Текст книги "Драгун. За храбрость!"

Глава 7. Сквозь огненный вал

Потерпевшее поражение в долине войско Селим-хана укрылось в крепости, и русские начали обкладывать её со всех сторон. Стены Нухи не были такими высокими, как в Эриване или Гяндже, но общим числом силы осаждающих значительно уступали своему противнику. Не было у русских и осадной артиллерии. Пять 10 фунтовых (четверть пудовых) единорогов годились только лишь на то, чтобы выбить ядрами ворота.

Генерал Небольсин предложил хану почётную сдачу, обещав оставить его правителем окружающих земель, если он принесёт присягу на верность русскому императору. Для правителя Шекинского ханства это не представляло особой трудности, ведь он уже дважды, в 1796 и 1805 годах, давал её, правда, потом нарушая. Чего уж там, один раз больше, один раз меньше, какая разница, но большого кровопролития в любом случае можно было бы избежать.

За ответом капитан Самохваловский в сопровождении трубача и трёх драгунов подъехал к воротам на следующее утро. Под ноги его коня с башни скинули отрубленную голову.

– Это ответ хана! – донёсся крик толмача. – Так будет с каждым их ваших воинов, как и с этим пленным, если вы не уйдёте из пределов нашего ханства. Стены наши крепки, а воины полны решимости постоять за своего владетеля и семьи. Скоро на помощь придёт несметное войско из Персии и разорвёт вас. Убирайтесь, пока целы!

– А Илья Петрович такой мне говорит: «Спокойно, Очепов, спешься, голубчик, и возьми с земли голову», – рассказывал Фрол. – А сам эдак развернул коня боком, из кармана белый платочек вынул и обмахивает себя небрежно. А у меня аж ноги не гнутся от страха, словно бы задеревенел, там же цельная сотня ружейных стволов на тебя глядят, а ну как пальнут! Ну, я, значит, к голове той лежавшей подошёл, за волосы её взял и стою как дурак. Куда же мне с ней дальше? А их благородие с улыбкой на стены поглядывает, платочком машет, а мне, значится, шипит: «Быстрее ты, дескать, быстрее, дурень!» Ну, я голову-то в поильное ведро сунул и прыг скорее в седло. Господин капитан платочек тот аккуратно вчетверо складывает, в кармашек его и развернул коня. Тронулся, ну и мы все вслед за ним, и медленно-медленно шагом поехали прочь. Ох и страсти! – рассказывал Фрол. – Я прямо вот спиной, братцы, чувствовал, как в меня из ружей татары целят. Бог миловал, никто не стрельнул.

– А чья это голова-то была, Фролка? – спросил один и слушавших рассказ драгунов.

– Да нестроевого, из Томского пехотного, – пожав плечами, ответил тот. – Его ещё две недели назад на ночёвке скрали. Помните, когда горцы цельный десяток у костра вырезали? Пехотный офицер ту голову признал. Тихонький, говорит, дядька был, совсем даже не видный.

Генерал Небольсин дал войскам на подготовку к штурму два дня. Атаковать крепость предполагалось с двух равнинных сторон. Две её другие стороны возвышались над высоким обрывом, внизу которого бежала река Гурджаначай, и вести атаку тут не представлялось возможным.

Из срубленных деревьев и разобранных жилищ предместий сколачивали лестницы и щиты, готовили вязанки из прутьев и веток, собирали сломанные телеги и всякий прочий хлам, чтобы заваливать им ров. Ещё не рассвело, а две штурмовые колонны уже находились на своих местах.

Спешенные эскадроны драгун и казаки стояли чуть в отдалении, отдельным генеральским резервом. Протрубил сигнал штаб-трубач, и одно за другим ударили выставленные заранее пять русских орудий. Три из них били по крепостным воротам, два сбивали своими ядрами зубцы на стенах. На то, чтобы пробить в них бреши, нельзя было даже и надеяться, слишком уж малый был калибр. Выставленные наверху шекинские пушки стреляли редко, то ли навык у ханских орудийщиков был слабый, то ли берегли припас, а может, и робели, в любом случае на каждый их выстрел приходилось по пять-шесть русских. Прошло около получаса, и главные, южные ворота были выбиты.

– На штурм! – отдал приказ Небольсин. Обе колонны двинулись к определённым им участкам. Под прикрытием огня егерей выделенные из нестроевых солдат работные команды заваливали ров, и штурмующие уже готовились перебежать к стенам. Вот первый, второй людской ручеёк, наконец прорвались к ним с лестницами и начали карабкаться казавшиеся издалека маленькими фигурки солдат. Вдруг на вершине стены мелькнули искры огней, и к основанию полетели десятки факелов и зажжённых, пропитанных нефтью бурок. В небо взметнулось пламя, и повалил густой чёрный дым.

– Чего это там?! Чего?! – тревожно вопрошали стоявшие рядом драгуны.

– Похоже, что-то горючее подожгли ханцы, – проговорил Гончаров. – Слышал уже про такое. Бакинцы горючую жижу-нефть не раз при осадах уже поджигали. Её у них много, хоть вёдрами из ям черпай. Вот и сюда, небось, тоже завезли.

– Огненный вал, – подтвердил стоявший впереди Копорский. – Обе стены у подножия пылают. Ох и не позавидуешь нашим пехотинцам.

Было видно, как несколько фигурок, объятых пламенем, выбегали из огненного кольца и потом падали, катаясь по земле.

– Сейчас отступим от стен, и сиди жди, когда новая команда будет, а совсем скоро холода с дождями придут, – пробормотал Сошников. – Помнишь, Тимофей, как под Эриванью в прошлом году околевали?

– Помню, Ефим Силович, – подтвердил тот. – Как же такое забыть? Поддержать бы надо пехоту, а то побьют ребят горцы.

– Ждё-ём, – пробасил вахмистр. – Начальство знает, когда нас в бой послать.

Стоявшие в рядах колонны драгуны роптали, люди чувствовали: ещё немного, ещё чуть-чуть – и штурм сорвётся, все труды и жертвы тогда будут напрасны. От стоявшей на взгорке генеральской свиты отделилось несколько всадников. У коня, подскакавшего со штаб-офицерами командира полка, приняли поводья, и Бомбель лихо с него соскочил.

– Знамённую группу в центр! – прокричал он громогласно. – Горнистам играть «Наступной марш»! Драгуны, поддержим нашу пехоту! Нарвский полк, за мной! – Выхватив из ножен саблю, он побежал в сторону крепости.

– Колонна, в атаку! – прокричал майор Кетлер.

Три сотни спешенных кавалеристов бросились вслед за своими командирами. От одной из стен, бросая лестницы, уже откатывалась русская пехота, возле той, где были южные ворота, ещё трещали выстрелы. Штурмующие отбежали от полосы бушевавшего пламени и, рассыпавшись, били из ружей в защитников крепости. Ещё немного – и они тоже отойдут вглубь долины.

– Ура! – ревущая атакующий клич колонна под развёрнутым полковым стягом выскочила из-за спин пехотинцев.

– Вперёд, братцы! – прокричал полковник. – Не боись, не сгорим! Всем новые мундиры на замену! За мной! – И ринулся в огонь.

– Ура-а! – заорали три сотни глоток, и драгуны рванули следом.

Застывшие от изумления на стенах шекинцы глядели, как волна русских пронеслась сначала по заваленному рву, а потом сквозь бушующее пламя к воротам.

– Ура-а! – Голову и руки обдало жаром. Такой непривычный в этом времени запах горящей нефти ударил Тимофею в ноздри. Его тут же заслонила вонь от жжёных волос и кожи. – Как же больно! А-а-а! – Гончаров перебежал через пламя. Сапоги и мундир в нескольких местах пылали, но всё, он уже был внутри крепости!

– Ура-а-а! – Ревя от боли и от обуявшей их ярости, драгуны выплёскивались потоком в разбитые ядрами ворота.

– На-а! – Удар штыком в живот ошалевшего ханского воина. Мушкет резко на себя, ещё рывок – и клинок входит в грудь второго. – Бей! Коли! А-а-а-а! – И он ринулся дальше.

Сотню защитников у воротной площадки перебили в одну минуту.

– Эскадрон, ко дворцу! – прокричал чёрный от копоти Огнев. – Даёшь хана!

– Даё-ёшь! Ура-а! – Сотня драгунов, сметая всё на своём пути, понеслась по главной городской улице. Какие-то подразделения русских ворвались снизу в воротные башни и, выбив из них шекинцев, начали очищать стены. Какие-то в это время шли понизу, загоняя ханцев в узкие улочки. Вслед за драгунами в город ринулись и опомнившиеся пехотинцы. Началась форменная резня.

Два горца, подпрыгнув, схватились за верх каменного забора, подтянулись и перевалились внутрь двора. Трое пытались открыть калитку и били в неё руками и ногами.

– Ура-а! – Толпа русских с рёвом пробежала мимо, у калитки в лужах крови остались лежать три трупа. Времени прочёсывать дома не было, второй эскадрон драгун рвался к ханскому дворцу. Пара десятков из его охраны сгрудились около главного входа. Хлопнули выстрелы десятка ружей, и двое драгунов, споткнувшись, рухнули на камни площади.

– Ура-а! – Грязные, закопчённые, в дымившихся мундирах нарвцы бросились в штыки.

Жало отбитого копья дёрнуло полу куртки. «На!» – рванув вперёд, Тимофей вогнал штык в грудь копейщика. Рывок мушкета на себя – и воин со стоном валится прямо на него. Отталкивая труп, Гончаров пробежал вперёд. У прохода, загораживая его, сгрудилось пятеро в кольчугах, с кривыми восточными мечами и щитами в руках. Пуля в стволе. Тимофей замедлился и, вскинув мушкет, разрядил его в закрывавшегося щитом воина. Пуля пробила насквозь и щит, и кольчугу. Хлопнуло ещё несколько выстрелов, и толпа атакующих ворвалась внутрь здания. Дюжину охранников закололи в коридорах. Разбивая прикладами двери комнат, драгуны врывались внутрь. В нескольких сидели, собравшись кучками и дрожа от страха, женщины с детьми.

– Командирам взводов взять под охрану всех мирных! – прокричал Огнев. – У каждой жилой комнаты выставить караул при унтер-офицере! Исполнять! Кто мирного тронет, тому трибунал! Поручик Зимин, берите взвод, проверьте внутренний двор! Если хана найдёте или его старшин, берите всех под стражу и держите пока на улице!

– Плужин, бери троих, карауль эту дверь! – распорядился Копорский. – Гончаров, ты с тремя своими эту. Там мирные, слышали приказ господина капитана?! Чтобы с них и волос не упал!

– Слушаюсь, господин подпоручик! – Унтеры козырнули.

– Чанов, Калюкин, Резцов, за мной! – скомандовал Гончаров, разглядев в толпе своих людей. – Встаём вот у этой двери!

По коридорам дворца бегали толпы с окровавленными штыками и саблями, сначала это были драгуны, потом к ним присоединились и пехотинцы с казаками. Как водится, после взятия крепостей, пока командование не навело порядок, нижние чины позволяли себе многое. Сказывалось нервное напряжение, страх, злость за потери товарищей и друзей, желание отомстить. Ну что сказать – война, война, кровавая злодейка.

Тимофей толкнул дверь и зашёл в большую, застланную коврами и завешенную шёлком комнату. Чуть пройдя по ней, он услышал детский плач. Отодвинул занавесь, и перед его глазами предстала картина: с десяток завёрнутых с ног до макушек тканями женщин сжимали в своих объятиях детишек.

– Всё-всё, успокойтесь, дамочки, – проговорил в смущении Гончаров. – Никто вас теперь не обидит, вы тут под охраной, русские солдаты с женщинами не воюют.

В ответ ему раздался заунывный вой.

– Ну ладно-ладно, всё, – пряча за спиной мушкет с примкнутым к нему штыком, пробормотал он в смущении. – Ухожу я уже. – И попятился к двери.

– Братцы, пустите на ханских баб посмотреть! – Несколько пехотинцев, пахнув перегаром, толкались у входа. – Гарем же, красивые, небось, тут бабы, гладкие все, справные!

– Не велено никому заходить! – отпихивая их мушкетом, грозно покрикивал Чанов. – Отойди, тебе говорят! Под караулом они теперяча!

– Да чего тебе, драгун, жалко, что ли?! – крикнул коренастый, с обожжённым лицом пехотинец. – Не бои-ись, мы их не обидим, ну, может, ежели погладим только маненько! А чего же, ханам всяким, значится, можно, а нам, что ли, нет?! – И толкнул Чанова под одобрительный гогот товарищей.

– Сми-ирно! – рявкнул Гончаров, выходя из комнаты. – Где только набраться уже успели?!

– А ты нам не командир, своими вон командуй! – выкрикнул, как видно, заводила. – И нечего меня руж-жом пихать, у меня, ежели что, и своё есть!

– Братцы, да не гарем тут, мамки с детишками испуганные набились, – проговорил негромко Тимофей и отодвинул рукой в сторону мушкет Чанова. – Ну что вы, не люди, что ли? С детьми воевать будете?

– Так гарем же, девки румяные должны быть? – недоверчиво сказал обожжённый пехотинец. – Ханский дворец ведь это? Чего, правда, что ли, детинец? А ну побожись!

– Истинный крест! – Тимофей, стянув драгунскую каску, перекрестился. – Сам только вот заходил, сопли одни да слёзы.

– Ну, так бы сразу и сказал, – пожав плечами, заявил пехотинец. – Мы чего, мы с пониманием. Айдати, братцы, нечего тут делать. Дальше пошли гарем искать.

Толпа рассеялась, и у двери остался только лишь один караул.

– Ох и настырные. – Калюкин покачал головой. – И правда, когда только хмельное успели найти? Магометанский ведь вроде как город?

– Да тут и армян хватает, – заметил Чанов. – Этим-то можно. Видать, лавку винную разбили али, может, богатого армянина дом.

Часа три стояли на карауле посты драгун, отгоняя шатавшихся по дворцу. С улицы доносился барабанный бой и звуки сигнальных труб. Господа офицеры собирали свои подразделения. Послышалась команда «Смирно!», и в коридор с улицы вступил генерал-майор Небольсин со своей свитой.

– Ваше превосходительство, младший унтер-офицер Гончаров! – стукнув прикладом мушкета о пол, доложился Тимофей. – Охраняем ханских жён с детьми!

Генерал хмуро оглядел закопчённых драгун, покачал головой и, не говоря ни слова, зашёл в комнату. За ним туда проследовала и вся его свита.

– Вы бы хоть обтёрлись, что ли?! – прошипел рассерженно майор Кетлер. – Что теперь Пётр Фёдорович скажет? Бардак, небреженье в Нарвском полку?! Огнев, нельзя было кого почище и без дранины в ханский дворец поставить?

– Владимир Францевич, да мои все сейчас такие, – ответил тот обиженно. – Ну пусть вон пехотой из тех, кто от стен бежал, нас поменяют. А мои драгуны сквозь огонь в ворота прорывались. Вместе с полковником Бомбелем, – выделил он голосом фамилию командира.

– Да знаю я! – произнёс, отмахнувшись, майор. – Ладно, решим.

Вскоре генерал вышел из комнаты и последовал по коридору дальше, а через час драгун поменяли томскими пехотинцами.

– Сменённый караул, за мной! – скомандовал Копорский и повёл людей на выход.

На дворцовой площади царила суета. Строились и уходили прочь воинские команды. У чаши фонтана перевязывали раненых полковые лекари. Пленные воины хана скидывали в кучу своё оружие, и их потом отводили прочь под конвоем. В кучку жалось местное начальство. Оружейные пояса со всех были сняты. Стояли старшины простоволосые, в руках держали тюрбаны и белые папахи. В знак покорности с шей у них свисали на ремнях сабли. Лица у всех были бледные, глаза испуганные.

Проходя мимо, Гончаров зацепился взглядом за знакомое ему лицо.

– Гахраман, это же Гахраман-бек, ваше благородие! – выкрикнул он, признав в одном из стоявших хозяина по плену. – Ну, точно он! Глядите-ка, отвернулся!

– На месте стой! – рявкнул Копорский и подошёл к кучке пленных.

– Что такое, господин подпоручик?! – К нему подбежал встревоженный пехотный капитан. – Это местные старейшины, ожидают на площади их превосходительство, чтобы поклониться ему и присягнуть на верность. Что у вас?

– Сабля моя, – проговорил глухо подпоручик. – Отдай саблю, морда! – И сдёрнул её с шеи бека.

– Господин подпоручик! – воскликнул грозно капитан. – Вы что себе позво…

– Отцовская сабля, фамильная, в плену у меня была отнята, – перебил его Копорский. – А этот издевался и в яме нас с драгуном голодом морил. Жалуйтесь генералу, сударь, если хотите. – И, развернувшись, пошёл к строю. – Взвод, шагом марш! Взяли ногу, драгуны! Раз, раз, раз, два, три!

Три десятка обожжённых, закопчённых кавалеристов протопали с площади на улочку, ведущую к южным воротам.

Глава 8. Присяга на верность Российской империи

– Проходите, господа офицеры, занимайте на стульях места. – Сидевший за столом Огнев поморщился и, сняв с перевязи простреленную руку, погладил её. – Ефим Силович, а вы вот на лавочки. Уместитесь?

– Уместимся, ваше благородие, – отозвался вахмистр, занимая с командирами отделений скамьи у стен.

– Ну что, господа, час назад на общем совете их превосходительство генерал-майор Небольсин Пётр Фёдорович повелел донести до всех подразделений сводного отряда свою благодарность и признательность за решительные действия при взятии столицы Шекинского ханства. Особенно им была подчёркнута роль двух наших драгунских эскадронов, прорвавшихся в город через ворота и через огненную преграду. Генерал пообещал об этом обстоятельно доложить в послании командующему всеми кавказскими силами графу Гудовичу Ивану Васильевичу, а при встрече с ним ещё и лично. Это всё, конечно, хорошо, Нуха штурмом взята, но увы, во вчерашней горячке, обычной после боя, хану с двумя ближними беками и десятком телохранителей удалось скрыться. Пока наши командиры приводили свои подразделения в порядок, чехарда была знатная, да вы и сами всё прекрасно помните. Поручик Зимин, проверяя позже со своими людьми дворцовый подвал, нашёл там потайной ход, который вёл из города наружу. Так, Николай Андреевич?

– Так точно, Сергей Иванович, – подтвердил командир третьего взвода. – Мне ещё при штурме дворца показалось странным, что десяток нукеров так рьяно подземелье защищают, думал, может, ценности какие там лежат, так ведь не было ничего, кроме всякой старой рухляди. Это уже потом, как стемнело, мы с факелами всё тщательно осмотрели и тот потайной ход нашли. Да и то ведь повезло, щель на каменной кладке небольшая оставалась, видать, когда бежали, неплотно проход прикрыли. Обстукали мы стену вокруг, надавили посильней, и вот вам, пожалуйста, прямо самая настоящая пещера открылась, идущая под приличным уклоном вниз. Пройдя по ней, мы вышли за пределы крепости к тем самым обрывам, где бежит речка Гурджаначай. Там у выхода небольшая ровная площадка имеется и узкая тропка, по которой, как видно-то, и ушли беглецы.

– Спасибо, Николай Андреевич, – поблагодарил Зимина капитан. – Селим-хан – хитрый и опытный владетель, поняв, что не сможет удержать крепость, он воспользовался этим потайным ходом и бежал в горы, бросив своё войско и народ, и это, конечно, досадно. Оставшиеся в городе беки, мирзы и воинские командиры уже и без него присягнули на верность нашему императору сразу после штурма, а остальной народ сделает это завтра, и всё равно лучше бы это свершилось при бывшем владыке, во избежание, так сказать, всяческих осложнений в будущем. Прямо уже сейчас мы можем всерьёз опасаться, что низложенный шекинский владетель начнёт смущать своих бывших подданных и выжидать удобного момента, дабы поднять мятеж и вернуть себе обратно ханство. Тут всё осложняется ещё и тем, что совсем недалеко от Нухи находится враждебный нам Джаро-Белоканский джамаат, из которого Селим-хан может получить помощь. А вот больших войск у нас ещё пока здесь нет, они или идут сейчас к Дербенту и Баку, или караулят у Аракса Аббас-мирзу, не давая персам ударить по нам с юга. Ну, или наблюдают за Эриванью, препятствуя нападению с этой стороны на Тифлис.

– Тришкин кафтан, – проговорил с горечью Копорский. – Хоть где потяни, везде рвётся. Я это к тому, что как же силами всего лишь одной дивизии целый мятежный край усмирить? – пояснил он. – Ведь ни одной битвы ещё не было, в которой бы мы на равных с неприятелем сражались. Одних только откинешь, а уже прочие с других сторон лезут. Когда же подкрепления у нас будут, Сергей Иванович?

– Господин подпоручик, Пётр Сергеевич! – Огнев поморщился, неудачно двинув рукой. – Мне ли вам сейчас напоминать, мы поставлены властью вышней, чтобы безропотно нести знамя империи в этих отдалённых землях. Пусть даже и малым числом и супротив преогромного. Нести это знамя и побеждать, прошу заметить.

– Да я не ропщу, Сергей Иванович, – вздохнув, произнёс Копорский. – За общее дело ведь переживаю, чтобы сил на то, чтобы всё устроить, хватило.

– Не переживайте, уж как-нибудь, с Божьей помощью, – успокоил, мягко улыбнувшись, капитан. – Больших подкреплений нам, увы, тут сейчас ждать не приходится, в Европе за Вислой опять разгорелась ожесточённая война с войсками Наполеона, и все резервы государства сейчас отправляются туда. Значит, будем воевать теми силами, что сейчас имеем, стараясь не растратить их понапрасну. Ладно, давайте пока о делах насущных поговорим. Полковник Бомбель испрашивал у их превосходительства три дня на отдых и на обустройство наших эскадронов, однако в связи с бегством Селим-хана в горы ему в этой просьбе было отказано. Казакам и эскадрону капитана Самохваловского приказано было начать преследование. Нашему эскадрону в отсутствие всякой другой кавалерии в крепости велено было вести объезды окрестностей и организовать постоянную дозорную службу. Так что разделяемся на две равные половины. Взвода подпоручиков Крутикова и Комаровского заступают в дозоры уже сегодня. Поручика Зимина и Копорского – послезавтра. Так пока и будете через двое суток меняться. Требование у меня будет одно, господа командиры, держаться настороже, напрасно не рисковать и быть в дозоре не менее чем десятком.

– Лучше бы уж в горы в погоню идти, чем тут кружить, – сетовали в отданном под квартирование отделения доме драгуны. – Тут и на сменном отдыхе начальство придирками своими одолеет. Ну, неужто без нас эту присягу некому было охранять?

– Так ведь из кавалерии-то и некому было больше, – увещевал своих драгун Тимофей. – Первый эскадрон в горах, добрая половина нашего в дозорах, только вот мы и остались.

– Так пехоты вон сколько! – воскликнул Балабанов. – Чего же опять нас всюду совать?

– Ну ты и сказал, Елистрат, пехо-ота, – протянул с улыбкой Гончаров. – Чего там смотреть-то в пехотинце? На фузею, что с человечий рост? Или на шинель серую в заплатках? А тут на каске медью орёл имперский горит, гребень вороной до самых плеч спадает, на поясе сабля с темляком, сапожки на солнце блестят и вид у всех драгун бравый.

– Да уж, конечно, бравый, – пробурчал зашивавший в мундире прореху Кошелев. – Я третью заплатку на прожжённую свою куртку накладываю. Тут-то ладно, зашью, но у меня ведь ещё на сапогах от жара подошва совсем скукожилась, менять бы её нужно, а новой-то и нет. И гребень вороной, как у палёного петуха. Смех да грех. Драгу-уны, блин. – И крякнув, покачал головой. – Во сколько это дело-то у нас будет с «присяганием»?

– Муллы должны были пораньше, после утренней молитвы, народ на площадь скликать, – ответил Тимофей. – Чтобы ещё до обеда со всем управиться. Но вы же знаете, как тут на Кавказе бывает. Хорошо, если до вечера всё закончится.

– Да-а, а вечером нам уже в разъезды выходить, – проворчал Герасим. – И чего, и где же тот отдых обещанный?

– Иди у генерала и спроси про него сам. – Гончаров махнул в сердцах и пошёл к своему топчану. Отстегнув пряжки, он достал пару шпулек с нитками и иглы. – Я им тут рассказываю, разъясняю всё, а они как гуси шипят. Да идите вы все в баню! Обшились уже, пока меня не было, почистились, в порядок себя привели, а мне ещё полночи всё обихаживать! Буду я лучше как все другие унтеры с отделением лаяться!

– Тимох, ну ладно, ну ты чего? – подошёл, сопя, Лёнька. – Ну-ка давай сядь ровнёханько, я тебе бараньим жиром щёку промажу, а то вон пузырь на ней лопнул, и как лоскутом кожа свернулась.

– Не нужно, сам намажу, – проворчал, отворачиваясь, Гончаров.

– Давай, давай, Иванович, моим вон помажься. – Разворачивая кулёк вощёной бумаги, к топчану командира отделения подошёл Чанов. – Хозяин из дома напротив дал, курдючный, говорит, этот жир, он очень хороший при ожогах.

– Тимофей Иванович, мы прошили всё своё, давай-ка и тебе поможем. – Со своими иглами подошли два Ивана.

Полуэскадрон драгун занял своё место перед ханским дворцом ещё утром. Чуть позже под барабанный бой подошли роты томского пехотного и пятнадцатого егерского полка. Солдатские шеренги расставили по всему периметру площади, а две коробки стояли перед самым входом дворца. Несколько раз из него выбегали штабные офицеры и проверяли внешний вид у войск, каждый раз находя какие-нибудь недостатки. Царила обычная парадная суета. Вот прикатили два единорога, и артиллеристы под приглядом двух капитанов и майора, перебрав в передках картузы, зарядили орудия «на холостую». Толпы любопытных горожан слонялись по улицам, глазели на полощущиеся имперские флаги, на замершие линии войск с блестящими на солнце штыками, и шли дальше. Время шло.

– Зараза, я же говорил, что не управимся мы до обеда! – выругался стоявший на правом фланге Огнев. – Тут, на Востоке, всегда так, проще под местных с их укладом подстраиваться, чем какого-либо порядка ждать. Где по-ихнему «после завтрака» – значит по-нашему «перед обедом», ну и «опосля обеда» – это соответственно «ближе к вечеру».

– Третий раз уже адъютант их превосходительства отбегает. – Зимин указал на спешащего подпоручика. – Может, теперь хоть начнут? У меня уже ноги задеревенели на месте стоять.

– Иду-ут, – разнёсся ропот по солдатским шеренгам. Со стороны главной городской мечети к ханскому дворцу вышла процессия: несколько десятков человек в богатых халатах, в тюрбанах и пышных меховых шапках неспешно и с достоинством ковыляли по мощённой булыжником дороге. Пара стоявших у лестницы штабных офицеров встрепенулась и ринулась по ступенькам наверх для доклада, а с улицы донёсся рокот труб и вскрики рожков, создавая общую какофонию звуков, ударили туземные барабаны и гавалы[7]7
  Бубны.


[Закрыть].

«Веселье начинается, – подумал Тимофей. – Ни в чём себе не отказываем, отрываемся по полной. Только, пожалуйста, недолго, нам ещё ночью в дозор уходить».

Изо всех сходящихся к ханскому дворцу улочек и узких кривых переулков спешили на громкие звуки новые толпы народа и постепенно заполоняли площадь, оставляя только три свободных шага перед воинскими шеренгами. Процессия ещё не успела достигнуть дворца, а всё пространство вокруг уже было заполнено людьми. Вот первые люди Шекинского ханства подошли к самым ступеням и замерли.

Наступил торжественный момент, из дворца в окружении свиты выступил представлявший здесь императорскую власть генерал-майор Небольсин.

– Равня-ясь! Сми-ирна-а! – гаркнул стоявший у строя драгун майор Кетлер. – На караул!

Мушкет резко вверх от ноги! Приклад в левой ладони, правая при этом сжимает его за цевьё, наклон чуть вперёд, так, чтобы жало штыка в одном ряду со всеми было.

– Хорошо. – Тимофей покосил глазом влево, вроде бы всё более-менее чётко и слаженно, главное, никто оружие при строевых экзерцициях не выронил, а то ведь всякое бывало.

– Их превосходительство генерал-майор Небольсин Пётр Фёдорович! – выкрикнул Кетлер. – Командующий сводным отрядом Русской императорской армии в Закавказье!

Ударили гвардейский марш трубачи кавалерии, к ним тут же подключились барабаны пехоты, и под эти звуки к лестнице величаво прошествовал он, представитель армии победителей.

– Бум! Бум! – ударили двумя холостыми единороги, беки и мурзы из делегации присели, а толпа в панике отхлынула.

– Слушай меня, народ шекинских земель! – громогласно, на всю площадь прокричал Небольсин. – Ваши старшины уже присягнули на верность всемилостивейшему российскому императору…

«Умеют же тут, в этом времени, как надо информацию до людей доносить, – думал Тимофей, разглядывая тех, чьи потомки под крылом русского царя-батюшки совсем скоро сольются из разрозненных ханств и народностей в единую нацию. – Аж до печёнок вон продирает».

Испуганно пригнувшись, люди внимательно вслушивались, что им переводят глашатаи.

– …и жить в мире и согласии со всеми на своей земле, аки единый народ под защитой славного…

«Ну не знаю, – думал в сомнении Тимофей, переведя взгляд на стоявших у подножия лестницы первых людей ханства. – Не больно-то вон у этих глаза радостью светятся. Власть меняется, прямо из-под ног уходит, а с ней, значит, и деньги с привилегиями. У них сейчас одна забота, как бы чего не упустить, как бы не ошибиться, вдруг русские, как это не раз уже бывало, опять отсюда уйдут. И что же им опять персам в верности клясться? А успеют ли перевернуться? Хотя о чём речь – эти точно успеют».

– …в служении императору Всероссийскому Александру первому свидетельствую перед Всевышним. В подтверждении же сего торжественного моего обещания прилюдно клянусь…

– Аnd içirəm! Аnd içirəm! Аnd içirəm![8]8
  Клянусь! Клянусь! Клянусь! (азерб.)


[Закрыть] – всё громче и громче неслось ввысь с площади и с прилегающих к ней улочек. Вслед за первыми людьми ханства присягу на верность Российской империи принял и простой народ.