Текст книги "Кружево дорог"

Слово счастья

Судорожно мечутся тени, шарахаясь от движения зажженной лампы, превращаясь то в исполинских птиц, то в драконов, то в невообразимых демонических существ. Свет, призванный для борьбы с темнотой, делает ее порождения еще страшнее. Руки тянутся к корешкам книг, от которых временно отогнан охраняющий их мрак. Пальцы листают страницы: одну за другой, одну за другой. Мелькают формулы, знаки, вязь слов сплетается тайными смыслами, дарит сокровенные знания, но руки чем-то недовольны: они раздраженно захлопывают книгу, ставят на место и берут новую. Опять не то.

Лампа выхватывает из темноты бесконечные ряды наполненных мудростью источников, истрепанных временем и множеством ищущих прикосновений. Наконец, уже почти проплыв мимо, она возвращается, лишь слегка осветив глубину одной из полок, где сверху других книг виднеется затертый, ничем не примечательный томик. Рука тянется, открывает наугад ближе к середине и сразу становится ясно – оно. Те самые, нужные слова, стоит лишь прочесть которые и все: случится то, без чего давно тянущей болью ноет душа и еле мерцает огонек жизненного смысла внутри – счастье.

Глаза с надеждой впиваются в вожделенные строки, всматриваются в них… Нет! Что это?! Почему?! Словно не хватает света: буквы плывут мутью, тускнеют. Только же хватало, не мешало постигать смысл других книг. Ну нет же, нет!

Свет не причем. Строки блекнут, словно проваливаясь внутрь страницы, тонут в ее чуть пожелтевшей белизне, исчезают. Лампа гаснет. Мрак тотчас наваливается удушающей непроглядностью. Немое отчаяние сжимает тисками, мешая легким втянуть даже толику воздуха.

***

Лика с трудом выкрутилась потным телом из липкого объятия одеяла и судорожно втянула в себя воздух. Сердце бешено стучало, не желая успокаиваться. Так было всегда, когда ей снился этот сон про исчезающие слова, таящие возможность вернуть в жизнь Лики счастье.

Лика знала – такое возможно. Она с детства чувствовала мир не так, как многие. Мало кто верил ее детским россказням, ее открытиям: когда она видела, как есть и как может быть, если произнести правильные слова. И такие слова приходили. Иногда они сами искали Лику, иногда она звала их. Но над ней смеялись или ругали за выдумки. Со временем Лика перестала рассказывать. Ей было больно от недоверия. Больно, что, казалось бы, такие очевидные для нее вещи, вызывают даже на лицах родных и близких в лучшем случае доброжелательную скептическую улыбку. О худших моментах и вспоминать не хотелось.

Но желание делиться этим не уходило. Горел внутри восторг знания о тех тончайших нитях, что сложной вязью соединяют все вокруг. Их не тронешь ни пальцем, ни даже перышком: они слишком тонки для этого мира. Но их можно тронуть звуком, и тогда возможно многое. Лика удивлялась, что не все это видят, потом привыкла.

Когда выросла, поступила в институт на факультет психологии: чем-то близким отозвалось. Хитросплетения человеческой психики и результаты исследований в этой области давали возможность хоть как-то выпустить желание говорить о чудесных нитях: подводили под это некую основу, приемлемую для настоящего времени. Ей легко давалось постижение этой науки. Даже скорее не постижение, а узнавание в ней того, что она и так чувствовала. Со временем она стала помогать другим людям разобраться в причинах течения их жизни.

Все бы ничего, но была одна проблема. Лика улавливала разнообразие связей внешнего мира, легко постигала связи в мышлении других людей, могла подсказать и помочь. Что касается себя… Она, конечно, тоже вроде все понимала, но было ощущение некой тяжкой мешанины внутри, будто взял кто и скрутил тонкое кружево в смятый несуразный комок. Смотришь в свою сторону, и плывет зрение, ускользает знание, как в том сне. Словно она что-то забыла и никак не могла вспомнить. Возможно, те правильные слова, что расправили бы легкой рукой спутанность нитей, освободили воздушность узоров и принесли счастье.

Что-то все же ей удавалось: поддержать себя, от краю оттащить. Но на большее сил не хватало или действительно, не в силах было дело.

***

– Зар-р-раза! – ругнулась в сердцах Лика, полоснув соскочившим ножом по пальцу.

Как всегда в таких случаях, все внутри на миг сковало от испуга рассеченного железом живого тела. Лика как зачарованная смотрела на порез, набухающий кровью. Жирная алая капля налилась, ища свой предел, сорвалась и шмякнулась прямо на шипящую жиром ребристую поверхность кухонного гриля. Комната поплыла перед глазами, их заволокло дымом: Лика аж зажмурилась. Откуда столько? Купаты сгорели?

…Вспышками на изнанке век: бок ягненка на черном вертеле течет соком, скворчит на углях жир, кровь льется в пламя из сжатой горсти вслед за скользнувшим из нее узким лезвием. Лицо в клочьях дыма: старуха. Вьются белые космы – то ли дым косами, то ли волос клубами – застилают мир маревом. Голос звучит, играет звуком вслед за извивами текучих прядей: змеей шипит, рыком гортанным перекатывает. Не понять слов, но в тоже время чувство – вот чуть и поймешь, трепещет на грани смысла, дразнит. На миг сгустилась пелена и тут же клочьями ветхими поползла. Видится неверным взором: сгладились борозды времени, исчертившие лицо – девочка сквозь дым взирает. Рукой махнула – зовет?..

Лика как очнулась – вся кухня в дыму, пропали купаты. И впрямь будто взял жертву огонь, загнанный в электрическую спираль, видением откликнулся. «О чем вот только? – подумала Лика, – поди пойми. А ужин заново готовить, м-да Уже и муж скоро придет. О-хо-хо».

Это «о-хо-хо» говорило о многом. Возможно, попадись на пути Лики другой человек, и распустилось бы все само внутри, а быть может, человек встретился такой из-за этого. Как ни крути, а все к одному: не складывалась жизнь в красивую картинку. Нет, по началу все было хорошо и приятно, как это часто бывает, потом только по-другому стало. Со временем ощутила Лика – нет лада взаимного, когда двое друг для друга. Один над другим встал, навис давящей тенью, солнце перекрыл. Окуталась жизнь сумраком исподволь навязанных правил, придирок и ограничений. Вроде и брось все, а вдруг-то и не вырвешься – держит. Одно, другое… Да что говорить.

Умение Лики видеть мир и влиять на него и в этом случае пасовало. Правда не как с собой, не плыло зрение, но было что-то общее. Ощущение появлялось, что вот, видишь путь, идешь по нему. А вокруг как-то незаметно тенистые дебри сгущаются, вот уже и солнышко сквозь ветки не проглядывает. И понимание приходит – заблудился ведь. Казалось понятной тропинка, а вдруг незнакомой обернулась. И слова нужные не идут: не дозовешься, не доищешься. Обернулось кружево связей всего со всем в тенета паучьи, липкие, сковывающие.

Кое как проветрив от дыма кухню, Лика закинула в гриль новую порцию купат, порезала овощей. Спагетти были уже сварены. К моменту, как прозвучал ожидаемый звонок в дверь, все было готово.

***

Звали мужа Адонис. По началу это показалось Лике прекрасным и вдохновляющим: имя греческого бога плодородия, символа юности и красоты, олицетворяющего весеннее возрождение жизни в природе. Лишь позже узнала, – почувствовала раньше, – что в переводе с финикийского имя это значит «господин» и «владыка».

Муж, конечно, почуял аварию на кухне. Принюхался благородным носом, скривив недовольно губы:

– Что, не спалив ничего уже и приготовить не можешь? Все в облаках витаешь?

Так сказал, словно дня не проходило без перевода продуктов путем их подгорания вследствие Ликиной непутевости. И это при том, что она как раз отличалась большой аккуратностью и хозяйкой была отменной.

Лика, ничего не ответив, молча накрыла на стол. Муж придирчиво оглядел положенную ему купату, но все же откусил. Ужин прошел в напряженном молчании. Лика с трудом держалась: несправедливость обиды откликнулась внутри душной болью, отголоском сна. Наконец муж, поев и не поблагодарив, с недовольным лицом ушел к себе в кабинет. Лика была даже рада, что он ограничился только гримасой: еще обидных речей она могла бы и не вынести. Ей казалось, что Адонис тоже знает слова, терзающие волшебную вязь и рушащие на нее всю тяжесть мира, заставляя максимально чувствовать свое несчастье.

Чтобы отвлечься Лика решила прибраться на кухне, заодно и мусор вынести со злополучными обгорелыми остатками. Как ни крути, а этот запах и саму Лику, любящую аккуратность, раздражал. Одела куртку, донесла пакет до мусорных баков. На обратном пути, продолжая находиться в оцепенении обиды, не усмотрела под ногами косо торчащую арматуру. Споткнулась, едва не пропахав носом асфальт, глянула наконец вниз: почти новый удобный и дорогущий кроссовок был безнадежно испорчен – железо вспороло кожу на самом видном месте, не зашьешь, не заклеишь. Лика чуть не разрыдалась.

«Да что же это такое! Да как же мне быть со всем этим! Куда идти?! Где искать?!» – отчаянно взмолилась она внутри непонятно кому и машинально опустила руку в карман куртки – пальцы наткнулись на нечто гладкое, прямоугольное. Недоумевая, что это, Лика вытащила находку из кармана: на ладони лежала коробочка с надписью «Волшебные карты Богинь». Сразу всплыло в памяти, как она купила эту колоду в переходе у какой-то сгорбленной старушки. «Купи детонька, надо тебе», – что-то такое пробормотала ей тогда старушка и Лика, хоть не имела такой привычки, сама не заметила, как уже залезла в сумочку, отдала деньги и почти не глядя сунула покупку в карман куртки. То ли в голосе старушки что так подействовало, то ли взгляд не по-старчески зорких глаз зацепил.

Лика поднялась в квартиру, прошла обратно на кухню, села за стол и положила перед собой находку. Мелькнула мысль, что если мужу взбредет в голову зайти, то к уже высказанным ранящим словам непременно добавятся новые. Он относился ко всему подобному с презрением, так что вряд ли упустил бы возможность прочесть лекцию о мракобесии и поставить под сомнение Ликину разумность. «Плевать», – отмахнулась от этих мыслей Лика, несколько отстраненно перетасовала колоду и вытащила первую карту.

С глянцевого прямоугольника на нее смотрела она – старуха из сна. Над головой старухи луна полная и два месяца по бокам рогами наружу. Волк серебристый у ног.

Прикипела Лика взглядом к глазам старухи: нарисованные, а мниться насквозь видят. И ощущение, что в слова не вдруг выстроишь – вот, сейчас, происходит что-то, назревает. Тянуться вероятности, выстраивается путь в пелену: еще весь не видно, но уже чувствуется – началось.

Голос зазвучал, выдохом на грани слышимости: «Дорогой луны иди. Найдешь». И было в этом призрачном обещании что-то такое, что стронуло в Лике лавину решимости. Вот, казалось, в расстройстве была и состоянии привычно унылом. А вот уже встает – не остановишь. И сомнения даже не шепчут.

Лика тихонько оделась и все же подошла на цыпочках к двери кабинета мужа и прислушалась. Было подозрительно тихо для не такого уж позднего часа. «Странно. Заснул, что ли?» – подумала она.

Потом решила, что так даже лучше. Крадучись вышла в подъезд, а там и на улицу. Будоражащее чувство начала чего-то нового охватило ее. Она направилась по прогулочной дорожке прочь от дома, еще не понимая куда, но для начала решив двигаться, хоть куда-то, лишь бы не стоять.

Что-то кольнуло ее обострившееся восприятие, и она оглянулась. В темном окне их квартиры, которое выходило из кабинета, почудилось шевеление за шторой: словно кто-то оттянул ее, украдкой следя за Ликой. Ощущение пристального взгляда усилилось. Она всмотрелась: на миг показалось, что в черноте за отодвинутой тканью будто два угля вспыхнули и тут же погасли. И все – ничего не шевелится, все спокойно. Лика передернула плечами, списав все на нервы и пошла дальше.

Лишь только она углубилась в лесополосу большого парка, примыкающего к территории дома, как из-за огромного клена вышел волк. В другой ситуации Лика бы возможно испугалась, но совсем недавно она видела похожего волка, лежащего у ног старухи на картинке. Еще бросилось в глаза, что волк словно состоит из лунной пыли: окружающие предметы виделись через него смутно, но все же нематериальность его явно ощущалась.

Волк, внимательно посмотрев на Лику умными глазами, побежал по отходящей от основной дороги тропинке вглубь леса. В сгустившихся сумерках там, где он пробежал, оставался светящийся след наподобие лунной дорожки на поверхности воды, только извилистой. «Дорогой луны значит… Ну что ж, это даже интересно», – подумала Лика и направилась по путеводному мерцанию.

***

Лес вокруг становился все гуще и таинственней. Точнее, таинственность наполнила бы его днем, при свете солнца. Ночью же он становился скорее мрачнее и зловещей. Лика, увлеченно следуя за мелькающим впереди призрачным хвостом, поначалу не обратила на это внимания, но вдруг слева резко зашуршало, и обернувшейся на звук Лике почудилась мелькнувшая в сумраке леса угольно-черная тень. Лика встревоженно остановилась и прислушалась. В момент осознала, что она практически одна посреди обступившей ее чащи. Кряжистые стволы деревьев, казалось, сдвинулись и нависли, нацелив изломами сучьев и проявляя в мощных изгибах ветвей нечто змеиное, сквозящее угрозой. Опять тень, но уже, с другой стороны, блеснувшая в этот раз кровавым огнем хищного взгляда.

Этот красный отблеск протянул неприятные ниточки к двум привидевшимся углям за шторой кабинета, но Лика судорожно отбросила эти мысли, боясь хоть что-то думать в эту сторону. Она пошла дальше. Теперь угольно-черный силуэт мелькал уже почти непрерывно. Пугающе трещал сучьями за стеной деревьев, возникал то слева, то справа, забегал вперед и отставал, время от времени встречаясь своим зловещим красным взглядом с глазами Лики через неверную преграду ветвей. Казалось, он играл в некую страшную игру, наслаждаясь распухающим ужасом выбранной жертвы, ее все большим ощущением безнадеги и неминуемости горя. Лес все сильнее заполнялся и пропитывался мраком, но не ночным, а злобно душащим любое дуновение жизни.

Лика, уже почти отчаявшись, все же держалась, продолжая следовать за призрачным проводником. Лишь один раз она мысленно взмолилась: «Мне страшно!» На что лунный волк, будто услышав ее беззвучный крик, обернулся на ходу: на морде его читалось виноватое выражение. Легким отголоском до Лики донеслось: «Прости. Я могу только указать путь». После этого ей оставалось лишь двигаться вперед, надеясь, что все это в конце концов чем-нибудь да закончится. Остановиться было еще страшнее.

Наконец, на другом конце тропы завиднелось сооружение из вертикально стоящих камней, и хвост волка, последний раз взмахнув на прощание, исчез среди них. Лика увидела – нити мироздания начали собираться в смутный узор, говорящий о некой завершенности. Они слегка вибрировали, рождая легкий звенящий звук. Он будоражил, отзывался зовом внутри: цель пути заявляла о себе. Лика под действием этого почти забыла о своих страхах. Происходящее вокруг отодвинулось на задний план: она впилась взглядом в выросшие впереди камни, невольно ускорила шаг и вдруг резко остановилась – зверь встал на пути. Вышел навстречу, наигрался похоже, решил явить себя жертве. Или почуял что?

Черный: шкура будто свет поглощает, в себя втягивает. Заслонил полнеба, навис над Ликой. Плечи силой жуткой горбятся, слюна с клыков страшных течет. Скалится, а кажется в ухмылке торжествующей щерится – вот он я! Уйти хотела? Ну-ну…

Увидела этот оскал Лика, ухмылкой отдающий, и сразу другую улыбку вспомнила, что оскалом грезилась. Все мысли горькие рядком встали – не отбросишь. Чувство обреченности одеялом душным окутало. Еще минуту назад гордо расправленные плечи опустились горестно и безнадежно, голова склонилась. Готовилась Лика принять насовсем предложенную судьбу. Увидел это зверь, вперед шагнул, лапу когтистую протянул, оскалился еще шире. Тут уж точно видно стало – злорадствует тварь.

Почти совсем сдалась Лика. Взгляд последний на камни бросила, словно мостик перекинула – взвился зов звенящим криком! Зерно доселе неизвестное зацепил в Лике – звякнуло зерно металлом, встрепенулось. И не хочется Лике распрямляться вновь, а приходится: шевелится внутри что-то, не дает покоя. Вот и росток гибкий выпустило мыслью: «Столько искала… Тут вот показали дорожку. Вот, уже почти! Чувствую же, точно сейчас случится! Найду. Вот точно найду! И что? Опять этот на пути. Все никак не нажрется! Мало ему! Да сколько же еще все это?!.. Что ж ты за тварь-то такая?!»

Вскипело в момент, яростью слабость выжгло, плечи расправило! Развернулся побег из зерна стальной лентой, на встречу зверю бросил.

– Мне надо, и я пройду, – вперед шагнула решительно, глазами сверкнула.

И еще слова сорвались наитием: специально не придумаешь, не запомнишь впрок, сами на язык лягут, когда время придет. И не совсем в них дело – в состоянии звучащего. Еще громче зазвенели нити, пространство вокруг Лики решимостью ее налилось, раздвинуло окружающую жуть.

Словно меньше зверь стал, попятился: ворча с угрозой, но все же попятился. В оскале уж не улыбка – неуверенность сквозит. Лика ход не сбавила, так и продолжила идти. Сошел зверь с пути, в темноте растворился, последними глаза горящие погасли. Лишь рык раскатился по лесу злобный, обещающий, – дескать, не совсем ушел, не надейся. Только дрогни– попомнишь…

Лика ведомая зовом, вошла меж древних менгиров, что как могучие войны, хранящие своими спинами нечто ценное, стояли через равные промежутки по кругу. Все пространство между ними было залито светом луны, заполнено мерцанием висящей в воздухе серебристой пыли. Посередине стоял еще один камень похожий на кусок льда, который почему-то не спешил таять. Лика как зачарованная пошла прямо к нем, коснулась ладонями неровной поверхности, – она и впрямь обжигала кожу как лед, – вгляделась в мутную глубину: в ней что-то было, словно слегка вибрирующий сгусток серебряных завитков. Вдруг смутно подумалось, что именно эта вибрация и ощущалась зовом в нитях мироздания – в тот же миг зов заполнил все сознание Лики, грянув в полную силу, словно подтверждая догадку, и затих, сделав свое дело.

Лика чувствовала – то, что находится в камне, нужно ей. Ее практически лихорадило от мысли, что вот оно, рядом, почти в руках. А если это именно те слова, что она так и не может прочитать в своем злополучном сне? Те самые заветные слова… Миг, и счастье затопит ее мягкой, стирающей все горести, волной!

Она, не взирая на обжигающий холод, еще сильнее прижала ладони, невольно раня их острыми гранями камня. Наполняющая ее яростная решимость, что отбросила зверя с пути, так же легко вытеснила остатки мыслей, оставив лишь одну: «Мне это нужно!» Лика потянулась всей душой к мерцающим в ледяной мути серебряным завиткам, бросила всю себе без остатка. Словно отражением ее внутреннего устремления от сочащих кровью ладоней внутрь камня начала пробираться тонкая багряная паутина, все больше и больше заполняя его глубину.

Время шло. Но ничего не происходило.

Такой поначалу неистовый запал Лики начал потихоньку иссякать. Появилось ощущение, что все, угасают вдруг вспыхнувшие силы. Показалось, что это никогда не кончится. Отчаяние принялось подниматься черной жижей из темных уголков души. Лика встряхнулась, обозвала себя тряпкой и еще парой крепких словечек, влепив себе мысленно крепкую затрещину, стиснула зубы и, найдя внутри каким-то чудом спрятанный от самой себя резерв, выдала его в отчаянном стремлении, рыча не хуже зверя, мечущегося за охранным кругом.

Камень взорвался брызгами осколков! Падая на землю, те сразу начали таять и впитываться в нее без остатка. В воздухе, на уровне глаз Лики, зависло нечто. Оно некоторое время дрожало маревом, извиваясь и перетекая причудливыми узорами. Наконец сложилось в слова. Лика произнесла их, и они впечатались в ее сознание светящимися огнем буквами. Затем ушли внутрь, прозвучав на всех уровнях ее существа. Никогда еще она не чувствовала себя так свободно: сила наполняла ее, стряхивала походя уже и не замечаемые липкие тенета, правила тропы ее души, принося ощущение ясности и возможности пути. А еще она почуяла себя защищенной: словно стоит кто-то за спиной, бережет, греет – даже навзничь падать не страшно.

В глубине чащи в злобном разочаровании завыл зверь. Звук этот становился все тише, отдаляясь, и наконец затих. Лес вокруг стал ощутимо светлее: рассеялся злобный мрак, осталась просто темнота лунной ночи.

Серебристое сияние, что заполняло пространства между камней, медленными прядями стекло в одну место и поднялось над землей фигурой высокой статной женщины. Весь облик ее говорили о знающей себя силе. Лика словно увидела себя со стороны, – как она так же гордо стоит сейчас напротив, – и ощутила, как окончательно накрывает понимание, что это были за слова. Это вызвало двойственные чувства. С одной стороны, ей стало упоительно легко в ее обретенной уверенности, в этих новых, дающих такую опору ощущениях. С другой, она отчаянно надеялась добыть то вожделенное, грезящееся ей во сне – счастье. Точнее слова, способные лично для нее соткать его в окружающем мировом кружеве, распустив ту злосчастную спутанность нитей.

Видимо, нотка этого разочарования отчетливо отразилась на ее лице. Лунная женщина понимающе улыбнулась, подмигнула Лике, шепнула голосом в голове: «У нее спроси», и потекла прядями серебристого тумана, собираясь в новую фигуру —девочка. Стоит, в глаза Лике доверчиво смотрит. Лика одними губами молвила:

– Как? Как мне найти слово счастья?

Девочка молча подошла, взяла ее за руку и положила что-то в ладонь. Лика опустила взгляд: это оказался красивый цветной камушек. Она машинально провела подушечкой большого пальца по его поверхности – гладкий.

– Что? И как это? – только вырвались непроизвольно растерянные слова, как она буквально провалилась в ощущения.

Какая завораживающая гладкость… Казалось, вечность можно катать и тискать в пальцах. Остальные камешки шершавые, а этот такой гладкий, как стекло. И цвет с переливами – настоящее сокровище.

Лику накрыло с головой одновременно простыми и яркими воспоминаниями. Вот листик резной, паутинкой прожилок на солнце светится. Вот цветочек яркий, а внутри него шмель в мохнатой шубке возится, перебирает лапками. Ой, зажужжал. И солнышко так светит! Босыми пятками по песку горячему и в воду – брызги радугой до небес! И бублики, бабушкой испечённые, с молоком – вку-у-сно-о-о!

Ищут взрослые счастье, воздух словами сотрясают. Кто воздух, кто нити – кто что умеет. Ищут. А ребенок просто знает: нет их, слов таких, а счастье есть. Много, на каждом шагу. Остановись просто, всмотрись, всем собой впитывай, любуйся. Замри, пропусти суету мимо, прислушайся чутко. Позволь выглянуть из себя тому, кто знает и смотри с ним вместе. Вот, вот оно – счастье.

Почувствовала Лика – расправляется узор ажуром воздушным, словно отпускает что-то, разжимает хватку. Или сама она себя отпустила, в сторону счастья наконец взгляд бросив. Лунная девочка радостно рассмеялась и захлопала в ладоши.

«Я, выходит, всегда такой была. Видела все это, чувствовала тонко. Дети знают… Произошло что-то, больно стало, закрылась, – тут Лика ахнула в догадке, – может тиран этот злосчастный как знак мне от мира, как боль в теле? Сильней стать – тонкости защита, побегам красивым опора…»

Лунная девочка, перестав смеяться, кивнула одобрительно, посерьезнев глазами. Глядь, поплыла кольцами тумана – глаза те же, но уже женщина статная Лике улыбается, тоже кивает, довольная. А вот и старуха на смену пришла – не улыбается, но в глазах лучики. Кивнула наконец. Еще по кругу облик сменился – девочка осталась гордо стоящая, с древними глазами. Рукой взмахнула на прощанье, заструились текучие пряди.

– Лунной дорогой иди… В счастье девочкой смотри… Где сила нужна – луной полной вставай… И мудрость… – пробормотала задумчиво Лика.

Уходящая ночь легким ветерком ласково коснулась ее щеки и чуть слышно зазвенел на прощание веселым смехом серебристый туман, окончательно рассеиваясь в лучах восходящего солнца. А затем начался новый день. Который Лика встретила легко и уверенно. Счастливая.