Текст книги "Место перемен"

Андрей Кивинов
Временно недоступен. Часть 2. Место перемен

Уважаемый читатель, если продавец в книжном магазине заверит, что вы все поймете, не прочитав первой части, верьте ему – он тоже хочет заработать. Но сначала купите первый том.

* * *

Вольный журналист Анастасия Журавлева, чью храбрость великозельский читатель сравнивал с ее внешностью (со знаком плюс, на всякий случай), на дело пошла в деловом костюме, да простят ее за тавтологию. Ибо беседовать предстояло не с какой-нибудь заезжей звездой шоу-бизнеса, а с председателем местного суда, хотя судейство в чем-то тоже и шоу, и бизнес. Отправилась не одна – взяла подельников: оператора Сеню Жукова и пару таких же вольных репортеров, не столько храбрых, сколько пьющих.

Упомянутый председатель с забавной фамилией Ляпин компанию принял не слишком охотно, он не любил публичности, ибо тот же великозельский народ поговаривал о нем: «Не тот судья, кто дает, а тот, кто берет». А людям с подобной характеристикой лишняя засветка не нужна. Но все же принял и даже предложил испить кофе, оценив длину и стройность ног репортера. К тому же он обладал ценными качествами опытного политика – сказать всё, при этом не сказав ничего.

– И все-таки, Андрей Леонидович, что в вашем понимании важнее – дух или буква закона? – допытывалась Анастасия, поднося к губам белоснежную чашечку из тончайшего фарфора. – Наверняка, вам не раз приходилось сталкиваться с ситуацией, когда подсудимый не заслуживает наказания, но по закону вы обязаны вынести обвинительный вердикт. И наоборот.

– Да, это больная тема. Больная и неоднозначная, – Ляпин имел полезную привычку – повторять слова, так сказать, для «веса». – Неоднозначная потому, что надо рассматривать конкретные случаи. Увы, судья не имеет права на эмоции. Он обязан, просто обязан быть беспристрастным. А значит, руководствоваться законом, каким бы несовершенным тот не был. Как говорится – закон плох, но подзаконные акты еще хуже. Шутка. Лично я стараюсь гасить эмоции. И вообще, в нашем деле нельзя утилитарно, нельзя. За каждым делом стоит человек. Да. Человек. Надеюсь, вы меня понимаете? Понимаете?

Анастасия кивнула, одарив судью чарующей улыбкой сильфиды. Пока он созерцал девичий оскал, сильфида вернула фарфоровую чашечку на стол и невозмутимо произнесла, притушив улыбку:

– Андрей Леонидович, а как вы можете прокомментировать приезд московской квалификационной комиссии судей? Связан ли он с последними оправдательными приговорами и слухами о вашей возможной отставке?

Ради этого ключевого вопроса все интервью и затевалось. Для усиления впечатления Настя поближе пододвинула микрофон с логотипом местного канала. Оператор снова нацелил объектив камеры на председателя, словно охотник ружье.

Легкая тень на тяжелом челе могла бы послужить ответом. Но не послужила. Что за чепуха? Какая комиссия? Какая, на хрен, отставка?! Да, «оправдашки» были, но законные… Почти… Неужели?..

Нет, не может быть. Это у них такие теперь методы, у журналистов. Провокационные. По телевизору Караулова насмотрелись, вот и мнят себя такими же профи. Зададут каверзный вопрос и наблюдают за реакцией. В той среде, куда обычно клиенты Ляпина направляются, это называется на понт брать.

Или не берут?

Один из вольных репортеров рьяно вытянул руку с микрофоном, едва не выдернув ее из сустава. От микрофона тоже несло перегаром.

Ляпин машинально отклонился, но тут же вернул себя в прямое положение. Осанку надо держать. Даже сидя. Особенно сидя – слава богу пока в судейском кресле и в своем кабинете. Ни в коем случае нельзя показывать слабину. Ни в коем случае.

– А что, к нам приезжает комиссия? С чего вы взяли? – Судья с эмоциями совладал, но голос все таки чуть дрогнул – словно легкая рябь по воде.

– Это наша работа – все знать, – бодро пояснила Настя, превратившись в саму доброжелательность, – да, комиссия прибудет со дня на день.

Она откинулась на спинку стула, стараясь уловить малейшие нюансы в реакции Ляпина.

Тот подтянул манжет рубашки, пряча часики. Цены немалой.

– Мне казалось, что приезд комиссии – это информация не для общего доступа, не для общего, – по-отечески пожурил он, снова нацепив на полное лицо маску невозмутимой уверенности. – И думаю, не следует столь неосмотрительно ее оглашать. Я сам узнал совсем недавно.

– Может быть, вы не в курсе и того, что сейчас в городе работает представитель Следственного комитета из Москвы? – Еще один заготовленный вопрос поразил цель. Маска чуть съехала.

– Да, конечно. Я в курсе… И что?

– Он задержал некоего гражданина Пузина по подозрению в совершении тяжких преступлений. И вам, возможно, предстоит санкционировать арест.

– Все зависит от материалов дела. От материалов дела. Пока я не могу комментировать.

– И тем не менее, вы комиссию из Москвы ожидаете спокойно и отставки не опасаетесь? – продолжала наступление Настя.

– А мне есть чего опасаться? Есть из-за чего беспокоиться? – недобро зыркнул на журналистку Андрей Леонидович, прервав затянувшуюся паузу. И нервно ослабил узел галстука-удавки. Это не акулы пера. Это пираньи настоящие. Порвут на клочки и не подавятся.

– Вам виднее, – одарила судью улыбкой Джоконды пиранья Анастасия.

* * *

– Скажите, кто получит страховую премию в случае вашего ухода из жизни?

Голос спокойный, без намека на эмоции. Работа.

– В смысле?

– Жена, родители, дети? Мне надо вписать в договор…

– А если я не уйду из жизни?

– Но вы же не собираетесь жить вечно?

– А может, и собираюсь. Медицина не стоит на месте.

– Значит, никто не получит… Так кого?

– Жены нет, детей тоже… Пишите маму…

Этот странный диалог полугодовой давности при оформлении страховки на машину почему-то вспомнился Вячеславу Андреевичу именно сейчас. Да, уход из жизни грозил стать реальностью. Дурацкое сочетание. Ушел из жизни, вернулся в жизнь, опять ушел… Будто поход на тот свет все равно, что поход в супермаркет.

А после того, как он красиво понтонулся перед Димой, произнеся ургантовское «Работаем» и задержал Пузина-младшего, перспектива скоропостижного ухода приблизилась максимально. Наработает он тут. На бесплатные похороны. В том смысле, что прикопают в лесу.

Но, как говорится, задница боится, а руки делают. Руки в настоящий момент листали Уголовно-процессуальный кодекс. Надо вспомнить, каков порядок действий при аресте. Много лет утекло после студенчества, да и законы меняются.

За этим благообразным занятием застал Золотова явившийся без предварительного звонка Ланцов.

– Добрый вечер, Антон Романович! Не отрываю? – Его купидонская улыбка, как всегда, замыслов хозяина не выдавала. С такой можно и цветы дарить, и башку рубить.

– Добрый вечер, Иван Михайлович, – без лишних эмоций поприветствовал визитера временный хозяин кабинета.

Проходить и присаживаться не предложил, да Ланцов и не ждал. Не до церемоний. Он прошел и фривольно расположился на стуле напротив Золотова, закинув ногу на ногу.

– Слышал, вы возбудили дело?

– Да, пришлось, – спокойно подтвердил Вячеслав Андреевич, он же Антон Романович, он же майор Фейк.

– И даже собираетесь арестовать человека?

– Возможно.

Ланцов до последнего надеялся, что в ход событий вкралась какая-то досадная ошибка. Кто-то недопонял, кто-то недосмотрел, кто-то не согласовал, и пошло-поехало. Некстати вспомнился анекдот про Буратино: «Поставил Папа Карло Буратино вместо ног колеса, и пошло-поехало». Проверяющему пока никто руки-ноги не отрывал, только заряд дроби в задницу всадили, и то по трагической случайности. Не за это же мстит теперь? Возможно, пользуясь случаем, цену набивает. А Пузин-младший, гаденыш, как подставил! Совсем зарвался, паршивец. Будь на то его, Ланцова воля, запрятал бы щенка в темный шкаф. И бил бы по шкафу дубиной, пока щенок не оглох.

– Но мы же вроде решили вопрос, – наклонившись поближе, вкрадчиво напомнил Купидон.

Вдруг майоришка не понял, что они согласны? Ждет гарантий и поэтому морду воротит. Вот борзый. Или не доверяет? Предоплату хочет?

Ничего не ответил майоришка, просто молча встал из-за стола, открыл сейф и разложил перед заместителем мэра свой охотничий трофей – коллекцию холодного оружия, множество бархатных коробочек с драгоценностями, ювелирные изделия россыпью, упругий увесистый пакет с белым порошком. А поверх этого натюрморта, как вишенку на торт, аккуратно уложил пистолет-пулемет «Кедр».

– Изъято у гражданина Пузина в ходе санкционированного обыска, – пояснил он, – с понятыми.

Улыбка с лица Ланцова плавно стерлась – словно ластиком кто-то невидимый провел – чему ж тут улыбаться? Плакать надо.

– А вот переданные мне дела по разбоям, во время которых все это похищено. – Золотов опустил руку на лежащую на столе толстую кипу папок и мягко, словно доктор, оглашающий больному неизлечимый диагноз, уточнил: – По разбоям, понимаете? И речь тут уже не о лекарствах. Надеюсь, вы улавливаете тонкую грань между оплошностью и разбоем?

Ланцов грань улавливал, поэтому замолк, размышляя, – на гладкий, словно попка младенца, лоб наползли тонкие морщины – явное свидетельство напряженной работы мозга. Закаленные в боях извилины не подвели – выдали единственно правильное решение.

– Я понял, Антон Романович, – улыбка вновь вернулась на место. Эдакий смайлик. – Вы, кажется, любите число «пи»? А что вы думаете по поводу «пи» в квадрате?

Ноль эмоций. Хоть бы подмигнул для приличия. Как сидел с каменной рожей, так и сидит. Надо бы и его в темный шкаф.

– Или, может, в кубе? – Смайлик превратился в антисмайлик.

Ланцов сверлил Золотова взглядом, словно проверяя на нем новейшую технологию НЛП. Считай, считай, гаденыш. Смотри не подавись!

Майор взгляд выдержал. Не моргнув.

– Да, действительно хорошее число…

Опытный московский чиновник тщательно следил за своей мимикой – чтоб ни один мускул не выдал интереса. Это ж не жизнь – мечта. Чтоб им с Оваловым такие бабки на блюдечке подносили. Да еще и взять уговаривали. Все-таки Следственный комитет – сила. Может, зажмуриться и взять? Макс узнает, что отказался, – душу вынет и на колеса его же кабриолета намотает. Кстати, как он там? Не Макс – авто.

Вячеслав Андреевич кабриолет этот полгода ждал по спецзаказу, поэтому, даже ненадолго оставляя, переживал за машинку. Он ее любил, почти так же сильно, как Жанну. Или сильнее? Нашли, наверно, слепневские стервятники, продали или разобрали на запчасти бежняжку. В смысле – машинку, а не Жанну. Хотя и Жанну тоже могли. Он поймал себя на том, что думает о подружке как-то отстраненно, без эмоций.

Ланцов не отрывал взгляда от следователя. Молчит, гад. Считает. «Пи» в куб возводит, а потом конвертирует. Прикидывает, что на «пи» в третьей степени купить можно. Каких дальних родственников подключить, чтоб не светить левые доходы. Ему ж тут не на одну виллу в Испании хватит. И даже не на две. Иван Михайлович уже предвкушал победу. Прикидывал, как правильно доложить Марусову. Правильно – это «пи» в пятой степени. «А что делать, Виталий Иванович, что делать? Да, сволочь, но…»

И тут Золотов очнулся от раздумий.

– Но это число здесь немного неуместно, – выдохнул он, сам себе удивляясь.

Купидон даже вздрогнул. Почувствовал себя так, словно его самого посадили в шкаф и сейчас начнут дубасить палками.

– Речь идет об особо тяжких преступлениях. Об организации преступной группировки в том числе, – добавлял «палок» проверяющий. – Вам, Иван Михайлович, как человеку государственному, должно быть понятно, что есть что.

– Ху из ху, как говорится, – растерянно промямлил Купидон, все еще не веря ушам своим.

– Вот именно. Я рад, что вы понимаете. На такие вещи нельзя закрывать глаза. Если мы с вами, конечно, люди и граждане своей страны, а не персонажи Зощенко. Вы любите Зощенко?

Ланцов напрягся. При чем здесь Зощенко? С ним тоже делиться придется? Пробить надо будет – что за тип. Должность? Место в иерархии? Если наверху, на самом, то дело труба – у столичных свои расценки. Попробуй перешиби – по миру пойдешь вместе с молодой женой. Или, скорее, без нее.

– К тому же мне пришлось доложить руководству. Возможно, сюда пришлют дополнительные силы, – обрадовал следователь. Надо в тонусе этих «хозяев жизни» держать. Так, на всякий случай. Если уж Пузину-младшему мордобой в ресторане устроить как стакан накатить, то что от хозяев ждать.

– Это из-за той драки, да? Антон Романович, он извинится! И мы его сами накажем! Бога ради, предъявляйте обвинение, направляйте дело в суд, никто слова не скажет. Мы просим лишь избрать меру пресечения, не связанную с арестом…

– Простите, кто это – мы? – голосом доброй воспитательницы детского сада поинтересовался Золотов. После чего уточнил голосом строгой воспитательницы: – Случайно не знаете, кто еще в этой милой компании? Пузин ведь не один пошаливал.

Ланцов в данную секунду походил на Джеймса Бонда, которому на совершенно секретный мобильник позвонил рекламный менеджер. «Джеймс? Здравствуйте. Меня зовут Лариса. Я хочу пригласить вас на презентацию нашей фирмы «Мир пряжи»…»

Бедняга замер на полуслове. Опять двадцать пять! Так вроде хорошо дело пошло, и на тебе! Чего он хочет, в самом деле? Пусть прямо скажет, в какую степень теперь надо это «пи» клятое возвести!

– Не знаю, – мрачно отрезал Купидон.

– В-о-о-т! – протянул Вячеслав Андреевич, – а если он останется на свободе, мы этого тоже никогда не узнаем. А хотелось бы.

Взгляд следователя стал таким безмятежным, что Ланцов с болью осознал: дальше повышать сумму бессмысленно. Хоть в куб, хоть в десятую степень возведи – откажется, сволочь. Неужели что-то они проморгали? Не учли? Как трудно жить далеко от столицы! Новости важные запаздывают, не успеваешь в обстановке ориентироваться. Неужели всерьез за коррупцию взялись? Не шутят больше. Или шутят, но не для всех?

– Хорошо, удачного вам следствия… Всего доброго, Антон Романович!

Дойдя до двери, он сообразил, что отчитываться перед Марусовым не о чем. А значит, придется выслушивать в свой адрес простонародные слова, от которых кругом голова.

– Ой, чуть не забыл, – с ласковой улыбкой анаконды произнес Ланцов, оборачиваясь. Хоть немножко этому «математику» насолить: – Завтра возвращается хозяин дома, где вы живете. У него поменялись планы. Надеюсь, вы найдете где остановиться?

– Найду, – не моргнув, подтвердил майор Фейк.

– Если вдруг передумаете, я на связи…

Лукавил Купидон, ох лукавил. Хозяин дома, где жил Золотов, при всем своем пылком желании возвратиться в родные пенаты не мог. И планы его целиком и полностью зависели от судебного вердикта. Как там по латыни? Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон. Ну дура не дура, а приземлили его за дело – где ж это видано – открыть свиноферму в Великозельске и долю кураторам не заслать. Ой, не долю… Добровольный взнос на развитие региона.

* * *

Ирина Плетнева в перламутровом бикини и роскошной бордовой соломенной шляпе возлежала в шезлонге под зонтиком у бассейна. Тень от шляпы падала на лицо, и она могла незаметно наблюдать за окружающими, точнее за их реакцией. Хотя и без того прекрасно знала, что все мужики в пределах видимости пускают слюни, поглядывая на нее. Красота – страшная сила. И чудненько, что есть на ком эту силу испытать. Да и что она в самом деле! Столько времени убила на этого недотепу Плетнева. А он? Все как должное воспринимал – и ее красоту, и хлопоты. А он только сериалы свои дебильные смотрел. Но, похоже, она его недооценила. Сбежал с брюликами, паршивец. А вдруг не совсем сбежал? И вернется к ней в новом качестве. Красивым и богатым. Внешне-то он вполне – не то что обезьяна Деризубов. Хоть и говорят, что внешность для мужика не главное. Но это если с деньгами все в порядке. В общем, не надо форсировать события.

– Иришка, я тебе освежиться принес. Прошу.

Помянешь Деризуба – и вот он. С двумя мохито. Она ненавидела, когда ее называли Иришкой. Но ради мечты можно потерпеть.

Коля в шортах и панаме приземлился на соседний шезлонг, протянул коктейль. Она втянула освежающую жидкость через трубочку. Поймала влюбленный взгляд Деризуба – словно солнечный зайчик. Взгляд плотоядно скользнул по покатому плечу с татуировкой лилии. Ирине с детства нравилась миледи из «Трех мушкетеров», и она ненавидела героев романа за то, что отсекли бежняжке голову. Ладно б еще по закону, а то по беспределу. Подумаешь, отравила кого-то… Но она же красавица, блондинка. Ей можно.

– Наверное, придется задержаться. Паша прошерстил все отели, но пока пусто. Нигде нет. Возможно, его трубка у кого-то другого.

«Вот и славненько», – подумала поклонница миледи. Море, солнце, пятизвездный отель. Сказка. Пусть продлится хоть немного.

– Ну что ж – надо так надо, – согласилась она и томно поинтересовалась: – Коля, а что вы будете делать, когда найдете Антона?

Образ мужа встал перед внутренним взором как живой. Хоть и гад, но свой. А если акулам скормят? Или пираньям? Эти могут. Без тормозов, ребята, как мушкетеры. А Антоша ей нужен – живой, здоровый и с камнями.

– Так, ничего… Просто заберем камни, – как-то невразумительно ответил Деризубов и отвел глаза.

Волновать Ирочку понапрасну не хотелось. Зачем девочке знать подробности? Вариантов того, что можно сделать, – множество… Фантазия работает.

– Просто заберете?

– Нет… Отрублю голову… Шутка. Заберем и отдадим тебе, – Деризубов напряг мышцы лица, нацепив на мужественное лицо улыбку доброго дракона.

– Камни? – осторожно выдохнула Ирина, не смея поверить.

Вот это да! Неужели он так серьезно на нее запал? Не-не-не, стоп-стоп! Не бывает так. Даже в самом волшебном сне не бывает! И даже в индийском кино, которое она обожала в детстве.

– Нет, не камни, – не снимая улыбки, пояснил Коля, – мужа. Возьмешь?

Черт его дери, этого мужа! Но ведь девочка расстроится, ежели его, например, муренам скормить. Пропадет без вести, а она искать будет, нервничать. Вон – губки задрожали. Ладно, пусть живет. Если, конечно, камни вернет. Мужики, разумеется, будут по углам тереть, что Коля слабину дал, но при нем вякнуть не рискнут. Они ж не самоубийцы.

– Уж я и не знаю, – закручинилась миледи, потягивая мохито, – я же сказала: просто хочу в глаза ему посмотреть.

Коля, заметив, что грусть наползла на лицо возлюбленной, и это была не тень от шляпы, пустил в ход все свое незамысловатое красноречие. Нельзя так с женщинами поступать, как Плетнев. Так только падлы дешевые делают. То есть несознательные и безответственные люди. Которым, в отличие от Коли, далеки и непонятны семейные и общечеловеческие ценности.

– Может, винишка? Шабли… – Одурманенный прелестями Ирины, Деризубов готов был бегать вокруг шезлонга липким халдеем.

– А покрепче ничего нет, медвежонок? – Ирочка одарила любовника взглядом одалиски, добавив в него чуть восхищения и немножко страсти. Так, в меру. Но микс получился сногсшибательный: – Джина, например?

– Конечно. С тоником?

– С биттер лемоном. Коля, а тебе здесь не надоело? – Она эротично провела острым ноготком по волосатой груди медвежонка. – Пойдем в номер, а то я обгорю… Да и ты тоже…

* * *

В великозельском народном храме имени Фемиды настал поистине судный день. Момент судьбоносный и тревожный. Избирали меру пресечения Пузину-младшему. Даже секретари и уборщицы понимали: выйдет задержанный – все в городе останется по-прежнему. Не выйдет – значит, подул ветер перемен и сдует он не только Пузина… Корреспонденты местных каналов проверяли работоспособность микрофонов, занимали козырные места. Художники точили карандаши – снимать на видео было запрещено. Делались ставки. На залог или подписку о невыезде ставило подавляющее большинство.

Минут за пятнадцать до начала заседания председатель суда Андрей Леонидович Ляпин подошел к окну, осторожно отодвинул жалюзи и сквозь щелочку выглянул на улицу. Сделать это подсказала секретарь суда, встревоженной курицей влетевшая в зал:

– Андрей Леонидович… Там…

Из подъехавшего автобуса с занавешенными окнами и жизнеутверждающей надписью «ОМОН» выскакивали бойцы в черном и с автоматами в руках. Разбегались в две стороны, выстраиваясь цепочкой.

– Ворон не считать! Стоим до команды «отбой»! – зычно кричал бойцам усатый командир в бронежилете.

Бойцы в судебном дворике, оцепившие здание, сомнений председателю не оставляли – они здесь из-за Пузина. Дабы снова задержать, если его выпустят. А потом тому предъявят новый эпизод.

Дьявол! И что же делать? С одной стороны Ланцов с тонким намеком на позитивное решение, с другой – Москва. Да еще журналистка про комиссию заикнулась. Это даже не когнитивный диссонанс. Это полный карачун, как говаривал персонаж популярного фильма.

Ляпин, разумеется, не подозревал, что присутствие ОМОНа было личной инициативой, вернее, самоуправством Димы Федорова. Он, так сказать, и отдал команду. А точнее – попросил по-дружески усатого командира, которому пообещал в ответ проследить за неверной супругой и предоставить вещественные доказательства измены. Как говорится, добрая услуга за услугу. Командир пошел навстречу, но просил уложиться в полчаса – больше он бойцов у суда держать не может, возникнут вопросы.

Идею с ОМОНом подсказал Золотов. Он же попросил Настю провести интервью. Подготовить, так сказать, почву. Оставалось правильно посадить дерево. Вернее, Пузина-младшего.

– Напомню, ваша честь, что тяжесть совершенного преступления не является основанием для ареста, – заливался соловьем лучший в городе адвокат. – К тому же пока нет никаких доказательств, что вменяемые преступления совершил именно мой подзащитный.

– Тяжесть здесь ни при чем, – спокойно возразил Золотов, – У следствия есть основания предполагать, что Пузин скроется или будет оказывать давление на свидетелей.

Он ощущал какое-то странное спокойствие внутри. Нервничал, когда проверяли удостоверение. Проверили формально. А формально проверяют не когда доверяют, а когда боятся. Да и дело его правое. А не левое.

– Ваши основания базируются на предположениях и домыслах. Следуя подобной логике, можно арестовать любого мужчину за покушение на изнасилование, ибо каждый потенциально способен на это! Давайте! У Пузина есть постоянное место жительства, работы, он положительно характеризуется. Кроме того, мой подзащитный неравнодушен к сложной ситуации, сложившейся в городе с нарушением общественного порядка, он является добровольным дружинником. Прошу приобщить к делу ксерокопию документа – удостоверения дружинника.

При этом известии Ляпин чуть не присвистнул. Представил себе Пузина с повязкой на рукаве, наводящим в городе порядок. Но копию забрал.

– Куда он скроется? – трагически вопрошал защитник. – Он же отсюда родом, у него здесь корни! У него здесь всё! К тому же Владислав Сергеевич страдает тяжелым заболеванием и нуждается в постоянном лечении. Прошу!

Адвокат ловким движением фокусника выудил из кожаной папки очередную справку.

– Болезнь не мешала ему разбойничать, – заметил Золотов.

Он прекрасно знал цену обоим приобщенным к делу документам, но не оспаривать же их подлинность. Подпись и печать есть? Есть. Значит, действительно Пузин – тяжело больной на голову дружинник. Начнешь копать – запросто выяснится, что, как раз следя за общественным порядком, и занедужил.

Адвокат гнул свою и без того гнутую линию:

– Ваша честь, содержание под стражей является исключительной мерой пресечения. Я предлагаю избрать любую другую. Домашний арест, залог, подписка о невыезде. Гарантирую, мой подзащитный будет являться по первому вызову и никоим образом не станет препятствовать следствию.

Судья перевел взгляд на следователя, ожидая ответных аргументов. Если их не будет, можно, пожалуй, избрать подписку. В конце концов, он при этом ничем не рискует. Пузина задержат снова? Это не его проблемы. Комиссия? Но он руководствуется фактами. Конечно, могут поинтересоваться, почему по таким составам и подписка? Но это лучше, чем оправдываться перед Ланцовым.

– Ваша честь, а, наверно, Игорь Петрович прав, – неожиданно для всех согласился Золотов, загадочно усмехнувшись, – действительно, зачем его арестовывать? В конце концов, в любой момент можно изменить меру пресечения. Верно?

Ляпин потряс головой, подумал – жара. Солнце в окна светило как умалишенное, а на кондиционер ни копейки из бюджета не выбить.

Адвокат забыл, что хотел рассказать еще об участии Пузина в благотворительных акциях, проводимых в городе, и тоже в недоумении уставился на представителя Следственного комитета.

– Но… Вы только что настаивали на аресте. На аресте, – растерянно напомнил Ляпин, шкурой чуя подвох.

– Да, настаивал, – легко согласился Вячеслав Андреевич. – Разве, ваша честь, не выглядело бы странным, если б я сразу попросил подписку для человека, обвиняемого по таким составам. Какие бы у вас мысли закрались, а? Но, учитывая состояние здоровья и факт участия в охране порядка… Отпускайте, ваша честь, отпускайте. Будем полагаться на гарантии Игоря Петровича.

Судья хлебнул водички – в горле пересохло – и попытался уяснить: издевается следователь или своевременно получил свой бонус?

– Что вас смущает? – подбодрил Золотов: – Вы же тоже доверяете защите?

Вот уж что-что, а доверять защите – последнее дело. Каждому судье известно. Ляпин закряхтел – его взгляд заметался от одного присутствующего к другому в поисках скрытого смысла. Вольфа Мессинга из него не вышло – смысл ускользал. Тем более что после предложения Золотова присутствующие взгляды отводили или опускали к полу, разглядывая обувь – свою и чужую.

Нет, нет, никто денег следаку не засылал… А ОМОН не по душу Пузина, а по… Неужели?! Его, ляпинскую, душу?! Кто знает, что за полномочия у москвича?! И не готова ли у обещанной комиссии бумага об отстране… А потом…

– Я санкционирую арест…

Золотов подмигнул сидящему в клетке племяннику. «Ну что, дружинник? Начнем охранять общественный порядок?»

Спустя пару часов председателю суда пришлось держать ответ за вынесенное решение. Не перед квалификационной комиссией. И не у себя в кабинете, а на городской окраине, на территории умершего не своей смертью завода комбикормов. Хорошо еще, что разговаривали не в огромном, пустом и гулком цеху – в таких местах в кино всегда стрелки забивают для красоты картинки, – а на берегу засыхающей речки, в которую раньше завод нелегально сбрасывал сточные воды.

– Да его все равно бы закрыли!!! Все равно! – эмоционально доказывал собеседнику возбужденный Ляпин. – Даже ОМОН подогнали! ОМОН! А следом бы квалификационная комиссия, уже по мою душу.

– Какая комиссия, Андрюша, о чем ты?! Не опохмелился? – дознавался у председателя внешне спокойный, но внутренне разъяренный Иван Михайлович Купидон. – Мало ли что там ОМОН делал?! Террористов ловили, например. Учения…

– Не делай из меня дурака! Я первым делом позвонил в УВД! Не было никаких учений! И боевых действий тоже! Всё у нас спокойно! – Ляпин раздраженно сплюнул. – Но, в любом случае, знай – я из-за этого отморозка Пузина должность терять не хочу!

Ланцова душила скрытая ярость, и в аргументы судьи он вникать он не хотел. При чем здесь должность, если деньги заплачены? А теперь по милости этого гнилого законника свое кресло потеряешь! И на что тогда прикажете жить?

– Никогда, ни один следователь не попросит подписку по таким статьям! – не унимался Ляпин. – А тем более не местный, а московский! Ты же с ним не договорился, верно? Верно?

Увы, верно… Но это не снимало моральной ответственности с судьи, поэтому вместо ответа Ланцов послал его к Фемиде-матери.

– Вот видишь! – проглотил обиду Ляпин. Ничего, время придет – сочтемся. – Это же в чистом виде подстава! Неужели не понимаешь, что все гораздо серьезней?! Серьезней! Что не в Пузине дело! Пузин – это так, для затравки.

Председатель считал себя человеком политически грамотным и дальновидным. А, судя по новостям, ничего позитивного вокруг не происходило. Летят губернаторы и мэры один за другим в Лефортово. И никакие связи не спасают! Один Хабаровск чего стоит. А Коми? А уж их Великозельск? Чихнут и не заметят.

Ланцов же опасности видеть не хотел. То есть видел, но не абстрактную, а конкретную – необходимость отчитываться перед авторите… тьфу, руководством. В настоящий момент он не столько на Золотова был зол, как на придурка Ляпина. Майоришка-то варяг, пришлый. А этот свой. И для чего его столько лет прикармливали? Чтобы он жидко обосрался в ответственный момент? Прости господи за слово «жидко»…

– Да какая подстава, Андрюша?! – Он энергично шлепнул себя по щеке, чтобы убить комара. Но промахнулся.

– Ты новости иногда смотришь? Речь президента вчера слушал? – вразумлял покрасневший от напряжения председатель – призрак московской комиссии явственно маячил перед ним, словно нечаянно пойманный солнечный блик.

– Ты свою задницу президентом не прикрывай! – Ланцов даже руки в карманы спрятал от греха подальше, чтобы не задушить урода. – Короче, завтра адвокат принесет ходатайство о залоге, и ты его удовлетворишь. Ходатайство, а не адвоката! Понял? Не перепутай со страху!

– Я, на минуточку, независимое процессуальное лицо! – насупился Ляпин. – И не надо мне указывать!

Он сделал свой выбор – в пользу столицы. А эта местничковая братва пусть сама свои косяки разруливает. Да, шел навстречу – когда мог. Но сейчас – извините. Своя мантия ближе к телу. Прям, подумаешь, благодетели. Даже нормального кирпичного забора вокруг дома не могу поставить. Так – бетонные блоки дешевые.

– Что? – Побелевший от праведного гнева Ланцов сделал выпад. Правая рука все-таки вырвалась из кармана, указательный палец рапирой воткнулся в грудь председателя. – А ты помнишь, как тебя твоим независимым лицом на Машкиных крестинах в унитаз макали, чтобы в чувство привести? И как ты после этого умолял видео стереть! И кем бы ты сейчас был со своей процессуальной рожей, если бы не я?! Ты чего, милой, такой неблагодарный? Или опять водку спиртом разбавлял?!

«Вот мерзавец!» – оскорбился Ляпин. Нашел, что вспомнить! С кем не бывает – перебрал немножко, а они сразу на телефон снимать. Сам-то на этих крестинах в каком виде был?

– Знаешь, Ваня, – оглядевшись, не слышал ли кто, обиженно заявил протест председатель, стряхивая палец Купидона с груди, – ты выбирай выражения. Выбирай. Не вы меня назначили, не вам мной и командовать. И подставляться на ровном месте я не собираюсь! Не собираюсь! Хотите, обращайтесь в областной суд. Туда несите свое ходатайство. Все, разговор окончен!

Ляпин резко развернулся на каблуках и быстро пошел в сторону припаркованного рядом внедорожника.

– Ну ты и козел! – в бессильной злобе кинул вдогонку Иван Михайлович.

А мог бы и нож метнуть. Но он не носил с собой оружия.

* * *

Тем же вечером Вячеслав Андреевич собрал чужие вещи в чужой чемодан и покинул гостеприимный коттедж. Жаль было расставаться с «холодильником-самобраном» и волшебным баром, но он сам выбрал свой путь.