Текст книги "Обитель снов"

Глава 5
Заказ

Ник сдвинул крышку сотового телефона, вытащил тонкий прямоугольный аккумулятор. Всмотрелся в цифры серийного номера, нанесенного на внутренней поверхности мобильника. Не все символы читались, многие утратили прежнюю четкость. Пришлось в очередной раз воспользоваться увеличительным стеклом и, сдерживая проклятия, восстанавливать номер буквально по миллиметрам. Каждую опознанную и дешифрованную циферку Никита аккуратно переносил в массивную тетрадь, а прямо сейчас заполнял строчку, обозначенную как: «пункт 43 мобильный телефон марки НТС, черного цвета, серийный №…, инвентарный №…»

Инвентаризация. То, о чем дядя всегда вспоминал со вздохом, с несчастным видом обещая самому себе и племяннику приступить к ней в ближайший понедельник, в крайнем случае, начать с первого числа следующего месяца. Ближайший понедельник проходил и становился прошлым, а потом и позапрошлым, первые числа месяца сменялись десятыми и двадцатыми. Затем цикл повторялся вновь: обещание – ближайший понедельник – следующий понедельник – просто понедельник – первый день нового месяца – середина месяца – конец месяца – обещание…

Замкнутый волшебный круг, наконец, разомкнулся. Понедельники продолжат чередоваться с месяцами, лишь обещания давать больше некому.

Инвентаризация. Ник дошел до полусотни предметов, но витрина, засыпанная всякой дорогой мелочовкой, никак не желала довольствоваться двузначными числами. Сколько здесь всего? Сто наименований? Двести? Больше?

Юноша откинул опостылевшую тетрадь, уселся на принесенный из подсобки стул. Черт, какое на редкость тупое и нудное занятие! Понятно, чего дядя открещивался от него. Открестился…

Какой прок в инвентаризации? Зачем и кому она нужна? Ник не знал, но раз дал самому себе слово закончить так и не начатое дядей, значит, придется выполнять. «Пункт 51, mp3-плеер Самсунг, цвет…»

В закрытую дверь магазина постучали. Нетерпеливо, настойчиво.

Кого там принесло? Ник ждал Евгения Александровича, того бойкого старичка, что задержал в прошлую пятницу вора. Постоянный посетитель вызвался самолично осмотреть место преступления, «раз уж местные сыскари ни черта не мыслят в этом деле». Однако старик никогда не долбился в двери с такой силой и энергией, его отличал неизменный такт и некая профессиональная, не утраченная на пенсии вкрадчивость. Кроме того, Евгений Александрович сейчас должен присутствовать на похоронах, вместе со всей остальной станцией. Тогда кто ломится внутрь? Один из тех неугомонных и непонятливых придурков, искренне убежденных в том, что Ник обязан присутствовать на прощальной церемонии? Возможно, даже толкнуть слезливую речь.

– Я не пойду туда, – голос сел, и слова прозвучали чуть слышно. Пришлось повторить громким тоном, не вызывающим ни сомнений, ни двойных толкований: – Я не пойду!

Стук не прекратился. Либо визитер был безнадежно глух, либо начисто лишен деликатности.

– Вашу мать! – не в силах больше терпеть этот нескончаемый долбеж, Ник с весьма однозначными намерениями отправился навстречу «дятлу».

Отпер замок, пинком распахнул дверь – с неудержимым желанием засадить ею по физии незваного наглеца. Наглец оказался прытким и успел покинуть зону поражения, а массивная железная дверь со свистом пронеслась мимо, чтобы на излете своей нехитрой, зато геометрически верной траектории встретиться с безвинно пострадавшей стенкой.

– Добрый день! – визитер не выглядел ошарашенным или оскорбленным весьма негостеприимным жестом.

– Охренеть, какой добрый!

– Прошу прощения за бестактность, – для наглеца он изъяснялся чересчур вежливо. – Я пытался узнать, кого хоронят всей станцией, но на меня лишь таращились, как на сумасшедшего, да презрительно шикали. Может, ты мне скажешь, по ком убивается весь местный люд?

– Вы за этим сюда ломились? – Ник вспыхнул. Он не любил панибратства и беспричинных переходов на «ты» от неизвестных персон. Что простительно для пожилых людей, которым он годился во внуки, то вряд ли можно извинить относительно молодому человеку, не отмеченному ни проседью, ни печатью прожитых лет. Гость выглядел от силы годков на пятьдесят – хороших таких пятьдесят, моложавых.

Не дожидаясь ответа, Ник потянул дверь на себя:

– Магазин закрыт.

– Малой, погоди! – мужчина успел засунуть ногу в щель между дверью и косяком. «Ну оборзевший тип!»

– Уважаемый, читай по губам. Повторяю специально для тупых и глухих, – юноша больше не церемонился. – Ма-га-зин за-крыт!

– Не гони лошадей, дело есть. На миллион патронов.

– Хоть на два. Ногу убери!

– Не получается разговор, – с грустью констатировал визитер, однако ногу так и не убрал. – Раз не помогают слова, переходим к бесстыдному подкупу.

Он извлек из-за пазухи ярко-красную картонную коробочку и протянул Никите:

– Это в качестве аванса.

– В качестве задатка, – автоматически поправил его Ник. Профессиональная торговая оговорка: задаток, в отличие от аванса, возврату не подлежит. Не все покупатели знают об этой тонкой грани и чаще всего не спорят. А постфактум выяснять терминологические особенности уже бессмысленно.

– Я думал, самый жадный народ в Метро – это ростовщики и бармены, однако антиквары, похоже, легко заткнут за пояс и тех, и других.

Юноша с интересом покрутил коробочку в руках. Крупная надпись на ней не оставляла сомнений относительно содержимого – антибиотик. Внутри оказалась пластинка с десятью продолговатыми капсулами. Богато!

– Неплохой задаток. Говори, чего хотел.

– Аванс, – гость продолжал настаивать. – Шикарный аванс.

– Ногу убери.

– Ну и молодежь пошла! – возмущению посетителя, казалось, нет предела. – Ладно, рвач, две таблетки в задаток, остальное аванс.

– Слушай, трудный дяденька, – проговорил Ник, устало и раздраженно, – магазин закрыт. И за две жалкие таблетки тебе его никто не откроет. За десяток я плюну на собственное дурное настроение и заставлю себя вытерпеть твое навязчивое общество в течение пяти минут. Одна минута – две таблетки, курс нынче такой. Иначе…

– Десять минут, и подавись…

– Не подавлюсь. Пять минут ровно. Заходи или вали.

Мужчина колебался секунд пять – поворчал, повздыхал, махнул рукой:

– Хрен с тобой, золотая рыбка!

– Что? Какая рыбка?

– Ничего, это фольклорное.

– А жаба? – внезапно вспомнил Ник. – Тоже фольклорное?

Визитер выглядел озадаченным. К неодобрению, с которым он смотрел на юношу после заключения непотребной сделки с антибиотиками, добавилось сомнение. В умственных способностях Ника?

– Я знаю двух былинных жаб. Одна после поцелуя превращалась в краснодевицу, другая – давила на грудь и отвечала за жадность. Тебя которая из них интересует?

Пока Никита вспоминал подробности недавнего разговора дяди с Евгением Александровичем, мужчина ответил за него:

– Судя по ухваткам, тебя должна интересовать та, которая за жадность отвечает. Грудь-то не болит по ночам, тяжесть великая дышать не мешает?

Поняв, что разобраться с древней земноводной тварью ему не суждено, Ник благоразумно и без особых сожалений эту идею забросил.

– Проходи.

– Вы очень добры, – съехидничал посетитель, но приглашением воспользовался.

Пока гость – теперь уже званый – недоуменно разглядывал творящийся внутри раздрай, Ник присматривался к нему самому. Солидный мужик, при деньгах. Хорошая одежда без следов ремонта, удобная и нестоптанная обувь, на правой руке часы – весьма красноречивый символ достатка, на шее крестик из какого-то белого металла, скромный, не кричащий, пальцы без «болтов» и наколок – еще один плюсик в личное дело. Теперь лицо: правильное и, как говорят, благообразное, внушающее доверие. Шрамов нет, значит, не военный и не сталкер. И точно не бандит – слишком интеллигентен. Не как ученый и иной «ботаник» в возрасте, скорее комерс. Из успешных. Следит за собой. Весьма ухоженная небритость, столь соблазнительная в глазах женского пола, но требующая постоянного внимания. Темные волосы аккуратно подстрижены и… «Оп-па! А виски́-то подкрашены! Седеет гражданин». – Ник похвалил себя за наблюдательность, старательно забыв о том, что чуть раньше отнес его в разряд моложавых и «не отмеченных проседью».

– Чего с магазином? Слон лавками ошибся? – задал непонятный вопрос визитер.

Какая-то полузабытая идиома про слона крутилась в голове, но Нику уже хватило непоняток с приснопамятной жабой.

– Инвентаризация. Учет. Магазин закры…

– Да понял я, понял. Хоть бы присесть куда предложил за такой-то аван… задаток.

Ник бесцеремонно указал на пол, сам же вытащил из-под кассы песочные часы и поставил на прилавок.

– Время пошло. Пять минут. Уже без трех песчинок.

Посетитель шумно выдохнул и скорчил такую физиономию, что Нику вмиг стало все о себе понятно.

– Ты со всеми покупателями так? Можешь не отвечать. По делу: головняк у меня один есть. Вернее, появился. С утра. Ты знаешь, что это?

На прилавок рядом с часами лег продолговатый черный предмет.

– На головняк слабо похоже, скорее, на диктофон.

– Не умничай. Эту херню я обнаружил в своем сейфе, хотя сам ее туда не клал. Ни у кого другого доступа к сейфу нет. Интересно?

– Не особенно.

– А мне любопытно до крайности. Сначала решил, что это бомба. Типа, происки коварных конкурентов, врагов и прочих фашистов. Нажимаешь кнопку – и ага. На одном ухаре проверил, «агы» не случилось, но приборчик так и не включился. Не фурычит, зараза.

– Работающих раритетов днем с огнем не сыщешь. Аккумуляторы давно разрядились и сдохли. С батарейками та же история.

– Мне ОЧЕНЬ нужно послушать, что там записано. Ты думаешь, я зря все дела бросил и помчался через несколько станций к ближайшему технарю-антиквару?

– Ближайший, по всем раскладам, на Лесопарковой. Разве только ты мчался через уничтоженные станции, – ухмыльнулся Ник. Бульвар Дмитрия Донского был тупиковой станцией, в северном направлении все соседи – начиная с Анино и заканчивая Чертановской – ́ в списках живых давно не значились. С запада же примыкала уже упомянутая Лесопарковая.

– Опять умничаешь? Там, говорят, не реставратор техники, а коновал криворукий. Хочешь, чтобы он мне единственную улику раскурочил?

Никита молча подивился нелестному эпитету в адрес конкурента – криворуким коновалом тот никогда не считался. С дядей, конечно, сравниться не мог, но и столь суровых обвинений не заслуживал.

– Ну, так что, малой, оживишь мне девайс по-быстрому? Оплата щедрая, на месте, все дела. Нехилый ава… задаток ты уже видел.

– Нет.

Гость выругался, коротко, но веско и красноречиво.

– Почему, черт побери? Цену набиваешь, рвач малолетний?!

– Потому что припоздал ты с заказом, дядя, – пропуская оскорбление мимо ушей, сказал Ник. – Сегодня хоронят «технаря-антиквара», которого ты искал. Это, кстати, ответ на твой вопрос «по ком убивается вся станция?»

– Мать! Мать! Мать! – визитер в сердцах бахнул кулаком по прилавку. К счастью, попал не по хрупкому стеклу, а по железному ребру. – Мать! Ну, что за непруха?!

Чтобы успокоиться, мужчине понадобилось минуты три, не меньше. Песок давно отмерил отведенную пятиминутку, но прерывать яростные стенания взбешенного посетителя Ник благоразумно не стал. – Погоди, малой, – наконец обратился к нему мужик. – Это что получается? Плюсом ко всей мороке и облому, я еще и упаковку «колес» просрал?!

– Задаток, что поделаешь.

– Слышишь, вымогатель хренов, реанимируй мне диктофон, дай послушать запись, и получишь… – гость задумался на секунду. – Не совсем по вашему профилю, но может заинтересовать… Пакетик специй. В герметичной упаковке, как полагается. Заманчиво, как считаешь?

Щедро, очень щедро! Старинные специи стоили баснословных денег, что и говорить. Ник и не стал говорить, только кивнул.

– Тогда по рукам. Три дня тебе даю. Я буду в ваших пикулях в четверг, надеюсь, сумеешь меня порадовать…

* * *

«Извини, дядя, но инвентаризация в очередной раз идет туннелем». Ник захлопнул тетрадь и закинул ее в черную дыру сейфа.

Раньше говорили «идет лесом», только кто нынче видел этот лес… «Я буду скучать по твоим смешным фразочкам и малопонятным старинным словечкам».

После похорон в магазин заходило несколько человек. Хороших человек, искренних. Они что-то говорили Нику – не успокаивали, это было бы глупо – просили обращаться к ним по любым вопросам, обещали во всем помочь. И делом, и советом, да и просто вниманием. Они не врали, не лицемерили… Хорошие люди. Вот только чем они могут помочь?

Никто не осуждал за то, что он не пошел на похороны, и за это Ник им был благодарен. А еще за слезы, которые хорошие люди не сдерживали. Сам он на людях не плакал, дядя бы этого не одобрил.

На платформе погасили свет. Закат подземного солнца вручную. Это его фраза, одна из многих. Красивая, хотя и горькая по своей сути.

Идти домой не хотелось. Огромная пустая квартира казалась чужой. Наверное, тоже осиротела, почувствовала себя одинокой и ненужной. Он – одинокий и ненужный, и она – одинокая и ненужная. Им теперь неуютно вместе, они напоминают друг другу об одиночестве и ненужности. Глупо, конечно…

Ник взял в руки диктофон, полученный от наглого заказчика. Поначалу он злился на него, а потом осознал чуть ли не с благодарностью, что непрошеный гость отвлек от тяжелых и безрадостных дум. Пусть ненадолго, но удалось переключиться на что-то иное.

«Дядя-дядя, ты бы в пять минут привел в чувства эту штуку, не то что твой оболтус-племяш», – Ник прислушался к себе, но самобичевание не принесло облегчения. А жаль.

Надо ложиться спать, завтра придется заняться дурацким заказом, и нет никакой уверенности, что он с ним справится.

Ник шел темным коридором, соединяющим магазин и квартиру, даже не включая фонарика. Зачем? Больше никто не пригрозит страшными карами за порванный костюм, да и какой смысл его вообще теперь надевать?.. Пускай себе пылится в шкафу до скончания времен.

Дядя умер, Ольга уехала… Нет смысла обманываться насчет Оли, она навсегда ушла из его жизни, точно так же, как и дядя. Их больше нет. Есть только Ник, один-одинешенек.

Юноша вздохнул: жалость к себе действовала не лучше самобичевания. То есть, никак. Как бы опустошить голову, прогнать все мысли и долго-долго не думать вообще ни о чем? Может, напиться?

Негромко звякнули ключи, тяжелая дверь отворилась, запуская внутрь квартиры младшего хозяина… нет. Теперь уже просто – хозяина. Так напиться или? Лучше «или»: лечь спать, провалиться в никуда и не быть целую ночь. Не быть – это хорошо, это то, что сейчас нужно. Только бы не видеть снов.

Ворочался в кровати он долго, блаженное «никуда» никак не хотело принимать его. Вспоминался вечер накануне похорон, когда Ник и попрощался с дядей. Без свидетелей, ненужных церемониалов и высокопарных речей.

– Привет, дядюшка! Мы никогда не обсуждали, как это будет, ты не любил говорить о смерти, так что мне пришлось решать все самому. Например, я передал похоронной команде твой любимый костюм. Сжигать такое сокровище глупо, знаю, но сжигать любимых людей гораздо глупее. И страшнее. Может, Костлявая, увидев такого красавца-мужчину в шикарном смокинге, поймет свою ошибку и…

Тогда он заплакал в первый раз. До этого держался, на что-то наивно и совершенно по-детски надеялся, но, увидев вместо любимого человека, полного сил и жизни, пустую оболочку, недвижимого мертвеца, слез больше не сдерживал. Все закончилось.

– Я положил во внутренний карман фляжку. Долго мучился, что в нее налить… Там виски, ведь его мы пили в тот день. Если увидишь ангелов, угости их настоящим скотчем охренительной выдержки, им должно понравиться.

Это очень странно – улыбаться, когда скулы сводит от боли, а влага из глаз солью разъедает губы.

– А если встретишь черта, заряженный пистолет в боковом кармане.

В холодную, ставшую чужой ладонь Ник вложил монетку:

– Для Харона. Ты же сам мне рассказывал, что этот злобный таксист никогда не подвозит бесплатно. Наверное, у него на груди сидит огромная жаба… Как думаешь, я все нужное собрал в дорогу? Не ругайся сильно, если что забыл… И передавай привет гуриям.

Перед тем как уйти, Никита оставил последний подарок. Любимые солнцезащитные очки дяди, которые лежали без дела уже двадцать долгих лет. От чего защищать глаза в подземелье, где царит вечный вечерний полумрак?

– Говорят, там всегда светит Солнце… Легкого пути!

* * *

Утро не принесло ни облегчения, ни отдохновения – очнулся Ник совершенно разбитым. Сны мучили всю ночь, почти ничего не запомнилось, осталось лишь тяжелое, давящее ощущение приближающейся беды. Как будто она уже не заглянула в этот дом…

Видел Никита и дядюшку, тот шептал разными, не принадлежащими ему голосами, что-то про мертвого человека.

– Помню, дядя, помню, ты говорил про него в свой последний день. Только что это значит? Ты встретил собственную смерть? Я не силен во всей этой чертовщине. Нашепчи мне лучше, как починить треклятый диктофон. Клиент, похоже, крутой перец, не хотелось бы лажануться со своим первым самостоятельным заказом. Поможешь?

Разговаривать с самим собой – не лучшая затея, но что делать, когда поговорить больше не с кем?

Никите понадобилось всего полчаса, чтобы поставить диктофону неутешительный диагноз: неремонтопригоден. На самом деле, диагноз относился скорее к самому ремонтнику, который из всего спектра «реставрационных» работ владел лишь единственным приемом – прямым подключением питания, минуя давным-давно разряженные батарейки и аккумуляторы. Приборчик отказался функционировать даже после подачи электричества, что и предопределило его судьбу. Хотя бы в отдельно взятом антикварном магазине. Без дяди его не оживить.

– Вот тебе и первый заказ, – горестно заключил Ник, когда поток бранных слов иссяк окончательно. – Не потянуть мне этот бизнес. Распродам все запасы и подамся через годик-другой в местные забулдыги.

Юноша оценил открывающиеся перспективы и остался ими недоволен. Подаваться в забулдыги отчего-то совершенно не хотелось.

– Ну и что мы с тобой будем делать, мой неподатливый друг? – Ник крутанул лежащий на столе диктофон, и тот сделал несколько ленивых оборотов вокруг своей оси. – Нехорошо скрывать ценную информацию от людей. Что в твоей памяти, признавайся! Иначе буду пытать: вскрою тебя, выпотрошу и обратно фиг соберу, даже если сильно захочу. Есть у меня такой «талантик», дядя его патологической криворукостью называл.

Бесстрашный приборчик на угрозы не реагировал и тайнами по-хорошему делиться не собирался. Сволочь!

– Ах, ты так?! Упираться вздумал, кибальчиша включил! Ладно-ладно, считай, ты разбудил во мне зверя. Знаешь, что, а отнесу-ка я тебя на Лесопарковую. Там живет злой и страшный конкурент, известный на все Метро криворукий коновал. Он любит развязывать молчаливым электроприборам их механические языки. Это не человек, это настоящий луддит[5]5
  Здесь: разрушитель машин и механизмов.


[Закрыть], маркиз де Сад в мире машин.

Прежде чем решиться на нелюбезный сердцу вариант с передачей заказа конкуренту, Никита провел пару восстановительных процедур, больше похожих, по своей тщетной сути, на шаманские пляски с бубном. Увещевания и обращения к совести в принципе бессовестного диктофона результата также не дали.

– Гад ты. Из-за тебя придется тащиться на другую станцию и позорно сдаваться на милость вражескому антиквару. Когда он вытрясет из тебя всю душу, надеюсь, ты отправишься в механический ад. Там всегда сыро, пыльно и…

Что «и» Ник придумать не смог, не хватило знаний о фобиях строптивой техники. В размышлениях о том, чего боятся неорганические собратья, он и отправился в путь.

Глава 6
Конкурент

Путешествие до Лесопарковой не считается ни опасным, ни тяжелым. Безопасный туннель без дурной славы. Изменит ли его репутацию смерть дяди? Вряд ли, убийство человека человеком давно уже никого не страшит. Бытовуха подземного ада, рядовое происшествие для мира, погрязшего в смерти. А то, что убийцу не нашли, так это тоже дело житейское, главное, чтобы не маньяк здесь завелся и не разбойник лихой. Но маньяки не пускают милосердную пулю в сердце жертве, им же потребно хорошенько поглумиться над беззащитным страдальцем, а грабители не оставляют на телах ограбленных весьма богатых трофеев. Значит, «в Багдаде все спокойно», кому-то просто не повезло. Последние двадцать лет с удачей вообще плохо…

Ник шагал быстро, смотря прямо перед собой в одну точку. Боялся опустить глаза и случайно заметить на земле пятна запекшейся крови. Или лужи? Это ненужное знание, что изменится, если он найдет место, где пуля лишила жизни самого важного человека? Ничего, человека больше нет. Дознаватели с Донской все обыскали, а если что и пропустили, обязательно найдет Евгений Александрович, старый следователь с полувековым стажем. Но его, Ника, не интересует география смерти.

Наверное, это был какой-то защитный механизм в сознании, блокиратор опасных будущих воспоминаний, но юноше не хотелось разбираться в причинах. Весь путь он проделал, ничего не видя вокруг себя. И его это вполне устроило.

На лесопарковом пропускном пункте как всегда царило оживление. Очередь из челноков, прочего торгового люда, а также обычных «ходоков» выстроилась нешуточная. Народ упорно шел бесплатным гейтом, не отличавшимся скоростью обслуживания. В ожидании менее прижимистых граждан, либо более нетерпеливых, простаивал так называемый «зеленый коридор», где за полдюжины патронов тебя встречали гораздо приветливей, а багаж досматривали на порядок расторопнее.

Ник по обыкновению направился к «мажорскому» гейту, но на полпути туда напомнил себе, что в ближайшем будущем собирается совершить «головокружительную» карьеру забулдыги и, чтобы этот момент наступил как можно позже, стоит учиться экономии прямо сейчас. Короткий взгляд на длинную очередь привел к мудрому выводу, что менять привычки стоит постепенно (например, с понедельника, в крайнем случае, с первых чисел следующего месяца), не мучая организм напрасными стрессами.

С патронами расставался легко, ведь он платил за сэкономленное время и приличествующий его статусу комфорт. Быть собственником успешного (пусть временно) бизнеса значит принимать правила игры.

Самоудовлетворившись объяснением (дядины словечки, похоже, будут преследовать всю жизнь), Ник предъявил ненатурально любезному таможеннику свое нехитрое походное имущество – нож для самообороны, затушенный факел, нескромную горсть патронов и диктофон. Ничего криминального, все из дозволенных списков. Его попросили вывернуть карманы, снять обувь, предъявить именной жетон. Стандартная процедура, неизменная в течение многих лет.

Правда, в этот раз все закончилось не пожеланием счастливого пути, а очередными соболезнованиями по безвременно почившему родственнику.

«Вы очень любезны, спасибо, что ткнули в свежую рану» – но это про себя, а вслух с вымученной улыбкой:

– Спасибо. Я могу идти?

– Конечно, счастливого пути.

Родной Бульвар Дмитрия Донского никогда не отличался изяществом архитектурных форм и смелым дизайном, но Лесопарковая даже на его не особо выигрышном фоне выглядела ужасно. Гадкий утенок, даже не помышляющий стать лебедем. Теснота, грязь, шум и гам, очень условное освещение, на котором безбожно экономили, духота. Убогая архитектура недостроенной станции лишь подчеркивала унылый беспросвет этих мест. А ведь когда-то Бульвар ходил у Лесопарка в бедных родственниках! Теперь же дончане с нескрываемым злорадством объясняли упадок некогда зажиточных соседей карой за неоказание помощи во время эпидемии 2021 года. Парк отказался делиться с Дмитрием Донским лекарствами, за что и расплачивается до сих самых пор.

Кто-то объяснял причины упадка экономико-политическими причинами, однако версия с заслуженной карой или даже проклятьем находила гораздо больше сторонников. Как бы то ни было, лучшие дни станции остались позади, и теперь она служила лишь перевалочным пунктом для транзитников. В тесном мирке, застрявшем на южной оконечности московского метрополитена и состоящем всего лишь из одной крупной общины – Ясеневской – да горстки самостоятельных одиночных станций, Лесопарковой досталась незавидная роль нищебродки, целиком и полностью зависящей от более успешных соседей.

Конкурент квартировал где-то на отшибе, и найти его среди других мелких «торговых точек» (другого корректного слова для этих скворечников Ник подобрать не мог) оказалось не так-то просто. Впрочем, терпение и труд все перетерли, искомый магазин после недолгих мытарств был успешно обнаружен. Нечто под громким названием «Антиквариат от Ильича» более всего напоминал лавку старьевщика.

Не обнаружив внутри хозяина, Ник громко «постучал» по воздуху:

– Туки-туки!

Никакой иной стукабельной поверхности в помещении с картонными стенами не нашлось. Удручающее зрелище, особенно в сравнении с родным магазином.

Из-за прилавка послышался дребезжащий, похожий на старческий голос. Говоривший ловко и чрезвычайно нецензурно срифмовал Никитин стук. Получившийся образ оказался легко представимым, но совершенно нефизиологичным: ну не растет на брюхе упомянутый орган!

– Вы где? – юноша подивился цветастому приветствию (хорошо же здесь встречают гостей!), но виду не показал.

– То, что ты тупой, – заметно издалека, – «невидимка» вздохнул. – Но что слепошарый…

Голос шел откуда-то снизу, Ник опустил глаза и, наконец, узрел хамоватого собеседника. Больше всего тот напоминал безбородого гнома или карлика. Но тоже безбородого.

– Слышь, папа Карло, давай-ка повежливее с клиентами? – Ник слыл начитанным мальчиком и в бранном разговоре не чурался козырнуть своими знаниями.

– Папа Карло, говоришь? Это что-то новенькое, – гном призадумался. – За оригинальность на первый раз прощаю. Но не вздумай помянуть при мне хоббитов…

– Это был бы неприкрытый подхалимаж, вот Голлум – более подходящий персонаж.

Полурослик рассмеялся, похоже совсем не обидевшись на сомнительное сравнение. Однако в маленьких его ручках возник неприятно поблескивающий скальпель. Колюще-режущая неприятность приковывала взор, так как все время находилась в движении – хозяин лавки умело крутил ею между пальцев. Опасная ловкость, но завораживающая, в случае малейшей оплошности шаловливые крючкообразные пальчики с эффектным кровавым фонтанчиком посыплются на пол.

– Умный, значит? А хочешь, воткну тебе Оркрист[6]6
  Меч гнома Торина из романа Дж. Р. Р. Толкина «Хоббит, или Туда и обратно».


[Закрыть] между ног, толкинист хренов?

Как сказал вчерашний гость Ника, «разговор явно не клеился».

– Мир тебе и твоему дому, добрый человек, – тональность разговора пора было срочно менять, и Ник воспользовался более подходящей фэнтезийной формулировкой.

– Опять Толкин? – карлик насторожился, даже «Оркрист» перестал крутить в руке.

– Фиг его знает, – честно признался Никита. – Пререкаться надоело. Может, к делам перейдем?

– Говори, кто тебе рот затыкает. – Скальпель, наконец, исчез. – Кстати, ты вовремя подсуетился, сегодня у нас для тупослепых акция: купи полбинокля, вторую половинку получи со скидкой!

– Бинокля не надо, – юноша не оценил «гномоюмора». – Мне бы диктофон починить.

– Диктофон? А ты не глухонемой, случаем?

– Случаем нет.

– Жаль. Для этой братии диктофоны за полцены идут.

– Ильич, угомонись, пожалуйста, – Никита сдерживался, как мог. Уговаривал себя, что «нельзя обижаться на маленьких, пинать их под тощий зад, бить кулаками по нахальной роже». Да многое нельзя, особенно когда от борзого «малыша» зависит судьба важного заказа.

– Ильич в мавзолее, дурень ты непролазный!

– А вывеска? – Ник вспомнил аляповатое произведение сомнительного искусства с надписью «Антиквариат от Ильича».

– А вывеска – над магазином, – рожица карлика разъехалась в омерзительной ухмылочке.

«Издеваешься, кусок упыря… ты только выполни работу, а потом я так тебя отделаю!» – однако угрозы стоило держать при себе, по крайней мере, пока.

– Значит, тебя не Ильич зовут?

– Нет.

Повторять вопрос о вывеске Ник благоразумно не стал, незачем зацикливать процесс. Шутка про Оле Лукойе, вертевшаяся на языке, так там и осталась.

– Ну и плевать. Диктофон сделаешь?

– Нет.

Никита молча схватил полурослика за шкирку и водрузил хамоватого инвалида на прилавок. Их глаза, наконец, оказались на одном уровне. Глядя в эти маленькие, свинячие зыркалки, он произнес медленно и отчетливо – так разговаривают с умственно отсталыми:

– Ты. Починишь. Мне. Диктофон.

– Нет, – уродец оскалился. Маленькая тварь веселилась от души.

Ник был хорошо воспитан: уважал старших, оберегал младших, ну и далее по списку. Но даже хорошо воспитанный человек не должен позволять другим смеяться над собой.

Юноша ударил просто, без размаха, но, видать, силу свою не рассчитал. Злость помешала. Хозяин лавки отлетел за прилавок, приложился затылком о заднюю стену (судя по звуку и останавливающей способности, она была сделана не из картона, скорее, из дерева) и, кулем свалившись куда-то вниз, затих.

– Карло! Ильич! Ты как там? Не ушиб тщедушные телеса?

Каким образом он успел среагировать на мелькнувшее в темноте лезвие, Ник и сам не понял. Рефлексы все сделали за него: рывок всем телом назад – чуть не дотянувший до цели скальпель блеснул в нескольких сантиметрах от бедра – и тут же, без подготовки, пинок с неудобной ноги. Не целясь, куда ты прицелишься впотьмах, зато точно в яблочко. «Меч» гнома со звоном упал на пол, а его владелец заверещал в такой невозможной тональности, что пришлось затыкать уши. Никита с бо́льшим удовольствием заткнул бы сам «громкоговоритель», но решил ограничиться в насилии, по крайней мере на сегодня, и потому терпеливо ожидал, когда «сирена» замолкнет.

Карлик успокаивался долго. Визг сменился вздохами и стонами, стоны – проклятьями и бранью, а брань… Брань ни на что сменяться не желала. Поверженный хозяин лавки оказался весьма искусным и не знающим устали матерщинником. Пришлось пригрозить ему отобранным «Оркристом». Помогло.

– Ильич, давай начнем заново. Уважаемый мастер на все руки, не будете ли вы столь любезны, чтобы починить один крооошечный приборчик, известный в старину как диктофон?

Пришла очередь сдерживаться гному. Он с заметным усилием проглотил какую-то колкость, явно матерную, и не своим голосом выдавил:

– Что с ним?

– Вот бы знать… Точно не батарейки.

Со вздохом была похоронена еще одна словесная гадость.

– Хорошо, я разберусь. Двадцать патронов вперед, остальное по готовности. Приходи в конце недели.

– Вот тебе полтинник, – Ник кинул на прилавок мешочек с патронами. – По готовности получишь столько же. Приду через час. Лады?

– Какой ты шустрый… – хозяин поморщился, но деньгами не побрезговал, мешочек быстро перекочевал ему за пазуху. – Если понадобятся детали, полтосом не отделаешься.

– Как скажешь, ты ведь здесь подгорных дел мастер. И еще одно, на всякий случай. Я буду тут недалече, если сквозанешь из лавчонки… – фразу Ник не закончил. Зачем портить негативом только-только налаженный контакт?