Текст книги "Суженый смерти"

2. Загадочное дело

Лестница подъезда, пахнущая свежей краской, вывела на пятый этаж панельной девятиэтажки. Александр застыл перед железной дверью черного цвета, ощущая растерянность и какое-то смущение. Он опустил голову, посмотрев на свои кроссовки, потом поднял глаза на дверь и занес руку над звонком, хотя так и не нажал. Рука опустилась, тяжелый вздох, взгляд по сторонам. Рука снова у звонка, однако вместо того, чтобы позвонить, он стучит костяшками по двери. Глухой звук обличает, что дверь не полая, и из толстой стали. Александр ждет несколько секунд, потом стучит снова. За дверью ни шороха, ему хочется уйти. Голос в голове подсказывает, что миссию можно считать выполненной, и, если за дверью никого нет, стоит развернуться и заглянуть в другой раз. Как-нибудь…. Александр знал, если последует совету голоса страха, то уже никогда сюда не вернется. Без раздумий, с неизвестно откуда явившейся резкостью, он давит на звонок. Теперь слышна трель, и через пару секунд бряцанье дверных кандалов…

На пороге возник Семеныч, точно такой же, как и пятнадцать лет назад, лишь чуть ссутулившийся и ставший еще более сухим. С высоты своего метра восьмидесяти пяти Свечкин смотрел на старика сверху вниз. Семеныч ясным, цепким взглядом окинул Свечкина, а тот улыбнулся, смущенно, но радостно. С души упала гранитная глыба, ведь был жив тренер, единственный родной человек. Глядя на глупую улыбку визитера, не узнавая своего бывшего ученика, Семеныч глухо кашлянул и поинтересовался:

– Ищете кого?

– Семеныч! Не узнаете меня? – Александр не огорчился, так как учел прошедшие годы и свою поменявшуюся внешность.

– Что–то не припомню. А вы… – он выжидающе застыл.

– «Ты», не «вы». Свечкин я… – но он не успел договорить, его перебили.

– Саша?! – у старика округлились глаза. – Да ну… Ты же в Чечне…

– Нет, Семеныч. Я жив, – он улыбнулся. – Я это, я, – он понял, что недоверие нужно развеять. – Помните, 96–й, сборы в Ростове? Мы с парнями первое в командном заняли. Я в финале с Тошей Клименко бился.… Или первенство города в 97–м? Второй раз в жизни в нокаут отправили… Не надо, Семеныч! – это относилось к выступившим на глазах бывшего тренера слезам.

– Это старость, Саня, – только и смог сказать тренер, вытирая глаза рукавом рубашки. – Раскис я чего-то. Я ж тебя похоронил давно. Ты мне как сын был.

Свечкин знал, что родных детей у Семеныча не было, и поэтому тот относился к ученикам с заботой. Все, кто задерживался в секции бокса на более-менее длительное время, автоматически зачислялись в обширную семью. Ученики это чувствовали и платили взамен искренностью и уважением. Семеныч был им как отец, жесткий и крикливый, строгий до безумия, требовательный как надсмотрщик, но любящий их. Свечкин обнял тренера за плечи, и затем отстранился.

– Я больше всего боялся, что уже не увижу вас, – тон стал горек.

– Так, так. Хорош, – Семеныч взял себя в руки, повеселев. – Пошли в дом, хватит на лестнице трещать, – он схватил Свечкина за ворот куртки и потащил за собой, хотя тот и не думал отпираться.

Семеныч уже орал на всю квартиру.

– Сеня! Сеня! Я сына обрел, – Семеныч говорил с иронией, весело посмеиваясь. Свечкин тоже повеселел, справившись с наплывом чувств. Тренер выпустил из руки куртку, и в зал они вошли уже степенно.

За столом, на котором стояла бутылка армянского коньяка и два бокала, сидел кряжистый мужчина с мощными широкими плечами, примостив кулаки на подлокотники кресла. Внешность и седина на висках подсказали Александру, что мужчине около сорока-сорока пяти лет, а нависающие тяжелые брови, сурово сдвинутые на переносице, и хитрый прищур обличали цепкую и сильную натуру. Наплечная кобура на спинке стула давала понять, перед Свечкиным милиционер, а поломанные уши для знающего человека были как визитная карточка бывшего борца. Все эти выводы пришли на ум автоматически, за секунду. Протягивая руку, Александр уже знал, кто ему ее пожмет.

– Это Саша Свечкин, когда-то мой лучший ученик, – Семеныч произнес это с гордостью.

– Здорово. Арсений Прохорович, – представился борец.

– Александр, – он пожал твердую, как доска ладонь, смотря прямо в глаза. Свечкин очень старался подавить в себе закоренелую неприязнь к представителям милиции.

Арсений что-то почувствовал, но не понял, и это вызвало недоверие. Холодные волчьи глаза посмотрели на Семеныча.

– Как же, помню… Ты говорил, он умер. Лет десять назад? – как и у любого хорошего опера, у него была отличная память.

– Я так думал, – тренер кивнул на стол. – Садись, кушай, пей. Коньячку?

– Спасибо, не пью, – Свечкин сгладил отказ легкой улыбкой. – Я ем…

– Налетай, – тренер подвинул тарелку с шашлыком. – Вилка нужна?

– Я руками, – Свечкин с радостью вонзил зубы в мясо. Он не ел шашлык уже много лет; хороший, настоящий шашлык, и очень по нему скучал. – Не удивляйтесь, я не голодаю, просто по нашей кухне соскучился.

– Сколько лет я тебя не видел? – Семеныч налил себе и Арсению коньяк.

– Четырнадцать… – Александр, стыдясь, потупил взор и притих. Он перешел на «Ты», как когда-то в детстве. – Ты прости, что так…

– Простил уж, – тренер вздохнул. – Потом об этом. А где ты пропадал?

Свечкин покосился на Арсения, а тот в свою очередь так же недобро поглядел на него.

– Можешь при нем, Саня. Он мне как младший брат, или сын, если хочешь, – Семеныч жестко вклинился между ними, привстав. – И не надо коситься друг на друга. Я знаю, Саня, тебе менты много крови попортили в свое время, но Сеня не из тех. Это сыскарь, майор, порядочный человек.

– Понял, – Александр выдержал паузу.

– Сидел, что ли? – Арсений все понял по-своему.

– Да не, – Свечкин махнул рукой. – Воевал. Слышал за Иностранный легион?

Майор поменял выражение глаз с недоверчивого на открытое. Поначалу он принял Свечкина за урку, и сейчас был рад ошибиться. Как и любой настоящий опер, он не особо любил преступный элемент. Свечкин понял это, и чтобы окончательно развеять все сомнения протянул Арсению паспорт гражданина Французской республики.

– Видел когда-нибудь такую ксиву? – он уже успел перейти на «Ты», обращаясь к майору. Глупо «выкать» человеку немногим старше себя, с которым пьешь за одним столом.

– Не видел. Так ты француз? – он усмехнулся, глядя на разбойничье лицо Свечкина.

– Ага. Вылитый.

Тренер, после появления паспорта, долгое время молча глазел на бывшего ученика, но потом все же пришел в себя.

– Ого. И где ж ты воевал? – Семеныч смотрел уважительно.

– Принеси карту, я отмечу. Чтобы потом не было вопросов, где эти забытые Богом дыры… – он не удержался от шутки.

– Ну, ты даешь! – Семеныч усмехнулся. – Никогда бы не подумал. Француз…

– А как там, в легионе? – Арсений проявил не свойственное ему любопытство. Он вообще был немного туповат на проявление чувств, хотя и отличался живейшим умом и редкостным чутьем на любую перемену в поведении человека.

– А что именно тебя интересует?

– Да все. Как ты туда поступил? Какая там служба? Сложно было попасть? Для меня Иностранный легион – это какая-то романтика, что ли…. Не каждый там может служить.

– Все, что нам неизвестно окружается ореолом тайны, мистики или романтики. А так никакой романтики, все обычно… В Париж я попал по туристической визе, один день пошатался по городу, а с утра второго дня поехал на метро до Фонтунай Су-Буа. Это станция, почти на окраине города, возле которой находится вербовочный пункт. Этот пункт называется Форт де Ножен, в Париже он один. Подошел на КПП, меня спросили цель визита…

– А ты по-французски разговаривал тогда? – тренер влез в разговор.

– Я ж не только боксом занимался.… В школе учил французский, по крайней мере, два слова связать мог. Я понял, о чем меня спросили. Я ответил на ломаном языке, что я русский и прибыл для прохождения службы. Меня отвели в какую-то комнату, там я долго ждал, пока мной займутся…. Там поначалу все рассчитано на проверку твоего терпения, адекватности я бы сказал. Само собой стоит тебе постучать в дверь и выразить нетерпение, и ты уже им не подходишь. Легионер должен быть выдержанным, железным.

– А в туалет?

– Туалет в той комнате есть. Сиди и жди.

– Долго?

– Часов не было…

– Сеня, чего ты перебиваешь все время? Пусть расскажет, – тренер проникся интересом к рассказу.

– Так вот, я ждал.… Потом меня отвели на медосмотр и личный досмотр, забрали все кроме мелочи из карманов. Одежду дали другую, спортивную. Расспрашивали о родителях, о прошлом… да, обо всем расспрашивали. Отвечал я, как есть, ничего не скрывая. Я думал, будут на детекторе лжи проверять потом. Не проверяли. Они для общения со мной белоруса позвали, капрала. Потом снова комната с кроватью. Все как у нас в армейке, только вместо казармы одиночка. Ранний подъем, ранний отбой. Работа, за провинности рукоприкладство или отжимания…

– Дедовщина?

– Нет. Рукоприкладство я грубо сказал. Так, леща дать могли или пинка. Но это если косячишь. Так не трогали. За драку сразу изгнание из легиона, обоих причем. Не важно, кто виноват, а кто прав. Хочешь разбираться – в спортзал, там по правилам, в перчатках…. Из Парижа через пару дней меня направили в Обань, это основная база Иностранного легиона во Франции, пригород Марселя. Природа там, конечно, красивейшая. Но ладно, не будем об этом. Что потом? Тоже работа, спорт, медосмотры, комиссии, тесты на интеллект и сообразительность. Психологические тесты. Тест на кросс Купера…

– Это три километра за двенадцать минут нужно пробежать когда? – Арсений не удержался от вопроса.

– Ну да. В общем, сплошные проверки. О тебе узнают все – шрамы, родинки, переломы, кто из теть или дядь болел корью и тому подобным. Ощущение, что твои родители не могут тебя знать так хорошо, как шеф-капрал, задающий вопросы! И вот, после всего тебе говорят, подошел ли ты им или нет. Подошел – служи, а нет – на родину.

– Без гроша в кармане? – тренер скривился.

– Да нет, там за каждый день плата идет тебе. С деньгами наколов нет, это не Россия.

– Ну да.

– Ну, в принципе так и все. Месяц мурыжили в отборочном лагере, потом присяга и направление в Кастельнодари. Там учебный лагерь, где из тебя делают солдата…. Но я не хочу об этом. То, чему нас учили, останется при мне, как и то, где я был потом. Я лишь добавлю, что девиз Иностранного легиона: «Легион – наша родина», правдив на все сто процентов. У тебя новое имя, паспорт, дата рождения и национальность. Ты новый человек, и делается все для того чтобы ты забыл свое прошлое. Десять лет я был солдатом, и служил легиону. Хотите верьте, а хотите нет, но он стал мне второй родиной! – Александр замолк, о чем-то вспомнив.

Семеныч понял, что пора менять тему.

– Сеня, так на чем ты остановился, когда Саня пришел?

– Я тебе о серии рассказывал последней. «Серия Ха», или «Висяк», как ее у нас в управлении назвали, – Арсений перевел взгляд на старика. – Хороший у тебя коньячок, забористый, – он уже начинал хмелеть.

– Что есть, то есть… Ты начни сначала, Саньку, я думаю, интересно будет узнать, в какой город он вернулся.

– Ты веришь в оборотней? – сказав это могильным тоном, Арсений Прохорович покосился на Свечкина и сверкнул глазами.

Тот не удержался и заржал, настолько театрально получилось это у опера.

– Товарищ майор, а что, милиция теперь и их ловит? Знаю медвежатников, фарцовщиков… а эти как называются? Клыкастики? Или блохастики? – Александр перевел дух после короткого приступа веселья.

– Ага, и пули ментам теперь серебряные выдают! – Семеныч тоже рассмеялся.

– Серебряные, это у ОМОНа. У нас только распятия и святая вода, – Арсений не обиделся. Он и сам был на приколе. – Так веришь, Саня?

– Нет, не верю, – Свечкин улыбнулся. – Моя детская психика только зубных фей и зеленых эльфов признает. А что, шалят зубастые?

– Шалят. Я-то и сам в чертовщину не особо верил, но среди моих коллег, особенно молодых и неопытных, бытует мнение, неофициальное, разумеется, что в нашем городе орудует то ли клан упырей, то ли свора оборотней, ну и жрет всех без разбора.

– Клан упырей? Я и не знал, УгРо теперь коллективно в кино водят на фэнтези? Что последнее смотрели? Сумерки?

– Ха-ха! – Арсений поддержал шутку Свечкина. – Я представляю, как некоторые обрадовались бы…

– Слушай, но ведь чем-то эти слухи вызваны? – Свечкин откинулся на спинку и задумчиво поглядел на майора.

– В том-то все и дело! – опер погрустнел. – Конечно, здесь по большей части газетчики постарались, да балаболы всякие. Ты же наш народ знаешь? Собака соседа за ногу укусит, а наутро весь двор на похороны спешит. Только дай посплетничать. Хотя, тут и без них мистики хватает.

– Так сколько убийств-то было? – Семеныч вмешался в разговор.

– Пока девять. За полгода.

– А есть наработки? – Александр заинтересовался. – У него в крови сидела тяга ко всему неизведанному.

– Буду краток. Дело поистине загадочно и нет того, кто пролил бы на это свет. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Свидетелей нет, вообще никого. Все убийства происходили в центре города, но никто не проходил в это время по улице, никто не смотрел в окно…

– Может и видели все, да боятся? – тренер отодвинул от себя рюмку с коньяком, понимая, что ему уже хватит.

– Кто его знает? Одним словом, глухарь. Почерк во всех убийствах совпадает до мельчайших деталей.

– Две раны на яремной вене? – Свечкин вскинул брови.

– Нет, не так тонко, – Арсений отмахнулся. – Я погляжу, тебя тоже не обошли стороной фильмы про вампиров?

– Я же не из лесу вышел! – Свечкин протестующе взмахнул рукой. – Так как убивали?

– Горло разорвано, – майор следил за реакцией. Привычка брала свое.

– Ничего себе, – Александр присвистнул. – И везде одно и то же?

– Везде. Я ж говорю.

– Это вряд ли человек… – Александр задумался. – Хотя, если ты говоришь убийство, а не несчастный случай, значит за всем этим стоит кто-то, а не что-то…

– Знаешь разницу? – опер удивился.

– Изучал право, в том числе и международное. УК РФ в новой редакции. Убийство – это умышленное причинение смерти другому человеку. Само собой, животное не может иметь умысла. Значит человек.

– В том то все и дело… – Арсений скривился. – Не все так просто. Мистика началась, когда после первого убийства судмедэксперты сняли слепок зубов и провели анализ слюны. Эксперт сказал, что зубы явного представителя семейства собачьих, да только слюна человеческая…

– Да ну… – Свечкин недоверчиво покосился на майора, проверяя, шутит ли он. – Ты чего жути нагоняешь?

– Если бы… я б и сам радовался, – Арсений не обиделся. – В СК мы, конечно, не стали показывать результаты экспертизы, а то начались бы проблемы; но ведь шило в мешке не утаишь, кто-то кому-то что-то сказал по секрету, и уже через неделю весь город на ушах стоял. Кто про оборотней, кто про упырей толкует, да еще и говорят, будто количество жертв к сотне приблизилось. Мы, дескать, правоохранительные органы, реальные цифры скрываем. Эх! Мне было бы смешно следить за ходом народной истерики, если бы я работал, скажем, токарем на заводе или крановщиком. Ну а так как именно нашему отделу поручено вести следственные действия по этим странным смертям, мне грустно. Начальство нагибает к плинтусу, а движения по делу нет.

– Плохо вас нагибают! – глубокомысленно изрек Семеныч.

– Ты еще мне на мозги покапай… – взмолился Арсений. – Я больше двадцати лет в сыске работаю, тебе ли меня учить?

– Эх! – махнул рукой тренер и замолчал.

– А вообще, хоть что-то известно? – Александр снова насел с вопросами, потому как всерьез заинтересовался этим делом.

– Только то, что все смерти проходили под покровом ночи, в безлюдных местах и без свидетелей.

– А отпечатки следов снимали?

– Делали…. Да где ж их снимать-то? Город – лужи да асфальт. Грязи нормальной найти нигде нельзя, дождей уже месяц не было, – он перевел дыхание и опрокинул бокал коньяка. – Одна лишь радость, что эту цепочку ни на какого маньяка не списывают. Тогда бы пришлось чопик в одно место заколачивать, чтобы не всунули чего-нибудь.

– А шерсть осталась на одежде? – Свечкин не мог угомониться.

– Осталась, – майор вздрогнул. – Только вопросов добавилось. Шерсть черная, по внешнему виду принадлежит семейству собачьих, как сказал эксперт, только ДНК в ней человеческое. И еще одно в ней… как же он называется? Этот, гормон силы…. не меланин… как-то по-другому… Короче, эта беда откладывается в волосах, и в той шерсти содержание этого гормона превысило обычный уровень в двадцать раз.

– Ничего себе! Теперь я даже и предположить боюсь, кто их погрыз. Волк с человеческим ДНК?

– Да так и скажи, что оборотень, чего кружишь? – майор в волнении кинул на тарелку кусок мяса. – Думаешь, у меня таких мыслей не было? Только это же не нормально! Я почти четверть века ловлю криминальный элемент всех мастей – от медвежатников до насильников, но это из ряда вон выходящее. Мне еще не хватало оборотней ловить… до пенсии, тогда, вряд ли доживу. Мой дядя охотник, я с ним проконсультировался, показал фотографии. Тот сказал, что волки рвут горло по-другому, попутно обгрызая тело и вырывая куски мяса. Здесь же горло перегрызли аккуратненько, кровь выпили. Выпили так, что даже на асфальте ни капли не осталось. Поэтому среди моих коллег и бытует мнение про упырей. Они ж фильмов насмотрелись, в которых оборотни людей живьем проглатывают…

– Может, их убивали в другом месте, а потом перевозили, запутывая следы?

– Может. Только ни одной зацепки. Ни наличия чистящих веществ от автомобильной химии, ни ворса обивки кресел, ни пятен масла или бензина из багажника. При перевозке трупа одежда заминается на одной стороне тела, здесь же все гладко. Просто подошли и убили. Если бы на тебя напал волк, ты бы сумел защититься?

– Я б сумел. Хотя бы руку успел подставить, защищая горло, – Александр кивнул.

– Вот! И я о том же. Но ничего подобного не было с жертвами. Нападали не со спины, всегда с фронта. И никаких следов борьбы. Понимаешь?

– Понимаю. Сплошная мистика.

– Во-во. Как будто невидимка на них набрасывался. Только последняя жертва была избита перед смертью, но мне кажется, это отдельный эпизод. Ему сломали челюсть и два ребра над печенью.

– Интересно…

– Мы его по пальцам опознали. Погоняло Куст, за неделю до смерти откинулся с зоны, с северов прибыл. Сидел по 131-й, части второй за изнасилование; второй срок по этой статье. Сорок лет, физически сильный мужик. Убили его в субботу вечером на Володарского, нашли в четыре утра под мостом патрульные. Время смерти около одиннадцати.

Майор рассказывал, а в душе Александра шевелились какие-то подозрения. Совпадений было море – улица Володарского находилась в квартале от того места, где он в половине одиннадцатого выкинул пьяного мужика, напавшего с ножом на девушку в троллейбусе. Время, число, место. Помимо этого возраст жертвы, описание травм которые нанес своему противнику Александр, совпадающие с травмами на трупе. Совпадения казались просто невозможными из-за своей правдоподобности. Нужно выведать у опера информацию по трупу, не подставившись самому. Знать о драке в троллейбусе майору не нужно.

– Любопытно! – сказал Свечкин. – Алкоголь в крови присутствовал?

– Ага. Под мухой клиент был, – Арсений кивнул. – Явно, он с кем-то подрался, и так как его кулаки не сбиты, очевидно, он, скорее всего, отхватил. Есть следы падения с небольшой высоты, ссадины и кровоподтеки. Обо что-то тупое и твердое повреждено левое колено. На том месте пыль, поэтому предполагаю, травма произошла в результате столкновения с бордюром или асфальтом. Он упал откуда-то; быть может, его столкнули или скинули…

Александр помнил, как вышвырнутый им из троллейбуса мужик саданулся об бордюр коленом, как раз левой ноги. Еще одно совпадение.

– А есть фотографии тела? Я кое-что понимаю в характере нанесения ударов и последующих травмах, – Свечкин вертел в руке вилку, не подавая признаков заинтересованности. Тон вопроса был будничным.

– Есть, – Арсений встал и, пошатываясь, подошел к дивану, на котором лежала черная папка для документов. Он был пьян, но прекрасно соображал, что говорит и делает. Такие люди не бывают без сознания под действием алкоголя, слишком уж хорошие тормоза. – На! – он кинул на стол пять фотографий.

Когда Свечкин разглядел лицо трупа, у него не осталось сомнений, что это тот самый мужик из троллейбуса.

– Знаешь его? – Арсений заметил, как дрогнула рука с фотографией. Опер – что волк, чутье у него отменное.

– Нет, – Александр моментально справился с эмоциями. – Рана страшная, я просто представил себе тварь, которая имеет такие зубы. Как перекушено.

– Вот именно, перекушено. Не перегрызено, не разорвано, а перекушено, – Арсений кивнул сам себе. – Ты, видимо и в ранах разбираешься?

– Да нет, я пальцем в небо попал, – Свечкин мотнул головой.

– А что о следах ударов скажешь?

– Вот этот след, на печени – от кулака, вот они отметины от костяшек… Челюсть кто-то ногой свернул, даже ссадины от подошвы остались. Остальные отметины – это не следы ударов, они получены при падении, – Свечкин вернул фотографию.

– Эксперт так же сказал. Ты головастый.

– Учили… – отмахнулся Свечкин, и занялся салатом, чтобы поразмыслить об услышанном и увиденном.

Семеныч, до этого задремавший в кресле, проснулся и задал Сене какой-то вопрос, после которого тот переключил свое внимание на тренера. Александр думал о мужике, которого он помял в троллейбусе. По спине прошел озноб, потому как Свечкин верил майору, и склонялся к мистической составляющей дела. Девушка, труп и он сам… Нет, с той девицей явно что-то было не то… Он и сам не понимал, на чем основаны его подозрения, но они были непоколебимы. Мужик обижает девушку, и после этого гибнет при таких невероятных обстоятельствах. Случайности не случайны, как сказал какой-то мудрец. Конечно, это могло быть простым совпадением, но животная свирепость в глазах той девушки и мертвый холод ее рук заставляли задуматься, а вернее почувствовать какую-то злую природу, заключенную в ее образе. Да, именно злую природу ее происхождения, темень души. Такую злобу в глазах Свечкин не видел даже у пленных косовцев, которых они вели в допросную. Кстати, именно там, в бывшей Югославии он впервые столкнулся с мистикой.

Александр служил в составе многонациональной оперативной группировки MNTF-N с кодовым именем Север под командованием Франции, в городе Косовска-Митровица на севере Косово. Это был небольшой город с населением около восьмидесяти тысяч человек, из которых ¼ часть были сербы, живущие в северных кварталах, а ¾ были албанцами, проживающими на оставшейся территории. Северные кварталы от остального города отделяла река с необычным названием Ибар, и что сербы, что албанцы старались не пересекать эту естественную границу без особой надобности…. Беспорядки начались 14 марта 2008-го с того, что сербы захватили здание суда, недовольные приговором двум рабочим, обвиненным в террористической деятельности. Менее чем за сутки волнения охватили весь город, очагами распространившись в кварталах. Силы НАТО подавляли эти волнения трое суток и лишь к утру 18 марта справились с обстановкой. Те трое суток надолго запомнились Александру. Статистика официальных властей была суха и поверхностна: тридцать миротворцев получили ранения, равно как и около ста сербов. Какой ад был в этом городе на самом деле, Свечкин знал как никто другой, и реальные цифры потерь, как военной полиции, так и местного населения были куда выше. Не в том суть. Александр был в патруле ночью с 16-го на 17-е, они как раз охраняли подступы к мосту через Ибар. Были слышны одиночные выстрелы, небо над северными кварталами слабо освещали всполохи далеких пожаров, и в холоде подмерзающего воздуха четко различались любые звуки движения машин. Часа в три утра к Александру подошел капитан Матье. Он разговаривал с польскими миротворцами, расположившимися на албанской стороне моста, и сказал, что у них на людей напала паника, в результате которой четверо солдат ушли с поста, оставив лейтенанта и капрала, и исчезли в городской застройке. Поляки просили пару легионеров для расстановки сил на позициях, пока из штаба в пригороде не прибудет подкрепление, а посему всего на пару часов капитан Матье им великодушно предоставит Анри Дю Труа и капрала Пери. Уже на месте Александр, он же Анри, хоть и не любивший поляков, но, тем не менее, заинтригованный побегом солдат, любезно расспросил лейтенанта Гженского о причинах такого явления. Тот, немного разомлевший от выпитой сливовицы, которую, скорее всего, пил для успокоения, поведал странную историю. Около одиннадцати вечера они задержали двух албанцев, пытавшихся пересечь Ибар на лодке, и до утра посадили их в подвал дома, где располагалась штаб-квартира польской военной полиции. Подвал само собой никто не посещал, окон он не имел, и дверь, ведущая в него, была одна, спрятана внутри здания. В два часа ночи сержант делал обход, когда заметил конвойного с синим лицом, сидящего на стуле перед дверью в камеру. Он был мертв. Сержант вызвал лейтенанта, чтобы тот удостоверился в кончине подчиненного, и после этого решил проверить, как поживают задержанные. За дверью на полу лежали два точно таких же трупа с синими лицами без видимых повреждений. На шее у каждого, прямо на яремной вене, были две четких раны, судя по всему от зубов. Пока лейтенант осматривал трупы, сержант, не теряя времени, сбегал за дежурившими на посту солдатами и предупредил их о случившемся. Суеверный сержант, заметив раны на шее, сделал определенные выводы, и потому разговор с солдатами у него шел в уже намеченном ключе. Капрал, присутствовавший при этом, рассказывал потом лейтенанту, как белый от ужаса сержант подлетел к соотечественникам с одной лишь фразой, гласившей, что Марека и двух албанцев убил казлак, как в свое время в деревнях Восточной Европы называли упыря. Один поляк отправился проверить эту информацию, и прибежал обратно буквально через минуту. Солдаты по выражению его лица поняли сразу, что сержант не врал, и пустились наутек. Капрал даже не успел ничего сообразить, настолько быстро это все произошло. Анри удалось осмотреть трупы. Он убедился в словах капрала. В подвал ни одно живое существо проникнуть не могло, окон не было, а в вытяжку пролез бы разве что таракан. Только через дверь, но находившийся в соседней комнате сержант, вызвавший панику, ничего не видел до того как наткнулся на труп сослуживца. Как ни крутил Свечкин в голове эту загадку, он так и не нашел нужного ответа. Польский лейтенант пояснил Александру, казлак по их поверьям мог проходить даже через замочную скважину, и только такое объяснение могло пролить свет на разгадку….

– Чего загрустил? – спросил Семеныч, тронув Свечкина за руку.

– Да весело у вас тут… – произнес Александр, вздрогнув от прикосновения. Он сидел молча уже пару минут.

– Ну да, а главное, все это на нас вешают… – Арсений тяжко вздохнул. – Но это еще не все!

– Что, еще и привидения с чертями досаждают? – Свечкин хихикнул. – Или на кикимор с лешими в розыск подают?

– Да ну тебя… – майор чертыхнулся и постучал по столу. – Юморист мне, тоже. Ни леших, ни кикимор, ни ведьм… – добавил он через пару секунд. – Наоборот, чудесные спасения людей. Целая серия. Удивляюсь, что газетчики не связали эти случаи между собой в единую цепочку, и не выдали как феноменальную сенсацию.

Арсений ожидал, что его слова вызовут какой-либо ажиотаж, но ничего подобного не произошло. Семеныч с Александром лишь вяло кивнули и погрузились в свои мысли.

– Это не новость, такое всегда было, – тренер резал хлеб.

– Да? А когда человек с 9-го этажа падает и не разбивается? Только синяки и вывих ноги, – Сеня сделал жест, означающий: «Ну как вам?».

– У меня одноклассник с десятого сорвался, по бельевым веревкам прошуршал, – Свечкин перевел взгляд на Прохоровича. – И ничего, переломом руки и отбитой селезенкой отделался…

– Да? А его кто-то невидимый держал в полете? – опер не сдавался.

– Сеня, тебе бы не в опера, а в батюшки идти. Вместо майора уже бы архимандритом стал, так складно лепишь, – Семеныч почесал шею. – Ха… Ну ты и даешь!

– Чего? – Прохорович стушевался под издевкой Семеныча. – Я про чудо говорю, а вы…

– Может, то наркоман летал? Так их и пуля не берет, – Александр развел руками.

– Только серебряная! – тренер прыснул со смеха. – И кол в сердце…

– Да ну вас… – опер замолк.

– Да ладно, Сеня, мы ж шутим, – Семеныч налил коньяк. – Без обид, что за чудеса?

– Да что… – сухо начал майор – Один, как я уже сказал, выпал из люльки, висевшей на уровне 9-го этажа, когда мыл окна. Страховка не была пристегнута, пролетел почти тридцать метров, куякнувшись об бетон! И ничего, целехонек. К нему народ подскочил, думали не жилец, а этот за секунду пришел в себя, и на ноги, скачет: «Я живой…». Плакал, бедняга от пережитого. Когда его осматривали врачи, он им все время рассказывал, будто кто-то невидимый и крылатый подхватил его на руки и положил на землю. Потом, видимо, придя в себя и поняв, что за такие признания его могут упрятать в психушку, парень отказался от своих слов…. Но я от себя скажу, люди в состоянии аффекта очень редко говорят неправду. Как вам такая история?

– Ну да! Есть над чем задуматься, – кивнул Александр. – Мой одноклассник падал по бельевым веревкам, и не на бетон, а на землю. Веревки-то его и спасли. А так, если с девятого на бетон без страховки, то даже у кошки шансов не будет.

– Сеня, а ты говорил, чудо не одно было? – Семеныч заинтересовался.

– Не одно, – опер отпил коньяк, чокнувшись перед тем без тоста с тренером. – Вот еще одна история. Трасса М-4 Дон, Крестовый перевал, ночь, дождь, март месяц. У машины, в которой едет семья из четырех человек, лопается одно из колес, водитель не справляется с ситуацией и улетает в откос, четырежды перевернувшись. Машина приземляется на крышу, ее мнет, двери заклинивает. Водитель теряет сознание в тот момент, когда кто-то отрывает дверь…

– Открывает, – поправил Семеныч.

– Да нет, отрывает, вместе с замком и петлями, – майор поднял палец. – Я знаю что говорю. Мужик в тишине, так как все кроме него отключились еще в полете, слышал хлопанье огромных крыльев…

– Дождь же шел! – возразил Александр. – Тем более в такой ситуации мало ли что послышится…

– Ладно. А как тебе это: очнулся мужик в пятнадцати метрах от горящей машины, вся его семья лежала рядом. Жену не спасли, перелом основания черепа со всеми вытекающими. Дети живы, только немного поломаны. МЧС вызвали проезжающие мимо, когда заметили горящий в кустах автомобиль. Саму аварию никто не видел, знаете же, в марте в три утра на перевале движение не очень-то оживленное.

– А мужик не мог сам на автомате выбраться из машины и всех вытащить? Временная амнезия… – Свечкин закурил, получив на это разрешение Семеныча.