Текст книги "Мгновение"

– Зачем тебе это? – удивленно спросил отец.

– Я так хочу, – ответил я.

– Я думаю, тебе стоит идти в техникум, – продолжил отец.

– Я не хочу, – сказал я.

– Мне казалось, что ты мечтал работать на заводе, – с упреком сказал отец.

– Это было в пятом классе. Сейчас я хочу быть как мама, работать в министерстве, – язвительно ответил я.

– Быть заучкой и умником, – с ухмылкой произнес отец.

Я ничего не ответил, мне не хватило смелости что-то возразить, поэтому я просто ушел из дома на пару дней. Я не испытывал тайной злости, я не испытывал ненависти к отцу, безусловно, я злился на свою трусость, на то, что не мог возразить ему, но при этом я не ненавидел его. Скорее, я испытывал грусть и боль, оттого что мой родной отец так относился ко мне. Мне не хотелось видеть отца. Днем я гулял по городу. Я ходил по окрестностям, сидел в парке и читал «Историю Флоренции», затем шел в другой парк и снова читал, обедал я в столовой на свои сбережения. Я подрабатывал тем, что писал различные научные работы на заказ, или библиотекарем. На ночь меня приютил один мой знакомый. Переночевав, я ушел рано утром, отец в это время уходил на работу, поэтому я шел домой с уверенностью, что там никого нет.

Я шел домой, а в животе было сильное урчание, безумно хотелось есть. У моего подъезда стояла черная дорогая машина, явно не из нашего города. В маленьком городе все дорогие машины ты прекрасно знаешь, только в деревне великолепно видно, как живут люди, – кто богатый, кто бедный. В большом городе социальное неравенство не так сильно бросается в глаза, в маленьком всё наоборот. Поэтому я был уверен, что это машина не из нашего города. Поднявшись на свой этаж, я попытался открыть дверь, но ключ не проворачивался, это означало только одно – дома отец. И этот факт крайне меня огорчил. Я притаился и нажал на дверной звонок. Были слышны шаги, внутри всё сжалось, как же мне было страшно, ведь реакция моего отца могла быть абсолютно разной. Больше всего в жизни я боялся неизвестности, всё не так страшно, когда ты знаешь, что с тобой будет, что тебя ожидает. Может, поэтому люди боятся смерти? Может, поэтому придумали религию? В те секунды, когда отец открывал дверь, мое сердце забилось, как у кролика. Но на пороге стоял другой человек. Это был мужчина тридцати лет, лысый и явно подкаченный. На нем был надет черный классический костюм с черным галстуком.

– Андрей Александрович, а мы вас ждем, – с улыбкой сказал мужчина.

Первая мысль: кто ты? И что ты делаешь в моем доме? А вторая: кто мы? Я завис на пороге, а мужчина добавил:

– Проходите, ваш отец приготовил чудесный завтрак.

И тут я окончательно ошалел, мой отец отродясь ничего не готовил. Мое сердце забилось еще сильнее, кто же они? Видимо, это очень серьезные люди, раз отец со страху приготовил им чудесный завтрак. И тут сердце екнуло от мысли, они еще и меня ждут. Я вошел в квартиру и прошел на кухню следом за мужчиной, а в голове я быстро прокручивал, что я мог натворить, что такие люди пришли ко мне в гости, и пришел к мысли, что я разделю судьбу пастора Якова. Но я никогда ничего плохого не говорил про церковь, про консула или еще про кого-то важного. И мысли уже метнулись в крайность, я уже начал сомневаться в себе и своей памяти. Может, я кому-то сказал, что я атеист? Нет. Вроде. Может это из-за запрещенных книг? И что же меня теперь в тюрьму за это?

Из прихожей до кухни идти от силы секунд шесть, но я уже со страху перебрал все возможные проступки и даже представил, как меня отправляют в тюрьму. Никогда не забуду этот страх неизвестности.

На кухне уже суетился отец, он поразил меня своей внешностью. Отец всегда был крайне неопрятным, мылся он нечасто, причесывался еще реже, а одежда всегда была неглаженой. А тут: отец выбритый, одежда выглажена так, что на ней ни одной морщинки. Еще и завтрак готовит, прям щебечет на кухне.

За столом сидел еще один мужчина, такой же подкаченный, на нем так же черный классический костюм. Он пил чай или кофе, мне было не до того.

– Андрей Александрович, доброе утро, – сказал мужчина, ставя кружку на стол.

– Доброе, – тихонько и неуверенно ответил я.

Отец взглянул на меня и промолвил:

– Кушать хочешь? Я приготовил глазунью.

– Нет, спасибо, – ответил я. А сам умирал от голода.

– Что ж, тогда я думаю, стоит перейти к разговору. Скажу сразу, разговор будет долгим, но увлекательным. Полагаю, что вам стоит присесть, – сказал мужчина, допивая содержимое кружки.

Я послушно сел напротив мужчины. Отец молча взглянул на меня, затем потупил взгляд, опустил голову и удалился из кухни. Я остался абсолютно один с незнакомыми мне людьми.

– Пожалуй, прежде всего, стоит представиться. Меня зовут Азазель, мужчину, что так неравнодушно смотрит на яблоко на столе, зовут Люк.

Я взглянул на Люка, он и вправду уж очень странно смотрел на яблоко. Мне было не по себе, страх одолевал меня всё сильнее и сильнее. Я никогда не видел столь одержимые глаза. От своего страха я только и смог, что выдавить из себя:

– Угощайтесь.

Азазель улыбнулся, Люк же взял яблоко со стола — сколько блаженства было на его лице, когда он ел яблоко. Чуть позже я расскажу о них. Азазель и Люк весьма весомые фигуры в нашем государстве, они отвечают за молодую поросль, за контроль над умами молодежи. И, признаться честно, они великолепно выполняют свою работу, но, к сожалению, такая работа очень сильно меняет людей.

– Что ж, Андрей. Мы представляем министерство по подготовке молодежи к государственным должностям. И от лица всего государства хотим тебя поздравить.

– С чем? – насторожено спросил я.

– Вы великолепно сдали экзамен. Ваш бал составил девяносто восемь. Это очень, очень хороший результат.

– Я рад, – осмелев, сказал я.

– И вы поступили в университет госуправления, – добавил Азазель.

– Спасибо, конечно, – вежливо сказал я, – но я хочу в другой, мне бы хотелось…

Но меня перебил Азазель. Он заулыбался, его улыбка была до самых ушей. Знаете, есть улыбки радости, есть улыбки печали, а это была улыбка злости или, скорее, хитрости. По ней я сразу понял, что выбора уже у меня нет. За меня уже всё решено, и я даже боюсь представить, что со мной будет, если я скажу «нет». А я ведь даже и не хотел сдавать этот проклятый экзамен, я к нему даже особо и не готовился. Может, моя тирания и безумство впитались в кровь, как и гениальность?

– Андрей, вы умный молодой человек. Одно то, что вы освоили самостоятельно столько книг, уже говорит о многом. Поэтому не стоит летать в облаках, я думаю, вы прекрасно понимает, что вы должны делать, – с улыбкой сказал Азазель.

Страх сменился печалью, и снова была печаль. Всю мою жизнь меня окружают только печаль и одиночество. Я хотел быть как мама, занимать небольшую должность в госаппарате и сосредоточитьсяенад своим самообразованием.. Но я вовсе не хотел именно этого.

2. Земную жизнь пройдя до половины…

– Сколько нам еще ехать? – спросил я.

– Три часа, – с улыбкой ответил Азазель.

– Мне кажется, мы едем уже целую вечность, – возмущенно сказал я.

– А ты расслабься и успокой мысли, – умиротворенно сказал Азазель.

– Почему люди еще не придумали телепорт? – с досадой сказал я.

– Ну почему же не придумали. Придумали и даже испытали.

– Так чего же мы ездим на машинах, а не пользуемся телепортом? – снова спросил я.

Азазель усмехнулся, затем улыбнулся и сказал:

– Это развлечение не для смертных.

Исчерпывающий ответ, многое в нашей жизни не для простых обывателей. Люк включил радио и поднажал на педаль газа. По радио передавали концерт Вагнера, была чудесная и медленная мелодия. Азазель сделал громче и стал дирижировать руками, словно он дирижер и руководит оркестром. Я же укутался в одеяло и, угнездившись поудобнее на заднем сиденьи, закрыл глаза. Еще десять часов назад я был дома и мечтал о том, чтобы поступить в университет. Удивительно, но я не скучаю по дому. Я не скучаю по отцу и тем людям, с которыми общался. Я перестал бояться неизвестности, и, кажется, я вообще перестал что-либо чувствовать. Сказать честно, меня ничего не связывало с домом, не было никакой нити, что возвращала бы меня к печали при мысли о родных краях. С отцом у меня не сложились отношения, у меня не было друзей, и вряд ли обо мне кто-нибудь вспомнит. У меня никогда не было особой любви к Тонису. Я чист. Порой я приходил к мысли, что мне безразлична моя судьба и не важно, что со мной будет, но лишь обычное человеческое любопытство давало мне хоть каплю чувства, что я еще живой. Было интересно, что это за университет и чему меня там будут учить. Через пару часов я узнаю, а ждать я прекрасно умею.

В кампус университета мы приехали в шесть вечера, уже темнело, а уличное освещение было крайне плохим. Вроде и уличных фонарей много, но на улице всё равно был полумрак. Пока Азазель вызванивал ректора, я осматривал местность. Во дворе кампуса было много зелени и памятников, студентов я практически не видел, было ощущение, что все вымерли. Здания были выкрашены в черный цвет, само здание университета было небольшим, всего два этажа. Рядом стояли две общаги, так же в два этажа. Мрак и тишина, серость зданий производили не очень приятное впечатление. Всё казалось унылым и депрессивным. Но я вырос в подобном месте, поэтому данная среда обитания не угнетала меня.

Из здания университета вышел пожилой мужчина, его звали Филипп. Ему было около шестидесяти лет, он низкий и полный. Внешне Филипп был похож на шар, студенты прозвали его дирижаблем. Он занимал свой пост почти тридцать лет, всегда потакал окружающим и делал то, что от него ждали. Филипп – крайне предсказуемый человек, он никогда не проявлял желания перейти в политику, он никогда не хотел уйти на госслужбу. Его ценили как исполнительного и преданного делу работника. Именно поэтому он и занимает свой пост вот уже тридцать лет. На самом деле Филипп не имел никакого отношения к наукам, он ничего не преподавал, он не имел ученой степени, он вообще с трудом понимал то, что здесь преподавали. Но он был свой человек, человек, который всегда на стороне власти.

Азазель и Люк поздоровались с Филиппом. Азазель представил меня ректору. Филипп улыбнулся мне и сказал:

– Добро пожаловать в университет.

– Спасибо, – ответил я.

– Что ж, мой юный друг, встретимся на выпускном, – произнес Азазель.

Я улыбнулся. Люк пожал мне руку и сел в машину, Азазель сел следом за ним, и они уехали. Увидел я их действительно только на выпускном, но я всегда поддерживал отношения с Азазелем, и он, в свою очередь, всегда приглядывал за мной и моими успехами.

Филипп отвел меня в общагу под номером один и показал мне мою комнату, мой сосед должен был приехать завтра, поэтому я наслаждался одиночеством. Эта была самая обычная студенческая комната. Две кровати, две тумбочки, два ноутбука, один холодильник и одна полка для книг. Над входной двери вырезана цитата: «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства».44
  Цитат принадлежит В. И. Ленин


[Закрыть] Позже нам объяснили смысл этой цитаты: она служиланапоминанием того, что мы не должны забывать цель своего пребывания здесь. Но я увидел в этом и другой момент: нужно забыть о свободе раз и навсегда, или ты обречешь свою жизнь на вечные муки совести. У меня не возникло с этим проблем, еще в тот самый момент на кухне я понял, что я больше себе не принадлежу, как и не принадлежат мне больше и мои убеждения.

Рано утром приехал мой сосед, хмурый парень по имени Моро. Оказалось, он, как и я, случайно сдал экзамен. Моро даже не успел распаковать свои вещи, как в дверь постучали. Открыв дверь, я увидел симпатичную брюнетку, ее звали Алёна, и она на ближайшую неделю стала нашим гидом по университету и помощником.

Алёна перешла на третий курс, она прилежная студентка, активистка. Она милая, чуткая и добрая. Удивительно, как можно оставаться здесь таким наивным человеком. Алёна искренне верила в то, что этот университет готовит ценные кадры, которые создадут идеальное государство. Наивно и глупо, я только прибыл сюда и уже прекрасно понимал, что здесь готовят послушных солдат, чья задача поддерживать действующий режим. Она невиновна в своем заблуждении, просто ей красиво подали сказку, и она поверила. А то, что эта сказка с несчастливым концом, не сказали.

И вот мы отправились в университет. Признаюсь, я ожидал большего, мне казалось, что университет будет большим. Знаете, таким, как в фильмах. А он очень компактный, студентов очень мало. Было ощущение, что я не в высшем учебном заведении, а в школе. Так же мало людей, так же мало преподавателей. Позже я узнал, что всё не так просто. И нельзя, чтобы в одном университете подобного рода собиралось больше 25 человек. Сюда попадают только люди, способные отлично думать, способные понимать, где черное, а где белое. Мы умнее большей части наших сверстников, и, что мы будем думать, очень волнует государство. Когда много думающих людей собираются в одном месте, это потенциальная угроза – вдруг они захотят перемен, вдруг они задумают революцию. А 25 человек можно легко контролировать, именно поэтому таких вузов очень много по всей стране. Здесь думающего человека направляют в нужное русло.

Алёна показала нам столовую, библиотеку и спортзал. Затем она сказала, что наша аудитория находится на втором этаже, в правом крыле, и, улыбнувшись, покинула нас. Ох, какая у нее милая улыбка. Не то чтобы она мне сильно понравилась, просто она вызвала у меня не интерес к ней, как к девушке, а, скорее, умиление, настолько она милая и невинная. Ее искренняя вера в доброту и справедливость была светлым лучиком в моей темной жизни, в жизни, где была одна лишь игра, одни лишь интриги и склоки. Ее присутствие на протяжении всей моей учебы напоминало мне, что не все люди столь алчны и эгоистичны, что не все увлечены собственной судьбой. В тот самый момент, когда этот бездушный мир сломал ее, мой мост с добродетелью был разрушен. Так устроен этот мир, он словно ветер, что долгие годы гнет бедную березу, и рано или поздно береза не выдерживает и ломается. Человек – не самое прочное существо с его противоречивым миром, даже для характеристики металла есть термин «усталость». Что остается нам? Существам, у которых есть душа? Но, знаете, есть люди, что успешно существуют в этом мире. Я называю их приспособленцами, это, пожалуй, не самые лучшие представители рода человеческого, но они чаще всего добиваются больше. Для них самое важное – это держать нос по ветру, а иногда и предугадывать, куда повеет бриз. Их самый главный талант – это умение подстроиться под ситуацию с наиболее благоприятнымдля них эффектом. И их преимущество в отсутствии внутренних противоречий. Их не мучает совесть за совершенные поступки, что дает им безграничное поле для маневров, им не важны предрассудки и ярлыки общества: всё, что их волнует, – это собственная выгода в данной ситуации. Они, как паразиты, отлично вживаются в ситуацию и извлекают выгоду. И плевать, что донор может умереть, и плевать, что общество чахнет. После смерти Алёны я стал именно таким человеком. Общество – это то место, где лучшие гибнут раньше подонков. Но даже в таком гнилом улье иногда прорастает удивительный по красоте цветок, но немногие способны его разглядеть, мы слишком увлечены собственной жизнью и поиском собственной выгоды. После смерти Алёны я всегда вспоминал эти строки, они трагичны и отражают суть современного мира.

 
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда
Скажу про всё, что видел в этой чаще.
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью
Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвел
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел55
  Отрывок из Божественной комедии Данте Алигьери.


[Закрыть]
 

Эти строки напоминали мне, что мрак повсюду и я должен поступать, как велит мой разум, иначе меня ждет участь Алёны. Умереть сломленным и отчаянным от бессилия и правды.

Алёна всегда помогала нам: советом, действием или просто улыбкой. И даже сейчас, когда мы с Моро заблудились, она нашла нас и отвела в нужную аудиторию.

И вот мы с Моро сидим на самой первой в нашей жизни паре. Лектор, которого я даже и не запомнил, рассказывает нам о причинах величия и падения римлян. Разумеется, в нужном для нас формате. Его рассуждения натолкнули меня на воспоминания об одном из самых выдающихся ученых в вопросе Римской Империи, и я почему-товспомнил его цитату: «Нет ничего могущественнее такой республики, где законы соблюдаются не вследствие страха или разумных соображений, но вследствие страстной привязанности к ним».66
  Автором выражения является Шарль Луи Монтескьё


[Закрыть] Что может быть одновременно и трагичнее, и поучительнее, чем изучение исчезнувшей цивилизации? Наверное, лишь то, что человек не учится урокам истории. Кстати говоря, еще одним моим талантом было запоминание различных цитат и афоризмов, наверное, это весьма сомнительный талант, он означал лишь то, что я обладаю хорошей памятью, и не более.

После первой лекции я познакомился с моими наставниками.

3. Право – это всё, что истинно и справедливо

В университет управления и службы отправляют учиться только молодых людей, чей интеллект выше среднего. Как правило, это люди думающие, они способны анализировать и делать глубокие умозаключения. Сейчас мы молоды и практически не используем свой мозг, мы дети, и для нас важнее немного другое. Но у нас есть огромный потенциал, который со временем может превратиться в сильное оружие. Еще сто лет назад можно было с уверенностью сказать, что мы – это люди со средним интеллектом, однако сейчас мы считаемся самыми умными. Порой я думаю, что чем дальше, тем ниже общий уровень интеллекта, тем ниже становится наша культура и нравственность, несмотря на технический прогресс. Может, прав был Руссо, когда говорил о том, что наука и технологии только способствуют невежеству. Большинство молодежи не хочет развиваться, они не хотят думать, они не хотят созидать – они хотят лишь потреблять. Корпорации и государство стимулирует их, им это выгодно. Корпорация получает потребителя, а государство – низкоинтеллектуальное общество. Каждый имеет свою выгоду, кроме, разве что, людей. И так уже давно, уже незачем контролировать людей, кому за 25, поколения меняются, а методы воспитания нет. Помните социологический эксперимент с обезьянами, бананом и холодной водой, если нет, то обязательно поищите о нем информацию, не пожалеете, я вас уверяю. Всё, что сейчас требуется, – это научить детей думать нужным образом, а образ мышления останется с человеком на всю жизнь. Поэтому над взрослыми не проводится так много мероприятий. Разумеется, не все поголовно слепые зомби, есть мыслящие люди, есть несогласные, но механизм так устроен, что такие люди умирают в одиночестве – дома или в тюрьме. В древности самым страшным наказанием было изгнание из общины, здесь примерно так же. Печально, но мышлением мы возвращаемся к своим корням, и это не лучшая затея. Вольнодумец становится изгоем, а человек не может жить без общества. Так и умирают. Страшная участь быть изгоем общества. Поэтому над юнцами, что потенциально могут думать, устанавливается сильный контроль, их учат думать так, как это нужно. Отсюда и важность экзамена, что я упоминал выше. Его разрабатывали лучшие умы нашей страны, на него тратили огромное количество денег. На эти деньги можно много полезного сделать, но это же не дает гарантию того, что общество будет лояльным. Поэтому этот экзамен – важная составляющая в деятельности государства. В университете же за умными людьми следят особым образом, за каждым устанавливается наставник. Формально они оказывают помощь в учебе, вникают в твои нужды и помогают в решении бытовых проблем. По факту они наблюдают за тобой, как ты думаешь и что ты делаешь. Как правило, наставниками становятся только крайне умные и одаренные люди. Они должны уметь чувствовать и анализировать людей, а это не каждому под силу.

У меня было два наставника, видимо, я был крайне интересным и опасным экземпляром. Виктор и Дедал. Два абсолютно разных человека, но их объединяла трагичность. Жизнь этих мужчин была наполнена болью и печалью, у них было трагичное прошлое и не менее трагичное будущее. Виктору было почти сорок, ровно через месяц у него должна была наступить круглая дата в жизни. Дедал был значительно старше, ему уже пятьдесят семь. Виктор был худым, но подтянутым. Он следил за собой, любил ходить в бассейн и играть в гольф. Именно поэтому Виктор очень хорошо выглядел, он не был женат, у него не было детей. Это не означает, что он был другой ориентации, у нас это и вовсе статья, и это не означает, что Виктор не хотел иметь семью. Просто так сложилось, что Виктор любил только один раз, когда ему было двадцать четыре, он встретил Луизу. У них был красивый роман, и казалось, что мечты о семье воплотятся в жизнь. Но мечты не имеют ничего общего с реальностью, Луиза умерла от испанки, она захлебнулась собственной кровью на руках Виктора. Больше он не смог кого-то полюбить. Виктор придерживался сенсуализма, разумеется, он мало кому говорил о своих убеждениях. Но он часто произносил одну фразу, умный и просветленный человек сразу должен был понять об убеждениях Виктора, но наше общество крайне глупо, поэтому лишь немногие улавливали его посыл, а фраза звучала так: «Нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах». Я никогда не придерживался идей Виктора, к моему большому уважению, Виктор никогда их и не навязывал. Он был поистине умным, учтивым и отзывчивым. Но его убеждения играли с ним в опасную игру, вместо того чтобы направлять наше мышление в нужно русло для государства, Виктор учил нас следовать своему сердцу и своим чувствам. Сенсуалист – человек глупый, но он искренне правдивый, в силу своих чувств он следует правде и он не в силах ее скрывать. Когда я заканчивал университет, Виктора арестовали, его приговорили к двадцати годам, но он отсидел лишь пять. Я читал протокол с места происшествия: Виктора случайно застрелили во время бунта в тюрьме. Он разносил книги для заключенных в тот самый момент, когда начался бунт. Охранник решил, что он держал оружие за спиной, а оказалось, что это был Гюго, «Отверженные». Печальный конец для достойного человека. Но я вынес еще один урок: никому не нужно рассказывать правду, если только тебя не просит об этом человек, в ком ты уверен на все 100%.

Дедал был полной противоположностью Виктора. Он был пухлым, я бы даже сказал толстым и рыхлым. Он практически не следил за собой, поэтому запах мазута и грязь на его одежде были делом привычным и обыденным. Дедал постоянно ковырялся в своем гараже, и ему было безразлично, что он выглядит как бомж. Собственно говоря, когда я увидел Дедала в первый раз, я и подумал, что передо мной стоит бомж. Но Дедал был великим инженером, почти все передовые изобретения – его рук дело. Пожалуй, самое главное его изобретение – это аппарат «Грезы». Во время первой смуты, а это было тридцать лет назад, когда люди стали поднимать головы и мечтать, Дедал изобрел машину, что отправляла человека в идеальный мир, в мир, о котором так мечтал человек. В нем ты мог быть кем угодно, делать всё то, что ты хочешь. Это была красивая иллюзия, но она принадлежала только тебе. Немного маркетинга и психологии, немного поддержки государства и церкви, и люди успокоились, волнения утихли, а бунтари отправились в мир грез. Уже давно известно, как нужно управлять толпой. На самом деле Дедал очень стыдился, что изобрел этот аппарат. По факту Дедал лишил людей перемен, дав им игрушку. Но, справедливости ради, я хотел бы отметить, что Дедал не виноват уж так сильно. Волнения были, но не было всех признаков для перемен в умах людей. Люди лишь стали смотреть по сторонам, но не было стадии, когда они начали думать и сомневаться, а уж тем более что-либо делать. Поэтому власть легко и просто перенаправила внимание людей в нужное русло. После было еще много удивительных изобретений Дедала, но, как я не раз говорил, если умный человек не разделяет твоих идей, то его крайне сложно удержать. Только общая идея способна объединять умных людей и заставлять делать одно дело, даже если это плохая идея. Конечно, есть еще такая штука, как страх, но, поверьте мне, с идейными фокус со страхом не пройдет, они будут бодаться до последнего. Дедал не разделял амбиций властвующего класса, поэтому всё чаще стал халтурить, и его отправили сюда, вместе с сыном, в качестве ссылки. Но, к сожалению, ссылка немного затянулась. Пожалуй, ради своего сына Дедал старался быть более-менее лояльным к власти, периодически он отправлял чертежи или просто идеи изобретений. Поэтому власть особо его не трогала. Сын был всем для Дедала, жена бросила его с маленьким ребенком, Дедал растил мальца в заботе и любви. Жизнь Дедала трагична, он потерял смысл жизни вместе со смертью сына. Его сын разбился на истребителе, что сконструировал Дедал. Икер взлетел слишком высоко, самолет не был рассчитан на такую высоту, а солнечные лучи вывели из строя компьютер, и Икер не смог катапультироваться, он упал в море. После Дедал застрелился у себя в гараже.

Несмотря на всю противоположность характеров, Дедал и Виктор были хорошими друзьями. Они часто спорили, ведь убеждения у них были разными. Дедал был ярый рационалист, что было близко мне, а Виктор сенсуалист. Частенько бывало, что я встречался с ними в библиотеке, и вместо того чтобы решать мои проблемы в учебе, эти парни спорили, что определяет нашу жизнь. Чувства или разум. Я никогда не злился, ведь слушая спор двух крайне умных людей, ты узнаешь намного больше, чем, к примеру, на лекции у лектора. Но они не влияли на меня, думаю, даже если бы они захотели этого, у них не получилось бы. Я уже был человек сформировавшийся, я знал, что нужно было делать для достижения целей, но это были не мечты – это что-то другое, скорее, к этому можно отнести слово «инерция». Жизнь по инерции, когда тебя толкнули и ты тихо катишься куда-то. Наверное, именно в университете начало проявляться безумство, а с ним зачатки тирании. Но Виктор и Дедал старались научить меня, что нельзя скрывать истину, что ложь порождает лишь боль. И, к сожалению, у них не получилось. Скорее, наоборот, я прекрасно научился лгать, а еще хуже этого, я научился великолепно извлекать из этого пользу. Только благодаря умелой манипуляции неправдивыми фактами, я смог выбить нам с Моро путевку в санаторий на зимние каникулы. Правда, пришлось оклеветать конкурента, ведь путевки было только две. Я включил весь свой ум, находчивость, чтобы протолкнуть Моро, чтобы он отправился вместе со мной. И ценой огромного количества лжи, лицемерия и подстав мне удалось это сделать. Но я ни капли не жалею, ведь тогда бы мне пришлось ехать домой к отцу. И, знаете, если сейчас надо было сделать то же самое ради шанса не ехать домой, будьте уверены, я бы сделал.

Итак, после первого семестра мы с Моро отправились в санаторий в Долину гейзеров. Первый семестр, как, впрочем, и последующие, не был каким-то особым. Учеба в университете давалась мне легко, ведь я сразу же уловил принцип учебы. Нужно вовремя улыбнуться, вовремя сказать «да», вовремя похвалить преподавателя и поддерживать власть – и вот ты уже прилежный студент, у которого не возникают проблемы. Иначе говоря, нужно уметь варьировать, но стоит отметить, что, несмотря на то что меня любили преподаватели и ректор, зачастую мне просто так ставили зачеты, я уделял много времени учебе, я по-прежнему очень много читал, уделял много времени самообразованию. Только самообразование дает тебе шансы достичь чего-то. Человек может и не учиться в престижном университете, но если он самодисциплинированн и знает, куда ему стремиться, знает, что для этого нужно, может достичь успеха. Именно поэтому часто встречаются успешные люди, которые даже не учились в университете.

Я занимался научной работой, писал много различных статей, что-то публиковал в научных журналах местного значения, что-то в пределах всей страны. Мой талант и умение наладить контакт позволил мне добиться возможности писать кандидатскую работу по праву. Тема была весьма неоднозначная – «Система сдержек и противовесов в средствах массовой информации», в работе я рассуждал на тему свободы слова, независимых СМИ и т. д. Разумеется, всё было подано в нужном свете, так что работа понравилась на самом верху. Когда я учился на последнем курсе, мне позволили преподавать. Заканчивая университет, я получил диплом, кандидатскую по праву и признание в научных кругах. Но, уважаемый читатель, я не хочу ввести вас в заблуждение, я хочу быть честен, поэтому скажу, как на великом суде, я не гений и не великий талант, бесспорно, я умнее большей части населения, но лишь потому, что я учусь, совершенствую свои знания, в отличие от других людей. И, буду честен, я добился этого результата еще и потому, что знаю, как правильно налаживать контакт с властью, как нужно подавать себя и свою информацию. Так было всегда, по твоим знаниям тебя, к сожалению, не так часто, будут оценивать.

Я немного отклонился, в общем, я учился хорошо и при этом я помогал Моро в учебе и не только. Он был чересчур гордым, поэтому частенько приходилось решать некоторые вопросы за него. Моро не особо хорошо находил контакт с окружающими, не потому что он социофоб или испытывал ненависть к учебе, Моро был вспыльчивым, когда с ним общался лицемер, у него был поистине великолепный талант видеть лицемера даже у самого лучшего актера. И, разумеется, он сразу бесился, а в нашей сфере каждый второй лицемер, поэтому контакты налаживать ему не удавалось. Я сотни раз ему говорил:

– Моро, я всё прекрасно понимаю, но так нужно. Научись общаться с ними.

Но он не слушал, единственное, что он начал делать, – это молча смотреть на них, как на дебилов. Уверяю вас, любой человек, который хоть чуточку способен понимать других, поймет, что на него смотрят, как на дебила. Поэтому Моро частенько влипал в неприятности, и, ко всему прочему, его гордость и упертость не позволяли ему варьировать. Он просто не мог молчать или оставаться пассивным в ситуации, когда правда на его стороне. Он всеми возможными словами пытался убедить оппонента в том, что он ошибается, или, наоборот, всеми силами отбивался от нападок фанатиков. Я пытался вразумить его, что с фанатиками не стоит не только разговаривать, на них вообще не следует обращать внимание, они, фанатики, – люди лишенные всякого разума, они мыслят примитивно, как коты или собаки, увидели, полаяли и дальше побежали искать жертву. Но Моро был уперт и бесконечно лез в бессмысленные споры, не помню, кто сказал, что в споре рождается истина, но полагаю, что он сильно ошибался, видимо, этот человек не имел дело с фанатиками. В споре рождается только ненависть и неприязнь, именно поэтому большая часть споров Моро заканчивалась дракой. И тут приходилось вступать мне, и не только в драку. Мне приходилось решать проблемы с деканатом, с преподавателями, с теми, кто получил тумаков. Но, я вам признаюсь честно, мне это не доставляло больших неприятностей, это не было для меня большой тягостью. Более того, я ощущал себя важным, весомым человеком в жизни окружающих меня людей, и мне это нравилось, чувство собственной значимости просто зашкаливало. И вскоре подобного рода помощь превратилась в наркотик для меня, психологическая зависимость намного хуже физиологической, об этом вам скажет любой врач.