Текст книги "Карамель-2"

Андрей Кивинов
Карамель-2

«От сумы и от тюрьмы никто не застрахован», – говорят в народе. Мы согласны с первым, но со вторым готовы поспорить. Страховая компания «Общачок-лимитед» предлагает Вам свои услуги на случай неожиданных проблем!

Застраховавшись у нас, Вы в случае упомянутых неприятностей получаете бесплатного адвоката, передачки в течение срока следствия, хорошо проветриваемую камеру с телевизором и прочие удобства. Кроме того, предусмотрено медицинское страхование, позволяющее получить компенсацию за телесные повреждения, нанесенные Вам сотрудниками правоохранительных органов при Вашем задержании.

Страхуйтесь у нас и помните: Ваше спокойствие завтра – наша забота сегодня. Страхуйтесь смело – и вперед, на дело!

От ознакомления с рекламной информацией меня отрывает Жора, ворвавшийся в кабинет гордым буревестником. Словно молнии подобным. Как всегда шарнув дверью и швырнув на стол блокнот – «склерозник», он начинает исполнять чей-то национальный танец. Я сворачиваю газету и наслаждаюсь зрелищем. Минуты через две, насладившись как следует, спрашиваю:

– Что это?

Жора прекращает хореографию, падает на стул и отвечает:

– Греческий танец сузуки.

– Сиртаки, – поправляю я. – Что за праздник, спрашиваю? Тринадцатая? Жора трет руку об руку:

– Андрюхин, у меня информация центровая проскочила! Налет на «хату» банкира помнишь? Что в Бестолковом переулке?

– Где бабулю чпокнули?

– Да! Мамашу банкирову! Шмоток там ушла гора! Но главное, банкир обещался в случае поимки убийц мамашкиных подарить джип… «Сиртаки»!

– Как раз здесь «сузуки», – еще раз поправляю я. – А кому подарить-то?

– Тому, кто поймает, конечно! Я своих людишек подзарядил на это дело, и вот – сработало! Я теперь, Андрюхин, твердо знаю – такие дела только так и надо поднимать. А на всякой дедукции не то что до тринадцатой, до первой зарплаты не дотянешь.

– Так ты что, поймал убийц?

– Почти! Короче, отзвонился мне сейчас человечек. Так и так, пил он вчера в одной компашке. Был там среди прочих марамоев некий Гришка Людоед.

– Людей ест?

– Нет. Кличка такая. Фамилия – Носорогов. Я установил. Так вот, этот Людоед хлестался, что знает орлов, которые бабку в Бестолковом переулке шарахнули. Приметы точно описывает: один – большой, второй – маленький, прихрамывает чуток. Прикинь, конкретно! Все в тему!

– У нас что, есть приметы убийц?

– Конечно! Обход же делали, тетка одна рассказала, как из бабкиной парадной двое выползали. Большой и мелкий. Мелкий хромал! Горячо, горячо, Андрюхин!

– А с чего Людоед базар про бабку завел?

– Так я ж объясняю, человечек мой тоненько, тоненько к этому подвел. «Мужики, не знаете, кто бабку в Бестолковом мочканул?» Людоед и отозвался. Стало быть, осталось нам Носорогова отловить, политику партии объяснить, и считай, джип стоит перед окнами! Чур, я первый катаюсь.

– Если, конечно, Носорогов тебе все расскажет.

– Есть у меня метод против Гришки Людоеда! – еще более пылко восклицает Жора. – В розыске федеральном он числится за целую кучу подвигов. Я его отлавливаю и так же тоненько намекаю – сдавай ребят, и я тебя не видел. Сдаст со слезами радости на глазах! А отловить его можно в ночном клубе «Заветы Ильича». Ильич – отчество хозяина. Там Людоед по четвергам в рулетку да покер режется, «бабки» воровские просаживает. У нас сегодня как раз четверг. Я хочу под видом игрока туда втереться, Людоеда срисовать и прямо за столом накрыть. Или на выходе. Он, гад, осторожный, если с «ксивой» в клуб сунуться, ему тут же отстучат. Поэтому придется под игрока косить.

– Деньги-то есть?

– Какие деньги?

– Ну, играть-то ты не на патроны будешь. Жора сосредоточенно думает, а следовательно, напрашивается мысль, что денег нет. Мысль подтверждается следующим вопросом:

– А у тебя?

У меня есть, но Жоре не дам.

– Нет, ты ж знаешь.

– Черт, как-то я из виду это упустил… А просто так нельзя за рулеткой посидеть?

– Подозрительно.

– Верно… О! – окрылено вспоминает он. – Чего ж я башню-то ломаю?! У меня ж в сейфе пятьсот баксов лежит! Изъятых. Их только через неделю отдавать. Я их в долг и займу. А повезет, еще и выиграю сотенку-другую. Говорят, новичкам в рулетку везет. Ты меня сегодня подстрахуешь на выходе? Время вечером есть?

Время есть, но не подстрахую.

– Извини, Георгий, у меня билет на вечер оргазмной музыки. Еле достал. Вон, с Васькой Роговым договорись. Он мужик безотказный. На всякий случай имей в виду, что в казино на воротах обычно обыскивают, так что «пушку» оставьте в отделе.

– Правда, что ли? – обиженно удивляется Жора.

– Абсолютная. Ну, если только с Ильичом, чьи заветы, договоришься…

– Они ж, гады, отстучат Людоеду… Ничего, я его, козла, за бабку убитую… Ты точно подстраховать не сможешь?

– Мне очень жаль, Георгий…

Жора вскакивает со стула, замечает в окне участкового инспектора Васю Рогова и мчится на улицу, забыв у меня на столе свой «склерозник». Радость у коллеги, моральное удовлетворение. Понять можно. Я как человек, отлично знающий Георгия, заявляю прямо – это не из-за джипа.

Утром я навестил зубного, избавился от кариеса и к полудню прибыл на пост номер один, который располагается в моем кабинете. Не успел я раскрыть свежий номер «Тайме», как слух мой потревожил характерный стук двери о стену. Только один человек на свете умеет так открывать мою дверь, и я даже не отрываю глаз от передовицы.

– Андрюхин!

Оперуполномоченный Жора возбужден, как бык перед случкой, сияет смесью радости и счастья, из чего легко догадаться, что операция «Казино» прошла успешно.

– Да! В жилу! В кость! – Жора подтверждает догадку и победно вскидывает вверх руки, словно футболист, забивший гол. Он плюхается на стул, смачно прикуривает.

– Повязали мы Людоеда! Там, в «Заветах Ильича».

– Ну, рассказывай, рассказывай, – тороплю я.

– Пришел он часиков в десять. Сразу к столу. Поставил две фишки на черное. Пролетел. Пошел выпил в баре. После за покер уселся.

– А ты-то где был?

– Да тут же! С восьми часов. Сначала в «Блэк Джек», потом в рулеточку. В зале, думаю, тормозить опасно – вдруг у него ствол, еще положит кого-нибудь. Решил дождаться, когда он из клуба выйдет – там Васька в засаде сидит, он его и повяжет. А я сзади помогу.

Так и вышло все. Выполз он где-то в третьем часу, проигрался вдрызг. Я сразу прикинул – раз ему не везет, то повезет нам. Стал он «тачку» ловить, Васек и подсуетился. «Куда, командир? „Тачка“ за углом, беру недорого, с ночной скидкой».

За углом мы его и оприходовали. Он даже не сопротивлялся, упал на землю, как велено было, сразу после первого стакана.

– Какого стакана?

– Ну, которым Васька ему по «репе»… А чем еще? Стволы оставили, а стакан у Васьки всегда с собой.

– Понял. Стакан цел?

– Разбился. Да и ладно… Я, как и задумывалось, Людоеду ультиматум – либо сдаешь, кто бабку в Бестолковом кончил, либо сам кончишься. Мы люди слова. С понятиями. Выбирай.

– И что, сдал?

– А куда деваться-то Людоедику нашему? Как я и предполагал – со слезами радости на раненом лице. Ему ж пятнаха светит за похождения, а тут такой презент. Это ж психология, Андрюхин! Ты бы тоже сдал.

– Ну и кто бабулю замочил?

– Сам он их не знает, про них ему баба одна рассказала. Шлюха гостиничная. Можно ее установить. На прошлой неделе Людоед с ней в ресторации сидел. Гостиница «Голубая луна», знаешь, рядом тут?

– Знаю.

– Вот там у них разговорчик за жизнь и зашел. Причем, она первая затеяла. «Слыхал, бабку тут банкирскую отоварили?» – «Нет». – «А я знаю кто. Двое из Простоквашино. Один длинный, другой маленький, хромой».

– Она-то где с ними сошлась? Жора пожимает плечами:

– Людоеда это не очень-то интересовало, не спрашивал. А сойтись где угодно могла, в той же «Луне».

– Возможно.

– Нам бы ее отловить. Хорошо бы на клиенте. И тоже поторговаться – либо сдавай пацанов из Простоквашино, либо…

– Что либо?

– Статья же есть за проституцию.

– Да нет уже вроде. Есть за заражение венболезнями.

– Жаль. Тогда – либо в морду получишь.

– Разумная альтернатива. Ты данные телки-то знаешь? Людоед сказал, где ее искать?

– Звать Ленкой. Кличка – Дерьмовочка. Лет двадцать пять. Фиолетовые волосы и наколка на голени. Постоянно пасется в «Луне». Найдем.

– Фиолетовые? Жор, а может она – не она? А он? Гостиница-то – «Голубая».

– Да что, Людоед мужика от бабы не отличит? Не говори чепухи. Слушай, я у тебя блокнот свой не оставлял? – Жора умеет плавно перейти от одной темы к другой.

– Вот он, – я кивнул на забытый им вчера блокнот.

– Ага, спасибо. Я так и думал – либо здесь, либо в дежурке.

– А с Людоедом-то ты что сделал?

– Как и договаривались, – исключительно серьезно отвечает Георгий, – выпустил. По понятиям. Услуга за услугу. Я, конечно, опер молодой, и если оперативной смекалки у меня пока нет, что такое честь офицера – хорошо знаю.

Я не комментирую. Жора, несомненно, прав. Даже если Носорогов выдумал и «Луну», и фиолетовые волосы. Скорее всего, выдумал. Когда пятнадцать лет перед рогатым носом мелькает, сочинишь «Преступление и наказание»-2.

– Ты как насчет «Голубой луны»? – деловито интересуется Жора.

– Что – как? – прикидываюсь веником я.

– Прогуляться сегодня. Посидим в баре, понаблюдаем. Фарт идет, Андрюхин, фарт. Пока фартит, надо пользоваться. Зацепим мы фиолетовую, одним местом чую.

– Каким?

– Одним. Ну что, пособишь?

– Извини, Георгий. Я сегодня иду на концерт группы «Голову отстрелило». Еле билет достал.

– Жаль. С тобой бы мы ее быстро поймали.

– Мне самому жаль. А ты Васю возьми. Снова.

– Придется. Если разбужу. Он вчера психологическую нагрузку снимал. В моем кабинете. Сейчас спит.

– Ну, желаю удачи. Банк-то, кстати, сорвал вчера?

Жора теряет мажорный ритм, трагически мотая головой:

– Ты прикинь, Андрюхин, получаю я на руки «фиш-стрит»! Самый настоящий, без дураков. А этот конек в бабочке свои карты раскидывает, нелегкая его задери, – «фиш-рояль»!

Я не знаю, что такое «фиш-стрит», а тем более «фиш-рояль», но по интонации друга понимаю – полтонны Жориных баксов перешли в доход казино «Заветы Ильича». Вернее, не Жориных, а того парня…

– Жальче всего, что сначала я стошечку-то поимел. Остановиться бы, да этот Носорогов сидит и сидит… Пришлось и мне.

– Зачем? Шел бы на улицу, к Ваське, ждали бы его спокойно.

– Ну да! Людоед – ушлый, ухо востро! Вдруг через черный ход слинял бы?… Но ничего, я эту пятисоточку с банкира стрясу. Скажу, потратил из личных сбережений, чтоб убийц мамаши вашей найти. Компенсирует с процентами!

– Не сомневаюсь, – поддерживаю я друга Жору. – Но в гостинице не повторите вчерашней ошибки.

– Да я вообще-то не играю… – Жора поднимается и идет к двери. – Случайно вышло… Блокнот остается на столе.

На концерт группы «Голову отстрелило» я попасть не смог, как бы этого ни хотел. Просто сегодня мое ночное дежурство, а музыканты вряд ли приехали бы в наш отдел из-за моей к ним любви. Им тут и петь-то негде, разве что в дежурной части, в «аквариуме».

Ночь прошла на удивление спокойно – кроме перестрелки возле метро, ничего примечательного. В семь утра я мирно спал на составленных в ряд стульях, мирно укрывшись шинелькой, и видел во сне пьяных лилипутов, занимающихся любовью.

Лилипутская оргия оборвалась от тревожного стука в дверь. Не в их, лилипутскую, а в мою, кабинетную. Матерясь по-гулливерски, я вылезаю из-под шинели и открываю замок. На пороге – взъерошенный, как медведь после спячки, Георгий. И рожа у него медвежья.

На Жоре – костюм-«двойка» зеленого цвета, белая сорочка с оторванной верхней пуговицей, желтые носки и темно-красные ботинки со стоптанными каблуками. Из левого кармана пиджака выглядывает скомканный галстук-«бабочка», из правого – горлышко зеленой бутылки. Ширинка расстегнута. Георгий пьян.

Он проходит мимо меня, видит составленные в ряд стулья и, не теряя ни секунды, валится на них. Прежде чем отключиться, жестом манит к себе и, когда я наклоняюсь, шепчет прощальные слова, будто смертельно раненный солдат:

– Поклянись, что найдешь его.

– Клянусь. А кого?

– Пиши… Сейчас, друг.

Жора сглатывает слюну. Несет от Георгия – даже не знаю, с чем и сравнить.

– Леха Замойский…

– Это он убил старуху?

– Нет… Но он знает кто. Найди его, Андрюхин, найди… Адрес есть в моем блокноте. Блокнот тоже найди. Я его в дежурке оставил, кажется…

Голос Георгия затихает с каждой секундой, силы оставляют опера.

– Слышишь, Андрю… Друг… Най…

Все. Жорина рука падает на пол. Прощай, друг. До утра.

Я предусмотрительно открываю форточку, забираю шинель и отправляюсь нести дежурство на скамеечку для посетителей в паспортном столе.

– Простите, вы последний? – приятный, вежливый голос будит меня на рассвете.

Я вскакиваю со скамеечки, гляжу на часы. Девять утра. Передо мной – женщина из гражданского населения.

– Да. С ночи занял.

– Скажите, что я за вами. Я через полчасика подойду.

– Хорошо, скажу.

Я сворачиваю шинель, покидаю приемную паспортного стола. В дежурке тишина, стало быть, перестрелок больше не случалось.

Разбудить Георгия удается к десяти часам. Ради него пришлось пропустить утренний развод у начальства. А так хотелось попасть… Как на концерт «Головы».

Минут десять после побудки Жора сидит молча, икает и смотрит в пол. Потом с укоризной поднимает тяжелый взгляд.

– Андрюхин, это ты?

– Да, Георгий, это я.

– А что было?

– Была любовь. У вас ширинка расстегнута.

– Пить.

– В правом кармане.

– Спасибо.

Жора зубами вырывает пробку и вливает в себя остатки ликера. Ликер действует омолаживающе, и на лицо друга возвращается здоровый румянец. Через минуту-другую возвращаются память и способность к анализу. Жора ставит бутылку под ноги, застегивает ширинку.

– Значится так, Андрюхин. Сходил я в «Голубую луну». Так себе мотель. Сантехника финская, а клопы, один черт, наши.

– Нашел Ленку?

– Обижаешь. Я – да не найду? Пришли мы с Васькой в кабак, заказали по пиву. По маленькому. Пиво, кстати, дорогущее… Четвертак – маленькая, совсем офонарели… Часиков до одиннадцати, думаю, посидим, если не притащится фиолетовая, стало быть, не судьба. Васька от меня чуть погодя отсел. Мы ж комбинацию целую придумали. Я Ленку снимаю, тащу в номер, потом свет гашу, навроде сигнала. Васька и врывается. Под видом полицейского нравов. Ну и на бабку сразу колет. А если колоться не будет, тогда в отдел тащим и здесь уже карты раскрываем.

– Можно уточняющий момент? – перебиваю я комбинатора.

– Пожалуйста.

– Вы на какие копеечки планировали снять номер и Ленку?

Жору вопрос не смущает:

– У Борьки занял. Пятисоточку.

– Тысяч?

– Зеленых!

Борька – третий оперуполномоченный нашего отдела.

– А у Борьки откуда?

– Изъятые! По акту! Я Борьке расписку написал. Все как положено. Фигня, банкир вернет. Для него это что жвачку купить.

– Везет вам с Борькой. Только зеленые и изымаете.

– Не только.

– Не сомневаюсь. Ну, и что с Ленкой?

– Часиков в десять она подрулила. Намазанная, как кукла. Вправду фиолетовая, не обманул Людоед. Я к ней: «Привет, Ален, не узнаешь?» Она обалдела поначалу, не узнала, конечно, но когда я баксами светанул, сразу вспомнила. Повеселела, а то какая-то суровая была, словно Мюллер на допросе. Слово за слово, я пару ликеров в баре взял, пару бренди – и в номера. Васька, как и условливались, – под окна сигнала ждать.

Бутылочку-другую скушали, покалякали. И за любовь. Прикинь, все баба умеет.

– Тогда, может, у меня стекло в окне вставит? А то дует.

– Она – в другом смысле. В процессе втирания я «пробивочку» и устроил. Вдруг сама расскажет про бабку? И точно! «Да, знаю, Леха Замойский про них верещал. Это корешки его. По зоне вроде». Я на радостях третий бутылек раскупорил.

– А Василий?

– Да он меня и разбудил. В шесть утра. Я как-то забыл про него. Он ведь под окошком так и ждал сигнала; Вломился в номер, баран, разорался. Подумаешь, свет не выключил, чего орать-то?

– А Ленка?

– Ушла, наверное. Не было ее в номере. Да и зачем она нам теперь? Главное, Замойского сдала. Чуть-чуть осталось, Андрюхин. Скоро на джипе кататься будем.

– Если выживешь.

– Почему это я должен не выжить? – обидчиво спрашивает Жора.

– Ты у Ленки справку спрашивал? Насчет состояния физического здоровья? Может, она туберкулезница или, еще хуже, кариесная?

– Да чистая она! Сама сказала.

– Через три дня узнаешь. Денег-то много прогудел?

– Да мелочи… Баксов двадцать всего. Насчет номера по «ксиве» договорился, на ликер потратился да на пиво.

Жора лезет в пиджак, достает сморщенный бумажник, открывает…

Минута молчания. Почтим память американских денег вставанием.

– «Ксивы» тоже нет…

– Ничего, Жор, банкир новую выдаст. Георгий ложится обратно на стулья. Я не умею читать по губам, но фразу «Ну, сука…» узнаю сразу.

– А кто нынче хороший, Жор? Не расстраивайся. Руки целы, ноги целы, все остальное – дело наживное.

Георгий с мольбой смотрит на меня.

– Андрюхин, найди мой блокнот, там есть адрес Замойского. Сгоняй, привези сюда. Я его голыми руками расколю.

Обычно Жора колет в боксерских перчатках.

– Ты что, знаешь Замойского?

– Да, он с моей территории. Судимый. Жора ложится в дрейф и выйдет из него не раньше обеда.

Последняя просьба – святая просьба. Я открываю Жорин блокнотик и нахожу адрес Замойского. На литере «Б». Вероятно, «блатные». Набираю номер телефона и вызываю блатного Лешу в отдел. Леша с готовностью соглашается и обещает быть через пятнадцать минут. Слово держит. Секунда в секунду.

– Здравствуйте. Замойский. Вызывали?

– Да, – я встаю из-за стола и трясу убитого горем Жору за плечо. – Георгий Александрович, проснитесь, пожалуйста. Я вам человека привез. Замойского. Ты не обращай внимания, – комментирую я блатному ситуацию. – Георгий Александрович трое суток не спал. Работы много.

– Понимаю, – понимает Замойский. Георгий, к сожалению, пребывает в глубоком забытьи. Как я уже упоминал, забытье продлится до обеда, как минимум. Стало быть, все в моих руках. Помогать товарищу в борьбе – долг каждого честного мента. Придется мне, наверное, и банкиру позвонить, доложить, что убийство раскрыто. Банкир же волнуется, ждет. Нельзя терять ни минуты.

– Садись, – строго приказываю я Замойскому.

– Куда?

Все стулья заняты Жориным организмом. Я подгибаю другу ноги.

– Сюда!

Замойский садится. Георгий выпрямляет ноги.

– Значит, слушай вдумчиво, красавец. Я тоже третьи сутки не сплю, а поэтому, если услышу хоть слово лжи, пришибу на месте. Рядом с Георгием Александровичем ляжешь.

– Расскажу все, поверьте. Спрашивайте.

– То-то. Дерьмовочку знаешь? Фиолетовую? Шлюху из «Голубой луны»?

– Так точно. Знакомы.

– На прошлой неделе ты рассказывал ей про убийство бабки в Бестолковом переулке. Мамаши банкирской. Было такое?

– Было, – не пряча глаз, отвечает Лешка.

– То есть тебе известно, кто убийца?

– Никак нет. Не могу знать.

– Как это не можешь? Ты Ленке и приметы убийц назвал, и хвастал, что зоны вы вместе топтали.

– Верно.

– Стало быть, ты с ними знаком? Иначе откуда приметы?

– Так еще бы мне приметы не знать! Один – длинный, второй – маленький, хромой. Мне их вот они, Георгий Александрович, лично дали. – Замойский осторожно косится на храпящего Жору. – И сказали, чтоб я поспрашивал аккуратненько у корешков блатных. А как расспрашивать? Опасно ведь. Мне Георгий Александрович тогда очень умный совет подсказали. Ты, мол, говори, что их знаешь, и смотри за реакцией. А так – откуда мне их знать? Я отродясь с мокрушниками не водился…

…Жора улыбается во сне. Наверное, видит себя за рулем джипа «сиртаки» с полными карманами баксов, новенькой «ксивой» и только что полученной справкой об отсутствии у него, Жоры, вензаболеваний. А следом за джипом бежит Людоед, желающий сдаться… Мне так не хочется будить Георгия Александровича. Я же не садист.

Через три месяца убийство бабки раскрылось. Почти само собой. Банкир свою мамашу сам же и пристукнул. Ворчливая была мамаша, все сынка жизни учила. Ну и доучилась. Не удержался как-то сынок и приложил ей слева. А много ли старушке надо? Упала, головушку разбила и преставилась. Банкир тогда байку с ограблением придумал. И для пущей натуры пообещал ментам-сыщикам джип подарить.

Сдала банкира милая сердцу жена, когда они развод затеяли да имущество делить стали.

На первом же допросе банкир в убийстве признался. Но джип, паскудник, так и не подарил.