Текст книги "Андреевский крест"

Глава 1
Возвращение к Андреевскому кресту

Прошло двадцать лет, прежде чем я вернулся к непокорному каменному саркофагу.

Много чего произошло за это время. И с нами, и со страной. Все менялось. К власти пришел другой президент, и нам, профессиональным вымогателям, стало неуютно. Краснополянинские прочухали тему первыми и принялись тем или иным способом вкладывать деньги. В торговые сети, спортклубы и заводы. Мы, окраинские, момент упустили. И не в малой мере по вине не вовремя увлекшегося наркотиками шефа. На какие-то полгода-год бывший тренер выпал из жизни, а группировка едва не развалилась. Слишком много оказалось завязано на личные связи и договоренности лидера.

Кто-то вроде Совы, смотрящего за крупнейшим в городе овощным рынком, стал потихоньку стягивать кусок одеяла на себя. Другие, вроде моего Коленка, потянулись под крыло блатных.

Отгремело две войны за городские казино и игорные клубы. А потом дядьки в Москве взяли и разом навели мир и порядок – повсеместно запретили азартные игры. Ну, кроме специальных зон, конечно. Только где они, эти зоны. Рядом с нашим городом им места не нашлось. А в других местах свои толпы голодных пацанов имелись.

Потом сначала один-два, а дальше и все сразу коммерсанты и барыги отказались платить дань. Бояться перестали. «Маски-шоу» стали приезжать вперед «скорой», только позвони. Госбезопасность восстала из пепла, а с ней, прицепом, и милиция. Все-таки у нас не столица, раствориться во тьме, спрятаться от пристального внимания органов не получится. Силовые акции против борзых барыг стали караться быстро и пугающе эффективно. Наше влияние еще сохранялось в тех видах относительно честного зарабатывания денег, которые и так были на грани дозволенного. Валютные спекуляции, рабочая сила из Средней Азии, торговля оружием и «конструкторами» – собранными из запчастей «в гаражах» импортными машинами.

Требовалось что-то серьезное и постоянное. Бригады, как акулы, рванули по закоулкам. Никому прежде не нужные автобазы, строительные тресты и малюсенькие заводики меняли хозяев. На пустырях как грибы после дождя вырастали ангары огромных гипермаркетов.

Мы с Михой и Саней сначала ринулись в шоу-бизнес. В смысле – решили клуб ночной построить. Типа чтоб вечером там шансон вживую играли, а ночью – танцы-шманцы-обжиманцы.

Думаете, просто? Не имея за душой ни копья денег?! Только связи, кое-какую известность в узких кругах и огромное желание. Ведь что такое ночной клуб? Ну, это вроде таверны, что работает только с вечера до утра и куда люди ходят водку пить и танцевать. Деньги? Ну, да. Первое время, пока заведений таких в городе мало было – едва ли больше десятка, – так и деньги. Бывало, поначалу в удачную ночь и по паре штук баксов с кассы снимали. Потом стало похуже…

Но деньги не главное. И девчонки, охотно крутящие попками на танцполе, – тоже. К моменту, как клуб наш…

Как назвали? Гы, так это брат мой, Егор, подсказал. Да-да, вон тех бесенят с зелеными глазами родной дед. Мы-то с братвой себе головы поломали, что бы этакое выдумать, чего бы на вывеске намалевать, чтоб сразу понимали – здесь отдыхают уважаемые бандиты и вымогатели. Кучу слов перебрали, а братан пожал плечами, да и выдал: «Тортуга». Был, мол, такой остров в теплых морях, на котором морские разбойники добычу сбыть могли и корабли починить… Да это вы и сами знаете.

Так вот. К тому моменту как «Тортуга» в первый раз открыла двери перед посетителями, мы такого натворили, что меня убить пытались пару раз. Гранату в нас кидали и из обреза стреляли. Кусок свинца мне прямо под левую ключицу вошел. Едва-едва легкое не зацепил. Я выстрел помню, а потом – тьма. Очнулся уже в больничке. Глаза открываю, а надо мной ангел склонился. Так вот я со своей Наташкой познакомился.

А пока здание клуба строили, среди строителей знакомства завел. Оказалось, всем нужна дешевая и покорная рабочая сила. У нас же, на нашем овощном рынке, силы этой было сколько угодно. Мы с бывшим соседом моим – я в третьем подъезде с родителями жил, он в пятом, – со смотрящим Олегом Саввой, бригады формировали и по площадкам развозили. Потом я кому надо сигналил, чтоб именно эти стройки под облавы миграционной службы не попали. За мзду, конечно. Менты тоже любят покушать и на хороших тачках ездить.

Как клуб заработал, стали мы в нашем криминальном мире известными людьми. Поднялись, так сказать, над остальными. У шефа, бывшего тренера дяди Вовы, таких, как наша, бригад десятка три точно было, а клуб только у нас. Понты, внучки. Все в среде хулиганов держалось на понтах. Билет в заведение совсем недорого стоил, но войти бесплатно – это статус, это известность и уважение. Это понты! А от кого зависело, пускать или нет? От нас!

Вот пришел этакий крутой пацанчик с кодлой своей, с девками, а ему суровый бык на входе рычит, типа касса там. У пацанчика деньги из всех карманов лезут, он может и заплатить, но ведь его уважать меньше станут, если он в очередь с другими страждущими зрелищ встанет. Потому он зовет меня или Коленка и в виде одолжения просится. Потом, спустя какое-то время, я с него ответную услугу попрошу. И отказать не посмеет. Так-то вот.

Сашку такая известность нравилась. Он молодых шакалов по кварталам насобирал и дрессировал. А мне после двух месяцев в больничке шоу-бизнес этот поперек горла встал. Я парнишку управляющим поставил. Костю Маера. Да-да, дядю Костю. Он немец, у него порядок в крови. Но душой-то – русский! Он было в свою Дойчляндию жить переехал. Год там прокантовался и вернулся. «Не могу, – говорит. – Скучно, аж зубы ломит. Приторно там и не по-человечьи». В гости приходят, бутылку шнапса приносят. Домой идут – остатки спиртного с собой уносят…

Костя в клубе рулил, а я к строителям все больше прикипал. В строительном управлении одном даже начальником по общим вопросам заделался. Таджиков выпасал, короче. Так-то это давно уже была частная контора – директор Олег Федорович с главным инженером Андреем Палычем в свое время подсуетились, приватизировали. А название старое осталось. «СУ-300», бляха от ремня!

Раз, в светлый для каждого строителя праздник, во второе воскресенье августа, Федорыч с Палычем меня в оборот взяли. Уговаривать стали учиться. В институт строительный поступить. Директор уже не молодой был, за шестьдесят. Говорил, мол, помру, кому все достанется? Дочка его давно замужем, в столице обитает. Внукам только бабло от деда надо. Помрет, мигом долю его в фирме продадут, заморачиваться не будут. А они, мол, с Палычем кровью и потом через разруху перестройки проползли, дело развивали. Тогда вот смену свою во мне разглядели…

Я подумал, с Натой посоветовался и пошел на заочное поступать. Санек чуть со смеху не умер, так смеялся, когда узнал. Я и сам бы его поддержал, если бы мне годом раньше кто сказал, что я в студенты заделаюсь…

Но выучился. Честно учился, кстати. Разбирался, по ночам сидел, книжки читал и формулы запоминал. Контрольные делал и курсовики. С чертежами у меня только ничего не получалось. Терпения не хватало. Но и тут решил. Козленок один высоколобый к девкам в общаге подкатился. Вымогал, сученок, близость. Отчислить грозился. Я младших к нему поговорить отправил. Так он даже сначала верить не хотел, что нашелся кто-то за девчонок вступиться. В общем, козленок отправился на больничный, а я – нарисованный благодарными студентками проект преподам сдавать.

Как диплом получил, стал Федорыч меня везде с собой таскать. Дела передавать. У нас не столица, у нас весь бизнес на личных связях построен. На взаимных одолжениях и отношениях. Это я и без старого строителя знал, так что кое в чем сумел-таки его удивить. Как наш дядя Вова с иглы снялся и братва сеть гипермаркетов затеяла строить, наше СУ подряд и получило. А кто еще? Один я такой у шефа нашелся, фишку вовремя прочуявший.

Одно за другое. Майер рулил в клубе, я учился строить, а Миха, как приклеенный, всюду со мной. И всегда за баранкой. Коленок только неприкаянным болтался. То к блатным его несло, то еще куда. Как его брата старшего в Питере застрелили, мы, считай, последний раз всей бандой сработали. Съездили, нашли, кто чего и за что, и падлу привалили. Каждый по пуле выпустил, и ствол вместе с трупом в Финский залив скинули. И раньше, с детства вместе держались, а после той командировки еще и кровью повязались.

Я Санька в службу безопасности фирмы пристроил, но тот уже без куражей жить не мог. Легкие деньги, легкая жизнь. Стрелки, разборки, наезды. Дядя Вова Коленка моего за бультерьера какое-то время держал. Не удивлюсь, если, кроме того гада, что рыбам на корм пошел, на Саньке и еще кто был.

Помер Федорыч уже в новом веке. А полгода спустя и Палыч за старым другом ушел. И оба оставили мне свои доли в фирме. И такое бывает. Чужой я им вроде был, ни фига не родственник, а приняли меня старые волки, наследником хозяйства назначили.

Надо сказать, вовремя я от бандитской темы отвалился. Ну не то чтоб совсем. Скорее так – слегка в сторону отъехал. Дань дяде Вове иногда все-таки завозил. Под его, шефа, имя мне такие госзаказы отхватывать удавалось, что конкуренты только зубами скрипели. Ко времени кризиса я уже целыми микрорайонами строил. Миллиарды через мои счета проползали.

Не то чтоб прям олигархом был. Слухи о том, что прибыли со строительства почти как с героина, сильно преувеличены. Люди думают, будто бы раз квартира стоит, допустим, десять миллионов, так их-то хозяин фирмы в карман и положит. Как бы не так. А стройматериалы? А зарплаты? А техника? А чиновнички наши, крохоборы? Четверть цены вчистую на откаты и дележ уходит.

Но худо-бедно ковырялся. Яхты стометровые не покупал, но жили мы с Натахой и сыном Никитой в коттедже среди сосен, а ездил на «гелене». Нравилась мне его суровая простота. Танк! Уазик в пределе своей эволюции.

А вот у пацанов, тех, кто в хулиганах остался, дела все хуже шли. Особенно после того, как высоких покровителей дяди Вовы за коррупцию посадили. Менты пуганые стали. Бандитам помогать не торопились. Они, полицейские начальники, теперь сами фирмы крышевали и в подачках от братвы нуждаться перестали.

Стали видных ударников криминального труда на собеседования таскать к следователям. В делах давно прошедших дней копаться. Из архивов все наши прегрешения выкопали. Неуютно сделалось пацанам в городе, и деваться некуда. Миллионов никто не скопил, чтоб по заграницам от глупых вопросов прятаться.

А потом как-то вдруг все кончилось. Ходили слухи, что дяде Вове нашему место показали, в загон определили. Типа здесь твое, а сюда не лезь, занято. Еще была у меня такая мысль: вполне может быть, что получил наш шеф «привет» от давнишнего своего соперника и врага – лидера краснополянинских, корейца Кима.

Тренер наш в новую власть не верил. Говорил, мол, чтоб порядок в России навести, стальным нужно быть, титановым. Так кулак сжать, чтоб у наших людишек спины захрустели.

– Царь вот плевать хотел на мнение всяких там, – разглагольствовал дядя Вова. – Сказал – будет вот так, и все побежали исполнять. А кто против, того плаха ждет с нетерпением. Или красные, Сталин там или Троцкий. Суровые ребята. Пинками народишко в светлое будущее загоняли. А тем, кто упирался или поперек базарил, – лоб в зеленку. А этот чего? Голова в телевизоре… Все за бабло… Хрен знает, чего хочет и как к этому всех вести собирается.

Так и получилось, что новую тему дядя Вова не вкурил. Ждал все чего-то. Надеялся, что все вернется и вновь полетят по городу тонированные «бэхи» с бригадами наводить порядок среди коммерсов по совести и понятиям.

А Ким – тот другой. Пацаны его в бизнес рванули, а он сам с ближниками – в политику. Дохлых кур бабкам раздали, бабло кому надо подвезли – типа пожертвование на выборы, и краснополянинский в Госдуме очутился. И в облсовете его люди, и в горсовете. И все в партии власти состоят – хрен их подцепишь. В лихие девяностые эти депутаты так куролесили, такие куражи откалывали, менты до сих пор вспоминают – крестятся. А теперь – власть, бляха от ремня! Наших, окраинных, по следакам таскали, а эти трудовой мозоль на брюхе по заседаниям отращивали.

Думается, мне, дяде Вове ну и хулиганам нашим лужок определили. Чтоб, блин, паслись спокойно и в серьезные дела рыло не совали. Какому пацанчику, привыкшему понтово жить, такое понравится? Пусть и денег в карманах не меньше прежнего, но одно дело – по крутизне своей иметь, и совсем другое – из выделенной кормушки. Барыги, что еврофантиками у обменников банкуют, и те бояться перестали. Чуть что, к ментам или депутатам под крыло перебегают. И наказать – не смей. Конкуренция. И совсем уж придавить шефа Киму мешал спорт. Об этом тоже в саунах пацаны шептались. У нас ведь Федерация дзюдо и самбо Сибири, а дядя Вова ее почетный президент. А кто главный дзюдоист страны? Вот то-то же!

Подробности своих переговоров «в верхах» шеф до нас не доводил, но и так ведь понятно. Тренера при одном упоминании о Киме трясти начинало. И пошло-покатило из уха в ухо, побежал слушок, что будто бы даже за голову краснополянинского назначена награда. И будто бы даже аж целый миллион вечнозеленых американских рублей.

Коленок совсем неожиданно для всех в религию вдарился. Сначала по церквам зачастил, с попами долго общался и службу стоял. И вдруг пропал на несколько месяцев. Мы уж думать че попало начали, а он, как оказалось, в монастырь ушел. В области, в тихом месте. Мы с Поцем его туда навестить ездили, так этот… инок, или как там их называют, даже нам не обрадовался. Последний год перед уходом Санек и вовсе в скиту каком-то жил. Чуть ли не один в хрен знает какой глухомани. И, кроме нас с Михой, видеть никого не желал. Такой вот у человека путь к Богу оказался…

Это я к тому все говорю, что разошлись пути. Расползлись все, поговорить не с кем. В криминал я больше не лез и в чужие дела не вникал. Костю Майера к себе главным инженером перетащил – он тоже институт закончил, но он все-таки… С ним мы от краснополянинских не отстреливались… Все вокруг – ну кроме Поца – чужие. Никому верить нельзя. А тут вдруг младший брат позвонил. Самый младший, любимый. Леха. Средний, дед Егор, тоже любимый, но…

Короче! Лехе восемнадцати еще не было, как мы с отцом его в армию отправили. Молодой был пацан, горячий. В той же секции, что и я, самбо занимался. Не у шефа уже, конечно, у кого-то из наших пацанов. Ну и послал тренер мелких хачу в киоске о долге напомнить. Те и пошли. Почему нет? И я бы пошел. А хач попался… дерзкий. Ругаться стал матом. Брат с друзьями тоже за словом в карман не лезли. И кончились прения двумя переломами у хача и арестом Лехи.

Дерзкий барыга заявление писать не стал. Он же не кот какой-нибудь, у него же не девять жизней. И Леху по совести надо было бы отпустить, но протокол попал на стол начальника отдела по борьбе с бандитизмом, и тот тешил хапнуть дополнительное лавэ с известной в узких кругах фамилии. Ну и хапнул, сука. Да еще многозначительно так намекнул, что дело пока в сейфе полежит. Мало ли, мол… Я пожал плечами и поехал к генералу ментовскому. Привет от дяди Вовы передать и в дом отдыха пригласить. И уже там, среди голозадых девок у бассейна и сосен, поинтересовался, почему жадного начальника никак не отправят за казенный счет на Северный Кавказ? Отдохнуть, развеяться и заодно навести там конституционный порядок? За что держите, мол, заслуженного человека в душном кабинете?

Дома с отцом, пусть земля ему пухом, посоветовались, и навестил я военного комиссара нашего района. Армия – школа жизни, вот и решили, что чем по стрелкам и разборкам за мной следом мотаться, пусть еще поучится. Так вот и получилось, что за два месяца до своего восемнадцатилетия отправился мой самый младший братишка в учебку.

Дальше – больше. Попал братишка в морскую погранслужбу. Прямо скажем – в хорошие руки попал. Прижился там, человеком стал. Два года оттрубил и на контракт остался. Потом – школа мичманов, женился. Медаль какую-то получил или орден… По заграницам поездил… Или поплавал? Или походил? Да не один ли фиг?

А тут позвонил со своего Сахалина, обрадовал. Какому-то «умному» в голову пришло, что не нужны больше российской армии и флоту прапорщики с мичманами. И пошел мой молодой еще братик на пенсию.

Ну и чего ему там, на далеком острове, делать было? Собрали они с Любкой детей – двое уже у Лехи пацанов росло, – шмотки в два баула закинули, да и прикатили. Отцова хата пустая стояла. Берег зачем-то. Все продать не решался. Вот и пригодилась.

Егор… ну средний наш брательник, не возражал. Они с женой и детьми чуть ли не в первом же построенном мной доме трешку полногабаритную получили. В дар, так сказать, на защиту диссертации. Средний в науку пошел. Какую-то физику земли изучал. Я не в теме, че там, а он непонятно объяснял. Егорка вообще меня стеснялся. Я ведь долго говорить нормально не мог, все на «че-каво» срывался, а у него вокруг профессора с доцентами. В их банде не принято братьями хулиганами хвастаться.

Ирка Егоркина хоть и строгая женщина, экономистом в банке работала, а нашей компании не гнушалась. То одно, то другое для племянников просила. С Егорки-то какой добытчик? Он на науках своих только очки и сутулость заработал…

Короче, встретил я Леху по-людски. Тетки на стол снеди накидали, водка из морозилки – бутылка запотевшая, сели мы с братами и стали разговаривать. О том, как нам теперь жить и куда старшего мичмана на работу пристроить. Одно за второе, третье за десятое, и так это все чудесно вышло, как я уже лет с двадцать не сидел. Дети скучковались, возле компьютера конечно. Жены о чем-то своем, о бабьем шептались. А мы с братанами. Вместе. Как в детстве. Родителей только за столом не хватало…

Ну и рассказал я о той наколке у алтайской бабы на руке и о нашей «экспедиции». Смехом так рассказал, с юмором. Только парни вдруг всерьез заинтересовались. И стали мы думать под водку с хрустящими груздочками, как можно было бы плиты те проклятые поднять и клад добыть. Егор даже бумагу затребовал и схемы рисовал, а мореман мой младший список – чего на раскопки взять нужно – составлял.

– Ты как, Андрюх? – скалясь, поинтересовался Леха. – На работе своей совсем завяз или можешь с братьями на отдых съездить? Я-то, походу, моря-окианы посмотрел и из пушки стрелять умею, а вот клад ни разу еще не видел. Уважь старого моряка, свози на то место! Потом уж совсем причаливать на Родине буду.

– И я бы с вами, – неожиданно решился Егорка. – Отпуск через неделю у меня. Ирина уже на дачу лыжи навострила. Да только че я, тех помидоров с морковкой не видел? Раз в жизни к тайне прикоснуться, наследие предков руками пощупать. А супругу мою ты вот, Андрюха, и уговоришь. Тебе она не откажет. Она тебя уважает…

– А ты? – вскинулся я. – Ты уважаешь?

– А я тебя люблю, старший, – хмыкнул Егор и обнял меня за плечи. – Давайте, браты, споем…

Через неделю целый караван из моего джипа, Егорова микроавтобуса и фургона «газельки» с припасами, шелестел шинами на юг, на Алтай.

Выехали рано, еще и семи не было. Не хотелось застрять в пробках, потому еще накануне собрались все у меня дома. Загрузили машины, чтобы утром не бегать заполошными курицами, не переживать, будто что-то забыли, не валить в багажники шмотье как попало.

Застали еще туман в низинах. В августе это верная примета – день будет жаркий. Он именно таким и оказался. Горячим, светлым, солнечным. Каким-то неожиданно золотым. Радостным. Душа прямо-таки купалась в этих сверкающих лучах, трепыхалась, балансируя на тонкой грани между просто отличным настроением и полным, безграничным счастьем. Я в компании, о которой мог только мечтать, ехал к тайне. К приключениям, о которых грезил в детстве, зачитываясь «Копями царя Соломона» и «Островом сокровищ».

До Барнаула долетели часа за полтора. А ведь и не гнали особенно сильно. Приходилось подстраиваться под сравнительно более тихоходный грузовик. А после развязки на Бийск и вовсе пропустили Мишку вперед. Мореман снова вооружился картами с какими-то одному ему понятными пометками. Так и ехали до самого конца – останавливались на заправку, перекус или ноги размять там, где Поц начинал мигать поворотниками. Притормаживали вслед за ним и разгонялись, если он решал, что это безопасно.

А еще, за Чемалом уже, на подъезде к деревеньке Еланда, родине Васьки-пастуха, когда сын, всю дорогу сидевший, уткнувшись носом в планшет, заявил, что Интернета – то есть связи – больше нет, поймал себя на том, что улыбаюсь. Что губы сами собой расползлись в улыбке, и я ничего не могу с собой поделать.

После моста на черных камнях остановились. Последняя передышка перед рывком к цели, да и дети попросились в кустики. Хорошо, у нас у всех пацаны. Шпана наша в тальниковые заросли вроде как по делу отправилась, а и там то ли жучка какого-то надыбали, то ли паучка. Хорошо, порода наша такая – не родятся у нас девки, а то писков бы было, визгов. А пацаны в восторге!

Но дело конечно же не в малышне. Микроавтобус, Егоркина Toyota Estima Emina, у нашего шкипера вызывал опасения. Так-то вроде машина высокая, четыре ВД опять же. Но рядом с «геленом» или, того пуще, «газелькой» смотрелась слишком городской. Миха-то помнил, как на «чирке» тут по мокрым окатышам выруливал, теперь перестраховывался.

– Слышь, Егор, – до последней минуты поучал Поц. – Ты если сам почуешь, что брюхом можешь царапнуться или еще какой кипешь, ты понты тут не колоти. Понял?! Ты тихонько к обочине и жди. Я вернусь, и все рамсы по-любому разрулим.

– Я понял, Миша, понял, – засмущался брат. Не так этого дворового приблатненого сленга, как зыркающей Ирки. Не мог же он при своей супруге показать себя беспомощным водителем.

– Все! По коням, бандиты, – крикнул я, поспешив на помощь среднему. – Миха – вперед. Потом Егор. Я замыкаю.

Да, больше шума. Что нам какие-то жалкие пять или шесть километров по обычной, прилично наезженной грунтовке, если мы уже шесть сотен верст на одометры успели с утра намотать?!

Все было другое. День другой, свет и изумрудные горы. Двадцать лет назад я не заметил, какого в Катуни удивительного цвета вода. Теперь вот любовался. И золотыми соснами, охраняющими бурный поток, и золотистыми пляжами, и цветущими террасами. Алтай другой. То ли предстал вдруг передо мной в полный рост – вот, мол, какой я. То ли и правда изменился за прошедшие годы. Научился, бляха от ремня, себя этак вот рекламировать.

И еще, что сразу в глаза бросилось, – теперь по берегам Катуни стало гораздо больше людей. Лагерь, лагерь и за мысом еще один. Разноцветные импортные палатки. Костры, мангалы и запах готовящегося шашлыка. Подумалось еще, что ох как не зря тащили с собой огромный брезентовый шатер и алюминиевые трубы к нему. Егор сразу предложил поставить прямо над местом раскопок и ковыряться уже внутри. Как знал, что тут теперь так людно. А нам лишние свидетели не нужны.

Сусанин не подвел, вывел караван четко к тому же месту, где прошлый раз мы сосиски жарили. Теперь-то для лагеря места маловато будет, вон нас сколько. Но ложбинка между кустарником и крутым подъемом на террасу с «крестом» удобная. Самое то, чтоб машины поставить и тенты натянуть.

Время к обеду. По дороге останавливались, перекусывали. Вроде как второй, поздний завтрак, но в животе ощутимо камни ворочались. Булькали там, падлы, издевались. И если бы в тот момент, когда машины встали и моторы заглохли, допустили бардак и разгильдяйство, то обедали бы мы в полной темноте.

– Стоять! – гаркнул я, поймав момент, когда пацанва покинула опостылевшие сиденья и порскнула по сторонам, на разведку. – Лех, организуй молодежь. Дрова, лагерь, разгрузка.

– Принято, – кивнул старший мичман и отправился «строить» молодую шпану, а я снова который уже раз засмотрелся на походку своего младшего брата. Как там его Поц назвал, когда первый раз увидел? «Сундук»? Что-то в этом есть. Мы с Егором костью в отца – худые и жилистые. А Леха, видно, в материнскую линию пошел, могучие широченные плечи и бычья шея. Шагает словно по качающейся палубе и в руках этот самый сундук несет.

Посмотрел, хмыкнул от мысли, что могли лебедку с домкратами-двухтонками и не тащить – этот бугай, поди, камни и руками вывернуть может, – и пошел организовывать установку шатров и палаток.

– Мы не в армии, пацаны, – долетел снизу басок мичмана. – У нас дедовщины нет. У нас отцовщина. Значит, отцы говорят – вы делаете. Это понятно?

– Чего так далеко от реки? Ни посуду помыть, ни искупаться, – это Лехина Люба с претензиями. Так-то она женщина неприхотливая, привычная к походной жизни. Сколько они гарнизонов с мичманом своим сменили – пальцев на руках не хватит. Только путает маленько свой родной Сахалин с Сибирью. В Катуни вода градусов девять. Рука за минуту синеет, куда уж там купаться. Да и течение дикое, испугаться не успеешь, а уже в Оби окажешься.

А вот насчет посуды – это она зря. Это мы предусмотрели. Натаха моя наказала, когда обсуждали поездку, воду с собой взять. Ну и взяли. В фургон погрузчиком сунули кубовый пластиковый танк, а в Чемале и водой его залили. Маленько перегруз получился, но Поц – пилот опытный, довез и машину не убил. А кончится живительная влага в «канистре», Миха еще раз в поселок сгоняет. Газель кабиной к выезду поставили, чтоб удобно выезжать было.

– Где кухня будет? Куда продукты стаскивать? Костер где будем жечь? – Ирка более прагматична. Егор у нее гм… житейский лох. Приходится бабе как-то все самой решать. А тут нашелся, на кого можно свалить. Весь, по ее понятиям, такой из себя крутой и правильный. А я че? Я ниче. Старший, и от ответственности не бегу. Командир, бляха от ремня.

И про костер она правильно спросила. Это важно. Чтоб на палатки искры не летели и сажей рисунки на скалах не испачкало. Неправильно это. Люди трудились, высекали своих оленей. Может, чувак, что тут творил, по тем временам за какого-нибудь Рембрандта почитался. А тут мы со своими кострами, плошками-поварешками.

Шесть палаток, огромный шатер над каменной шишкой и полог-беседка со стенами из сетки. Разборный столик, стулья и тенты над машинами. Пока мы с Егором и Мишкой этот «микрорайон» строили, шпана сушняк подтаскивать начала. Пришлось доверить натягивание растяжек теткам и идти рыть костровище. Камни собирать, ямку обкладывать и только накануне сваренную из арматуры-десятки конструкцию устанавливать.

Хорошо получилось. Споро, дружно. Будто тренировались заранее. Все при деле, никто не спорит и не скандалит. Есть вопрос или сомнения – подошли, спросили, побежали исполнять.

Вода в чайнике тоже быстро закипела. Согнали детей за стол, накормили бутербродами. Что-то более серьезное затевать не стали, в планах на вечер шашлык был. Готового угля взять с собой не догадались, пришлось в разборном мангале дрова жечь на угли. Дело это не быстрое, но ответственное. Какие угли – такое и мясо получится. Разве можно доверить жарку мяса женщинам? Никак невозможно. Бабы и рады, что их от кулинарии отлучили. Переоделись, устроились под каменной стеной креста, чтоб лагерь их белые телеса от лишних взоров прикрывал, и загорали, вяло переговариваясь.

А мы у огня. Но ведь и просто сидеть – пялиться на дрова – скучно. Достали пиво из холодильника, стало веселей. Глоток за глотком, анекдот за анекдотом. Сидели, прихлебывали, смеялись. Это ли не счастье?

Дети прибегали, хвастались находками. Жучки, паучки. Картины на скале или камень странной формы – им все внове, все интересно. Даже мой Никитка наконец-таки от своего электронного друга оторвался. Мир вокруг увидел.

Уходила усталость. Алтай вокруг терял краски, перестал удивлять и восхищать. Приходило спокойствие. Без вечно трындящего телефона, глупых вопросов от замов и наездов очередных проверяющих. Без фени от старых «боевых» соратников и пьяных «соплей» по пятьдесят раз повторяющего одно и то же дяди Вовы. Тишина, ветер, ревущая внизу река, огонь. Только мы, семья, и Природа.

– Вы нам так щит над местом и не показали, – чуточку картавя – у подвыпившего Егорки всегда так – попенял нам с Михой брат. – Любопытство грызет, сил нет.

– Ты ему зубы-на выбей, – оскалился Поц. Тоже вот. Тихой сапой в родню прописался, хрен сотрешь. Близкий человек, что скажешь?! А он чует. И считает, что имеет право подшучивать над моими братьями. – Пусть оно тебя нежно обсасывает!

– А и правда, – покладисто согласился я, вставая. – Че порожняком сидеть? Пошли, глянем. Срисуем фронт работ. Мих, ты присмотри за огнем…

Не попросил, приказал. И он послушался. Надо ему иногда показывать место. Он с бригадой не один год ездил. Сам, может, в разборки и не лез никогда, а понтов тоже нахватался. Чуть прогнись – в миг на шею сядет и ноги свесит. И скажет, что так и было. Это давным-давно, когда мы темы терли и добычу на братву кололи, он мне вроде как вровень был. Теперь я ему зарплату плачу…

Время стирает следы. Какой-то другой, неведомый исследователь согнул торчащую из шишки трубу еще раз. Так, что она легла, скрывшись, замаскировавшись в отросшей на нанесенном песке траве. Я даже слегка занервничал, не обнаружив сразу свидетельства нашего пребывания тут когда-то давным-давно. И словно старому приятелю, случайно встреченному после десятка лет разлуки, обрадовался опять-таки случайно попавшей под ногу железяке.

– Мне… гм… представлялась эта возвышенность несколько меньшей по размеру, – почесал переносицу под дужками очков Егор.

– Не дрейфь, – хлопнул его по плечу Леха. – Завтра вооружим мелкую братву лопатами, и они за пару часов все размеры тебе тут проявят.

Шатер, всего-то пару часов простоявший под жарким летним солнцем, успел хорошенечко прогреться. Внутри было душно и пахло увядающей травой. Именно травой, разнотравьем, а не сеном.

– Работать можно будет только утром или вечером, – высказал я свое мнение. – Иначе запаримся. Жара тут, как в бане.

– Жирок сгоним лишний, – хлопнул себя по едва-едва угадывающемуся под футболкой животу мичман. Его оптимизму можно было только завидовать.

Как и здоровью с работоспособностью. Когда следующим утром я все-таки заставил себя подняться, кряхтя и поминая нехорошими словами явно лишнюю вчерашнюю банку пива, младший уже заканчивал расчистку каменного щита от дерна и песка. Чумазый, мокрый от пота, но невероятно довольный.

– Проснулся? – радостно выкрикнул он и выскочил из шатра, увидев явление меня из палатки. – Пошли, польешь. Ох, хорошо на ветерке!

– А где все? – удивился я необычайной тишине в лагере.

– Бабы с детями ушли обозревать окрестности. Взяли фотики и ушли. Егорка с Маслом приладу строят под лебедку.