Текст книги "Драгун. На задворках империи"

Первая часть программы Гудовича была исполнена – Нахичеванское ханство занято. Главнокомандующий поручил Небольсину объявить его жителям, что не только сам город, но и всё ханство отныне поступает на вечные времена в подданство российского императора, и просил старшин, духовенство и весь народ, как новых подданных и соотечественников, безбоязненно и с полной уверенностью в своей безопасности возвратиться в свои жилища, сохранить верность России и прервать всякие сношения с неприятелем.

Между тем на главном театре военных действий у крепости Эривань, где и должна была решиться участь всей кампании, дела шли без особого успеха. Хотя осаждающие и отвели от крепости воду со стороны Темир-Булака, но в городе были колодцы, да и полную блокаду берега Занга ночью обеспечить было невозможно. Провианта же у осаждающих было в достатке, и они заявляли, крича егерям, что русские могут стоять три года под стенами и голодать, пока они начнут затягивать пояса.

Русская артиллерия вела непрерывный огонь по стенам и в итоге, как бы враг ни поправлял их, разрушив две башни, проделала большую брешь.

«…Но за всем тем, – как доносил Гудович государю… – гарнизон крепости, надеясь на свои укрепления, до сих пор не сдаётся, ибо крепость Эриванская чрезвычайно укреплена, имея гласис[1]1
  Гласис (фортификационный термин) – земляная насыпь за контрэскарпом рва, треугольного профиля, непосредственно примыкающая к внешнему краю – гребню контрэскарпа, рва укреплений. В полевых укреплениях высоту и скат гласиса делали так, что он способствовал уничтожению ближайшего мёртвого пространства, подводил противника под огонь и маскировал укрепление.


[Закрыть] и затем две стены, снабжённые артиллерией…»

Взятие Нахичевани, уход за Аракс разбитого Хусейн-Кули-хана, бессилие французского агента Лежара, приезжавшего по поручению персидского правительства в русский лагерь с целью склонить фельдмаршала к большей уступчивости, – всё это дало повод Гудовичу снова потребовать у коменданта сдачи крепости. Но Гассан-хан и на этот раз дал отказ, ответив Гудовичу письмом следующего содержания: «…мы готовы даже вне крепости, в чистом поле действовать против вас, ибо внутри крепости защищаться и действовать против вас не составляет большой важности. Всякий может обороняться внутри крепости и быть свидетелем того же последствия, которое постигло вас при осаде Ахалкалак». При этом ханский посланник, привёзший это письмо, заверил графа, что гарнизон скорее ляжет весь на месте, чем сложит оружие. «Весь гарнизон, – говорил он, – состоит из отборных стрелков, взятых из отдалённых внутренних провинций, где остались их жёны и дети под присмотром как заложники. Для них лучше умереть одним, чем подвергать тому же и свои семейства, которых погибель неизбежна, если осаждённые не будут защищать крепость».

Положение русского войска под Эриванью начало принимать угрожающий характер. Рассчитывать на добровольную сдачу крепости уже не приходилось, но и продолжать осаду далее становилось невозможно ввиду позднего времени года. Плохо снабжаемые войска уже несли большие тяготы от рано начавшихся в этом году холодов. В горах выпал глубокий снег, который завалил ущелья и прервал сообщение с Грузией. Оставалось только лишь одно средство с честью покончить с затянувшейся кампанией – это штурмовать Эривань. Всё повторялось в точности, как и при князе Цицианове три года назад. К огромному сожалению, ошибки неудачной осады 1805 года графом Гудовичем в этот раз учтены не были. Русские войска опять были оторваны от баз снабжения, накопленных же припасов было мало.

– Приказано скорым маршем прибыть к крепости, – выслушал вместе с другими стоявшими командирами Огнева Тимофей. – В заслоне у Аракса остаётся полк казаков, третий и четвёртый наши эскадроны и батальон егерей. Выходим через два часа без обозов. При себе иметь во вьюках запас провианта и фуража на три дня.

– Неспроста такая спешка, – задумчиво проговорил Кошелев, крепя сакву с овсом. – Значит, серьёзное дело под Эриванью намечается, если всех, сколько только можно, так скоро собирают. Похоже, братцы, приступу быть.

– Эх, а я-то уж думал, что хоть в этом году не придётся более на стены лезть, – вздохнул Блохин. – Думал, не наберётся смелости эриванский комендант нашему графу перечить. Конницу ханскую мы разбили, персов за Нахичевань отогнали. Неоткуда более подмоги ему ждать. А вот же смотри какой упорный.

– Хватит болтать, лучше помоги чемодан приторочить, – буркнул Тимофей. – Я его ремнями посильнее к седлу притяну, а ты держи.

Наконец всё было уложено, наскоро пообедав, оставив котлы и всё лишнее, эскадроны начали выстраиваться в колонну.

– Ну чего вот с собой этой рухляди набрали?! Сказано было вам всё тут при обозе оставить, – ворчал, проходя мимо, вахмистр. – Нет ведь, неслухи. Вы бы ещё подушками, как князья, обложились!

– Ефим Силович, так холодно же, дождь на снег переходит, как раз под такое ненастье одёжка! – крикнул Чанов, похлопывая по туго свёрнутой бурке. – У Васильевича вообще кости не распрямишь на морозе, ему только и ходить по такой погоде в мехах.

– Пусть в нестроевые переходит. Тьфу ты, как татары вы в этих своих бурках, – сказал он и сплюнул. – Увижу кого в строю в горской одёже – штрафные сразу получите.

– Не в духе Силович. – Герасим кивнул ему вслед. – В первом взводе на Марка кудрявого, на приятеля твоего, Иванович, наорал. Замечание сделал, а тот ему поперёк что-то. Ох, он и давай тогда зевать, и по матушке, и так и эдак! Дрын взял и за ним, а тот прочь тикать.

– А он малый котёл к седельному чемодану приторочил, – хохотнув, произнёс Калюкин. – А ведь сказано было ничего лишнего с собой не брать и всё в обозе оставить. Не догнал он Марка, вернулся к коню и все вьюки с него вместе с тем котлом посрывал.

– Чё вы ржёте?! Я бы тоже, если б спрятать мог, такой же с собой увёз. – Артельный старшина неодобрительно покачал головой. – Это пока ещё наш обоз к Эривани подтянется, а нам всё это время на сухомятке там жить.

– Да ладно, Васильевич, чего уж там, крепость возьмём – там этих котлов ханских видимо-невидимо, – заявил Еланкин. – Вон с егерями в карауле был, так рассказывали они, что, когда в стрелковой цепи под крепостью стояли, татары баранину в огромных котлах наверху варили, а кости со стен вниз скидывали. Прямо ведь на стенах костры жгли, представляете! И смех и грех, мы их в осаде столько времени держим, а у них порцион намного лучше нашего.

– Ты сначала возьми её, эту крепость, балаболка, – проворчал Кошелев. – Да уцелей ещё при штурме. Баранина! – И покачав головой, пошёл в очередной раз проверить ремни вьюков.

– По коням! Первый эскадрон в походную колонну! Второй эскадрон, в колонну по двое! – послышались команды офицеров. – Взвод, разобрались в строю! Сдали чуть назад, передним места не хватает!

После привычной сутолоки наконец всё устроилось, и два эскадрона нарвцев под командой майора Кетлера пошли по Эриванскому тракту на северо-запад. Впереди, в шести десятках вёрст, их ждала грозная крепость Эривань.

Глава 5. Кровавый штурм

– Бум! Бум! Бум! – били по стенам тяжёлые осадные пушки. Только лишь на самое короткое время канонада замолкала, и становилась слышна ружейная стрелкотня. Повелением русского главнокомандующего выставленным в сооружённых укреплениях егерям было приказано вести огонь беспрерывно, не жалея боевого припаса. По всей осадной линии шло шевеление, рабочие команды готовили проходы в фортах и земляных ретраншементах, складировались огромные связки прутьев, корзины, брёвна и плетёные щиты, чтобы заполнить ими рвы. Солдаты стучали топорами, сколачивая из жердей длинные лестницы.

– Долго не засидимся тут, скоро на стены! – довёл до своих услышанное от командира эскадрона Тимофей. – Велено всю верхнюю одежду в лагере оставить, чтобы не стесняла, с собой только лишь запас патронов в лядунках иметь. Нужно будет налегке, братцы, через рвы перемахнуть, а потом по лестницам шустро карабкаться. Крепость возьмём – и забота, как обустроиться, сама собой отпадёт.

– Оно, может, и так, но какое-то подобие шатра всё равно нам не помешает. – Кошелев недоверчиво покачал головой. – Парусины вот жаль мало захватили, на землю придётся теперь солому и попоны стелить.

– Ладно, Васильевич, как знаешь, обустраивайтесь, – кивнув, согласился с ветераном Гончаров. – Хоть от ветра и дождя укрытие будет. Пока это мы обоз свой дождёмся. Ладно, пойду я до соседей, что ли, схожу, там в девятом егерском Тельцов Ванька в фельдфебели выбился. Помните, в Вороньем гнезде, будучи отделенным командиром, нас менял? Глядишь, хоть котёл на время у него выпрошу.

– Котёл – это хорошо, – забив кол, проговорил, выдыхая, Чанов. – Три дня только на одних сухарях, смотреть на них уже не хочу.

– Это да-а, горяченького бы сейчас, – вздохнул, натягивая на распорку конец полога, Ярыгин. – Вяжи, Колька! Ещё, ещё, давай ещё один узел ставь.

Тимофей шёл, стараясь выбрать дорогу посуше.

– Посторонись! – Мимо, разбрызгивая лужи, проскакал казачий конвой. За ним ехали на заляпанных грязью конях с десяток штабных, среди них выделялся статью важный пожилой господин с султаном мокрых перьев на шляпе.

– Гудо-ович! – Отскочивший на обочину пожилой пехотинец кивнул ему вслед. – Третий день со свитой вдоль крепости беспрестанно ездит, всё глядит на неё в свою трубу. Видать, места́ для штурмовых колонн определяет.

Вот и ряды серых парусиновых палаток егерей. Стрелки возились около них, занимаясь своим нехитрым солдатским делом.

– Братцы, а Ивана Потаповича не подскажете, где найти? – крикнул Гончаров.

– Да вон, только что штрафников к уборной яме повёл. – Один из егерей, махнув рукой, показал в сторону дальних кустов. – Ежели поспешишь, так нагонишь, смотри, долго они там точно стоять не будут.

– Понял, благодарствую, – сказал, кивнув, драгун и, нырнув в проход между палатками, пошёл в указанном направлении.

Скопление большого количества людей долгое время и в одном месте подразумевало соблюдение определённых санитарных норм. За этим следили строго, ибо не так страшны были пули неприятеля, как зараза, косившая зачастую целые армии. Вот и в деле, прошу прощения, «справления естественных надобностей» был строгий и неусыпный контроль. Попробуй ты «сходи» за шатёр, унтер ладно, тебя и своя артель, и соседняя сообща поколотит. Потому как дурака только и учить кулаком и всем обществом, чтобы в следующий раз он головой думал, а не этим самым…

– Настил сдвинь! – слышалось от небольшой группки людей в зелёных мундирах. – Теперь сыпь, Прошка! Да ты не в кучу бросай, а рассыпай, шире рассыпай, я тебе говорю!

Облепленный белым егерь сунул лопату в куль и, потрясывая, начал рассыпать сверху порошок и белые комья. Двое подручных встряхнули большой рогожный мешок и раскрыли его горловину пошире.

– Потапович, узнаёшь? – Тимофей снял с головы фуражную шапку и улыбнулся.

– Тимоха! – воскликнул, окинув его взглядом, фельдфебель. – Так а чего бы не узнать-то? Два года назад, помнится, вы нам хорошее жильё передали на горной дороге. Мы потом вас частенько добром вспоминали. До весны ведь на этом Вороньем гнезде пришлось куковать. Ты по делу ко мне или как? А то вишь, у меня тут какое веселье. – Он кивнул на яму. – Может, и сниматься отсюда скоро, но полковой квартирмейстер говорит: «Все отхожие места проверить, починить и известью засыпать». Во-от хоть проштрафившиеся есть для такого.

– По делу я, Потапович, – подтвердил Тимофей. – Отойдём на чуток?

– Пошли, – согласился Тельцов. – Так, оболтусы, эту яму просыпали как следует, настилом плотно прикрыли её и потом к той, что у сломанной груши, топайте! – дал указание он штрафникам. – Я скоро туда тоже подойду, без меня начинайте.

– Ну, чего хотел, что за дело? – отойдя шагов на десять в сторону, поинтересовался он у Гончарова.

– Потапович, мы ведь сейчас оторванные от своих, какой уж день на одних только сухарях сидим, – пожаловался драгун. – И сколько ещё так сидеть, никто не знает, а вдруг на штурм придётся идти, а сил-то уже и нет.

– Ты это чего вокруг да около ходишь, говори, что нужно, – перебил его фельдфебель. – А то мне моих бестолковых надолго оставлять никак нельзя, небось, и сам понимаешь. Ну?

– Котёл бы нам, Потапович, – жалобно вздохнув, проговорил Тимофей. – Ну и зерна бы дроблёного на крупу да сальца хоть немного. Порцион-то нам только лишь сухарями одними здесь дают. Сам ведь понимаешь, как это. Вот, а мы бы ими с вами поделились.

– Котёл – имущество военное, – хмыкнул егерь. – На особом учёте в интендантстве находится. Да и зерно с салом просто так на дороге тоже не валяются, а со строго учётным порционом только лишь в артели идут.

– Да я понимаю. – Гончаров горестно покачал головой. – Ну ладно, как говорится, на нет и суда нет. Пойду я тогда.

– Да обожди ты! – остановил его фельдфебель. – Помочь, конечно, вам можно, свои же люди как-никак, только сам ты, Тимоха, пойми, за так ведь оно ничего не получится, у меня в роте излишков ведь совсем нет. А вот люди нужные, которые при деле имеются.

– Да это само собой! – обрадованно воскликнул Тимофей. – Про то, чтобы задарма получить, вообще даже речи нет. Мы и серебром, и трофеем, каким надо, отдаримся.

– Не-е, ну серебро-то чего у вас выгребать? Чать, артельное оно, и самим всегда надо будет, – проговорил задумчиво Тельцов. – Сабелька есть ли хорошая, только чтобы в ножнах? Кинжал ещё можно горский.

– Найдё-ём! Всё богатое, безо всякой ржи, – заверил его Гончаров. – Ещё и с ремнём поясным, на котором чеканные медные бляшки узором набиты.

– Ну, вот и хорошо. Значится, приходи, Тимоха, сам и пару человек с собой приводи. Там вон, у кустов, возле тропы, как смеркаться будет, встанете. – Он протянул руку, указывая место. – И сухари не тащите с собой, у нас и своих в достатке.

– Добро, Иван Потапович! – обрадовался Гончаров. – В сумерках, как ты и сказал, там будем тебя ждать. Ох и выручишь же ты нас, брат.

– Обожди пока благодарить, ещё дело нужно сладить, – нахмурившись, произнёс тот. – Ладно, пойду я, пока там мои чего-нибудь не свернули.

Ночью перед натянутым на колья пологом артели Гончарова пылал костёр, а от снятого с огня большого закопчённого котла исходил аппетитный дух наваристого мясного кулеша.

Пятнадцатого ноября собранным у себя в шатре старшим офицерам осадного войска фельдмаршалом Гудовичем был объявлен план предстоящего штурма. Вести его предполагалось пятью колоннами, атакующими по разным направлениям, дабы растянуть силы защитников крепости по всей стене. Согласно зачитанной диспозиции предписывалось наступать возможно поспешнее и «под жестоким штрафом не стрелять, прежде чем влезут на стену, влезши же на неё, стрелять по неприятелю, ибо тогда равный бой, но покуда на банкет не соберётся довольное число, вниз на штыки с банкета не сходить…».

Войскам запрещалось убивать женщин, детей и сдающихся на милость. Запрещалось бросаться на грабёж, пока вооружённый неприятель не будет истреблён окончательно.

– Идём резервом в колонне за батальоном Тифлисского мушкетёрского полка, – разъяснял собранным командирам поставленную задачу капитан Огнев. – Как только они стену очистят и там закрепятся, поднимаемся к ним по лестницам и врываемся вместе в город. До этого поддерживаем их вместе с ротой егерей огнём из ружей. Эскадрон Самохваловского идёт, так же как и мы, в соседней колонне вслед за кавказскими гренадерами. Борисоглебские драгуны распределены по всем другим штурмовым колоннам. Крепость нужно брать во что бы то ни стало. – Он обвёл взглядом командиров взводов и отделений. – Надеюсь, вы и сами прекрасно понимаете, господа, чем может грозить нам неудача при штурме. В лядунках наших запас патронов совсем малый, не сравнить с егерскими патронными сумками и патронташами. Расстреливается он за час серьёзного боя, так что предусмотрите, чтобы в каждом отделении был свой человек с носимым запасом, тот, у кого можно было бы его пополнять. И с собой пусть побольше патрон все драгуны прихватят, на внешний вид здесь никто внимания обращать не будет, это ничего, что карманы топорщатся, тут уж не до парадного вида. Так, что ещё? Выходим с мест расположения после полуночи и выстраиваемся за своими пехотинцами и егерями. Штабс-капитан Кравцов и я сам исходное место и старших пехотного батальона знаем. Подведём куда нужно. Готовьте людей, господа командиры, нам предстоит нелёгкий день.

– Сабелька в таких штурмах – дело второе, ребята, – доводя оселком остриё клинка, негромко рассказывал молодым Кошелев. – Первым завсегда здесь ружьё выступает, потому как это по своей сути есть стреляющее копьё, им ты и на расстоянии врага разить можешь, и вблизи. Хоть штыком остро заточенным, а хоть прикладом врагу карачун делай. Это вот штуцерникам нашим, им да, им тяжелее, потому как не приспособлен наш драгунский винтовальный карабин под штык, толку-то от него на таком коротком стволе. Вот потому и холим, лелеем мы с Блохиным Лёнькой свои сабельки. Но и вы тоже про них не забывайте, ребятки, кто его знает, как там дело при штурме повернёт. Выбьет вдруг татарин или перс ваше ружьишко, вот тут-то она, сестрица, вам и сгодится.

Разложив на пологе своё оружие, слушая негромкие пересуды товарищей, Тимофей тщательно его чистил и смазывал. Вот щёлкнул спускаемый курок пистоля, и он, ещё раз весь его внимательно оглядев, приступил к зарядке. Порох плотно прибит шомполом в стволе, теперь сюда же войлочный пыж, и к нему закатываем пулю. Далее опять пыж, плотнее всё прижать, и он, протерев ветошью, вставил заряженное оружие в носимую на теле кобуру.

Так же как и командир, на расстеленном пологе обихаживали своё оружие и другие драгуны из отделения. Движения у всех были отточенные, дело привычное, сколько уже сотен раз вот так они обихаживали и перезаряжали своё оружие.

– Стёпа, я тебе ещё пару десятков патронов положу? – спросил Ярыгина Резцов. – Есть место?

– Да куда?! – вскинулся тот. – Мешок уже неподъёмный. У себя их рассовывай.

– Да я и так в лядунку на дюжину больше затолкал и по карманам. Точно не возьмёшь? – поинтересовался Длинный Ваня.

– Нет! Если только ты вторым подносчиком будешь со мной. – Тот покачал головой. – А то пошли, найду ещё мешок с лямками.

– Ну куда, куда?! – ворчливо проговорил Чанов. – Сказано было одному только в отделении в подносчиках быть, а всем остальным бой вести. Ежели Сошников заметит, и вам, и Тимофею Ивановичу за такое самовольство по полной влетит.

Поужинав на зависть другим артелям горячим, гончаро́вцы завалились спать, три-четыре свободных часа до построения у них было. Храпели, укутавшись вылинявшими солдатскими шинелями и конскими покрывалами, старослужащие, только трое молодых ворочались с боку на бок и вздыхали. Утром им предстояло в первый раз идти на штурм крепости. Сколько наслушались они уже за эти полгода службы в эскадроне всякого. Переживут ли следующий день? И если переживут, не покалечит ли их злая картечь? Не пробьёт ли пуля? Не просечёт ли острый персидский клинок? Какой уж тут спать, когда в голове крутятся такие вопросы. Это вон Чанову или Блохину хорошо, сколько раз уже были на приступе. Дрыхнут, хоть бы хны им, а Герасим вообще соловьём заливается.

– Тихо стоим! – пробегая мимо колышущихся рядов, приглушённо покрикивали офицеры. – Не болтать, оружием не звякать, звон далеко по округе разносится.

– Глядите, после пушечных выстрелов передняя колонна мушкетёров пошла, а мы так же на месте стоим, – напомнил Огнев. – Только по моей команде вперёд двигаемся.

Капитан пошёл дальше наставлять другие взводы, и Герасим присел на корточки.

– Чего толчётесь? Передохните маненько, уже третий час ведь в строю мурыжат.

– Хоть бы и правда погнали, что ли? – Маленький Ваня, вздохнув, присел рядом. – Хуже нет вот так вот команду к бою ждать.

– Бум! Бум! Бум! – раскатисто громыхнули орудия. Впереди послышались резкие команды, а вслед за ними топот множества ног.

– Сигнал, что ли?! – Герасим вскочил. – Ну точно он, вон мушкетёры к стенам потопали.

Осаждённые не дремали, тёмные стены крепости озарились огненными сполохами. Десятки светящихся ядер разогнали мрак, со стен полетели подожжённые куски промасленной ветоши и факелы. В хорошо освещённые русские колонны ударил дождь свинца.

– Картечью бьют, вон какой визг, – озабоченно проговорил Кошелев. – Гляди-ка, всё предместье ведь ироды осветили, а на самих стенах черным-черно, не разглядишь стрелков. Умно, умно, научились-таки персы воевать.

– Ура-а! – пересиливая грохот выстрелов, до драгун долетел клич атакующих колонн. Вытянув шеи, они наблюдали, как освещённые пожарами пехотинцы, заваливая ров, ринулись к стенам.

– Ну же, и нам туда пора?! Как же там мушкетёры-то без нас?

Вот одна, вторая, третья лестница встала к основанию стен, по ним тут же начали карабкаться тёмные фигурки. Они срывались, сбитые ружейным огнём и картечью, но на их месте тут же оказывались новые и снова падали.

– Ждё-ём! Ждё-ём! – донёсся голос майора Кетлера. – Сейчас пехота за стену зацепится, и мы сразу пойдём!

Наконец солдаты Тифлисского полка, как видно, закрепились на самом верху. Там подсвечиваемые пламенем мелькали люди, а вот донёсся и тревожный барабанный бой.

– Сигнал подают! – крепко сжимая эфес сабли, воскликнул Копорский. – Подмогу просят. Ну вот, теперь и нам пора.

– Эскадрон, за мной, вперёд! – Майор Кетлер выхватил саблю и бросился в сторону рва.

– Взвод, в атаку! – рявкнул Копорский. – Быстрее, братцы!

Чавкая по размешенной сотнями ног земле, драгуны устремились за офицерами. Вот и широкий, наполовину засыпанный пехотинцами ров. Тимофей прыгнул на шатавшийся под ногами плетень и инстинктивно присел. «Вжиу!» – над головой пронеслась туча свинца. Картечь угодила в самую середину подбежавшей к преграде колонны. Послышался дикий вой и стенания.

Выпрямившись, Гончаров перебежал к противоположному краю и, закинув вверх мушкет, подтянулся. Прямо перед головой, обдав лицо грязью, в мокрую, размешенную сапогами землю ударила пуля.

– Где наши стрелки, мать их! – выругался он, вскарабкавшись наверх. – Перестреляют всех к едрене фене!

Нога запнулась о лежащее тело, в паре шагов от него лежало ещё одно в зелёном мундире, дальше ещё и ещё. На ровном простреливаемом участке перед стеной лежали десятки егерей и мушкетёров. Вот и ответ на вопрос, где наши стрелки.

– Бах, бах, бах! – ухо вычленило в общем шуме боя россыпь выстрелов. Не всех ещё постреляли. Стоя и с колена, нацелив штуцера и фузеи вверх, вели бой русские егеря-застрельщики.

– Не останавливаться! За мной! – Из красного, подсвеченного огнём сумрака глаза выхватили знакомую фигуру майора Кетлера, бежавшего в окружении драгун. – На стены, ребята! Быстрее! – призывал он, размахивая саблей.

– Вжи-и-иу! – град картечин ударил в эту группу, разрывая и бросая в грязь тела.

– Майора убили! – послышались заполошные крики. – Отходить надо! Всех сейчас побьют!

– Эскадрон, в атаку! На лестницы! – бросился к стене капитан Огнев. – Не стоим! Вперёд, братцы!

Полу куртки рвануло, бросив взгляд вниз, Тимофей увидел на левом боку прореху. Ощупав себя на бегу, боли не почувствовал, и вот уже они, перекладины штурмовой лестницы. Ремень с мушкетом за спину, шаг вверх, ещё, ещё один, ещё и ещё. Мимо пролетело тело, за ним следом второе.

– Как же страшно-то, господи. А-а-а! – заорал он, затем, собравшись, заработал сильнее ногами и руками, поднимаясь.

Вот и парапет, перескочив внутрь, Гончаров сорвал мушкет и пристегнул к нему штык.

Вслед за ним наверх выбрался и поручик Копорский.

– Четвёртый взвод, ко мне-е! Ко мне, фланкёры! – крикнул он, размахивая саблей.

– Тимоха, мы тут! – К Гончарову подбежал Блохин с обоими Ваньками.

– Остальные где?! Все живы?! – перебивая шум боя, прокричал Тимофей.

– Не знаю! – замотав головой, признался Лёнька. – Всё в такой суматохе было! Пушки картечью густо бьют, стрелки сверху ловко пуляют. Осипу Кожевникову башку прострелили, перед рвом он лежит. Более никого я не видел.

Наверх продолжали карабкаться драгуны. Кошелев, Герасимов, Чанов, Хребтов Макар и Колька. Около Гончарова сгрудилось уже восемь человек.

– Сидора убило, а Елистратке руку прострелили, – доложился Кошелев. – Он сам в лагерь пошёл, вроде кость цела, пятерню сжимал-разжимал.

– Ярыгин где, кто его видел?! – крикнул Тимофей, оглядываясь. – У него весь наш патронный припас при себе.

– Братцы, я тут! – с дальнего конца стены донёсся знакомый голос. – Бегу-у!

– Драгуны! Пехота две башни захватила! – выскочил из бокового хода Огнев. – Тифлисский полк в город ворвался, поддержим мушкетёров! За мной!

– Вперёд, братцы, дальше вместе держимся! – Увлекая за собой людей, Гончаров бросился следом за ним.

Топая по камням стены, перескакивая через лежащие трупы, а где-то прямо и по ним, драгуны пробежали пару десятков шагов и, заскочив в башню, начали спускаться по винтовой лестнице. Здесь тоже всюду лежали трупы, а каменные ступени были обильно политы кровью.

На двух узких городских улочках кипел ожесточённый бой. На прорвавшихся в город русских неприятель бросил все свои резервы. Борьба шла буквально за каждую саже́нь, за каждый шаг внутри города. Подоспевшая сотня драгун усилила давление на неприятеля, и ханцы с персами начали пятиться.

– Бам! Бам! – ударили выстрелы из выходящих на улицу окон большого дома. Огнев взмахнул саблей и, выронив её, рухнул на землю.

– Гончаров, очисти от стрелков дом! – прокричал Копорский. – Иначе они нас всех тут перестреляют!

– Братцы, за мной! – рявкнул Тимофей и, подбежав к калитке, ударил её прикладом. Массивная и окованная листовой медью, она стояла намертво. – Калюкин, Хребтов, спину подставьте! Лёнька, держи! – Он передал мушкет другу и, как по ступенькам, забежал на спины товарищей. «Лишь бы осколков или шипов там не было», – мелькнула в голове мысль. Пальцы зацепились за верхний край забора, и, перебирая ногами по выступающим камням, он подтянулся. Чисто. Во внутреннем дворике никого не было видно. Спрыгнув вниз, Тимофей вытащил из кобуры пистоль, и очень вовремя, в распахнувшуюся дверь дома выскочило двое вражеских воинов. Бам! – пуля из пистоля ударила одному в грудь, второй замешкался и дал Гончарову время выхватить саблю. А теперь на! Перс, вскинув ружьё, уже отщёлкивал курок, когда клинок подскочившего русского, проскрежетав по дулу, рубанул его руку. Заорав, он выпустил своё оружие и кинулся в дом. Самое время было залететь за ним следом, пока его там не ждут, но пересилив себя, Тимофей бросился к калитке и сдвинул засов.

– Держи! – Забежавший первым Лёнька сунул в руки мушкет.

Пока засовывал в ножны саблю и перекладывал в правую кобуру заряженный пистоль, большая часть отделения уже ворвалась через открытую дверь в дом. Внутри слышались выстрелы и крики.

Сунувшегося по лестнице наверх Хребтова пробили две пули, и Макар, как-то по-детски ойкнув, с удивлённым лицом опустился на ступеньки и застыл.

– Прикройте! – Тимофей выстрелил из ружья в мелькнувшую фигуру и бросился по ступеням.

– Бам! Бам! – хлопнули выстрелы за спиной, и ему под ноги упал бородатый воин. Ещё один рубанул саблей, и забежавший наверх Гончаров еле успел подставить мушкет. Ещё один удар, ещё!

– Ах ты ж зараза! – И отбив новый удар, он пнул носком сапога в колено. Бородач ойкнул и припал на отшибленную ногу. – Хэк! – Перехватив мушкет, Тимофей ударил его прикладом в голову.

– Иваныч, в сторону! – Выскочивший из-за спины Чанов разрядил ружьё в выбежавшего из соседней комнаты ханца.

Прислонившись к спине и заполошно дыша, Тимофей вытащил из лядунки патрон и начал перезарядку ружья. Мимо пробежали Кошелев с Ваньками, Блохин и Герасим.

– Бам! Бам! – громыхнули на этаже выстрелы, и, вставив шомпол в цевьё, он побежал по коридору на шум.

– Мы здесь с этими тремя сцепились. – Лёнька кивнул на лежащие трупы персов. – А сбоку из той клетушки четвёртый вылез, ну вот он и стрельнул из пистоля в Гераську. Это уж потом мы злыдня прикололи.

Тимофей надрезал кинжалом мундир на спине драгуна, пуля угодила прямо в хребет, перебив его. Без шансов. На всякий случай он, словно бы надеясь на чудо, потрогал Антонова у шеи и приподнял веко.

– Эх, Герасим, Герасим, ну кто же теперь будет ворчать и вечно ёрничать? Кто устроит свару по поводу очерёдности готовки и потом будет бухтеть у котла? Прощай, братишка. – И он стянул с головы каску.

– Четвёртый уже, – глухо произнёс стоявший рядом Кошелев. – А мы ещё толком в город не зашли.

– Берём – и вниз его понесли, – застёгивая подбородочный ремешок, проговорил глухо Тимофей. – Рядом с Хребтовым пока положим. Потом, как всё закончится, на панихиду за стены вынесем и похороним вместе со всеми.

Колонна прошла по извилистой улице ещё сотню саженей и на перекрёстке с другой улицей встала. С трёх сторон на неё напирали огромные массы неприятеля. Сил прорваться дальше уже не было. Целый час шёл бой на этом перекрёстке. Взвод Копорского занял большое двухэтажное здание и вёл из его окон огонь по домам напротив.

– У меня уже патроны на исходе! – крикнул, перезаряжаясь, Чанов. – Стёпка, есть ещё в мешке?!

– Нет! – откликнулся тот. – Все уж давно раздал!

– Ярыгин Степан! – позвал его Тимофей. – Бери Еланкина, выведешь его за стены к лазарету, потом к патронной повозке лети, набивай мешок и сюда сразу дуй! Давай, давай, родной, некогда телиться! – подтолкнул он Рыжего. – Ещё немного – и у нас одни только штыки с саблями из всего оружия останутся.

Ярыгин подхватил под руку раненого, и они побрели к выходу, а Тимофей выставил ствол ружья из окна и, быстро прицелившись, выжал спусковой крючок. Стрелок из дома напротив взмахнул руками, и его ружьё выпало на улицу.

– Теперь я! – крикнул Блохин и оттёр друга плечом. Хлестнул выстрел штуцера, и он удовлетворённо кивнул головой. – Ещё одного с чердачного продуха хлопнул.

– Сколько у тебя зарядов осталось? – меняя кремень на курке, поинтересовался Гончаров.

– Дюжина, – прошепелявил тот, скусывая кончик нового патрона.

– А у меня пять, – затягивая винт, проговорил со вздохом Тимофей. – Пистольные я не считаю, ими только если в упор.

– Ба-ам! – перекрывая ружейную стрелкотню, громыхнул пушечный выстрел, и вслед за ним с улицы долетели крики и стоны. – Бам! Бам! – ударили следом ещё два.

– Пушки подкатили! – донёсся крик с улицы. – Пушки бьют, братцы! Отходим!

Только что отбитые от перекрёстка ханцы радостно взревели и ринулись всей массой на русских. Те, отбиваясь штыками, попятились назад.

– Наши отступают! – донёсся крик с первого этажа. – Отходим, ребята, пока не отрезали!

Не дождавшись подмоги, обескровленная штурмовая колонна под яростными атаками неприятеля начала откатываться к стене.

– Не бежим! – Подполковник-пехотинец, отступая вместе со своими солдатами, подхватил фузею убитого и теперь тоже работал штыком. Отбил копьё, саблю, заколол двоих и сам получил пулю в грудь. Командование взял на себе майор. Медленно отходя, бросаясь время от времени в контратаки, колонна, сохраняя общий порядок, смогла оттянуться к стене.