Текст книги "Звезда Ада"

Глава семнадцатая
ТЕГИНСКОЕ АББАТСТВО

В западной части Адолы Люгера встретил влажный пронизывающий ветер с океана, приносящий свежесть и все же крайне неприятный в эту пору года для замерзающих путешественникоов. Существенно изменился окружающий пейзаж. Теперь до самого горизонта во все стороны тянулась каменистая равнина; растительность была скудной и теснилась в низинах и долинах рек волнующимися зелеными пятнами. Селения, открытые всем ветрам, казались сиротливыми убежищами несчастных, изгнанных из более благополучных земель и брошенных здесь на произвол судьбы.

Нигде не задерживаясь дольше чем на одну ночь, Слот миновал несколько мелких городов, которые, может быть, заинтересовали бы его в другое время. Много странного и чуждого валидийцу происходило в них; порой его любопытство бывало возбуждено, но скорбный долг гнал его вперед, к далекой западной столице.

Наконец высокие и узкие башни Фирдана возникли на сером, завешенном сетью дождя горизонте. Неприветливый каменный город показался Люгеру чрезвычайно неуютным, архитектура – однообразной и подавляющей. Нигде нельзя было быть более одиноким, чем на узких, холодных, продуваемых ветром улицах Фирдана, но за стенами, тянувшимися вверх, к тяжелым низким облакам, кипели вполне человеческие страсти, и при наличии денег появлялась возможность для удовлетворения любого мыслимого порока.

Фирдан был самым большим портом в известной части западного океана, и здесь покупалось и продавалось все: оружие, скот, драгоценности, предметы магических культов, благовония, корабли, люди и человеческие иллюзии. Женщины из Вормарга и Скел-Могда брались излечить даже безнадежно больных – тех, кто был отравлен смертельным ядом скуки или отвращения к жизни.

Множество возможностей разбогатеть, роскошь и порок, укрытые за мощными стенами, давние и изысканные традиции в темном искусстве удовольствий, сладкий и пока что едва ощутимый запах тления привлекали в город интриганов, искателей легкой наживы, маньяков с несуразными амбициями и вообще всех, кому было противопоказано серое течение будней. Вполне возможно, что здесь Стервятник оказался в своей стихии, но сейчас он не искал приключений.

Скромнейший приезжий из Валидии снял комнату в тихой гостинице «Пятый Угол», заплатив за месяц вперед, предупредил слугу о сундуке, прибывающем с караваном из Элизенвара, и принялся расспрашивать хозяина о дороге в Тегинское аббатство.

* * *

Тегина, северо-западная провинция Адолы, была наименее населенной и почти совершенно бесплодной частью королевства. Всю ее территорию занимали безлесная возвышенность и Горы Изгнания, оградившие, подобно стражам, северные берега страны.

Где-то в этих горах было затеряно Тегинское аббатство, выстроенное еще в эпоху религиозный распрей и междоусобных войн 24 – 25 столетий. Но его крепкие стены пришлись как нельзя кстати и в более поздние времена нашествия варваров, коснувшегося северный провинций. Тогда в цитадели укрылась часть королевской семьи, почти весь цвет военной и светской верхушки Адолы, не говоря уже о монахах ордена, сумевших в тот смутный период сохранить и приумножить не только предметы материальной культуры, но и то, чего нельзя было уравновесить золотом, – знания, магию и опыт полуторатысячелетней цивилизации.

Племена варваров, преследуемые объединенными армиями Валидии, Адолы и Земмура, откатились на северо-восток, оставив после себя разрушенные города и опустошенные земли, но в Тегинском монастыре тлела искра, от которой вскоре вспыхнул огонь нового возрождения. Потребовалось не так много времени, чтобы в разоренном королевстве восторжествовали прежние порядки.

С тех пор орден Святого Шуремии занимал в Адоле особое положение. Тегинский монастырь стал его новой резиденцией взамен разрушенного варварами герцогского дома в Ульфине. Библиотека и музей аббатства были известны в мире самыми полными собраниями человеческой мудрости и сакрального знания, но нечто гораздо более ценное передавалось от поколения к поколению в узком круге адептов ордена, и этот неведомый источник могущества нельзя было исчерпать словами или символами…

Такие далеко не полные сведения о цели своего путешествия Люгер получил последовательно от хозяина гостиницы, старика в книжной лавке, торговавшего теологическими трактатами, и монаха-ивинианца, коротавшего вечер в полутемной корчме, где подавали кислое пиво. Монах, обрюзгший и давно не мывшийся тип, отзывался о последователях Шуремии не без злой зависти, с жадностью поглядывал на кошелек собеседника, и Люгер терпел его лишь как удобного осведомителя.

Вернувшись в гостиницу в одиннадцатом часу вечера, Стервятник уже точно знал, куда направится завтра. Впервые за много ночей он почти сразу же погрузился в сон.

* * *

После двух дней пешего пути, на протяжении которого Люгер поднимался все выше и выше по безлюдному каменному плато, он оказался у подножия горной гряды, тянувшейся вдоль океанского берега. Сам берег был совершенно недоступен с юга.

Дальше дорога шла по дну ущелья, такого глубокого, что в него никогда не заглядывали лучи солнца, пока не терялась окончательно среди хаотического нагромождения базальтовых форм. Отсюда Стервятник впервые узрел в сумерках Тегинское аббатство.

Представшая его взгляду темная крепость на скалах поистине была воплощением суровости и могущества самого влиятельного из религиозных орденов, а святость этого места тем более не вызывала сомнений – согласно преданию, сам Шуремия истязал среди этих каменных исполинов свою плоть на протяжении всего десятилетнего изгнания из Фирдана, предшествовавшего обретению чистоты.

Для этого здешние скалы действительно подходили как нельзя лучше – голые, неприступные, обдуваемые неутомимым ледяным ветром с океана. Жалкая растительность, скрюченная или стелющаяся по земле, удерживалась лишь на восточных и южных склонах, а немногочисленные животные, за исключением горных козлов, находили себе убежища в глубоких расселинах и беспросветных каменных мешках.

Аббатство поразило Люгера своей неприступностью; никогда ранее он не видел творения человеческих рук, лучше защищенного от человеческих же посягательств. Оставалось лишь теряться в догадках относительно того, как на самые вершины скал по узкой тропе, извивавшейся над бездонными пропастями, могли быть доставлены гигантские камни, из которых были сложены стены и башни аббатства.

Северная стена этой крепости вырастала прямо из отвесной скалы. Под ней всегда бушевали океанские волны, разбиваясь о несокрушимую твердь. Но и с остальных сторон света отважиться напасть на цитадель ордена мог только безумец. Не было к ней другой дороги для существа, ходящего по земле кроме как по одной-единственной тропе, да и ту мог осилить далеко не каждый.

Однако и в пропастях, окружавших аббатство, стерег непрошеных гостей (превращенных, крылатых и ползающих тварей) неподвластный капризам природы туман, часто смешивающийся с облаками, так, что цитадель была видна только с одной стороны – от начала тропы, хорошо просматривавшейся с ее высоких башен.

Люгер не сомневался в том, что чьи-нибудь глаза уже внимательно разглядывают темное пятнышко, медленно ползущее по скалистым уступам. Однако чей-то взгляд он все время ощущал и на своей спине…

Слот не торопился. Он ожидал, что встреча с Алфиосом и даже рядовыми членами ордена явится для него очень неприятным испытанием. Он еще не представлял себе, как сыграет свою предательскую роль. По мере приближения могучих монастырских стен Стервятник испытывал все большее отвращение к себе и в то же время все глубже осознавал безвыходность своего положения.

В конце концов он переложил ответственность за происходящее с собственных плеч на волю божественного провидения и с замирающим сердцем постучал железным кольцом во въездные ворота монастыря, сработанные из мощных древесных стволов, которые вряд ли мог сокрушить таран, даже если бы удалось расположить его на узком уступе перед ними.

Почти сразу же после этого отворилась неприметная дверь в стене, в десяти шагах от ворот, и появившийся оттуда человек в монашеском облачении поманил Люгера к себе. Слот приблизился и, несмотря на сгустившиеся сумерки, понял, что монах испытующе разглядывает его.

Фигурой человек был больше похож на воина, чем на умерщвляющего плоть аскета, а на его лице выделялись шрамы далеко не мирного происхождения. Люгер еще мог представить его себе с мечом в руке, но никак не с молитвенником.

– Что ищешь ты здесь, в обители скромных ревнителей веры, незнакомец из суетного мира? – спросил тот. Люгеру его речь показалась ироничной и нарочито высокопарной.

– Я хотел бы видеть генерала ордена по важному и не терпящему отлагательства делу, – заявил Люгер, поневоле прибегая к уловкам, которые иногда оправдывали себя при дворе, но могли оказаться бесполезными здесь.

– Нигде под солнцем и луной нет таких дел, – отрезал человек тоном, исключающим всякие возражения. – Но ты можешь войти. О тебе доложат генералу, когда ты избавишься от суетности.

Чувствуя себя угодившим в глупейшее положение и раздумывая над тем, что могло подразумеваться под избавлением от суетности, Люгер переступил порог и оказался в удушливом пространстве под низко нависшим каменным сводом.

Прислушиваясь к скользящим шагам монаха за своей спиной, он пошел узким ходом, пронизывающим толщу наружной стены. В случае опасности ход мог быть мгновенно завален огромной базальтовой глыбой, нависавшей над ним в промежутке между внешней и внутренней стенами и удерживаемой на месте только легко удаляемыми подпорками.

Таким образом, ничем не защищенная на первый взгляд дверь рядом с несокрушимыми воротами вовсе не упрощала неприятелю доступа в монастырь и в то же время избавляла монахов от необходимости открывать ворота по всякому незначительному поводу вроде прибытия Люгера.

Монах, так и не назвавший своего имени и нимало не интересовавшийся именем гостя, провел Слота через обширный монастырский двор к жилым постройкам, теснившимся у западной стены, которая прикрывала их от пронизывающего океанского ветра. Несколько монахов и послушников, встретившихся по пути, едва скользнули безразличными взглядами по лицу и фигуре Стервятника, из чего он заключил, что гости не редкость в резиденции ордена…

Тем временем мир стремительно погружался в ночную мглу. Черная громада монастырской церкви стала почти неразличима, равно как и другие постройки, а также вымощенные камнем дорожки двора. Каменные плиты были отполированы тысячами прикосновений монашеских сандалий, и проводник Люгера бесшумно скользил по ним, не испытывая, по-видимому, никакой нужды в освещении.

Так он привел Слота к двухэтажному зданию со множеством дверей, черневших на фоне древних стен; вслед за монахом Люгер вошел в одну из них и очутился на полутемной лестнице, уводившей в подвал. Масляные светильники на стенах едва разгоняли тьму.

Стервятник ощутил смутное беспокойство, как будто из ничего вдруг возникла некая угроза его миссии. Но не он был сейчас хозяином положения и хорошо понимал, что всякие вопросы бесполезны. Наверняка монах провожал его не к Алфиосу, однако Люгер приготовился к долгому ожиданию и не рассчитывал на беспрепятственное осуществление своих намерений. Но он не знал еще, что ему действительно предстоит ждать долго…

В подвале он разглядел ряд темных и не слишком чистых пещер или келий, носивших следы чьего-то присутствия. В двух из них, за металлическими решетками, истово предавались вечерней молитве существа, лишь отдаленно напоминавшие людей.

Люгер почувствовал себя весьма неуютно, когда на нем остановился горящий взгляд одной из этих тварей. Вдобавок он заметил странную ухмылку на лице своего неразговорчивого провожатого, впервые обернувшегося к нему. Тот поманил Слота в глубину темного коридора и почти втолкнул его в келью, освещенную единственной тусклой лампой и больше похожую на каменный грот или винный погреб.

Обстановка здесь действительно не располагала к наслаждению мирской роскошью. Постелью служила груда сена, брошенного на каменный пол; грубо сколоченный деревянный табурет мог заменить стол; металлическая миска, стоявшая на табурете, была наполнена какой-то тошнотворной смесью, а из глубины кельи доносились звонкие звуки равномерно падающих капель.

Из небольшого отверстия под низким сводом потолка тянуло ночной свежестью, но Слот сомневался в том, что когда-нибудь увидит в нем проблеск дневного света.

Когда Люгер закончил осмотр гостеприимно отведенного ему помещения, монаха рядом уже не было. Дверь заскрипела у него за спиной, и раздался скрежет задвигаемого засова. Стервятник не был знатоком монастырских порядков, и все же ему показалось странным то, что у кельи вообще была дверь. А дверь этой кельи к тому же запиралась снаружи.

Так Люгер был заключен в подземелье Тегинского аббатства.

Глава восемнадцатая
АББАТ КРАВИУС. НАРИСОВАННЫЕ ГЛАЗА

Инстинкты Стервятника дремали. В его душе не было ничего, кроме томительного ожидания. Неведомое испытание тянулось долгие четырнадцать дней, которые он безвыходно провел в келье.

Он пил воду, черпая ее из каменного углубления в дальнем углу своей новой тюрьмы. Звуки падающих капель порой сводили его с ума. За ночь собиралось достаточно воды, чтобы напиться и обмыть лицо и руки. Еду и масло для лампы приносил угрюмый послушник с вырванными ноздрями и, судя по всему, немой. Во всяком случае, Слот ни разу не слышал от него ничего, кроме мычания. Послушник просовывал пищу и масло в узкое окошко рядом с дверью и подолгу глядел на Стервятника как на экзотическое животное.

В глубине кельи Люгер обнаружил что-то вроде оригинальной канализационной системы, которая несколько облегчала здешнее существование. Но по ночам Слот страдал от холода и, насколько мог, закапывался в сено, что давало, конечно, лишь иллюзию тепла.

Никто не беспокоил его здесь, кроме немого надзирателя. Только просыпаясь, он чувствовал порой какую-то темную суету вокруг и, что самое неприятное, внутри себя; ощущал незримую работу неведомых сил, словно кто-то тайно изучал его тело и спящий мозг. Но стоило ему открыть глаза, как это чувство пропадало или начинало казаться призраком сновидений.

Какие-то зелья наверняка были растворены в пище, которую ему давали, и он пытался не принимать ее, но вскоре голод брал свое, и на следующую же ночь жуткие сны возвращались вместе с отвратительным ощущением чужого неуловимого присутствия.

В конце концов он понял, что ему необходимо подчиниться любым опытам или испытаниям, которым подвергали его хозяева аббатства, если он хочет вообще когда-нибудь встретиться с генералом ордена. И все же Люгер был доволен хотя бы тем, что поступил благоразумно и не принес в монастырь своего гомункулуса.

* * *

Наконец миновало время заточения в келье, и Люгер получил относительную свободу передвижения по аббатству. Строгость и суровость размеренной жизни обители угнетали его; несколько дней он провел в тщетных попытках проложить себе дорогу к высшим чинам ордена. Его кормили, поили, допускали к молитве, однако наотрез отказывались свести с теми, кто мог бы помочь ему в устройстве встречи с Алфиосом.

По наблюдениям Слота, далеко не все обитатели монастыря были членами ордена, и отношения между последователями Шуремии и остальными монахами оказались весьма прохладными. Возможно, причиной тому было привилегированное положение ордена в лоне Святой Церкви.

Но какими бы бесплодными и бессмысленными ни были передвижения Люгера внутри древних стен, гораздо более тяжким испытанием были для него ночи, проведенные в мрачном подземелье двухэтажного здания, которое оказалось домом послушников.

Человекоподобные существа, молящиеся или сидящие неподвижно, провожали его непостижимыми взглядами своих сияющих глаз. Он никогда не видел этих полуживотных вне клеток; может быть, они были навеки заперты в подвалах. То, что он сам оказался среди них, заставляло его теряться в догадках относительно того, всех ли чужестранцев ожидал в Тегинском монастыре подобный прием и было ли это простой мерой предосторожности, направленной против возможного проникновения извне какой-либо скверны.

А гостей здесь действительно хватало. Люгер убедился в этом, наблюдая с высоких стен аббатства за каретами, подъезжавшими к подножью скал со стороны Фирдана под покровом сгущавшейся темноты. Довольно часто он встречал на монастырском подворье людей, явно нездешних и не имевших духовного звания. Иногда ему казалось, что плотные темные плащи с капюшонами скрывают даже хрупкие женские фигуры, но у него не было случая убедиться в этом.

Словом, монастырь вовсе не был обителью бежавших от суетного мира и искавших благочестивого покоя, напротив – судя по всему, здесь были собраны нити многих событий, происходивших в различных частях обитаемого мира, и чьи-то изощренные умы умело руководили исполнителями, удаленными, может быть, на тысячи лиг от аббатства. Но в чем заключалась их миссия? Была ли деятельность, внешнюю сторону которой наблюдал Стервятник, последними судорогами агонизирующей организации, пытавшейся защитить себя от могущественного восточного врага, или же проявлением торжествующей силы, не имевшей себе равных в западных королевствах?

Подобные вопросы, если они и возникали, Люгер немедленно отметал как преждевременные. Масштаб его поисков был совершенно другим. Он явился сюда в качестве тайного посланника черных магов из мира, неизвестного ему самому, и его единственной целью было найти и обменять древний талисман на жизнь женщины, спавшей среди призраков и оборотней в далеком подземелье Земмура.

…Однажды утром Люгера посетил в его келье высокий тощий монах, в манерах которого уже ощущалась определенная властность. Стервятнику снова довелось объяснять, зачем он пришел в монастырь.

На жестком костлявом лице монаха, хранившем следы излишеств, которые имели место в молодости, не отражалось никаких чувств. Он остался так же равнодушен к проявленной Люгером твердости – тот наотрез отказывался назвать настоящую причину, побудившую его искать встречи с генералом ордена. Монах заметил только, как бы между прочим, что признание могло бы быть получено и менее гуманными способами, чем дружеская беседа.

Вообще-то беседа была далеко не дружеской, и все же Слоту удалось добиться от монаха обещания доложить о человеке по фамилии Люгер, что должно было многое сказать Алфиосу.

Но прежде тощий монах устроил ему встречу с аббатом Кравиусом, и Стервятник с каким-то тоскливым предчувствием понял, что ни тот, кто согласился стать посредником, ни сам Кравиус не являются членами ордена.

* * *

Аббат принял его в собственном доме, обстановку которого трудно было назвать монашеской. Но Кравиус и не давал обетов, обязательных для нищенствующих орденов, и мог позволить себе некоторые излишества. Обилие смазливых послушников, прислуживавших в доме, наводило на подозрение, что настоятелю были не чужды и некоторые противоестественные наклонности. Люгер заранее проникся к местному пастырю глубокой антипатией, и последующие события подтвердили его правоту.

Кравиус оказался жирным типом, толщину которого была не в силах скрыть даже просторная ряса, богато расшитая золотыми нитями. Обвисшие щеки покоились на воротнике, а обрюзгшее лицо было покрыто слоем слипшейся пудры. Пот обильно стекал с висков настоятеля, оставляя на щеках серые дорожки.

Но все это Люгер заметил позже. Сначала ему показались особенно странными глаза аббата, принимавшего гостя в библиотеке. Кравиус смотрел на него из тени, расплывшись в огромном кресле, в котором могли бы поместиться два худых человека. Стервятник встретил взгляд его тусклых безжизненных глаз, лишенных белков, и испытал нечто вроде шока.

– Подойди ближе, сын мой, – проговорил настоятель чересчур сладким голосом, в котором звучала нескрываемая фальшь.

Люгер остановился в трех шагах от кресла, и в этот момент глаза Кравиуса внезапно изменились, вспыхнув резким отраженным светом.

Метаморфоза поражала в первое мгновение, затем Слот обнаружил разгадку: зрачки и ресницы, которые он видел до этого, были со всей тщательностью и в мельчайших подробностях вытатуированы на веках аббата. Стоило тому опустить веки, как место живых и недобрых глаз занимали мертвые, неподвижные и необъяснимо отвратительные зрачки. Люгер пытался рассмотреть их, но теперь это было невозможно…

Как пугающее знамение предначертанного зла всплыло в памяти Люгера одно из предупреждений Слепого Странника: «Бойся нарисованных глаз…»

Кравиус, казалось, наслаждался очевидной растерянностью гостя. Его влажные губы сложились в узкую улыбку. Моргал он очень редко, поэтому только быстрое движение теней напоминало теперь о его странном украшении. Впрочем, Люгер не сомневался в том, что нарисованные глаза имеют иное, более зловещее предназначение.

– Генерал Алфиос болен и вряд ли сможет принять тебя, – проговорил наконец Кравиус. На этот раз его голос оказался совершенно бесцветным.

– Я могу подождать, – сказал Люгер, хотя это было последним из его желаний. Известие о болезни Алфиоса неприятно удивило его, но он постарался скрыть свое замешательство.

– Болезни такого рода часто кончаются смертью, – лениво объяснил настоятель без тени огорчения. Теперь Слот хорошо понимал причину его «равнодушия»: Кравиус, который мог бы быть единоличным хозяином аббатства и духовным управителем провинции, по причине присутствия высших сановников привилегированного братства находился на вторых ролях и оставался фигурой малозаметной.

– Но тебе повезло, – продолжал Кравиус. – Я готов принять на себя часть груза, который слишком тяжел даже для здорового человека. Все мы – смиренные слуги Святой Церкви и равны перед Господом… Поведай мне о своих заботах, и я сделаю так, что ты останешься весьма доволен.

– Мои заботы не имеют отношения к святым делам, – быстро и дерзко ответил Люгер. Его не покидало ощущение, что он вовлечен в бессмысленный фарс. Кравиус не скрывал от него своего презрения, игра аабата была слишком уж прозрачной, а фразы даже не казались лицемерными.

Слабая попытка купить Люгера, видимо, была предпринята на всякий случай, просто по привычке. Во власти настоятеля было помешать гостю встретиться с Алфиосом, но, совершенно неожиданно для Слота, Кравиус поступил совсем иначе. Стервятник почуял неясную угрозу, когда аббат вдруг сказал, зевая:.

– Что ж, многогрешный сын мой, тогда ступай. О тебе доложат генералу. Похоже, посетители вроде тебя действительно предназначены именно ему.

В последних словах аббата явно содержался некий зловещий смысл, недоступный пока пониманию Люгера. Кравиус смежил свои жуткие веки, как будто посторонний, находившийся в библиотеке, совершенно перестал его интересовать…

Стервятник не торопясь покинул дом настоятеля. Только что закончившийся разговор не выходил у него из головы. Встреча оказалась слишком непродолжительной, и столь незначительному гостю удалось добиться своего с неправдоподобной легкостью. На первый взгляд Люгеру все сошло с рук – чрезмерная таинственность, наглость, явная приверженность к враждебному лагерю. Объяснение этому могло быть только одно: аббат Кравиус тоже затеял с ним какую-то неведомую игру.

Тощий монах, костлявый, как сама Смерть, ожидал Люгера во дворе.

С ним был человек в черной сутане – судя по всему, один из офицеров ордена.

Аудиенция у генерала была назначена на девятый час следующего дня.

С большой неохотой Стервятник снова вернулся в свою мрачную келью. Той ночью ему снились мертвые зрачки аббата Кравиуса, нарисованные на черном полотнище пустоты.