Книга: Степные боги - Андрей Геласимов

Мальчишки… обычные мальчишки военного времени, вечно голодные, оборванные и… ожесточенные. Мечтают убить Гитлера, а за неимением подходящего поблизости, назначают Гитлером местного изгоя Петьку – главного героя романа. Его биологический отец изнасиловал четырнадцатилетнюю девчонку и теперь после отсидки отважно воюет, а семилетнего мальчишку деревня с обычной жестокостью окрестила «выбл*дком» Он относится к прозвищу спокойно, он привык, но когда местная потаскушка рассказала об этом солдатикам в лагере – ох и досталось ей от парня. Ладно, то деревня, а тут незачем его и мамку позорить. Скажете – война? Да каким боком тут война, что мы все время людскую подлость и жестокость списываем на войну? Эту жестокость никто не замечает, да и жестокостью не считает. Запулить в бабку камнями – пожалуйста. Прибить прикладом слепых волчат или утопить повзрослевшего волчонка – да с нашим удовольствием. Повесить на суку во время игры мальчишку – обязательно, он же Гитлер. А уж пленные - разве это люди, япошки тупые...

И в том числе один из пленных, Хиротаро, интеллигент, доктор, окончивший Сорбонну, человека уникальный для любого времени. Во время обмена пленными после событий на Халхин-Голе уступить свое место тяжелораненым и провести в лагере шесть лет? Писать записки об истории семьи своим оставшимся в Японии родным, наверняка зная, что они не смогут их прочитать? ( И они действительно не смогут и не из-за суровых советских охранников, а из-за того, что «они испарились как случайные капли на раскаленной сковороде» 9 августа 1945 года) Всеми силами помогать сыну своего благодетеля, отвратительному завистливому пакостнику, не тая никакой задней мысли? И не остервенеть, не воспылать ненавистью к несправедливому миру? И пытаться предупредить этих людей с оружием о страшной опасности, грозящей всей деревне? И если для того, чтобы вселить надежду в мать умирающего мальчишки нужно изобразить веру в шаманские побрякушки – он изобразит. И будет выполнять ритуальные движения, приплясывать и покрикивать, если это может помочь. И степные боги сжалятся и дадут мальчишке еще хотя бы пару лет жизни…Как-то автор ухитрился написать об этом так, что дух перехватывает

Петька завороженно смотрел на японца и ждал, что будет дальше. Вынудив этого бесполезного доктора заняться изгнанием бурятских злых духов, он даже представить себе не мог, во что выльется его затея. Японец отчебучил такое, что духам на том свете наверняка стало тошно. Петьке нестерпимо захотелось вскочить на ноги и самому повторить хоть что-нибудь из того, что сделал японец – с криками, с топаньем, с завыванием. Его переполняла какая-то неуемная дикая радость, и несмотря на то что Валерка даже не шевельнулся, ему все равно хотелось завыть, заорать, запрыгать…. В эту секунду над степью взошло солнце. Петька вскочил на ноги, засвистел, заорал и, размахивая руками, как сумасшедший начал бегать вокруг Хиротаро. Он вопил, стараясь перекричать гул танковых моторов, а Хиротаро улыбался взошедшему солнцу. Наконец он тоже прокричал что-то гортанное и бросился следом за Петькой. Эти двое носились по кругу между валунов каменной соли, выкрикивая что-то несуразное, махая руками, отбрасывая гигантские длинные тени на розовую траву. Неожиданно Петька развернулся и в полном восторге прыгнул на спину Хиротаро. Тот пробежал еще немного, а потом увидел, что их тени слились в одну, и остановился. Постояв так секунду, он развел руки в стороны. Чтобы не упасть, Петька прильнул к нему, не отрывая взгляда от их общей тени, а затем сам раскинул руки. Теперь от ног Хиротаро далеко в степь убегала длинная тень с четырьмя руками, похожая на фигуру китайского бога.

Язык, пожалуй, грубоват. Хотя никто не ожидает от глухой забайкальской деревни утонченной речи, для них бранные слова так же привычны, как хлеб, вода, лошадь, так что ругань вписывается в окружающий мир естественно и неэпатажно. Но когда матерятся семилетние пацаны – это все же чересчур…

Его новый роман – это тонкое, лирическое обращение к нашей истории, ко времени конца Второй мировой войны. В ней автор языком классического русского романа рассказывает о современнике Великой победы – Забайкальском мальчишке Петьке. В котором отразилась вся противоречивость той эпохи.

В общем, тем, кто еще сомневается, как я, хочу сразу сказать две вещи: 1. Это очень яркое, самобытное произведение о непростом времени, с живыми персонажами и вызывающей доверие историей. Ничего похожего мне пока не встречалось. 2. И нет, таким языком классические русские романы не писали даже в страшном сне. В русской классической литературе приветствовалась деликатность в описаниях и мягкость в речи. Здесь такого нет даже близко. Автор своего читателя не щадит, используя всю палитру ненормативной лексики и всю натуралистичность образов. Так что если у кого от подобного уши вянут или глаза болят, вам сюда с осторожностью. Впрочем, тематика романа (и связанных с ним едиными героями и временем рассказов, которые я тоже прочитала) такова, что вряд ли оставит равнодушным человека, которому небезразлична отечественная история. У меня место действия задело вообще что-то совсем личное - в те времена и в тех местах в армии служил мой дед. Так случилось, что он попал на Дальний Восток, и всю Великую Отечественную прослужил на границе с Китаем, несмотря на регулярные рапорты с просьбой отправить его на фронт. Так что его война начнется как раз после окончания романа "Степные боги", она будет недолгой, но совершенно жуткой. Потому что по словам деда, японцы, в отличие от практичных немцев, себя не щадили совсем. Но до этого в "Степных богах" еще нужно дожить. Как-то справиться, чтобы не быть съеденным абсолютно обнаглевшими волками, чтобы не заболеть странными недугами, которые приходят из шахты, чтобы перенести все побои и колотушки, непрерывно прилетающие отовсюду в Петьке. А как иначе, ведь Петька - "выблядок". Самое ужасное, когда к концу уже даже не романа, кажется, а одного из рассказов понимаешь, насколько мало в этом прозвище вины даже не Петьки, а его мамки - выть хочется. Отдельной линией представлены в романе пленные японцы. Их не очень много, и они довольно разные, но главным из них предстает перед читателем японский врач Хиротаро, тоскующий по оставленным в Нагасаки родным, после тяжкой работы собирающий местные травы и корешки, одинаково усердно лечащий и японцев, и русских, пишущий для своих сыновей историю семьи, и с тревогой наблюдающий за мутацией местной флоры под воздействием того, что скрывается в шахтах. То, что речь идет об уране, современный читатель понимает довольно быстро, а вот местные жители не догадываются совсем. Впрочем, это и неудивительно - в те времена атомная и ядерная темы были под абсолютным запретом. Отдельной удачей романа можно считать яркие портреты персонажей, в том числе второстепенных. И бабка Дарья со своими козами, и дед Артем, лихо мотающийся под обстрелами через границу за контрабандным спиртом, и ефрейтор, угостивший Петьку небывалым чудом - настоящей американской тушенкой, и оба офицера, так легко покорившие Петьку, и даже тетка Алена, своё подлинное отношение к которой так до конца Петьке и не удается осознать. И конечно, приятель Петьки, Валерка, которого одновременно и жаль, потому что умирает он от неизвестного недуга, но и выпороть хочется, поскольку предательство Петьки ради игр с его врагами вполне в норме для этого пацана. Целыми днями носятся мальчишки по окрестным степям, рискуя попасть на зуб волкам или сгинуть в заброшенной шахте, полуголодные, нахальные, отчаянные, мечтающие погибнуть на войне, и вместе с тем любящие своих неидеальных матерей и героических отцов. Отцов больше, потому что они где-то там, на войне... Где героизм и слава, а не здешние голод, ругань и пьянство. С современной точки зрения поражает такая вот беспечность взрослых по отношению к детям, а с другой стороны - каким оно еще могло быть, отношение к этим военным детям, которые одновременно и надежда, и обуза. И взрослые - совершенно неправильные, далекие от привычных советских образов, еще не совсем чернушные, но уже максимально дегероизированные, и удивительно настоящие. Не уверена, что автору удалось соблюсти баланс в употреблении нецензурной брани, я бы предпочла встречать её в тексте гораздо реже (к слову, современник Геласимова - Роман Сенчин, описывающий не менее острый период нашей истории, лихие девяностые, был с употреблением обсценной лексики куда более скуп, но создал ничуть ни менее яркое описание беспросветной жизни в романе "Елтышевы" - не одним лишь матом мрачен русский человек), но менее ранимые читатели, думаю, получат от этой истории большое удовольствие. В общем, знакомство с Андреем Геласимовым я со временем продолжу. А вот кому рекомендовать, задумаюсь. Может, папе?

В бедной деревеньке у восточных границ, сразу после окочания Великой Отечественной, растёт как сорная трава бойкий безотцовщина Петька, которого вся деревня без зазрения совести величает "выблядком". Да и сам он считает такое прозвание хоть ине слишком приятным, но вполне заслуженным по праву рождения. Заряженный военной романтикой, Петька носится по деревне, разыгрывая сцены сражений, спасается от тяжёлой на руку бабки, тайно воспитывает волчонка, прячется в подводе, чтобы отправиться с дедом в Китай за спиртом, и по-взрослому, заботливо любит маму, почти неживую от свалившегося на её плечи слишком тяжелого морального груза... в общем, живёт полной жизнью, воспринимая окружающую нищету и жестокость как должное.

В шахте по соседству работает в компании друзей по несчастью пленный японец Хиротаро. Понимая, что домой ему уже не вернуться, и долго на этой изнуряющей работе не прожить, он находит смысл жизни в написании дневника пополам с семейной летописью, чтобы эти бумаги когда-нибудь попали к его сыновьям. Будучи лекарем, Хиротаро имеет некоторую свободу для сбора лекарственных трав, и однажды делает пугающее открытие, смысл которого пытается донести до глухих к его разъяснениям военных.

Геласимов пишет хлёстко, грубо, и при этом цветисто, "вкусно". Как будто раскидывает старое, подъеденное уже молью полотно, и латает его прямо при нас, на живую нитку - там заплатку, тут кончики подвяжет, чтобы какая-никакая, а справедливость - ррраз, и прилетело вожжами по мягкому месту Петькиному обидчику, чтобы простая, но чистая радость - ррраз - и целый шмат невиданного лакомства - американской тушёнки - падает на ломоть армейского хлеба.

Эта повесть о благородстве как составляющей человеческой души. О благородстве, не зависящем от воспитания, от условий жизни и наличия в ней, скажем, отца. О том, как перед лицом беды способны объедениться самые разные люди - независимо от возраста, языка, культурного и жизненного опыта. И об ответственности за жизнь и благополучие того, кого ты назвал своим другом. Трогательная книга, пронзительная и удивительно близкая.

И читать бы - не перечитать, да очень уж быстро всё заканчивается. Как всё хорошее.

«А русского человека так просто голыми руками не возьмёшь. Это немца можно, румынца там какого-нибудь, а русский человек – его много. Он ведь почему буйный? Да потому, что он в себя целиком не помещается. Немец – тот не только в себя уместится, там ещё человек пять войдет. А русскому в себе тесно, вот и рвётся наружу. Сильно много русского человека. Оттого и бушует.»