Текст книги "Случай в Момчилово [Контрразведка]"

7

Начальник контрразведывательного отдела полковник Манов, кивнув Аввакуму, указал ему на кресло и снова углубился в чтение лежащих перед ним бумаг.

В просторном кабинете было светло и как-то торжественно тихо и спокойно. Стрелки электрических часов на стене показывали семь.

Закончив чтение, полковник выпрямился, стряхнул воображаемые пылинки с лацкана своего белого пиджака и широко и добродушно улыбнулся.

– Неприятный утренний сюрприз в первый день отпуска, не правда ли, товарищ капитан? – При этих словах, хотя глаза его глядели добродушно, полковник метнул быстрый, словно вспышка молнии, взгляд на Аввакума. Рассматривая в простенке между окнами карту Болгарии, Аввакум почувствовал на себе этот взгляд.

– Я не против сюрпризов, товарищ полковник, – спокойно ответил Аввакум.

– Даже когда они неприятны?

Он сел против Аввакума и скрестит на коленях руки.

– Есть сведения, что начиная с десятого августа и по сегодняшний день чья-то ультракоротковолновая радиостанция трижды обменивалась шифрограммами с районом, находящимся в радиусе двадцати километров к северу и к югу от горного массива Карабаир. Первая передача, которую засекли наши пеленгаторы, происходила в ночь с десятого на одиннадцатое августа. Полученные координаты указывают точку юго-восточнее Карабаира – в дикой, труднодоступной, особенно ночью, местности. Станция заработала точно в десять часов вечера. Шифрограмма короткая, но станция работала пятнадцать минут, так как и передающий и принимающий дважды меняли волну. Разумеется, тотчас же были приняты меры блокированы дороги вблизи Карабаира, прочесан весь этот район. Однако меры эти не дали положительных результатов.

Девятнадцатого августа та же станция снова дала о себе знать в десять часов вечера. В горах находились наши люди; они были начеку. Станция заработала у них за спиной – примерно в двух километрах восточнее села Момчилово. Там есть урочище Змеица, где, если захочешь скрыться, сам черт тебя не сыщет. Запеленгованная передача была совершенно необычной. Она состояла из одной-двух зашифрованных фраз, а потом последовали какие-то таинственные звуки и шумы, которые, казалось, исходили из-под земли.

К сожалению, эти радиограммы еще не расшифрованы. Из-за того, что менялись волны, наши «охотники» пропустили несколько слов, а это усложняет расшифровку.

Чтобы представить себе, насколько это сложно, ты должен знагь, что каждая радиограмма имеет по два ключа и составлена на иностранном языке.

В этом же районе, в селе Момчилово, сегодня ночью имело место следующее происшествие. Кто-то забрался через окно в помещение военно-геологического пункта, похитил секретную схему и две тысячи левов. Несший охрану милицейский старшина подвергся нападению. Он ранен в голову и усыплен с помощью хлороформа. Арестован местный учитель.

Полковник снова стряхнул воображаемые пылинки с лацкана пиджака и вопросительно посмотрел на капитана.

«Таинственные сигналы, исходящие из-под земли, похищенная схема, хлороформ…» – Аввакум не смог сдержать усмешку.

– Простите, но это напоминает детективный роман! Полковник нахмурился.

– Капитан, я вас поднял с постели не затем, чтоб спросить, что вам эго напоминает. Да и ничего похожего на роман я не вижу во всем этом!

– Жду ваших распоряжений, товарищ полковник, – сухо сказал Аввакум.

– А вы напрасно обижаетесь! – заметил с усмешкой полковник. – Я не хотел вас обидеть. – Он немного помолчал, потом спросил: – Вы в отпуску, не так ли?

– С вашего разрешения, товарищ полковник.

– Так, так. Ну что ж, отдыхайте себе… Поезжайте к морю, купайтесь!

– Непременно, товарищ полковник Аввакум в душе усмехнулся, но лицо его оставалось все таким же строгим и непроницаемым.

– Непременно буду купаться, – повторил он.

– А таинственные сигналы, похищенная схема, хлороформ? – в глазах полковника вспыхнули лукавые огоньки. Он наклонился к Аввакуму: – Разве это тебя не интересует? Враг тянет через границу руку!.. – И, резко сменив тон, он вдруг закончил сухо. – Я распорядился, чтоб Пловдивское окружное управление послало на место происшествия капитана Слави Ковачева. К этому человеку я отношусь с большим доверием.

– Да, он довольно энергичен, – не особенно охотно согласился Аввакум.

Полковник повернулся и бросил взгляд на электрические часы.

– Сейчас семь двадцать. Обстановка в данный момент такова. Район Момчилова и само село находятся под наблюдением соответствующих пограничных отрядов. По дорогам расставлены секреты. Даны инструкции пограничным заставам. Капитан Ковачев выедет из Пловдива в девять тридцать. – Он помолчал немного, потом сердито спросил: – А вы, товарищ Захов, когда соблаговолите отбыть на ваше Черноморье?

«И к чему эта игра в прятки?» – подумал Аввакум и встал.

– Товарищ полковник, – сказал он, – я надеюсь догнать капитана Ковачева где-нибудь на полпути между Пазарджиком и Батаком. Мотоцикл, который по вашему приказанию будет дан в мое распоряжение, уже на старте. Когда я входил в министерство, то видел машину у восточного входа.

– Вы, капиган, слишком много видите, – нахмурился полковник. Потом тем же недовольным тоном спросил: – Неужто вы и в самом деле решили отложить отпуск, чтоб вместе с капитаном Ковачевым участвовать в предварительном следствии?

– Я просил бы вас дать мне приказ – он лежит у вас на столе, – спокойно сказал Аввакум.

Полковник, не говоря ни слова, развел руками, потом подошел к письменному столу, взял исписанный лист бумаги и подал капитану.

Теперь в его глазах, усталых и потускневших от бессонницы, не было ни молний, ни лукавых огоньков, – одна лишь радость, чистая и теплая, как раннее солнечное утро, светилась в них.

8

Месяц назад Аввакум строил совсем другие планы, в мыслях он был очень далек от того, чем ему пришлось заняться сейчас. У него было намерение вдвоем с Сией совершить путешествие по реке Ропотамо. Лилии не очень-то привлекали его, но зато какое широкое поле деятельности: ловить и жарить рыбу, собирать валежник и разжигать по вечерам большие костры, распознавать по крику ночных птиц, покуривать трубочку у входа в палатку, где спит Сия… Ну, а когда все это начнет ему надоедать, он повезет Сию в Мадар, покажет ей знаменитого Мадарского конника, этот чудесный памятник Первого болгарского царства, былой славы болгар. И образовавшийся сам собой в глубокой древности амфитеатр покажет ей, и покрытые плющом и красным мхом скалы, гигантским каменным козырьком врезающиеся в небо. Оттого, что здесь они отвесно громоздятся одна на другую, человеческий глаз подвержен странной иллюзии: если Аввакум отойдет хотя бы метров на двадцать от Сии, то покажется ей маленьким, совсем крохотным, как игрушечная кегля. Вот иллюзия, обманчивость которой он с превеликим удовольствием ей разъяснит… Потом они махнут в Преслав, к руинам Абобы и Плиски: в этих местах ему и самому пришлось поорудовать киркой и лопатой, когда там велись раскопки. И еще небольшой отрезок пути, вероятно через Тырново, чтобы хоть раз искупаться в водах родной Янтры и выкурить трубочку, сидя под старой виноградной лозой у отцовского дома, как когда-то, босиком, в рубахе нараспашку.

Таковы были его планы месяц назад. А потом появился веселый инженер-электрик и, словно внезапный порыв знойного ветра, унес ко всем чертям его планы и замыслы. Он даже не знал, о чем ему стоило больше жалеть – о девушке, которой лишился, или о несостоявшейся рыбалке на реке Ропотамо, о большом костре и трубке, которую мечтал выкурить у палатки?

На рассвете, перед тем как ему забыться в полусне, в его голове созрело новое решение: он попросит, чтоб его зачислили в экспедицию, которую в ближайшие дни намерена организовать секция археологии Академии наук. Три недели раскопок и поисков среди каменистых осыпей, настоящая охота за древностями, компенсировали бы в какой-то мере невыкуренную трубку.

Этот проект тоже пришлось послать к чертям – и не по каким-то сентиментальным причинам, а потому, что «тихий фронт» неожиданно предложил настоящую, большую и захватывающую охоту, поединок не на жизнь, а на смерть с неизвестным врагом.

Выехав на Момин-проход, Аввакум остановил на обочине шоссе мотоцикл, выбрал в зарослях укромное место и, пристроив на ветке карманное зеркальце, принялся составлять себе новый «паспорт». Через каких-нибудь пять минут из-за куста вышел совсем другой человек. Фигурой он напоминал Аввакума, но на спине у него выпирал небольшой горб, а левое плечо было немного выше правого, с верхней губы подковкой свисали коротко подстриженные усы, а на загорелой левой щеке, у самого глаза, краснел след свежей ссадины. В потертой кожаной куртке и надвинутой на лоб мятой кепке, человек этот вполне походил на механика авторемонтной мастерской, заядлого любителя мотоциклетного спорта.

Совершенно преображенный, Аввакум снова вскочил в седло и, оставив позади перевал с часто встречающимися на нем поворотами, помчался со скоростью сто километров в час к Пазарджику.

Он надеялся догнать капитана Слави Ковачева где-нибудь на полпути к Батаку, но было похоже, что его коллега «дул» с не меньшей скоростью. Лишь у водохранилища, далеко впереди, мелькнула его машина; Аввакум еще стремительнее пустился следом за ним, сигналя клаксоном точки и тире – слово «стоп». Эхо подхватывало дребезжащие звуки и уносило дальше, но услышать и понять их было трудно – точки и тире сливались с ревом мотора и завыванием ветра в ущельях.

А на синей глади водохранилища, то ослепительно искрящейся, то темной, как чернила, стояла, казалось, совсем неподвижно легкая яхта, и ее парус напоминал собой взметнувшееся к небу крыло. Стремительно мчась вперед, Аввакум все же повернул голову, окинул мимолетным взглядом лазурь, мягко сияющую слева от дороги, и неизвестно почему подавил вздох. Может быть, потому, что влажный воздух здесь, в горах, от обилия растворенного в нем аромата хвои казался сладковатым. Вместо Золотых песков мы с Сией могли бы чудесно провести недельку здесь», – подумал он, но тут же нахмурился и с не свойственной ему нервозностью включил газ: преодолевая подъем, мотоцикл потерял инерцию и начал задыхаться.

В одном-двух километрах от развилки, где начиналась дорога на Момчилово, капитан Ковачев услышал рев догоняющего его мотоцикла. Он попробовал оторваться, но не смог: Аввакум с треском и грохотом пронесся мимо, опередил его шагов на сто и нажал на тормоз – покрышки взвизгнули, и мотоцикл замер на месте.

Ковачев последовал его примеру. Он заглушил мотор шагах в двадцати позади, спрыгнул с седла и сунул руку в правый карман тужурки.

Тем временем Аввакум закурил сигарету, расправил плечи и оглянулся. Совсем рядом круто вздымался высокий склон – на нем сплошной стеной в буйной зелени кустарника и папоротника стояли вековые сосны и пихты. С другой стороны зияло ущелье, на дне которого, несмотря на солнечную погоду, было сумрачно, лежали густые зеленоватые тени. Кругом тихо, спокойно, глухо, как всегда в горных дебрях, среди непроходимых хвойных лесов.

Ощутив суровость девственно-дикой природы и безлюдье этой глухомани, Аввакум вдруг понял, почему капитан Ковачев все еще держит руку в кармане тужурки. «Его палец на спусковом крючке», – подумал он и усмехнулся.

– Алло, коллега! – крикнул он капитану. – Смотрите, как бы у вас не заныли суставы от металла, который вы сжимаете в руке. Это вредно! – И медленным широким шагом направился к нему.

Пока он шел, капитан Ковачев не сдвинулся с места. Он был ровесником Аввакума, но с виду казался моложе и крепче. У него было мужественное, жесткое лицо, дымчато-синие глаза смотрели решительно, немного дерзко, а во взгляде чувствовалось упрямство и самонадеянность человека, не терпящего возражений.

– Вы что ж, все еще не узнаете меня? – спросил Аввакум, ничуть не стараясь скрыть язвительные и самодовольные нотки в голосе. – Какой же из вас детектив!

Слави Ковачев вынул из кармана руку и молча пожал плечами. Он подошел к своему мотоциклу, взялся за руль и перекинул ногу через седло.

– Вы всегда были маньяком в этих делах – гримируетесь, словно актер, – вздохнул он. – Только гримировка и детектив теперь такие же устаревшие понятия, как и ходкие когда-то криминалистские книжонки. – Он поставил правую ногу на педаль. – Все это производит впечатление только на детей пионерского возраста!

– Верно! – усмехнулся Аввакум. – Я в этом убедился, направляясь к вам и наблюдая за вашей правой рукой. У вас не свело указательный палец?

Оба они участвовали в нескольких операциях. Напряжение и риск общего дела сблизили их, знакомство постепенно превратилось в приятельские отношения. Но всякий раз, когда случай сводил их вместе, они задирали друг друга, незлобиво правда, – иногда это походило на ожесточенную дуэль на безопасных рапирах.

– Вот приказ, – показал Аввакум документ. – Хотите посмотреть поближе на печать?

– В этом нет надобности, – отмахнулся Слави Ковачев и добавил с веселой усмешкой: – Вы допускаете, что выполняющий вместе с вами общее оперативное задание человек может оставаться в неведении?

– Ага! – Аввакум стукнул себя по лбу. – Так потому, что это было вам известно, вы не заметили номера моего мотоцикла, да?

Слави Ковачев. помрачнев, поставил ногу на педаль.

– Вы бывали когда-нибудь в Момчилове? – прокричал он сквозь рев мотора. – Heт? Тогда поезжайте за мной да глядите в оба, а то дорога после развилки скверная!

И, не взглянув на Аввакума, он понесся вперед. Минут через пять они достигли развилки. Белое шоссе, по которому они ехали, круто спускаясь вниз, извивалось, как полотнище, растянутое на солнце, между круч, и исчезало далеко на востоке, за синеватым холмом. Прямо на юг тянулась укатанная проселочная дорога; с обеих сторон ее теснили густые кустарники. Местами она то выбегала на открытые поляны, петляя среди буйных зарослей дикой ежевики и папоротника, то плутала в лесной чащобе, где меж сосен тут и там возвышались гигантские пихты – их могучие почерневшие стволы, казалось, принимали на себя всю тяжесть неба. Порой дорога пробиралась между совершенно отвесных спусков, покрытых мхом, черным и серым лишайником; кроны деревьев над нею смыкались, образуя сплошной туннель.

Здесь давно не было дождя, но тенистые участки пути были сыроватыми, на них виднелись следы копыт и шин. Аввакум ехал со скоростью тридцать километров в час и сразу заметил эти следы, но сначала не обратил на них особого внимания. Однако на одном из поворотов он притормозил и соскочил с мотоцикла. Вырвав из записной книжки листок, он встал на колени, приложил его к следу шины и слегка прижал ладонью. Затем, обведя контуры карандашом – на всякий случай! – он вскочил в седло и с трудом догнал Ковачева, который успел отъехать далеко вперед.

После десяти минут стремительной езды дорога вывела их на горную поляну. Под ними внизу, в неровной котловине, лежало Момчилово. А чум. подальше высилась косматая громада Карабаира.

Не слезая с машины, капитан Ковачев указал рукой:

– Поглядите-ка налево, какое впечатление производит на вас эта картина?

Километрах в двух восточнее села Аввакум увидел беспорядочно вздымавшиеся вершины – одна пониже, другие повыше, все бурые, голые, скалистые. Эти невысокие, громоздящиеся в хаотическом беспорядке горы с круто падающими склонами разделялись многочисленными расселинами, из глубины которых выползала кудель белесой мглы.

Хотя стояла жара, при виде этого пейзажа по спине Аввакума побежали мурашки.

– Это место называется Змеица, – сказал Слави Ковачен. – Я там не бывал, но слухи о нем ходят самые неприятные. На протяжении нескольких километров тянутся одни только голые скалы да непроходимые заросли кустарника. Продираешься, продираешься – сплошная стена, кусты по колено, до плеч, да острые растрескавшиеся скалы – направо, налево, куда ни глянь… Глушь страшная, ни дорог, ни тропинок. Летом на скалах греются всевозможные твари – змеи, ужи, ящерицы – может, поэтому и прозвали это место Змеицей. А расщелины там такие узкие, что, если глянешь снизу вверх, покажется, будто в самую преисподнюю попал. Говорят, в них очень сыро, и, видимо, так оно и есть: в жаркие дни от испарений там просто марево стоит. Видите? Словно с кадильницей кто бродит. А если в жару разыграется буря, то страшнее всего лютует она в этих местах. Что ей надо – дьявол ее знает… Еще хуже бывает зимой! Два года назад тут случилось несчастье: волки разорвали лесничего. Как мне рассказывали, там пропасть волков, целые стаи. Они все у дороги рыщут, у той, что идет oт Лук к Момчилову и дугой огибает Змеицу… В прошлом году в октябре в тех местах наши пограничники захватили диверсанта Кадемова. Вы, наверно, знаете эту историю? Кадемов был родом из села Луки. Он тогда задумал переметнуться на юг. Теперь только дух его бродит среди этих мрачных гор, – Слави Ковачев усмехнулся, – то в образе одинокого волка, то змеи; словом, во всем этом диком крае Змеица – самое неприятное место. Но и, если нужно, решился бы и в полночь исходить ее всю – ничего, что она такая страшная, – мне бы только с собой надежный фонарь. А вы? Отважились бы пойти туда ночью?

– Только с двумя фонарями, – ответил с невеселой усмешкой Аввакум.

9

На третий день после происшедших событий полковник Манов читал рано утром рапорты обоих сотрудников и не мог не удивляться выводы, касающиеся учителя Методия Парашкевова. были совершенно противоречивы; так же противоречивы были характеристики арестованного. Слави Ковачсв писал:

«Ему 45 лет. холост, с виду типичный горец или человек, привыкший скитаться в горах и зимой и летом; среди жителей Момчилова слывет умелым охотником.

Родом из торода Преслава. Родители были зажиточными, владели большим виноградником. Отец умер в 1945 году, а мать – годом позже. Братьев и сестер у него нет. Учительствовал (до Девятого сентября) в Шумене и Провадии. После Девятого сентября до конца 1946 года жил в Софии, нигде не работал (?), затем в начале 1947 года сам пожелал, чтоб его назначили учителем в одно из родопских сел (?).

В Момчилове о нем сложилось хорошее мнение, но я думаю, что мы имеем дело с опасным и очень хитрым врагом. Судя по всему, во время своего пребывания в Софии он установил связь с вражеской агентурой и по ее указанию отправился учительствовать в Родопы, поближе к границе. Чтоб иметь возможность поддерживать связь с соответствующими резидентами и лицами, которые нелегально переходят границу, он выдает себя за страстного альпиниста и заядлого охотника. Все это для того, чтоб беспрепятственно бродить где ему вздумается, то есть встречаться в тайных местах с предателями – шпионами, диверсантами и другими.

Улики, что именно он похитил схему из военно-геологического пункта, неопровержимы. Милицейскому старшине был нанесен удар пистолетом по голове всего лишь через полминуты после того, как с ним разговаривал учитель. Смоченное хлороформом полотенце принадлежит учителю – его хозяйка и соседи могут подтвердить это. В ящике стола мы нашли хлороформ – большая ампула, снабженная пульверизатором. Во дворе, у разбитого окна, мы подобрали окурок с третьесортным табаком фабрики «Бузлуджа» – его обычное курево. При обыске мы нашли пачку «Бузлуджи» с семью сигаретами в его пиджаке. Задержан он в момент, когда готовил в дорогу рюкзак. Видимо, наше появление было для него неожиданным – он не успел спрятать хлороформ.

Свидетели сообщают, что в последнее время он возвращался домой к полуночи (?).

На допросе держался очень самоуверенно, даже принимал позу оскорбленной невинности. Это обычная тактика врагов: припертые к стене, они начинают изворачиваться.

На мой вопрос: «Где вы были до полуночи, перед тем как встретиться со старшиной?» – он ответил: «Я гулял в окрестностях села». Я у него спросил: «В каких окрестностях?» Он ответил: «К западу от Момчилова». Свидетель же Марко Крумов, проживающий на восточной окраине села, рассказывает, что видел его часов в десять вечера на дороге, которая ведет в село Луки и проходит возле Змеицы. Это не западнее, а восточнее села. Там в прошлом году был окружен и ликвидирован диверсант Кадемов, уроженец Лук.

На мой вопрос: «Как могло случиться, что именно ваше полотенце оказалось на голове дежурного старшины?» – он ответил. «Разве такое полотенце – единственное во всей Болгарии?» Я спросил: «А где оно у вас висело, ваше полотенце?» Он ответил. «На вешалке в сенях» Мы тщательнейшим образом осмотрели и сени и его комнату, но не нашли такого полотенца.

На мой вопрос: «Как вы объясните наличие у вас хлороформа?» – последовал ответ: «Я занимаюсь исследованиями в области естествознания, он мне необходим для некоторых опытов с животными и насекомыми». По специальности Методий Парашкевов химик, окончил химический факультет Софийского университета.

Принимая во внимание все данные о Парашкевове, учитывая обстоятельства, при которьх подвергся нападению и был ранен милицейский старшина, и неискренние ответы Методия Парашкевова на первом допросе, я глубоко убежден, что именно он совершил покушение и что в данном случае мы имеем дело с сознательным и организованным шпионажем. Есть ли соучастники и кто они – это необходимо теперь путем следствия установить.

Прилагаю: полотенце, окурок сигареты «Бузлуджа», пачку «Бузлуджи» с семью сигаретами, ампулу с хлороформом и пять осколков стекла из разбитого окна военно-геологического пункта».

Полковник Манов раскрыл вторую папку и прочитал в ней:

«На двух осколках оконного стекла, представленных для иследования, нами обнаружены отпечатки, абсолютно идентичные отпечаткам пальцев гражданина Методия Парашкевова. Не может быть сомнения в том, что гражданин Методий Парашкевов прикасался пальцами к этому стеклу.

Следы пальцев на окурке, который также был нам представлен для исследования, не ясны, но, насколько нам удалось их сопоставить с отпечатками пальца правой руки Методия Парашкевова, есть основание предполагать, что и тут налицо известная идентичность: судя по всему, сигарета была выкурена и брошена гражданином Мегодием Парашкевовым».

Полковник Манов прочел и другой документ из этой папки:

«Представленный для исследования окурок сигареты „Бузлуджа“ слегка придавлен в верхней части ребристым железным предметом. Можно предположить что это след ботинка с туристской набойкой».

Полковник Манов задумался на минуту, затем срочно потребовал связать его по телефону со Смолянским окружным управлением милиции. Уже через десять минут оттуда ответили, что задержанный гражданин Методий Парашкевов носит ботинки с железными туристскими набойками.

Все собранные до сих под улики были против Методия Парашкевова. Создавалось впечатление, что капитан Слави Ковачев напал на верный след. Учитель не кто иной, как завербованный шпион! Он похитил для вражеской разведки топографическую схему стратегического значения. Сейчас следовало установить, успел ли он передать эту схему. Если нет, то надо всеми возможными средствами помешать этому. Требовалось узнать, кто является соучастником преступления, и раскрыть всю вражескую сеть!

«Шпионская организация на границе!» Полковник Манов стукнул кулаком по столу и нервно зашагал по кабинету.

Но вот Аввакум Захов, человек, в которого он так верил, которого любил, как родного сына, почему он лишь вскользь коснулся всех этих столь очевидных фактов, не обратил на них внимания, прошел мимо них, как самый легкомысленный новичок?

Полковник Манов был недоволен, и не без оснований. Несколько лет назад, будучи оперативным работником, он сам обучал Аввакума искусству контрразведчика, начиная с самых азов. И в послужной список Аввакума за короткое время была внесена добрая дюжина записей, свидетельствующих о его блестящих успехах. Впоследствии, став начальником управления, Манов часто говорил: «Чему тут удивляться? Аввакум – мой ученик!» Он втайне даже чуть-чуть завидовал ему – конечно, не черной завистью. – завидовал тому, что Аввакум имеет возможность «гореть» на непосредственной оперативной работе, и тому, что у Аввакума чутье оказалось заметно осгрее, чем у него самого.

«Божий дар», – говаривал в таких случаях Манов.

И вот этот самый Аввакум представил рапорт, способный лишь рассмешить своей наивностью.

«Должен в самом начале признать, – читал, наверное, уже в десятый раз полковник, хмуря брови, – что в деле Методия Парашкевова я придерживаюсь особого мнения. Я пока не берусь оправдывать его полностью, не выдаю ему свидетельства о невиновности, но мне что-то подсказывает, что это неплохой человек, что такой человек, как он, не может быть преступником. Верно, что улики, которыми в настоящее время мы располагаем, решительно против него. Если судить по этим уликам – показания старшины, полотенце, хлороформ, окурок сигареты, вероятно принадлежащие ему, – Методий Парашкевов, мягко выражаясь, представляет собой объект следствия. Но то, как было совершено преступление, и особенно вторая часть его – взлом и ограбление пункта, – остается загадочным, труднообъяснимым и в какой-то мере рассеивает уверенность, что Методий Парашкевов – действительно преступник. При встрече я расскажу, что, по моему мнению, в этой истории „загадочно“ и „труднообъяснимо“.

За короткое время, которым я располагал, я сумел собрать лишь некоторые сведения об этом человеке. Они характеризуют учителя с положительной стороны. Он происходит из семьи среднего достатка, родители его умерли. И до и после Девятого сентября он ни разу не давал повода считать, что ему присущи какие бы то ни было реакционные взгляды. Учительствуя, он изучал минералогию, углублял свои знания в химии. Научил жителей села возделывать овощи и разводить пчел. Ведет самый скромный холостяцкий образ жизни. У него собрана богатая коллекция по естествознанию. Он заядлый охотник, страстный альпинист, очень любит природу».

Полковник вздохнул. «Создается впечатление, что эта характеристика написана рукой археолога, а не контрразведчика Аввакума!» Он нажал кнопку звонка и приказал дежурному лейтенанту вызвать обоих капитанов.