Текст книги "Глобализация. Неогуманизм. Неототалитаризм. Базисные культурно-социальные процессы современности"

Базисные культурно-социальные процессы современности
Глобализация. Неогуманизм. Неототалитаризм
Андрей Карпов

Иван Карамазов о Великом Инквизиторе: «На закате дней своих он убеждается ясно, что лишь советы великого страшного духа могли бы хоть сколько-нибудь устроить в сносном порядке малосильных бунтовщиков, „недоделанные пробные существа, созданные в насмешку“. И вот, убедясь в этом, он видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми».

(Ф. М. Достоевский

«Братья Карамазовы»)

© Андрей Карпов, 2016

ISBN 978-5-4483-1669-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В развитии современного мира некоторые процессы можно определить как базисные. Это – то, что определяет лицо завтрашнего дня и объясняет изменения, происходящие сегодня. Здесь описаны изменения, сгруппированные в три тенденции, которые будут обозначены так:

• глобализация

• создание человека нового типа (идеология, мотивирующая эту перестройку всего человеческого, названа здесь неогуманизмом);

• создание системы, позволяющей воспроизводить нового человека и оперировать с ним. Эта система строится на жестких принципах, обеспечиваемых с помощью неочевидного насилия, поэтому она определена здесь как неототалитаризм. «Тоталитаризм» – потому что любое отклонение от ожидаемого поведения в этой системе преследуется. «Нео» – потому что для подчинения индивидов в ней используются современные технологии, благодаря чему принуждение носит, как правило, скрытый характер и не бросается в глаза.

Далее каждую из этих тенденций мы рассмотрим подробно.

Следует отметить, что все три тенденции образуют единый комплекс, – их существование востребовано именно как дополняющее друг друга. Поэтому некоторые их характеристики местами будут накладываться на друга. Однако каждый раз рассмотрение будет происходить под особым углом, соответствующим специфике данной тенденции.

Для глобализации такой спецификой является транстерриториальность (всеобщность) происходящих процессов. Для неогуманизма акцент делается на изменениях, затрагивающих человека, а именно – его мироощущение, ментальность, мотивацию и поступки. Неототалитаризм рассматривается как создание социальной организации, способной обеспечить изменения, востребованные глобализацией и неогуманизмом.

Местами характеристики описания данных тенденций могут показаться противоречивыми. Это ощущение противоречивости – следствие парадоксальности задачи, к решению которой они призваны: создать общество, лишённое традиционных признаков социальности, и человека, не обладающего классическими признаками человечности. Для решения данной задачи приходится использовать ещё существующую социальность, а также привычки и мотивации, присущие человеку как таковому, – отсюда и некоторая противоречивость. Впрочем, так как конструкция, которую планируется построить, не воспринимает противоречие как проблему – важен результат, а каким образом он будет получен, не имеет значения.

Глобализация

Великий инквизитор: «Всегда человечество в целом своем стремилось устроиться непременно всемирно. Много было великих народов с великою историей, но чем выше были эти народы, тем были и несчастнее, ибо сильнее других сознавали потребность всемирности соединения людей. Великие завоеватели, Тимуры и Чингис-ханы, пролетели как вихрь по земле, стремясь завоевать вселенную, но и те, хотя и бессознательно, выразили ту же самую великую потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению.»

(Ф. М. Достоевский

«Братья Карамазовы»)

Глобализация в нашем понимании – это распространение одной цивилизации на всё человечество.

Цивилизацией обычно называется некий культурный комплекс, характеризующийся единой исторической судьбой и проявляющий единство духовной и материальной культуры. Для цивилизации существенным является то, что её культурное пространство относительно замкнуто. То есть, смыслы, символы, воззрения, будучи родными для данной цивилизации, образуют целостную систему, воспроизводящую саму себя в следующих поколениях своих носителей. Некоторые смыслы, понятия, представления, вещи и другие элементы культуры могут заимствоваться извне, из других цивилизаций, но они или остаются инородными элементами или инкорпорируются в тело цивилизационной культуры.

Важнейшими комплексами, существующими в смысловом поле конкретной цивилизации можно считать мировоззрение (прежде всего, религию), хозяйственный уклад и культурную практику (то есть применение элементов культуры в обыденной жизни).

До последнего времени в мире существовало несколько цивилизаций. Мир был слишком велик, чтобы интеграционные процессы могли захватить его целиком. Однако развитие технических средств привело к тому, что расстояния сократились. Перемещение из одной локальной культуры в другую стало занимать меньше времени, а значит, стало организационно проще. Постепенно сложилась информационная среда, не зависящая от географических условий и политических границ, доступ к которой в настоящее время также обеспечивается, в основном, с помощью технических средств. В результате цивилизация, наиболее развитая технически, получила критическое преимущество.

Опираясь на своё техническое и технологическое превосходство, европейская (а теперь уже – атлантическая) цивилизация уже давно и стабильно навязывает свои стандарты во всех уголках мира. Именно она выступила инициатором создания единой информационной среды. Боле того, без технических средств, созданных атлантической цивилизацией, такая среда просто не могла состояться. И, контролируя эту среду, европейский Запад цивилизационно и культурно доминирует над всем человечеством. Можно сказать, что культурная глобализация в целом уже реализована.

Основные моменты, на которых следует остановиться подробнее, следующие.

1. Создан глобальный культурный контекст, в основе которого лежат смыслы, выработанные атлантической цивилизацией. Но также в него включены и элементы символических систем иных культур, прежде всего, восточных – китайской, индийской (привязка года к животному, йога и т.п.). В итоге мы имеем некую культурную смесь, которая устойчиво воспроизводится в кинопродукции (прежде всего, голливудских фильмах), глянцевых журналах, литературе, бытовых практиках и т. д. Одни и те же символы используются по всему земному шару, понятны практически всем и примерно одинаково всеми интерпретируются. Региональная специфика ещё присутствует, то есть, какие-то местные культурные комплексы продолжают своё локальное существование, но с каждым годом эта специфика в среднем всё более утрачивается. В некоторых локальных общностях глобальная культура вызывает противодействие со стороны местных традиций. Иногда эта реакция получает видимые и достаточно резкие проявления (особенно это заметно в Исламском мире). Но в целом даже в этих регионах продолжается процесс культурной ассимиляции. Слишком уж много выгоды несёт с собой глобальная культура (технические новинки, эффективные технологии, бытовой комфорт, дополнительные доходы, потакание человеку и т.д.).

2. Глобальный культурный контекст создаётся на основе вполне определённого мировоззрения. Это мировоззрение в настоящее время также уже получило глобальный характер. Наиболее точно это мировоззрение описывается терминами прагматизм или утилитаризм. Значение имеет то, что приносит результат. Накопленные результаты сейчас обычно описываются с помощью понятия капитала. Говорят о научном капитале, человеческом капитале и т. п. Капитал же должен инвестироваться. Т.о., вся деятельность мотивируется исключительно накоплением результатов, которые могут быть использованы для получения новых результатов, которые, в свою очередь также могут быть прагматически использованы, и т.д.: мы имеем здесь случай бесконечной рекурсии. В этой модели человек является тем, что он имеет (деньги, статус, профессиональные навыки). Всё это приобретается человеком самостоятельно, и человек ощущает себя вполне самодостаточным. Ему не нужно быть встроенным в какую-либо общность. Всякая общность расценивается как зависимость, а зависимость допускается лишь ситуационная (пока не будут достигнуты личные цели лица, согласившегося быть зависимым).

Центром мира в данной модели является сам человек. Бог как внешняя, независимая от человека сила, воздействующая на его жизнь, этой модели не соответствует. В течение значительного времени (более 200 лет, если считать с Лапласа, заявившего Наполеону, что он не нуждается в гипотезе Бога для объяснения мироздания) европейская цивилизация избавлялась от своего религиозного, христианского прошлого, и в настоящее времени уже глобальная цивилизация в своей основе практически полностью атеистична. Место религии заняла наука. Сциентизм используется для объяснения всего существующего и происходящего в мире, даже в тех областях, где возможности использования классических научных методов (наблюдение, эксперимент и т.д.) отсутствуют: реконструкция истории Вселенной, теория эволюции и т. п. Мировоззрение глобальной цивилизации распространяется через систему, обеспечивающую трансляцию знания: образовательные и воспитательные учреждения, научные институты и т. д. Однако стоит учитывать, что сциентизм есть лишь одна из возможных реализаций прагматизма, а именно прагматизм, а не сциентизм является ядром насаждаемого мировоззрения. При развитии определённых условий возможны и другие реализации прагматизма. Например, прагматизм может вызвать распространение мистицизма и магических практик. Техники магии не менее прагматичны, чем научные технологии. Предполагается, что определённые ритуальные действия могут гарантировать желаемый результат. Там, где человек, мыслящий в категориях науки, использует законы природы, человек, допускающий существование магии, пытается управлять духами, но действует он с той же утилитарной целью. Поэтому в современной культуре научные представления легко соседствуют с магическими практиками. Пока что наука занимает лидирующие позиции, а мистицизм и магия остаются на периферии. Но эта ситуация может поменяться с точностью до наоборот без какой-либо заметной мировоззренческой революции.

3. Третьей базовой скрепой глобальной цивилизации является экономика. В первом приближении именно она и стимулирует глобализацию. Капиталистическая экономика основана на максимизации прибыли, иначе говоря, вся возможная прибыль должна быть получена. Поэтому капитализм активен в поиске и освоении новых рынков: каждый новый рынок позволяет получить дополнительную прибыль. Это – исходный контур глобализации. Любое локальное пространство воспринимается, прежде всего, как потенциальный рынок, который должен быть освоен. В результате весь мир оказался втянут в орбиту капиталистической экономики. На это накладывается следующий контур: капитал должен свободно перемещаться по миру, то есть локальные рынки не должны существовать изолированно. Возник глобальный рынок, который обслуживают глобальные корпорации – транснациональные компании (ТНК). Есть и ещё один контур: условия жизнеобеспечения капитала должны быть унифицированы. Капитал не имеет родины, он обусловлен только возможностью получения прибыли, – поэтому он должен свободно перемещаться по всему свету, получая всюду приемлемый для себя уровень сервиса. Для обеспечения единства экономической среды организованы глобальные экономические институты, такие как ВТО, МВФ и др.

4. Глобализация неизбежно несёт и политические последствия. Главным здесь является перераспределение значимости от национальных государств к межгосударственным и надгосударственным структурам. Идёт повсеместное ослабление национального государства как такового. Внешние факторы при этом дополняются внутренними. Полномочия государства урезаются национальным законодательством. Общество, воспринявшее глобалистское мировоззрение, настроено ограничить функционал государства настолько, насколько это осуществимо без того, чтобы ввергнуть социум в хаос. Идеальная модель, к которой повсеместно стремятся – это сильное гражданское общество и слабое государство. Государственная власть должна быть наёмной силой, реализующей общественные запросы и не проводящей самостоятельной государственной политики. Процесс ослабления национального государства запущен, но не завершён. Наиболее крупные и мощные государства (США, Китай) сдают свои позиции крайне медленно, но уже можно обнаружить первые внешние признаки их ослабления. Ранее о слабости, например США, было просто смешно говорить. Теоретически, политическая конструкция глобального мира может быть различной: единое глобальное государство; сообщество политически автономных государств, подчинённых сильным надгосударственным глобальным структурам; совпадение глобальных структур с каким-либо национальным или региональным государством и слабой периферией из автономных государств. До последнего времени было принято считать, что реализуется последняя, глобальная империалистическая модель, с центром в Соединённых Штатах. Однако сейчас наблюдаются некоторые признаки демонтажа этой модели. Какая политическая модель будет реализована в итоге, пока непонятно.

Неогуманизм

Великий инквизитор: «Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать, как благодетелей, понесших на себе их грехи пред Богом. И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – все судя по их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью».

(Ф. М. Достоевский

«Братья Карамазовы»)

Неогуманизм – это ориентация на создание человека нового образца.

Классический человек всегда стремился к целостному мировоззрению. Естественно, человек – не логическая машина, поэтому в его представлениях противоречия неизбежны. Однако до недавнего времени целостная картина мира была идеалом, к которому стремился каждый, сознательно регулируя своё мышление и познавательную деятельность. Человек видел мироздание как некую систему, организованную по определённым правилам, и, руководствуясь этими правилами, находил своё собственное место в общей системе. Организация сущего вокруг человека требовала и соответствующей организации его внутреннего мира. Таким образом, классический человек обретал конкретную и довольно жесткую систему ценностей и нормативов, по которой строил свою жизнь. Конкретизируя, можно сказать, что классический человек неизбежно был нравственным человеком. Это не означает, что его представления о нравственности были всегда безупречны, а поступки – всегда соответствовали принятому пониманию нравственности, но он признавал, что существует должное и оно определяется не им, а проистекает от общего порядка вещей. Из общей организованности мира вытекала и организованность человеческого сообщества. Классический человек был социальным человеком. Он находился во множественных связях с другими людьми, прежде всего, конечно – в родственных, семейных связях. В его жизни неизбежно присутствовали другие люди, и правильность его поведения определялась его действиями в отношении этих людей. Отсюда следовало, что то, что делается совместно с другими или для других, имеет большую значимость, чем то, что ты делаешь исключительно для себя.

Для реализации глобалистского проекта потребовался другой, новый человек.

Первое, очевидное требование, предъявляемое глобализацией: человек глобального мира должен быть унифицирован. Люди – это просто один из видов ресурсов. Капитал, перемещаясь с территорию на территорию, должен находить в нужном для себя месте людей, подходящих для организации процессов по созданию прибыли. Исполнители должны отвечать необходимым требованиям (владение языком, образовательный стандарт и т.п.), более того – избыточные качества персонала (религиозность, национальные традиции и т.п.) мешают выверенным и отлаженным процессам, поэтому их необходимо каким-то образом элиминировать (вытеснить на периферию человеческого бытия, подавить), а ещё лучше – убрать в самом начале, при подготовке персонала. Так возникает первый повод к формированию человека нового образца.

Прибыль возникает в момент продажи, поэтому для капитала так важны рынки, а также модели эффективного поведения на рынке. Тут есть два пути: подбирать модель, соответствующую тому или иному рынку, или унифицировать рынки, чтобы сохранять уже наработанные эффективные рыночные стратегии. Первый путь – более затратный, он требует изучения местной специфики, постоянного мониторинга ситуации (а вдруг параметры изменились?), разработки новых, оригинальных ходов. Гораздо дешевле и проще организационно единожды унифицировать потребителей и потом уже известными способами обеспечивать продажи. При этом ведь можно создать такого потребителя, который будет мотивирован приобретать максимально много. Иными словами, новый человек должен быть профессиональным, или как принято это называть более «возвышенно» – квалифицированным потребителем.

На самом деле термин «квалифицированный потребитель» обманывает. Квалификация предполагает наличие у человека знаний и умения их применять, то есть квалифицированный специалист действует рационально. Но рациональное поведение мешает выйти на максимумы потребления. Чтобы новый человек соответствовал своему назначению – покупать и приносить капиталу прибыль, он должен легко откликаться на рекламные стимулы, которые по своей сути являются провокациями. На провокации легко поддаётся тот, кто руководствуется не рациональными соображениями, а эмоциями. Поэтому базовая черта нового человека – эмоциональность.

Эмоциональность в современном человеке воспитывается разными способами. Однако пока что напрямую рациональное поведение не дискредитируется. Впоследствии, возможно, любое рассуждение будет восприниматься как моветон, но сегодня ещё применяются более тонкие методы. Человеку предлагается быть самим собой. Это означает, что он должен перестать применять к себе внешнюю шкалу оценок. Подгонка себя под заданные извне критерии теперь расценивается как отказ от собственной личности. Личность человека объявлена главной ценностью. При этом под личностью понимается существующий здесь и теперь психологический комплекс во всех его проявлениях. Со стороны никто не может оценивать предпочтения человека, его психический строй и выбранные модели поведения. Единственная внешняя граница проявлений отдельной личности – это личности других людей. Если действие человека не строится на принуждении других, оно допускается. В этих пределах человек может изменить в себе всё – исключительно по собственному усмотрению. Или измениться стихийным образом, отдавшись настроению и чувству. Такой, укоренённый исключительно в самом себе человек неизбежно становится более эмоциональным.

Подобная установка влечёт за собой много последствий. Начать с того, что значительно сужаются бытийные горизонты. Отдалённое будущее (как личное, так и социальное) нового человека уже не интересует. Нет смысла работать на перспективу: большая цель требует концентрации усилий, а в результате этого многие актуальные возможности неизбежно оказываются упущенными. Ратуя за идею, человек вынужден ограничивать себя, лишать себя полноты настоящего. С точки зрения философии нового человека это – просто преступно. Как следствие, теряет популярность и становится анахронизмом сама идея какой-либо концептуальной верности. Неогуманизм не допускает нашей последовательной приверженности задачам, которые составляют суть любого цивилизационного проекта, классической политической программы, любой идеологии. Человек эпохи неогуманизма аполитичен, вернее, его вовлеченность в политику чисто ситуационна: его волнует мусор на улице, неработающий светофор, вырубка ближайшего леса. К масштабным проектам он относится скептически – готов критиковать и не готов в них участвовать. Население, проникнувшееся неогуманистическим духом, больше не представляет для власти проблему: работать с ним просто, – достаточно время от времени решать локальные задачи, а это можно делать весьма эффективно. Бунта по идеологическим соображениям более не предвидится. С другой стороны, власть уже не может рассчитывать на поддержку населения в любых вопросах, выходящих за рамки «здесь и сейчас». Энтузиазм – этот источник социальной энергии – в мире неогуманизма попросту невозможен.

В личностном измерении сужение горизонтов приводит к снижению профессионализма. Стремление стать мастером своего дела в рамках неогуманизма уже не является действенной мотивацией. Гораздо важнее внешние признаки успеха: востребованность (известность), доход, причастность к нужному кругу лиц и т. п. Всё это может быть достигнуто непосредственно, стоит только направить усилие на достижение именно этих целей. Мастерство, профессионализм воспринимаются лишь как ступень на пути к подлинной цели, как лишнее звено, которое при удачном стечении обстоятельств может быть выброшено. Опять-таки, новый человек призывается к самореализации в своём нынешнем статусе, нет смысла ждать, когда в тебе что-то изменится (накопится); ожидая этого, ты упускаешь возможность для самовыражения.

Полнота самовыражения достижима только при условии свободы. Поэтому свобода становится ключевой категорией неогуманизма. Несмотря на то, что свобода новому человеку нужна, вроде бы, для достижения конкретной цели – самореализации, это – свобода, скорее, в негативном, а не позитивном смысле. Ничем не ограниченная самореализация по своей сути бессодержательна. Цель созидательной деятельности – это всегда перестройка предмета приложения труда. А этот предмет, будь то окружающая среда или мы сами, обычно сопротивляется нашим усилиям, то есть накладывает на нас определённые ограничения. Новое создаётся на пересечении с этими ограничениями. Грубо говоря, если ты хочешь что-либо сделать, то для этого нужен материал, а любой материал имеет свои свойства, которые тебя ограничивают. Именно поэтому созидание – это труд: трудность обусловлена сопротивлением материала. Убери сопротивление, исчезнут и труд и созидание. Свобода самореализации – это недеятельная свобода: можно делать всё, что угодно; это означает, что всё равно – делать что-либо или не делать. Или, если расставить акценты немного иначе, свобода самореализации избавляет от неизбежности труда по организации собственных усилий каким-то конкретным образом (в том числе – от необходимости работы над собой).

Главной заботой того, кто стремится к подобной свободе, становится не достижение позитивных результатов, а избавление от влияния внешних факторов. Чем дальше зашло освобождение, тем произвольнее возможна самореализация. Если придерживаться этого последовательно, индивид начинает восприниматься безлично – как канал, через который реализуется некое множество возможностей, присущее человеку как таковому, или говоря языком современной культуры – бессознательное. Получается, что требование свободы в значительной степени сводится к требованию обеспечить условия, способствующие максимальному проявлению бессознательного в человеке.

Однако даже в мире неогуманизма какие-то ограничения самореализации всё же предполагаются. Они связаны с тем, что право на самореализацию одного индивида не должно приводить к ограничению этого права у другого. Навязывать какие-либо формы (мышления, восприятия, поведения, социальной организации и т.п.) кому бы то ни было нельзя. При этом даже простое утверждение о необходимости существования общих (а тем более – обязательных) форм считается навязыванием. В результате столь последовательно проводимой защиты индивида от различных видов принуждения возникает обратный эффект: человеку навязывается модель, в которой обязательные формы запрещены. Неогуманизм требует от каждого, чтобы он согласился с тем, что нет ничего общепринятого, а есть лишь результат его личного выбора (произвола). Фактически от человека требуется отречение от традиции.

Человек, находящийся внутри традиции, исходит из того, что есть нечто, его регулирующее. Есть нормы, которые не обсуждаются. Принимая традицию, ты принимаешь её целиком, и если твои представления или действия не совпадают с тем, что несёт традиция, ты стараешься изменить именно их, а не традицию. Подход неогуманизма противоположен: он обязывает человека выбрать из традиции только то, что ему понятно и совпадает с его текущими представлениями. Всё остальное должно быть отброшено, а если размежевания не произойдёт, это будет означать, что человек участвует в утверждении тех ценностей и положений, которые не воспринимает сам, что является нечестным и осуждается. Таким образом, любая традиция на уровне индивида превращается в выборку, персональную «нарезку», и возникает вопрос, а можно ли тогда считать данного человека участником той или иной традиции? По сути, неогуманизм направлен на размывание традиции как принципа организации человечества.

Когда мы говорим о традиции, прежде всего, имеются в виду религии. Неогуманизм воспринимает мировые религии как набор систем интеллектуального и поведенческого принуждения. С точки зрения неогуманизма индивиду надо помочь получить большую степень свободы внутри религиозной системы, а сами системы необходимо модернизировать. Модернизация религий означает расширение поля возможного, то есть снятие традиционных ограничений. Если подобную модернизацию действительно провести, то идентичность религии окажется утерянной, останутся только внешняя оболочка и наименование, обозначающие площадку для свободного самовыражения индивидов.

Схожим образом неогуманизм перерабатывает и атеистическую традицию. В классическом варианте атеизм строится на последовательном и повсеместном рационализме, выводящем картину мироздания исключительно из познанного с помощью разума. Для классического атеизма Бог и суеверие – явления одного порядка. И то и другое – мифологизация реальности в условиях дефицита достоверного знания. Рационализм, исповедуемый как универсальный метод, заставляет человека принуждать себя принимать на веру несуществование отрицаемого точно так же, как религиозная традиция побуждает принимать существование того, что не входит в наш непосредственный опыт. С точки зрения неогуманизма последовательный рационализм – одна из систем принуждения, связывающая свободу самовыражения индивида. Индивида необходимо освободить из-под диктата рационального принципа. Новый человек вовсе не обязан отрицать существование того, что не познаётся рационально. На практике это означает, что суеверия должны быть реабилитированы. Любой мистицизм допускается, единственное, что оказывается предосудительным – это принятие религиозной системы. Можно сколько угодно говорить о Боге и религиозном чувстве, понимая под этим всё, что угодно, но мостика от Бога к религиозной традиции перебросить нельзя.

Отношение неогуманизма к традиции отображается в его отношении к ценностям. Новый человек сам составляет собственный набор ценностей, включая туда только то, что ему кажется ценностью в настоящий момент. Ценность перестаёт задавать планку, на которую надо равняться. Вернее, степень этого «надо» определяется самим индивидом: он может учитывать ценность чего-либо, что традиционно считается ценностью, в своей деятельности, а может исключить её из своего списка ценностей. И, наоборот, в список может попасть нечто, что для классического человека немыслимо посчитать ценностью.

Для нового человека не существует общественной нравственности, может быть только общественная мораль. То есть, публичные действия могут быть ограничены, но – лишь, если они препятствуют самовыражению других людей. Например, ходить голым по улице неправильно – так как другие люди не хотят находиться в подобной обстановке, однако если никто возражать не будет, то ничего предосудительного в таком поведении нет. В соответствии с идеологией неогуманизма, общество ещё регулирует взаимодействие людей с различным пониманием нравственности, но на сами нравственные установки права уже не имеет. Никто не может указать другому, что ему считать нравственным, а что нет. Нравственность становится лишь личным, персональным выбором каждого индивида.

Нравственная свобода, в первую очередь, интерпретируется как свобода сексуальная. Любая сексуальная ориентация признаётся допустимой. Каждый решает сам, какого он пола (независимо от физиологии, полученной при рождении). Каждый решает сам, каким образом ему получать сексуальное удовольствие. Главное, чтобы при этом не было насилия над другим индивидом, а по взаимному согласию возможно всё…

Сексуальность становится базовым качеством человеческой индивидуальности. Именно в сексуальной сфере человек являет себя таким, каков он есть, то есть, в соответствии с идеологией неогуманизма, реализует полноту человеческого бытия. Сексуальность также менее всего поддаётся рациональному регулированию, – для неогуманизма это признак её первичности, большей онтологичности, фундаментальности. Сексуальная энергия (или, как говорится в неогуманистической литературе, либидо) для нового человека становится главной и чуть ли не единственной силой, обусловливающей все виды человеческой деятельности.

Центральное место сексуальности в портрете индивида, заставляет воспринимать её как абсолютную ценность. Никто не вправе ограничивать личную сексуальную свободу. Индивида обязательно следует известить о его сексуальных правах. Всё это легко сосуществует внутри неогуманистического мировоззрения вместе запретом общезначимых ценностей. Неогуманизм не замечает здесь противоречия. Для неогуманистического сознания естественным стратегическим преимуществом обладает «пустая», нейтральная позиция, которую можно наполнить любым содержанием, то есть позиция, из которой ещё можно перейти в любую другую. Механизм, защищающий преимущество «пустой» позиции, называется толерантностью.