна провозитесь!

Осматриваясь по сторонам, работники пошли за новой бочкой. Нужно было освободить все телеги, впереди у них ещё было три заезда с разгрузкой.

– Заметил наш сарай? – Назар толкнул Ипатия локтем. – Вон он, у самой конюшни. Там, как Марич и говорил, у запертых ворот всё время один стражник прохаживается. Что днём, что ночью его туда выставляют. Вот теперь мне всё понятно, а то на бересте ничего толком разобрать не мог.

– Полторы сотни шагов от нашего подвала, – глухо проговорил десятник. – Не знаю, как уж сам двор будет ночью освещаться, а то мы вылезем и все на виду и у стражи, и у обходных окажемся.

– Так-то крепостные стены отсюда далеко и хорошо крышами прикрыты, – прошептал Назар. – Если вон там удачно перебежать к конюшне, то потом уже дальше в тени будем. Чернёные кафтаны оденем, потом скинем их в огонь, а сами в лёгкой литвинской одёжке останемся.

– А ну взяли, а ну пошла! – крикнул приказчик Гостёны. – Навались, братцы, немного совсем осталось! – И большая дубовая бочка, облепленная людьми, мягко коснулась земли.

– Закатывай, закатывай её! Потом в дороге отдышитесь, – крикнул присматривавший за разгрузкой литвин. – Эта последняя, поставите – и потом за новыми поедете.

Позади со скрипом закрылись створки подвальных ворот, и звякнул массивный навесной замок, а разгруженный обоз из десятка телег в это время уже катил в сопровождении двух стражников к крепостным воротам. Пропустив пять повозок с живой связанной птицей, он наконец выехал на улицу.