Текст книги "Картонный воин"

Андрей Ильин
Картонный воин

Предисловие

Это был шкаф, самый обычный – со стенками, дверцами, блестящей фурнитурой. Но это был необычный шкаф. Потому что – пассажирский шкаф, скорый шкаф, шкаф дальнего следования и международных сообщений.

Шкаф уже проехал Францию, проехал Чехию, проехал Польшу и Белоруссию и теперь катил по России. Под шкафом постукивали на рельсовых стыках и стрелках колеса, шкаф подрагивал, покачивался, кренился на поворотах, шкаф притормаживал на узловых станциях, спускался с горки, отстаивался на запасных путях, его сортировали, отцепляли, перецепляли, стучали молоточками по буксам, перед ним меняли локомотивы, давали ему зеленую дорогу...

Шкаф ехал и ехал...

В шкафу на матрасе сидел человек – его единственный пассажир. Сидел гражданин России Иванов Иван Иванович. У него не было билета, не было плацкарты, не было страховки, не было багажа, не было заграничного паспорта. У него ничего не было – был только шкаф.

Иван Иванович ненавидел шкафы, потому что со шкафами были связаны худшие воспоминания его жизни – начиная с того первого шкафа, который был у любовницы и в который он влез, когда к ней заявился другой любовник, а вслед за ним еще какие-то люди. Все это было похоже на анекдот, но если это был анекдот, то был не смешной анекдот – грустный анекдот. Потому что пришедшие люди застрелили второго любовника, а дружки любовника перестреляли тех людей. Чудом спасся только спрятавшийся в шкафу Иванов. Которого обвинили в убийстве пяти потерпевших, потому что, выбравшись из шкафа, он сдуру схватил какой-то пистолет, на котором впоследствии обнаружили его отпечатки пальцев и обнаружили выпущенные из него пули в телах жертв.

А потом милиция повесила на него другие трупы.

И еще трупы.

И еще...

Иванов сидел в шкафу и жалел себя – свою странную, непутевую и запутанную жизнь.

И зачем он тогда полез в тот шкаф?.. Если бы он не залез в тот шкаф, он бы никогда не оказался в этом!..

Шкаф миновал Оршу и миновал Смоленск. Шкаф приближался к станции назначения – к Москве.

На Белорусском вокзале шкаф встречали официальные и чуть менее официальные лица – генерал Федеральной Службы Безопасности Трофимов, его правая, да и левая тоже, рука – майор Проскурин, личный состав вверенного им подразделения, а также сцепщики, крановщики, стропальщики, грузчики и прочий не имеющий отношения к этой истории обслуживающий персонал.

Шкаф прибывал на Белорусский вокзал к третьей платформе. К третьей платформе грузового пакгауза.

– Он не опаздывает, идет по расписанию? – заметно нервничая, то и дело спрашивал генерал у железнодорожных работников.

– Да вроде нет...

Шкаф не опаздывал, шкаф шел точно по расписанию и уже миновал входной семафор.

– А вдруг он там задохнулся? – переживал генерал Трофимов.

– Не должен был, – успокаивал его майор Проскурин, – контейнер вентилируется. И мы там еще на всякий случай дырок накрутили.

Но генерал все равно беспокоился. И майор беспокоился. Не за Иванова – за свои семьи, которые были взяты в залог под гарантии возвращения Иванова на Родину. И если с Ивановым что-нибудь случилось, то своих жен и детей они не увидят.

– Ну что там?

– Скоро, уже совсем скоро... Да вон же он, идет вон... – показали железнодорожники на показавшийся вдали электровоз.

Состав втягивался на сортировку.

– Какой из них? – спросил генерал, пробегая глазами по составу.

– Вон тот, – показал майор на опломбированный контейнер.

Вагон отцепили, и маневровый тепловоз подал его на контейнерную площадку.

В проушины контейнера сунули крюки козлового крана.

– Вира! – крикнули стропальщики. Трос натянулся, контейнер дрогнул, оторвался от платформы, поднялся вверх и поплыл по воздуху к поджидавшему его контейнеровозу.

– Майна!

Контейнер пошел вниз.

– Левее!

– Правее!

Рессоры “КамАЗа”-контейнеровоза прогнулись под тяжестью поставленного на полуприцеп контейнера.

– Ну все, спасибо, мужики, – поблагодарил стропальщиков генерал.

– Да ладно, – ответили стропальщики, недоумевая, в связи с чем возле обыкновенного на вид контейнера устраиваются такие пляски.

Что там – золото, что ли?..

– Ну все, поехали!..

“КамАЗ” вырулил с контейнерной площадки. Впереди него и сзади шли два “уазика”, набитые крепкими, в камуфляже парнями. А впереди и позади “уазиков” два черных джипа с мигалками.

Шкаф ехал по Москве, по Тверской, мимо мэрии, ехал по Театральной площади... Его никто не останавливал, хотя проезд грузовиков здесь не приветствовался. Но гибэдэдэшники видели номера идущей перед “КамАЗом” машины и номера идущей за “КамАЗом” машины и отворачивались. Машины с такими номерами им останавливать запрещалось, даже если те ехали под “кирпич”, даже если на красный свет, без пристегнутых ремней, по полосе встречного движения, давя пешеходов и инспекторов ДПС...

“КамАЗ” выехал на Лубянскую площадь и повернул налево, к комплексу известных всем зданий. Но внутрь не заехал и возле них не остановился, а поехал дальше. Поехал за город...

По правительственной трассе под знаки и светофоры ехал шкаф, сопровождаемый эскортом машин. Завывали сирены, крутились мигалки, словно брызги грязи разлетались во все стороны, прижимались к обочинам “Жигули”, “Волги” и даже навороченные джипы.

Все было узнаваемо и привычно. Кроме одного. По правительственной трассе, в центре колонны шел не правительственный “ЗИЛ” и не бронированный “Мерседес”, шел обыкновенный грузовик – “КамАЗ”. На “КамАЗе” стоял грязный железнодорожный контейнер, в контейнере был шкаф, а в том шкафу находился не премьер и не вице-премьер, не полномочный и чрезвычайный и даже не просто посол, коим положен эскорт по протоколу, а находился самый обыкновенный гражданин с типичной для России фамилией – Иванов, с самым распространенным именем – Иван, с самым часто встречающимся отчеством – Иванович. Иванов. Иван. Иванович...

И почему его везли с такой помпой, везли на “КамАЗе” и везли в шкафу, несведущему человеку понять было невозможно...

Глава первая

Большой Начальник проводил очередное внеочередное заседание, посвященное самой актуальной для современной России теме – где взять деньги.

– Может, МВФ? – не веря в то, что говорил, предлагал кто-то.

– Мы еще старое не вернули.

– Тогда попросить у японцев!

– Японцы жмоты, они просто так деньги не отдадут.

– А мы им пообещаем острова вернуть, под честное слово. И у нас еще Калининградская область в запасе останется.

– Да кто в наши обещания поверит?!

– А мы под государственные гарантии.

– Тогда уж лучше под честное слово. В деле наметился тупик.

– А что, если подумать о новых налогах? Например, на имущество. Посчитать квадратные метры квартир и дач на душу населения, ввести норму...

Присутствующие на совещании напряглись, прикидывая, сколько у них гектаров излишней жилой площади.

– Нет, жилье трогать нельзя. Люди столько десятилетий мучились в “хрущевках”, что пусть теперь поживут по-человечески.

Напряжение спало.

– А если на машины? – додумался кто-то.

– Точно! На “Жигули”, “Волги”, “Москвичи” и гужевой транспорт!

– Почему на “Жигули”, и “Волги”?

– Это самые перспективные, потому что самые распространенные модели, и если собирать с каждой хотя бы по полтинничку...

Тихо зашуршали клавиши калькуляторов и карманных компьютеров. Получилось неплохо.

– Может, тогда и иномарки? – размахнулся кто-то.

– Ты что! – разом вскинулись все. – За иномарки и так таможня три шкуры дерет. Разве только оговорить: те, что старше пяти лет, которые экологию засоряют.

Снова подсчитали возможные барыши.

– Мало, – сказал Большой Начальник. – Все равно мало!

– Ужмем культуру, по линии театров и библиотек, часть высвобожденных денег бросим на телесериалы и угадайки, и все будут довольны.

– Принято.

– И коммуналка... Проведем акцию под девизом “Дешево хорошо не бывает”, отселим десяток должников из квартир в бараки на Колыму, и денег будет невпроворот.

– Наука? – Талант должен быть голодным!

– Образование?..

В кармане Большого Начальника зазуммерил мобильный телефон.

– Продолжайте, – кивнул он присутствующим и, чуть отвернувшись, прижал телефон к уху. – Я слушаю.

– Это я...

Это был Петр Петрович – доверенный человек Большого Начальника.

– Все в порядке, – сообщил Петр Петрович, – Иванов прибыл. Куда его везти?

– Вначале пусть куда-нибудь к себе, – принял быстрое решение явно обрадованный сообщением Большой Начальник. – А потом...

Куда же это девать потом?.. У них его долго оставлять нельзя. Может, на дачу?.. Точно!

– Потом переправьте его на дачу, – распорядился Большой Начальник. – На дальнюю дачу...

И снова махнул рукой присутствующим – продолжайте, продолжайте, не обращайте на меня внимания...

Значит, прибыл!..

И Большому Начальнику открылись новые и гораздо более интересные, чем дележка несуществующих денег, перспективы. Кажется, дело стронулось с места...

Иванов был в России и был в его руках!

Глава вторая

“КамАЗ” остановился перед неприметными, вроде тех, что окружают пионерлагеря, воротами и посигналил.

В воротах открылась небольшая дверца, из которой вышел мужчина в гражданском.

Он посмотрел на номер, посмотрел на укрепленный на лобовом стекле пропуск, на отставшие машины эскорта и махнул рукой.

Ворота открылись. “КамАЗ” тронулся с места и снова остановился, потому что внутри оказались еще одни ворота. Более мощные, чем первые.

Подошел еще один, похожий на первого, мужчина, проверил документы, осмотрел машину.

– Проезжайте.

Открылись вторые ворота, и “КамАЗ” въехал на внутреннюю территорию.

– Теперь налево...

Впереди были выкрашенные в зеленый цвет корпуса. Тоже такие же, как в пионерлагере, – одноэтажные, в большинстве своем щитовые, с одним крыльцом и расположенными неподалеку беседками.

Но только это не был пионерлагерь – это был режимный объект. И забор изнутри выглядел не так, как снаружи. Потому что за первым забором был второй, а между заборами – контрольно-следовая полоса, вроде тех, что стерегут границу. И еще были датчики сигнализации проникновения. И собаки. Тоже не простые собаки, потому что молчаливые собаки, которые не гавкают попусту, а, как и их хозяева, несут службу.

Грузовик повернул вправо и поехал в сторону гаража.

За ним двигались “уазики” с бойцами генерала Трофимова. Джипы с мигалками остались за забором, потому что это были чужие джипы, из охраны Большого Начальника, приданные колонне для расчистки дороги. Сидящие там телохранители требуемого для проникновения на территорию “пионерлагеря” допуска не имели и поехали обратно.

“КамАЗ” въехал в открытые ворота гаража и встал.

Сорвав никому теперь не нужную и никого не пугающую пломбу МИДа, вскрыли контейнер и стали выгребать из него какую-то мебельную рухлядь, чтобы добраться до стоящего в глубине шкафа.

– Вон он!

Шкаф стоял неколебимо, как утес, потому что был приторочен к внутренним скобам контейнера капроновыми стропами.

Узлы развязали, расчистили под дверцами пол и дернули ручку на себя.

В шкафу, на истерзанном матрасе, подслеповато щурясь и загораживаясь от света рукой, сидел человек.

Сидел Иванов.

– Ну здравствуйте! – радостно приветствовал его майор Проскурин.

– А какое сегодня число? – вместо приветствия спросил Иванов.

– Семнадцатое, – ответил майор.

– Июня? – уточнил Иванов.

– Почему июня – мая. Вы, выехали тринадцатого – сегодня семнадцатое. Прошло четыре дня. Всего четыре дня.

– Странно, я думал – месяц, – задумчиво ответил Иванов.

– Ну ничего, ничего, бывает хуже, – усмехнулся майор Проскурин. – Мне однажды пришлось почти неделю в угольном вагоне ехать, зарывшись по самые уши...

– Тоже из Парижа? – спросил Иванов.

– Почему из Парижа? – растерялся майор. – Из... Впрочем, это не важно. Но все равно было очень холодно и жестко. А у вас тут, – он заглянул в шкаф, – просто вагон СВ со всеми удобствами. Так что жаловаться – грех.

Но Иванов хотел жаловаться... На тесноту, на темноту, на духоту, на отсутствие бара, холодильника, телевизора, которые были у него в другом, в том, в котором он путешествовал по Европе, шкафу.

– Что, серьезно? – поразились вскрывавшие контейнер бойцы. – В платяном шкафу – холодильник? Стационарный?!

– И еще бар...

Ну дает, ну заливает! И ведь как складно-то заливает!

– И еще видеомагнитофон, душ, унитаз, кондиционер, – продолжал перечислять Иванов.

– И еще этот шкаф ездил?

– Да, ездил. По Европе. И один раз плавал через океан в Америку, – подтвердил Иванов. – А этот...

И снова стал, загибая пальцы, жаловаться на несоответствие шкафа его уровню запросов.

“Вот ведь сволочь, – думал про себя майор, глядя на предъявляющего претензии и обижающегося на все и вся Иванова, – сколько народу положил, из неприступной французской тюрьмы, откуда никто выбраться не мог, сбежал, с крыши на крышу прыгал и по натянутому канату, что твой канатоходец, спускался, а теперь капризничает, хлюпика изображая. Холодильника у него в шкафу, видите ли, нет, а в холодильнике европейской кухни! Распустил нюни до пола... Ведь все о нем уже все давно знают, а он комедию ломает! И надо ему это?! Похоже, что надо...”

– Ну ничего, ничего, сейчас мы вам баньку организуем, накормим, – словно малое дитя, уговаривал Иванова майор. – Выспитесь, отдохнете...

“А поверишь ему, повернешься спиной – и все, считай, покойник, – параллельно разговорам продолжал думать майор, заботливо промакивая Иванову платком слезы. – Свернет к чертовой матери набок шею, как цыпленку. Нет, дураков нынче нет, слезкам верить. Пусть те в этот маскарад, верят, кому жизнь недорога...”

– Банька у нас знатная, до костей прогреет. Ну что – пошли?

Банька была действительно знатная – спецназовцы, которым частенько случается бороздить брюхом раскисшую грязь, умеют ценить такие удовольствия.

– Эх... хорошо! – вскрикивал майор Проскурин, поддавая пару.

– Ой, жарко, жарко! Ой, не могу. Ой, не надо больше!.. – стонал Иванов.

– А мы сейчас веничком, веничком! – радовался жизни майор, охаживая березовым веником голую спину Иванова.

– Ой, хватит, помру сейчас! – орал Иванов. – Все – помер!

Помирать Иванову было нельзя, он для дела нужен был.

Бойцы майора стянули Иванова с полки, вынесли в предбанник и привели в чувство, опрокинув на него два ведра холодной воды.

– Ой, холодно, холодно! – завопил как резаный Иванов.

Его обрюзгшее, дряблое тело странно смотрелось на фоне накачанных бицепсов и трицепсов фээсбэшников. Представить, что этот дохляк может кому-то причинить вред, было невозможно. Но эти, приближенные к майору бойцы, одни из немногих знали, на что способен этот хлюпик. Своими глазами видели, на что способен. Например, в Париже, где он спрыгнул с крыши одного из корпусов тюрьмы и по натянутому тросу, ласточкой, пролетел над забором с колючкой под током!

А то, что он на вид дохлый, так, может, специально дохлый, по легенде, чтобы ввести противника в заблуждение и неожиданней ударить. Бык тоже здоров – здоровей не бывает, только его в сто раз легче тореадор одним ударом на тот свет отправляет!..

– Ну все, айда пиво пить!..

Но пиво было так, для затравки, потому что к пиву полагалось сто боевых грамм.

– Ну, за тех, кто не с нами!.. С пива и водки Иванова быстро развезло, и он начал рассказывать про котлоагрегаты:

– Вот все думают, что котел это большая бочка. Э-э нет! Ничего подобного! Котел это... агрегат. Там же и горелки, и клапана разные, и эти еще... термометры. А я – ин-же-нер! Я эти клапана как свои пять пальцев, – показывал Иванов всем желающим свои растопыренные пять пальцев.

Его не слушали, но на всякий случай делали вид, что слушают.

– Да ладно про котлы. Вы лучше расскажите, как вы тюремщика... того, – попросил кто-то из бойцов.

– Какого тюремщика? – насторожился Иванов.

– Французского, которого вы гвоздем вот сюда, – ткнул боец себя пальцем в шею.

И все согласно закивали головами. Потому что раздобыть, находясь в тюрьме, гвоздь, сделать из него заточку и использовать по назначению – это круто. Это высший класс!

– Расскажите, расскажите. Нам нужно. Это ведь практический опыт.

– Вы что? Никого я ни того, – отнекивался Иванов. – И вовсе не я это!

– А кто? – удивились бойцы.

– Это его другой надзиратель, который меня из камеры вывел. Он меня за руку держал, а когда тот подошел, он его и ударил.

– Вашей рукой? – не поверили бойцы.

– Ну да, моей рукой... Я гвоздь держал, а он меня за руку держал и ка-ак!.. И все!..

Бойцы одобрительно закивали головами.

Молодец мужик, пить – пьет, но дело разумеет. Такую ересь порет с такими честными глазами! Уж кажется, что тут можно придумать в свое оправдание – и заточка у тебя, и ударил ты, а он вон как извернулся! Это ж надо такое придумать!..

– Да ладно, нам можно. Мы сами по этому делу, – заговорщически сообщили фээсбэшники.

– По какому? – туго соображая, переспросил Иванов.

– По тому же, по которому вы. Вот у вас, к примеру, сколько засечек на прикладе?

– На каком прикладе?

– Ну, в смысле, сколько у вас в активе “жмуров”? Ну, покойников?

– У меня? Ни одного! – четко, проговаривая слова, сказал Иванов. – Я – пальцем никого. Я ведь не тот, который вы думаете, я по котлоагрегатам...

Бойцы дружно заржали.

Ну точно молодец – свои не свои, а он знай мозги пудрит! Нет, такого голыми руками не взять.

– Ну ладно, не хотите – не надо, – не обиделись бойцы. – Мы ведь все понимаем!

И действительно все понимали...

Сомлевший Иванов сидел в бане, на режимном объекте, в окружении дюжих, на две головы выше его молодцов, пил с ними пиво и водку, рассказывал про котлоагрегаты, покровительственно стучал их ладошкой по чугунным плечам, по каждому поводу лез обниматься и вообще вел себя безобразно. Но точно так, как и должен вести себя старший товарищ перед молодой порослью бойцов невидимого фронта.

“Нормальные ребята, – думал он. – Классные. Только жаль, в котлоагрегатах ни хрена не смыслят. А так – мировые пацаны!..”

Глава третья

Второй помощник атташе по культуре посольства США в Москве Джон Пиркс стоял навытяжку перед начальством...

Да каким атташе, по какой культуре?.. Перед настоящим начальством, которое не по культуре, которое по месту основной и единственной работы, – перед Начальником Восточного сектора ЦРУ.

Первый шквал бури, когда на Джона Пиркса просто шумели, грозились сорвать погоны, выгнать на улицу и начистить морду, миновал. И теперь разговор шел по существу.

– Как это произошло?

– Мы действовали по утвержденному плану, – начал Джон, на всякий случай напомнив, кто являлся первой инстанцией, одобрившей сценарий побега.

Начальник Восточного сектора поморщился, но промолчал. Он о своей подписи помнил, вернее, вспомнил сразу же, как только узнал о случившемся. И теперь уже не забудет, даже если захочет, потому что его в эту подпись, как нагадившего на ковер щенка в его же лужу, мордой еще не раз ткнут.

– Понятно, что дальше?

– Вначале все шло штатно: “леваки” дали согласие на участие в операции, нашли исполнителя и обеспечили “буфер”...

“Буфером” были не пружины и бамперы, а были живые люди – три “левака”, которые должны были выполнять роль посредников между людьми Джона Пиркса и нанятым ими исполнителем и беглецом. Их участие в операции было необязательным – вручить деньги и постоять у лебедки мог любой, но их участие позволяло не засвечивать в этом деле интересы ЦРУ.

– Мы участвовали в операции в основном информационными ресурсами, финансами и технической стороной... Но потом...

Потом все пошло наперекосяк. Вначале заупрямился главарь “леваков”, затребовав в залог, в качестве гаранта сделки, кого-нибудь из людей Джона Пиркса, и подстраховался совместной с Джоном фотографией, которую можно было использовать для шантажа. Потом Иванов, выходя из камеры с подкупленным надзирателем, убил встреченного в коридоре корпусного. И на прощание пырнул гвоздем своего помощника, что не предусматривалось никакими планами. Ну а потом...

Потом он спустился по отстреленному линеметом и зацепившемуся за крышу якорем тросу на улицу и, вместо того чтобы отблагодарить своих спасителей, убил их, скрывшись в неизвестном направлении. Что убил – нехорошо, на то они и “буфер”, хуже, что скрылся...

– Где он может теперь быть?

Джон Пиркс развел руками.

Дело было дрянь, мало того, что Иванова, ради которого все это дело затеяли, не заполучили, еще и под “леваков” попали. Потому что те расценили убийство своих товарищей как предательство и прислали Джону в коробке из-под торта голову его отправленного в залог человека.

Была одна беда – стало две. Раньше ославить ЦРУ мог только Иванов, который по их наводке ликвидировал известного в Европе бизнесмена, а теперь появились еще и располагающие компроматом “леваки”.

– Значит, так, – подвел итог Начальник Восточного сектора. – Провала нам не простят: тебе – огласки, мне – тебя. И, боюсь, отставкой дело не ограничится. Нужны будут виновные. Самые подходящие кандидатуры – мы.

Джон Пиркс согласно кивнул.

– В лучшем случае они все спишут на случайно затесавшихся в ряды профессионалов недоумков, в худшем – на павших героев. Лично я предпочту быть недоумком.

Джон Пиркс тоже выбирал быть живым разгильдяем, чем мертвым национальным героем.

– Отсюда мораль – или мы подчищаем все хвосты. Или...

– Подчищаем, – кивнул Джон.

– Тогда первое – нужно все это как-то оформить, как-то так, чтобы все это там, – ткнул Начальник Джона пальцем в потолок, – выглядело помягче. Далее – как можно быстрее прибрать за собой во Франции, либо найти способ договориться с “леваками”, либо... Но главное – решить, что делать с Ивановым...

“Лучше бы то, что планировали раньше, – подумал Джон Пиркс, – взять живьем, выпотрошить, предложить сотрудничество и, если он откажется, – зачистить. Впрочем, предложение ему уже было сделано, было сделано в форме побега – и было отвергнуто, если считать трупы “леваков” отказом. Значит, можно переходить сразу к третьему пункту”.

– Иванова надо “стирать”, – внес предложение Джон Пиркс.

– “Стирать” или нет, вопрос второй, – вздохнул Начальник Джона.

А кто же тогда первый, если Иванов – второй?!

– Главный вопрос – что докладывать по его поводу начальству.

Это верно – суть не всегда зависит от содержания, очень часто от формы. От того, как будет представлен провал – провалом или частичной победой.

– Ты, кажется, говорил, он выдающийся “мусорщик”, – напомнил Начальник Восточного сектора. – Что чуть ли не три десятка людей на тот свет спровадил.

– Теперь больше. В два раза больше. Только вы в это не верили.

– Я и сейчас сомневаюсь, хотя сейчас уже меньше.

Джон Пиркс не понимал, куда клонит его начальник, хотя догадывался, что тот нащупал какой-то выход.

– Это он нас вывел на Друга?

Другом был работавший в Генштабе генерал, которого американцы завербовали при посредничестве Иванова и который на самом деле не был генералом и не работал в Генштабе, а работал на ФСБ в качестве двойного агента под кличкой Генштабист. Это был тот человек и та операция, ради которых генерал Трофимов связался в свое время с Ивановым.

– Да, Друг – это наводка Иванова.

– То есть можно предположить, что Иванов имеет контакты с высокопоставленными военными чинами?

– Мы пытались это выяснить, но, кроме Друга, он никого не назвал.

– Но это еще не значит, что таких контактов нет. Это лишь значит, что он о них не сказал, – подчеркнул Начальник Восточного сектора. – Кроме того, он продемонстрировал выдающиеся профессиональные навыки в области ликвидации.

Тут – да, тут спорить не приходилось.

– Вы брали его в разработку? – задал главный вопрос Начальник Джона.

– Да, в рамках проверки агента Друг.

– А как самостоятельную фигуру?

– Как самостоятельную – нет. Из-за пункта семь дробь девять.

Пункт семь дробь девять не приветствовал вербовку патологических и ярко выраженных уголовных типов, потому что это были ненадежные и одиозные партнеры. Они могли пригодиться как вспомогательный материал, но самостоятельной ценности обычно не имели.

– А вам не кажется, что мы его недооценили? Мне представляется, что он может оказаться более перспективным, чем представлялся вначале, – задумчиво сказал Начальник Восточного сектора.

И только теперь Джон Пиркс понял, куда он клонит.

Ну конечно! Сбежавший из-под опеки спецслужбы уголовник – одно дело, это бесспорный и стопроцентный провал. А побег профессионала, желательно с приставкой “супер”, – это совсем другое. Это как при игре в шахматы: проиграть новичку – позор, быть разгромленным гроссмейстером – почетно. Такая разница.

Если на это дело взглянуть с такой точки зрения, то появляется люфт.

– Немедленно подготовьте мне справку по Иванову. В первую очередь меня интересуют его психологический портрет, мотивации, уровень профессиональной выучки – все! Поднимите архивы, привлеките... Возможно, что этот Иванов может быть полезен Америке и еще пригодится Америке.

Начальник Джона Пиркса был тертый калач. Он давно понял, что разведка это не всегда только разведка, но часто еще и политика.

Вполне может быть, что этот Иванов никто – рядовой, вышедший из военной среды, гангстер, каких сейчас в России великое множество. Но не исключено, что серьезная фигура. И чем более серьезная, тем менее значим имевший место во Франции провал. И наоборот... Так что лучше исходить из того, что не просто уголовник, а ценный агент.

Для дела лучше, для карьеры лучше, для выслуг, для очередных званий... Во всех смыслах – лучше. Тем более что человек, имеющий на счету несколько десятков жертв, не может быть прост. Не должен быть прост.

Он эту кашу заварил – ему и расхлебывать.

Ему – Иванову!