Текст книги "Тревожная осень"

Немецкий профессор Везер был явно ни при чем. Возможно, он действительно хороший специалист. Почему, собственно говоря, не воспользоваться информацией, полученной от вальяжного баритона (так Андрей Семенович окрестил посредника).

Он зашел в Интернет, и через пять минут у него был телефон секретаря профессора Везера.

– Hallo! Do you speak English? (Алло! Вы говорите по-английски?) – спросил он у женщины на другом конце провода.

– Yes, of course. Can I help you? (Да, конечно. Могу я вам помочь?)

– I have a problem. I would like professor Vezer operates my prostate. (У меня проблема. Я хотел бы, чтобы профессор Vezer оперировал мою простату.)

– Where are you from? (Откуда вы?)

– I am from Russia. (Я из России.)

– You have to address to our Russian department. They will solve your problem. (Вам нужно обратиться в наш русский отдел. Они решат вашу проблему.)

– Fine. Could you give me the telephone number? (Отлично. Не могли бы вы дать мне телефонный номер?)

– Of course. Just a moment. (Конечно. Одну минуту.)

Еще минута – и он набрал номер русского отдела. В ответ на вопрос «Do you speak English» ему сразу предложили говорить по-русски.

Андрей Семенович рассказал о своих проблемах и спросил, можно ли сделать операцию у Везера, причем так, чтобы оперировал сам профессор.

– Это возможно, – ответил представитель русского отдела, назвавшийся менеджером Михаэлем.

«Да уж, – раздраженно думал Андрей Семенович, – Михаэль, твою мать. Жил бы ты Америке, был бы Майклом, в Израиле – Моше, а в ленинградском или московском ЗАГСе родители тебя наверняка Мишей зарегистрировали».

Ладно, хрен с тобой, Михаэль, давай рассказывай, чего там у вас и как.

Но Михаэль, вместо того чтобы отвечать по существу, внезапно оживился и начал спрашивать, откуда Андрей Семенович узнал его телефон.

– Мне его дала секретарь профессора Везера, – стараясь не вскипеть, ответил Дымов. – А это имеет значение, Михаэль? И мои евро, в зависимости от того, где я взял ваш номер, имеют разную ценность? Я не понимаю вопрос, – Андрей Семенович начал заводиться.

– А вы можете заплатить за свою операцию в Петербурге и наличными – той фирме, с которой я вас сведу.

«Теперь все ясно! При оплате в Германии много денег с немцев не получишь, а если я рассчитаюсь в Петербурге, хороший откат гарантирован. Интересно, профессор в доле или это самодеятельность Михаэля? Ладно, сейчас проверим» – такие мысли со сверхзвуковой скоростью пронеслись в голове Андрея Семеновича.

– Слушайте, может, мы прекратим обсуждать место оплаты, – он сделал акцент на слове «место», – и поговорим по существу? Или по этому поводу мне надо связаться лично с профессором Везером?

– Он не будет с вами разговаривать, – торопливо пискнул Михаэль.

– Насчет этого не беспокойтесь. У меня в Германии есть несколько влиятельных друзей, они помогут связаться с господином Везером.

– Я думаю, что вы меня не так поняли, Андрей Семенович. Я вам сейчас все расскажу. Смотрите: сначала мы оформим визу вам и тем, кто поедет с вами. Потом купим билеты.

– Спасибо, виза у меня есть, а билеты купит мой секретарь.

– Подождите, Андрей Семенович, – голос Михаэля снова окреп. – У нас есть один врач, эмигрант из наших. Он будет вас сопровождать, станет опорой. Как отец родной.

«Этот цирк пора прикрывать. Хватит тянуть резину с этим сучонком», – подумал Андрей Семенович.

– Слушай меня, Михаэль, – властно произнес Дымов. – Мне пятьдесят семь лет, моему отцу должно быть минимум семьдесят шесть. В таком возрасте человек вряд ли может быть опорой. Так что давай на сегодня закончим. Я пару дней подумаю и, если надумаю, позвоню тебе. А если нет, не обессудь.

Андрей Семенович не сомневался, что до конца дня ему позвонит герр профессор Василий Михайлович – если он, Дымов, хоть что-то понимает в бизнесе, позвонит точно. И тот позвонил. Видимо, он хорошо изучил труды Ленина, особенно тот, где лучшим способом обороны названо нападение. Не иначе поэтому рванул с места в карьер:

– Уважаемый, мне вас рекомендовали как порядочного человека. А вы что себе позволяете?

– Так, герр профессор, – Дымов чувствовал, что начинает свирепеть. – Либо вы сбавляете тон на две октавы, либо я посылаю вас по известному адресу и вешаю трубку. Я ясно выразился?

Очевидно, выразился он предельно ясно. Профессор тут же сбавил тон даже не на две, а минимум на три октавы:

– Вы неправильно меня поняли, Андрей Семенович. Просто мне казалось, что мы с вами обо всем договорились. И вдруг я узнаю трудно объяснимую вещь. Оказывается, вы без моего ведома позвонили сначала секретарю профессора Везера, а потом в русский отдел, его руководителю господину Михаэлю Фридману, и устроили ему скандал.

– Подождите, два часа назад он представился мне менеджером этого отдела. Его что, так быстро повысили в должности? Теперь давайте без шуток – к делу. Во-первых, контракт я с вами не подписывал и подписать не обещал. Во-вторых, я имею право обращаться к кому захочу, когда захочу и столько раз, сколько захочу, – как любой свободный человек. И пока я не приму решение, говорить нам с вами не о чем. Вы все поняли?

– Да-да, что вы, конечно, – залебезил бывший вальяжный баритон, и Андрей Семенович подумал, что профессору хватит ума немедленно откланяться и повесить трубку. Но жадность и, наверное, податливость других клиентов сделали свое дело:

– Знаете, Андрей Семенович, с учетом того, что мы с этой клиникой давно работаем и у нас там большая скидка, я мог бы из уважения к вам поделиться частью этой скидки. В знак коллегиальной солидарности, как доктор наук – доктору наук. Что скажете, коллега?

Дымов хотел сказать, что не в скидке дело и что тамбовский волк герру профессору коллега, а еще – что в знак протеста против таких товарищей по цеху готов лично отнести свой будущий диплом доктора наук в ВАК. Но он понимал, что говорить с этим хамелеоном бесполезно: хоть плюй в глаза, все божья роса.

Да и черт с ним! Каждый зарабатывает как может, в соответствии со своими жизненными принципами.

«Успокойся и разожми зубы, – приказал себе Андрей Семенович. – И вообще, „не судите да не судимы будете“».

– Я позвоню вам в течение двух дней, если надумаю, – спокойно ответил он и повесил трубку.

Дай бог, чтобы ни сам «коллега» больше не звонил, ни Александра по его поводу. Уж очень не хотелось разочароваться в этой женщине. Интересно, у них и профессорский секретарь в доле? Да, велика сила советско-социалистической цивилизации, особенно ее «лучших» отпрысков. Даже благопристойную Германию пытаются переделать на свой манер. И, что самое неприятное, некоторые представители законопослушного бюргерского сообщества начали поддаваться тлетворному влиянию людей с востока.

«В общем, не мое это дело, – решил Андрей Семенович. – Пора домой ехать, с дочкой вождением заниматься. Хоть что-нибудь сделаю за день».

Когда они с Ниной возвращались домой после трехчасовой езды по вечерним пустынным улочкам курортного предместья Петербурга, Андрей Семенович увидел своего доброго приятеля и соседа – Шуру-адмирала. Тот явно кого-то поджидал.

Восьмидесятилетний Шура был в своем роде уникальной фигурой. Морской пехотинец, кавалер нескольких орденов, он после войны окончил Академию ВМФ и Академию Генштаба, а в возрасте пятидесяти пяти лет демобилизовался в звании вице-адмирала. Вопреки общепринятой практике, после армии он не пошел работать в ДОСААФ, Военно-морской музей или какое-нибудь другое скромное, но хлебное место, а устроился в НИИ. Там за пять лет, начав с научного сотрудника, дослужился до заведующего лабораторией и защитил кандидатскую. Когда грянула перестройка, Шура не растерялся и создал кооператив по сборке приборов для ВМФ. По иронии судьбы, кооператив этот располагался в том же институте, где адмирал работал до перестройки, а потом стал генеральным директором преуспевающего предприятия. Теперь из окна Шуриного кабинета открывался вид на его заброшенную и полуразрушенную бывшую вотчину.

Кроме успехов в работе адмирал был известен как удачливый ловелас – даже в восемьдесят. При этом он страстно и преданно, до самозабвения любил свою последнюю, пятую жену, которая была моложе его на тридцать лет.

В выходные Дымов иногда натыкался на соседа, и, если был один, Шура всегда говорил ему одно и то же: «Андрюша, уважь старика. Давай сходим в парк, на молодые жопы посмотрим». Если Андрей Семенович торопился, он отшучивался: «Ну что ихним жопам до таких старых перечников, как мы с тобой». Но, когда спешить было некуда, они с Шурой бродили по парку, и тот рассказывал свои армейские истории. Рассказывая, адмирал то и дело сбивался с мысли: стоило пройти мимо симпатичной молодайке, как Шура начинал жадно разглядывать все ее выпуклости и отпускать соленые шуточки. В такие моменты ему было не до армейских воспоминаний.

Выйдя из машины, Андрей Семенович обнял Шуру.

– Поговорить бы нам с тобой, Андрюша. Минут этак полчаса, – с напором сказал старый моряк.

– Ну давай поболтаем, Шура.

– Папа, я иду домой. Мне еще к завтрашнему коллоквиуму надо подготовиться, – сердито сказала дочка и ушла.

– Пошли погуляем, Андрюша, – предложил адмирал, и они медленно направились к станции. – Слушай, Андрей. Самое дорогое, что у меня есть, – моя жена Лиза, – с не свойственной ему серьезностью начал Шура. – Дети вспоминают обо мне, только когда им нужны деньги. Причем тратят гораздо быстрее, чем я зарабатываю. А Лиза для меня – все. А для нее самое дорогое в жизни – сын Паша. Кстати, хороший парень. Не пьет и не курит, двадцать шесть лет. И не бабник, в отличие от меня.

Андрей Семенович начал понимать, куда клонит адмирал. Чувствовалось, что этот разговор был продуман заранее до мельчайших подробностей, и его результат очень важен для Шуры.

– Значит, идем дальше. Лиза сказала, что хочет, чтобы Паша стал зубным доктором. И он стал. Лиза мечтала видеть его кандидатом наук, и он через два месяца защищается. Захочет, чтобы стал профессором, какие проблемы: через три – пять лет будет профессором. А ты же знаешь, какой у меня главный жизненный принцип? Если Господь известит человека, что через две недели случится всемирный потоп, тот будет благодарен Богу. Знаешь, за что? За то, что он будет знать, что эти две недели последние, а значит, прожить их надо как можно лучше. Если об этом узнаю я, две недели буду учиться жить под водой. Жабры у какого-нибудь великого светила, типа доктора Сальватора, вставлю или еще что-нибудь подобное сделаю. И через пятнадцать дней, как миленький, словно рыба начну плавать под водой. Ты, кстати, тоже из таких, как я понимаю.

Они впервые говорили о таких серьезных вещах. Дымов внимательно слушал адмирала, стараясь не потревожить ни лишним словом, ни взглядом.

– Но при всем этом я уже старый, – продолжал Шура, – хотя пока еще и дамский угодник. Ты ведь знаешь мою точку зрения: «Если мужчина – дамский угодник, он орел, а у орлов всегда все в порядке». Правда, вопрос в том, сколько будет длиться это «пока». А Лиза моя серьезно больна. И мы с ней хотим, чтобы Павел попал в хорошие руки, в порядочную семью. Мы боимся, что он может стать легкой добычей какой-нибудь провинциальной охотницы за благосостоянием. А у тебя дочка – красавица и умница. Ты сам еще молодой мужик и сможешь защитить Павла, если что. Но ты не думай, он тебя не подведет и нахлебником не будет. Согласен? Если согласен, давай их знакомить, а через несколько недель – поженим. В паре ЗАГСов у меня есть связи, так что зарегистрируют хоть в тот же день. И будем ждать внуков.

Адмирал и представить себе не мог, насколько удачной показалась Андрею Семеновичу его идея. Конечно, будь Дымов здоров, он отнесся бы к ней иначе. Скорее всего, отшутился бы, заметив, что браки заключаются на небесах, а не на вечернем тротуаре. Но сейчас… Сейчас он и не думал шутить. Какие шутки: его собственная дочь, случись с ним самое страшное, останется без надежной мужской опеки. Так что пусть Павел добивается Нины и старается ей понравиться. Главное, чтобы делал это без участия родителей. Ничего, справится! Если, конечно, он настоящий мужчина, а не маменькин сынок. А в этом вопросе у Андрея Семеновича полной уверенности не было. Он мог бы сказать Шуре, что настоящий мужчина никогда не станет покупать ни любовь, ни диссертацию. Что он, Дымов, в свои пятьдесят семь лет сам написал докторскую, причем занимался ею не днем, в рабочее время, а вечерами и по ночам. Хотя мог бы решить вопрос гораздо проще, как многие другие, наняв научно-литературного «негра».

Но все эти замечания были уместны в жизни, которая закончилась в тот момент, когда он узнал о своем диагнозе. Сегодня Андрей Семенович так же уязвим, как адмирал, отчасти выступавший в роли просителя. Теперь они были на равных: оба до потери пульса боялись за судьбу близких и искали для них защиты у других людей.

Правда, в отличие от Шуры, Андрей Семенович не спешил раскрывать карты. Ведь в сложившейся ситуации трудно сказать, кто из них двоих более сильный, а главное, более перспективный защитник.

– Хорошо, – сказал Андрей Семенович адмиралу. – Я согласен. Как будем устраивать сватовство?

– Это я уже обдумал, – оживился адмирал. – Предлагаю такой вариант: в воскресенье Паша поведет маму прогуляться на свежий воздух, а ты выйдешь с дочкой. Встретитесь около дома, как бы случайно. Завяжется разговор. Ну а дальше все в руках Господних. Договорились?

И он протянул Андрею Семеновичу свою огромную ладонь.

– Договорились, – ответил Дымов, с удовольствием ощущая крепкое рукопожатие этого могучего человека.

Зная характер дочери, Андрей Семенович мало верил в успех предстоящей операции. Но почему не попробовать? Тем более что история со сватовством – шанс хотя бы на время отвлечься от тревожных мыслей, которые в выходные дни, когда для решения проблемы ничего не сделать, его особенно угнетали.

На следующее утро он внезапно проснулся около четырех утра. Казалось, огромная неведомая рука с силой тряхнула его, мгновенно заставив выйти из зыбкого состояния, которое и сном-то можно назвать с большой натяжкой.

Он чувствовал себя разбитым и понимал, что уже не заснет. Что делать? Может, принять какое-нибудь успокоительное типа фенибута? Эти таблетки он пил горстями, когда несколько лет назад его компанию пытались обобрать люди, за несколько месяцев до конфликта позиционировавшие себя как близкие друзья. Тогда фенибут здорово помог. Однако сегодня он боялся прибегать к этому снадобью: кто знает, как лекарство может повлиять на засевшую в простате гадость? Придется рассчитывать только на собственную силу воли и не пропускать отрицательные эмоции дальше пуговиц на пиджаке.

«Почти неделю назад ты позвонил Жизневу и узнал результаты биопсии, – размышлял Андрей Семенович, лежа в постели и глядя жаждущими сна глазами в темное окно. – Давай вспомним, что ты за эту неделю сделал, чтобы решить свою проблему. Вроде все время что-то делал. Но толку-то от суеты? Ты ничего не сделал. Ничего! Ноль, зеро. Почему? У тебя даже не хватило силенок спросить, сколько тебе осталось».

Эти мысли были неотвязны и невыносимы, причиняли почти физическую боль. Дымов почувствовал, как по спине, между лопатками, вниз стекает холодная капля пота.

«Так, успокойся. Ты должен что-то сделать, и ты сделаешь! У тебя слишком много обязанностей в этой жизни, чтобы не бороться за нее изо всех сил, сверх всяких сил. Стоп! Кто-то дал телефон уролога-онколога из солидной клиники и очень хвалил врача…»

Телефон доктора был записан на листочке, который лежал, кажется, в ежедневнике. Андрей Семенович торопливо встал с постели и, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить семью, почти бегом, как спринтер по пересеченной местности, рванул в кабинет, к дипломату. Все в порядке, листочек на месте. Дымов прочитал: «Юрий Иванович – врач-уролог (о)». И номер телефона. Он не решился написать слово «онколог» полностью и поставил букву «о» в скобках.

Проклятая суеверность! Завтра, вернее, уже сегодня утром он позвонит этому Юрию Ивановичу и попросит о встрече. Вопрос в том, скажет ли ему врач что-нибудь новое или начнет пережевывать ту же кашу. Но это будет понятно только после звонка. А теперь – попытаться заснуть. Силы ох как нужны!

Как всегда, без одной минуты десять Андрей Семенович был на работе и входил в приемную. Бросил секретарю дежурное:

– Здорово, новости есть?

Новостей, к счастью, не было. Как говорится, no news is good news. Открывая дверь своего кабинета, он, как обычно, распорядился:

– Чайку покрепче, Людочка.

Сотрудники ничего не должны знать о происходящем. Их не касается, что шеф полночи не спал, и у него свинцовая тоска. Все хорошо, босс всегда впереди с шашкой наголо и на лихом коне. Враг не пройдет, наше дело правое и победа будет за нами! Причем на всех фронтах. Только так, и только тогда у руководителя за спиной – сомкнутый строй бойцов, а не армия Врангеля после прорыва «красных» под Каховкой.

Итак, звонок Юрию Ивановичу. После второго гудка быстро ответил молодой голос, и они тут же договорились встретиться полтретьего в восьмом кабинете. Посмотрим, что врач грядущий нам готовит.

«До того как сесть в машину в 13.30, ты будешь думать только о работе, – приказал себе Андрей Семенович. – Иначе ты не мужик, а что-то вроде амебы».

И тут же, не оставляя ни минуты на вольные мысли, позвонил секретарю:

– Начальника отдела продаж ко мне, и быстро: одна нога здесь, другая там.

Он снова стал обычным Андреем Семеновичем.

Ровно в 14.30, как и было договорено, он постучал в дверь, на которой висела табличка «Доцент Юрий Иванович Скуратов». Мерзость молчания была ему ответом. Никого. Все вымерли.

«Что ж, погуляю по коридору», – решил Андрей Семенович и начал бродить по погонным метрам больничного туннеля, видевшим последний ремонт в годы первых советских пятилеток. Походив так минут двадцать, он вспомнил выражение, популярное в его молодые годы: если девушка опаздывает на свидание на 5 минут, это признак хорошего тона, если на 10 – это невежливо, а на 15 – уже хамство.

«Интересно, – размышлял Андрей Семенович, – какое опоздание можно считать хамством, если речь идет о враче? А, черт с ним! Я хоть и болен, но это я плачу деньги ему, а не он мне», – и он с ожесточением набрал Юрия Ивановича.

«Ой, вы знаете, – без элементарного „извините“ бойко проговорил доктор, – я тут зашел к коллегам чайку попить, через пять минут буду».

«Ах ты, сучонок! – вскипел про себя Дымов. – К тебе не какой-нибудь бомж пришел, и ты меня не по линии благотворительности принимаешь. Так, стоп! Взял себя в руки. Хоть ты ему и заплатишь, он тебе нужен больше, чем ты ему». Так что засунь свое раздражение внутрь себя в известное место.

Минут через пять в коридоре появился молодой человек лет тридцати в развевающемся белом халате и улыбнулся такой приветливой улыбкой, что все ожесточение Андрея Семеновича против этого юнца мгновенно испарилось.

– Заходите, давайте знакомиться, – сказал доктор. – Меня зовут Юрий Иванович. Я кандидат медицинских наук, доцент, четыре года назад защитил диссертацию – как раз по решению такой проблемы, как ваша. Так что вы пришли по адресу.

Тут доктор наконец приостановился, и Андрей Семенович, как опытный переговорщик, мгновенно этим воспользовался, чтобы прервать затянувшийся монолог.

Он представился, дал свою визитную карточку, а затем вытащил из дипломата выданную Жизневым справку. Бегло просмотрев написанное, Юрий Иванович отложил бумагу в сторону и, взяв в руки глянцевый плакатик с красно-коричневым рисунком человеческих органов, попытался объяснить Дымову суть проблемы.

– Доктор, извините, пожалуйста, но я это слушать не люблю и не буду, – решительно и, вероятно, излишне жестко сказал Андрей Семенович и стал демонстративно глядеть в окно.

– Нет, вы послушайте, – не отступал Юрий Иванович, которого Дымов про себя успел окрестить Юрасиком.

Но в Дымове уже проснулся генеральный директор.

– Извините, сколько я вам должен за визит, доктор? – твердо спросил он и полез за бумажником.

– Да нет, что вы, что вы, – не принял боя Юрасик. – Не хотите – не смотрите. А в чем, собственно, ваш вопрос ко мне?

«Боишься лишиться гонорара, сучонок, – со вспыхнувшей в душе злостью подумал Андрей Семенович. – Ну ладно, раз я к тебе пришел, надо попробовать получить хоть какую-то информацию».

– Мой вопрос к вам заключается в следующем. Мне поставили известный вам неприятный диагноз. Предложили операцию. Есть ли другие способы борьбы с этим недугом?

– Господи, конечно, есть! О чем вы говорите! В Бельгии разработан способ лечения этой болезни ультразвуком. Пять или шесть сеансов воздействия на простату специально разработанным зондом в течение 15–30 минут – и вы здоровый человек. Зонд вставляется в анальное отверстие, так что боли никакой. Ощущения, конечно, своеобразные, но, вы знаете, Андрей Семенович, некоторым женщинам такой вариант нравится даже больше, чем классический. А вы знаете, почему?

«Ну и мерзота же ты», – подумал Андрей Семенович, но, боясь испортить отношения, буркнул ради вежливости:

– Извращенки.

Эскулап мгновенно перевел разговор на тему раннего обнаружения рака простаты.

Говорил он достаточно убедительно, так что к концу разговора все обиды Дымова растаяли, и на какой-то момент он даже забыл, зачем пришел. Позднее он понял, что Юрасик его переиграл. По всей вероятности, молодой врач просто хотел нейтрализовать обиды пациента и потенциального финансового донора. Сообразительный мальчик…

Прошло, наверное, полчаса, прежде чем Андрей Семенович спохватился: он ведь не просто так пришел.

– Юрий Иванович, что вы скажете про операцию? – спросил он.

– Что вам сказать про операцию, – явно подстраиваясь под тон Андрея Семеновича, начал Юрасик. – Нетравматично, безболезненно, просто, амбулаторно и не слишком дорого. Плюс, конечно, оплачиваете дорогу и гостиницу. И через две недели будете вспоминать обо всем как о кошмарном сне. А лучше вообще не вспоминать.

Андрея Семеновича распирала радость: сработала поговорка «кто ищет, тот всегда найдет». Нашел! Наверное, единственный нормальный вариант. Все-таки настойчивость – великая штука. Теперь надо договариваться и ехать, и чем быстрее, тем лучше. Можно даже предложить этому мальчику съездить вместе (не бесплатно, конечно). Хоть он и засранчик, все-таки вдвоем легче, а общие темы у них всяко найдутся – будет о чем в поездке поговорить.

Он был почти готов поделиться с Юрасиком своей идеей, как вдруг почти физически ощутил, что в него будто залетела муха. Но это была не муха, а зашевелился в душе червь сомнения. Андрей Семенович не мог сформулировать, какое именно сомнение, но ответ был близок. Сейчас, еще секундочку.

В этот момент дверь кабинета открылась, и вошел мужчина в белом халате. Поздоровавшись, они сразу узнали друг друга: им приходилось встречаться в доме одного общего знакомого, причем при далеко не радостных обстоятельствах.

Сначала разговор зашел о первой встрече, затем перекинулся на другого общего знакомого (Петербург – город маленький), и только минут через десять Юрасик, встряв в их беседу, напомнил о причине визита Андрея Семеновича.

В отличие от молодого доцента, его шеф (а знакомец Андрея Семеновича оказался шефом Юрасика) внимательно прочел жизневскую справку. Затем молча стал рыться у себя в столе и вытащил из ящика глянцевый рекламный буклетик.

– Английским владеете? – обратился он к Дымову.

– Да, и без словаря.

– Ну тогда читайте.

Он протянул буклетик Андрею Семеновичу и продолжил:

– Если есть деньги, надо ехать в указанное место. Как говорится, дешево и сердито. Я думаю, Юрий Иванович вам уже все рассказал – и про ультразвук, и про то, как с его помощью борются со всякими гадостями в простате.

– Да, конечно, я все понял, – начал Андрей Семенович, но вдруг сообразил, что за сомнение чувствовал, разговаривая с Юрасиком. В ту же секунду оно трансформировалось в четкий и важный вопрос, который оставалось задать.

– Скажите, если все так просто и надежно, почему Жизнев ничего не сказал мне об этой методике? – быстро спросил Андрей Семенович. – Он произвел на меня впечатление знающего и думающего врача.

Задавая вопрос, он использовал прием, которому его научил бывший эфэсбэшник: спрашивать быстро и не глядя на человека, а заканчивая вопрос, резко повернуться в его сторону и посмотреть прямо в глаза. Если что-то не так, скорее всего, по глазам все будет ясно.

Посмотрев в глаза Юрасикова шефа, Андрей Семенович уловил в них легкое замешательство. Оно длилось доли секунды, но этого было достаточно. Дымов понял: врут. Он давно научился определять такие вещи, без этого не обойтись. Вот уже тридцать пять лет его работа связана с крупным производством. Выезжая на заводы, чтобы выяснить, почему сорван план и как исправить случившееся, Дымов всегда анализировал и взвешивал не только факты, но и слова, и поступки персонала. Нередко работники по каким-то причинам скрывали правду, а иногда просто ее не знали. Без умения вычислять обман по косвенным признакам и едва уловимым сигналам было невозможно понять, что в действительности происходит на производстве.

Когда шеф заговорил, предположение переросло в твердую уверенность: точно врут.

– Видите ли, – начал шеф, медленно и осторожно подбирая слова, – Жизнев – хирург, я бы даже сказал, глашатай хирургии. Поэтому для него других методов лечения просто не существует.

Он продолжал говорить, но Андрею Семеновичу было уже неинтересно. Наверняка либо грант получили, либо Юрасик докторскую пишет. А может быть, рассчитывают на вульгарный откат. К величайшему сожалению, российскому человеку много не надо. Но думать об этом смысла нет. Надо вежливо попрощаться, взять время подумать, расплатиться и уходить. Кажется, Ремарк сказал, что если чудеса еще и случаются, то в худшую сторону.

«Болван я, размяк и поверил в чудо!»

– Что ж, был рад познакомиться, – сказал Андрей Семенович. – С вашего разрешения, я подумаю два-три дня и, скорее всего, приму сделанное мне предложение.

Он отступал по всем правилам военного искусства, обнадеживая противника бонусами в светлом будущем. Кроме того, его правая рука демонстративно полезла в карман за бумажником, поэтому было сложно догадаться, что с этими людьми он никогда и ни при каких обстоятельствах встречаться не планирует.

Но тут Юрасик хлопнул себя рукой по лбу – несильно так, почти ласково:

– Слушайте, сегодня же пятница. ЯМР еще работает, давайте сделаем исследование? Надо же определить, как далеко у вас все зашло. Тем более что это в любом случае понадобится – и для операции, и для ультразвукового лечения.

Конечно, после всей истории Андрею Семеновичу хотелось поскорее распрощаться с этими людьми. Но где гарантия, что в другом месте будут другие врачи, свято чтущие клятву Гиппократа? С другой стороны, официальная зарплата этих докторов наверняка невелика, так что кидать в них камень рука не поднимается. И потом, даже святые больше любят, когда им приносят, а не когда у них уносят. А если учесть, что все равно придется тратить время, чтобы найти клинику, где делают это исследование… Добраться туда, снова знакомиться.

«Ладно, раз необходимо сделать анализ, делаем».

– Давайте, Юрий Иванович, сделаем. Буду благодарен, – сказал Дымов.

– Тогда пойдемте, – с готовностью вскочил Юрасик. – Мы сейчас быстренько все организуем.

Они долго шли какими-то коридорами и переходами, почти дружески болтая о всякой всячине. И Андрей Семенович, несмотря на произошедшее полчаса назад, снова подпал под обаяние этого парня, даже сказал ему, что, если он лечится у доктора, кроме отношений «врач – пациент» обязательно возникают приятельские отношения. Иначе, мол, у него не получается.

Наконец они подошли к двери с табличкой «Рентгенологическое отделение». Кроме таблички дверь украшал плакатик с черепом и костями.

– Подождите меня, пожалуйста, в коридоре, я на секундочку, – попросил Юрасик и скрылся за грозной дверью.

Минут через пять он появился и сказал:

– Заходите, Андрей Семенович, снимайте пиджак и ложитесь поудобнее.

Дымов послушно лег, что-то на него наехало, потом пощелкало, и минут через десять ему сказали, что он должен подождать минут пятнадцать, пока проявят пленку и врач напишет заключение. Андрей Семенович достал бумажник и спросил Юрасика, сколько должен за обследование и ему лично за прием.

– Со мной потом, Андрей Семенович, а за обследование – три тысячи рублей.

К нескрываемому удовольствию всей троицы, присутствовавшей в кабинете, синеватые купюры быстро перекочевали в карман Юрасика. Но в этот момент ничего, кроме чувства благодарности, Дымов к этим ребятам не испытывал. Никто ведь не должен обследовать его бесплатно.

– Подождите меня в коридоре. Я посмотрю снимок и сразу к вам выйду, – сказал Юрасик.

Прогуливаясь по обшарпанному коридору, Андрей Семенович вспомнил фразу героя А. Ширвиндта из кинофильма «Вокзал для двоих»: «Какова кухня, такова и песня». Нет, вряд ли в этих крашенных грустно-синей краской и облупившихся, грязных стенах стоит ожидать первоклассного лечения.

Прошло минут двадцать, а Юрасика все не было. «Неужели опять уселся чай пить? – меряя шагами коридор, мрачно думал Андрей Семенович. – Или они там бабки не могут справедливо поделить?»

Через полчаса, показавшихся Дымову целой вечностью, дверь с черепом и скрещенными костями открылась, и из нее строевым шагом вышел Юрасик. Куда делась его приветливая и лучезарная улыбка? Нет, это был уже не Юрасик, а доцент Юрий Иванович собственной персоной. На его лице застыло выражение глубокого сожаления, и он весь казался хмурым, погруженным в неприятные переживания. Кроме того, во рту доцента появилась трубка (правда, пустая), и он с озлоблением кусал ни в чем не повинный мундштук. А ведь расстроен Юрий Иванович мог быть одним – плохим результатом исследования. Сухим жестом руки он показал Дымову в направлении выхода.

– Идемте, Андрей Семенович, я провожу вас до проходной, – бесстрастно, почти как робот, сказал Юрасик.

– Подождите, Юрий Иванович, – начал Дымов. – А как же результат?

– Сегодня я вам ничего не скажу, – быстро ответил врач. В его голосе отчетливо звучала истерическая нотка. – В понедельник будет завотделением, он посмотрит снимок, и во вторник вы можете забрать заключение. А пока увольте: я – уролог и не расшифровываю снимки. Так что пойдемте. Но я буду молчать, – чуть ли не с угрозой добавил он и двинулся вперед.

Андрей Семенович чувствовал себя так, словно побывал в жаркой сауне после обильного чаепития. Все его тело покрылось холодным липким потом. Приложив неимоверные усилия, он догнал Юрасика, придержал его за руку и жалким просительным голосом произнес: