Электронная библиотека » Андрей Игонин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 9 декабря 2019, 16:40


Автор книги: Андрей Игонин


Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

При общении с людьми у эмоционального человека на первом месте чувства, которые вызывает у него тот или иной знакомый. Если последний ему неприятен, задевает самолюбие, высказывает иную точку зрения, эмоциональный человек, скорее всего, прекратит с ним общение. В лучшем случае он это сделает без явного конфликта, в худшем – с конфликтом. Рациональный человек строит свои взаимоотношения с окружающими людьми, исходя из деловых соображений, а не только из личных симпатий и антипатий. Если кто-либо из знакомых для него не слишком приятен, но зато полезен в деловой сфере, он никогда не прервет с ним отношений.

Справедливо считается, что западная культура, основанная на прагматизме, формирует рационального, а не эмоционального человека. Субъект, недостаточно контролирующий свои эмоции, выглядит в западном обществе белой вороной. Ему приходится мучительно приспосабливаться к социальной среде. Тема драматического конфликта нонконформиста, «естественного человека», со средой вплетается в сюжеты многих западных романов и фильмов. Сидя перед телевизором во время просмотра «Санты-Барбары» или другого американского сериала, обратите внимание, как карикатурно долго влюбленные персонажи выясняют, подходят ли они друг другу по своим привычкам и пристрастиям. Это типичный образец рационального подхода даже к интимной стороне человеческих взаимоотношений.

Рационализм представителя западной культуры во многом объясняется глубоко заложенным в нем умением контролировать свои эмоции (термин «контролировать», кстати, – один из наиболее любимых в лексиконе западной манеры поведения настоящего американца (вспомните романы Ивлина Во). По западным стандартам необходимо демонстрировать положительные эмоции, даже если их не испытываешь, и, наоборот, маскировать отрицательные эмоции.

Умение владеть своими эмоциями в условиях современного общества дает человеку неоспоримые преимущества. Благодаря навыкам рационального общения приглушаются семейные конфликты, облегчаются повседневные контакты, расширяются возможности делового сотрудничества. Из представителей московских субкультур навыками контроля над своими эмоциями в наибольшей степени овладели люди арбатского типа как наиболее европеизированные. Поэтому их часто считают хитрыми и скрытными. Представители пролетарской субкультуры являются в этом отношении антиподами.

Они откровенны, прямолинейны, непосредственны, простодушны. Люди из Кунцево занимают промежуточное положение.

Говоря о психологических различиях между целыми группами населения, необходимо, однако, отметить следующее: не существует какого-либо универсального усредненного представителя той или иной субкультуры. Среди ее носителей могут обнаружиться столь большие индивидуальные различия, что сравнение между представителями разных субкультур становится вообще невозможным. Как известно, при воспитании даже в одной семье у каждого ребенка формируются свои индивидуальные особенности характера. Например, один из детей оказывается чрезмерно эмоциональным, другой, наоборот, – слишком рационалистичным.

Все это верно, но длительное существование человека в определенной культурной среде вынуждает его видоизменять свой характер и свое поведение, вырабатывать у себя одни личностные особенности и скрывать, затушевывать другие. Человек анализирует свои поступки и при этом одни из них признает правильными, достойными повторения, другие, наоборот, неправильными, такими, от которых в дальнейшем нужно отказаться. Все это формирует личность представителя той или иной субкультуры в соответствии с определенными требованиями окружающей его социальной среды.

Хотя существует теория о том, что человек, подавляя свои естественные чувства, расплачивается за это накоплением в глубине души тревоги и других отрицательных эмоций, вся же цивилизация, хотим мы того или нет, движется по пути культивирования у людей рациональных, контролируемых форм поведения, а не эмоциональных, импульсивных. То, что россияне, по сравнению с западными жителями, тратят в своей повседневной жизни больше эмоций (судя, по крайней мере, по внешним проявлениям), не вызывает, по-видимому, ни у кого сомнений. Это стало особенно характерным в последнее десятилетие нашего существования. Преобладают, к сожалению, эмоции отрицательного характера: ненависть, злоба, обида, зависть, нетерпимость и пр.

Следует, однако, заметить, что до 1985 г. эти эмоции были скрыты, подавлены. В. Солоухин писал, что при коммунистическом режиме люди из-за страха, загнанного куда-то в глубины подсознания, были как бы замороженными, в том числе и в эмоциональном отношении. Процесс оттаивания оказался крайне болезненным, чреватым различными осложнениями.

Накал эмоций к 1991–1993 гг. превысил все допустимые нормы и пределы.

В психиатрии есть термин «анестезия долороза», то есть в переводе с латинского – болезненное бесчувствие. Суть этого феномена состоит в том, что на высоте тяжелой депрессии с острейшими отрицательными эмоциями возникает ощущение отсутствия чувств, неспособности радоваться и огорчаться, сопереживать другим людям, даже близким. Нечто подобное происходило 3–4 октября 1993 г., когда сотни москвичей воочию и тысячи на экранах телевизоров наблюдали расстрел Белого дома. Эта акция не вызвала у большинства горожан адекватной гражданственной оценки происходящих событий. Большинство москвичей (здесь не говорится о явных сторонниках и противниках расстрела), испытывающих острое разочарование от политики вообще и поведения бывших своих кумиров в частности, не ощутили в этот момент ничего, кроме апатии. Не было даже наиболее естественного в такой ситуации стыда за поведение политической верхушки. А многие москвичи, сидевшие на парапетах набережной, вообще с патологическим интересом наблюдали за бойней.

Переходя к оценке эмоциональной сферы представителей различных московских субкультур, следует отметить, что навыки рационального поведения легче всего освоили, естественно, люди арбатского типа, для которых западная культура всегда была более желанна и доступна, чем для представителей других субкультур. Именно выходцы с Арбата прочитали первыми все многочисленные книги и брошюры, посвященные деловому общению, рациональному решению семейных проблем, целенаправленной тренировке тех или иных навыков и умений. Рассудочное поведение давало человеку дополнительные возможности и преимущества в различных жизненных коллизиях.

Два-три десятка лет назад на Западе и у нас среди просвещенной интеллигенции были очень популярны технократические (бихевиористские, кибернетические) модели, используемые при попытках понять поведение человека. Эти модели отнюдь не предполагали, что душу, психику человека можно изучить досконально (проникнуть в своего рода «черный ящик»). Но можно было многого достичь с помощью чисто прагматического подхода, изучив соотношение между стимулами при входе в «черный ящик» и реакциями на выходе из него. Бихевиоризм оказался очень полезен с точки зрения выработки методик коррекции поведения человека или его обучения тем или иным навыкам. Позднее, правда, обнаружилось, что бихевиористский подход не позволяет решать сколько-нибудь сложные задачи влияния на личность и поведение человека. Бихевиористские приемы воздействия на человека были дополнены так называемыми гуманистическими методами.

Возвращаясь к поведению представителя одной из московских субкультур, а не просто человека, следует отметить, что именно люди арбатского типа стихийно или сознательно действовали в наибольшем соответствии с философией бихевиоризма. Например, тому или иному человеку надо попасть к высокопоставленному чиновнику Ч. и решить с ним очень важный житейский вопрос (встать на очередь на квартиру, прописать родственника и т. п.).

Для пролетария этот чиновник был чем-то мифическим, недоступным пониманию, своего рода вещью в себе. Чтобы он снизошел к твоей жалкой просьбе, надо проникнуть к нему каким-то образом в кабинет, бухнуться на колени и суметь умолить выполнить нижайшую просьбу. Только в этом случае можно рассчитывать на успех. А уж если этого не получилось, можно выплеснуть на него, как на отвергнутое божество, всю свою досаду и злость.

Для арбатского рационалиста чиновник Ч., от которого зависит решение его житейской проблемы, – отнюдь не заоблачный житель. Он – обычный человек со своими слабостями и недостатками. Пытаясь найти выход на чиновника, человек арбатского типа соберет нужную информацию о Ч. (наверняка найдутся люди, которые обращались к нему с аналогичной просьбой), а затем узнает, что предпринимали эти люди (стимулы при входе в «черный ящик») и что из этого получалось (реакции на выходе из «черного ящика»). Ч. мог оказаться каменным человеком, если его пытаться атаковать в его конторе, и вполне доступным в домашней обстановке. Найдутся и родственники Ч., через которых можно будет воздействовать на него. Очень важно оценить влияние на Ч. стимула материального поощрения – следует или нет после воздействия этого стимула необходимая реакция. Может оказаться так, что, получив конверт с деньгами, Ч. вскочит с кресла, откроет дверь в приемную и будет кричать: «Провокация! Провокация!» Но может быть и другой вариант. Получив конверт с деньгами, Ч., как ленивый кот, совершенно спокойно смахнет его лапой в ящик своего стола. Тот же чиновник, который кричит про провокацию, может стать весьма податлив, если получит «на вполне законных основаниях» через третье лицо дефицитную путевку в круиз вокруг Европы.

Другие стимулы при входе в «черный ящик» весьма разнообразны. Может быть требовательное, подобострастное, нейтральное поведение просителя. Можно прийти к Ч. одному, а можно взять в помощь знаменитого комедийного актера. Можно войти в кабинет Ч. в понедельник, когда он, мрачный, страдает с похмелья, а можно – в пятницу, в тот момент, когда он, радостный, предвкушает предстоящую выпивку. Можно попасть к Ч. после его тяжелой командировки в Урюпинск, а можно – после приятной поездки в Париж. Какая комбинация стимулов будет при входе в «черный ящик», такой окажется и ответная реакция. В данном случае результат будет заключаться в том, удовлетворит или нет Ч. ходатайство просителя. Если просителем окажется человек арбатского типа, действующий по описанной выше схеме, результат будет скорее всего положительным.

При оценке эмоциональной сферы людей можно располагать их по оси, на одном полюсе которой будут эмоционально живые личности, на другом – апатичные. Эти понятия синтезируют в себе два параметра: настроение и активность человека. При эмоционально живом характере имеется тенденция к хорошему, веселому настроению и повышенной активности, предприимчивости.

Из представителей различных московских субкультур люди с Арбата являются эмоционально наиболее живыми. Они характеризуются жизнестойкостью, предприимчивостью, оптимистичностью, жизнелюбием, умением отстаивать свои интересы и не теряться в трудных житейских ситуациях. Люди из Кунцево уступают людям с Арбата в этом отношении. Не случайно на Съезде народных депутатов Ю. Афанасьев назвал сидящих перед ним в зале номенклатурщиков не просто «агрессивными», а «агрессивно-послушными». Их отличают низкая индивидуальная активность, отсутствие жизнелюбия, худосочность и однообразие жизни. Все это проявилось в период неблагоприятного для номенклатурщиков поворота политической ситуации в стране. В этот период многие из них оказались просто-напросто выброшенными за борт.

Еще более тенденция к апатичному состоянию обнаруживается у представителей пролетарской субкультуры. Определяющими их характеристиками часто являются скудость побуждений, вялость, пассивность, безынициативность, отсутствие четко выраженных интересов и увлечений. Именно поэтому у многих из них легко формируется зависимость от алкоголя – средства, создающего искусственный подъем настроения и на начальном этапе стимулирующего активность человека. Как показывает опыт работы с пролетариями, зависимыми от алкоголя, в случае отказа их от спиртного они особенно резко ощущают апатию. Это состояние наиболее отчетливо проявляется тогда, когда человек оказывается вне внешнего контроля, предоставлен самому себе, например, в выходные дни.

Такое суждение о характере пролетария в Москве отнюдь не может быть распространено на основные массы населения, особенно в провинции. Жители Москвы оказались под влиянием особых факторов, о которых речь пойдет ниже. Как постоянно подчеркивает А. Солженицын, большинство обычных людей в провинции еще сохранили свое здоровое душевное ядро. Это особенно относится к русским женщинам. Они, несмотря на все испытания, остаются жизнелюбивыми, оптимистичными, проявляют активный интерес ко всему, что происходит в мире. В отличие от многих москвичей, выходцев из этой же среды, провинциалы сохранили способность к сочувствию, сопереживанию, проникновению в заботы и тревоги постороннего человека.

При этом существует разница между российским и западным человеком, состоящая в том, что проявления доброжелательности у первого более искренни, непосредственны, в то время как у второго – искусственны, заранее отработаны. Если у российского провинциала первая реакция на чужака бывает настороженной, хмурой, то в последующем он часто проявляет отзывчивость, бесхитростность, а порой и жертвенность в оказании помощи постороннему человеку. Западный человек может быть внешне улыбчивым, доброжелательным, демонстрировать готовность к дружескому отношению, но в глубине души всегда точно знает ту границу, которую он не должен перейти в проявлениях этого самого дружеского отношения, которое кончается там, где кончается целесообразность.

В психологии эмоциональные проявления человека часто рассматриваются с позиции характерных для него реакций на фрустрацию[6]6
  Под реакциями на фрустрацию понимаются психологические феномены, которые возникают у человека в ответ на нереализованные желания, неудачи, разочарования.


[Закрыть]
. Существуют относительно благоприятные, конструктивные и неблагоприятные, неконструктивные формы реакций на фрустрацию. Первые более характерны для представителей арбатской, вторые – для представителей пролетарской субкультуры. Человек из Кунцево может прореагировать на неудачи и так, и эдак.

Когда представитель арбатской субкультуры не мог реализовать свои честолюбивые планы и намерения, что случалось сплошь и рядом, он находил себя в побочных сферах (так называемый феномен компенсации). Особо амбициозные и энергичные люди этого круга становились неформальными лидерами в общественных организациях, гаражных или строительных кооперативах, андеграундных культурных течениях, наконец, в политическом диссидентстве. Как только появилась возможность выйти на более широкий общественный уровень, выходцы с Арбата немедленно воспользовались предоставившимся шансом.

У людей пролетарского типа реакция на фрустрацию чаще была неконструктивной. Неспособность «выбиться в люди» оставляла глубокий след в их душах, хотя открытого признания в этом добиться обычно не удавалось. Для пролетария с активной жизненной позицией была характерна фиксация на царящих в обществе несправедливостях, система объяснения того, почему он не преуспел в этой жизни. Его логика часто сводилась к следующему: будучи простым, но честным человеком, пролетарий «горбатился» за жалкие блага, которые ему перепадали, в то время как сынки из привилегированных семей получали в десятки раз большие блага, не пошевелив и пальцем. Вину за неудачи он, как правило, возлагал не на самого себя, а на несправедливое общество (феномен переноса). У пассивного человека более характерной формой реакции на фрустрацию являлась апатия, о которой уже говорилось ранее.

Если вернуться к рассмотрению шкалы «эмоциональный – рациональный» и сконцентрировать внимание на втором полюсе этой оси, то окажется, что существуют различия между представителями трех основных московских субкультур и в сфере рационального мышления.

Говоря об уровне знаний в обществе, сейчас принято сравнивать в этом аспекте дворянскую верхушку царской России и советскую номенклатуру. Отмечается огромная разница. Если среди дворян было много ярких личностей, добившихся мирового признания в гуманитарных, естественных и технических науках, то среди номенклатурных работников таких людей не было и быть не могло. Советская власть по сути своей представляла собой охлократию. Номенклатурное сито пропускало только посредственностей. Большие знания, высокая компетентность, известность среди специалистов не только не поощрялись, но и вызывали подозрение, недоверие. Поэтому среди номенклатурных работников преобладали дилетанты, полузнайки, халтурщики.

Но интереснее, наверное, при сравнении ориентироваться не на облик выдающихся представителей прежней цивилизации, а на уровень культуры членов обычной дворянской семьи. А. Битов приводит большой перечень чисто практических знаний и навыков дворянской дамы, к которым относятся не только способность музицировать, разбираться в литературе, ездить на лошади, но и умение вести дом, рукодельничать, ухаживать за детьми. Взять такую элементарную вещь, как понимание окружающей нас природы, знание видов растений, животных, минералов. Трудно сравнивать в этой области людей из образованных слоев общества в прошлом и аналогичных групп населения в настоящем.

Некомпетентность распространилась с верхов общества на широкие круги специалистов в различных отраслях народного хозяйства. Как говорят, культурные ценности приобретаются или утрачиваются за срок, равный жизни трех поколений (3 × 30 = 90 лет). Со времен царской России как раз прошел этот срок. Узкие специалисты в каких-либо конкретных областях знания (например, строительство мостов, техника выполнения хирургических операций), особенно если они относятся к профессиональным династиям, могут очень убедительно доказать, что разрыв между уровнем работы специалистов на Западе и у нас в стране увеличивался. Это стало особенно заметным как раз через три поколения после исчезновения «буржуазных специалистов».

Существовала лишь одна промышленная сфера в СССР, где уровень знаний и умений специалистов был сопоставим с уровнем знаний и умений зарубежных коллег, – система предприятий ВПК. Но знания специалистов, занятых в данной сфере, были сугубо научно-техническими. Компетенция же наших ученых, специализирующихся на знаниях о человеке, начиная от его биологических механизмов передачи наследственности и кончая закономерностями существования крупных социальных сообществ, находилась, к сожалению, на крайне низком уровне. Объяснение этому сейчас всем известно – чрезмерная политизированность, идеологизированность нашей науки.

У основной массы населения еще более низкая естественно-научная образованность. Но в условиях контроля за общественным сознанием в тени были знахарские методы, средневековые поверья, оккультные знания. Когда контроль ослабили, все эти явления мгновенно оказались в центре общественного внимания и продемонстрировали истинный уровень естественно-научной образованности населения.

Сейчас много пишут о мифологизированном сознании россиянина. Скучным и безжалостно реалистичным естественно-научным знаниям наш человек предпочитает красивые мифы, обещающие ему процветание и быстрое освобождение от всех невзгод. Это проявляется и в зрительских, газетных, книжных симпатиях широкой аудитории, и в карикатурных попытках деловой активности простых людей, и в буме знахарских лечебных методов. При ослаблении государственного информационного контроля оказалось, что сознанию российского обывателя адекватны самые примитивные, имеющие хождение в «третьем мире», образцы массовой культуры (вспомните бум вокруг сериала «Богатые тоже плачут»).

Если говорить об уровне позитивных знаний трех московских групп населения, то представители арбатской субкультуры окажутся, конечно, вне конкуренции. Интеллектуальная обслуга власти, состоящая как раз из людей такого типа, всегда имела возможность пользоваться любыми источниками информации, недоступными для рядового советского человека. Изучая «враждебную» науку или идеологию, люди с Арбата официально пользовались закрытыми фондами библиотек, изданными малым тиражом для служебного пользования западными литературными источниками, ездили на зарубежные симпозиумы. Высокопоставленные представители кунцевской субкультуры имели, конечно, аналогичные или даже еще бóльшие возможности, но использовать их они либо не могли, либо не хотели.

Среди «детей Арбата» всегда существовал и интенсивный обмен неофициальной информацией. Широко использовались самиздат, «тамиздат», устные сведения, передающиеся из одного родственно-дружеского кружка в другой. Авторитетные представители арбатской субкультуры, поддерживающие связи со своими просвещенными коллегами и знакомыми из-за рубежа, всегда знали, чего стоят тот или иной ученый, та или иная научная школа, то или иное направление научной или общественной мысли.

Это, конечно, не значило, что эрудиты с Арбата тут же спешили донести ценную информацию до широких слоев населения. Жесткие правила игры в идеологию вынуждали работников науки, искусства или культуры раздваиваться, создавать систему взглядов и понятий для себя, для избранных и другую систему – для всех остальных.

Циркулирующие же в среде советского обывателя политические, естественнонаучные, бытовые и прочие мифы на Арбате хождения, как правило, не имели, так как представители арбатской субкультуры были не потребителями, а, скорее, производителями этих мифов. Фабрикуя по заказу властей очередной миф, они в этот миф, естественно, не верили, зная, что на самом-то деле все обстоит по-другому.

Самыми крупными изготовленными по заказу властей являлись мифы о коммунизме, развитом социализме, ленинских нормах морали. Поскольку в эти мифы уже не верил никто, даже самые простодушные провинциалы, радости их создатели не испытывали. С гораздо большим энтузиазмом фабриковалась более поздняя серия мифов о перестройке, гласности, общечеловеческих ценностях.

Когда арбатские творцы мифологии уже сами стали решать, какие мифы нужны российскому человеку, а какие – нет, они возобновили привычную работу с особым удовольствием и энтузиазмом. Находились убедительные доказательства того, что страна не выживет, рухнет без реформ. Оказались жизненно необходимыми немедленный переход к свободному рынку, освобождение цен, обвальная приватизация, первоначальное накопление капитала (не важно, честное или нет). Для обслуживания новых мифов была создана целая система агрессивной риторики, фразеологии. Если ты согласился с этой риторикой, ты свой, современный человек, если нет – чужак, ретроград и вообще негодяй. В качестве создателей риторики запомнились имена Г. Попова, А. Собчака, Е. Гайдара, А. Чубайса, Ю. Черниченко, Ал. Иванова, К. Борового, А. Янова, О. Лациса, Л. Пияшевой и др. Далее введенная этими людьми фразеология была подхвачена эпигонами во всех концах страны.

Одним из самых важных видов рационального знания является самосознание (самооценка, сознание «Я»), которое у человека может быть хорошо или плохо развитым. При хорошо развитом самосознании человек правильно оценивает себя: свой внешний вид, свой характер, свои познания, свои возможности и, наконец, свое место в человеческом сообществе. Правильная оценка – это прежде всего такая оценка, которая совпадает с оценкой большинства окружающих людей.

Независимо от того, удалось индивидууму достичь социального успеха или нет, его самооценка может быть адекватной, может быть завышенной, а может и заниженной. Оптимальной является адекватная самооценка. Заниженная самооценка сопровождается, как правило, угнетенностью, апатией, безынициативностью. Завышенная самооценка способствует, наоборот, душевному подъему и росту активности человека, но порождает неоправданные иллюзии, ведет к совершению ошибок или неадекватных действий и, главное, не дает возможности корректировать свое поведение из-за того, что ошибки не осознаются.

Чтобы у человека сформировалось развитое и адекватное самосознание, необходимо, во‐первых, получение им определенного минимального уровня общей образованности. Но этого недостаточно. Ребенок с раннего возраста должен интенсивно взаимодействовать с окружающими и постоянно получать от них «обратную связь». Необходимо также соблюдение жестких правил системы «поощрения – наказания», в соответствии с которой отношение к ребенку строится на основе объективной хорошей или плохой оценки его поступков. Чрезмерная рациональность такого подхода должна компенсироваться щедрыми проявлениями любви и заботы.

Наличие проблемы формирования адекватного самосознания понимают не многие; может быть, только отдельные представители арбатской субкультуры способны создать в своих семьях полноценные условия для развития личности. Но даже это не исключает возникновения любых частных деформаций при развитии сознания «Я». Чаще всего наблюдается либо завышенная самооценка при потворствующем воспитании (ситуация «кумира семьи»), либо, наоборот, заниженная самооценка при дефиците любви и тяжелом психологическом климате в семье.

У людей с развитым самосознанием возможна еще одна психологическая особенность, неоднозначная с точки зрения позитивной или негативной оценки. Человек может иметь расщепленное или раздвоенное сознание, позволяющее ему говорить одно, а думать иное, испытывать одни эмоции, а внешне проявлять другие, желать совершения одного действия, а поступать иначе (феномен Штирлица). Для сильного и уравновешенного человека обладание такой способностью позволяет быстрее адаптироваться в чуждой среде, а также дает возможность легче манипулировать окружающими людьми. Для слабого же человека раздвоенность сознания, наоборот, является источником тревоги, напряжения и психологического неблагополучия. Феномен расщепления сознания характерен для некоторых людей арбатского, реже – кунцевского типа.

Хуже всего самосознание формируется у тех представителей пролетарской субкультуры, в семьях которых дети предоставлены сами себе. Вырастая, они не знают, как выглядят, какая у них фигура, какую одежду им носить, как ухаживать за своим телом, какие движения и жесты им подходят, какие – нет.

Не умея дифференцировать свои ощущения, они не знают, почему им в данный момент плохо: то ли потому, что болит зуб, то ли из-за того, что обидел руководитель на работе, то ли от сглаза соседки.

Еще хуже человек пролетарского типа может прогнозировать реакцию людей, с которыми он взаимодействует. Характерна грубая переоценка заинтересованности им собеседника: не важно какой – положительной или отрицательной. Приходя в какую-нибудь контору и видя, что начальник конторы сидит с мрачным видом, он рассматривает отрицательные эмоции этого человека с точки зрения враждебного отношения именно к нему, пролетарию, лично. Между тем чиновник может быть мрачным просто из-за того, что страдает запором. Фальшивое внешнее дружелюбие какого-либо мошенника человек пролетарского типа, наоборот, расценивает как особую приязнь к себе, хотя мошеннику в действительности наплевать на пролетария.

Представители кунцевской субкультуры, формирующейся из относительно способных и сообразительных индивидуумов различных групп населения, по степени развития самосознания занимают промежуточное положение между людьми арбатского и пролетарского типов. Не обладая этим качеством, они просто-напросто не смогли бы сделать карьеру. Самосознание номенклатурщика иногда, как и у арбатского человека, раздваивалось, создавая душевный дискомфорт. Одно «Я» – это боязливый, часто провинциальный человек невысокой общей культуры. Другое «Я» – начальническое, принадлежит обладающему большой властью человеку, к которому подчиненные относятся с подчеркнутым уважением.

Говоря об индивидуальном самосознании, следует также сделать попытку переноса этого понятия на общество в целом и рассмотреть категорию общественного самосознания, с которым у нас в последние годы не все, видимо, в порядке.

Перемены в стране немало способствовали возникновению кризисной ситуации в этой сфере. Вслед за ниспровержением коммунистических идолов критике подверглись все стороны нашего бытия. Рефлексирующая интеллигенция неопровержимо доказала, что у нас все хуже, чем на Западе: машины, изобретения, кинофильмы, исторические романы, экологические условия, способы общения людей друг с другом. Даже первый «прораб перестройки» А. Яковлев с трибуны партийного съезда выразил свое возмущение поднявшейся волной всеобщего очернительства и мазохизма.

Прежние ценности оказались разрушенными, а новые, типа «обогащайтесь», оказались не всем по зубам. Теперь вообще в нашей социальной среде нет общепринятых представлений о том, что красиво, а что безобразно; что прилично, а что нет; что умно, а что глупо; что модно, а что устарело. Социальные психологи называют эту ситуацию кризисом идентичности.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 5 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации