Текст книги "Джунгли мегаполиса"

Глава 2. 1

– Зачем ты пришла?

Он сидел на холодном стуле как был, нагишом, уронив голову на сложенные на его спинке руки.

Она не отвечала. Он обернулся, окинул взглядом её голую фигуру у окна, освещённую призрачно-розовым светом бра над софой.

– Зачем ты пришла? – переспросил он.

– Мне так захотелось, – наконец ответила она тихо, так тихо, что он едва расслышал.

– А если он узнает?

Девушка снова молчала, потом произнесла:

– Плевать.

Он ничего не сказал и лишь покачал головой, потом встал и приблизился к девушке.

Она смотрела в черноту позднего октябрьского вечера, оплакиваемую слезами унылого бесконечного дождя, лениво шедшего без перерыва с тех самых пор, как они приехали в Москву.

За окном, рассыпанные тысячами колючих точек, стояли кварталы огромного города.

– Мегаполис, – почему-то шепнула она, когда он положил руку на её тёплое плечо. – Похоже на джунгли, правда?.. Вот так смотрю и мне иногда даже выйти страшно на улицу. Вот сейчас бы я ни за что на улицу не вышла.

Девушка отпрянула, оттолкнулась от подоконника руками, пересекла комнату и опустилась на разбросанную в беспорядке постель.

– Закурить бы сейчас, – сказала она, обхватив себя за плечи руками.

– Тебе холодно? – спросил он.

– Мне? Нет, – она догадалась, видимо, почему он задал такой вопрос. – Это я просто так. Я люблю обнимать себя.

– Ты эротична.

Его слова прозвучали непонятно, не то как вопрос, не то, как утверждение, и она в ответ так же неясно улыбнулась.

– Возвращайся к нему, – предложил он.

Девушка подняла на него свои глаза, в которых блеснули искорки злости:

– К кому?

– Ну, к этому… К мужу. Так ведь теперь он называется.

– Скажи лучше: к Бегемоту. Он ведь им и остался.

– Зачем ты так?! – её слова привели его в смущение. – В твоём голосе столько ненависти! Ты что, совсем его не любишь?

Молчание ответило красноречивее любых слов.

– Зачем же тогда ты выходила замуж, Вероника?

– Гладышев, успокойся! – как отрезала девушка.

– И всё равно, тебе лучше вернуться.

– Что, боишься?! – она продолжала сверлить его колючим взглядом.

– Нет, не за себя. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– А мне плевать. Ты меня получил? Получил! И будь спокоен, – я об этом никому не скажу. Ты мне нравишься, Гладышев, хотя, честно сказать, я тебя временами ненавижу. Искренне ненавижу.

– Я знаю. Помню тогда, в ресторане, когда ты была с тем парнем. Странный такой…

– Все вы странные.

– Да я не про то. Ты тогда что-то совсем на меня окрысилась.

– Нашёл, что вспомнить. Ты лучше времена Царя Гороха ещё бы помянул.

Гладышев замолчал, видимо, сбившись с мысли.

– Странно, почему ты всегда называешь меня по фамилии, даже сейчас… в такой интимной обстановке.

– Не знаю, – девушка слегка пожала плечами. – Может быть потому, что я тебя не боюсь.

– А может быть, напротив? В твоём обращении ко мне есть какой-то страх, я чувствую его. Ты боишься приблизиться ко мне в душе даже теперь, когда отдалась телом.

Лицо Вероники мучительно перекосило, как от зубной боли.

– Слушай, Гладышев, помолчи, а? Философ! Меня от твоих разговоров тошнит. Лучше бы сигаретку достал. Придумал тоже – боюсь я его. Да на чёрт ты мне нужен?!

– Зачем тогда пришла? – не унимался он.

– Если бы боялась, разве бы я пришла?

– А, может быть, это твоя борьба со своим внутренним страхом передо мной? А?! Ты теперь вот думаешь, что поборола его. Ан нет! Тебе так только кажется! Этого тебе ужасно хочется, но этого нет…

– Последний раз тебя предупреждаю, чтобы ты заткнулся! Ищи сигарету!

– Сейчас, позвоню, в номер принесут сигарет. Что ещё?

Он подошёл к телефону и стал набирать цифры.

– Водки… нет, лучше коньяка с шоколадом или хорошего красного вина. Креплёного, с фруктами.

Ожидая, когда на другом конце провода снимут трубку, он поинтересовался у девушки забыв о предупреждении:

– Сейчас придёт официант из ресторана, я буду давать ему чаевые, и он случайно увидит тебя. Что будешь делать?

– Козёл, – просто ответила Вероника.

«Хочешь переделать меня? Но у тебя ничего не выйдет», – подумал он.

– Слушай, Гладышев, у тебя с мозгами всё в порядке?

– А что такое?

– Да нет, мне кажется, тебе их подлечить надо. У тебя в голове гули накакали.

Он сделал заказ в номер и растянулся на диване рядом с ней.

– А кто платить будет? – поинтересовался Гладышев у Вероники.

– Ты.

– Я же не такой богатый, как твой муж.

Внероника поморщилась снова:

– Не называй его мужем, я же тебе говорила, кажется.

– А он хорошо умеет это делать? – он сделал недвусмысленный жест.

– Какой ты культурный! Аж тошнит! Писька у него мала.

– Мала?! Вот бы никогда не подумал! Любимец женщин, сэр Бегемот! И на тебе! Так и узнаёшь семейные тайны.

Ему показалось, что Вероника снова недовольна его разглагольствованиями, но так как ссориться с ней больше не хотелось, он поспешил задать вопрос.

– А у тебя много парней было?

– Почему ты спрашиваешь?! – в голосе девушки засквозило любопытством.

– Красивая ты.

– Хм, – чувствовалось, что его слова польстили её самолюбию. – Много.

– И ты со всеми спала?

– Нет. Ты третий. Третий после Бегемота и ещё одного парня.

– Я знаю. Того, что был с тобою в ресторане.

– Много ж ты знаешь!

– У меня чутьё, интуиция хорошая. Он потом приезжал, кстати, тобою интересовался. Но тебя не было. Я ему начал свои картины показывать и дома небольшой пожарчик устроил, поэтому общались с ним в тот раз мы недолго.

Он немного помолчал, но потом всё же решился спросить:

– А у него писка большая была?

Его опасения не оправдались, Вероника и бровью не повела:

– Я с ним один раз всего была… Но, кажется, что надо…

– А у меня? Больше?

– У тебя? Тоже ничего. Дурачок ты, Гладышев!

– Чего ж это, дурачок?

– А того, что дело вовсе не в письке.

– А в чём же?

– В любви всё дело.

– Ты что, любила его?

– Любила, – он заметил, что Веронике тяжело было произнести это признание.

– А меня сейчас любишь?

– Тебя? Нет.

– Зачем же пришла?

– Что?.. Скучно стало.

– Что же, Бегемот не может тебя развеселить?

– А его нет целый вечер.

– Где же он?

– Уехал куда-то. Да мне и с Бегемотом этим скучно. Тоска заедает смертная.

– Ну, конечно. Ты ещё та подруга, – он хотел сказать «бабища», но не решился. – Тебе, видимо, мужиков, как перчатки, менять.

– Дурак ты, Гладышев. Дурак. За это тебя и ненавижу. Вроде ты и стихи сочиняешь, и картины мазюкаешь, а такой простой штуки, как любовь, не знаешь.

– Враки – вся эта любовь. Не верю.

– Вот потому я твоё стихоплётство презираю. Оно у тебя не от сердца, а от твоих закаканных мозгов. А я такие стихи презираю, не то, что пытаюсь понять. Чувства в них нет, одни лабиринты шизофренического течения твоих мыслей… Ну, где твои сигареты?

– Сейчас должны принести.

В дверь постучали.

Они заговорщически переглянулись. Его даже бросило в пот.

– Кто это? – спросил он у девушки.

– Подойди, да спроси.

– А вдруг это Бегемот?

– Скажи, что хочешь спать.

– Ну да! Я так не смогу. Он заставит меня открыть дверь. Одевайся на всякий случай.

– Слабак! Тряпка ты, Гладышев! «Ты меня боишься!» Да что тебя, труса, бояться?! Иди открывай!

В дверь постучали снова. На этот раз настойчивее и сильнее.

– Я прошу тебя: оденься! – попросил он вновь, поднимаясь с дивана и лихорадочно шаря глазами по полу в поискахсвоих трусов и брюк.

– Трус! Сейчас сама пойду отворю.

– Нет, нет, не надо! – он попытался задержать её, но поняв, что ему это не удастся, бросился одеваться.

– Кто там? – спросила Вероника через дверь.

– Сигареты, портвейн заказывали?

– Да, – девушка открыла дверь в чём мать родила и, не стесняясь своей наготы, приняла поднос у обалдевшего официанта. – Иди, расплачивайся! – крикнула она Гладышеву.

Это окрик вывел его из оцепенения, и он засеменил в полуспущенных штанах к двери, на ходу пытаясь ещё и найти деньги в своих карманах.

Официант пришёл в себя и уже в следующую вежливо, но с иронией улыбнулся:

– У вас проблемы? – в голосе его чувствовалась сдержанная издёвка. – Я зайду позже, или зайдите тогда в ресторан сами позже. Мы работаем до трёх ночи, можете не спешить.

Гладышев так и не смог найти деньги и стоял в растерянности посреди коридора номера в полуспущенных брюках.

Вероника захлопнула дверь.

– Он сказал, что запишет всё это на счёт твоего номера, – сказала девушка, потом, помолчав, добавила. – Поехали на дискотеку.

– Куда?

– В американскую, конечно же.

– Ой, да у меня даже на вход туда денег не хватит.

– Слабо? Плохой же пансион назначил Бегемот своему духовному соратнику! – издеваясь, засмеялась Вероника. – А ты с него дополнительную плату требуй!

– За что?!

– За то, что меня трахаешь! – ей было приятно наблюдать, как он меняется в лице. – А что? Тоже тяжёлый физический труд.

Гладышев молчал, точно сражённый наповал. Он уже не знал, что делать, и так и продолжал стоять в полуспущенных штанах, бессильно опустив руки.

– Ладно, одевайся, – согласилась девушка, видимо, вволю поиздевавшись. – так уж и быть, билетик тебе сегодня куплю я. Посмотришь хоть, как нормальные людио отдыхают. Только за этот поднос, будь добр, заплати сам!

– Нет, не надо. Билеты стоят бешенные деньги, – запротестовал Гладышев.

– Молчать, казбек! – прикрикнула девушка, топнув ногой. – Платить буду я. У меня ещё есть деньги.

– Пока есть, – добавил он.

Вероника нахмурила брови, но промолчала.

– Слушай, а ты…

Гладышев осёкся. Слово «ведьма» почему-то застряло у него в глотке, и от этого навернулись слёзы на глаза.

Девушка, видимо, неправильно поняла его, и лицо её смягчилось.

– Хватит болтать, Гладышев, – резюмировала она. – Нам пора ехать. Натягивай свои штаны, дурачок.

У подъезда гостиницы, где стояло с десяток такси в ожидании клиентов, они едва не столкнулись с Бегемотом. Он вылазил из только что подъехавшей машины. В это время они были в двух шагах от таксомотора., и Вероника, не мешкая ни секунды, открыла заднюю дверцу машины, запрыгнула туда и потянула за собой Гладышева.

– Вот уж не думал, что могу так вляпаться, – произнёс он, плюхнувшись на сиденье.

– Ты о чём? – поинтересовалась девушка.

– Об этом. Я, лучший друг Бегемота, и на тебе!..

– Заткнись немедленно! – вероника злобно сверкнула глазами, а потом глянула сквозь заднее стекло салона на Бегемота и долго наблюдала за ним, до тех пор, пока тот не скрылся в подъезде гостиничного комплекса, отблескивающего в полумраке приглушенного освещения начищенным металлом вращающихся четырёхлопастных дверей.

– Ну что, возвращаемся? – спросил Гладышев.

– Трус.

– При чём здесь трус?! У тебя же будут неприятности в первую очередь! Я-то могу остаться и незамеченным.

– Ах! Ты обо мне, оказывается, беспокоишься?!

– Не надо паясничать!

– Нет, уж, позволь! Едем! Я хочу веселиться! Довольно тоски! С тех пор, как мы в Москве, я только и делаю, что скучаю. Мне надоело!

– Ну что, мы едем? – вмешался в разговор шофёр.

– Да, конечно, – подтвердила Вероника.

Всю дорогу они не разговаривали, и только выйдя из машины у ярко освещённого вспыхивающими разноцветными огнями, манящего к себе до вызывающе-неприличного броскими витражами входа на дискотеку, Гладышев заговорил, смущённый и подавленный увиденной роскошью. Он чувствовал себя вдвое хуже от того, что Вероника сама расплатилась с таксистом, потому что у него действительно не было достаточно денег.

Встав оторопело напротив входа на дискотеку, он упёрся, точно заупрямившийся осёл.

– Я туда не пойду, – сказал он девушке.

– Это почему?!

– Да потому, что не могу! Я уже себя чувствую не в своей тарелке, а зайдём, так и вообще от стыда места себе не смогу найти…

– Гладышев! С тобой только ездить куда-нибудь! – возмутилась Вероника.

– Может быть. Но не моё это место! Не моё! Заплатить бешенные деньги, чтобы потом до упаду дёргаться вместе с другими? Это не для меня, извини!

Размахивая нескладными, худыми рукам, даже для его роста казавшимися чересчур длинными и костлявыми, гладышев пошёл прочь вдоль по улице, совершенно не интересуясь, пойдёт ли за ним Вероника.

Когда она догнала его, он что-то ещё бормотал себе под нос.

– Сволочь ты, Гладышев! – сказала она огорчённо, зашагав рядом с ним. – Лишил меня удовольствия.

Он не обращал на неё внимания.

– Ну, а ты чего хочешь? – спросила девушка уже более дружелюбно.

– Чего я хочу? – откликнулся вдруг Гладышев и задумался.

Мимо, навстречу им прошли трое крепких парней, и Вероника невольно приникла к его руке, зная нравы ночного города.

«Сейчас по имени называть начнёт», – не без удовольствия подумал Гладышев, не заметив за размышлениями миновавшей также быстро, как и возникшей, опасности.

– Вообще-то, я хочу, чтобы ты сейчас вернулась в гостиницу, в номер к Бегемоту. Тебе же будет лучше! Ещё не так поздно, и твоё отсутствие можно будет объяснить вполне добропорядочно, – Гладышев посмотрел на неё. – Что же касается меня, то я бы не прочь сейчас податься в какой-нибудь ресторанчик, где можно посидеть подольше, часиков до трёх ночи.

– У тебя же нет денег! – возмутилась Вероника.

– Но ты же спросила, чего я хочу! Разве для того, чтобы желать что-то, обязательно иметь к этому средства?! В своих мечтах я имею гораздо больше, чем в действительности. Кремовая яхта под алыми парусами, уютная вилла из белого мрамора с бассейном, в котором под ласковым тропическим солнцем плещется лазурно-голубая, чистая и прозрачная, как слеза, вода, роскошная, мощная и бешено дорогая машина, мебель из слоновой кости, огромные зеркала во всю стену из горного хрусталя – всё, чего никогда мне не иметь в жизни, без труда умещается в моих грёзах. И я могу уноситься в этот мир, где сам себе хозяин, хоть каждый день, хоть тысячу раз за день. И потому реальность гнетёт меня не так сильно, как кого-нибудь другого в моём положении.

– Вот таким, настоящим, ты мне нравишься, – прильнула к нему ещё сильнее Вероника. Она улыбнулась мечтательно. – Ты, всё-таки, неисправимый романтик.

– Почему же? Это не романтика, это очень удобный и простой способ удалиться от жизни, если она тебе не нравится. Разве можно всё это иметь мне в действительности? Конечно же, нет. Я не настолько чокнутый, чтобы строить иллюзии по поводу своих возможностей и своего будущего. Но я изобрёл способ, как избежать мучений, связанных с осознанием того, что между желаемым и возможным лежит целая пропасть. Кое-кто использует для этого наркотики, кто-то пьянствует, кто-то идёт убивать и грабить. Но всё это – гибельные пути. Я считаю, что мой мозг достаточно развит, чтобы он мог конструировать в своём воображении образы желаемого без применения опасных стимуляторов, таких, как колёса, травка или водка. С их помощью более бестолковые пытаются, возможно, достичь того же самого, но их мозги выходят из-под контроля и впадают в галопирующую, безумную галлюцинацию. Уголовники – это вообще ублюдки. Всё, что в конце концов они получают, это тюрьма, вышка или пуля. А с волчьим билетом уже из ямы не выбраться. Жизнь всё время будет возвращать на порочный круг своими системами стереотипов…

– А ты действительно умный, Гладышев, – перебила его Вероника. – Только у тебя нет связи между руками и головой. Ты хорошо рисуешь – мог бы зарабатывать. Почему бы тебе не сесть, например, рисовать портреты на Арбате, как это делают другие? Мне кажется, у тебя бы получалось не хуже, чем у многих других.

– Спасибо за дельный совет, – засмеялся Гладышев. – Мне и без того хорошо.

– Но ведь у тебя нет своих денег! Тебя не унижает то, что я вот, к примеру, должна платить за тебя?

– Вообще-то, не очень. Я же не прошу ничего. Я могу обходиться совсем без денег. Да и, к тому же, почему мне должно быть неудобно, неловко, если сам Иисус Христос не имел денег?

При упоминании имени бога Веронику перекосило, но Гладышев не заметил этой гримасы. Он продолжал идти вперёд, взором обращённый к себе самому.

Они свернули на какую-то тёмную улицу, и девушка, долго молчавшая, снова заговорила:

– Зачем ты сюда пошёл?

– А что такое? Ты боишься?

– Вообще-то, да. Мне кажется, что тут подворотни кишат подвыпившими подростками, и сейчас откуда-нибудь выскочит банда!

– И что тогда? – засмеялся Гладышев.

– Говори тише! – Вероника была не на шутку обеспокоена. – Что тогда! Будто сам не знаешь, что тогда. Я не надеюсь даже, что ты сможешь меня защитить.

Гладышев покачал головой.

– Что, душа в пятки ушла?

Вероника не ответила и, продолжая идти рядом с Гладышшевым, оглядывалась по сторонам, как испуганный котёнок. Гладышев невольно улыбнулся.

– Трусиха.

– А что такое душа? – спросила она вдруг.

– Душа?.. Ну, душа – это душа.

– А она есть вообще? Вот говорят: бездушный человек. Это что же, у него души нет что ли?

– Ну почему же? Это образное выражение, им обозначают характер человека. Бездушный – значит, жестокий, коварный, подлый, бессострадательный. А есть ли душа, нет ли души – это загадка. Даже в нашей коммунистической литературе попадается это словечко., хотя его стараются всячески избегать, потому что партийная идеология не позволяет употреблять это слово: для неё оно неразрывно связано с поповщиной, с религией, с Богом. А всё это, как известно, диалектический материализм давно уже изобличил, как не существующее, как вымысел, с помощью которого проклятые помещики и капиталисты держали в повиновении трудовой народ. А сейчас, избавившись от пут религиозного дурмана, наш народ уверенно топает к светлому будущему… Только почему-то кругом становится всё больше нищеты, ворюг и грязи.

Гладышев разошёлся и с идиотски-издевательским пафосом декларировал свою речь, изображая заправского оратора на трибуне какого-нибудь митинга. Только последнее предложение он произнёс, как сторонний наблюдатель под этой трибуной, понизив тон и изменив голос.

– А что говорит коммунистическая идеология насчёт дьявола? – поинтересовалась Вероника в том же духе, приняв игру Гладышева.

– А ни фига она не говорит, потому что классики марксизма-лениниизма с таковым явлением в природе и в обществе не встречались, – Гладышев произнёс это, так забавно выпучив глаза и надувшись важно, как индюк, что девушка невольно прыснула от смеха, да и сам он не удержался.

Однако смеялась Вероника недолго. Будто наткнувшись на какое-то невидимое препятствие или вспомнив что-то неприятное, она вдруг замолчала, изменившись в лице, и уже так, словно желая теперь получить серьёзный и исчерпывающий ответ, от которого зависит, казалось бы, всё в её дальнейшей жизни, спросила:

– А что говорит она о продаже души этому самому дьяволу?

Гладышев, явно разошедшийся и пребывающий в превосходном расположении духа, хотел продолжить свои ответы в том же риторически-издевательском духе, но осёкся и посмотрел на девушку, медленно повернув голову, будто увидев её впервые и желая получше рассмотреть.

Дальше они шли уже молча, не разговаривая, хотя Вероника продолжала смотреть на Гладышева, словно бы ожидая ответа. Но он словно воды в рот набрал.

Тёмная улица вывела их на какой-то проспект, ярко освещённый, но такой же безлюдный, как и всё вокруг.

– Поехали куда-нибудь в ресторан, как ты хотел? – предложила девушка.

– Поехали, – согласился Гладышев. – Только почему ты такие вопросы задаёшь?

– Какие такие?

– Странные.

– Человек имеет право задавать любые вопросы, разве нет?

– Да, но, обычно, эти всегда умалчиваются, или же к ним подходят как-то более осторожно. Не так, как ты, напрямик.

Глава 3. (012). (-> 022)

Жора не хотел ехать в Москву поездом. На то у него были веские основания.

Конечно, ехать поездом было недолго и приятно: сесть в семь часов вечера и, едва проснувшись, сойти с него на Киевском вокзале в десять часов утра.

Это было приятнее, чем болтаться полтора часа в устаревшем, допотопном турбовинтовом Ане, салон которого во время полёта не перестаёт дрожать, скрипеть, стонать и дребезжать всеми своими швами и стыками. Другие самолёты в Москву не летали – было слишком близко для какой-нибудь более комфортабельной, современной и скоростной машины.

В поезде можно было разместиться в уютном СВ, сходить вечерком в ресторан или заказать ужин в купе, словом, путешествовать с комфортом, а в трясущемся и оглушающем самолёте все были равны.

Однако, несмотря на это, Жора был против поездки по железной дороге. Причина была в женщине. Несмотря на то, что он считал себя человеком с хорошим самообладанием, с ней он не хотел бы даже случайно столкнуться.

Она работала проводницей, и в своё время Жора уделил не мало времени её прелестям и провёл не одну бурную ночь в её постели, увлечённый очередным мимолётным романом. С ней и тогда он познакомился, будучи пассажиром в её вагоне. Она и теперь работала, по-прежнему, проводником на этом поезде.

Всё было бы нечего, да девица эта оказалась на редкость приставучей. И Жора, чувствовавший себя среди женщин, как сыр в масле, её опасался и побаивался. Обладая взбалмошным и своенравным характером, она была непредсказуема и неудержима в своих поступках, и удержать её в руках было также невозможно, как поймать рукой языки пламени. К тому же она так же как огонь обжигала при всякой попытке приструнить её. Быть может, именно про таких говорят «огонь-баба».

Как бы то ни было, но от одного воспоминания о ней его судорожно передёргивало. Именно из-за неё он не хотел ехать поездом.

Конечно, можно было узнать, по каким числам, в каком вагоне ездит эта Алла, и выбрать для поездки другой день или другой вагон, но его страх перед встречей с ней парализовал его волю. Узнать о том, когда и как Бегемот едет в Москву – его знал едва ли не весь город, – ей было гораздо проще, чем ему выяснить что-нибудь о ней. И она могла запросто поменяться сменой, чтобы встретиться с ним в поезде. Бегемот боялся этого, потому что знал, захочет она, и её не остановит ни другой день, ни другой вагон, ни даже то, что он женился. Найти ей Жору в городе было в тысячу раз труднее, чем на московском поезде.

К тому же Жора не мог позволить себе опускаться до того, чтобы с опаской интересоваться, когда работает какая-то там Алла-проводница. Он был теперь одним из тех, кого называли «хозяин города», и не мог теперь давать никому повода, даже намёка на то, чтобы усомниться в его авторитете.

Алла же могла напрочь разрушить всё, что угодно, выставив на посмешище его репутацию. И он не мог ничего поделать с тем, что ему приходилось опасаться чокнутой и своенравной бабы, которая не считалась ни с кем и ни с чем.

Надо сказать, что авторитет его и без того понёс урон.

Несмотря на то, что он выложил на устроение своей свадьбы целое состояние и на протяжении недели поил и кормил всю блатную и мажорную публику города, устраивая для её ублажения невероятные по меркам провинции зрелища, это не дало ожидаемого результата.

Некоторые за глаза, а иные городские тузы и в глаза сказали ему своё «фи».

Сошка авторитетом поменьше, числом поболее, насмотревшись на столичных артистов и всласть попировав, без следа растворилась в городской суете, уже на следующий день забыв о благодарности.

До Жоры временами доходили слухи. Что многие недовольны тем. Что он женился, хотя ему казалось, что это его личное дело. По городу ходили возмущённые кривотолки: «Как так, Бегемот женился?! По какому праву?! Он нарушил неписанный закон…»

Уезжая с молодой супругой на море, Бегемот втайне рассчитывал на то, что во время его месячного отсутствия эти разговоры успокоятся сами собой. Однако, вернувшись, убедился, что его ожидания не оправдались.

Вернувшись с моря, к тому Жора вдруг был неприятно удивлён тем, что его тайное хранилище было разворовано, и никто не мог ему сказать, кто это сделал. Это означало, что он обобран практически полностью. В его распоряжении осталась лишь мизерная часть состояния: можно было только купить новый шестисотый мерс, о котором он давно мечтал, ну и два-три месяца ещё не бедствовать.

Украден был весь Жорин архив, который достался ему за операцию от Зверя. Приглашённые накануне им авторитетные эксперты по художественным и историческим ценностям оценили его в несколько миллионов долларов. Сразу после этого к нему начали поступать предложения о продаже имеющихся у него ценностей. Прежде он всё откладывал, но потом всерьёз решил заняться их реализацией по приезду после медового месяца.

И вот оказалось, что всё украдено. Жора успел продать лишь незначительную часть документов, на вырученные от которых средства устроил роскошную свадьбу и кругосветное свадебное путешествие, да ещё кое-что отложил в банке на чёрный день, который вдруг и настал.

Никто как будто ничего не знал об этом. Жора чувствовал какой-то не то заговор вокруг себя, не то всеобщий страх и желание подальше быть от этого дела.

Кое-какую информацию оставшиеся ему преданными люди всё-таки разузнали. Следы происшедшего вели в Москву. Разбираться с москвичами никому в городе было не по зубам. Жора понимал, что ему самому придётся ехать в Москву и искать концы и связи для разрешения данного дела. Шансы на какой-то успех были ничтожны, и Жора всё тянул и тянул с решением ввязываться в драку. Он не мог даже приблизительно оценить силы своего противника, но понимал, что его возможности ни в какое сравнение не идут с возможностям противника.

Однако из его рук уплыло миллионное состояние. И он не мог, как ни убеждали его близкие ему люди, с этим примириться. К тому же, второй шанс заполучить подобное богатство ему уже вряд ли когда-нибудь представился бы.

В конце концов, когда обстоятельства вплотную припёрли его к стенке, он сообщил Веронике, что они в следующую пятницу едут в Москву.

– Кто с нами поедет? – поинтересовалась она.

– Думаю, что никто, – ответил он, но потом спросил, видя, что молодую супругу это не устроило. – А кого бы ты хотела с собой взять, чтобы тебе не было скучно. Только немного, потому что мы временно ограничены в средствах.

Вероника уклонилась от прямого ответа:

– Не знаю, конечно, у тебя какие-то дела в Москве, но неужели тебе самому там никто не нужен?

Жора задумался, потом ответил:

– Гладышев.

– Гладышев? – изумилась Вероника.

Она считала решение странным, поскольку Гладышев, по её мнению, был тюфяком со странным характером, тяжёлым для общения.

Однако Бегемоту вдруг показалось, что Гладышев – именно тот человек, который ему нужен в Москве. Он будет «стеречь» его супругу и составлять ей компанию, пока Бегемот будет заниматься своими делами, не покушаясь на её прелести. Если взять какую-нибудь подругу Вероники, то они вместе начнут искать приключений. Поэтому, пока лицо Вероники вытягивалось от удивления, у Бегемота молниеносно созрел в голове такой хитрый план:

– Да, Гладышев, а что? Плохой парень?

– Скучный.

– Да нет. Ты его просто плохо знаешь, – Жора загадочно улыбнулся своим мыслям. – Нет, он действительно не так плох, как кажется.

Вероника ничего не ответила. Она лишь поджала губки, потом отвернулась и пошла в другую комнату. Уже оттуда она продолжила разговор:

– Мне бы хотелось, чтобы поехал кто-нибудь ещё.

– Кто, например? – Жора проследовал за ней.

– Ну, хотя бы Фикса или Гвоздь…

– Тогда уж, давай возьмём и Стропилу, – добавил он.

Она зло сверкнула на него и глазами: издеваешься! – Жора осёкся, сменил тон разговора.

– Ну ладно, ладно, они тоже поедут с нами… но только позже… В Москве мне может понадобиться машина. Так вот, Фикса и Гвоздь её пригонят потом, когда мы там устроимся. Хорошо?

Не давая Веронике опомниться, он тут же позвонил и заказал билеты: два СВ и один купе. Потом вдруг вспомнил про Аллу-проводницу и подумал: «Да к чёрту её!»

Вечером же Бегемот позвонил Гладышеву, что возьмёт его на месячишко-другой, и тот сразу же согласился: у него были какие-то неприятности с родителями. Жора что-то слышал про то, что этот придурок учинил дома пожар.

В пятницу вечером Гвоздь отвёз их на вокзал на Жорином «Мерсе».

– Смотри поосторожнее с машиной! – предупредил его на прощание Бегемот, отдавая ключи от гаража и квартиры. – Провожать не надо.

– Он знает, что поедет в Москву? – спросила Вероника, когда Гвоздь ушёл, и они остались втроём на перроне.

– Знает, – соврал Жора.

– Но мне показалось, что он ни сном, ни духом не догадывается об этом.

– Ты что, Гвоздева не знаешь?! Это же мастер невозмутимости.

Вероника успокоилась, видимо, поверив Бегемоту, и стала разглядывать стоящих вокруг людей, ожидающих поезда.

Гладышев стоял немного стороне и, по всему было видно, чувствовал себя неловко, точно попав не в свою тарелку. Вечер выдался сырым и прохладным, на нём же была лёгкая болоньевая курточка, будто он впопыхах выскочил из дома на полчасика, одевшись легко, не по погоде.

Чтобы дать понять Гладышеву, что он не должен от них отмораживаться, Жора сказал ему:

– Ты что там стоишь, как бедный родственник?

– Да нет. Чего? Я ничего, – ответил Дима, растерявшись.

– Ты, парниша, чего это оделся не по сезону, а? или забыл, что с нами едешь? – спросил его Жора, протягива ему билет.

Вероника перехватила билет и, глянув, спросила:

– А что, мы в купе поедем?

– Нет, в СВ. Это Гладышев в купе поедет.

Вероника посмотрела на Жору:

– Тебе что, денег жалко?

– Нет, просто я считаю, что персонал должен ездить классом ниже.

– У тебя что, крыша поехала?! Какой персонал?! Он же наш… ну, не друг, но приятель!

– Ну и что?! – возразил Бегемот. – Я пригласил его в Москву в качестве сотрудника, и поэтому считаю…

– Какого сотрудника?! – изумилась Вероника.

Жора попытался перевести разговор в шутку, но Вероника завелась. Она вернула ему билет и приказным тоном объявила:

– Так, либо ты будешь ехать в купе, а мы с Гладышевым в СВ, либо туда пойду спать одна я.

– Ты мне ещё указывать будешь? – возмутился Жора.

– Да, представь себе! Пора браться за твоё воспитание!

– Слушай, Вероника, право, не стоит беспокоиться! – вмешался Гладышев. – Я отлично доеду и в купе. я никогда не ездил в люксе, да и не хочу…

– Не ездил – значит, поедешь! – отмахнулась от него Вероника. – И, вообще, Гладышев, я хлопочу за тебя, но вовсе не нуждаюсь в том, чтобы ты встревал в разговор! Я разбираюсь со своим мужем. Если я сказала «нет!», значит я сказала «нет!», – она снова обратилась к Жоре. – Тебе всё ясно?!

Жора понял, что нашла коса на камень. Тем более, что он чувствовал вину за медовый месяц, который прошёл для неё не совсем удачно. Поэтому он протянул ей два билета в СВ и бросил Гладышеву:

– С вещами справишься сам.

Подали состав поезда. Пассажиры столпились у входных дверей вагонов.

Жора взял билет в купейный вагон и глянул на номер вагона: «Тринадцатый!» он немного удивился, потому что когда брал билеты, не думал, что в купе придётся ехать ему. Он взял свой дипломатик и отправился с ним искать тринадцатый вагон, оставив Веронику и Гладышева у чемоданов на перроне.

Подняв глаза при входе в вагон, Жора увидел перед собой Аллу. Она улыбалась: