Текст книги "Пушкина, Августиновича, Мицуля, Жданко, Штернберга – и другие хорошие человеко-горы. Горы Сахалина и его люди"

И вокруг сухо и нет медведей. А ночью пошел дождь, чтобы утром я ждал пока солнце поднимет воду к верху, и лишь тогда можно было топтать тропу, которой не было. Зато обозначилась дорога. Да, это были ветхозаветные воспоминания о ней, но она пролегала через удобные места и я быстро проходил участок. Лишь раз задержался погладить многочисленные выросты чаги на березах. Здесь ее было месторождение!

Но вот дорога уперлась в откос, и начались испытания. В борьбе с ними я задирался все выше и выше. Бамбук все больше покрывал южную сторону, мне еще удавалось проскакивать по каким-то краешкам вдоль обрыва в надежде, что там, за горизонтом будет все лучше и лучше, но становилось все хуже и хуже. Единственный плюс – это открылась видимость верховьев Омуля и окружающие преобладающие вершины. Разглядывая в задумчивости все в отдельности и вместе, я решил оказаться ближе к Штернбергу. Все дело в том, что Омуль выводил не на Штернберга, а на Верблюд. Это была та самая вершина, что ввергла меня в желание пойти сюда. Именно она обрывалась на ту сторону каким-то загадочным провалом. Только она не была высочайшей. Немного ниже Штернберга. Если выйду на Верблюда, который мне открылся в разрыве сопок, то с него еще требовалось попасть на Штернберга, это к югу. Насмотревшись на вечнозеленые заросли сильного бамбука, мне пришлось испугаться, что и путь от Верблюда до Штернберга окажется труден в исполнении. Вот здесь и пригрела меня змея идеи прорезать низкую часть хребта между Омулем и южным ручьев выводящим под высочайшую вершину. Сверху я и наметил эту нижнюю точку, осталось только оказаться там. Бамбук цеплял за руки и ноги, но поддавался. Все же вниз по нему идти есть возможность. Скатившись вниз прошел немного по воде и вот она точка перехода. Начало было обнадеживающим – без бамбука. Темнохвой надежно охранял чистоту своих покровов. Только под самым перевалом бамбук навалился всей силой и я сдвинул маршрут правей, пусть повыше будет, зато пройти проще. И так по дуге зашел на перевальчик. Ничего с него не увидев из-за деревьев, пошел вниз. Прорезал один ручей, второй и вот он мой. На нем я застрял на время обеда. Развел огонь и сделал все, чтобы поесть.

Вода в ручье то пропадала, то появлялась. В этом походе я оказался безоружным, без бутылки. И это меня возмущало. Не было пространства для маневра, налагалось ограничение по ночевке. Как я, такой опытный, и так лоханулся?

И я отослал первые фото. Появились виды, главным образом Жданко. Погода была на редкость видимой. Стоило переждать все дожди, чтобы попасть в такую прелесть. Ручей вроде бы и продолжался дальше, но сбоку появилась более менее проходимая тема, и качнулся в нее. Буквально пятьдесят метров и я выхожу на почти альпийские поляны. Это был момент экстаза. Ведь готовность была рвать кожу через очень жесткую растительность. Дело в том, что эти горы низкие, ниже 700 метров, а это маловато для выхода в чистоту. Хороший опыт был получен на Мицуле, где высоты немного выше этих, но вершины заросшие и трудные для прохождения.

В то же время, близкий Жданко давал обратный пример, где его склоны и хребты открыты и чисты. Но там можно было грешить на близость к морю, тем более оно Охотское. И я был готов к самому плохому, только опять действительность разошлась с моими ожиданиями, и в этом раз к лучшему.

Выйдя на поляны, разрыдался бы, если бы мог, но некогда было. Под ногами распростерся брусничник, по окраинам полян пышном цвел стланик, а с запада тянуло или высоким туманом, или низкой облачностью в разрыве которой и мелькал как семафор пик Штернберга. Острая его вершина немного отпугивала кажущейся недоступностью. А вот поляны уходили куда-то к нему, обещая доступность. И я не торопясь шел в предложенном направлении. До самого верха хребтины еще оставалось метров 150, но я туда не стремился. Поляны в ту сторону кончались, да и ветер с той стороны намекал на непривлекательность комфорта. И по диагонали я понемногу увеличивал процент восхождения на Штернберга. Но время клонилось не в ту сторону, а все больше к темноте. Да. еще два с лишним часа, но пока дойду, пока спущусь до приемлемых условий – пологие поляны и наличие воды. Сколько это займет времени? Я ведь ничего не знаю о характере местности и скоростных возможностях. Тут то я и пожелал со всей силы своего обаяния об отсутствии бутылку. Нет бутылки, нет воды.

Топнув головой о землю, назло себе решил ночевать без воды. Перебьюсь. Не так давно ел и пил чай, да и ягода здесь присутствует. В основном она была брусника, но немного не спелая, но переживу. Ей и буду заедать горечь жажды. Впрочем, при небольшом хотении можно было сходить с котелком и за водой на тот ручей. Налегке то, и расстояние не Москва-Владивосток, да и растительность не самая упругая. Но вот поленился..

Место ночевки выходило входом на восточную сторону. Все было подо мной, я был свидетелем красавца Жданко. С такой стороны я его не видел. Когда стемнело, то заметны были световые лучи проходящих машин. Хорошо ворочалась связь, но я старался не злоупотреблять ей, солнечную панель опять не взял, поэтому энергия не была в состоянии плюс бесконечность.

Набрав брусники, чередовал ее со сгущенкой и конфетами, тем и перебился вполне благополучно до утра.

Утром же погода баловала на обе стороны. Солнце разливалось как соловей. Собрав руки в ноги, а ноги в руки, отправился к недалекой вершине. По прямой чуть за 700 метров. Возникали лишь опасения доступности. По ребристой поверхность топорщилась какая-то растительность, которую не было возможности рассмотреть в мои окуляры.

Первые сотни метров удачно прохожу между стлаником по полянам, вторые сотни метров тоже не представляют трудностей, а третьи сотни метров подарили выход на самую гребенистую часть хребта и я узрел. Верблюд обладал облезлым верхом и не опушенной поверхностью хребта в сторону Штернберга. Это не была сплошная поляна, но что-то около того. Такая обида взяла, что не пошел на Верблюд по Омулю.

И на Штернберга не потерялся бы. А теперь мне не видать той огромной стены уходящей в провал с Верблюда. Она неудачно подворачивает в сторону, и мне не светит красотища. Это был провал..

А вот была бы у меня вода! Я бы бросил вещички и сбегал на поганый Верблюд, трудностей не представляло. Но не ел ни в вечер, ни в утро, а когда будет обед – не известно даже Ямбую. Всюду неудача из-за какой-то бутылки.

Вблизи вершина Штернбернга не кусалась, а то из далекого она казалась крутой и опасной. Перед началом окончательного подъема посидел на открытой поляне и полюбовался вершинами. Приметил большой провал к северо-западу между горушками, это те ворота, что пустили нас с того побережья 11 лет назад. Эх, не дала дождливая погода в те времена любования окружением. Так и прошли мимо как слепые. Сегодня все искупалось.

Начался подъем в самую филейную часть Штернберга. С западной стороны громада пустых полян в упор подступали к вершине, но больно крутовато, и туда мне нужно перепрыгивать через всякую гадость. К слову, глядя на верха, чувствовалось незатронутая дикость. Все по настоящему было грозновато давнишним. Склоны обвисли древними березами, прорехи ручьев резко обрывались с горушек. Зеленая машина, ни дать ни взять. Мне нравилось.

С выходом на хребет, стал заметен и западный образец видов. Пока частично, лишь сторону не прикрытою Штернбергом, но это уже вызывали легкие волны взволнованности. Сам Штернберг и Верблюд, это первый хребет, который заканчивается вскоре к северу, где его и объезжает по кривой река Пугачевка, а дальше лишь холмы. А вот вторая линия хребта, к западу, крадется значительно дальше на север, и удаленном и затуманенном далеке заметны весьма аппетитные формы вершин. Резки, свальные, крутые, скалистые – в общем чтобы долго не перечислять, ограничусь одним словом – сексуальные.

Забуриваюсь в растения и удивительно легко проскальзываю на открытый гребешок. Почва сильно пружинит всякими лишайниками и мхом, но зато чисто. Только требуется не увлекаться левым видом, а то туда местами можно и соскользнуть теряя шкуру со скелета. Виды все дальше и шире.

Солнце то припекает, и течет пот. Откуда он только взял воду для себя? Пить хочется, но терпеть силы имеются. Шаги за шагами и я восхожу на вершину. Она открытая, не заслоняется никаким стланиками. На верху несколько старых триангуляционных знаков, включая гранитный японский, а над ними всеми наш, новый. Установлен в 2015 году, явно вертолетом.

Кроме северо-востока прикрытого туманом, но в ту сторону я уже насмотрелся. Все остальные виды распростерлись передо мной. Видно было даже западную часть – со всеми атрибутами ее: морем, и кусочком какой-то деревни. С юга торчала огромная стена. Каменная и осыпающаяся. Внизу накопилась целая куча отваливающегося камня. Эх, там бы полазать! Эти места славятся древними окаменелостями. В частности аммонитами – рогами бога Аммона. Это меловой период десятки миллионов лет назад: они захватили и удерживали Сахалин, но пришел им конец, и нам придет.

Естественно, к востоку торчал и Жданко. К югу какая-то удивительно ровная, прямо пирамида, вершина. На юго-западе скалистая гора, а между ней провал, куда и вытекает вода со Штернберга. В этом месте прикольный перевальчик между системами. Здесь начинается Пугачевка, что течет на восток, и Штернберовка – уходящая на запад. Между ними сверхнизкий перевал. Если переходить с одной реки на другую, то заметить его будет невозможно. Еще бы немного и возникло бы явление бифуркации.

На западе шел параллельный хребет, с приятными скальными вершинами.

Наслаждение продлил бы вечно, но обезвоженность и голод толкали уже совершать подвиги. Несколько сот метров строго на запад шел чистый уклон. Далее прогиб между Штернберга и другой горушкой, с которой склон летел вниз самолетом. Только не это меня останавливало, а растительность. Начиная с прогиба, все было забито слишком бурной растительностью, чтобы лезть в горушку. Так что с прогиба я и полез вниз, на юг, чтобы достичь верховьев Штернберовки.

Сильная мощь растительности препятствовала как могла, но вниз задачу облегчало. Я намеревался выйти на ручей, который с крутого склона входил в состав Штернберовки. Вот только бы я этого лучше не делал.

Слишком крутой склон так запахал глубоко ручей, и такой узкой линией, что проходимость его была нулевая. Идти же по бокам его было просто невозможно. Склоны сильно клонились и вниз к основой реке, и в то же время в бока, к ручью, что изнемогало и я пошел в сторону от него, с мечтой скостить путь. Но получалось так, как получалось – не очень. Срезать не получилось, там скалы, плотный бамбук и еще что-то, так что падал как осенний лист, просто в речушку.

Да, появилась вода, и я наконец-то вдрызг напился, но вставать на обед было не с руки, так и пошел дальше. Начальная Штернберовка была нелицеприятной. Не водопады, но крутые уклоны. С большим трудом и плохой скоростью выхожу прочь из теснин. Знаю, там, не далеко, те самые места со сверхнизким перевалом. Там уже полого и ровно.

Тихо помалу иду, и почти резко выскакиваю из скальных щек. Первое время это темнохвойный лес, под еще небольшим уклоном, но по щелчку пальца вхожу в высокотравье, где речка начинает неспешно петлять и мигрировать. Где-то по правому плечу, совсем рядом Пугачевка, стоит только преодолеть сотни три метров, и незаметно окажусь в ее долине, а там хоть обратно к Охотскому морю. Только нет, наш путь на запад!

Казалось бесконечным это блуждание по высокотравью и блуждающему ручью. Очень хочется дождаться момента слияния с еще одним большим ручьем, даже больше этого. Как будто будет пройден очередной этап, после которого начнется следующий.

Я точно знал по спутниковой карте, где начнется дорога, и примерно думал, что может быть будет дорога и раньше, но до этого момент было еще немало, не сегодня. А эти места не видели человека в каком-то значимом количестве.

В какой-то момент захотел срезать ручей и долго блуждал по траве, путался в ней и мне все не нравилось. Тело хотело еды, ее не было давно в нем.

Выйдя вновь на воду, обнаружил небольшой плесик и удобно лежащее дерево, на котором и посидеть и котелок подвесить. Все, обед и завтрак сразу!

Естественно после него жизнь наладилась, и я заметил, что оказывается в небе солнце. А тут еще и через двести метров долго ожидаемое слияние ручьев. Река сразу стала значимой. Местность не была простой для прохождения. Часто загоняло в воду, но и вне ее тоже было не сладенько. Камни реки дарили меловые подарки.

Всякого рода навалом ракушек и даже самую ценную из них – аммонит.

Они валялись прямо в реке, отваливаясь от боковин сопок. Ни разу не приходилось слышать, что и здесь они живут. Особо охраняемая территория значится только на Пугачевке. И вот мы видим вид двустворчатого моллюска – иноцерам. Болтались в одной теплой меловой луже с аммонитами миллионов 80 лет назад. Тут же, сбоку в одном камне, белемнит – три штуки, головоногий моллюск.

Шлось медленно. Трава мощная, болотца, река не дает разливов, только по воде можно идти. Иду неспеша. Нахожу булыжник с четырьмя моллюсками в ряд – это туррилит, тоже свидетель меловой эпохи и динозавров, и так же как белемнит, он головоногий моллюск.

Шаг за шагом и вот выхожу на приятную поляну над рекой под елками. Сильно она мне приглянулась. Глянув на карту, понимаю, что до гарантированной дороги остается еще несколько часов, а уж по дороге выскочу к морю быстро, так что на завтра и оставлю самое сладкое, а сегодня я уже пришел.

Но то ли рыбак из меня плохой, то ли рыба из реки куда-то перелетела, ничего не поймал. Настаивать не стал, свернул удочку и приготовил обильно много макарон со множеством тушенки. Нужно отъедаться за все страдания.

Утром, тут же по выходу, меня ждало космически нереальное открытие. Оказывается, в трехстах метрах от ночевки были большие порубки леса. Лет двадцать пять назад. Все вывозные дороги намертво заросли малинником и всем подряд, так что с этой стороны облегчения не последовало. Лес рубили узкой полосой вдоль реки, но не в упор, а на некотором расстоянии. В сопки не лезли. Так я и шел в немой надежде найти еще полудохлую дорожку. Раз или два удавалось в самой чащобе, но праздник продолжался коротко.

Иногда даже встречались запчасти от техники, ближе к подъему на дорогу нашел даже треснутую каску.

Но в целом все признаки лесовозных дорог размотало в хлам. Пришлось долго идти по сильно травянистой пойме. Потом ус повел вверх, решил что умнее всех, пошел вверх, завел в тупик. Еще раз подумал, что я умней других и стал резать по склону. Склон встряхнулся и скинул в реку. Было больно.

Оставшийся километр еле полз. Но вот точка напротив которой спутник четко давал понять, что будет дорога. Большое пятно и нитка.

И правда, туда ведет «ус». И о чудо, даже легкая легкая тропа прослеживается в его малиннике. Видимо приезжали сюда отдельные личности на рыбалку. Крутая дорожка вела не стесняясь и круто. В этот момент пошел легкий дождь, но так как я уже чуял близость дороги, это не сыграло для плохого настроения.

Лебедка. С ее помощью заволакивали лес наверх. Прошел еще какой-то подобный мусор и вот она площадка. Меньше футбольного поля, но все равно с размахом. Это верховой лесной склад. Здесь складировали древесину для последующего вывоза. Вот для нее и была дорога.

Заметил след машины. Все, дорога устойчива и зрима! Значит приведет меня куда следует. Здесь главное не выбрать длинное плечо. Зашагалось вдвойне веселей. Времени было четвертый час.

Расстояние под двадцать километров я прошел почти не присев. Конечно, и дорога располагала. Она шла с постепенным, оптимальным уклоном вниз, лишь местами без оного, особенно последние километры вдоль Штернберовки, куда я спустился вновь через километров пятнадцать. И прямая дорога до Парусного оказалась в части пути заброшенной, пришлось путаться в подросшей траве, но это был эпизод на пару километров. Затем вновь многочисленные машины накатали путь, и вот она, деревня. Но не доходя до нее, появилась отличная связь, и я на ходу отвечал на сообщения, созвонился с дружественными странами и девушками. Не спешно шел по улицам деревни, разглядывал местную житуху. Узнал где магазин, и сразу огорошили новостью, что он работает до 18 часов. У крыльца магазина я зафиксировал 18:15 и закрытый магазин. Нда, глупо было опоздать на 15 минут. Больше магазинов здесь не было.

И пойти пешком в сторону Томари. Не судьба была… Вышел на трассу, тормознул Камаз и оказался в сложном положении. Он шел в Южный. Часа три и я горячей ванне дома. Но мужество не покинуло меня, и через двадцать километров я слез с машины в Ильинском, у магазина. Кроме еды в магазине меня заинтересовала зарядка телефонов, хотя бы одного. В сенях была розетка, и я полировал взглядом море, пока электричество перекочевывала в мою батарейку.

Примечательны были и разговоры с местными у прилавка. Каким-то образом они определили что я из похода и первый вопрос последовал о медведях – как страшно я их боюсь?

Слега разогревая публику, последовал рассказ о взаимной ночевке на Омуле. Без преувеличений, в их глазах замер ужас.

Немного зарядившись, побрел на близкий пляж. Он здесь песчаный и его много, поэтому никто не был в претензии. Ветра не было… я это запомнил, потому что на следующий день был, и в обед он клал мне палатку. Но я все равно не торопился, и лишь в четыре часа вышел в путь. Задача была попасть в Томари – это местный районный центр. За остатки этого дня я и не мечтал туда попасть. А лишь в Пензенское, промежуточную деревеньку в километрах 12 от пункта дислокации. Сперва потребовалось не утонуть в устье реки, для этой цели выбрал мост чуть выше по течению. На выходе вновь остановился у камня, он говорил, что тут наши, русские высадились в середине 19 века и основали деревню. Место крайне неудачное. Позже она переехала под склоны сопок, чтобы прикрыться с востока. В данном месте Сахалин имеет тонкую талию, всего в 27 км, и между побережьями нет толковых возвышенностей. Любое изменение давления с какой либо из сторон, вызывает беспорядочные движения воздуха. Он выбирает самый простой и короткий путь, именно через основанную деревню. Ветра здесь частые и сильные. Сегодняшний день без исключений. Кроме того воздух беспорядочно носил дождевые массы, и я долго их наблюдал топая по берегу над этим местом.

С дороги я убежал на море. Смысл похода ходить меньше по дорогам, а больше там, где никто не ходит. И берег моря для этого подходил. Длинный пляж уткнулся в коварный берег. Он все больше поднимался надо мной и я побаивался, что так меня может и зажать, придется возвращаться к ближайшему выходу на верх. Этот момент почти случился, прибой шарахал в крутые берега от всей души. Пришлось снять видео перед переходом – с завещанием, и после со счастливым известием, что завещание отменяется. Дальше дорожка пошла ковром до самой реки у Пензенского. Вечер грозил быть, а я топтался в устье глубокой реки. Как я ни совал нос в воду, шансов не было. Пришлось идти чуть не километр до моста. С него уже и вошел, как пропыленный льдами Гренландии, викинг. Пройдя по краю поселения, забрался в песчаные дюны ближе к реке. И там среди высоких песочных барханов нашел обезветренное место. Зарядив дровами щепочницу, и поставив на нее воду, быстро побежал в магазин, до него было 600 метров. Там сделал важные дела – поставил телефон на зарядку и купил немного еды, в частности вареники с картошко-мясом. Пельмени уже боялся себе позволить, денег было немного. Прибежал к остывающей печке, но еще с углями, зато вода почти закипела. Жрать хотелось как льву в зоопарке с пьющим сторожем.

Забрав телефон с магазина, где его великодушно подзаряжали, я долго общался с хорошей девочкой из Белоруссии и думал – «Во времена, в каком-то удаленном от цивилизации месте (на самом деле я просто подумал про Мухосранск), можно говорить с любой точкой мира без всяких международных оплат.

На следующий день я подготовился к вторжению в цивилизацию. Помыл голову шампунем найденным вчера на море, побрился и стал благоухающим.

От Томари я ходил по берегам моря в 2017 году, до самого Чехова, теперь замыкаю от Ильинска. Предстояло пройти под 30 км. По предварительным данным ничего не должно было помешать. Никаких непроходимых мысов не числилось в тех местах.

Погода благоприятствовала, я был свеж и сыт, так что в путь.

Проходя через Пензенское, еще раз вдохнул тухлую вонь свалки несущуюся от местной речушки. Она текла почти по центру и благоухала всей канализацией.

Это минус.

А вот плюс. Немного подальше, поближе к Томари, стоял себе обычный несколько этажей благодати многоквартирной. Развернутый двором к морю. Точно на первой линии. Представьте ваш дом, человейник, как кличут их. Вы выходите из дома, проходите заасфальтированный двор, миновав детскую площадку и помойку и тут же начинается полоса пляжа. Грохочет теплое море (а в начале сентября оно здесь теплое). Да и выходить не стоит даже из дома, просто выпал на балкон, и морской воздух тебе в дыхало.

Еще более впечатляющие дома, в целых пять этажей, стоят южней километров на сто с лишним, под Холмском. И море там потеплей будет.

Солнце блестело в окна дома первой линии Пензенского и мне в лицо. Выступил в путь до еще далекого Томари. Ничего сверхестественного, как уже обмолвился, не предвиделось. Песчаные пляжи, немного каменистых, но все глубоко почтительно проходимо.

Вскоре наступили высокие берега, к которым прижимался пляж, но все же проходимость была посредственно-удовлетворительна. Дороги сюда не подходили, ибо крутизна. Основная, связывающая, дорога была где-то выше, в холмах. Она мелко бегала по извилинам мелких сопок, а железная дорога вообще ныряла в многочисленные туннели.

Какие-то мысы пытались постоять на пути моего бронепоезда, а я их щелкал как орехи. Наибольший задерживающий фактор – это мусор. Это добро приплыло со всего света. Южная Корея, Япония, Китай и даже Вьетнам с Таиландом. Пластиковые бутылки лидировали в номинациях. Хотя ограничений вообще не было. Нашел я и кинескопный телевизор, и бамбуковое древко с корейским флагом. Только все не мог обнаружить чемоданчика с йенами, или юанями. Все как-то не попадались. В особенно удачных местах скапливались целые горки, пересыпанные песком, такого мусора. Периодически в них можно было найти и полезное. В 2017 году по всему побережью валялись пачки с корейскими вафлями, и даже срок годности не истек. Наелся я тогда их, как ворона требухой на бойне.

Погода была блестящей. Если смотреть на воду, так даже глаза слепило. Эх, вот бы здесь оказаться в дни 35-ти градусов жары, что стояла не так давно. А сейчас морской бриз освежал достаточно, чтобы отказаться от купания.

Выбрался к рыбообрабатывающему заводу. Этот «малыш» занял все пространство устья ручья и морского побережья. Требовалось подняться на верх склона, выйти на дорогу и по ней обойти сооружение. Подняться я поднялся, а на дорогу шиш с маслом. Какое-то время шел по кромке высокого берега, там было чем с него любоваться. Солнце заходило в сторону моря и это уже многое объясняет в завороженности окрестных пейзажей.

Вскоре, в наглую спустился в какую-то часть завода, что не производила впечатление запруженности толпами людей. Перейдя площадку, упал в ручей спрятанный бетонные ванные. Справедливо рассудив, что он выведет к морю, пошел по его водам на запад. Напротив основного тела завода открылась дыра. Из нее текла вонючая масса. Воды ее перемешались с ручьевыми водами, и по очкам победила вонючка. Отходы рыбообработки никто не думал очищать. Очистных здесь в принципе не существовало. Зачем, если под боком чистое море?

Последние сто метров пришлось дышать ротовым отверстием, чтобы не задохнуться.

На берегу моря перескочил невысокую ограду и оказался вне пределов загрязняющего производства.

Близость Томари по всему чувствовалась. Дороги выходили на пляж, и какая-то женщина нежилась на берегу с рядом припаркованной машиной. Это и были все отдыхающие. Зачем-то я двигал со всем упорством в Томари. Как точка, которой стоит гордиться. Зато не очень удобно ночевать. Или удобно? Я думал, думал и решил попробовать.