Текст книги "Эффект Нобеля"

ПРОЛОГ

Клубы едкого дыма расстелились по столу из эвенги, колыхнули передовицы двух стопок газет, растворились в кабинетной галактике. Гаванская сигара из толстых пальцев, как влитая легла на бронзовое ложе яшмовой пепельницы. На безымянном пальце блеснуло серебром колечко «Спаси и Сохрани». Галстук с золотым зажимом вальяжно расслабился на воротнике белоснежной рубашки. Дряблая шея уперлась в готический подбородок, разделенный бороздкой, протянувшейся через шершаво-бледные губы к носу. Над скалистыми скулами вселенской скорбью блестели глаза, морщинисто-вертикальное плато лба упиралось в бордовую вершину волос с ледниками висков. Переваливший за пенсию мужчина листал свежую прессу.

«Воскрешение грешника», «Чудесное спасение нувориша», «Деньги побеждают смерть»… – взгляд мчался по заголовкам, отставленная бумага летела на пол, устилая персидский ковер.

«Значит, сегодня я, максимум, грешник», – руки расправились с одной стопкой, легкие вновь дунули в сигару.

Пальцы неохотно потянулась к вчерашним вечеркам.

«Смерть мистера «Зло», «Погиб миллиардер на крови», «Гибель короля Смерти»…

Последняя газетенка разлетелась в клочья, закружил серый «снежок».

– Да-а, Михал Иваныч, дожил! Заслужил на старости лет… – Мужчина поднялся из ирландского кресла Эйлина Грея, туфли от Тестони гулко застучали по мраморному полу. – Я приложил руку к важному открытию, которым можно зашить дырявый озоновый слой. Подпитывать околоземные спутники и орбитальные станции. Уничтожать мусор, которым человечество загадило космос. А они? Они сделали из этого климатическое оружие! А завтра? Завтра они сделают психотронное оружие! Не дай Бог, оно окажется в руках корпораций, реклама не понадобится – люди, как зомби, скупят все. Ни на секунду не задумаются. А виноват буду я! Вот как извратили! И это я – «мистер Зло», и «король Смерти». Это все равно, что обвинить в курении Колумба!

Михаил Иванович грузно плюхнулся обратно, растер лобные морщины, выдавливая мысли. «Я не хочу остаться в людской памяти величайшим злодеем… Не должен. Что делать?!» Олигарх откинулся назад, рука переехала на подбородок, взгляд впился в пепел сигары.

Лугинин ткнул на телефоне «единичку» и нажал спикерфон:

– Константин Петрович, зайди.

Через секунду на пороге появился начальник службы охраны. Черный костюм, белая рубашка, тугозатянутый галстук. На обычном лице щеголеватые усы, искры иронии в серых глазах.

– Собирай людей, мы уезжаем, – сухо приказал миллиардер.

– Врачи не рекомендовали.

– Собирай.

– Куда едем?

– Замаливать грехи.

– Надолго?

– Навсегда.

ЧАСТЬ I

Калтыг

ГЛАВА I

Сорокин

Десять лет спустя. Калтыг – курортный городок между Таманью и Новороссийском. Конструкторское бюро.

Двадцатипятилетний Станислав Сорокин долистывал последнюю страницу второго тома П.Орлова «Основы конструирования». На полукруге лица сквозило предвкушение достижения, карие глаза горели поиском новой цели. Короткая стрижка жестких волос взъерошилась темными «петушками». На широком лбу поблескивали капельки пота – окна нараспашку не спасали от зноя. Над прямым носом бумерангом разошлись брови, уши, как будто зачесались назад, на тонких губах поигрывала ухмылка. На усах и подбородке запечатлелась небритость. Субтильное тело напряглось в удержании фолианта. Сорокин выглядел типичным головастиком – голова большая, тело маленькое. Из гардероба – мятая рубашка в голубой отлив, потёртые джинсы, черные туфли, светлые носки, кварцевые часы.

Стас сидел за столом в среднем ряду напротив распахнутого входа. Впереди располагался аналогичный стол с хлипким стулом, поджидавшим жертв. Коллеги отгораживались кульманами и шкафами, покосившимися от набитой макулатуры. Слева у окна притаился начальник сектора – толстый еврей в близоруких очках. Чуть поодаль женщины суетились вокруг чайника, делились последними новостями, сплетничали. В отделе витал звонкий шум от постоянных разговоров, скольжения рейсшин. Завсегдатаи привыкли к полуподвальной затхлости, гости быстро снюхивались.

В отдел вбежал председатель Совета молодежи – высокий парень под тридцать, худощавый, еще не обросший начальническим жирком.

– Сорокин! – Молодежный вожак подскочил к Стасу, пододвинул стул, присел.

Хруст фанеры с облупившейся обивкой, шлепок об пол, безудержный хохот дождавшихся.

Председатель быстро подскочил, попробовал приладить сидушку – тщетно. Бросил, продолжил набег, стоя:

– Станислав, ты у нас один неохваченный. Никак не участвуешь в молодежной жизни родного завода. Приходи сегодня после работы в актовый зал, будем выявлять твои таланты.

– А если их у меня нет? – Сорокин сознательно чурался молодежного движения, собрания посещал по обязаловке, развлекаясь критическими выкриками с галерки.

– В каждом есть талант. Просто в одних он на поверхности и сразу виден, а в других глубоко зарыт, и приходится долго копать. Но не робей, раскопаем! Так что в восемнадцать ноль-ноль мы с активом ждем тебя. Придешь? Считай это официальным приглашением.

– Если официальным… – Дальше прятаться не представлялось возможным, пришлось соглашаться на временное насилие.

– До встречи! – Вожак умчался обегать актив.

Подошел лупоглазый до лопоухости однокашник Денис Зимородкин. Легко поставил сидушку на горе-стул, подмигнул Стасу, удаляясь до следующего ремонта.

«Жертва» Совета Молодежи вздохнул, быстро почесал под носом.

– Опять Сорокин к пьянке начесывает. – Начальник сектора усмехнулся, как и весь отдел, подслушавший диалог. – Наверное, на собрании нальют.

– Это не к пьянке, просто привычка такая. – Стас подошел к начальнику сектора. – Иосиф Абрамыч, я все сделал. Какие будут указания?

Варшавский, как вий, поднял уставшие веки от альбома чертежей, выдохнул:

– Посиди, отдохни.

– Я не устал, хочу работать. Дайте мне что-нибудь.

– Сорокин, ты уже целую неделю меня теребишь, я тебе надавал кучу заданий… Куда ты торопишься? Потихоньку делай, сделал – отдыхай, нечего сразу бежать за новым.

– Таков мой характер – не могу сидеть без дела.

– Так, все! Иди! – Варшавский отмахнулся.

– А работа?

– У меня для тебя работы пока нет, как будет – позову.

Стас навис над начальником. Начсектора устало вздохнул, пошарил глазами по отделу в поисках:

– Вон у тебя «Орлов» на столе лежит – иди-читай.

– Это я еще в политехе прочел и только что перечитал.

– Иди и перечти еще раз, а потом – перечти Анурьева, от корки до корки. Все три тома!

«Лишь бы отвязаться! – Юноша побрел на место. – С таким подходом завод всегда будет в полной жэ».

Стас завернул к шкафчику с ограничителями. Снял с полки увесистые тома «Справочника машиностроителя» под редакцией В.Анурьева, гаркнул на всю комнату:

– У кого третий?

– У меня, – отозвался Зимородкин, – забирай.

Три тома, не уступающие по тяжести Большой советской энциклопедии, придавили облезлую полировку стола. Распахнулся первый том Анурьева, линейка в качестве закладки спряталась под непрочитанный зад.

Как всегда стремительно, желая застать подчиненных за бездельем, ворвался начальник отдела. Бородатый медведь, сутулившийся под собственным весом.

– Варшавский, – оторвал от чертежей Варварин, – надо какого-нибудь толкового парня отправить в Казань. Кого пошлешь?

– Валентин Васильевич, у меня все загружены. – Начсектора скукожился до тщедушности.

Опытные кадры умеют съеживаться и разъеживаться по ситуации. Специально робеть перед начальством, расправлять живот перед подчиненными.

– Давай решай, дело политическое.

– Опять с этим англичанином возиться?

– Да, давай скорей.

– Косых, ты как? – Варшавский глянул на Женю.

Кучерявый флегматик, любивший детей, оторвался от единственного компьютера:

– Делаю контрольную прорисовку…

– Зимородкин?

– Мне нужно кое-что закончить и в цех… Авторский надзор, – отвязался Денис.

– О-о! – Иосиф Абрамович вспомнил о сотруднике, с удовольствием забытом минуту назад.

Сорокин пригнулся, скрывшись за «Анурьевым».

– Сорокин, вылезай! Поедешь в Казань.

– Я же сказал толкового, – пробурчал Варварин, но акустика донесла до всего отдела.

– Других нет, – отбурчался Варшавский.

– Я еще… с «Орловым» не закончил. – Стас высунулся из-за «Анурьева». Ехать в командировку с юга не хотелось.

– Можешь взять с собой. – Начсектора хохотнул. Отдел поддержал улыбками.

– Но, Иосиф Абрамович, завтра же «Спартак» приезжает…

– А билеты достал?

– У перекупщиков перехвачу.

– Ты в каком городе живешь? – Начсектора развалился на стуле, приготовившись к назиданию. – Какие перекупщики? Все уже давно на нарах сидят, а «гастролеров» перед матчем поймают.

Сорокин потупился – крыть нечем.

– Послушаешь репортаж по радио. В поезде, – обнадежил начальник сектора.

Стас скривил губы – вряд ли федеральное радио будет транслировать матч Кубка России, пусть и московского «Спартака», но с командой второй лиги.

– Ладно. – Варварин махнул рукой. – Проинструктируй его и пусть метнется за билетами, завтра с утра выезжает… Хотя нет. Стас, иди за мной… Сам проинструктирую.

Подскакивающей походкой циркового мишки начальник отдела двинулся в кабинет. Пройдя предбанник с форменной секретаршей в очках аля Варшавский, оказались в берлоге с громадным сейфом, гудящим вентилятором и гнетущей обреченностью.

Начальник упал в расшатанное кресло, Стас присел напротив.

– Твоя задача: быть в Казани на «Турбокомпрессоре». Там англичанин – Филипп Кристофер Мэннинг из фирмы «Джон Крейн» проверяет сухие уплотнения. Забираешь его и сопровождаешь сюда.

– Дожил. – Стас сник. – Из инженеров в эскорт.

– Но очень почетный.

– Я по-английски ни в зуб ногой.

– Он немного говорит по-русски. Да ты не бойся, обратно поедешь вместе с татарами. Будете ставить эти уплотнения на нашей компрессорной станции.

– Не понял. А татарам зачем сюда?

– Нагнетатель казанский.

– То есть мы не смогли продать свой нагнетатель своим? А причем тогда мы?

– Продать не смогли, но обслуживание казанской машины за нами. Понятно? – Валентин Васильевич нахмурился, он всегда сомневался в интеллекте сотрудника.

– Не до конца…

– Разберешься по ходу. Попробуй, если удастся, разглядеть конструктивные особенности уплотнений. Англичане нам только монтажную схему дали, ни одного чертежа. Мы на свои тоже собираемся ставить «Джон Крейн», но дорогие… Может, проще самим делать.

– Так купите и разберите. Все равно ничего придумать не можем, лепим по аналогии.

– Самый умный, что ли? Если будут сорваны пломбы, они откажут в обслуживании, а вещь дорогая.

– Ради промышленного шпионажа не грех и раскошелиться.

– Ладно, стратег, дуй за билетами! Кстати, я его, в свое время, пивом поил, пусть теперь тебя поит. Все понятно? В добрый путь.

Варварин вложил в улыбку неискреннюю мягкость.

– «Земля, прощай»! – отозвался Сорокин.

– Все еще мультики смотришь?

– Больше вспоминаю.

Вокзал встретил образцово-показательной свежестью, бдительными видеокамерами, конвейером туристов. На потолке горели мириады лампочек в форме «Млечного пути» – звездное небо, не выходя на улицу, не дожидаясь ночи.

Электронная очередь пролетела быстро – работали все окна. Стас сунул паспорт, заглянул в ангельские глазки кассирши:

– Один до Казани.

ГЛАВА II

Матч

Выспавшись, курортный городок устремлялся на пляж, ловя первые лучи загара. Туристы плющились на солнце с перерывом на обед, к вечеру разбредались по интересам: удочкам на пирсе, орущей дискотеке, уединенности номеров.

Сегодня вечером все дороги вели на стадион.

Компактная арена на двадцать тысяч гудела, как пчелиный улей. «Лишнего билетика не будет?» – «Три цены» – «Согласен». На руках с протянутыми билетами захлопнулись наручники. Двое в штатском взяли продавца под руки. «Покупатель» прощупал билет: «Фальшивка, как и ожидалось. В отделение». Билеты разошлись за месяц до матча, перекупщиков брали, не отходя от кассы.

Долговязый форвард Савченко в синей форме несся к воротам, накручивая соперников. Удар! Отчаянный прыжок вратаря. Го-ол! Футболист сорвал футболку, показалась белая майка с крупными буквами: «Калтыг навсегда!» – табло транслировало местную рекламу.

Вокруг поля суетились голландские техники в попытке улучшить совершенство. Судьи в желтом придирчиво проверяли натяжение сетки. В ожидании команд болельщики пустили «волну».

VIP-ложа переговаривалась на языках Вавилонской башни – общались главы иностранных и отечественных корпораций. С краю пахнуло Островом Свободы – Лугинин раскурил сигару, пробасил:

– Костя, отойди уже! Все загородил.

Телохранитель обернулся. Неизменный костюм, белая рубашка, тугозатянутый галстук. На лице не осталось намека на щеголеватые усы, в глазах светилась жизненная мудрость.

– Михаил Иванович, здесь я не могу обеспечить вашу охрану. Вы – прекрасная мишень, как для снайпера, так и для фанатика.

– Значит, сядь и успокойся.

– Может, все-таки уйдем? Матч транслируют по местному каналу.

– Вот еще! Моя команда играет важнейший матч сезона, а я… по телевизору? Садись уже! Не маячь. Если что, виноват я.

– Слабое утешение, – заключил Константин Петрович, но присел.

– Михал Иваныч, Михал Иваныч. – Через парапет перегнулась журналистка Вера Гольц, сбежавшая из ложи прессы.

Досочная конституция, вороная грива, греческий нос. Черные глаза блестели азартом, из-под прозрачной майки проглядывали сливы грудей.

Охранник подскочил, закрыл «клиента».

– Не прячьтесь за телохранителем! Я вас вижу! – кричала журналистка.

– Вера. – Лугинин разочарованно пыхнул дымом. – Я скоро не рискну из дома выходить.

– Я б на вашем месте тоже не рисковала, либо киллеры пристрелят, либо я допеку!

– Уж лучше киллеры.

Гул толпы заглушил бурчание – команды появились из подтрибунного помещения.

– Но одну проблему можно решить, – перекричала стадион Гольц. – Всего одно интервью, и я от вас отстану!

Миллиардер демонстративно отвернулся. Подошел мэр города с почти одноименной фамилией – Калтыгин. Хитрый прищур карих глаз, стариковский бобрик полуседых волос, вечно-серый пиджак.

Охранник преградил путь.

– Константин Петрович, – удивился градоначальник, – вы уже и меня не узнаете?

– Ну что вы, Василий Святославович, – телохранитель прошелся по пиджаку мэра, будто стряхивая пылинки. Пожал руку, как бы невзначай проверяя рукава.

Калтыгин присел рядом с Лугининым, хохотнул:

– Дал бы ты ей, она б и отстала!

Олигарх нахмурился.

– И народ хочет знать.

– Да брось ты, Василий Святославович, кому интересен скучный старикан? А если еще и при деньгах… только людей раздражать.

– Михал Иваныч, ты к себе несправедлив, тебя все любят.

Лугинин скривился.

– За исключением отъявленных отморозков и врагов.

– Вот и занимайся врагами, а я давно отошел от дел.

– Но без тебя наш городок остался бы деревней.

– Может быть, но теперь это твоя забота. Обращайся, только если сильно припечет. И думай, как выиграть декабрьские выборы.

– Ты знаешь, я за кресло не держусь – как народ решит, так и будет.

– Михал Иваныч, – подала голос Вера, – лучше соглашайтесь, пока матч не начался.

– Видишь, как любят. – Лугинин помрачнел еще больше. – Футбол не дают посмотреть.

– Работа у нее такая. Она с тебя не слезет.

– И как назло, когда играет наша команда, «Спартак» приехал… – Михаил Иванович пыхнул сигарой. – Охрану на нее натравить, что ли?

– Ага, и напишут – Лугинин зажимает прессу. А насчет команды, думаешь, у нас есть шансы?

– Не в этот раз. Может, в следующем году. Нужно основательно укрепиться, а то я толком не занимался. Пора выигрывать зону, выходить в ФНЛ, а там и в премьерку.

Соперники закончили разминку, построились перед главным выходом. Грянул гимн Российской Федерации. Стадион поднялся, запел тысячеголосым хором. С последними аккордами игроки запрыгали, доразмялись, потянулись к центральному кругу.

– Михал Иваныч, хотите пари? – наседала журналистка. – Выиграете – навсегда от вас отстану!

Лугинин повернулся к Вере:

– На что спорим?

– На эту игру! Выбирайте, вы за кого?

– «Спартак» явно сильнее.

– Тогда, если победит «Калтыг» вы даете мне интервью, договорились?

– А если нет, вы отстанете от меня навсегда?

– По рукам! – Вера перегнулась сильнее, но без надежды дотянуться.

– Или, – поспешно прибавил миллиардер, – если в основное время будет ничья.

– Хорошо. Василий Святославович, вы – свидетель!

Два против одного – хороший расклад. Лугинин скрыл улыбку «гаваной».

Раздался стартовый свисток. Футболисты задвигались по полю. Фанаты загалдели кричалками.

– У меня тоже к тебе дельце. – Калтыгин хитро прищурился.

– Вы сговорились, что ли?! Чувствую, футбол сегодня не увижу.

– Можем в перерыве переговорить… или после матча.

– Ладно, валяй. Не отстанешь ведь. Хуже Веры!

– Ты знаешь, город живет припеваючи. Львиная доля доходов, конечно, уходит уровнями выше, но и городу кое-что остается…

– Начал издалека… – Михаил Иванович неотрывно следил за игрой.

– Вот я и говорю, городу кое-что остается. И на развитие, и на небольшой фондик… Экономим, откладываем, инвестируем. В общем, я к тебе с деловым предложением.

– Не тяни коня за хвост, может взбрыкнуть.

– За сколько продашь «Водоканал»?

Лугинин посмотрел на мэра, как на идиота.

– С чего вдруг мне его продавать? Актив неплохой, да и город должен быть доволен – пять лет тарифы не поднимаются. Несмотря на требования федералов. Если городу деньги некуда девать, поищи товар поинтересней.

– И все-таки, Михал Иваныч, за сколько отдашь?

– Зачем он тебе нужен? Что не устраивает?

– Все устраивает, но хочется большего.

– Якобы лучшее – враг точно хорошего.

– Мы хотим, вообще, упразднить тарифы.

Олигарх красноречивей глянул на мэра.

– Конечно, только для населения, – поспешил успокоить Калтыгин, – предприятия будут платить как прежде, по сегодняшним тарифам. В самом деле, Михал Иваныч, у нас рек нет, что ли? Да и морскую воду давно научились опреснять. Неужто мы не можем улучшить жизнь горожан?

– Москва с ума сойдет. Опять давить будут. Ты хочешь восстания в Сибири? Там реки – не чета нашим.

– Москва пусть думает, что хочет. Когда мы ее боялись? – Калтыгин на минуту задумался о вечном. – А у меня пока есть время, отмеренное Богом, хочется делать все больше и больше. Для народа. А нам с бабкой и пенсии хватит.

– На комплимент нарываешься? Никто не сомневается в твоей порядочности. – Лугинин задумался. – Считать надо. При таком подходе, городской бюджет может вылететь в трубу, это ж постоянное субсидирование. Может и расходы покрываться не будут.

– Мы уже все посчитали. – Василий Святославович выудил листок из внутреннего кармана пиджака. – При сегодняшних темпах роста городских предприятий, мы через год выходим на безубыток, расходы равны доходам.

– Осталось решить задачку: как, не поднимая тарифы, добиться роста доходов.

– Во-первых, мы можем позволить себе, как ты говоришь, субсидировать. Во-вторых, этого и не нужно, экономисты посчитали – рост обеспечится за счет развития бизнесов и автоматизации «Водоканала».

– Он и так переавтоматизирован. Одних программ накупили на миллионы.

– Жизнь не стоит на месте, наши спецы нашли более мощные средства оптимизации. Взгляни сюда. – Мэр выудил еще один листок.

Лугинин оттолкнул.

– Что ты в меня записочками тычешь?! Даже разбираться не хочу… Но идея нормальная. С этим тебя точно переизберут.

– Да не в этом дело…

– Знаю-знаю.

– Так за сколько отдашь?

– За сколько возьмешь?

– Экономисты, опять же, прикинули… Сейчас «Водоканал» оценивается в двести миллионов долларов, покупать надо с премией…

– Соображают.

– В общем, готовы потратить в два раза больше.

Градоначальник с хитрым прищуром изучал реакцию собеседника – не переборщил ли с щедростью? Не обидел ли смехотворностью?

– Интересное предложение. Но ты же знаешь, деньги мне давно не нужны.

– Знаю, но что тебя тогда может заинтересовать?

Лугинин рассеянно смотрел на поле, погрузившись в мысли:

– Наверное, только одно… как ты говоришь: «улучшение жизни горожан»? Вот «оно».

– Так я ж это и предлагаю, – возбудился Калтыгин.

Лугинин внимательно посмотрел на собеседника:

– Поэтому и согласен. Забирай за… рубль! А сэкономленные миллионы бюджету еще пригодятся.

– Шутишь?! – Мэр пытался сквозь глаза досмотреться до души миллиардера, но не обнаружил подвох. – Вот это подарок! Михал Иваныч, Калтыг тебе памятник поставит. Со временем, конечно.

– Я еще пожить хочу. Все? Теперь я могу посмотреть футбол?

«Калтыг» сгорел от собственного первоминутного «напалма», «Спартак» уверенно отбился и перешел к планомерной осаде. Голкипер курортной команды брал «мертвые» мячи. Свисток на перерыв спас хозяев от неминуемого гола. Второй тайм «Калтыг» лишь отбивался, ища удачу в редких контратаках.

Пошло добавленное время. «Спартак» всей командой осадил ворота соперника. В центре поля одинокой фигурой маячил бразилец Паоло Жорже – непроходимый маршал столичной обороны. Запертые в собственной штрафной, калтыжане стеной вставали на пути атакующих, самоотверженно ложились под мяч. Нападающей Берто вошел в штрафную и упал от тени Никонорова. Раздирающий душу свисток. Судья указал на одиннадцать метров. Стадион зашелся негодованием, мыльными эскападами. Футболисты облепили судью, как мухи. Арбитр неумолим, желтые карточки разошлись направо-налево. У Никонорова – вторая, автоматически превратившаяся в красную, защитник понуро побрел в раздевалку. Симулянт Берто утрамбовал газон, ласково установил мяч. Злорадная улыбка заиграла на загорелом лице. Свисток. Разбег. Удар! Вратарь выудил мяч в нижнем углу, навалился сверху, вжимая в газон. Стадион взорвался овацией. Берто схватился за голову, упал на колени, с укоризной воздел руки к небу. Шокированные москвичи застыли на месте. Голкипер «Калтыга» подскочил и вбросил влево к середине поля на забытого Савченко. Прокинув мяч вперед, Юрий устремился к спартаковским воротам. Пауло Жорже из последних сил мчал наперерез, но не успевал. Рандеву нападающего с голкипером. Мяч взмыл вверх и легким «парашютом» перелетел через кипера. Стадион затаил дыхание. Слышались дуновения морского бриза, тиканье наручных часов. Мяч мягко спикировал в сетку. Бешеный рев разорвал тишину – болельщики забились в припадке, VIP-ложа в истерике. Лугинин вскочил и заорал подобно пароходному гудку, трость безжизненно свалилась в ноги. Василий Святославович, трясясь от счастья, полез обниматься с Константином Петровичем. Всегда хладнокровный телохранитель мягко отстранил.

Финальный свисток. В следующий раунд Кубка России прошел «Калтыг».

– Михал Иваныч! – Мэр пытался отдышаться, держась за грудь. – Не забудь на радостях – мы договорились!

– Забирай все!

– В следующий раз… город захочет… вернуть себе … футбольную команду.

Смачный кукиш стал ответом. Калтыгин расхохотался. Лугинин двигался к выходу под поздравительные выкрики. Присоединившиеся к Константину Петровичу охранники, расчищали путь. В коридоре, в позе Венеры Милосской с целыми руками, скрещенными на груди, ждала Вера Гольц.

– Михал Иваныч, я готова.

ГЛАВА III

Казань

Стас спрыгнул с подножки поезда, заприметил татарчонка с надписью «Нагнетатель» синим фломастером на ободранном ватмане. Колобок личика вертелся на тростниковой шейке, глазки-шарики бегали по периметру прямоугольных очков, высматривая приезжего.

– Добрый день! Не меня встречаете?

– Станислав? – Татарин опустил ватман.

– Совершенно верно.

– Рамиль.

– Очень приятно.

– Поехали, устроитесь в гостиницу, а завтра на завод…

«Казань-1» встретила массивными дверьми, незакрывающимися от постоянного потока, и типично-центровой люстрой. Трамвай с рекламой на татарском языке русскими буквами дополз до окраины. Гостиница оказалась прокуренной общагой. В номере из удобств – кровать и телевизор.

На следующее утро, проехав пару остановок, Сорокин очутился на проходной «Турбокомпрессора». Вызвонил по внутреннему телефону Рамиля. Неповоротливая пропускница выписала пропуск.

Стас, переходя на бег, следовал по территории за сопровождающим. Мельком обозрев покосившуюся доску почета, парк с курящими на лавочках, стелу с орденом. Забежали в один из цехов. Длинные синие коридоры с высокими потолками. В одной из подсобок пухлый очкарик крутился у верстака под чутким наблюдением недовыспавшегося мужика.

– Это слесарь Сергеич, – Рамиль представил мужика, – поедет с нами.

Слесарь с дикого похмела сунул Стасу руку и тут же одернул. Сорокин развернулся к толстяку.

Русая челка, зачесываемая налево, норовила свалиться к раскручиваемым уплотнениям. Усы плавно перекатили в бороду, образуя улыбчивое сердечко. Пивной живот грозился выпасть из-под широкой майки с надписью: «Sex & Drugs & Rock & Roll».

– Он? – шепнул калтыжанин Рамилю.

Тот кивнул.

– Хай, Фил! – Стас шагнул к англичанину, раскрыв рукопожатную ладонь, выдал специально подготовленную фразу. – Ай эм Стас Сорокин, Нагнетатель, Калтыг.

– Хэллоу! – Англичанин оторвался от механизма, бормотнул по-английски, застыл в ожидании ответа.

– Что он сказал? – Сорокин полуобернулся на татарина.

Рамиль пожал плечами.

«Придется ему сознаться – я не шпрехен зи дойч», – и широко улыбнувшись, Стас сознался:

– Донт спик инглиш.

– О’кей. – Англичанин сразу сжался, молниеносно вернулся к верстаку. Из кожаного кейса появилась салфетка, затерлась по деталям.

Калтыжанин отступил к Рамилю

– А чего он так резко отскочил? Я ж ему только объяснил, что не говорю по-ихнему.

– Надо было сказать – «ай донт спик инглиш», а так ты ему сказал, типа – не болтай. Ты бы еще ему сказал – «шат ап».

Британец навострил уши, заслышав знакомо-обидное.

– Что-то подсмотрели? – Стас заговорщически подмигнул сопровождающему.

– Да ну! – Казанец развел руками. – Ближе подходишь, он прикрывается.

Сорокин подошел к верстаку, Филипп улыбнулся и прикрылся. Юноша заметил чертеж, бесцеремонно взял, зарассматривался.

– Монтажка, – зевнул Рамиль.

– Хоть габариты есть…

– Габариты и так снять можно, размеры внутренних деталей бы, материалы…

– А в чем проблема?

– Он сейчас соберет и пломбы поставит. Снял пломбы – снял с гарантии.

– Аккуратненько вскрыли, все замерили и обратно вернули. А еще лучше купили, да раскурочили… Или денег жалко?

– А вам не жалко? – В татарине проснулся патриот.

«Семеновскому тоже жалко… – подумал, но смолчал южанин. – Один компьютер на весь отдел. Кому сказать, засмеют. Интересно, сколько получает наш гендиректор?»

Сергеич безучастно сидел на табурете, достал «Приму». Едкий дымок потек в потолок.

– Донт смокинг, плиз, – взмолился Филипп.

– Не кури, Сергеич, – перевел Рамиль.

Слесарь послюнявил пальцы, затушил едва прикуренную сигарету, бережно убрал в полуразвалившуюся пачку. К запаху машинного масла, подвальности и старости добавилась гниль табака.

– А чтой-то вы так с гостем? Хоть бы толмача приставили. – Сорокин почесал под носом.

– У нас юбилей, куча делегаций понаехала – переводчики нарасхват.

Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел импозантный мужчина. По пятам следовал оператор. Как газ, седой бодрячок заполнил помещение, источая приторный одеколон. Оператор горбился крючком под тяжестью камеры.

– А это наша лаборатория сухих уплотнений, да! – Импозант обвел рукой обшарпанные стены. – Здесь создаются и испытываются новейшие разработки. Жаль видеосъемка не может передать дух, витающий в этом помещении. Это дух инноваций! Сейчас здесь работают наши партнеры из, не побоюсь этого слова, Туманного Альбиона!

Мужчина фамильярно сжал плечи Мэннинга, жестом подозвал оператора:

– Сними все здесь, как работает.

Филипп прикрыл спиной аппарат, затараторил, замахал руками. Из всего спича Стас понял только «no camera».

– Да ладно тебе, не жмотись. – Импозант потрепал англичанина за щеку, отчего тот заговорил быстрей и обидчивей.

– И «щет» с ним! – Мужчина выдал единственно знакомое слово из английского лексикона, повернулся к Британии спиной, лицом к соотечественникам. – Сними лучше наших.

Поманил Стаса. Сорокин нерешительно оглянулся, но подошел. Костлявые «тиски» сжали юношеские плечи.

– Я не ваш, я калтыжский, – предупредил приезжий.

– Калтыжанин? – Мужчина развернул Стаса к себе. – И как там поживает наш нагнетатель?

– Нормально. Работает. – Юноша решил – речь об АО «Нагнетатель».

– Да как же он может работать, если уплотнения здесь?! Попался! – Импозант схватил Стаса за щеку, как англичанина. – Ну ладно. – Отстранил от себя и подпихнул в спину. – Это мы потом вырежем. А тебя как зовут? Ты ж наш, по лицу видно.

– Рамиль.

– Иди сюда! В кадр.

Татарин сжался в руках мужчины, а тот беззастенчиво продолжил болтать на оператора:

– Вот! Растет наша смена, поросль, так сказать! Со временем сменит меня. Сменишь меня? – Бодрячок развернул молодого специалиста к себе, вонзил глаза в глаза.

Татарчонок, как смог, пожал плечами.

– Скромняга, молодец!

Мужчина подпихнул «смену» обратно, хлопнув по попке.

– Сними нашего заслуженного слесаря, передовика производства. Сергеич, улыбнись!

Передовик улыбнулся щербатым ртом.

– Хотя нет. Сергеича не снимай, а то весь юбилей насмарку. Мы его и на доску почета не вешаем, вторая смена ночью пойдет – обосс… испугается! Га-га-ааа! Та-ак, здесь все. Пошли дальше. За мной, за мной.

Камера вслед за мужчиной исчезла за дверью.

– Что это было? – Стас потер раскаленную щеку.

– Наш директор. – Рамиль чуть не всплакнул.

– По производству?

– Генеральный.

– Ого! А ты значит ему на смену? Круто!

– Да где там, он завтра и не вспомнит, как меня зовут.

– Наши мысли материальны, думай, что станешь директором и станешь!

– Покажешь пример? – Татарин ухмыльнулся.

– Почему бы и нет? – Стас усмехнулся ответно, а про себя подумал: «Хотя у нас такой же, только играет в демократию, а за собственное кресло держится похлеще диктатора».

Мэннинг жестами объяснил – кончил, салфеткой обтер изделие. Рамиль сбегал для согласования дальнейших действий, вернувшись, провозгласил калтыжанину:

– Тебе повезло, завтра едем к вам!

– Как завтра? Мне командировочные на неделю выдали.

– Он закончил, и нас больше ничто не задерживает – чем быстрее запустим наш нагнетатель, тем лучше. Да и мы выходные проведем на море, когда еще такой шанс представится?

– Тоже верно. Только что мне теперь делать?

– Съезди в центр, погуляй по «арбату», посмотри кремль…

– Составишь компанию?

– Я бы рад, но мне еще за билетами ехать. Давай паспорт.

Красная книжка перекочевала в руки Рамиля. На обед они вышли за проходную, вместе со слесарем, виляющим сам по себе, как хвостик.

– Что-то совсем не хочется киснуть одному. – Сорокин почесал нос. – Может, по пивку?

– Мне еще после обеда работать, – пробурчал Рамиль. – За билетами ехать.

– А нам татарам, что война, что сабантуй. – Славянская внешность Сергеича выдала прилысенность к алкоголю.

– О-о! – Глаза Стаса округлились. – Он и говорить умеет.

– Наливай, – лаконично заметил передовик.