Текст книги "Цифровой подружитель"

* * * * *

Уже подбегая к дому, я вспомнил, что забыл рюкзак с учебниками возле ходиков. Но тут же благополучно выбросил этот пустяк из головы. Потому что голову заняла куда более важная проблема – моего дома не было! То есть совсем. Не было даже фундамента. Даже котлована под него! Что меня немножко обрадовало, а то я подумал было, что дом взорвали террористы. Но взорвать так, чтобы вместо дома из нетронутого снега торчали кустики вряд ли кто-нибудь может. Если только Дэвид Копперфильд потрудился. Но что ему тут у нас делать? Замерзнет еще невзначай.

Я захихикал и опустился прямо в сугроб. Похоже, голова после сегодняшних событий начала сбоить, подумал я. Нужна перезагрузка!

Я зажмурился так, что в глазах поплыли цветные круги. Затряс головой что есть силы. Слетела шапка. Я медленно открыл глаза, не поднимая их нашарил шапку, надел. А потом резко вскинул голову, в дикой надежде, что наваждение прошло. Не тут-то было! И вот тогда я заплакал.

Слезы помогли. Не так, чтобы уж совсем, чтоб я стал спокоен, как слон, но хотя бы соображать чуточку здраво я теперь мог. Для начала я запретил себе думать, что случилось с домом, утешаясь мыслью, что мама с папой все равно на работе, с ними ничего не случилось, а судьбу дома и остальных его жильцов мне в любом случае сейчас не решить. Для этого есть специально обученные люди: милиция, МЧС, кто там еще… А мне бы сейчас забраться под чье-нибудь теплое крылышко и окончательно придти в себя. И я сразу подумал о бабушке с дедушкой. Во-первых, я их очень люблю, и они меня тоже. Они примут меня, выслушают, помогут. Во-вторых, живут они недалеко. О том, чтобы ехать сейчас на работу к маме или папе, мне не хотелось даже и думать! Все равно, что в Москву пешком топать, как Михайло Васильевич. Устал я очень для таких подвигов. В-третьих же, с радостью смекнул я, папа с мамой, не найдя родного дома, тоже пойдут скорее всего к бабушке с дедушкой. А там – я! Снова вместе вся семья! И я встал из сугроба и пошел, даже не отряхнувшись.

Сначала я не смотрел по сторонам, настолько мне было не до того. Но, подойдя к перекрестку, за которым и начиналась нужная мне улица, я машинально остановился, чтобы посмотреть на светофор. Посмотреть не получилось. На светофор, в смысле. Поскольку он тоже отсутствовал. Точнее – они, их же там четыре штуки было! А сейчас – ни одного. И, что странно, машин почему-то тоже не было. А ведь уже четыре часа! Обычно в это время машины так и шныряют. Не час пик еще, но уже близко. В последние годы улицы нашего небольшого города стали напоминать московские. Может, я слегка и преувеличиваю, но перейти улицу в месте, где нет светофора, бывает порой очень трудно. Как-то я минут двадцать стоял, ждал просвета в потоке машин, а потом плюнул и пошел в обход.

И вот сейчас дорога, то есть обе дороги, которые в этом месте пересекались, были абсолютно пустынными! Хотя нет, катился вдалеке грузовичок. Неспешно проехал перекресток и задымил дальше. Тоже странно, по этой улице грузовое движение запрещено, это я точно помню. Мы как-то с папой взялись все дорожные знаки изучить. Он как раз в автошколе учился, ему надо было, ну а я – за компанию. А потом, когда мы с папой гуляли по городу, то друг другу экзамены устраивали, когда знаки встречали. Так что я теперь если не во всем городе, то уж в нашем районе точно знал, где какие дорожные знаки расположены. Но это мои мысли опять в сторону побежали, удирая от новых непонятностей. Потому что, провожая взглядом грузовик, я невольно огляделся. И снова чуть не сел в сугроб. Половины знакомых мне зданий не было! Или вообще, или вместо них торчали какие-то деревянные развалюхи, почти как в деревне у тети Анны, куда мы ездили пару раз в отпуск. Впрочем, не все развалюхи, это я сначала погорячился. Были и вполне приличные дома, некоторые даже двухэтажные. На одном, самом ближнем, я прочитал вывеску: «ПРОДУКТЫ». А ниже, маленькими буквами: «Минсельхозпром РСФСР». Белиберда какая-то! Хотя это вот «РСФСР» мне показалось знакомой штучкой. Где-то я уже встречал эти буковки, именно так и собранные. Или это я с СССР перепутал? Так раньше наша страна называлась, еще до моего рождения.

Я перешел дорогу и направился дальше, теперь уже внимательно глядя по сторонам. К огромной моей радости, многие дома стояли на своих местах. Правда, выглядели они все чуть-чуть по другому. Вон те две кирпичные пятиэтажки очень уж новенькие, чистенькие, и сквериков возле них нет. А есть лишь мусор, плиты разбросанные, кирпич битый, будто стройка только закончилась. Да и не закончилась даже – во второй пятиэтажке и стекла еще не все вставлены! Вон и рабочие суетятся… Что за фигня?

Я прошел стройку, и мне начали попадаться идущие навстречу люди. Их тоже было мало, как и машин. И одеты люди были очень странно… Темные, невзрачные пальто, женщины в основном – в серых платках, мужчины – в шапках-ушанках, как у Романа… Стоп-стоп-стоп! Вот именно, встреченные мною прохожие были одеты, как Роман! Да что они тут, кино снимают?..

Я был уже на миллиметр от разгадки, мысли мои уже стучались осторожно в ее дверь, и тут меня окликнули сзади:

– Ромка, подожди!

Я обернулся. Меня догонял Ром. Я бы его не сразу узнал, потому что одет он был совсем иначе, чем при нашей первой встрече. На голове его красовалась белая шапочка, наподобие той, что надевают под гермошлем космонавты; на ногах были сапоги (не совсем привычной формы, все какие-то угловатые и квадратные, но сапоги, без сомнения, и даже постоянного цвета – темно-серого); брюк видно не было, потому что Ром был теперь в длинной, до самых сапог, куртке – тоже серой, но с металлическим отливом. В общем, походил он тогда на космонавта в самоволке. Но для меня в тот момент внешний вид Рома не имел никакого значения. Я обрадовался ему, как родному! И даже не сразу заметил в глазах Рома слезы.

– Ты чего? – спросил я, когда увидел, что Ром плачет.

Ром всхлипнул, махнул рукой по носу, глянул на меня неожиданно жалобно и сказал:

– Чего это тут?

– Ты тоже заметил?! – обрадовался я. Тому обрадовался, что, значит, не поехала моя «крыша».

– Заметишь тут! – буркнул Ром, всхлипнул еще раз и сплюнул. – От города одни руины остались!

Я не совсем был согласен с Ромом. Какие ж руины, когда, вон – были старые дома, а стали новенькие, только отстроенные! Хотя… Эти деревянные здания… Некоторые из них и впрямь напоминали руины. В общем, я сказал:

– Ага. А твой дом на месте?

– Какое там! – Ром перестал всхлипывать и стал необычайно сердитым. Злился, небось, на себя, что ревел при мне. – Ни моего дома нет, ни дедушкиного…

– Моего тоже нет, – вздохнул я. – Я вот сейчас как раз к дедушке с бабушкой иду. Не знаю еще… – Я не договорил. Страшно стало. И я спросил: – А ты куда?

– У меня еще прабабушка тут живет. Недалеко… – Ром тоже не стал договаривать. И так все ясно!

И мы дружно зашагали вперед. Говорить ни о чем не хотелось. Я жадно всматривался вдаль. На маячившую впереди девятиэтажку. Именно «маячившую», потому что она маяком торчала над крышами двух-, трех– и пятиэтажных зданий. Похоже, она была единственной «высоткой» на весь город. Вот только та ли это девятиэтажка? Бабушкина ли с дедушкой? Издалека, в ставшем незнакомым городе, это было трудно определить.

Девятиэтажка оказалась той. Тоже непривычно новой, будто только что отстроенной, но той. Я протянул руку Рому:

– Ну, удачи! Я пришел.

– Я тоже, – ответил Ром.

– Что, и твои в этом доме живут?! – обрадовался я за товарища.

– Не знаю, как сейчас, но когда-то будут жить, – непонятно ответил Ром. Он-то уже почти догадался тогда, что к чему. Это я медленно запрягаю.

Мы зашли в подъезд, тоже непривычно чистый, со стенами без надписей, с потолками без клякс копоти… Хотя, одна надпись все же была выцарапана по синей краске стены: «Васька дурак». Я невольно улыбнулся, такой наивной и светлой показалась мне эта одинокая надпись!

В лифте (конечно же стерильном до неприличия и с абсолютно целыми кнопками) я спросил:

– Тебе какой?

– Пятый, – сказал Ром. Вот только тогда у меня впервые что-то ёкнуло.

– Тоже пятый?..

Ром внимательно посмотрел мне прямо в глаза:

– Квартира восемьдесят шесть?

Я кивнул, не отрывая взгляда от Роминых глаз.

Ром непонятно хмыкнул, отводя взгляд.

– Ты когда родился? – спросил он и сам нажал кнопку с цифрой «5».

– Девятнадцатого марта… Сегодня, кстати!

– Чоу-чок! – щелкнул по-птичьи Ром. – А год?

– Девяносто второй. Ты еще век спроси! – нахмурился я. Не по себе мне что-то стало.

– Я и сам догадался, – серьезно сказал Ром и так же серьезно спросил: – А я знаешь когда родился? – И сам же ответил: – Девятнадцатого марта двадцать второго года. Две тысячи двадцать второго!

Тут лифт остановился и распахнул двери. И я ничего не сказал Рому. Мои мысли вновь испуганно прижались друг к дружке и собрались драпать. Но я лишь пригрозил им кулаком. Тоже мысленным, но очень большим и внушительным.

В дверь позвонил я. Открыл ее Роман. Сразу открыл, потому что стоял в прихожей, еще одетый. Видимо, только что пришел. Он как раз снимал шубку с маленькой девочки лет четырех-пяти, и шубейка лежала сейчас на полу, лишь один ее рукав висел на руке девочки. Девочка затрясла рукой и захныкала.

– Катька, не ной! – сказал Роман и стянул с девочки шубу. – Брысь в комнату, сама раздевайся, большая уже! – Он плотно закрыл за девочкой дверь и повернулся к нам. Стянул шапку, расстегнул пальто и хмуро сказал:

– Ну?

– С днем рождения, дед! – сказал Ром. По-прежнему серьезно, как только что в лифте. И я наконец-то тоже догадался. Правда, еще не обо всем. О самом Роме я еще не догадывался. А вот о Романе…

– С днем рождения, папа, – сказал я.

Роман посмотрел на нас, как на полных придурков. Снял пальто, аккуратно повесил на крючок. Стянул валенки, поставил в угол. Поднял с пола смешную сумку, словно сшитую из рыболовной сети. В ней лежали бумажные свертки, буханка хлеба, батон…

– Откуда узнали? – еще сильнее нахмурился Роман. Папа, то есть.

– О-хохонюшки-хо-хо! – смешно вдруг выдохнул Ром и сказал: – Может, в дом пригласишь, чаем напоишь, а там и поговорим?

– Сейчас, – сказал Роман-папа и пошел относить на кухню свою нелепую сетку.

Ром посмотрел на меня:

– Тебя тоже с днем рождения, бать!

– Че-е-го?! – я думал, мои глаза выпадут на пол. Не выпали. Потому что тут до меня дошло все окончательно. Мысли дрожали, как мыши, но смирно сидели на местах. И я ответил, чужим каким-то, хриплым голосом: – С днем рождения… сынок…

И мы начали ржать. В буквальном смысле, по-лошадиному просто. Перезагрузка наконец произошла. Наступила разрядка.

Из кухни выскочил Роман. Папой его называть у меня все же не совсем поворачивался язык.

– Вы что, издеваться пришли?! – заорал он. – Убирайтесь отсюда! А то… – Все-таки он тоже испугался и тоже начал что-то понимать. Но ему было трудней это сделать. Он-то был у себя дома, в своем времени.

– Да не ори ты так, дед! – поморщился Ром. – Послушай сначала.

– Какой я тебе дед?

– Самый настоящий, папа, – вздохнул я. – Это мой сын.

– Вы идиоты, да? – До Романа все никак не доходило. – Или клоуны? Точно, клоуны! Ишь, вырядились как!

– Где? Где клоуны?! – распахнулась дверь в комнату, и из нее выпорхнула девочка Катька в одном валенке.

– А ты чего подслушиваешь?! – совсем распсиховался несчастный мой папа и запихнул девочку назад. – Я кому сказал – переодевайся?!

Из-за двери послышался рев.

– Тетя Катя, не плачь! – крикнул я. Мне стало вдруг весело.

– Расскажи ты ему что-нибудь! – крикнул мне Ром. – Ты же его лучше знаешь!

Действительно, надо не острить а предъявлять доказательства, подумал я. И сказал:

– Тебя зовут Роман, тебе сегодня день рождения. У тебя есть сестра Катя…

– Да что ты говоришь? – зло усмехнулся Роман.

– У тебя папу зовут Сергей, маму – Тамара, – невозмутимо продолжил я. – Ты работаешь программистом… то есть, тьфу, будешь работать программистом… – Я все-таки сбился.

– Эй-ей-ей! – пихнул меня в бок Ром. – А вот это – не надо! Про временные парадоксы слышал?

Я слышал. Читал даже на днях «И грянул гром» Брэдбери. Мне стало неуютно.

– Блин, а мы тут натоптали… – жалобно глянул я на Рома.

– Это, может, еще не страшно, ничего непоправимого мы не успели сделать, – ответил он учительским тоном. – А вот рассказывать о будущем людям прошлого нельзя. Ни в коем разе! Пошли отсюда, бать, раз нас тут слушать не хотят! – И Ром повернулся к двери. Сыграл он, или правда собрался уходить, я так и не понял. Но это подействовало на Романа.

– Ладно, стойте!.. – сказал он, уже с явным сомнением в голосе. – Раздевайтесь и проходите на кухню. Интересно, чего вы там начитались. Я тоже фантастику люблю.

На кухне было тепло и уютно. Я с любопытством озирался, но ничего знакомого из вещей не видел. Хотя, вон те часы на стене… Я видел такие у дедушки в ящике с разным хламом.

Мы прихлебывали горячий чай, грызли сушки, и Ром рассказывал. Говорил в основном он, я только поддакивал. Мой сынок оказался большим умницей. Или они все там, в будущем, такие головастые? Ром выдвинул теорию, что мы, в момент своего рождения (Ром тоже родился в два часа дня, а вот папа точное время не знал, но раз уж пошли такие совпадения – ой ли? – то, скорее всего, и он тоже), когда нам всем троим исполнилось по двенадцать лет, оказавшись в одной пространственной точке, скатились во вневременье. Возможно, тут сыграли роль и переплетения снежных ходов в различных плоскостях, может еще что, но факт налицо: мы – отец, сын и внук – встретились. А потом выпали во время отца, то есть Романа. Все сходилось.

Еще мы уточнили даты. Ром прибыл из две тысячи тридцать четвертого года, я, разумеется, – из две тысячи четвертого, а попали мы в тысяча девятьсот семьдесят четвертый год. То есть разницы составляли ровно тридцать лет. Может, и это что-нибудь значило.

Роман посмотрел на часы.

– Скоро придут родители, – сказал он. – Не хотел бы я, чтобы они вас увидели!

– Почему? – удивились мы с Ромом.

– Я-то фантастику читаю и, допустим, вам почти поверил. А они? Представьте, я скажу им: знакомьтесь, это мои сын и внук! Сразу же вызовут врача для всех троих. Или для меня врача, а для вас – милицию.

– Ну, пойдемте тогда к снежным ходам, – сказал Ром.

– Зачем? – не понял я. Все-таки среди нашей троицы я, наверное, оказался самым тупым. Даже папа догадался:

– Только оттуда у вас есть шанс попасть домой…

– И, мне кажется, только сегодня, – добавил Ром.

– Или через год, – очнулись, наконец, и мои мысли.

– Давайте лучше сегодня, – поежился Ром. – Что-то мне как-то здесь…

– Не нравится? – насупился Роман. – Конечно, у вас там уже…

– Стоп-стоп-стоп! – словно мельница, замахал руками Ром. – Ни слова больше! Не надо меня подначивать! Я все равно ничего не расскажу! И ты, бать, не рассказывай! А то вот изменится будущее – и куда мы с тобой вернемся?

– Ладно вам, секретчики, тоже мне! – фыркнул папа. Но обида в его голосе проскользнула. – Пойдемте, давай! А то ведь точно попадетесь сейчас. – И он принялся натягивать пальто.

– Постой, а ты-то зачем пойдешь? – удивился я, и Ром поддержал меня:

– Ты же дома! Сейчас родители придут, день рождения праздновать будете.

– Не, ну вы даете! – возмутился мой юный папа. – Вы же сами убедили меня, что ты – мой сын, а ты – мой внук. Ведь мы же семья! Как я могу свою семью бросить в такую минуту?

– Пап, а ты мне сегодня утром почти то же самое говорил, – улыбнулся я.

– Ну, вот видишь! – Папа приоткрыл дверь в комнату и крикнул туда: – Катя, сиди тихо, сейчас папа с мамой придут, а я пойду друзей провожу!

– Слушай, пап, – дернул я Романа за рукав. – Дай я с твоей сестренкой поговорю! Это же тетя Катя! Интересно же… Я ей про будущее рассказывать не буду! – сразу предупредил я возможный протест Рома.

– Давай, только быстро! – Папа открыл дверь в комнату. – Засекаю две минуты.

Я заглянул в комнату, где на диване сидела девочка Катя – моя тетя Катя – и листала книжки с картинками. В этой комнате я бывал так часто, а поди ж ты – совсем ее не узнавал! Все было в ней другим, даже запах – и тот отличался, как мне показалось.

– Привет! – сказал я тете Кате. – Читаешь?

– Привет, – ответила девочка. – Смотрю картинки. Я еще не умею читать. А ты клоун?

– Нет, я просто мальчик. Может, и буду когда-нибудь клоуном, только вряд ли. А ты кем хочешь стать?

– Продавцом. У них знаешь, сколько конфет?! А ты мне конфету принес?

Я хотел развести руками, но тут вспомнил, что сегодня не пришел в школу Витька Пахомов, и причитавшуюся ему конфету я сунул в карман.

– Подожди! – Я расстегнул куртку, залез в карман пиджака и жестом фокусника достал оттуда большой шоколадный батончик в яркой обертке. Слегка помятый, правда. Катя захлопала в ладоши:

– Ты не клоун, ты – фокусник! Спасибо тебе, добрый мальчик!

– Пожалуйста, вежливая девочка, – поклонился я. – А теперь – до свидания!

– Ты еще придешь?

– Обязательно! – ответил я, очень-очень надеясь на то, что не соврал.

В прихожей дед со внуком (удивительно, но я уже привык к этой несуразице) о чем-то напряженно шептались. Увидев меня, оба сразу замолчали. Роман был красный, как пожарная машина, Ром – обычного цвета, но очень сердитый. Я перевел взгляд с одного на другого, но ничего не сказал.

Только мы вышли из подъезда, как папа дернул нас за рукава:

– Бежим! Вон мама идет!

И мы понеслись. И бежали до самой школы, то есть до заветного нашего сугроба с ходиками. Уже темнело и лезть в черную дырку очень не хотелось. Но и оставаться навсегда – или хотя бы на год – в прошлом хотелось еще меньше.

И все же, чтобы как-то оттянуть неприятную минуту, я спросил:

– О чем это вы там шептались в прихожей? А ну-ка, сынок, отвечай, когда отец спрашивает!

Но ответил Роман:

– Он мне не ответил… Может, ответишь ты? – голос папы задрожал, и сам папа, похоже, снова покраснел, хотя из-за сгустившегося сумрака я не был в этом уверен. – Это ведь ни на что не повлияет, ты мне только ответь: «да» или «нет».

– Как хотите! – демонстративно отвернулся Ром.

– Да в чем дело-то? – спросил я.

– Мою жену… – начал папа, – …твою маму Аней зовут? – И он так посмотрел на меня, что даже в полумраке я увидел, какой надеждой горят его глаза. Мне стало так жалко его, что я чуть было не соврал. Но я вспомнил папины слова про семью, вспомнил мою любимую мамочку и честно ответил:

– Нет. Но ты не переживай, папа, ты ее очень любишь! И она тебя.

Ром фыркнул. И тогда я дернул его за рукав, поворачивая к себе лицом. Папа подсказал мне то, до чего сам бы я, пожалуй, не догадался!

– А скажи-ка мне, сынку, как зовут твою маму?

– Я согласен ответить только «да» или «нет»! – заторговался сынок. Какие они там торгаши, в своем будущем!

– Хорошо. Ее зовут Марина?

– Да… – удивился Ром. А мое сердце так и забарабанило в груди африканские ритмы победы!

– А фамилия? – решил я «колоть» сыночка до конца.

– Ладно, так и быть, скажу! – выдохнул Ром. – Неманова…

– Погоди, – оторопел я. – Но это же моя… наша фамилия!

– Правильно. А моя мама и есть член нашей семьи! – захохотал Ром.

– Ух, ты, поросенок! – легонько двинул я его кулаком. – Подловил отца и рад! За это раскроешь сейчас самую главную тайну будущего: что за дурацкую одежду вы там носите? Почему она то была на тебе не пойми какая, то совсем другая стала?

– Да это тоже, наверное, нельзя, – почесал затылок Ром. – Ну, ладно, я же все равно технологию не знаю… Просто одежда у нас универсальная. И трансформируется в нужную силой мысли. И цвет можно мысленно подобрать, и фасон, и все, что угодно! А в сугробе этом я растерялся, мысли разбежались, потом вас увидел, чудных таких, вот и сбилась настройка моего костюмчика…

– Сам ты чудной, – сказал я, не зная, верить Рому или нет. Да и какая разница, если все равно я сам все увижу, в будущем. Если, конечно, удастся вернуться домой… Хотя, прикинул я, даже оставшись здесь, шестьдесят лет я, может быть, протяну. Но оставаться здесь не хотелось. И я нырнул в снежную дыру.

Очень скоро я очутился в «нашей» пещере. Отодвинулся к противоположной стенке, чтобы не двинули меня по носу родственнички. Вскоре раздалось пыхтение одного, а потом и другого.

– Постойте! – осенило меня вдруг (что-то мысли мои в последнее время осмелели и стали вести себя в голове совсем по-хозяйски). – А зачем залез сюда папа?

– В смысле, дед? – переспросил Ром.

– Ну, не я же! – ответил я.

– Так мы же не попрощались! – сказал Роман. – Что такого? Вы уйдете, я вылезу – и домой!

– Да? – спросил я. – А ты уверен? И как мы, кстати, будем отсюда уходить?

– Каждый в тот ход, откуда сюда попал… – В голосе папы слышалось большое сомнение.

Я стал нашаривать «свой» ход. Водил руками по твердому снегу, пока не добрался до той дыры, откуда мы только что вылезли. С другой стороны приблизилось пыхтение Рома.

– Что-то я свою не нашел… – сказал он.

– Я тоже, – сказал я. – Выходит, у нас один ход на троих?

– Да ну, ерунда, – подал голос папа. – Значит, мы просто не в тот ход залезли. Давайте назад!

Но я уже был почему-то уверен, что залезли-то мы правильно. И был уверен, что никуда мы сейчас из этого хода не вылезем. Так я и сказал вслух.

– Да ну, ерунда! – снова сказал папа. – Сейчас я вылезу и снова залезу.

Его не было очень долго. Я даже стал за него бояться – что, если он заблудится окончательно в межвременье? Как я буду жить без моего любимого папочки? Да и как я вообще буду тогда жить?! Мне чуть плохо не стало! Но в этот момент послышалось шуршание, и папа свалился нам с Ромом под ноги.

Он даже говорить ничего не стал. И так все было ясно.

– Значит, выйти может только кто-то один… – неожиданно всхлипнул я. Ведь даже не собирался реветь, а вот ну-ка… Нет, надо держаться! Перед папой еще не так стыдно, а вот перед сыном… И сын пришел мне на выручку:

– Не кто-то один, а все, но в какое-то одно время. – Нет, все-таки в будущем соображают лучше!

– Сначала надо понять, как, – сказал папа.

– А как у нас получилось в прошлый раз? – спросил Ром.

– Вы оба двинули меня башмаками по носу! – буркнул папа.

– Что, снова бить? – в голосе Рома слышалось сомнение.

– Постойте! – вспомнил я папину странную фразу, сказанную утром. – Папа, тот, из две тысячи четвертого, сказал мне сегодня, что не обязательно по носу бить, можно просто по плечу хлопнуть!

– Значит, он, то есть я, здесь уже был? – подал голос папа нынешний. – Значит, все у нас получилось? Нас же там, в твоем времени не трое?

– Не трое, – согласился я, чувствуя, как мысли от радости начали подпрыгивать. Но их радость быстро остудил Ром:

– Это в том времени всё получилось. Если мы здесь, в прошлом, что-то сделали не так, то будущее изменилось, и в то самое время мы можем никогда не вернуться! Читали, небось, Брэдбери?

– Читал, как раз недавно, – севшим голосом пробормотал я. – «И грянул гром».

– Я тоже читал, – сказал папа. – Но ведь вы ничего непоправимого не сделали, никаких бабочек у нас не давили…

– Мы чай пили и сушки лопали! – застонал Ром.

– Не думаю, что это так страшно, – сказал Роман, который папа. – Мы бы их с Катькой все равно слопали. Самое главное, вы никого не убили, не родили и вещей из вашего времени не оставили.

Тут мы дружно принялись смеяться, я даже забыл, что только что собирался плакать. И тут я вспомнил… Я же угостил Катьку, тетю Катю, то есть, конфетой! Ой-ёй-ёй! Сказать ребятам или нет? Но я тут же себя успокоил: конфету Катька съела и забыла! Какое тут может быть влияние на прошлое? И я ничего не стал говорить.

– Давайте исходить из самого плохого, – хохотнув последний раз, сказал Ром. – Что вылезет только один и только в своем времени. Кого будем дубасить?

В пещерке стало так тихо, будто перестало существовать не только время, но и пространство. Тем более было абсолютно темно. Я даже чуть вытянул руку, чтобы удостовериться, что ребята рядом. Разумеется, они никуда не делись. И мне вдруг стало легко и спокойно, несмотря на нашу трудную ситуацию. Нас было трое! И не просто трое пацанов, а трое самых близких людей. Это была самая настоящая семья! И пусть сидело в мерзлом сугробе не семь я, но уж трижды я здесь присутствовало. И это было немало. Я и правда в тот момент почувствовал, почти физически, что и папу своего двенадцатилетнего ощущаю, как себя самого, и сына-ровесника… И понял, что переживаю сейчас за них даже больше, чем за самого себя. И я сказал это ребятам, пусть, может, не так гладко, как выглядит это на бумаге, но они меня поняли. И оказалось, что каждый ощущал и думал примерно то же самое.

– Давай отправим домой Рома, – положил мне руку на плечо папа. – Ему строить будущее, без него наша семья прервется.

– Что за глупости! – фыркнул Ром. – Вот если вы оба не вернетесь, меня точно не будет.

– Но ты ведь уже есть! – сказал я.

– Потому что и вы еще есть. А вот не станет вас…

– И что, ты растаешь? Что-то не очень я во все это верю, – хмыкнул папа.

– Нет, отправлять домой надо тебя, папа! – Теперь я положил ему на плечо руку. – Ведь если ты не вернешься, нас может не быть. А если вернешься – мы уж точно будем!

– Ага, будете! – сквозь толстую ткань пальто я почувствовал, как затряслись его плечи. – До двенадцати лет, до дня своего рождения! Да и то – только ты, а Рома вообще не будет.

– Это все гипотезы, – ввернул умное словечко Ром. – Но из трех вариантов этот самый разумный. Есть еще, конечно, четвертый, но он глупый – остаться здесь всем троим.

И тогда я взял, да и стукнул папу по плечу, что есть силы.

– Ты чего?! – завопил он, но тут же понял, чего. И взял вдруг, да и меня по плечу треснул! От неожиданности я стал падать на спину, но упасть помешала снежная стенка. А в стенке – я это спиной почувствовал – была дырка! Я обернулся, руками зашарил по стене. Точно, это был вход! Которого только что не было!

– Ура! Мы спасены! – завопил я и ткнул кулаком в сторону Рома.

– Чиук! – ругнулся он словечком из будущего (наверняка ведь ругнулся, вряд ли поблагодарил). – В лоб-то зачем?!

– Извини, сынок, я не видел, – невозмутимо сказал я. – А ну-ка пошарь за собой, образовалась там дырка?

– Есть… Есть ход!!! – заорал Ром.

– Ну тогда, разбежались, ребята! – взял на себя права старшего папа. Да он, по сути, и был старшим. Для меня – папой, для Рома – дедом. – Кто знает, как долго продержатся эти ходы.

И мы обнялись. И все зашмыгали носами.

– Не ревите, скоро увидимся! – сказал я, а сам подумал, что папу-то я увижу совсем скоро, а вот Рома еще придется подождать… А папе нас обоих ждать придется. Только Рому повезло. И то, мы ведь не спросили у него, а живы ли мы еще там, в его времени? Говорил он про дедушкин дом, так то дом, а то дедушка! И потом, какой именно дедушка? Э! Да ладно, об этом лучше не знать. Но Ром сам проговорился:

– Вот вылезу сейчас, и сразу побегу к вам, узнаю, не отшибло ли вам от старости память!

– Но-но-но! – хором выкрикнули мы с папой. – Мальчишка!