Текст книги "Книга темной воды"

Ручное управление

Беглый андроид резво карабкался по водосточной трубе. Собирался скрыться от конвоиров по крышам. Синтетические руки цеплялись за тонкую жесть и тянули вверх легкое, трубчатое тело. Гуттаперчевые конечности при этом странно выгибались.

– Хорошо лезет, – заметил Пожарский. – Сволочь редкая.

– Что же теперь будет? – дрожащим голосом поинтересовался младший конвоир у старшего группы. – А, Владимир Петрович…

– Не знаю, – ответил Пожарский, – по головке не погладят, во всяком случае, эт-точно.

– Снять бы его оттуда, пока ничего не натворил. А то, вон, толпа уже начала собираться…

Люди заполняли площадь перед жилым комплексом. Стояли, задрав головы, тыкали пальцами вверх. Несколько зевак ходили возле машины Управления с развороченной крышей. Паники в здании пока не наблюдалось, но она могла начаться с минуты на минуту…

Андроид вдруг сиганул вправо. Толпа ахнула. Повисев на пальцах под оконным проемом, беглец совершил изящный кувырок. Послышался звон разбитого стекла, и андроид скрылся в квартире.

– Проклятье, – выругался Пожарский. – Как это он так?.. Не ожидал.

– А я что говорил! – крикнул конвоир. – Давай Удачу вызывать, Владимир Петрович, пока он ничего тут не натворил! Экспериментальный образец, мать его так. Обезъян натуральный. Оторвут нам головы! Ох, оторвут!

– Удачу… – замешкался старший конвойной группы. – У него, говорят, с головой неполадки… Перехимичили там что-то технари с новыми модулями. – Пожарский уныло поглядел вверх. – А, черт, ладно… – Сдернув с плеча рацию, быстро заговорил: – Ночкин. Алё, Ночкин. Ты меня слышишь? Тут проблемка у нас небольшая. Точнее, большая проблемка… Экспериментальный этот, которого мы везли, сбежал. Да, сбежал, говорю. И в дом жилой забрался. Надо бы Удачу задействовать… Да знаю я, что не в порядке. Слышал про новый модуль. Надо, сказал… И без всяких мне. Я все сказал. Ждем тебя с Удачей… – Пожарский отпустил рацию и кивнул конвоиру: – Порядок, будет Удача. Спасет наши головы.

Робота, прозванного Удачей за поразительную удачливость при выполнении нескольких боевых заданий, привезли через десять минут. К этому времени из жилого комплекса уже выбегали перепуганные люди, а на пятом этаже начался пожар, из окон валил черный дым.

Удачу сопровождало три сотрудника Управления – техник Ночкин и рядовые в форме конвойной команды. Робот вышел из машины сам. Но шагал почему-то мелкими, семенящими шажками, подергиваясь при этом всем телом.

Пожарский даже крякнул от досады. Вид у боевого робота, призванного спасти их от «отрывания голов» был неважнецкий. Шесть механических рук безвольно висели вдоль широкого тела. Голову Удача почему-то держал на плече. Горящие когда-то ярким пламенем глаза-линзы мутновато поблескивали. Из открытого безгубого рта торчал вываленный синий язык.

– Чего это он язык высунул? – заинтересовался конвоир. – Пружина ослабла?

– Депрессия у него, – сообщил Ночкин и выругался. – Сколько раз говорил. Что-то не так с этими новыми модулями для роботов, а они – лучшая экспериментальная модификация, лучшие показатели интеллекта по тестам. А теперь вон что.

– Удача… Ты как? – ласково поинтересовался Пожарский.

В ответ робот уныло поглядел вдаль, переместил голову на другое плечо, и издевательски пошевелил языком.

Пожарский решил не обращать внимания на странное поведение боевой машины и сразу перейти к делу.

– Так, Удача, – сказал он, – слушай меня внимательно, в этом доме скрывается экспериментальный образец андроида, которого ты должен будешь отловить и доставить к нам, чтобы мы отконвоировали его владельцу. Все ясно?

Робот не шевелился.

– Задача ясна?

Ноль внимания.

– Немедленно на объект! – взорвался криком старший группы. – Пошел андроида ловить!.. Быстро!

Удача на крик никак не отреагировал.

– А я говорил, – заметил техник Ночкин, – робот не в порядке.

– И что мне прикажете делать?! – поинтересовался Пожарский. – Да если мы этого из здания не вытащим, тут такое начнется. И обязательно писаки потом пропишут, что, дескать, отряд Управления по перевозке андроидов – беспомощные, как детишки…

– Может, ручным управлением воспользоваться? – предложил Ночкин. – Сам он даже пальцем не пошевелит. Я его в таком состоянии уже неделю наблюдаю.

– А что, это мысль, – оживился Пожарский. – Где у нас пульт от ручного управления?

– В машине, – сообщил техник. – Вообще-то, тут определенный навык нужен.

– Вот и покажешь, как надо.

– Я? Н-нет, – от волнения Ночкин стал заикаться. – Я эт-того никогда не делал. Да и вообще, н-нет у меня таких полномочий.

– Полномочия получишь, – отрезал Пожарский, – я, как старший по званию, могу тебя такими полномочиями наделить.

– Нет, нет и нет, – замахал руками Ночкин, – угроблю боевую машину, потом с меня же и спросят. Вы уж сами как-нибудь, Владимир Петрович. В конце концов, это вы андроида упустили, – напомнил он. – А не я…

– Ах, вот, как ты заговорил, Ночкин, – рассвирепел Пожарский, – ладно, давай, показывай свое ручное управление. Сделаю все сам. А с тобой поговорим еще…

Заднюю часть кузова машины сопровождения занимала камера, где обычно помещался робот. В пустом помещении почему-то воняло горелым машинным маслом. Пожарский поморщился.

– Между прочим, Удача развлекался, пока ехали, – сообщил Ночкин, – масло сливал из коленных суставов и поджигал.

– Безобразие, – отозвался Пожарский.

Техник отвинтил несколько гаек, распахнул технический шкаф и выдвинул панель управления. Увидев пару десятков тумблеров, кнопочек и рукояток, Пожарский поначалу онемел. Потом, проявив решительность характера, взял стул и уселся за панель.

– Ну что, Ночкин, где тут у нас нужные рычаги?

– А я не знаю ничего, – откликнулся техник, – говорю же, ни разу с автономки не переходили. До этой поломки с Удачей никаких проблем не было.

– Инструкции читать надо, – нахмурился Пожарский. – Как автономку отключить?

– Вон там кнопочка маленькая, красненькая. Возле монитора.

На мерцающем экране отражалась перевернутая на бок картинка – проецировалась парой миниатюрных камер, встроенных в глаза-линзы робота.

– Вот эта, говоришь, – Пожарский ткнул кнопку.

Лишившись автономного управления, Удача уронил голову на грудь, и рухнул, как подкошенный, лбом в асфальт. Гулкое эхо удара отразилось от здания. Люди на площади заволновались.

– Ой-йо, – выдохнул конвоир, – хорошо, что железный, а то бы всю морду себе расколотил.

– Ничего, – проговорил Пожарский, дергая наугад тумблеры и рычаги, – сейчас мы его поднимем… вот так вот… отлично… и поведем парня на объект.

Удача встал на колени, сложил руки и простер их к жилому комплексу. Со стороны казалось, что робот молится.

– Да что ж такое?! – рассердился Владимир Петрович. – Ты у меня встанешь! Ты у меня пойдешь! Зараз-за!

Он заработал рычагами активнее. После недолгого кружения на месте, робот беспорядочно замахал руками и пошел к зданию. Колени он почему-то поднимал едва ли не до подбородка и опускал с такой силой, что в асфальте за ним оставались вмятины.

Половина зевак предпочла покинуть площадь и скрыться в неизвестном направлении.

– Того, кто это ручное управление придумал, надо к стенке поставить, – поделился Пожарский с подчиненными.

– Точно, – согласился Ночкин и заметил подхалимским тоном, – первый раз вижу, Владимир Петрович, чтобы кто-нибудь так быстро с ручником освоился.

– Ну-ну, – Пожарский смерил техника презрительным взглядом, – лесть тебе не поможет, Ночкин… Когда в следующем месяце спецпайки будут давать, лично прослежу, чтобы тебе диетический достался…

От такого коварства начальника техник заметно сник.

Мимо подъездных дверей Удача промахнулся и врезался на полном ходу в кирпичную стену. Отошел назад, присел для разбега, и помчался к подъезду, чтобы снова влепиться в твердый кирпич.

– Не жилец, – отметил конвоир и осекся.

– Я те покажу не жилец! – Пожарский погрозил ему кулаком. – А ну…

Удача, наконец, проник в подъезд, что было встречено бурными аплодисментами всей конвойной группы.

– По лестнице тяжело будет вести, – заметил грустный Ночкин, – давайте уж лучше в лифт.

С лифтом не задалось с самого начала. Хотя войти в него удалось почти сразу, но затем управляемый Пожарским робот вдребезги разбил панель с кнопками и проломил стену. В двух местах.

На лестнице Удача несколько раз падал и кубарем скатывался вниз, прикладываясь железной головой о ступени. Всякий раз конвоиры досадливо вскрикивали и давали начальнику советы, как лучше вести Удачу к цели. Пожарского советы сердили, он хмуро огрызался.

На пятом этаже в одной из квартир бушевал пожар. Выбив дверь тремя сильными ударами головы, робот ворвался в помещение. Огнетушитель снять со стены не удалось. Зато удалось его сбить, после чего огнетушитель каким-то образом открылся и начал заливать все вокруг пеной.

Во время тушения пожара квартира пострадала самым серьезным образом. Два шкафа Удача разломал в щепки, пытаясь выбраться в смежную комнату. Потом его тяжелая металлическая ступня застряла в диванных пружинах. Стараясь освободиться, робот выбил стекла в серванте, заодно побив всю посуду. Затем Удача, по нелепой случайности, оторвал батарею. Выбросить ее оказалось делом непростым. Вместо того чтобы решительно отшвырнуть батарею, робот по какой-то причине стал растягивать ее, словно меха гармони.

В конце концов, Пожарскому удалось заставить робота выкинуть ставший ненавистным всем конвоирам предмет. При этом старший группы впал в раж и дергал рычаги с остервенением. Злополучный радиатор, проломив одну из дверей, вдребезги разбил унитаз.

Зато хлеставшая отовсюду вода помогла справиться с огнем. К этому моменту робот с ног до головы покрылся черной копотью, и картинка на мониторе стала очень нечеткой.

– Вот ведь, – с досадой проговорил Пожарский. – Ладно, сейчас исправим.

Попытка протереть глаза кулаками явилась серьезной ошибкой. Робот нанес себе сильнейший удар в голову обеими руками и рухнул на пол, приложившись затылком о паркет.

К удивлению конвойной команды, Пожарскому удалось заставить Удачу после столь серьезной травмы подняться на ноги и продолжить путешествие по лестнице.

– Крепкая, все же, модель, – заметил техник, вытирая пот со лба.

– Боевой робот, – откликнулся один из конвоиров, – это тебе не хухры-мухры.

– Отставить разговоры! – прорычал Пожарский. Он вцепился в рычаги управления так, что костяшки пальцев побелели. – А вот теперь будем прочесывать здание.

Этаж за этажом. Пока не найдем гада…

Андроид обнаружился на крыше. Он сидел на гладком гудроне в странной, скрюченной позе и щурился, глядя на садящееся за горизонт большое, красное солнце…

Удача шагал к беглецу, неуклюже переставляя ноги. Покрытый сажей, с пылающими линзами глаз, разбросанными в стороны могучими руками, он походил на адского посланца.

Услышав тяжелую поступь, андроид обреченно сжался. На его лице отразились страх и печаль.

– Как бы с ним поговорить? – обернулся Пожарский к Ночкину. – Может, поймет, что сопротивление бесполезно и спустится сам.

– Не знаю. Аудиосистема автономная.

– Вот черт. Придется брать. Как бы с крыши не рухнуть. Сидит, ведь, на самом краю, гад. – Пожарский повел Удачу на андроида.

– Не надо, Владимир Петрович, – крикнул Ночкин, – вы же обоих угробите!

– А что делать?! – огрызнулся Пожарский. – Другого выхода нет. Кто-то должен принимать решение.

– Переключите его на автономку. Может, он сам справится.

– Справится он, как же, с вываленным языком и головой на сторону.

– Давайте попробуем… Что мы теряем?!

– Уйдет, гад… А, ладно, – вдруг решился Пожарский и ткнул кнопку…

Робот замер всего на мгновение. Затем пошел на андроида.

– Что я говорил, – обрадовался Ночкин. – Глядите, пришел в чувство.

Удача приблизился к беглецу. Тот и не думал убегать, понял, что от громадной боевой машины нет спасения, только весь съежился от страха, зажмурил глаза. Тяжелая ладонь легла на голову андроида. Робот осторожно погладил беглеца по шелковистым волосам. Затем устроился рядом с ним, на самом краю крыши, и уставился парой пламенеющих в лучах заката линз на горячее, клонящееся к горизонту солнце.

– Что он делает? – проговорил Пожарский. – Закатом, что ли, любуется. Вместе с этим. Экспериментальным…

Люди застыли перед пультом ручного управления. Никто не решался прервать затянувшуюся паузу.

Пожарский потянулся к кнопке.

– Не трогайте, – попросил техник, – пускай солнце сядет. Он тогда сам придет. И андроида приведет.

– Хм… – растерялся Пожарский и оглянулся на конвойную команду. – Хорошо. Пусть солнце сядет.

Я умею летать

У меня в очередной раз прихватило печень. Фельдшер скорой считал себя парнем «что надо».

– Не д-дрейфь, С-Серега, – сказал он, слегка заикаясь, – я тебя в такую больничку отвезу – закачаешься!

– Не хочу, – говорю, – качаться, хочу оставаться прямоходящим.

– Б-будешь ходячим, – отвечает радостно, – и совсем даже не под себя ходячим… ха-ха-ха. Т-тебя там подлечат, на н-ноги поставят. И сможешь опять водяру глушить в неограниченных количествах.

Он хохотнул. В этот момент я даже пожалел, что имя ему свое назвал. Ну что это за фамильярность, в самом деле! С-серега! Какой я ему С-серега?! Да еще «водяра» эта… Если печень у человека больная – непременно в алкоголики запишут!

Почувствовав отвращение ко всему на свете, я отвернулся к закрашенному белым окну. Сквозь процарапанную в краске дырку мелькали деревянные домики и припорошенные снегом деревья – явно не городской пейзаж.

– Куда это мы? – спросил я.

– Б-больничка в пригороде, – пояснил фельдшер, – д-да т-ты не д-дрейфь, С-серега, я ж плохого не посоветую… Там такие врачи, что и м-мертвого на ноги п-поставят. З-зуб даю.

– Ясно, – рассеянно кивнул я. Уверенности в том, что на ноги поставят, не было – только глухая тоска и желание послать все и вся к черту. В общем, мой обычный депрессивный настрой. От жизни я уже не ждал ничего хорошего. Жизнь выколотила меня, как прикроватный коврик, истязая напоследок страшным недугом.

Прибыли. Держась за больной бок, я выбрался из скорой. Неподалеку возвышался трехэтажный корпус «больнички». Нас уже ждали. Предупредительные врачи в белых халатах спешили навстречу, словно я – важный правительственный чиновник, а не простой писатель – фантаст.

– Здравствуйте, – крикнул фельдшер издалека.

– Здравствуйте, здравствуйте, – откликнулись они и затрясли головами дружно, как бараны в мультфильме.

– Мое почтение, – пробормотал я, и закусил губу – накатила такая боль, что я едва не потерял сознание.

– Так-так-так… – проговорил один из докторов, обходя меня полукругом, – что тут у нас?

– Тут у нас печень, – с кислым видом сказал я, – очередной приступ, похоже…

– Так-так-так, – повторил доктор, не выказав и тени сочувствия. Впрочем, к отсутствию сочувствия со стороны врачей за долгие годы лечения я успел привыкнуть. – Ну что, пойдем?

– Я вас провожу, – взял меня под локоть тот, что помоложе, с открытым приятным лицом.

– Не надо, – отказался я, высвобождая локоть, – сам дойду.

– Надо, надо, – мягко сказал он. – Я помогу вам, вы не волнуйтесь.

Тут я заметил, что врачи и толстый фельдшер как-то странно переглядываются. Словно знают что-то такое, о чем я и представления не имею.

– Пока, С-серега, – проговорил фельдшер с какой-то слишком торжественной интонацией и поднял руку – прощался.

– Увидимся еще, – сказал я.

Он махнул ладонью, развернулся и полез в скорую, толстый, хамоватый фельдшер, предопределивший мое вознесение.

Палата, куда меня поселили, совсем не походила на больничную, скорее – на комфортабельный гостиничный номер. С душевой кабиной и туалетом. На тумбочке, дополняя уют, стояли цветы в синей вазе. На стенах висели картины – пейзажи и портрет какого-то мрачного типа в круглых очках. Огромное зеркало занимало почти половину стены. На стуле лежала аккуратно сложенная пижама, рядом стояли тапочки. Я сел на широкую кровать и вздохнул…

Бывшая жена считала меня неудачником, потому, наверное, и ушла от меня однажды осенью. Она, бывало, кричала мне в порыве накатившей на нее беспричинной ярости:

– От таких, как ты, нет никакого проку! Что ты можешь?! Ну что ты можешь?! НИ-ЧЕ-ГО!

– Я умею летать, – отвечал я.

– Другие мужики, как мужики, покупают квартиры, меняют машины!..

– Любовниц, – вставлял я и тут же жалел об этом. Своими шутками я выводил ее из себя до крайности.

– Все бы тебе шутить! – орала она. – Ты – бестолочь! Бесполезный предмет мебели!

– Вовсе нет, – возражал я, – я летать умею.

– Что ты заладил одно и то же?! Вот тоже выдумал глупость. Что ты хотя бы сказать этим хочешь?! Нет от тебя никакого проку!

– Как же нет, если я летать умею…

Со временем ей все же удалось убедить меня в том, что я неудачник. Лузер из лузеров. Эта мысль приходила ко мне постепенно – после каждого очередного скандала, я подолгу стоял на балконе, курил, смотрел на звезды и думал. С возрастом все меньше веришь в свою счастливую звезду, все чаще осознаешь, что многое ты уже не успеешь сделать. Вспоминая свою жизнь до болезни, я не мог припомнить, чтобы мне хотя бы раз по-настоящему повезло. Всякий раз, чтобы что-то получить, приходилось прилагать слишком много усилий. Ничто и никогда не давалось мне просто так, с бухты-барахты. Всю жизнь я карабкался на скалы, и неизменно срывался вниз, на острые камни.

– Прости меня, Инночка, – говорил я все чаще и чаще. С тех пор, как я осознал себя неудачником, извиняться перед ней вошло в привычку.

Она воспринимала мои «прости» как должное. Но лицо ее в эти моменты кривилось от презрения. Она отворачивалась, не желая меня видеть. Молчала в ответ на мои слова, не желая разговаривать. И все реже бывала дома, не желая даже чувствовать меня рядом.

А потом наступила осень, и она ушла. И еще много всего произошло, такого, о чем даже вспоминать не хочется.

Потом я заболел, и болезнь протекала мучительно. Дошло до того, что я уже не узнавал себя, глядя в зеркало, так измотала меня эта неожиданная и страшная хворь. Желтая кожа, растрескавшиеся губы, темные круги под глазами, тусклый взгляд человека, уставшего от всего на свете…

Она навестила меня только однажды. Во время очередного приступа в больнице я потерял сознание от боли. Я лежал и медленно приходил в себя, глядя в расплывающийся белый потолок. Ее красивое лицо вдруг вынырнуло из ниоткуда, и оказалось прямо передо мной. В первый момент я даже не понял, как такое произошло, откуда выплыло это удивительное видение, и едва не задохнулся от охватившего все мое существо счастья.

Случилось чудо. Инночка пришла меня навестить. Она принесла апельсины, салат в пластиковой коробочке, и какие-то китайские таблетки, которые, по ее мнению, должны были способствовать моему выздоровлению. Врач потом высыпал их в раковину, назвав отвратительной гадостью, которая мне противопоказана.

– Ты замечательно выглядишь, – пробормотал я, как только осознал, что мое волшебное видение чудесным образом материализовалось, обратившись в бывшую жену.

– Тебе только кажется, – ответила она, – я устаю, много работаю…

– Как с личным? – не удержался я от вопроса.

– А тебе не все равно, – огрызнулась она.

– Да, ты права, – я вздохнул, – теперь уже, наверное, все равно, – и прикрыл глаза. Страшная усталость навалилась, раздавила меня. Меня душили рыдания, но я не мог позволить себе плакать в ее присутствии, она и так считала меня слабаком и неудачником. – Знаешь, Инн, – сказал я, с трудом справившись с собой, – когда я умру, то обязательно прилечу за тобой.

– Опять ты говоришь глупости, – она вздохнула, – мне не нравятся твои глупые фантазии.

– Думаешь, мертвые не могут летать? – спросил я.

– Ты не умрешь, – ответила она, – я говорила с врачом. И он сказал…

– Если бы ты только знала, как я люблю тебя, – выдохнул я. – Я обязательно прилечу за тобой, когда умру. Вот увидишь.

– Ну, все, мне пора, – она встала. На ее лице читалось неудовольствие. Моя бывшая супруга явно жалела, что пришла меня навестить. Хотелось броситься к ней, обнять, заставить остаться, но я ничего не мог поделать, просто лежал и смотрел на нее.

– Выздоравливай, – сказала Инна, повернулась и ушла. Больше я ее не видел.

Дверь открылась. В палату вошел молодой доктор, тот, что поддерживал меня под локоть. В руке у него был медицинский пластиковый чемоданчик с красным крестом на крышке.

– Давайте-ка сделаем вам укольчик, – сказал он.

– Давайте, – согласился я, – если это поможет…

– Еще как поможет, еще как…

Он положил чемоданчик на стол и распечатал его.

– Послушайте, – обратился я к нему, – я не совсем понимаю. Эта палата похожа на гостиничный номер. Я не заметил таблички у входа. Это вообще больница?

– Научный центр, – ответил он, вскрывая ампулу, – могу вас заверить, что вам очень повезло. Здесь у нас стационар. Тут мы проводим лечение…

– И пишете диссертации, – я кивнул с самым кислым видом.

– Напрасно вы так, – заметил доктор, – наши методы лечения – самые прогрессивные в мире. Вам очень повезло, что вы у нас оказались.

– Поживем – увидим, – ответил я. – Только хотелось бы пожить подольше.

– Еще как поживем, – заверил меня доктор. – И хорошо поживем. Ложитесь…

Укол оказался весьма болезненным.

– Ну вот, – сказал доктор, – скоро должно наступить облегчение. Полежите пока. Если что-нибудь понадобится – жмите на кнопку. Она расположена с правой стороны от кровати. И к вам придет дежурный врач.

– Хорошо, – ответил я, и тут к своему удивлению ощутил, что боль уходит из правого бока. Неужели укол помог?! Так скоро?!

– В чем дело? – спросил доктор, заметив, что я чем-то озабочен.

– Мне кажется, что болит уже меньше, – ответил я. – Такое может быть?

– Ну, процесс восстановления пока начаться не мог… – доктор помолчал, размышляя… – скорее всего, дело в блокировке некоторых болевых центров. В общем, вы можете быть уверены, что с вами все будет в порядке. Скоро боль совсем уляжется. Кстати, ходить вам не стоит. Лучше лежите. Кормить вас будут здесь. Обед доставят через пару часов. А пока отдыхайте, набирайтесь сил.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Антон.

– Спасибо вам, Антон, – сердечно поблагодарил я его.

– Не за что, это мой долг, – доктор ободряюще мне улыбнулся и повернулся к двери. Некоторое время он стоял ко мне спиной, словно раздумывал о чем-то, я заметил, что рука, сжимавшая чемоданчик, немного дрожит. Он обернулся ко мне, пожевал губами, явно собираясь что-то сказать, но так и не решился, и вышел.

«Приятный человек, – подумал я, – только немного странный».

Вскоре боль в боку и в самом деле совсем оставила меня, и я заснул.

Разбудил меня звук открывающейся двери. В палату вошла девушка. Она несла поднос с едой. Поставив его на стол, она повернулась ко мне.

– Вы можете есть, – сказала она. Вид у нее при этом был весьма отстраненный. Такой, словно мысленно она находилась где-то далеко отсюда.

– Спасибо.

Не сказав ни слова в ответ, она развернулась и вышла. Я решил, что у девушки, наверное, какие-нибудь проблемы, и пожалел ее. Жалко, она не захотела со мной поговорить. Может, я бы смог чем-нибудь ей помочь. Или просто утешить добрым словом.

Я тронул бок и понял, что печень совсем меня не беспокоит. Да и чувствовал себя просто превосходно, так, словно я помолодел лет на десять. Доктора в этом научном центре творили чудеса.

Я сел за стол и принялся за еду. Грибной суп на первое. Отварной язык и пюре на второе. А еще салат из огурцов и помидоров. И ванильный пудинг на десерт. Кормили замечательно.

После еды я по обыкновению лежал, отдыхая, но сейчас мне хотелось двигаться. Я встал и прошелся по комнате. Открыл форточку, впуская свежий воздух.

Затем подошел к зеркалу и занялся исследованием правого бока. Я щупал его, мял пальцами. Обычно он отзывался болью в ответ на любое прикосновение, но сейчас ничего подобного не происходило. Мне показалось, что печень на ощупь чересчур твердая, словно в правом боку у меня булыжник. Но, поразмыслив, решил не придавать значения своим ощущениям. Врачам виднее. Раз уж они взялись за лечение, значит все так и должно быть.

Походив по комнате, я выбрался в коридор.

Впервые за несколько лет у меня возникла мысль, что, возможно, жизнь еще не кончена, а значит, рановато ставить на себе крест. Я почувствовал необыкновенную благодарность к врачам, которые умеют творить чудеса.

В коридоре никого не было. Не оказалось никого и в обширном холле. Кругом царила тишина и запустение. Даже лампы не горели. Сквозь стеклянные витражи проникали солнечные лучи и лежали на сером мраморе светлыми квадратами. Будка администратора выглядела давно покинутой. Я приблизился и провел ладонью по дереву. На толстом слое пыли остался хорошо различимый след. Мне вдруг стало не по себе. Было во всем происходящем что-то ненормальное, словно привычная реальность вдруг раскололась надвое, и я остался совсем один в каком-то потустороннем мире, в то время как все остальные люди продолжали существовать в истинной действительности. Я был совсем один посреди огромного, покинутого всеми живыми существами здания. Я стоял перед заброшенной будкой администратора и дрожал от страха. Мое сердце глухо колотилось о грудную клетку. На лбу выступил пот.

Быстрым шагом я вернулся в свою палату и нажал на кнопку вызова. Сначала ничего не происходило, потом в коридоре послышались шаги, и в палату вошел пожилой доктор. Я ожидал Антона, и визит этого нового человека стал для меня неожиданностью. К тому же, на лице у доктора было написано неудовольствие, словно я оторвал его от какого-то чрезвычайно важного дела.

– Что случилось? – спросил он строго.

– Я… я просто испугался, – смутился я, – я вышел в холл, а там никого нет…

– Лучше вам пока не покидать палату, – заметил доктор, сверля меня сердитым взглядом, – всякое может случиться.

– А где все? То есть я хочу сказать, там так пусто…

– А вам нужно шумное общество?!

– Нет, но…

– По-моему, для бурного общения нет никаких предпосылок. Вы не находите?

– Да какое бурное общение?! – удивился я. – Простите, не знаю вашего имени…

– Профессор Стукалов. Леонид Леонидович.

– Рад знакомству, – я протянул руку, которую доктор после короткой паузы пожал.

– Ложитесь, отдохните, – скомандовал профессор, – вполне допускаю, что у вас могут возникать сейчас довольно странные ощущения. Я бы посоветовал вам не придавать значения подобным мелочам. Лечение, которые мы проводим, крайне действенное, но оно сопряжено с некоторыми побочными эффектами. Вы должны вести себя спокойно при их возникновении. Вы меня поняли?

– Понял, – кивнул я. Ради выздоровления я готов был даже лежать, не вставая, если потребуется. Раз уж их современная метода оказывается такой действенной, что я уже не чувствую боли в боку, я сделаю все от меня зависящее, чтобы лечение прошло гладко. – Обещаю вести себя хорошо.

– Отлично, – кивнул профессор, – я буду наблюдать за вами.

Он мельком глянул на массивное зеркало, и у меня впервые возникла мысль, что возможно, это двустороннее стекло, за которым находится комната для наблюдений. Что ж, если такой контроль за моими действиями является необходимостью, я тоже не стану возражать, лишь бы только это современное лечение помогло.

Больные обычно цепляются за любую соломинку, лишь бы только выкарабкаться из своей болезни, продлить жизнь. Пусть на короткий срок. Они даже обращаются к шарлатанам, колдунам и целителям, в надежде, что их недуг сможет победить нетрадиционная медицина, если не может справиться традиционная. Итог, как правило, всегда один. Всех прибирает к рукам безжалостная смерть.

После ухода профессора, я некоторое время пытался заснуть, но так и не смог. В голову лезли самые разные мысли. Я представлял, как выздоровею, приду к Инне и попытаюсь убедить ее начать все сначала. Ради того, чтобы быть с ней, я брошу писать книги, найду такую работу, которая устроит ее и позволит ей меня уважать. Я стану совсем другим человек. Я буду жить не только с ней, но и для нее.

Я разволновался, поднялся с кровати и заходил по комнате. Я заразился неуемной активностью, чего со мной не случалось уже несколько лет.

«Модификация органов слуха произведена!». Громоподобный рев грянул прямо у меня в голове. От неожиданности я взмахнул руками и рухнул на колени. Некоторое время я стоял так, не двигаясь, пораженный происшедшим до глубины души. Потом растянулся на полу, прислушиваясь к тому, что творится внутри моей черепной коробки. Рев, к счастью, не повторился.

Что это было?! Я приложил ладони к ушам, отнял их. И внезапно понял, что с моим восприятием действительности случилось нечто странное. Оно определенно изменилось. Во всяком случае, мир я теперь воспринимал иначе, чем раньше. Я слышал, как дышу, как в звенящей тишине действительность разлагается на множество звуковых составляющих. Никакой какофонии звуков, какая обычно сопровождает нашу жизнь, четкая упорядоченность аудиоряда – я мог вычленить из него любую составляющую звукового спектра. Вот в отдалении кричит птица, вот шумят водопроводные трубы, а вот какие-то люди идут по коридору. Причем, идут довольно странно. Два шажка. Остановка. Два шажка. Остановка.

Хотя профессор Стукалов не велел мне выходить в коридор, я решил посмотреть, кто это там шагает. Распахнул дверь и буквально задохнулся от ужаса.

В коридоре стояли пять мертвецов. Все в такой же пижаме, как у меня. У них были иссиня-черные лица, слипшиеся веки, и скалящиеся в улыбках приоткрытые рты. Они стояли друг за другом на расстоянии метра. И шагали синхронно. Два шажка. Остановка. Два шажка. Остановка.

Я в ужасе отпрыгнул в комнату. Меня охватил такой ужас, что я даже кричать не мог. Мертвецы резко, как по команде, повернули головы в мою сторону. Их улыбающиеся рты, казалось, смотрели на меня. Я даже почувствовал исходящий из этих ртов отвратительный запах – тошнотворный запах тления. Так пахнет гниющая палая листва, темно-коричневым ковром укрывающая сырую землю осенью.

Из моего горла вырвался крик, я захлопнул дверь и припал к ней всем телом, стараясь унять дрожь. Я слышал, как по окну, перебирая лапками, ползет паук, как где-то в дальних комнатах открыли кран, и как бьет крыльями птица, пролетая мимо научного центра. До меня долетали хлопки и свистящий звук ее дыхания. И еще я слышал, как идут мертвецы по больничному коридору. Шажок, еще шажок. Остановка.

Я кинулся к кнопке и нажал ее.

На этот раз пришел Антон.

– Что происходит? – спросил я.

– А в чем дело?

– Что со мной происходит? Я слышу какой-то рев в голове. И еще я видел… там… там… – Я решил, что мертвецы – это уже слишком и, услышав от меня такое, доктор, пожалуй, решит, что я свихнулся.

– Рев? – в его голосе прозвучало такое неподдельное удивление, что я растерялся.