Текст книги "Москва и москвичи, претендующие на власть. Обыденная психология и социальная ориентация"

Глава III
Обращенные вовне психологические проявления у представителей московских субкультур

Речь идет о тех психологических характеристиках людей, которые обращены во внешний мир и непосредственно влияют на поведение в человеческом сообществе. Это влияние может проявляться крайне неблагоприятно, деструктивно, даже разрушительно, как это бывает при агрессии. В других случаях определенные психологические особенности могут вести к не столь деструктивным формам поведения. Тем не менее обладающие ими люди способны ущемлять интересы окружающих, ставить их в невыгодное положение. Так бывает при манипулировании. Наконец, отношения между индивидуумом и окружающими могут быть просто партнерскими, при которых интересы окружающих людей оказываются не затронутыми.

Резкий рост уровня агрессивности[7]7
  Под агрессивным понимается в психологии такое поведение, целью которого является нанесение страдания, ущерба другим людям. Иногда агрессию понимают расширительно, относя к агрессии, например, сексуальной, поведение начальника, делающего комплименты своей подчиненной. В данной публикации речь о таких случаях не идет. Имеются в виду лишь физические, словесные или иные действия, приносящие явный вред другим людям.


[Закрыть] в нашей стране в последнее десятилетие виден невооруженным глазом. Если в 80-х годах агрессия проявлялась преимущественно в индивидуальных формах, то в 90-х – в коллективных. В 80-х годах (попробуйте вспомнить) перебранки, а то и потасовки вспыхивали очень легко, даже без серьезных поводов. Это происходило в магазинах, на предприятиях общественного обслуживания, в общественном транспорте, в цехах и производственных бытовках, на квартирах, во дворах, на лестничных площадках. Наблюдались все оттенки отрицательного отношения человека к человеку: ненависть, злоба, презрение, зависть, подозрительность, придирки по пустякам, принуждение к чему-либо, вплоть до изощренного мучительства или беспочвенных, фантастических обвинений.

В 90-х годах агрессия стала, как говорят социологи, канализироваться, превращаться в формы более организованные, групповые, преследующие материальные или политические цели. Мелкие стычки начали переходить в столкновения больших групп людей вплоть до войн, разгоравшихся, в первую очередь, в местах традиционного национального противостояния на окраинах страны. В 1993 г. политическим авантюристам удалось даже развязать небольшую гражданскую войну в центре Москвы.

Психологическим качеством, противоположным агрессии, является, как известно, миролюбие. Если агрессия всегда была естественным побочным продуктом любой активности человека, борющегося за власть, богатство, обладание женщиной, то миролюбие приходилось насаждать искусственно, преодолевая огромное сопротивление «человеческого материала». Одним из главных факторов, позволяющих сдержать проявления агрессии в человеке, является религия. Если влияние религии ослабевает (как это было в России в течение бóльшей части XX века), снимаются барьеры, сдерживающие агрессию, и уровень насилия в обществе возрастает. Если влияние религии на людей усиливается (как это происходит сейчас), можно ожидать благоприятных перемен в обществе.

В психологии в последние годы появился специальный раздел под названием «виктимология», в котором изучается поведение в различных ситуациях жертв агрессии и предлагаются меры профилактики насилия. Например, тот член супружеской пары, который попустительствует партнеру хотя бы в слабых проявлениях агрессии и позволяет ему добиваться таким путем каких-либо уступок, как раз и обладает повышенной виктимностью, то есть подвергает себя риску стать жертвой уже явного насилия.

Переходя непосредственно к описанию проявлений агрессии среди представителей различных групп населения Москвы, необходимо сразу отметить, что прямое агрессивное поведение характерно в первую очередь для представителей пролетарской субкультуры, хотя уровень агрессивности очень высок у всех членов нашего общества. Высокий уровень агрессивности у людей пролетарского типа отнюдь не означает, что они умеют отстаивать свои интересы и давать действенный отпор противнику. Скорее наоборот. Пролетарии очень болезненно относятся к внешним, поверхностным ситуациям ущемления их прав, но не умеют постоять за себя в принципиальных вопросах, где надо проявить скрытые упорство и терпение.

Понаблюдайте в различных ситуациях за типичным представителем пролетарской субкультуры, допустим, за Р., человеком пожилого возраста, бывшим рабочим, находящимся на пенсии. Вот он с мрачно-воинственным видом входит в метро. На лестнице Р. никогда не уступит вам дорогу, скорее наоборот – из принципа загородит проход. Садясь в вагон, он будет расталкивать окружающих, чтобы занять место, первым ворваться в вагон. Но, допустим, Р. все же занял место и на время успокоился, разгадывая входящих и выходящих пассажиров.

Раздражение вновь начинает разгораться в нем, когда он видит загородивших вход мешочников-провинциалов, цыган, кавказцев, развязных девиц.

Предположим, Р. добрался до места назначения – собеса, куда он идет выяснять размеры своей пенсии после очередного принятого Госдумой закона. Наверняка он будет действовать неадекватно ситуации, не разобравшись в тексте постановления, не выяснив предварительно по телефону дни и условия приема, не прочитав бумаг, вывешенных на доске объявлений. Когда Р. узнает, что по каким-либо формальным причинам на него закон не распространяется, он реагирует на обиду привычным образом – руганью, обещанием покарать обидчиков, перечислением своих заслуг перед обществом. Поскольку все это на закаленных работниц учреждения не действует, он уходит из собеса с сердечным приступом и оказывается столь же далеким от решения своей проблемы, что и вначале. Придя домой, Р. может сорвать свою злобу на домашних. Между тем, вникнув в содержание закона, набравшись терпения, проконсультировавшись здесь же, в собесе, с юристом, запасшись необходимыми бумагами, он мог бы, возможно, решить свою проблему.

Если вы поговорите с женой Р., то узнаете, что, несмотря на свой внешне суровый вид, человек он открытый, отзывчивый и даже добрый. Может быть, только излишне эмоциональный и горячий по характеру. За свою жизнь и рабочую карьеру этот пролетарий видел много несправедливостей. Когда Р. работал на крупном московском заводе, то постоянно возмущался тем, сколько административно-партийно-профсоюзных захребетников паразитируют на нем и на таких, как он. Он видел, как начальство приторговывает жильем, оборудованием, лимитом на московскую прописку. Злость у него в душе накапливалась, но разряжалась она, естественно, не на захребетниках, а на домашних или случайных объектах, которые подвернутся под руку.

Молодого представителя пролетарской субкультуры, например, сына описанного выше человека Р., сейчас трудно представить у станка на том же предприятии, где работал его отец. В лучшем случае Р. (мл.) будет сидеть за рулем автомобиля одной из расплодившихся в Москве фирм. Окажется, что он так же горяч, несдержан и агрессивен, как и его отец. На улице Р. (мл.) никогда не пропустит пешехода, а будет с риском совершения наезда стараться проехать первым. В дорожном потоке он, вместе с сотнями его собратьев, создает столь характерную для Москвы лихорадочно-напряженную гонку. Р.-младшего часто «накалывают». Поэтому нервы у него никуда не годятся. Уставший и озлобленный, да еще приняв дозу спиртного, он является еще бóльшим, чем его отец, источником грубых конфликтов, вплоть до явной физической агрессии.

В худшем (для общества) случае молодой пролетарий в зависимости от своих возможностей пополняет ряды охранников или бандитов («бультерьеров», по выражению С. Говорухина). В этой среде агрессия – это не черта характера человека, а вынужденная манера поведения, даже образ жизни. Некоторые из «бультерьеров» выбиваются в люди, становятся респектабельными джентльменами, предпочитающими мирные способы разрешения конфликтов и легальный бизнес (как крестный отец в знаменитом одноименном фильме). Однако бóльшая часть, будучи многократно «кинутыми», начинают пить, употреблять наркотики и бесславно заканчивают свой путь на криминальном дне.

Справедливо считается, что агрессия как выражение определенного эмоционального состояния является следствием глубоко запрятанных в человеке психологических комплексов, проявлением ущербности и деформированности самосознания. Сильный, уверенный в себе человек, как правило, не агрессивен, а спокоен и снисходителен к слабостям других. Чем больше индивидуум ущербен, обижен жизнью, тем бóльшие запасы ненависти и агрессивности он таит в своей душе.

В 80-х годах мне пришлось работать в московской наркологической больнице № 17, где лечились от алкоголизма и одновременно трудились на ЗИЛе около 7 тысяч человек. Эти люди были уникальны по количеству накопленной в их душах горечи и ненависти к окружающему миру. Такого рода эмоции проявлялись, в частности, во время групповой психотерапии. Поскольку от психотерапевта не зависело решение их самых насущных вопросов – ускоренной выписки, перевода на более легкие условия труда и пр., – то они во время психотерапевтических сеансов позволяли себе высказываться обо всем откровенно.

Больные алкоголизмом злобно ругали всё и вся. Особенно много отрицательных эмоций вызывало обсуждение бросивших их жен. Доставалось и перестающим заботиться о них родителям, обходящим их стороной друзьям и родственникам.

Новая волна ненависти поднималась тогда, когда речь заходила о работниках милиции и судов, задерживающих наркологических пациентов дома и на улице, заводящих на них уголовные дела и направляющих их на принудительное лечение. Много нелестных слов говорилось об администрации предприятий, увольняющей больных алкоголизмом с работы по статьям КЗОТа. Естественно, ничего хорошего эти пациенты не могли сказать о врачах, лечивших их в больнице, и вообще о порядках в данном лечебном учреждении. «Концлагерь» – было одно из самых мягких определений. Когда больные говорили о неприятных эпизодах своей жизни, их движения становились порывистыми, жесты – утрированными, голос – чрезмерно громким. Они не могли усидеть на месте, краснели, бледнели, покрывались пóтом.

Насколько агрессивны эти люди вообще, можно было судить по их поведению при посадке в автобусы, отвозящие их на ЗИЛ. За право первыми ворваться в автобус они устраивали побоище, а один раз до смерти затоптали своего же собрата.

Столь же жестокими были стычки между ними в цехах завода, по дороге с завода в больницы, в палатах лечебного учреждения. Иллюзия внешнего порядка создавалась, лишь когда власть в отделении окончательно захватывали выходцы из криминальной среды. Легко себе представить, что могли бы натворить семь тысяч этих наркологических больных под действием алкоголя и наркотиков в случае возникновения городской смуты!

Возвращаясь к ситуации проведения групповой психотерапии, следует отметить, что больные алкоголизмом на сеансах как бы заражались друг от друга отрицательными эмоциями – «индуцировали» один другого. Вполне понятно и их негативное отношение к лечению. Следует отметить, что согласие на пребывание в больнице было вынужденным, так как при отказе их через суд направляли на 1–2 года в лечебно-трудовые профилактории в системе МВД. Во время бесед они не только не высказывали намерения бросить пить, но демонстративно заявляли, что после выписки напьются и лягут прямо у стен больницы (в том, что такие обещания иногда действительно выполняются, можно было убедиться, выйдя за ворота данного учреждения). Правда, после групповой беседы некоторые из больных подходили и по секрету сообщали врачу, что они действительно хотят бросить пить, «завязать», но боятся об этом сказать в присутствии других больных («они ведь заклюют, засмеют меня»).

Индивидуальное знакомство с каждым больным алкоголизмом позволяло убедиться, что в основе чрезмерно повышенной агрессивности лежит чувство ущербности, обиды, попранной справедливости. Готовые наброситься на любого противоречащего им человека, эти люди оказывались беспомощными, беззащитными в ситуациях, в которых нужно было отстаивать свои интересы. Вместо того, чтобы спокойно разрешить встающую перед ними проблему, они возбуждались, пытались применить самый быстрый силовой способ, а потерпев неудачу, напивались, вообще уходя таким образом от решения проблемы. Они были порой беспомощны как дети, не зная ни своих истинных возможностей, ни реальных прав. В результате эти люди теряли семьи, места работы, попадали под суд (обычно за правонарушения против личности). Их везде обманывали и эксплуатировали. Пользуясь жестоким отношением к алкоголикам в то время в обществе, жены или братья (сестры) отбирали у них квартиры, начальники на работе заставляли выполнять невыгодную работу, городские власти использовали их как бесплатную рабочую силу.

В конце концов они, имея московскую прописку, практически поселялись в наркологической больнице. Периоды многомесячного пребывания в ней перемежались короткими выходами на свободу, сопровождающимися, как правило, загулами.

За несколько дней загула больные «спускали» те небольшие деньги, которые им удавалось заработать во время предшествующего лечения в стационаре и работы на ЗИЛе. Ходить строем для приема пищи или просмотра кино казалось для них более подходящим, чем самим приготовить обед или, взяв билет, посетить кинотеатр на воле.

За больницей закреплялись, конечно, только те больные из пролетариев, которые имели прочные навыки к ручному труду и были не слишком деградированными (то есть сниженными в умственном и морально-этическом отношении). На следующем этапе более глубокой деградации эти люди становились бомжами.

Одним из следствий повышенного уровня агрессивности наших граждан является вандализм – бессмысленное уничтожение материальных ценностей в транспорте, на оборудованных остановках, в местах общего пользования. Ю. Мамин в одном из своих фильмов даже использовал демонстрацию акта вандализма (крушение молодым человеком телефонной будки) для показа повседневного быта наших городов.

Представьте себе компанию неустроенных подростков, возвращающихся воскресным вечером из сияющей огнями Москвы в свой темный и неуютный угол Подмосковья. Из окон электрички видны их нарядные сверстники, идущие в сверкающие дискотеки. Дурное настроение накладывается на глубоко спрятанное чувство социальной ущемленности, неполноценности и прорывается в виде акта бессмысленного кромсания ножом обивки сидений. Это не важно, что завтра их же отцы и братья будут ремонтировать вагоны и недобрым словом поминать вандалов. Сейчас они выместили на окружающих предметах свою злобу.

Представители кунцевской субкультуры также по сути своей очень агрессивны, но принятые в этой среде правила приучили их частично сдерживать свои эмоции. Представьте себе такую ситуацию. Ничем не примечательная гражданка Д. приезжает отдыхать на один из курортов и встречает там свою подругу детских лет Г. Они вместе росли в одном из поселков в глубинке России. Г. была обычной хамоватой, неряшливой поселковой девчонкой, воровавшей яблоки, способной при выяснении отношений прибегнуть к помощи ногтей и зубов. Уехав поступать в техникум в областной центр, она после этого в своем поселке не объявлялась.

К моменту встречи с Д. Г. преобразилась. Сейчас она – сдержанная, приветливая, холеная, пахнущая французскими духами дама, которая держит вилку в левой, а нож – в правой руке. Если Д. прозябает в дешевом профсоюзном санатории, то Г. вместе со своим мужем-номенклатурщиком отдыхает в роскошном санатории Четвертого управления. Г. зазывает Д. в этот санаторий и показывает все достопримечательности. Сидя на скамейке, они вместе кормят белочек и рассуждают о живописи французских импрессионистов. Съев конфетку, Г. бросает обертку от нее не на землю, как всякий обычный человек, а в урну. Но через день Г., похвалившись своими возможностями и привилегиями, потеряла интерес к Д., и они снова надолго расстались до очередной случайной встречи.

Между тем, через десяток лет после описанного эпизода муж Г. теряет номенклатурную должность, и супружеская пара вновь становится обычной и ничем не выделяющейся. Жаль, что бывшие подруги в этот период не встретились и Д. не увидела, как легко слетел с Г. налет благовоспитанности. Она вновь превратилась в поселковую хабалку. Стоило видеть ее ругающейся с продавщицей в магазине из-за обвеса или злобно обвиняющей бывших приятелей мужа, не протянувших ему руку помощи в трудную минуту («а ведь он сделал им столько хорошего!»).

Для людей арбатского типа грубая агрессивность, за исключением случаев психического нездоровья, нехарактерна. Они скорее уйдут от явно конфликтной ситуации. Если, допустим, выходцу с Арбата предстоит общение с малоприятным типом, арбатский человек скажет себе: «Я предпочел бы уйти от контакта с ним, но интересы моего дела, моей семьи вынуждают идти на это. Я настрою себя на общение с несимпатичной личностью не как с равной мне, а просто как с объектом вынужденного взаимодействия. Поэтому на провоцирующие меня выпады не поддамся. Он ко мне с хамством – я к нему с улыбкой. А успокою себя таким, например, аргументом: ударившись ногой о стул, я же не бью стул. Представлю себе, что человек, с которым мне предстоит общение, как раз этот стул». После такого внутреннего диалога арбатский человек спокойно идет на запланированную встречу.

Следующим психологическим качеством, которое стоит рассмотреть, является способность манипулировать сознанием окружающих. Под термином «манипулирование» понимается разновидность взаимодействия между людьми, при котором одной стороне удается извлекать одностороннюю выгоду из этого взаимодействия. Выгода извлекается, однако, не с помощью насилия, принуждения, а путем использования хитрого расчета, интриганства. Манипулятор скрывает одни факты и, наоборот, выпячивает другие, провоцирует партнера на те или иные поступки, использует его слабости и пороки, сталкивает людей лбами.

Если агрессия – одна из главных социально-психологических проблем нашего общества, то манипулирование – аналогичная проблема для Запада. Термин «манипулирование» был введен Э. Шостромом и другими специалистами, обеспокоенными чрезмерной «карнегизацией» западного общества. Д. Карнеги, как известно, первым предложил набор приемов, позволяющих при деловом общении с партнером извлекать из такого общения максимальную выгоду. В соответствии с точкой зрения Э. Шострома и его единомышленников, слишком рациональное, искусственное поведение человека наносит ущерб не только манипулируемым людям, но и самому манипулятору, выхолащивая у него естественные побуждения и интересы, делая его роботообразным существом, неспособным переживать яркие эмоции.

В данном же контексте берется только один аспект этой проблемы, а именно тот, который связан с ущербом, причиняемым манипулируемым людям. Это происходит, если манипулятор в своих действиях переступает определенную моральную границу. Существует манипулирование индивидуальным и общественным сознанием. В первом случае сфера влияния манипулятора ограничивается небольшим кругом лиц, с которыми он состоит в непосредственном контакте. При манипулировании общественным сознанием влияние распространяется на широкий круг лиц через средства массовой информации[8]8
  Следует отметить, что манипулирование может касаться взаимоотношений не только между отдельными людьми, но и между государствами. Так, западные страны при попытках навязать свои интересы какому-либо государству прямой агрессии предпочитают манипулирование. При этом страна объявляется недемократической, делается опора на меньшинство населения («борцов за демократию»), вводятся экономические санкции. Используется тактика двойного стандарта: то, что разрешается властям дружественного государства, запрещается властям недружественного.


[Закрыть].

Чтобы проиллюстрировать понятие манипулирования индивидуальным сознанием, можно привести следующий пример. Представьте себе взаимоотношения в каком-нибудь типичном московском НИИ между профессором К., заведующим крупной лабораторией, и кандидатом наук Л., старшим научным сотрудником этой же лаборатории. Допустим, мы застали их беседующими в кабинете профессора К. Но вначале – несколько слов о каждом из них.

К. – известный ученый, имеющий, по мнению его почитателей, мировое имя. В московскую научную среду он врос корнями. Обладает большими связями. Профессор К. – один из 6–7 человек, «делающих погоду» в Ученом совете института, куда входят 40 научных сотрудников. К. – бессменный член партбюро института. Он председательствует на одной из проблемных комиссий института, через которую проходят специалисты со всей страны, желающие получить ученую степень по данной узкой специальности. Проблемная комиссия является своего рода фильтром, пройдя ее, специалист допускается уже непосредственно к защите диссертации. К. очень давно знает директора своего института, дверь к которому открывает «левой ногой». Прекрасно умеет держать себя на людях и, в частности, выступать с трибуны. Не приходится говорить, что он – полный хозяин в своей лаборатории, почитаемый сотрудниками.

Профессор К. – типичный представитель арбатской субкультуры. Навыки жизнестойкости, умение отстаивать собственные интересы он, как говорится, всосал с молоком матери. К. – настоящий рационалист, умеющий скрывать свои эмоции. Старые сотрудники знают, что если К. отрицательно относится к тому или иному сотруднику, он вначале никак не проявит истинных чувств. Он будет улыбаться, глядя в глаза этому человеку, но потом всегда найдет способ избавиться от него. И, наоборот, если К. внутренне доволен работой какого-либо другого своего подчиненного, он всегда найдет повод для внешнего недовольства. Профессор делает это для того, чтобы сотрудники лаборатории всегда чувствовали зависимость от него.

На первый план он ставит преданность не науке, не институту, а себе лично. К. может простить некомпетентность, лень, недисциплинированность, но невнимательное или неуважительное отношение к нему, пренебрежение его интересами, попытку обмануть или схитрить К. не простит никогда. Но при этом истинное отношение к сотрудникам маскируется внешним демократизмом, вниманием к мелочам, показной заботой. Его сотрудники знают, что он может и помочь: посоветовать, позвонить, урегулировать какое-нибудь житейское дело, просто выслушать сотрудника, если того в этот момент что-то огорчает или заботит. Благодаря проницательности и житейскому опыту участие К. в делах подчиненного оказывается часто полезным (при том, что он никогда не переусердствует в реальном деле помощи ближнему). Многие его давние сотрудники, будучи зависимы от него, так никогда и не поймут, что представляет собой К. на самом деле.

Л. – молодой, подающий надежды ученый, воспитанник профессора К. Провинциал, приехавший в Москву с периферии, Л. увлечен наукой, готов проводить в лаборатории дни и ночи. Когда-то без шефа он не мог в научной деятельности ступить и шага. Сейчас же обрел самостоятельность. Некоторые экспериментальные методики освоил гораздо лучше шефа. Это, в частности, относится к методикам, используемым в научно-исследовательской работе (НИР) № 38. По характеру Л. совсем не похож на шефа. Он довольно простодушный человек, не умеющий отстаивать свои интересы, хитрить, сдерживать эмоции.

Л. очень зависим от профессора. Беседуя с шефом, он чувствует себя как бы находящимся под его гипнозом. Для Л. очень трудно, практически невозможно что-то скрыть от К., уж не говоря о том, чтобы его обмануть. Но сегодня Л. ведет себя иначе. Он сдержан, хмур, отвечает на вопросы профессора формально и односложно. К. чувствует, что его обычная тактика не действует. Даже попытки поговорить с Л. самым проникновенным тоном о его семье, любимом хобби ничего не дают. Л. остается мрачным и отчужденным.

Все дело в том, что Л. обижен на К. В зарубежном научном журнале опубликована статья, автором которой является К. Между тем, данные экспериментов получены и обобщены Л. и переданы им незадолго до этого К. для совместной публикации. Последний же направил их в зарубежный журнал только под своим именем. Во время беседы Л. собирался высказать собеседнику возмущение таким его поведением, но так и не собрался с духом сделать это. Наконец, сославшись на неотложное дело в лаборатории, Л. встал и ушел из кабинета профессора. После ухода Л. К. долго сидел в задумчивой позе и ковырял в носу, что было признаком особой озабоченности. Проницательный К. знал причину необычного поведения Л. Ему об этом сообщил осведомитель – молодой честолюбивый сотрудник лаборатории. Конечно, профессору не следовало, как он понял позднее, вычеркивать Л. из авторов статьи, но уж слишком велико было искушение остаться единственным автором. У К. были прекрасные шансы получить под эту статью зарубежный грант. В случае получения гранта К. должен был сформировать функциональную научную группу для выполнения под этот грант научной темы. А включение в новую функциональную группу Л. не планировалось.

За все это К. расплачивался сейчас негативной реакцией со стороны Л. Он знал, что Л., по сути, несмотря на простодушие, может порой быть чрезвычайно упрямым. Однако именно он сейчас был очень нужен К. От Л. требовалось срочно закончить эксперименты по НИР № 38, результаты которых как раз и ложились в основу работы под будущий грант. Из всех сотрудников только Л. по-настоящему владел этими экспериментальными методиками. Взять, например, молодого сотрудника, проявившего себя в качестве осведомителя. Он, конечно, приятен, услужлив, но доверить ему НИР № 38 нельзя. Халтуру, которую они с группой других сотрудников гонят для общего отчета, – пожалуйста. Если этому молодому человеку поручить НИР № 38, то он может просто-напросто упростить или подправить условия эксперимента ради получения более быстрого и желаемого результата. В конечном итоге все будет вроде бы о’кей, а на самом деле – крах замыслов, связанных с получением зарубежного гранта.

Нет, нужно, чтобы НИР № 38 продолжал Л. Правда, выполнять работу он должен не с таким настроением, в каком был сегодня. К. начинает перебирать способы загладить свою вину перед Л. Какие есть формы поощрения? Премия, бесплатная путевка в санаторий, предоставление более удобного рабочего места отвергаются как недостаточные. Наконец удается подыскать самое удачное решение – направление молодого ученого на международный симпозиум. К., правда, собирался использовать эту возможность, чтобы подобрать ключи к молодой симпатичной сотруднице лаборатории. Но пришлось изменить планы и провести другую комбинацию, позволяющую выказать расположение к ней.

Съездив на международный симпозиум, Л. почти забыл о своей обиде. Но осадок в душе остался. После этого случая последовали другие события, вынудившие Л. изменить отношение к К. Он стал понимать, почему многие люди в институте морщатся, когда при них начинают хвалить К. Как это и бывает обычно с манипулируемым, он постепенно стал прозревать и тяготиться своей ролью. Рано или поздно отношения К. с Л. окончательно испортились.

Явный конфликт между ними был спровоцирован весьма распространенной среди научных работников ситуацией – требованием включить в план докторскую диссертацию Л. Несмотря на натянутые отношения с бывшим учеником, К. сказал в их беседе, что поддержит Л. В действительности же К. принял твердое решение всячески воспрепятствовать защите диссертационной работы Л. Для К. совсем не нужен был конкурент с докторской степенью, работающий в той же узкой области науки. И потом, разрешение на защиту докторской диссертации, по существующим в этой среде правилам, Л. должен был «отработать». А уж в лаборатории К. такой подарок отрабатывали вдвойне.

Но Л., не знавший о планах К., наивно решил, что получает от него «зеленый свет» на защиту диссертации, и принялся за дело. При планировании работы К. выпихнул тему диссертации Л. в такую соседнюю сферу, где он неизбежно должен был вступить в жесткую конкуренцию с профессором О. (в науке каждый владелец делянки жестко следит, если он не простофиля, за тем, чтобы чужак не вторгся на нее). Кроме того, К. постарался настроить против Л. директора института и нескольких ведущих профессоров.

Когда Л. узнал о кознях шефа, дело «пошло в разнос». Он нагрубил К. Последний предпринял ответные меры уже за гранью фола. Сотрудник лаборатории М., съездивший вместе с Л. на международный симпозиум, написал по наущению К. «телегу» на Л. в компетентные органы (события происходили в начале 80-х годов). Л. на время стал невыездным. Кроме того, К. с помощью своих верных помощников попытался «повесить» на Л. очень дорогой утраченный прибор. Этот трюк у него, правда, не прошел. В конце концов Л. был вынужден перейти в другой институт.

Если в служебных отношениях манипулирование представляет собой больше интеллектуальное соперничество, просчитывание вариантов шахматной игры, то в семейных отношениях в ход обычно идет использование наигранных эмоций, инсценировок и шумных сцен. Представьте себе супружескую пару, манипулятором в которой является жена.

Используемые такими женами приемы достаточно традиционны. Главная задача жены-манипулятора заключается в том, чтобы держать мужа в черном теле – культивировать у него чувство вины. Мужу надо внушить, что его заработков не хватает семье на жизнь, что он не умеет решить хозяйственные проблемы, недостаточно образован или культурен, не принимает должного участия в воспитании детей, неумеренно много выпивает, курит, ест, спит. Если у мужа есть какие-либо хобби (рыбалка, охота, шахматы, коллекционирование и т. п.), то он должен сознавать, что его увлечения наносят ущерб семье. Это должно еще больше усиливать чувство вины.

Такой пришибленный муж не будет особенно требователен и придирчив, простит жене многие слабости. У него легче добиться разрешения на отъезд без него в отпуск или покупку новой дорогой вещи. Он простит невнимательное отношение со стороны жены к его родителям, сквозь пальцы посмотрит на ее отлучки к подруге.

Если же муж совершит действительный проступок, здесь нужно не зевать и разыграть целый спектакль, который оформляется в зависимости от вкусов притворщицы. Можно два дня рыдать, демонстрировать сердечный приступ или мигрень, можно уехать, забрав ребенка и чемодан, к маме. Можно неделю мрачно молчать, усугубляя и без того тяжелую атмосферу в семье. После очередного семейного скандала жена надолго обеспечивает себе моральный резерв, свободно позволяющий ей совершать такие поступки, которые в обычной ситуации она себе бы никогда не позволила.

Манипулирующая жена пользуется, естественно, не только «кнутом», но и «пряником». Под пряниками для мужа понимаются любые повседневные дела, связанные с уходом за ним, – стирка рубашек или приготовление обеда. Выполняя свои обычные обязанности, она будет выглядеть настоящей героиней или мученицей. А уж если случились такие события, как покупка мужу костюма или поездка к его родственникам в соседний город, то жена постарается, чтобы муж запомнил их надолго. Сексуальная близость для нее – не проявление взаимной любви, а акт самопожертвования.

К манипулированию мужем могут быть подключены любые лица из ближайшего окружения супружеской пары. Мать жены или подруга жены будут знать многое из того, чего не знает муж, и активно подыгрывать ей в различных акциях. Муж будет постоянно ощущать, что вокруг него существует какой-то сговор. Даже ребенок подключится к игре. Его отношение к отцу будет зависеть от того, в милости или нет тот сегодня у мамы.