Текст книги "Смертельный лабиринт"

На пороге появилась прислуга – круглолицая девушка, лицом очень похожая на Крылова.

– Иван Андреевич дома? – спросил Дубельт.

– Хворает, – услышал он в ответ.

– Это был доктор? – жандарм указал на лестницу.

– Да.

Леонтий Васильевич скинул девушке на руки роскошную «николаевскую» шинель, отдал фуражку, потрепал по щеке и прошел в кабинет хозяина.

– Разрешите, Иван Андреевич?

Он успел заметить, как толстяк, полулежавший на кровати, запихнул под одеяло стопку бумаг и перо. Чернильница так и осталась стоять прямо на доске, которую он для удобства письма положил на свой живот.

– Трудитесь? – спросил Дубельт, усаживаясь на стул. – Какая-то новая басня? Хотите задать еще работы нашему Цензурному комитету?

– Нет, – ворчливо ответил старик, – завещание пишу.

– Зачем?

– Умираю я, господин Дубельт, – буркнул Крылов.

– Бог с вами, Иван Андреевич! Куда вам умирать? Вам еще надо насладиться восторженными рецензиями на собрание сочинений.

– А! – Крылов махнул дряблой рукой и взял из пепельницы раскуренную сигару. – Что привело ко мне главного Цербера императорской псарни?

– Ах, если бы у меня было три головы, как у Цербера, – вздохнул Дубельт. – Возможно, мне не пришлось бы так долго думать одной над крайне интересной загадкой.

– Как уморить всех литераторов России? – предположил Крылов, попыхивая сигарой.

– Я не против хорошей литературы, – возразил жандарм, – но слово – слишком мощное оружие, чтобы оставлять его в полное владение людям, которые ради красного словца не пожалеют и отца. А уж про государственную власть я и не говорю.

Крылов аж крякнул.

– Да-да, – продолжил Дубельт, – и поскольку у меня не три головы, как у Цербера, а всего одна, я решил воспользоваться еще и вашей, чтобы разгадать один секрет.

– Какой же? – безразлично ответил Крылов.

Дубельт встал, подошел к открытому окну и взглянул на улицу. Увидел напротив черную карету, стоявшую под фонарем, и решил завтра же утром приказать выставить наблюдение за квартирой баснописца.

– Вот вопрос, – сказал он, не поворачиваясь. – Откуда Бенкендорф узнал, что я якобы интересуюсь бумагами «Нептунова общества»?

– Ответ очевиден, – отозвался Крылов. – От меня.

Леонтий Васильевич развернулся на каблуках и пристально посмотрел на толстого старика.

– А я разве интересуюсь ими? – спросил он.

– В моем письме написано, что да, – ответил Иван Андреевич и выпустил дым изо рта.

– Какого черта вы написали ему это письмо? – поинтересовался жандарм.

Крылов хрипло рассмеялся.

– Помните, господин Цербер, как вы несколько лет назад вызвали меня к себе в кабинет и продемонстрировали ту железную коробку?

Дубельт кивнул.

– Картотеку Архарова! – продолжил Крылов. – В которой старый боров держал отчеты своих агентов. И вы решили, что можете шантажировать меня, угрожая предать гласности наши отношения с хозяином картотеки.

– Согласитесь, с моей точки зрения, это был бы неплохой ход – иметь осведомителя прямо в литературной среде, причем человека именитого, популярного, общепризнанного острослова! Но вы отказались.

– Я не просто отказался! – Крылов ткнул кончиком сигары в собеседника. – Я откупился. Взамен за папку из картотеки я рассказал вам про «Нептуново общество» и его архив.

Дубельт тяжело вздохнул.

– Это была нечестная сделка! Вы не сказали, что Обитель и архив в ней охраняются тайным государственным указом, который заверили трое – Екатерина, Павел и Александр.

– Но не Николай Павлович, – заметил Крылов.

– Николай Павлович не станет отменять указов своих предшественников, если на то не будет крайней необходимости. Я отдал вам досье, а вы оставили меня с носом.

– Ну, – спокойно заметил Иван Андреевич, – и на старуху бывает проруха.

– Но зачем, черт бы вас побрал, вы написали Бенкендорфу, что я охочусь за бумагами «Нептунова общества»? Ведь это неправда!

Крылов пожал своими покатыми плечами, прикрытыми старым халатом.

– Это моя месть.

– Месть? – удивился Дубельт. – Мне? За что? За ту несчастную попытку шантажа?

Иван Андреевич откинулся на подушки и злыми маленькими глазками впился в лицо жандарма.

– А вы знаете, Леонтий Васильевич, что в тот момент чувствовал я? Нет? Когда вы выложили передо мной эту вонючую половую тряпку из прошлого и предложили утереться ею? Допустим, Архаров поймал меня по молодости на карточных долгах. Но я с лихвой отработал свои грехи. А потом появляетесь вы! И снова пытаетесь сделать из меня шпиона! Да еще среди людей, которых я почитаю цветом русской литературы! Для чего? Защищать власть? Уверяю вас, я хорошо знаю господ, которые олицетворяют эту власть. Я видел несколько их поколений. Именно поэтому всю вторую половину жизни я пишу про животных – они намного порядочнее людей. Особенно в придворных мундирах!

Крылов сильно закашлялся.

– Что у вас за болезнь? – спросил Дубельт, когда литератор смог побороть приступ.

– Пневмония.

– Это серьезно. Чем лечит вас доктор?

– Надеждами.

– Помогает?

– Нет.

Леонтий Васильевич снова сел на стул.

– Бенкендорф умер, – сказал он.

– Знаю, – проворчал Крылов.

– Он не дал хода вашему письму. Ваша месть не свершится.

Крылов снова затянулся сигарой.

– Ну что же, – ответил он наконец. – Партия еще не закончена.

– Черт бы вас побрал, Иван Андреевич, – проворчал Дубельт.

Крылов криво усмехнулся:

– А разве вы не за этим пришли, Леонтий Сатанаилович?

Дубельт глубоко вздохнул, поправил кончики своих светлых усов и вышел, не прощаясь.

Обитель

Двенадцать залов! Один они прошли с риском для жизни, значит, осталось еще одиннадцать. Доктор Галер приуныл. К тому же он не успел осмотреть зал Козерога – если там и была спрятана часть бумаг «Нептунова общества», то теперь документы, скорее всего, недоступны. Впрочем, Крылов мог забрать бумаги в 1794-м, когда проник в Обитель, и их нынешний поход совершенно бесполезен. Агата Карловна была уверена, что литератор-шпион не привозил архив в Петербург. Значит, он либо оставил бумаги здесь, понимая, что в «Чертовом доме» они сохранятся намного надежнее, либо перепрятал их где-то в Москве… Либо баронесса ошибается, и Иван Андреевич сумел обмануть всех ищеек. Дьявол бы побрал баронессу! Федор Никитич прекрасно понимал, что оказался втянут в это сомнительное и опасное дело только ради сестры. Лиза страдала чахоткой и тихо угасала в их петербургской комнате, холодной и сырой, насквозь продуваемой сквозняками. Когда Крылов предложил доктору щедро заплатить за роль его секретаря, Галер обрадовался. Деньги, полученные от литератора, пошли на дрова, лекарства и ингаляционный аппарат французского изобретателя доктора Шартуля. Но Иван Андреевич умер, так и не выплатив основную часть. Тогда Галер в отчаянии похитил рукопись, которую сам и составлял со слов Крылова, в надежде продать ее издателям и увезти Лизу на юг, где сам воздух оказал бы целебное действие на организм сестры. Но по дороге его перехватила баронесса де Вейль, старуха из черной кареты, дежурившей у подъезда Библиотеки. Баронесса предложила огромную сумму за то, чтобы доктор добыл для нее бумаги «Нептунова общества», пройдя лабиринт Обители в Москве. И вот теперь баронесса зарезана, ее тело готовят к похоронам в старом доме в Лефортово, а он вместе с ее странной внучкой, которую по стечению обстоятельств также зовут Лизой, но только на французский манер, здесь, в этом опасном здании…

– Надо идти дальше, – сказал он девушке. – Боюсь, у нас слишком мало припасов, а главное – воды. Если мы задержимся и не пройдем оставшиеся залы… Что вы знаете о следующем? О созвездии Стрельца?

– Кентавр Хирон, – ответила Луиза. – Учитель Ясона, Ахилла, Асклепия и друг Геракла.

– И что там может ожидать?

– Не знаю.

– Жаль, – покачал головой доктор, – я надеялся, что вы немного облегчите задачу.

Луиза задумалась.

– Ловушка в первом зале была связана с Кроносом и Зевсом…

– Это понятно, – перебил ее Галер, – значит, и дальше нас могут поджидать похожие механизмы.

– Но почему они двигаются? Ведь этому зданию уже сто лет.

– Больше, – ответил Галер, – его построили в 1718-м по проекту молодого Ганнибала. Крылов говорил, что Прасковья Жемчугова показала ему записку царя Петра. Она нашла ее в папке с планом усадьбы Шереметевых. Но нам теперь эти сведения не так важны. Главное – выбраться отсюда…

– Главное – найти бумаги, – поправила Луиза.

Доктор быстро взглянул на нее.

– Послушайте, – сказал он, – ведь это мое дело. Я обещал помощь вашей бабушке не просто так, а за деньги. Хотя совершенно не уверен, получу ли их теперь.

– Получите, – поморщилась девушка, – теперь я – баронесса де Вейль. И как наследница бабки подтверждаю ее обещания.

– Но вам-то зачем это? – спросил доктор. – Вы могли просто остаться дома и распорядиться имуществом по своему желанию…

– Так надо! – отрезала девушка и выглянула в следующий зал: – Что это?

– Где? – встревожился Галер.

– С этой стороны стены – барельеф…

– Дайте посмотреть!

Галер ухватился за угол и как можно дальше высунулся наружу, стараясь разглядеть изображение на той стене, где они скрывались в проходе.

– О, – сказал он, – тут и я могу разобраться без особого образования. Мускулистый гигант в львиной шкуре – это точно Геракл.

– Да, – кивнула девушка сосредоточенно, – какое у него оружие? Дубина?

– Дубины нет, – сообщил доктор, – он держит в руках лук. Это странно?

– Плохо, – ответила Луиза де Вейль, – там – отравленная стрела.

– Глупости! – заявил доктор, возвращаясь. – Не существует таких ядов, которые могли бы продержаться сто с лишним лет и не испариться.

– Стрелы Геракла были смазаны ядом Лернейской гидры.

– Все равно. Это невозможно.

– Геракл случайно ранил своего друга, кентавра Хирона. Но тот был бессмертным и только страшно страдал. Так страдал, что отказался от вечной жизни и умер.

– Стрела… – задумчиво произнес доктор, – стрела… Дверь, наверное, находится прямо за статуей кентавра. Но сдается мне, как только мы подойдем к ней, откуда-то вылетит стрела… впрочем, если Крылов прошел тут полвека назад, то стрела уже должна была вылететь и сейчас валяться прямо у статуи. Однако ее там нет. Значит, есть способ избежать этого выстрела. Жаль, что пыль скрыла все его следы, иначе мы могли бы проследить путь Ивана Андреевича.

Теперь они стояли плечом к плечу в проходе у самой кромки зала.

– Что вы еще помните из книг про эту историю? – спросил Галер.

Девушка указала на статую.

– Неважно. Смотрите, как стоит Хирон.

Правая передняя нога статуи была поднята, как будто он собирается шагнуть вперед, а на лице застыло мучительное выражение.

– Когда Геракл выпустил стрелу, она попала Хирону в ногу. Это может быть подсказкой? – Луиза повернулась к Галеру.

– Надеюсь.

Он шагнул вперед.

– Оставайтесь здесь, – приказал доктор. – Есть у меня одна мысль.

Не хватало еще, чтобы у девки снова случился припадок, который их погубит.

Доктор медленно прошел по ковру пыли несколько шагов, а потом остановился и оглянулся на барельеф Геракла, который теперь оказался у него за спиной.

– Дыра, – сказал ему голос, – осторожно!

– Дыра, – крикнул Галер громко. – Я вижу дыру, откуда должна вылететь стрела. Думаю, прямо возле статуи есть точно такая же плита, как в зале Козерога. Если я наступлю на нее, то стрела вылетит и пронзит меня насквозь. Дыра, кстати, внушительная, вероятно, размер этого снаряда будет побольше оглобли. Думаю, мне надо держаться подальше от траектории ее полета.

Держась чуть сбоку, он приблизился еще ближе к статуе.

– Не подходите слишком близко! – крикнула Луиза.

Галер быстро взглянул на нее, ища признаки нервного возбуждения, которое могло предшествовать припадку. Но света не хватало, чтобы разглядеть лицо девки.

– И не собираюсь, – ответил Галер. – Возьмите наши мешки и идите по моим следам. Если я сумею открыть дверь в следующий зал, проход может закрыться и мы останемся без припасов.

Девушка послушалась. Скоро она уже стояла рядом со своим спутником.

– Вы в порядке?

– Да.

– Видите дыру? – спросил он.

– Вижу.

– Есть идеи?

Она указала на статую.

– Там небольшая щель. Как будто нога приделана отдельно.

– Рычаг? Может быть, – ответил доктор, – но только для чего? Если мы подойдем повернуть его, то точно окажемся на пути стрелы.

– А если так?

– Куда вы! – закричал Галер, но было уже поздно. Девушка скользнула сбоку, вдоль стены к статуе, ухватилась за хвост и одним движением вскочила на лошадиный круп. Пересев поближе к человеческому туловищу Хирона, она крепко обняла его торс и громко чихнула.

– Ну и пыльно тут! – засмеялась она смущенно.

– Она убьет тебя в конце концов! – встревоженно сказал голос.

– Что вы творите! – возмутился доктор. – Я уверен, что Крылов решал эту загадку иначе – вряд ли он сумел бы так вскочить на спину статуи!

– Почему? – спросила Луиза.

– Потому что он был толстый и неповоротливый! Хотя…

Доктор подумал, что неповоротливым был только старый Крылов, умирающий в своем кресле, когда диктовал ему свою историю. Но так ли уж неповоротлив был молодой Иван Андреевич, не раз упоминавший о своей недюжинной силе и об участии в кулачных боях? Тем временем Луиза тянулась, пытаясь башмачком достать выставленную вперед ногу кентавра. Галер затаил дыхание, время от времени косясь в сторону барельефа с отверстием, опасаясь каждое мгновение, что вот сейчас с гулким стуком оттуда вылетит огромная стрела – выдержит ли торс Хирона удар этой стрелы?

– Черт с ней, – буркнул голос.

– Нет, – возразил Галер тихо. – Остаться тут одному? Ты сошел с ума.

Наконец Луизе удалось толкнуть ногу статуи. Она слегка повернулась в облаке пыли.

– Попробуйте еще! – крикнул доктор.

Девушка старалась – била башмачком, почти свесившись со статуи. Наконец рычаг был повернут до конца. Снизу снова послышался рокот, и пол мелко затрясся.

– Что мне делать? – крикнула Луиза весело, обнаружив, что статуя поворачивается.

– Не знаю!

– Прекрасно! Урок езды на кентаврах!

Она засмеялась – весело и заливисто.

Федор Никитич сморщился – ему не нравился этот смех. Злость снова возвращалась. Инстинктивно он коснулся кончиками пальцев кармана, в котором лежал флакон с настойкой.

Статуя повернулась и замерла, открыв проход в следующий зал. От поднявшейся пыли начал чихать и доктор Галер. Но он успел заметить, что Луиза собирается слезать с крупа кентавра, и закричал:

– Нет! Оставайтесь там!

– Почему? – удивилась девушка.

Доктор указал в открывшийся проход.

– Смотрите! Там, у стены!

В проходе лежала большая, позеленевшая от времени медная стрела.

– Ловушка не перед статуей! Она где-то на пути к проходу, возможно прямо в нем. Погодите!

Он взял мешок и сумку девушки, примерился и мягко бросил их на пол перед собой. Ничего не произошло. Девушка внимательно следила за ним сверху. Галер засмотрелся на ее открывшуюся тонкую щиколотку и изящный ботинок с высокой шнуровкой.

– Куда вы смотрите? – спросила Луиза.

Доктор спохватился, шагнул к мешкам и снова бросил их на пол, стараясь оставаться сбоку. Снова – ничего. Так он добрался почти до прохода. Прижавшись к стене у самого угла, он переместил мешки на первую плитку коридора. И тут же раздался глухой звук – Галер оглянулся, но не успел заметить момент, когда большая медная стрела выметнулась из отверстия в барельефе. Пролетев у самого носа доктора, она со звоном ударилась в стену, запиравшую проход, и упала на пол. Снова послышался рокот, и преграда отошла в сторону.

– Ага! – крикнул доктор. – Вот как это действует! Стрела должна ударить в стену. Но если на ее пути окажется человек…

– Все понятно, – сказала девушка, соскальзывая со статуи и не переставая смеяться.

Они перепрыгнули через плитку-западню и посмотрели в следующий зал.

– Ого! – сказала Луиза. – Неожиданно.

Девушка посторонилась, и доктор увидел новый зал. У противоположной стены также стояла статуя – вернее, скульптурная группа. Да и не стояла, а скорее лежала. Она изображала любовное соитие огромного коренастого человека с молодой обнаженной женщиной.

– Я ждала Скорпиона, – хихикая, сказала Луиза и тут же согнулась в приступе хохота.

– Что? – спросил Галер.

– Ни… Ничего! Просто… я каталась на кентавре! На кентавре!

Она зажала себе рот и выпученными глазами уставилась на доктора. Потом сквозь пальцы прорвалось неудержимое фырканье, Луиза отняла пальцы и прохрипела, икая:

– Правда смешно?

1842 г. Санкт-Петербург. Дом графа Скопина

Федя застыл, чувствуя себя вором в чужом доме. Так оно и было – дом оставался для него чужим навечно, пусть даже отец здесь и жил когда-то.

– Саша? – растерянно повторил старый граф Иван Петрович. – Или… Кто ты?

Он подошел ближе и поднял свечу почти к лицу юноши. Немного наклонив голову, граф пристально смотрел из-под всклокоченных седых бровей.

– Кто ты? – спросил он уже строго. – На призрак не похож. Не смотри, малец, что я стар, однако по комнатам лазать не позволю. Ты из дворни? Отвечай.

Федя кивнул.

– И что ты тут забыл, а? Или батогов захотел?

Юноша обиженно заморгал. И это произвело на графа сильное действие – мимика была так похожа на сыновнюю в минуту, когда тот в детстве готовился заплакать! Он схватил Федю за плечо.

– Отвечай мне по правде! Кто ты таков? – спросил он задрожавшим голосом.

Юноша сглотнул комок в горле и сдавленно ответил:

– Я сын Александра Ивановича. Из Читы.

Рука старика упала.

– Из Читы? – повторил он тихо. – У Александра в Чите родился сын?

Федор кивнул.

– А сам он? – прошелестел голос графа.

– Умер.

– Давно?

– Два года как.

Старик отошел и сел на кровать. Свеча в его безвольной руке свесилась так, что, казалось, сейчас выпадет.

– Хотите, чтобы я ушел?

Граф покачал головой.

– Нет.

Теперь Федя не знал, что делать. Старый граф молчал, погруженный в прострацию. Свеча в его руке продолжала оплывать на тонкие пальцы, лицо сделалось болезненным, глаза увлажнились внезапными крупными слезами. Феде сделалось жаль старика.

Наконец Иван Петрович поднял голову.

– Мать твоя – кто? – спросил он. – Из крепостных? Венчана была или так…

– Мать моя, – с вызовом ответил юноша, – купца Залипушина младшая дочь. – Он не стал уточнять, что купец выгнал дочку, узнав о ее связи с ссыльным. – Венчались они.

Граф долго обдумывал ответ. Потом поднялся и положил Феде руку на плечо.

– Какую фамилию тебе дал отец?

– Свою. Записан Скопиным Федором Александровичем.

Старик вздохнул.

– Знаешь ли ты, что государь лишил моего сына всех чинов и званий, а также дворянского достоинства?

– Знаю.

– За что – знаешь?

– Да, – покорно кивнул Федя.

– Но! – граф поднял палец. – Мой Саша… он уже пострадал за свое преступление. Ты же в нем не повинен.

Он запнулся, губы его задрожали. Старик минуту боролся с внезапной слабостью, однако остался стоять на ногах.

– Утром, – продолжил он наконец, – я пошлю человека в Читу, чтобы он выписал из приходской книги и заверил у священника факт твоего рождения.

Он обнял одной рукой Федю, прижав его к себе. Юноша чувствовал, как содрогается тело старика.

– Ложись спать здесь, – прошептал он. – Все остальное – завтра.

Он отстранился, снова посмотрел прямо в лицо внуку, развернулся и вышел.

Федя остался стоять в темной комнате, оглушенный гулким биением сердца. Потом детские слезы поползли из глаз – не горя и не радости, – это были слезы страшного нервного напряжения, которое хлынуло в душу и затопило ее. Он не помнил, как добрался до кровати и рухнул на нее не раздеваясь. Федя думал, что не уснет от избытка чувств, он все время вспоминал о своем разговоре с графом, но постепенно образ старика стал расплывчатым, его слова начали путаться, и Федор уснул.

Обитель

– Дайте мне воды, – потребовала Луиза. Они сидели в коротком коридоре, ведущем в третий зал – с парой, переплетенной в любовных объятиях. Доктор передал девушке фляжку, предупредив, что воду надо экономить. Луиза сделала три глотка и вернула флягу Галеру. Тот отпил один глоток. Приступ неестественного веселья прошел.

– Но это глупо! – сказала Луиза.

– Что?

– Чтобы пробраться внутрь, надо пройти лабиринт, так?

Доктор кивнул.

– Но если внутри находился пленник, то как они носили ему еду? Каждый раз проходили весь лабиринт?

Галер замер. Такая простая мысль не приходила ему в голову.

– Конечно! – пробормотал он. – Конечно! Есть короткий путь по берегу! Боже, какой я идиот! Все так просто! Однако… Понять это можно, только оказавшись внутри лабиринта. Обитель – это ловушка, ничего более!

– По берегу?

– А что приводит в действие все эти статуи? Что может служить силой для каменных механизмов? Только течение воды! Я уверен, что на месте Обители была быстрая небольшая речка, которая вливается, например, в Яузу! Ее заключили в каменное русло, возможно сузив – чтобы убыстрить поток. А уже сверху построили само здание. Если бы мы наняли лодку и прошли по местным речкам, то могли бы отыскать то место, где это течение выходит наружу – там и будет ход внутрь Обители! Но знаете, что самое страшное?

– Что?

Галер болезненно скривил губы.

– Возможно, из этого лабиринта и вовсе нет хода наружу. Зачем? Если это – не путь внутрь, значит, выхода может не оказаться вовсе.

Девушка задумчиво потерла свой грязный подбородок.

– Но, как я понимаю, – сказала она тихо, – кто-то уже прошел Обитель и выбрался наружу…

– Крылов! – кивнул доктор. – Если это правда. Мне он рассказывал, что Обитель была разрушена пожарами. Но та первая стрела доказывает, что он все же прошел здесь! Неопровержимо доказывает.

Луиза пнула ботинком первый медный кол.

– Я хочу понять, зачем… – она запнулась, но потом продолжила, – зачем бабка мучила меня всю жизнь этими книгами. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что узнали от нее. Слышите? Иначе я больше никуда не пойду!

– Хорошо. Но рассказ будет долгим, – предупредил доктор, – а нам надо спешить.

– Ничего. Начните. А потом мы пройдем и этот зал.

Галер скользнул по стене и сел прямо на камни пола, не обращая внимания на пыль.

– В ту ночь она начала рассказ с вызова к Екатерине. Императрица поведала ей про «Нептуново общество».

1794 г. Зимний дворец

В спальне императрицы по углам стояли две толстые, как башни, печи, обложенные зеленой голландской плиткой и топившиеся из соседних комнат. От печей шел жар, но пожилой царице все равно было холодно.

– Слушай внимательно, девочка моя, – сказала Матушка. – Меня очень беспокоит вся эта история с «Нептуновым обществом». Покойный Шешковский, глава Тайной канцелярии, клялся, что в Москве никакого такого общества больше нет и в помине. Но ведь деньги, которые мы отсылаем, все равно исчезают! Кто же их берет? И на что тратит?

– Вы хотите, чтобы я узнала? – спросила Агата.

– Нет! Вот еще! – фыркнула императрица и почесала между когда-то пышных, а теперь обвислых, покрытых растяжками грудей. – Если я пошлю тебя с таким поручением, то через час об этом будет говорить весь двор! Все – от Нарышкина до моего «Чернявого», – начнут за тобой бегать и вынюхивать – что да почему я поручила, есть ли какой в этом второй и третий смысл! Шутка ли! Сейчас каждый во дворце интригует либо за Павла Петровича, либо за Александра, либо за черта лысого – и думают, что я не знаю! Конечно, пристально следят за мной – что я сделаю, как я скажу… как помочусь, – все следят, чтобы им пусто было! Дожить спокойно не дают.

– Матушка! – насупилась девушка.

– Поэтому, – оборвала ее Екатерина, – я переговорила с Архаровым. Он ведь прежде был обер-полицмейстером в Москве. Архаров, как и Шешковский, побожился, что никакого «Нептунова общества» в Москве нет, а Николаю Петровичу, что касается Первопрестольной, я доверяю, потому как в Москве он каждую собаку по имени-отчеству знал. Я попросила у него дельного агента… кого не жалко, если что случится… чтобы отправить в Москву и произвести розыск. Только по одному вопросу – куда деваются деньги. И знаешь, кого он мне присоветовал?

– Кого, Матушка?

Императрица довольно хмыкнула.

– Молодого литератора Крылова!

– Кого?

– Крылова! Журнал «Почта духов», помнишь?

– Нет.

– А зря! Он талантлив. Но только по части шуток и резкости. Нет в нем настоящей глубины. Однако Архаров сообщил, что Крылов… если не касаться его писанины, во всем остальном не глуп, у него хороший математический ум, достаточный, чтобы сложить два и два, получив в результате четыре. И не смейся, по нынешним временам не многие способны даже на это! Но молодой человек оказался заядлым игроком. Будучи совсем юным, крупно разорился в карты, тут-то его Николай Петрович и сцапал. Одолжил Крылову крупную сумму, а потом попросил рассказать про одного человека…

– Как просто, – улыбнулась Агата.

– Да, девочка моя, это не ваши придворные интриги. Там, в мире, все гораздо проще! Так вот, сегодня я дам задание этому самому Крылову Ивану Андреевичу. И он поедет в Москву. А за ним поедешь ты.

– Так, – склонила хорошенькую головку Агата.

– Говорят, что молодой Крылов неопрятен, толст и даром что на шутки остер, однако сварлив в обычной жизни. То есть – не подарок, конечно. В Москве ты его перехватишь. Я не стану скрывать от двора, что посылаю его – правда, не как агента Архарова, а как… как моего личного агента, не связанного ни с какой придворной партией. И к чему это приведет?

– К чему, Матушка?

– К тому, что все партии тут же приставят к нему соглядатаев. Твое же дело их опередить. Стать пастушкой при стаде. Раз я не могу скрыть свои действия, то сыграем в открытую, но имея на руки козырь – тебя. Ты раньше всех возьмешь Крылова в оборот и ограничишь остальным доступ к нему. Им придется действовать под твоим присмотром!

– Так, поняла.

– Ничего ты еще не поняла, дурища молодая! – возразила императрица и с трудом села на кровати. – Это только половина работы. Основная твоя задача – приглядывать за Крыловым. Если Архаров прав и Ивашка этот силен в логике, он может увлечься расследованием. И даже хорошо! Предположим, что никакого «Нептунова общества» нет, а деньги просто кто-то ворует. Меня такой результат вполне устроит. Я запрещу высылать золото – и все. Но если и Шешковский, и Архаров окажутся не правы… если это общество… эта ложа все-таки действует… Ты понимаешь, что это значит?

– Что, Матушка?

– Что какие-то люди сумели обмануть лучших и самых доверенных моих полицейских! И вполне вероятно, что тайна, ради которой они скрывают свое существование, может быть очень вредной… или очень полезной для меня. Но это я так… сама не верю, но не могу не опасаться. Подай мне лимонада!

Агата подошла к низкому столику слева от кровати, налила из графина воды с сахаром и лимоном и отнесла тонкий стеклянный бокал Екатерине. Та долго пила, а потом откинулась снова на подушки, не выпустив бокала из скрюченных подагрой пальцев.

– Ты, вертихвостка, еще слишком молода, конечно, чтобы самой догадаться, как быстро привязать к себе человека вроде Крылова.

– Ну… – начала Агата.

– Не нукай, я не лошадь. Конечно, можешь строить ему глазки и даже предложить сразу в постель… Но, думаю, Крылов не совсем уж дурак – сразу поймет, что тебя кто-то подослал. Здесь надо другое. Если он любит математические загадки, подбросим ему одну. Тебе надо сразу раскрыться. Назовись… хоть шпионкой канцлера Безбородко. Только не впрямую! Намекни! Сделай вид, что ты глупа, а он умен. Придумай сама как! Пусть он поработает головой и придет к выводу, который будет правильным, но не совсем. Когда Крылов почувствует, что переиграл тебя, заяви, что сдаешься, но при этом – не можешь не выполнить задание. Так ему прямо и скажи – мол, вернуться не могу, что хочешь, то и делай, а я буду с тобой. К этому моменту, я чаю, вокруг него соберется уже достаточно других шпионов, так что Крылову будет проще общаться с тобой.

– Почему?

Екатерина вздохнула.

– Он будет чувствовать, что умнее тебя. И сильнее тебя. Что ты уже не опасна. В Москве ему не на кого будет опереться. А рядом молодая и красивая девчонка… Тут игра тонкая, Агаша. Ты сначала должна быть наивна… потом, когда пообвыкнет к тебе, покажи ему, что не так уж и глупа. Чтобы ему стало приятно и интересно с тобой говорить. И не забывай подманивать чисто по-женски. Поняла ли?

– Да, Матушка.

– Сложно?

– Сложно. Но, думаю, справлюсь.

Лефортово

Доктор Галер усмехнулся.

– Да уж… Судя по тому, что диктовал мне Крылов, справились вы ловко! При первой же встрече представились поклонницей его таланта и тут же перепутали труды своего «кумира» с повестью Карамзина! Причем самой известной, о бедной Лизе! Это действительно выглядело глупо!

– Мало того, – сухо улыбнувшись, ответила Агата Карловна, – я ведь заранее узнала, что Крылов очень пренебрежительно отзывался о Карамзине и его последователях. О, это была хорошо подстроенная глупость! Как он надулся! Как покраснел! Партия была разыграна точно по Матушкиным нотам.

Надо сказать, первое впечатление от него было… представьте себе большого поросенка с человеческим лицом, стоящего на двух задних ногах. Да еще одетого в пальто и при шляпе. Нет, безусловно, позднее я узнала, что Иван Андреевич умен, хоть и тщеславен. Но до конца не могла избавиться от впечатления, что разговариваю с хряком, который только притворяется человеком! Крылов, кажется, совершенно серьезно подумал поначалу, что столкнулся с почитательницей своего таланта. И даже пригласил меня на обед в какой-то ну совсем древнерусский московский трактир…

– «Троицкий»! – подсказал Галер, запомнивший похвалы этому чудесному месту от Ивана Андреевича.

– Да… наверное… там что ни половой – вылитый протопоп Аввакум! Бородатые… допотопные… И кошмарный запах щей!

Она постучала пальцем по строкам, написанным быстрым, но понятным почерком доктора Галера.

– Воняло щами! – заявила баронесса. – И надо благодарить Бонапарта вместе с идиотом Ростопчиным, которые спалили ту старую, провонявшую щами Москву! На ее месте хотя бы построили чуть более приличный город!

– Но этот дом, в котором мы сейчас находимся, уцелел, – сказал Галер.

– Еще бы! – проворчала старуха. – Если бы вы знали, чего мне это стоило!

– Вы были здесь при французах? – удивился Галер.

– Именно здесь. И именно в этом доме. Итак, все сложилось просто прекрасно! Я вовремя перепутала его с Карамзиным. Крылов триумфально, глядя сквозь семгу, изобличил меня как шпионку канцлера Безбородко! Я изобразила оскорбленную невинность и намекнула, что готова исправить свой промах в постели. Но Иван Андреевич оказался не готов к такому повороту. А жаль, потому что искреннее раскаяние, совмещенное с упоительными ласками, привязывает мужчину сильнее шелковой веревки!

– О боже, – пробормотал смущенный доктор Галер. – Однако Крылов рассказывал мне, что не поддался вашим чарам, потому как разочаровался в женщинах.

– Разочаровался? – воскликнула престарелая баронесса. – Да он просто пережрал семги! Вы посмотрите сами, какие у него описания собственных трапез – просто Лукулл! Гаргантюа вместе с Пантагрюэлем пускали бы слюни за таким столом!