Текст книги "Я умею летать"

Андрей Егоров
Я умею летать

***

У меня в очередной раз прихватило печень. Фельдшер скорой считал себя парнем «что надо».

– Не д-дрейфь, С-Серега, – сказал он, слегка заикаясь, – я тебя в такую больничку отвезу – закачаешься!

– Не хочу, – говорю, – качаться, хочу оставаться прямоходящим.

– Б-будешь ходячим, – отвечает радостно, – и совсем даже не под себя ходячим… ха-ха-ха. Т-тебя там подлечат, на н-ноги поставят. И сможешь опять водяру глушить в неограниченных количествах.

Он хохотнул. В этот момент я даже пожалел, что имя ему свое назвал. Ну что это за фамильярность, в самом деле! С-серега! Какой я ему С-серега?! Да еще «водяра» эта… Если печень у человека больная – непременно в алкоголики запишут!

Почувствовав отвращение ко всему на свете, я отвернулся к закрашенному белым окну. Сквозь процарапанную в краске дырку мелькали деревянные домики и припорошенные снегом деревья – явно не городской пейзаж.

– Куда это мы? – спросил я.

– Б-больничка в пригороде, – пояснил фельдшер, – д-да т-ты не д-дрейфь, С-серега, я ж плохого не посоветую… Там такие врачи, что и м-мертвого на ноги п-поставят. З-зуб даю.

– Ясно, – рассеянно кивнул я. Уверенности в том, что на ноги поставят, не было – только глухая тоска и желание послать все и вся к черту. В общем, мой обычный депрессивный настрой. От жизни я уже не ждал ничего хорошего. Жизнь выколотила меня, как прикроватный коврик, истязая напоследок страшным недугом.

Прибыли. Держась за больной бок, я выбрался из скорой. Неподалеку возвышался трехэтажный корпус «больнички». Нас уже ждали. Предупредительные врачи в белых халатах спешили навстречу, словно я – важный правительственный чиновник, а не простой писатель – фантаст.

– Здравствуйте, – крикнул фельдшер издалека.

– Здравствуйте, здравствуйте, – откликнулись они и затрясли головами дружно, как бараны в мультфильме.

– Мое почтение, – пробормотал я, и закусил губу – накатила такая боль, что я едва не потерял сознание.

– Так-так-так… – проговорил один из докторов, обходя меня полукругом, – что тут у нас?

– Тут у нас печень, – с кислым видом сказал я, – очередной приступ, похоже…

– Так-так-так, – повторил доктор, не выказав и тени сочувствия. Впрочем, к отсутствию сочувствия со стороны врачей за долгие годы лечения я успел привыкнуть. – Ну что, пойдем?

– Я вас провожу, – взял меня под локоть тот, что помоложе, с открытым приятным лицом.

– Не надо, – отказался я, высвобождая локоть, – сам дойду.

– Надо, надо, – мягко сказал он. – Я помогу вам, вы не волнуйтесь.

Тут я заметил, что врачи и толстый фельдшер как-то странно переглядываются. Словно знают что-то такое, о чем я и представления не имею.

– Пока, С-серега, – проговорил фельдшер с какой-то слишком торжественной интонацией и поднял руку – прощался.

– Увидимся еще, – сказал я.

Он махнул ладонью, развернулся и полез в скорую, толстый, хамоватый фельдшер, предопределивший мое вознесение.

Палата, куда меня поселили, совсем не походила на больничную, скорее – на комфортабельный гостиничный номер. С душевой кабиной и туалетом. На тумбочке, дополняя уют, стояли цветы в синей вазе. На стенах висели картины – пейзажи и портрет какого-то мрачного типа в круглых очках. Огромное зеркало занимало почти половину стены. На стуле лежала аккуратно сложенная пижама, рядом стояли тапочки. Я сел на широкую кровать и вздохнул…

Моя бывшая жена считала меня неудачником, потому, наверное, и ушла от меня однажды осенью. Она, бывало, кричала мне в порыве накатившей на нее беспричинной ярости:

– От таких, как ты, нет никакого проку! Что ты можешь?! Ну что ты можешь?! НИ-ЧЕ-ГО!

– Я умею летать, – отвечал я.

– Другие мужики, как мужики, покупают квартиры, меняют машины!..

– Любовниц, – вставлял я и тут же жалел об этом. Своими шутками я выводил ее из себя до крайности.

– Все бы тебе шутить! – орала она. – Ты – бестолочь! Бесполезный предмет мебели!

– Вовсе нет, – возражал я, – я летать умею.

– Что ты заладил одно и то же?! Вот тоже выдумал глупость. Что ты хотя бы сказать этим хочешь?! Нет от тебя никакого проку!

– Как же нет, если я летать умею…

Со временем ей все же удалось убедить меня в том, что я неудачник. Лузер из лузеров. Эта мысль приходила ко мне постепенно, после каждого очередного скандала, я подолгу стоял на балконе, курил, смотрел на звезды и думал. С возрастом все меньше веришь в свою счастливую звезду, все чаще осознаешь, что многое ты уже не успеешь сделать. Вспоминая свою жизнь до болезни, я не мог припомнить, чтобы мне хотя бы раз по-настоящему повезло. Всякий раз, чтобы что-то получить, мне приходилось прилагать слишком много усилий. Ничто и никогда не давалось мне просто так, с бухты-барахты. Всю свою жизнь я карабкался на скалы, и неизменно срывался вниз, на острые камни.

– Прости меня, Инночка, – говорил я все чаще и чаще. С тех пор, как я осознал себя неудачником, извиняться перед ней вошло у меня в привычку.

Она воспринимала мои «прости» как должное. Но лицо ее в эти моменты кривилось от презрения ко мне. Она отворачивалась, не желая меня видеть. Молчала в ответ на мои слова, не желая со мной разговаривать. И все реже бывала дома, не желая даже чувствовать меня рядом.

А потом наступила осень, и она ушла. И еще много всего произошло, такого, о чем даже вспоминать не хочется.

Потом я заболел, и болезнь протекала мучительно. Дошло до того, что я уже не узнавал себя, глядя в зеркало, так измотала меня эта неожиданная и страшная хворь. Желтая кожа, растрескавшиеся губы, темные круги под глазами, тусклый взгляд человека, уставшего от всего на свете…

Она навестила меня только однажды. Во время очередного приступа в больнице я потерял сознание от боли. Я лежал и медленно приходил в себя, глядя в расплывающийся белый потолок. Ее красивое лицо вдруг вынырнуло из ниоткуда, и оказалось прямо передо мной. В первый момент я даже не понял, как такое произошло, откуда выплыло это удивительное видение, и едва не задохнулся от охватившего все мое существо счастья.

Случилось чудо. Инночка пришла меня навестить. Она принесла апельсины, салат в пластиковой коробочке, и какие-то китайские таблетки, которые, по ее мнению, должны были способствовать моему выздоровлению. Врач потом высыпал их в раковину, назвав отвратительной гадостью, которая мне противопоказана.

– Ты замечательно выглядишь, – пробормотал я, как только осознал, что мое волшебное видение чудесным образом материализовалось, обратившись в мою бывшую жену.

– Тебе только кажется, – ответила она, – я устаю, много работаю…

– Как с личным? – не удержался я от вопроса.

– А тебе не все равно, – огрызнулась она.

– Да, ты права, – я вздохнул, – теперь уже, наверное, все равно, – и прикрыл глаза. Страшная усталость навалилась, раздавила меня. Меня душили рыдания, но я не мог позволить себе плакать в ее присутствии, она и так считала меня слабаком и неудачником. – Знаешь, Инн, – сказал я, с трудом справившись с собой, – когда я умру, то обязательно прилечу за тобой.

– Опять ты говоришь глупости, – она вздохнула, – мне не нравятся твои глупые фантазии.

– Думаешь, мертвые могут летать? – спросил я.

– Ты не умрешь, – ответила она, – я говорила с врачом. И он сказал…

– Если бы ты только знала, как я люблю тебя, – выдохнул я. – Я обязательно прилечу за тобой, когда умру. Вот увидишь.

– Ну, все, мне пора, – она встала. На ее лице читалось неудовольствие. Моя бывшая супруга явно жалела, что пришла меня навестить. Мне хотелось броситься к ней, обнять, заставить остаться, но я ничего не мог поделать, просто лежал и смотрел на нее.

– Выздоравливай, – сказала Инна, повернулась и ушла. Больше я ее не видел.

Дверь открылась. В палату вошел молодой доктор, тот, что поддерживал меня под локоть. В руке у него был медицинский пластиковый чемоданчик с красным крестом на крышке.

– Давайте-ка сделаем вам укольчик, – сказал он.

– Давайте, – согласился я, – если это поможет…

– Еще как поможет, еще как…

Он положил чемоданчик на стол и распечатал его.

– Послушайте, – обратился я к нему, – я не совсем понимаю. Эта палата похожа на гостиничный номер. Я не заметил таблички у входа. Это вообще больница?

– Научный центр, – ответил он, вскрывая ампулу, – могу вас заверить, что вам очень повезло. Здесь у нас стационар. Тут мы проводим лечение…

– И пишите диссертации, – я кивнул с самым кислым видом.

– Напрасно вы так, – заметил доктор, – наши методы лечения – самые прогрессивные в мире. Вам очень повезло, что вы у нас оказались.

– Поживем – увидим, – ответил я. – Только хотелось бы пожить подольше.

– Еще как поживем, – заверил меня доктор. – И хорошо поживем. Ложитесь…

Укол оказался весьма болезненным.

– Ну вот, – сказал доктор, – скоро должно наступить облегчение. Полежите пока. Если что-нибудь понадобится – жмите на кнопку. Она расположена с правой стороны от кровати. И к вам придет дежурный врач.

– Хорошо, – ответил я, и тут к своему удивлению ощутил, что боль уходит из правого бока. Неужели укол помог?! Так скоро?!

– В чем дело? – спросил доктор, заметив, что я чем-то озабочен.

– Мне кажется, что болит уже меньше, – ответил я. – Такое может быть?

– Ну, процесс восстановления пока начаться не мог… – доктор помолчал, размышляя… – скорее всего, дело в блокировке некоторых болевых центров. В общем, вы можете быть уверены, что с вами все будет в порядке. Скоро боль совсем уляжется. Кстати, ходить вам не стоит. Лучше лежите. Кормить вас будут здесь. Обед доставят через пару часов. А пока отдыхайте, набирайтесь сил.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Антон.

– Спасибо вам, Антон, – сердечно поблагодарил я его.

– Не за что, это мой долг, – доктор ободряюще мне улыбнулся и повернулся к двери. Некоторое время он стоял ко мне спиной, словно раздумывал о чем-то, я заметил, что рука, сжимавшая чемоданчик, немного дрожит. Он обернулся ко мне, пожевал губами, явно собираясь что-то сказать, но так и не решился, и вышел.

«Приятный человек, – подумал я, – только немного странный».

Вскоре боль в боку и в самом деле совсем оставила меня, и я заснул.

Разбудил меня звук открывающейся двери. В палату вошла девушка. Она несла поднос с едой. Поставив его на стол, она повернулась ко мне.

– Вы можете есть, – сказала она. Вид у нее при этом был весьма отстраненный. Такой, словно мысленно она находилась где-то далеко отсюда.

– Спасибо.

Не сказав ни слова в ответ, она развернулась и вышла. Я решил, что у девушки, наверное, какие-нибудь проблемы, и пожалел ее. Жалко, она не захотела со мной поговорить. Может, я бы смог чем-нибудь ей помочь. Или просто утешить добрым словом.

Я тронул бок и понял, что печень совсем меня не беспокоит. Да и чувствовал я себя просто превосходно, так словно я помолодел лет на десять. Доктора в этом научном центре творили чудеса.

Я сел за стол и принялся за еду. Грибной суп на первое. Отварной язык и пюре на второе. А еще салат из огурцов и помидоров. И ванильный пудинг на десерт. Кормили замечательно.

После еды я по обыкновению лежал, отдыхая, но сейчас мне хотелось двигаться. Я встал и прошелся по комнате. Открыл форточку, впуская свежий воздух.

Затем подошел к зеркалу и занялся исследованием правого бока. Я щупал его, мял пальцами. Обычно он отзывался болью в ответ на любое прикосновение, но сейчас ничего подобного не происходило. Мне показалось, что печень на ощупь чересчур твердая, словно в правом боку у меня булыжник. Но, поразмыслив, я решил не придавать значения своим ощущениям. Врачам виднее. Раз уж они взялись за лечение, значит все так и должно быть.

Походив по комнате, я выбрался в коридор.

Впервые за несколько лет у меня возникла мысль, что, возможно, жизнь еще не кончена, а значит рановато мне ставить на себе крест. Я почувствовал необыкновенную благодарность к врачам, которые умеют творить чудеса.

В коридоре никого не было. Не оказалось никого и в обширном холле. Кругом царила тишина и запустение. Даже лампы не горели. Сквозь стеклянные витражи проникали солнечные лучи и лежали на сером мраморе светлыми квадратами. Будка администратора выглядела давно покинутой. Я приблизился и провел ладонью по дереву. На толстом слое пыли остался хорошо различимый след. Мне вдруг стало не по себе. Было во всем происходящем что-то ненормальное, словно привычная реальность вдруг раскололась надвое, и я остался совсем один в каком-то потустороннем мире, в то время как все остальные люди продолжали существовать в истинной действительности. Я был совсем один посреди огромного, покинутого всеми живыми существами здания. Я стоял перед заброшенной будкой администратора и дрожал от страха. Мое сердце глухо колотилось о грудную клетку. На лбу выступил пот.

Быстрым шагом я вернулся в свою палату и нажал на кнопку вызова. Сначала ничего не происходило, потом в коридоре послышались шаги, и в палату вошел пожилой доктор. Я ожидал Антона и визит этого нового человека стал для меня неожиданностью. К тому же, на лице у доктора было написано неудовольствие, словно я оторвал его от какого-то чрезвычайно важного дела.

– Что случилось? – спросил он строго.

– Я… я просто испугался, – смутился я, – я вышел в холл, а там никого нет…

– Лучше вам пока не покидать палату, – заметил доктор, сверля меня сердитым взглядом, – всякое может случиться.

– А где все? То есть я хочу сказать, там так пусто…

– А вам нужно шумное общество?!

– Нет, но…

– По-моему, для бурного общения нет никаких предпосылок. Вы не находите?

– Да какое бурное общение?! – удивился я. – Простите, не знаю вашего имени…

– Профессор Стукалов. Леонид Леонидович.

– Рад знакомству, – я протянул руку, которую доктор после короткой паузы пожал.

– Ложитесь, отдохните, – скомандовал профессор, – вполне допускаю, что у вас могут возникать сейчас довольно странные ощущения. Я бы посоветовал вам не придавать значения подобным мелочам. Лечение, которые мы проводим, крайне действенное, но оно сопряжено с некоторыми побочными эффектами. Вы должны вести себя спокойно при их возникновении. Вы меня поняли?

– Понял, – кивнул я. Ради выздоровления я готов был даже лежать, не вставая, если потребуется. Раз уж их современная метода оказывается такой действенной, что я уже не чувствую боли в боку, я сделаю все от меня зависящее, чтобы лечение прошло гладко. – Обещаю, вести себя хорошо.

– Отлично, – кивнул профессор, – я буду наблюдать за вами.

Он мельком глянул на массивное зеркало, и у меня впервые возникла мысль, что возможно, это двустороннее стекло, за которым находится комната для наблюдений. Что ж, если такой контроль за моими действиями, является необходимостью, я тоже не стану возражать, лишь бы только это современное лечение помогло мне.

Больные обычно цепляются за любую соломинку, лишь бы только выкарабкаться из своей болезни, продлить себе жизнь. Пусть на короткий срок. Они даже обращаются к шарлатанам, колдунам и целителям, в надежде, что их недуг сможет победить нетрадиционная медицина, если не может справиться традиционная. Итог, как правило, всегда один. Всех прибирает к рукам безжалостная смерть.

После ухода профессора, я некоторое время пытался заснуть, но так и не смог. В голову лезли самые разные мысли. Я представлял, как выздоровею, приду к Инне и попытаюсь убедить ее начать все сначала. Ради того, чтобы быть с ней, я брошу писать книги, найду такую работу, которая устроит ее и позволит ей меня уважать. Я стану совсем другим человек. Я буду жить не только с ней, но и для нее.

Я разволновался, поднялся с кровати и заходил по комнате. Я заразился неуемной активностью, чего со мной не случалось уже несколько лет.

«Модификация органов слуха произведена!». Громоподобный рев грянул прямо у меня в голове. От неожиданности я взмахнул руками и рухнул на колени. Некоторое время я стоял так, не двигаясь, пораженный происшедшим до глубины души. Потом растянулся на полу, прислушиваясь к тому, что творится внутри моей черепной коробки. Рев, к счастью, не повторился.

Что это было?! Я приложил ладони к ушам, отнял их. И внезапно понял, что с моим восприятием действительности случилось нечто странно. Оно определенно изменилось. Во всяком случае, мир я теперь воспринимал иначе, чем раньше. Я слышал, как я дышу, как в звенящей тишине действительность разлагается на множество звуковых составляющих. Никакой какофонии звуков, какая обычно сопровождает нашу жизнь, четкая упорядоченность аудиоряда – я мог вычленить из него любую составляющую звукового спектра. Вот в отдалении кричит птица, вот шумят водопроводные трубы, а вот какие-то люди идут по коридору. Причем, идут довольно странно. Два шажка. Остановка. Два шажка. Остановка.

Хотя профессор Стукалов не велел мне выходить в коридор, я решил посмотреть, кто это там шагает. Распахнул дверь и буквально задохнулся от ужаса.

В коридоре стояли пять мертвецов. Все в такой же пижаме, как у меня. У них были иссиня-черные лица, слипшиеся веки, и скалящиеся в улыбках приоткрытые рты. Они стояли друг за другом на расстоянии метра. И шагали синхронно. Два шажка. Остановка. Два шажка. Остановка.

Я в ужасе отпрыгнул в комнату. Меня охватил такой ужас, что я даже кричать не мог. Мертвецы резко, как по команде, повернули головы в мою сторону. Их улыбающиеся рты, казалось, смотрели на меня. Я даже почувствовал исходящий из этих ртов отвратительный запах – тошнотворный запах тления. Так пахнет гниющая палая листва, темно-коричневым ковром укрывающая сырую землю осенью.

Из моего горла вырвался крик, я захлопнул дверь и припал к ней всем телом, стараясь унять дрожь. Я слышал, как по окну, перебирая лапками, ползет паук, как где-то в дальних комнатах открыли кран, и как бьет крыльями птица, пролетая мимо научного центра. До меня долетали хлопки и свистящий звук ее дыхания. И еще я слышал, как идут мертвецы по больничному коридору. Шажок, еще шажок. Остановка.

Я кинулся к кнопке и нажал ее.

На этот раз пришел Антон.

– Что происходит? – спросил я.

– А в чем дело?

– Что со мной происходит? Я слышу какой-то рев в голове. И еще я видел… там… там… – Я решил, что мертвецы – это уже слишком и, услышав от меня такое, доктор, пожалуй, решит, что я свихнулся.

– Рев? – в его голосе прозвучало такое неподдельное удивление, что я растерялся.

– Что тут происходит?! – глухо спросил я. – У меня был профессор. Он говорил что-то, что я не слишком понял. Я хочу знать, какому именно лечению меня подвергают…

– Ну, хорошо, – проговорил он и замолчал, не зная, с чего начать, – м-м-м, это, собственно, не совсем Научный центр, это, так скажем, экспериментальный театр. Мы используем для лечения больных самую современную методику. Мы – нанотехнологи.

– Та-а-ак, – выдавил я, – значит, вы сделали из меня подопытного кролика.

– Ну, зачем вы так, – доктор покачал головой, – эксперименты мы проводим уже очень давно. Вы хотя бы представляете, какие перед человечеством откроются перспективы, если нам удастся освоить нанотехнологии в медицине. Ведь…

– Меня не интересуют эти перспективы, – перебил я его, – я подаю на вас в суд. Вы подвергли опасности мою жизнь.

– Зря вы так, – обиделся Антон, – мы ведь вас почти вылечили уже, между прочим. Печень не болит?

– Не болит, только мне почему-то кажется, что в правом боку у меня камень. И еще эти звуки вокруг… И видения. Галлюцинации. Что-то мне не нравится такая методика лечения.

– Галлюцинации? – удивился доктор. – Странно. Весьма странно. Если вас это успокоит, подопытные животные после эксперимента вели себя нормально, и даже проявляли признаки повышенной активности и сообразительности.

– Я не хочу проявлять признаки повышенной активности и сообразительности! – взорвался я. – Я просто хочу, чтобы ко мне относились, как к человеку! Вы спросили меня, хочу ли я подвергнуться такому лечению или нет?! Вас интересовало мое мнение?!

– Спокойнее, – попросил Антон, – в вашем случае вам не помог бы ни один традиционный врач. У вас был рак в последней стадии. Потому скорая вас и привезла к нам.

– Ерунда, – буркнул я, – откуда вы знаете, что у меня рак в последней степени? Вы же даже не проводили никаких анализов.

– Все анализы давно проведены во время вашего пребывания в городской больнице, – ответил Антон, – мы только ждали, когда у вас наступит очередной приступ, чтобы доставить вас к нам.

– Вы ставите надо мной эксперимент, как над подопытным кроликом, а теперь пытаетесь оправдаться, – упрямо заявил я, – я подаю на вас в суд.

– Вы не правы, – скорбно сказал Антон, – вы к нам несправедливы… Вам ведь все равно уже…

Лицо доктора вдруг придвинулось ко мне, и я разглядел его черепную коробку, а в ней полушария мозга, оплетенные сетью кровеносных сосудов. Глазные яблоки, похожие на пару шариков для пинг-понга, сидели в черепе. От них тянулись пучки нервных волокон.

– О, господи! – выкрикнул я и отшатнулся от кошмарного монстра.

– В чем дело?! – спросил доктор настороженно.

– Я вижу ваши мозги. Кажется, мне в голову вживили ренгеновский аппарат.

– Модификация зрительных анализаторов завершена! – возвестил громоподобный голос у меня в голове. На этот раз я отнесся к его присутствию гораздо спокойнее.

– Скажите, доктор, – проговорил я, стараясь не смотреть на Антона, – в своей работе мне приходится изучать много научной литературы. Я кое-что читал о нанотехнологиях. Вы хотите сказать, что засунули в меня микророботов.

– Медицинских наноботов, – подтвердил он, – самое современное решение. Наноботы – саморазвивающийся высокотехнологический комплекс, произведенный у нас в России в секретной военной лаборатории.

– Сдается мне, они воспринимают мое тело, как опытный полигон, – с самым несчастным видом проговорил я, – и достраивают его по своему вкусу.

– Это невозможно, – улыбнулся Антон (за эту улыбку мне захотелось его придушить), – ваши наноботы настроены только на восстановление клеток печени.

– Черт побери, – заорал я, – скоро я сам стану одной большой печенью! Надо же что-то делать! У меня в глазах теперь ренгеновский аппарат, а слух такой, что я могу различить, как по стене ползет паук.

– Но это же неплохо, – заметил Антон.

– По-вашему это неплохо?! – выкрикнул я. – А как насчет пятерки мертвецов в таких же пижамах, как у меня. Я и сейчас слышу, как они ходят по коридору. – Я поднял вверх указательный палец. – Вот. Шажок. Еще шажок. Остановились.

Доктор заметно побледнел.

– Не понимаю о чем вы, – проговорил он, – но обещаю сделать все, чтобы вам помочь.

– Вот-вот, сделайте все, – сказал я, – или я уезжаю прямо сейчас и обращаюсь в правоохранительные органы. Куда, кстати, вы дели мою одежду?

– Не волнуйтесь так, – посоветовал Антон, – все будет в порядке. Ваша одежда в прачечной. Мы вернем ее по первому вашему требованию. Полагаю, эти эффекты временны. Очень скоро все придет в норму. А сейчас попробуйте поспать.

– Хорошо, – пообещал я, будучи уверен, что уснуть не смогу. Если ты слышишь, как бьет крыльями птица за окном, ползет по стене паук, и шагают мертвецы в коридоре, вряд ли тебе удастся забыться успокоительным сном.

Доктор ушел. Я лежал под одеялом, прислушиваясь к своему телу. Мне было очень и очень страшно. Кто-то прошел по коридору, приблизился к двери моей палаты и несколько раз повернул ключ в замке. Он ушел, все стихло. Меня заперли. Я прорычал ругательство. Вскочил с кровати, подбежал к двери и ударил в нее кулаком в знак протеста. Потом нажал на кнопку. На этот раз никто не откликнулся на мой зов. Я давил кнопку снова и снова, но доктора – экспериментаторы меня игнорировали. Вспышку гнева и угрозу обратиться в суд они восприняли по-своему, решив изолировать меня от внешнего мира.

Я пару минут понаблюдал за ползущим по стене пауком, и почему-то подумал, что неплохо бы и мне овладеть умением перемещаться по вертикальной плоскости. Движимый внутренним импульсом, я приложил руки к стене, и вдруг ощутил, что с пальцами что-то происходит, суставы уплотнились, стали плоскими и прилипли к гладкой поверхности. Я не на шутку испугался, отдернул руку и с ужасом поглядел на тыльную сторону ладони. Рука менялась на глазах. Пара крупных присосок втянулась в пальцы, кожный покров разгладился, и ладонь приобрела привычные очертания.

Через некоторое время я повторил эксперимент. Поползал по стенам и потолку, спустился на пол.

Следующим моим шагом была попытка стать абсолютно невидимым, но все чего я добился – полупрозрачность кожного покрова и тканей. К тому же хрящевая ткань, которой в теле было великое множество, оставалась беловато-розовой. Выглядел я после этого эксперимента кошмарнее некуда. Поэтому я усилием воли вернул себе привычный облик.

Я попытался менять по своему усмотрению очертания тела и весьма преуспел в этом начинании. Наноботы из секретной лаборатории являлись настоящий находкой для всякого, кто хотел бы почувствовать себя сверхчеловеком. Должно быть, произошла нелепая ошибка, и вместо целебных наноботов для печени меня накачали наноботами, разработанными для военных нужд.

Я разбил дверь в щепки массивными кулаками, похожими на пару кувалд, и выбрался в коридор. Мертвецы стояли, не двигаясь. Я прошел мимо них и принялся блуждать по пустынному научному центру в поисках своей одежды. Ни на одном из этажей я не встретил ни одного человека.

Я взломал дверь, ведущую в комнату наблюдения. Зеркало, и правда, оказалось двусторонним. В комнате обнаружилась девушка, приносившая мне еду. Мое появление она восприняла апатично. Попросту говоря, никак не отреагировала на то, что узник выбрался из запертой комнаты. Хотя она и так могла видеть через зеркало, как я ползаю по стенам и ломаю дверь. Приглядевшись, я понял, что она чем-то напоминает мою мать, которая умерла почти пятнадцать лет назад, оставив меня совсем одного в этом страшном мире.

Доктор, разумеется, меня обманул: моя одежда вовсе не была сдана в прачечную, а обнаружилась в стенном шкафу. Я торопливо переоделся, не обращая внимания на присутствие странной девицы.

Затем прошел по коридору и через пустынный холл, вышел на улицу. Вдохнул свежий воздух, развел руки в стороны и начал медленно возноситься. Поднявшись над деревьями, я полетел к городу. Сначала я двигался весьма неуверенно, опасаясь, что что-то может не сработать, и я упаду, но потом я набрал хорошую скорость и даже освоил несколько фигур высшего пилотажа. Ветер трепал мои волосы, овевал лицо. Чувство полета показалось мне чертовски приятным.

Поиски нужного дома заняли у меня совсем немного времени. Я бывал здесь пару раз еще до того, как мы поженились. Инна жила тогда с мамой. Заглянув в несколько окон, я, наконец, обнаружил нужное. Четырнадцатый этаж. Она, конечно, не ожидает моего появления.

Я покружил перед окнами, заложил напоследок красивый вираж и приземлился на подоконник. Плоские пальцы прилипли к стеклу. Сквозь щель в занавесках я видел Инну. Моя бывшая жена сидела перед телевизором и держала в руках пакет с чипсами. Рядом с ней развалился на диване какой-то мужик в синих тренировочных и футболке.

Я деликатно постучал…

Инна завизжала, как безумная, на одной ноте. Потом, прикрыв ладошкой перекошенный в крике рот, осела на пол. Мужик безостановочно тыкал в меня толстым, как сарделька, пальцем, и весь побелел от ужаса.

А я топтался на узком подоконнике, крайне недовольный произведенным эффектом. Я хотел сказать Инне, что прилетел за ней, как и обещал, но что-то непоправимо изменилось для меня в окружающей действительности. Да и сам я тоже изменился. Я перестал быть неудачником. И даже более того. Я стал главным счастливцем на свете. Ведь мне так необыкновенно, так сказочно, повезло.

Я захохотал от накатившего на меня счастья, отправив этим безумным смехом мужика в глубокий обморок, и спорхнул с подоконника в ночь.

– Я умею летать, – прокричал я, нарезая круги над сонным кварталом…

– И этот тоже умер. Шестой уже. Не хочу больше в этом участвовать, – сказал Антон, – по-моему, надо закрывать программу.

– Мы слишком далеко зашли, чтобы ее закрывать, коллега! – в голосе профессора Стукалова зазвучали металлические нотки. Он всегда выходил из себя, когда кто-то подвергал сомнению его идеи или пытался обвинить его в бесчеловечности.

– По крайней мере, он умер счастливым, – Антон вздохнул и провел по лицу умершего, закрывая ему глаза. – Никогда не забуду этого смеха и того, как он кричал: «Я умею летать… Я умею летать…».

– Они все умирают счастливыми… Относитесь к происходящему легче, Антон, – посоветовал профессор, – ведь все мы рано или поздно отправимся на тот свет. Он, по крайней мере, послужил науке.

– Не понимаю, – выдохнул Антон, – почему любая анатомическая перестройка на молекулярном уровне вызывает столь сильный галлюциногенный токсикоз. Необъяснимая загадка…

– Необъяснимая загадка? – переспросил профессор и нахмурился: – Как бы не так! Я докопаюсь до истины. Непременно докопаюсь.

Ничего не видно. Если бы только можно было разлепить веки. И куда-то зовет голос. Куда-то нужно идти. Шажок, еще шажок. Остановка…