Текст книги "Выход силой"

– К людям, – подтвердил проводник. – Почти что к людям. На Черкизон.

Что за название, думал Князев. Была ли такая станция в метро? Антон бы ему сказал, будь он рядом. Антон все станции знал наизусть, карту мог по памяти нарисовать…

– Тебе понравится, – заверил его спутник. – Люди. Если они тебя не убьют и не съедят, будешь с ними жить. Привыкнешь. А не понравится – пойдешь дальше. Можешь до самой Ганзы дойти. Поселишься на любой станции. Станций много, людей много… Выберешь.

Князев смотрел на розовую маску молча, с непониманием.

– Ганза?..

– Кольцевая линия.

– Кольцевая? Там разве есть живые? Люди?

– О да. Очень даже живые, – ответил его проводник. – Чересчур даже, на мой вкус.

Все-таки есть! У Игоря все внутри пело.

– Но нам рассказывали, – осторожно, боясь верить чужому созданию, случайному спутнику, произнес Князев. – Нам рассказывали, что там ничего. Что там все мертво. Пустошь. Может, дескать, на одной станции что-то есть… На Измайловской.

– Врали, – коротко сказал Охотник. – Все врали. А как объясняли?

– Взрывы… Ядерные… Воздух через вентиляционные шахты высосало. Все погибли.

Проводник с минуту молча глядел на Игоря, а потом хлопнул себя по бокам.

– Люди так делают. Чтобы другими людьми управлять. Заставляют верить, что никакого другого мира, кроме того, где они правят, нет. Метро строили как бомбоубежище. Противоатомное. Все рассчитали. Вас обманывают. Думаю, ваши же начальники. Начальники врут больше врагов. Им привычнее и проще врать.

Князев молчал, только хватал воздух ртом.

– Вот патроны у тебя откуда? – из-под резиновой розовой маски сверлили Игоря два желтых сатанинских глаза.

Искушает.

– На Первомайской производят, – сказал Игорь не вполне уверенно: он и сам себя спрашивал частенько, где же именно на Первомайской может располагаться тот самый секретный патронный завод, о котором говорил Балагур.

– Нет, – возразил Охотник. – Это патроны с Кузнецкого Моста. Там и клеймо есть. «КМ».

– Это «Калашников модернизированный», – барахтался Князев.

– Можно по-разному расшифровывать, – согласился Охотник, и голос его издевательски звякнул. – Хоть со своей фамилией попробуй. «Князев – …», – он сделал вид, что задумался.

– А как они к нам на Первомайскую попадают? – Князев не желал экспериментировать со своей фамилией. – Патроны?

– Торгуете, наверное. У вас что-нибудь производят? Или, может, по поверхности лазаете, сталкерствуете? Собираете, что там от настоящего старого человечества в наследство осталось?

– Лазаем, – признал Князев. – Собираем. Но большую часть выбрасываем, потому что непригодно к употреблению. Остальное – между гражданами. Согласно заслугам и статусу, – язык сам чеканил заученные слова Конституции Первомайской республики.

– Не думаю, – ответил проводник. – Опять врут. Должны же они что-то на патроны выменивать. Получается так: вам говорят, что все на выброс, а сами караваны в большое метро отправляют. Так логично. Так человеку свойственно поступать с другими людьми.

– Но консервы, техника… Их уничтожают, чтобы никого не заразить!

– Да, правильно, – довольно согласился проводник. – Так хорошо врать, убедительно. Вопросов не остается, куда что делось. Вы, люди, будете друг друга до самой смерти пользовать. Поэтому все же вымрете. Мне жаль будет. Не у кого будет дальше учиться, – его пискляво-хриплый кукольный голос звучал холодно.

– Что же это… – обалдело спрашивал сам себя Игорь. – Это что же… Всем врали?

– Говорю, ничего особенного. На других станциях тоже врут. И раньше, наверное, тоже врали. Если правду говорить, вами управлять не получится. Не переживай. Мы пришли!

Охотник выскользнул из неприметной щели, загороженной с другой стороны каким-то проржавевшим до дыр листом металла, огляделся и поманил Игоря.

– Вылезай скорей!

Он подождал, пока Князев неуклюже, цепляясь амуницией и эфесом шпаги, выберется наружу, и рачительно прикрыл ход жестью.

– Чтобы не шастали тут всякие, – пояснил он, набрасывая ногой мусор на «дверь». – А то повадятся лазать, замучаешься с ними.

Они находились в тесном промежутке между рифлеными железными стенами, окрашенными в разные цвета: левая была темно-синей, а правая, будто для контраста – кроваво-красной. Было очень грязно, воняло прелой мочой и вообще всем подряд. Из слабо освещенного просвета впереди доносился нестройный хор голосов и музыка.

– Добро пожаловать, – проговорил Охотник.

– А что здесь такое? – Игорь был смущен непривычной какофонией, резавшей слух: дома, на Первомайской было не в пример тише. – Праздник какой-то, что ли?

– Здесь каждый день – праздник. Не для всех, конечно. Это Новый Вавилон.

– Ты же говорил – Черкизон.

– Черкизон. Вавилон. Вечный город. Неуничтожимый. Говорят, еще до Катастрофы пытались его стереть с лица земли – впустую. Черкизон как опухоль. Сколько ни режь, только сильнее растет. Под землю закопался, в подвалы, в метро, и жив-здоров. Конец Света пережил. Нас с тобой переживет.

– А что тут? – обалдело оглядываясь вокруг, спросил Князев.

– Этот муравейник, – проводник кивнул в сторону выхода. – Один огромный базар. Купить и продать можно все. И себя самого.

– Как это? – недоуменно покосился на него Игорь.

– Здесь самый большой вербовочный пункт во всем метро. Наняться можно куда угодно. Если что-нибудь умеешь, конечно. Хоть разнорабочим в Ганзу, хоть наемным солдатом в какую-нибудь ватагу. Если есть наклонности, – Охотник сощурился под кукольной маской, – и проституткой.

– Это же женщины! – отмахнулся Князев.

– Не только, – равнодушно ответил проводник. – Это все, кого заказывают.

Игорь зло махнул на него рукой. Во рту пересохло.

– Я не предлагаю, – спокойно отозвался Охотник. – Сам решишь, что тебе делать, кому себя продать, и по какой цене. Так нормально. Люди себя всегда продают и покупают. Вопрос только в цене. Проси больше. Где твои документы?

– Что? – опешил Князев.

Удостоверений личности в Первомайской республике не было. Да и зачем они нужны на острове посреди необитаемого океана, когда всех сограждан и без бумажки знаешь в лицо.

– Без документов в метро нельзя. У каждой станции свой патруль, всем нужны документы. Хорошо, если просто взятку примут. Но могут убить за то, что бумажки нет. Люди так делают.

– И что мне?..

– На Черкизоне паспорт не нужен. На Черкизоне нужны оружие и деньги. Наглость нужна тут. Мозги. Тот, кто не может за себя постоять, тут дня не протянет.

– Я могу, – Игорь рефлекторно схватил рукоять шпаги.

– Но если дальше пойдешь, – предупредил его проводник, – без паспорта никуда. Нужно обязательно, чтобы было лицо на картинке, и чтобы на твое лицо было похоже.

– Как же ты тогда… – Игорь поперхнулся, сбился, но все же закончил. – Как же ты тогда без лица живешь?

– У меня есть свое лицо, – создание перешло на недоброе шипение. – Но я ношу поверх него то, которого люди не испугаются. Люди убивают непохожих быстрее, чем те успевают объяснить, что не собирались воевать. Люди так делают.

– Извини, я…

– Здесь есть места, где делают поддельные документы, – проводник перескочил на другую тему. Но в Ганзу с таким нельзя.

– А с оружием разве тут можно ходить? У нас вот…

– Можно. Необходимо. Здесь закон туннелей. Стреляй первым, иначе умрешь. Заряди свое оружие. Патроны – деньги.

– Знаю, – кивнул Игорь. – У нас тоже так.

Патроны ценились и у них в Первомайской республике. Только хождение их было категорически запрещено, как и «нелегальное обращение холодного и огнестрельного оружия». Но черный рынок такие запреты никогда не смущали: патроны продавались и обменивались на самые разные товары. В том числе и на патроны другого калибра и к другим видам оружия.

– Я выполнил свою работу, – проводник нацелился на Князева вертикальными зрачками. – Заплати мне.

– Я думал, ты по дружбе, – кисло улыбнулся Игорь.

– У меня с людьми дружбы быть не может, – равнодушно произнесло существо. – Только сделки.

– Сколько?

– Сорок.

Торговаться Игорь не стал. Надо уметь быть благодарным. В конце концов, для его проводника было бы куда проще проткнуть обессиленному солдату горло там, на Партизанской, и обобрать тело. Были у него какие-то свои принципы. И если перед Князевым стоял не человек, то и не зверь, точно. Желтые глаза горели ровным огнем. Розовая кукольная маска улыбалась приторно. Черт знает, что у него на уме.

Странно, конечно, но это невозможное создание было для него сейчас самым близким существом. Лариска и Антон, казалось, остались в каком-то другом мире. Да так оно, в общем, и было.

– Спасибо, – Игорь протянул проводнику руку. – Спасибо за помощь.

– Знаешь, – произнес вдруг Охотник. – Некоторое время назад тут проводили человека… Чем-то похожего на тебя.

– Куда его вели? – вскинулся Игорь.

– На Черкизон, – Охотник сделал шаг назад и растворился в толчее.

***

Сказать, что Черкизон ошеломил непривычного к таким местам паренька, значило не сказать ничего. Черкизон просто убил его. Растоптал. По меньшей мере, три чувства из пяти сразу же были травмированы: слух, зрение и обоняние. Осязанию и вкусу пока повезло, но чувствовалось – временно…

Столько народа в одном месте он не видел никогда в жизни. Сотни людей стояли, разглядывая товары, выставленные на прилавках, прогуливались, спешили куда-то… Но больше всего потрясала сама торговая улица – узкий проход, стиснутый с двух сторон громоздящимися один на другой магазинчиками, лавками, киосками. Задрав голову, Игорь насчитал пять ярусов, верхний из которых терялся в сгущающейся вверху дымке. Респектабельнее всех были те, что располагались на первых двух «этажах»: там был хотя бы намек на надежность, устойчивость.

Начиная с третьего лавки держались уже, что говорится на честном слове: опасно нависали над улицей, грозя рухнуть на головы прохожим, но и они еще не были венцом ненадежности. Палатки на пятом уровне заметно покачивались, если сидящие в них продавцы делали хотя бы движение. Да и материал, из которого они были сооружены оставлял желать лучшего – жесть, фанера, даже картон с выцветшими надписями на непонятном языке. Да что там картон! Некоторые были палатками в прямом смысле этого слова – кусками ткани, натянутыми на хлипкий каркас.

Но покупателей все это мало смущало: масса народу толпилась не только на земле, но и на опоясывающих ларьки шатких помостах, прогибающихся под их тяжестью, шатающихся, но, тем не менее, выдерживающих солидный груз.

«Вот уж точно не полез бы туда… – Князев засмотрелся на женщин, балансирующих, держась за хлипкие поручни на огромной высоте и яростно спорящих с невидимым снизу продавцом.

Тут же, рядом с развалами всяческого барахла, развешанной на шестах одеждой и коврами, пирамидами посуды и всякого скобяного товара, курились мангалы, на которых исходило ароматным дымком жареное мясо, сидели, притулившись на табуретах, ящиках, а то и просто на земле люди, закусывающие чем бог послал.

Запахи съестного заставили путешественника сглотнуть слюну: за все время пути он отважился съесть лишь чуть-чуть сушеных фруктов из запасов Охотника.

«Сперва дело, – он решительно отвернулся от шашлыка, который, улыбаясь лоснящимся от жира ртом, протягивал ему на шампуре мордатый повар. – Хожу тут безоружным… А останется что – и поем, и все такое…»

Да и далеко не все было так уж аппетитно: возле одной из закусочных, в огромном грязном аквариуме, за мутным исцарапанным стеклом сновали и карабкались друг на друга, сражаясь за жизненное пространство, жирные крысы. Повинуясь указующим жестам заказчиков, повар ловко выхватывал из пищащего клубка сачком на длинном черенке приглянувшуюся тем животинку и… Парень не считал себя особенно чувствительным, но смотреть на такое зверство было выше его сил. Он решил, что близ этой живодерни есть ничего не станет.

– Покупай, служивый! Задешево отдам! Век будет носиться и не сносится! – тут же вцепился Игорю в рукав какой-то тощий мужичонка в дикой раскраски балахоне – красно-зеленом.

Хорошо еще, что было его одеяние неимоверно грязным, и это чуть-чуть сглаживало пестроту, от которой рябило в глазах.

– Моя покупай началник! – отпихивал коричневыми сухими ладошками «разноцветного» тощий смуглокожий брюнет. – У него товар плох! Мой хорош!

Оба тыкали чуть ли не в лицо Игорю одинаковыми, на первый взгляд, свертками какого-то тряпья. А со всех сторон на свежего покупателя уже сбегались новые и новые торговцы.

– Да не нужны мне ваши тряпки! – стряхнул, наконец, липкие руки торгашей старшина. – Где тут ствол можно купить?

– Правильно, – услышал он за спиной. – Нечего тут, среди этого отребья делать молодому господину.

Князев резко обернулся и увидел опрятно одетого старичка. На носу незнакомца сияли очки в тоненькой золотой, наверное, оправе. Старик приветливо улыбнулся, встретив его взгляд.

– Пожалуйте за мной, сударь, – склонил он голову. – Тут недалеко.

И вся горластая толпа как по мановению руки расступилась перед ним.

По узкому проходу, почти такому же, как тот, через который он появился в этом Вавилоне, провожатый провел Игоря на соседнюю улицу – пошире, посветлее и заметно респектабельнее, чем предыдущая. Хотя, справедливости ради надо заметить – не намного. Те же толпы народу, те же громоздящиеся одно на другое строения, разве что не настолько покосившиеся и всего в три этажа, абсолютно тот же шум и запах…

– Не понимаю, молодой человек, – старичок брезгливо обогнул человека лежащего у самого «переулка» навзничь в позе убитого шальным выстрелом, но, судя по довольной улыбке на лице – живого и весьма довольного жизнью. – Что вы нашли в этой клоаке? – он указал через плечо большим пальцем. – Все приличные заведения здесь. Там вы купите лишь гниль, заваль и подделку. Настоящее – только тут. Насколько я понимаю, вас интересует оружие. Что именно?

– Патроны, – коротко ответил Игорь.

Почему-то, несмотря на всю свою вежливость, провожатый ему совсем не нравился. Какой-то ненастоящий он весь был, фальшивый.

– О-о-о! Я знаю место, где отличный выбор патронов. Я вас туда отведу, если не возражаете – это недалеко.

Он улыбнулся и пошел вперед, иногда оглядываясь на насупленного Игоря, которому ничего не оставалось, как ступать следом – сориентироваться здесь, в подлинном Вавилоне подземного мира, без привычки, похоже, было невозможно. Да и неуютно чувствовал себя он безоружным в чужом для себя месте. Почти безоружным. Вроде бы и не твари вокруг – обычные люди, но все равно спокойнее будет лишь с пальцем на спусковом крючке.

Вот уж, недаром говорят: помяни черта, а он – тут, как тут.

Проходя мимо редкой толпы, рассматривающей что-то возле стены одного из магазинчиков, он бросил туда случайный взгляд и вздрогнул. В сваренной из толстой арматуры клетке бесновалось существо из кошмарного сна – голая белесая и морщинистая кожа, огромная голова, состоящая, кажется, из одной пасти полной острейших клыков, длинные жилистые лапы, заканчивающиеся почти человеческими кистями… Автомат сам собой прыгнул в руки, но старичок был тут, как тут:

– Вы что, с ума сошли? – повис он всем телом на руках Игоря. – Законного зрелища хотите обывателя лишить? Это здесь не приветствуется.

– Это же мутант!

– Ну и что, что мутант? Умертвят его, умертвят, не волнуйтесь. Только в свое время и не так просто, как вы хотите. Если не торопитесь – можно поглядеть.

Вряд ли куда-то мог торопиться человек, который не знал, куда шел…

А толпа заволновалась, и начала быстро увеличиваться – видимо, приближалась кульминация действа.

– Чего, чего! – мордатый здоровяк, донельзя похожий на Байкальцева, прошелся перед толпой, оттесняя людей от клетки: тварь за его спиной вытянула когтистую лапу, чтобы сцапать хоть одного из своих врагов, но не достала и злобно зашипела. – Задаром хотите удовольствие получить? Вот вам! – увесистый кукиш был продемонстрирован собравшимся. – И так бесплатно зенки пялили столько времени!

– Невелико удовольствие, – раздалось из задних рядов. – Урода твоего смотреть.

– Ага! – парировал здоровяк. – Только пойди наверх, поймай его, а потом – любуйся на здоровье.

– Не тяни резину, – дернул мордатого за рукав кто-то из первых рядов. – Сколь платить-то?

– Еще скажи не знаешь! По полтине с носа. Деньги сюда, – продемонстрировал мужик мятую жестяную банку, в которую тут же полетели мятые бумажки, патроны и другие вещицы, видимо обращающиеся здесь наравне с деньгами.

– А членам профсоюза? – хохотнул кто-то. – И детям?

– Членам вашего тунеядского профсоюза – двойная цена, – парировал хозяин заведения. – А детям тут делать нечего. Не детских глаз дело, это смотреть.

– Не скажи… – протянул кто-то. – Детки сейчас пошли еще те…

Заинтригованный Игорь тоже хотел вылущить патрон из магазина, но старичок опять не дал ему это сделать и сказал верзиле с банкой, ласково улыбаясь:

– Это со мной.

Тот только пожал плечами пошел дальше.

– Вас здесь уважают, – заметил Князев.

– Здесь вообще люди уважительные, – улыбнулся тот еще ласковее. – Цивилизованное общество должно уважать седины, как вы считаете?

– Ну да, – буркнул в ответ Игорь, отлично видевший, что хозяин твари исправно собирал плату и с людей постарше его провожатого.

Убедившись, что все, кто мог видеть происходящее хоть одним глазком, заплатили, здоровяк пересыпал содержимое банки в сумку, висевшую у него на поясе, и крикнул вглубь халупы:

– Несите!

Двое подручных вытащили из глубины помещения такую же клетку и поставили бок о бок с первой. Парень ожидал увидеть в ней еще одну тварь, но ошибся: в клетке сидела крупная рыжевато-бурая собака с уродливой мордой. Животное равнодушно глядело на беснующегося совсем рядом с ней врага, и не трогалась с места. Лишь один раз, когда когтистая конечность оказалась совсем рядом с ней, мотнула головой, клацнула зубами и тварь с визгом отпрыгнула обратно, нянча залитую кровью лапу.

– Видали, каков? – с такой гордостью, будто в клетке сидел его собственный внук, спросил хозяин зверинца. – Уникальный пес, поверьте мне на слово. Нашли его наверху еще щеночком и выходили. Нежить эту не боится совершенно, но ненавидит люто. Его и зовут соответственно – Лютым. Да сейчас сами все увидите увидите.

Игорь скептически промолчал: цапнула псина мутанта здорово, конечно, но вот размерами не вышла. Уродливое создание превышало собаку по размерам раза в два, а по массе – и того больше. Зато, какой живучестью обладали твари, выросшие в условиях взбесившегося естественного отбора, перекроившего их до неузнаваемости, он знал отлично. Вполне возможно, что прародителем того белесого чудовища, что сидело в клетке, как раз и была собака. Только признать ее было ох, как трудно…

Кто-то шепотом предложил ему сделать ставку на то, кто победит, но он лишь отмахнулся. Но желающих поставить на одного или на другого монстра и без него было предостаточно. Букмекеры только успевали записывать ставки и принимать деньги. Похоже, игоревы сомнения разделяли многие.

– Ну, начинай, не тяни! – послышалось из толпы. – До ночи тут стоять будем? Или стравливай их, или деньги назад гони.

– Успеешь, – осклабился хозяин. – Ну что – все поставили на своих фаворитов. Предупреждаю сразу: шансы равны. Лютый, конечно, мастер, но и тварюга – не из последних. Видали бы вы, как она Щербатого уработала.

Один из подручных распахнул куртку, и все увидели перебинтованную грудь с проступающим наискось красно-бурым длинным пятном.

– Во! Вместе с химзащитой и ватником! Еще чуть-чуть – и потроха бы наружу.

Толпа загудела. Непонятно было – то ли жалела парня, то ли требовала начала шоу.

– Ладно, – мордоворот махнул рукой. – Открывай! Потешим честную публику!

Перебинтованный подручный, сторонясь остервенело бросающейся на стенку клетки твари, специальным крюком выдернул сперва одну стенку разделяющую двух животных, а потом – и другую.

И началось…

Игорь не боялся вида крови: тому, кто падает в обморок при виде порезанного пальца – не место в армии. Но от такого зрелища замутило даже его. Преимущество в размерах и массе не помогло порождению радиоактивных дебрей. Обычная бродячая собака расправилась с ней в считаные минуты к разочарованию и унынию поставивших на чудище. Уж видно сильно досадили Лютому обитатели поверхности в щенячьи годы. Тварь, хоть та и пыталась отчаянно сопротивляться, пес не просто загрыз – буквально растерзал. Брызги крови, хлещущей из раздираемого тела, долетали даже до стоящих на почтительном расстоянии зрителей, а уж сама собака была покрыта ей с ног до головы.

– Загони, загони его обратно! – всполошился хозяин, увидев, что пес продолжает рвать в клочья уже поверженного противника. – Нажрется еще какой-нибудь пакости, лечи его потом.

– Мы так не договаривались! – зароптали недовольные скоротечностью поединка зрители – в основном те, кто поставил на «белого» и просчитался. – Либо деньги назад гони, либо второго выставляй.

– Без проблем! – ощерил редкие зубы мужик. – Ты и полезай в клетку. Лютый и тебя под орех разделает.

Ропот улегся.

– Это, граждане дорогие, дамы и господа, – продолжил хозяин пса. – Только разминка. Разогрев, так сказать. Кто хочет большего – милости прошу в пятницу на ристалище. Будет вам там и шоу, и кровянка. Насладитесь по самое некуда, – здоровенная пятерня хлопнула по горлу, заросшему рыжей щетиной. – Только извиняйте, братцы: полтинничком там не отделаешься. Шоу другое, и цены другие.

– Знаем мы ваши цены…

– А что это за ристалище? – спросил Игорь провожатого, когда они тронулись в путь.

– Примерно то же самое, – пожал плечами старик. – Но и твари будут – не чета этой, и сражаться с ними будут не только собаки.

– А кто же?

– Люди, – коротко бросил собеседник. – Гладиаторы. Охотнее всего люди смотрят на то, как другие делают то, на что они сами никогда на свете не решились бы… Кстати, мы уже пришли.

Тут начиналось настоящее оружейное царство, и народу толклось побольше, и все сплошь мужчины. Лавки украшались вывесками самого разного вида и степени художественности – от простых, намалеванных на жести лозунгов вроде «Без пушки ты – труп!» до целых картин с обнаженными блондинками, целящимися в зрителя из огромных револьверов. Были картинки и попроще, вообще без изысков – грубо, но со знанием дела намалеванный автомат Калашникова говорил яснее всяких слов.

Но оружие продавалось не только в магазинчиках: на глазах Игоря, обрез чего-то крупнокалиберного перекочевал из-под полы длиннополого одеяния тощего, бритого наголо мужчины с фиолетовым шрамом на щеке в сумку приземистого бородача в залатанном химкостюме. А в закутке, похожем на тот, из которого Охотник вывел своего провожатого «в свет», двое мрачных субъектов прикидывали по плечу старенький «калашников» с вытертым до белизны воронением и явно самодельным деревянным прикладом. На Первомайской за такое без разговоров вытурили бы на поверхность. А это, как ни крути – почти смертный приговор. Но здесь нравы явно были мягче.

– И что, – невольно спросил Игорь провожатого, уже взявшегося за ручку двери как раз под грудастой блондинкой с револьвером. – Никто не запрещает? – он кивнул на уличных торговцев.

– Запрещают, конечно, – кивнул старик. – Но видите ли, юноша… Строгость законов сплошь и рядом компенсируется необязательностью их исполнения. К тому же ношение оружия для самообороны не запрещено, а появись здесь слуги закона…

– У вас и такие есть? – саркастически улыбнулся Князев, у которого уже сложилось представление о Черкизоне, как о цитадели анархии.

– Как же без них. Любая власть имеет свою машину подавления.

– Здесь и власть есть?

За время короткого разговора еще несколько стволов успело сменить хозяев.

– Да, конечно. И вполне демократическая. Так вот, появись здесь фэмээс, эти граждане… – здесь последовал кивок в сторону торговцев и покупателей, – скажут, что просто сравнивали характеристики своих пистолетов, автоматов, ружей. Это никому не запрещено. Можно даже пристрелять оружие в специально отведенном месте.

– Фэмээс? – переспросил Игорь.

– Так раньше называлась служба, которая чаще всего Черкизон трепала. ФМС. А теперь они так по старой памяти зовутся, хотя дела уже совсем другие делают. Человек склонен к ностальгии, – сверкнул удивительно молодыми для его возраста зубами провожатый. – Но мы увлеклись. Прошу, – он распахнул дверь и посторонился, пропуская Князева внутрь.

***

Вот это да! Игорь поймал себя на мысли, что уже минут десять не может отвести глаз от оружия всех типов, калибров и модификаций, заполнившего стеллажи небольшого по размерам помещения. Тут были и автоматы, и пистолеты, и винтовки, и ружья – как помповые, так и охотничьи двустволки. Имелись даже пулеметы, хотя и всего несколько штук.

Но больше всего было незнакомых Игорю гибридов явно ручного изготовления. И тут уж фантазия кустарей била ключом. Чего стоил только знакомый старшине до мелочей АК-74, но с огромным дисковым магазином, за которым, пожалуй, можно было укрыться, как за щитом. Или пятиствольное ружье калибром не менее двадцати пяти миллиметров. Или арбалет с несколькими тетивами – видимо, подразумевалось заряжание несколькими стрелами. Словом, глаза просто разбегались.

– В музее что ли? – буркнул низколобый мужчина за прилавком, все десять минуть он о чем-то перешептывался со старичком-провожатым, а теперь тот отошел и принялся изучать разложенные на прилавке пистолеты – каждый был прикован толстой цепью за рукоять, но можно было взять в руки, рассмотреть, пощелкать затвором… – Или покупай что-нибудь, или проваливай на все четыре стороны.

– Патроны к «Бизону» есть? – оторвался Игорь от притягательного зрелища.

– Покажь, – протянул толстую короткопалую пятерню продавец.

Князеву не хотелось отдавать ему оружие, но он снял с плеча пистолет-пулемет и протянул мужику. Тот взял, повертел в руках, хмыкнул, ловко отделил магазин, хмыкнул еще раз и передернул затвор.

– Могутная машинка, – похвалил он. – Только лажанулся ты, парень с ней. Дорого дал, наверное?

– Неважно, – не сообщать же незнакомому человеку все подробности того, как он оказался обладателем «Бизона»? – Патроны для него есть?

– Я же говорю: лажанулся ты, – продавец примкнул магазин и протянул пистолет-пулемет обратно. – Нет под него патронов.

– Так бы и сказали, – старшина снова закинул ремень на плечо. – Пойду в другое место.

– Ты меня не понял, парень, – проникновенно сказал продавец. – Под эту машинку совсем нет патронов. Ни у кого.

– Почему? – опешил Князев: судя по физиономии, мужик не врал.

– Понимаешь, какое дело, – оружейник почесал коротко стриженый седоватый затылок. – Делали их в нескольких модификациях – под пээмовскую[2]2
  ПМ – пистолет Макарова калибром 9 мм, ТТ – пистолет «Тульский Токарева» калибром 7,62 мм.


[Закрыть] «девятку» и под тэтэшные семь шестьдесят два. Тебе не повезло. Был бы девятошный патрон, даже под парабеллумовский, длинный, я б тебе помог. Вон их сколько, девяток-то – он кивнул на стеллаж за его спиной, заставленный яркими картонными коробками с патронами. – А с тэтэшными – извини.

В следующие несколько минут Игорь с огорчением узнал, что производство пистолетных патронов калибра 7,62 мм в СССР и России было ограничено из-за основного пистолетного калибра 9 мм, а сам пистолет Токарева, под который этот боеприпас, в основном, был предназначен, перестали производить уже за много лет до Катастрофы. Он оставался популярным, особенно среди криминала, но большая часть ТТ, ходивших по Москве перед Катастрофой, была китайского производства с китайскими же патронами…

– А патроны эти, – доверительно сообщил продавец Игорю, – из дерьма слеплены… Да и пистолеты их тоже – одноразовые.

– Как это?

– Для кого их делали-то? Для киллеров. Бабах, – оружейник наставил указательный палец на Игоря. – И в дамках. Ну, пару раз – основной и контрольный. А потом ствол с пальчиками – в урну. Все равно он засвечен уже – никто его второй раз на дело не возьмет. А если так и так на один раз пушка, то зачем стараться? Стволы сырые, исполнение топорное… По первости многие тут с тэтэшками ходили, а потом как-то повывелись они. Часть пытались под девятимиллиметровый патрон переделать, да без особого успеха, часть – просто на лом пошло… Потому и патроны для них по новой набивать никто не стал.

– И что – вообще нигде нет таких?

– За все метро не скажу, – пожал плечами мужик. – Может где и есть кустарные… Но за Черкизон ручаюсь. Так что можешь выбросить свою трещалку. Или мне продай – посмотрю, что из нее можно сварганить.

– А я как же?

– Купи себе чего-нибудь, – торговец обвел широким жестом полки. – Не все же тебе, мурзилка, – кивнул он на шпагу на бедре Игоря, – с арматурой шастать.

– Сколько стоит? – ткнул пальцем в старенький АК-74 Князев, решив проигнорировать слова продавца.

Тот пожал плечами и назвал трехзначную сумму. Таких денег у Игоря, конечно же, не было.

– А в патронах? К нему же.

– Сейчас прикинем… – мужик почеркал что-то на бумажке и объявил. – Двести пятьдесят.

У Игоря было с собой максимум полторы сотни – в двух оставшихся рожках и россыпью в вещмешке.

– А на сто пятьдесят что-нибудь есть?

– Есть, – мужик кивнул на ружья. – А что? Дешево и сердито.

Это старшину не устраивало никак.

– Я подумаю.

– Подумай, подумай… Только вечером с этим на улицу не суйся. Из местных вряд ли кого на понт возьмешь.

Игорь вышел на улицу в сопровождении старичка, так ничего и не купившего.

– Сожалею, – сообщил провожатый. – Что не смог быть вам полезен, юноша. Что теперь думаете предпринять?

– Ему можно верить? – кивнул Князев на дверь под блондинкой.

– Да. Если Устюжанин сказал – значит, так оно и есть. Весьма информированный, скажу я вам, товарищ. Вы ведь ничего не имеете против слова «товарищ»? Так куда вы сейчас?

– Ума не приложу… – Игорь действительно не знал, куда ему податься – бездомный, почти безоружный.

– Я бы мог предложить вам работу, молодой человек.

– И что я должен буду делать?

– Давайте обсудим это не здесь, – старичок кивнул на по-прежнему толпящихся вокруг продавцов и покупателей оружия. – Я знаю неподалеку неплохую закусочную.

Молодой человек почувствовал, как яростно заурчал пустой желудок и вдруг представил себе дымящийся кусок мяса с гарниром из грибов на тарелке. И кусок… Нет, два, три, четыре куска черного ноздреватого хлеба. И…

Наверное, все это ясно отразилось у него на лице, потому что провожатый весело улыбнулся и, поманив пальцем Игоря, свернул в переулок.

Игорь украдкой огляделся: все столики небольшого кафе, приткнувшегося между двух магазинов, были заняты. Люди, сидевшие за ними, сосредоточенно поглощали разнообразные кушанья и напитки, болтали между собой, флиртовали с женщинами… Между столами сновали юркие официанты, разнося заказы и забирая пустую посуду. Заведения общепита были и на Первомайской и Щелковской, но они ни в какое сравнение не шли с этим.