Текст книги "Войны некромантов"

Через три дня лазарь пересек незримую границу Четвертого рейха. Леса сменились заброшенными полями и лугами, на которых всадник был заметен издали. Вальц был недоволен этим обстоятельством, тем более что скоро ему стали попадаться деревни, до которых еще не добралась чума. Он объезжал их, стараясь не попадаться людям на глаза. Одежда булхарского солдата могла привлечь к нему внимание, и он сменил ее, убив и раздев какого-то пастуха.

Еще через три дня пала белая кобыла. Не от болезни. Возможно, от усталости, или от чего-то еще. Кое-кто сказал бы, что ее доконал страх... Вальц слез с лошади, когда у нее начали дрожать ноги, и даже плеть оказалась бесполезной. Он перебросил мех через плечо, и в ту же секунду кобыла ткнулась мордой в землю и неловко повалилась набок. Только теперь Вальц заметил, как сильно выпирают из-под кожи кости лошадиного скелета. Он оставил ее подыхать, рассчитывая вскоре найти замену четвероногой твари.

Так, одному, было даже проще. Он не нуждался в еде, воде и потому мог красться по безлюдным местам, словно хищник. Как там сказал монах? ЗВЕРЬ... По крайней мере, теперь лазарь знал, где находится то, за чем он охотился. Если и существовало колдовство, ослепившее монаха, а затем убившее лошадь, то Вальц до сих пор не ощущал никакого вредного влияния на свое тело. Да, теперь он двигался медленнее, но зато неуклонно приближался к Менгену. Кроме холодного оружия, он нес мех с крысой, который имел чуть более высокую температуру, чем окружающий воздух и земля. По неизвестной причине это вселяло в лазаря надежду.

По ночам, когда он шел через заброшенные поля, у него было время и возможность посмотреть вверх. Луна неизменно притягивала его взгляд, особенно в ночи полнолуния. Сияющий диск вызывал у Вальца слабое головокружение, экстаз, состояние легкости и полета. Он забывал самого себя. Бесплотной птицей парил он над равниной, а под ним безостановочно двигалось черное двуногое существо, слепленное из костей и грязи – тень, отброшенная в непонятную до конца реальность...

* * *

Но однажды одиночество его путешествия было нарушено. Как ни пытался он избежать любых встреч, встреча все же произошла. Это случилось в окрестностях некоего замка, возвышавшегося над далеким холмом. Взошедшая луна посеребрила траву, края облаков, притаившихся у горизонта, и тяжелый силуэт руин, припавших к лысому каменному склону. Густой лес отделял Вальца от линии холмов. Его путь пролегал справа от замка, в неглубокой долине...

Меньше всего он опасался старых развалин. Бродяги и призраки были не в состоянии помешать ему; и те, и другие были нелюбопытны. Он углубился в лес, и замок исчез из виду. Вальца окружили огромные деревья, под кронами которых было темно и голо. Ни травы, ни кустарника. Только узловатые корни окружали стволы, словно скорчившиеся в судорогах змеи.

Лунный свет ложился на землю рваными пятнами; их разделяли чернильные тени. Вальц шел, спотыкаясь, рискуя вывихнуть ноги, и уже не обращал внимания на мелкие помехи вроде веток, цеплявшихся за одежду и хлеставших по лицу. Дважды он падал, поднимался, и после второго раза извлек из ладони покрытую черной слизью деревянную щепку.

Вдруг кто-то выскочил на него из темноты... Женщина в белом платье. Ее зрачки были заморожены ужасом. Еще до столкновения с Вальцем она была напугана до смерти и потому не издавала ни звука. Теперь, наткнувшись на лазаря, она отшатнулась и по-звериному заскулила. Он видел ее удаляющийся силуэт, пересекавший колонны призрачного света...

Вальца не интересовала чужая жертва. Он сразу же понял, что женщину кто-то преследует, причем делает это совершенно бесшумно. Возможно, она была сумасшедшей, и погоня существовала только в ее воображении, но почему-то лазарь не верил в это.

Мимо него пронеслась свора – ему даже показалось, что СКВОЗЬ него. Было что-то странное в тварях цвета ночи, взгляд которых было невозможно поймать по причине отсутствия зрачков. Псы, преследующие добычу без единого звука, псы с тусклыми бельмами и остановившимся дыханием... Тем не менее, Вальц почувствовал, что эти существа одной с ним природы. Само по себе это обстоятельство не было ни успокаивающим, ни пугающим. Теперь лазарь ждал появления хозяев...

Сгустки теней пронизывали вуали лунного сияния. Приближались всадники на лошадях, такие же беззвучные, как свора псов-загонщиков. Чья-то дикая охота продолжалась в ночи, и Вальц впервые ощутил свою заброшенность в мире, перенасыщенном смертью.

И все же его стремление осталось неизменным. Он мог выдерживать леденящий кошмар сколь угодно долго. Отчуждение лишь озлобляло его, но не могло заставить отступить. Жертва в белом была бесполезна, а вот у преследователей было кое-что, необходимое ему...

Он нашел горизонтальный сук и, подпрыгнув, повис на нем. Когда один из охотников оказался рядом, Вальц подтянул тело вверх и ударил всадника ногами. Раздался хруст, как будто раскололась яичная скорлупа, ступни Вальца погрузились во что-то вязкое; от неожиданности он едва не сорвался с дерева. Темный сгусток, уже ничем не напоминавший человека, прилепился к нему, и, разжав руки, лазарь рухнул на груду гнилого мяса, похожего на мягкое стекло. Под его тяжестью затрещали ребра чужого скелета, а его кулаки продавили кисель из плоти и врезались в землю.

В ноздри Вальца ударил невообразимый смрад, но это не вызвало никаких неприятностей с его желудком, превратившимся в сморщенный мешочек... Вальц отстранился и в почти полной темноте обыскал тающий труп. Ветхая одежда расползалась под его руками; он не обнаружил ни оружия, ни доспехов. Рядом продолжалась призрачная скачка. Безразличие этих существ подавляло сильнее, чем их количество...

Он вытер скользкие руки об кору ближайшего дерева и огляделся по сторонам в поисках коня. Его окружили темные силуэты. Странное дело – он не мог различить ни одно из лиц; безликие текучие маски непрерывно менялись под мягкими пальцами ветра...

Вальц посмотрел вверх и увидел, что сквозь тело одного из всадников пробивается тусклый лунный свет. Правда, у луны появились четыре направленных в разные стороны луча, превративших круг в размытый пепельный крест.

Всадники расступились, давая дорогу очень красивой женщине, которая приближалась, ступая еле слышно, но все же с отчетливым шорохом. Она была раздета, и Вальц пожирал глазами ее тело. Лазарь сразу почувствовал, что эта женщина была ДРУГАЯ – из ЖИВОЙ плоти и крови. Такая же, как ее жертва... Хозяйка мертвого замка на холме...

Она равнодушно скользнула взглядом по бесформенным останкам того, кто еще недавно был одним из ее слуг. Она улыбалась, как показалось Вальцу вначале, вполне дружелюбно.

Только одна деталь портила ее улыбку и прекрасное лицо – передние верхние резцы были намного длиннее остальных зубов и имели зазубренные края. Эти миниатюрные пилы не то чтобы выглядели угрожающе, они просто нарушали некую гармонию, вносили несоразмерность, что было сразу же замечено Вальцем, который оставался эстетом и после смерти.

Вокруг теснились ее слуги. Вальц перестал и думать о возможности повторения того, что случилось в чумном городе. Он потянулся за своим ножом, которым владел лучше, чем мечом, но черная рука, только отдаленно похожая на человеческую, возникла из темноты и перехватила его руку. Он дернулся и понял, что сопротивление бесполезно. Эти твари, стоящие вокруг, были столь же сильными, сколь и хрупкими. Противоположные качества переходили друг в друга по мере того, как некросущества просачивались сквозь неощутимую преграду, разделявшую оба мира. Если бы лазарь осознавал себя в момент превращения, он знал бы и об этом.

Но та, которая охотилась в ночи, превзошла его ожидания. Ее рука с ногтями, такими же длинными, как пальцы, схватила его за горло и оторвала от земли. Ему не грозило удушье. Сгустки тьмы, тени людей держали его за руки, и он повис перед женщиной, будто распятый на черном холсте. Ее рот оказался очень близко от его лица.

Она понюхала Вальца и брезгливо скривилась.

– Дохлятина! – ее шепот завораживал его. Он смотрел, как шевелятся губы. На нижней были ранки от резцов, сочившиеся свежей кровью...

Она прокусила ему кожу на скуле, но вместо боли он ощутил прохладу воздуха, ворвавшегося в дыру. Щека обвисла лохмотьями, а женщина пожевала и выплюнула кусочек его плоти, покрытый темной слизью.

– Могу поклясться, что ты пробираешься в Менген, – сказала она, как будто расшифровала тайну, закодированную во вкусовых ощущениях. Вальц ждал, что будет дальше. Он не боялся пыток, а порванная щека всего лишь сделала его физиономию более запоминающейся.

– Везите его в замок! – приказала женщина, и всадники бесшумно повлекли лазаря за собой.

Его ноги свисали в темноту. Он плавно раскачивался, как будто находился в когтях гигантской птицы. Ветер облизывал его лицо холодным языком, а сверху падал лунный свет, наполняя Вальца уверенностью в том, что все закончится хорошо. Только однажды он заметил белое пятно впереди себя – слуги Охотящейся В Ночи несли в ее логово еще одну жертву.

Лазарь отклонился от предначертанного пути и впервые ощутил нарастающую головную боль. Вскоре боль стала настолько страшной, что изгнала даже самые простые и обрывочные мысли. Что-то беспощадное металось в наглухо запертой камере его черепа, билось о каменные стены и царапало мозг.

Вальц перестал улыбаться. Он морщился, потому что боль стремилась стянуть кожу на лице. У боли не было материальной причины; она была так же реальна, как кошмар для спящего, и так же нереальна, как минувшее сновидение для пробудившегося...

Поэтому он не очень хорошо запомнил, как оказался возле замка. Его швырнули на растрескавшиеся каменные плиты, которые почти поглотила трава. Вальц поднял раскалывающуюся голову и увидел перед собой каменную стену. Вход под низкой аркой зарос диким виноградом. Тут же лежала полусгнившая деревянная дверь.

Боль начала стихать, как будто стены замка прикрыли лазаря от безжалостного луча, бьющего с северо-запада.

На замковом камне арки были высечены два одинаковых, известных Вальцу символа. Каждый из них обозначал число, соответствующее числу его душ... По своей ограниченности и наивности он решил, что «33» – это год строительства замка. В таком случае эта штука была очень и очень древней. Дни, минувшие после второго рождения, и так казались Вальцу слишком долгим сроком.

Женщина неслышно приблизилась сзади и снисходительно потрепала его по голове, как собаку. Он не обиделся. Его единственной целью было продолжить свой путь. Она пошла к арке, и он смотрел, как переливается кожа на ее спине и ягодицах. В волосах, не знавших гребня, шевелились черви...

Вслед за ней Вальц нырнул под арку и оказался на темной лестнице. Каменные ступени привели его в зал с очагом, тремя узкими окнами и старой мебелью. В одной из оконных рам торчали осколки витражных стекол. Вдоль стен лежали картинные рамы и обломки подрамников. Сами холсты давно обветшали и начали рассыпаться в пыль. Толстый слой пыли покрывал все вокруг. Кое-где были рассыпаны кучки пепла или чего-то, напоминающего пепел. Под южной стеной, куда никогда не заглядывали лучи солнца, возвышалась гора рыхлой земли, разрытая посередине. Сквозняки не нарушали покой застоявшегося воздуха, и только еле слышные стоны доносились из каминной трубы. Все выглядело так, словно сюда никогда не попадали дождевые капли и влага...

Женщина медленно пересекала зал, оставляя за собой облачка оседающей пыли, похожей на снег. Прямоугольники света, падавшего из окон, были исчерчены узкими следами ее ног и еще множеством пересекающихся линий. Она пренебрегла креслами и стульями (спустя минуту лазарь понял, почему). Вместо этого она взобралась на земляное ложе и по грудь зарылась в перегной.

Ее белеющий бюст был так прекрасен по контрасту с чернотой земли, что Вальца передернуло. Она была ЖИВАЯ, и все же грязь и прах странным образом не приставали к ней. Это смутно напоминало ему о чем-то приятном, о каком-то путешествии под ночным небом...

Вальц сделал несколько шагов по залу и поднял кверху голову. Он увидел черный крест из балок перекрытия, загаженных птицами. В просветах подмигивали тусклые звезды. В темном углу, там, где сохранилась часть потолка, шевелилось что-то – вероятно, маленькая стайка летучих мышей, висевших на обнажившейся арматуре железобетона.

Лазарь сел на стул, и тот рассыпался под его тяжестью, как будто был сделан из глины. Вальц рухнул в скопление мельчайшей древесной трухи и растянулся на полу.

Женщина безрадостно засмеялась. Черви сползали с ее волос и поспешно зарывались в землю... Вальц остался сидеть на полу, скрестив ноги и положив меч в ножнах на бедра. Он терпеливо ждал, когда можно будет безнаказанно зарезать эту тварь и уйти отсюда. Что-то подсказывало ему, что время еще не настало.

Боль не возвращалась, и это было уже неплохо. Слабый звук, который могла издавать перекатывающаяся бутылка, раздался у входа в зал. Мех с крысой, висевший у Вальца за спиной, зашевелился. Что-то прошмыгнуло позади него и скрылось в темной норе – округлый предмет, похожий на тыкву...

– Ты никогда не найдешь того, за чем тебя послали, урод, – сказала Охотящаяся В Ночи. – Оно погребено так глубоко, что копать придется целую вечность. Ты знаешь, что такое вечность?

Вместо ответа Вальц продемонстрировал ей свою знаменитую улыбку. Его не интересовали отвлеченные понятия вроде «вечности». Правда, Преподобный Ансельм попытался прорваться сквозь завесу собственного потерянного образа, но Вальц сразу же загнал его обратно в щель... Улыбка лазаря стала еще более жуткой из-за незатягивающейся дыры в щеке, через которую были видны боковые зубы.

Рука его новой знакомой по локоть погрузилась в землю, как будто белая змея спряталась в нору. Через секунду она извлекла на свет и показала лазарю нечто такое, от чего он почувствовал себя распадающимся на части.

Увидев ЭТО, Вальц хотел вскочить, но не успел. Ноги задрожали и подкосились, сердце переполнилось нахлынувшей черной слизью... Его пронзило ощущение, похожее на недоступный ему оргазм, только в сто раз более сильное. Он забился в судорогах, а в череп снова ворвалась боль.

Он понял, как выглядит то, что он искал.

Однако это была всего лишь подделка, копия, иллюстрация – заведомо бессмысленная, потому что она обладала только внешними свойствами подлинного фетиша. Она была нужна для того, чтобы дразнить одержимых животных вроде Вальца.

– Значит, я не ошиблась, – сказала женщина, не понимая, что стремительно приближает свой конец. Мысль о том, что она делает это сознательно, не приходила лазарю в голову.

– Зачем тебе Маска Сета? Она не возвращает жизнь. – Проговорила Охотящаяся В Ночи.

– Я не знаю, что такое жизнь, – ответил он.

– Конечно. Именно поэтому ты здесь, дохлятина, – презрительно бросила она.

Он чувствовал себя так, словно побывал между мельничными жерновами. Кратковременная иллюзия отобрала у него силу; теперь, как ни странно, сила возвращалась с болью. Она просачивалась сверху, сквозь дырявый потолок. Липкий морок снова подчинял его себе. Он пытался запомнить самые важные из ее слов: «Маска Сета», «то, за чем тебя послали»... Здешнее пространство выдавливало его из себя, гнало прочь, подчиняя страшной неотвратимости. Невидимые пальцы нажимали на его глазные яблоки, заставляя лазаря отползать...

Тем не менее, он поднялся на ноги и, пошатываясь, сделал несколько шагов. Паутина магии рвалась, отпуская его. Тварь ошиблась – он появился тут не затем, чтобы вернуть себе жизнь, а затем, чтобы все разрушить.

В это время в зал неслышно вошла жертва в белом платье. Кто-то дал ей странного проводника – детскую куклу из тех, что издают крик «а-а-а», когда падают на спину. Кукла была очень старой, с висящим на ниточке стеклянным глазом и вылезшими волосами. Несмотря на это, она сносно ходила на своих негнущихся ногах. Лазарь провожал ее пристальным взглядом. Он впервые видел, как двигалось то, что НИКОГДА И НЕ БЫЛО ЖИВЫМ...

Кукла переваливалась с ноги на ногу, с трудом удерживая равновесие и разворачивая при каждом шаге свое туловище. От ее шеи к руке жертвы тянулся кожаный собачий поводок. Жертва в белом робко ступала по крошечным следам куклы. Ужас на ее лице сменился застывшим слепком безумия. Сквозь разорваное платье проглядывала дряблая болезненная кожа.

Когда кукла поравнялась с Вальцем, она вдруг остановилась и ткнулась головой в пыльный пол. Жертва тоже замерла на месте; вокруг нее расплывалось невидимое, но хорошо ощутимое облако страха.

Вальц изучал ее тело. Оно было весьма несовершенным. Охотящаяся В Ночи еле заметно кивнула ему, и он сделал то, что должен был сделать, недоумевая, где же делись ее слуги. Он делал это впервые после своего возрождения. Его работа сопровождалась жуткой песней, которую пела хозяйка замка. И даже не хозяйка – просто существо, занявшее место исчезнувшего и о многом ведавшего хозяина...

Песня была похожа на завывания волчицы, потерявшей щенков, и ветра в безмерно огромном подзвездном пространстве. В этой песне были очень странные слова. И язык был очень странным – знакомым лазарю, но искаженным, как будто тоже рассыпался от древности. Каждая фраза выглядела, как вереница калек, а каждое слово-калека запускало свою культю в мерцающее сознание Вальца...

Охотящаяся В Ночи пела:

"...Время ветров, время волков, покуда весь мир не исчезнет,

Ни один человек не пощадит другого..."[2]2
  Песня прорицательницы из «Старшей Эдды»


[Закрыть]

* * *

Жертва, которую они принесли своим демонам, была распята внутри маленькой полуразрушенной церкви, находившейся позади замка. Тело, перекроенное Вальцем, висело вверх ногами на косом кресте из отогнутых металлических прутьев. Из перерезанного горла еще капала кровь. Огромная лужа собралась на земляном полу, и над нею роились мухи, переливавшиеся волшебными оттенками изумрудного и глянцево-фиолетового цветов. Мухи слетелись, несмотря на то, что в церкви было холодно, как в погребе. От лужи растекались тонкие ручейки и складывались в сложные идеограммы. Вблизи креста еле заметно шевелилась земля, и это вызывало дрожь багрового зеркала.

Ритуал сопровождался ритмичными звуками, доносившимися из какой-то шкатулки, крышка которой сияла болотным светом. Эти звуки приводили Вальца в исступление...

Совместно принесенная жертва сблизила лазаря и Охотящуюся В Ночи, но ненадолго. Она дала ему проглотить кусок чего-то белого и рассыпающегося в пыль. Вальц не возражал – его было невозможно отравить.

Реакция была непродолжительной, но открыла ему новые внутренние горизонты, подернутые пепельным светом беспамятства. Земля, стены, деревья вдруг стали прозрачными, и он увидел миллионы существ некросферы, блуждающих во мраке. Их было слишком много для одной планеты, и только что он добавил к их числу еще одну неприкаянную душу. Концентрация мертвого не давала прорасти живому, окутывая твердь отравленным воздухом, ядовитой водой, суицидальными миазмами...

Вальц опустился на колени и своим шершавым, как пемза, языком облизал отвердевшие губы жертвы. Потом обмакнул пальцы в лужу и погрузил их в землю внутри меха с крысой. К его коже прикоснулось нечто холодное и тут же отпрянуло, спрятавшись в своем беспросветном жилище...

Вальц хотел было встать, но обнаружил, что не может оторвать от земли руку, на которую опирался. Пожелтевшие скелетные кости охватывали его запястье; костяная рука торчала из стынущей крови, ее поверхность прокалывали отростки с черными ногтями.

Свободной рукой он потянулся за ножом и достал его из-за голенища сапога. Для этого Вальцу пришлось растянуться на полу, а пальцы скелетов хватали его за одежду. Он ударил по ним раз, другой, третий, с хрустом обламывая кости, растущие из-под земли, как стебли пшеницы. Освободившись, Вальц отодвинулся подальше и увидел, что пол вокруг креста усеян шевелящимися отрубленными пальцами...

В глубине церкви находился алтарь, сделанный из нержавеющей стали и потому сохранившийся лучше всего остального. Над алтарем висел какой-то уродливый ржавый узел. Приблизившись, Вальц различил пилу с выкрошенными зубьями, молоток, клещи, капкан. Набор предметов казался нелепым, тем более что их объединяла астролябия, из которой они торчали, пронизывая насквозь ее ажурную решетку.

Когда-то церковь принадлежала масонской ложе. Для Вальца масоны были вымершими соучастниками ритуала, интуитивно и вслепую искавшими то же самое, что искал он. Они даже изготовили соответствующие инструменты, но у них не было и не могло быть подходящего материала... Мертвец застыл перед мрачным алтарем, а сзади беззвучно шевелились пальцы. Он был весьма далек от священного трепета...

* * *

С помощью масонской пилы, молотка и головы жертвы лазарь начал делать собственную Маску. Работа затянулась надолго, почти до утра, и была бессмысленной. Охотящаяся в ночи посмеивалась над ним. Он молча ждал исхода этой странной, слишком затянувшейся ночи. И работал.

Потом женщина заснула на алтаре, напитавшись кровью жертвы. Когда он закончил, она все еще спала. Он пытался войти в ее сон, чтобы узнать, что это такое – неподвижность, слабая улыбка, отсутствие времени и душа, покинувшая тело...

В благоговейной тишине лазарь поднес Маску к изуродованному лицу Расчленителя Вальца. Он делал это без всяких мыслей и не соизмеряя очевидное. И, конечно, маска оказалась ему мала. Он отбросил ее и увидел, как маску схватили растущие из-под земли пальцы. Они почернели, съежились и стали похожи на обгоревшие стебли сорняка. Но кое-что они унесли с собой в свою могилу...

Вальц склонился над живым телом, лежавшим на алтаре. Здесь было искушение, однако он не понимал этого. Он бесшумно вынул из ножен меч и занес его над Охотящейся В Ночи.