Текст книги "Глубокая вода"

– Так-то оно так. – Обуховский налил снова, критическим глазом посмотрел на содержимое бутылки, выпил, доел огурец. – Только что-то не похоже. Нечего ему делать, что ли, кроме как покупать занюханную базу отдыха на Десне, чтобы родственникам работу дать.

Опять воцарилось молчание.

Мужчины курили, переваривая вместе с коньяком информацию, полученную друг у друга. Мельник не знал, о чем сейчас думает Обуховский. Он еще раз отметил про себя, что начальник базы прав в своих расчетах на все сто. Нет ни одного разумного объяснения тому, что штат спасателей увеличился на двух человек, тогда как охранять территорию базы от незваных гостей, которые и так сюда не лазают, наняли одного бывшего мента.

Все правильно.

За исключением одной детали.

Это у Обуховского не было объяснений. Он же ничего не знал об истинной причине пребывания Мельника здесь, на базе. Скорее всего, он никоим образом не связал четыре смерти в Тихом затоне с появлением рядом с этим недобрым местом оперативника, пусть и бывшего.

Но, с другой стороны, не будет Заруба для дымовой завесы, ради прикрытия Мельника, которого и так никто ни в чем не заподозрит на первых порах, нанимать еще с полдесятка людей для охраны. Вот уж действительно выбросил бы деньги на ветер, причем зря. То, о чем говорил сейчас Обуховский, не подозрения, не поиски смысла, а обычная обида. Мужчина руководит этим уголком природы более четверти века. Чувствует, что его время неотвратимо уходит. И его очень скоро заменят другим человеком, более молодым и перспективным. Которого будут называть модным словом «менеджер», который будет носить на поясе мобилку, в сумке – ноутбук. Он развернет бурную деятельность по выкачиванию из этого места максимального количества «зеленых». А он, Обуховский, выйдет на пенсию. Которую начислят, кстати, в национальной валюте.

Одним словом, нынешний директор базы держится за свое место. Поэтому и ищет разные причины, чтобы объяснить себе и другим неуместность здесь всех чужаков.

– Я слышал, у вас тут люди в окрестностях гибнут. – Мельник разлил по рюмкам остатки коньяка. – Это к вопросу об охране и спасателях.

– Что значит – гибнут? – подозрительно прищурил глаза Обуховский.

– Тонут. Несколько утопленников за последний месяц. Будто порчу кто навел…

– Это кто тебе сказал?

– О чем? Об утопленниках?

– О «порче».

– А разве нет?

– Слушай, не смотри на меня такими глазами. Рыбаки тонут каждый год, потому что рыба им до одного места. Выбираются из дома, чтобы водки нажраться и проспаться где-то под кустом. Потом рыбы где-то прикупят, поскольку заначки от жен уже сделаны ради такого дела, и прутся домой. Вот тебе и вся «порча». Ты для чего это спросил?

– Потому что услышал. Я все-таки в ментуре работал. И раз меня охранником нанимают, решил заранее расспросить об оперативной обстановке. Кого и от кого здесь можно охранять. В сельмаге спросил, когда сюда ехал. Мне и говорят – четыре трупа на «Метеоре». Топится народ.

– В церкви еще поспрашивай, – буркнул Обуховский. – Тамошний батюшка двоих отпевал, это правда. Только не у меня на территории они утонули. Говорю же тебе – рыбу ловили в Тихом затоне. Может, нарвались…

Мельник почувствовал – собеседник хочет сказать ему что-то важное. Но наперед закинул удочку, проверяя клев, как настоящий рыбак. Ему интересно, проглотит ли Мельник наживку.

Придется глотать.

– То есть как – нарвались?

– Рыбу ловишь?

– Некогда.

– Оно и видно. Я тебе сейчас кое-что скажу. Только ты полицейские свои штучки спрячь в карман и просто слушай, без выводов. Потому что на самом деле это происходит не первый десяток лет. Правда, только последние лет пять-шесть злостно стало, до того времени – без фанатизма.

– Ты о чем?

– Сети и «экраны» формально считаются браконьерством. Слышал об этом? – Мельник кивнул. – Но на удочку или спиннинг по-прежнему только рыболовы-спортсмены ловят. Остальные браконьерствуют. Одни сетку поставят, а другие, такие же точно, на эти сетки охотятся и их вычищают. Вот эта босота давно и негласно поделила территорию. Это как у вас в городе бомжи мусорники разделили – кому откуда бутылки собирать.

– Понятно, не надо лишних объяснений.

– Ага. Значит, если кто на чужую территорию залезет, могут поймать и так по голове настучать, что даже проломится.

– И до смертельных случаев доходило?

– Никогда не слышал о таком. За рыбу здесь никто никогда не убивал. Лодки пробивали – это было. Значит, плывет чужак на лодке, ему раз – ножом борт прокололи и двинулись себе дальше. Чужак сам должен выплывать. Такие законы наших джунглей.

– Вот как, значит… А если, скажем, человек тонуть начнет?

Обуховский допил свой коньяк, отхрустел сразу половину огурца, тщательно его прожевал.

– Я тебе так скажу, бывший ты мент. Действительно, четыре тела в прошлом месяце из воды выловили. Двоих из них я хорошо знал – Ваську Мироненко и Гришку Коцюбу. Оба из Козубов. – Он мотнул головой куда-то назад. – Это как раз те, которые любят время от времени чужую рыбку потрясти. Причем, знаешь, считают Десну своей, потому что все остальные приезжают и их рыбу вылавливают. Мироненко – тот вообще из этого целую философию развел, насколько может философствовать колхозный тракторист. Больше ничего не могу тебе сказать, чтобы успокоить.

– Криминала, говоришь, нет?

– Криминал кругом есть. – Обуховский многозначительно поднял палец вверх. – Только он разный бывает. Скажем, дам я тебе сейчас по морде. Статья?

– За что?

– Не имеет значения. Ты скажи – статья?

– Если я заявление накатаю и в полицию отнесу – статья.

– Видишь. А если ты вместо того, чтобы заявление нести, меня по морде отоваришь, мы выпьем мировую и разойдемся – будет статья?

– Нет, конечно.

– Но криминал во всем этом остается?

– Вроде да.

– Ну, я тебе все сказал. А если тебе в сельмаге про какую-то нечистую силу говорили, так ты слушай больше. Нет, не так, – Обуховский снова мотнул головой, – хочешь больше слушать об этом – в сельмаг не ходи. Живет в Козубах дядя Иван. К нему постоянно какие-то журналисты приезжают, он им байки рассказывает. Когда-то учителем в козубской школе работал, теперь на пенсии. Причем уже давно. Сколько ему лет – не знаю, он не меняется. Интересный дядька.

– А сам ты что думаешь обо всем этом?

– Ничего не думаю. Как в том кино говорили, о Глебе Жеглове: не ищи черного кота там, где его нет. Мы выпили, потрындели и разошлись.

– Тонкий намек понял. – Мельник выпил, захватил с собой помидорчик на дорожку с молчаливого согласия хозяина, махнул рукой и вышел в звездную ночь.

Его сразу обсели комары, поэтому пришлось бежать до своего домика трусцой. Отмахиваясь, Виталий буквально ловил надоедливых кусачих насекомых горстями. Вокруг все спали, только со стороны «Авроры» доносилась музыка, и на террасе трехместного домика напротив его бунгало стояла в свете окна фигура. Похоже, женская.

Почему ей не спится?

То ли показалось, то ли женщина кивнула ему. Видимо, показалось – в голове немного шумело от выпитого. А даже если кивнула – почему бы и нет?

Соседка все же.

Проснулся Мельник будто бы от какого-то сильного толчка.

Сразу сел, скрипнув продавленной за десятилетия использования панцирной сеткой, тряхнул головой. Он не мог понять, что именно заставило его проснуться. За окном серело утро. Прищурившись, посмотрел на циферблат часов, близко поднеся руку к глазам.

Ничего себе – пять десять утра.

Вдруг по телу словно ток прошел, а в голове будто провода закоротило. Утром, примерно в такое же время, охотники на свою или чужую рыбу обычно выходят на промысел. Эта информация, подкрепленная из нескольких источников, подсознательно отложилась в голове и теперь, очевидно, сработала.

Собственно, он знал кое-каких рыбаков, которые точно должны спустить утром лодки на воду.

Запрыгнув в спортивные штаны и надев зеленую брезентовую штормовку, Мельник сунул ноги в кроссовки, секунду поколебавшись, положил пистолет в карман куртки, открыл дверь и выскользнул в утреннюю прохладу.

Вокруг все спало. Впереди, над водой, стелился густой туман. Двигаясь осторожно, Мельник прошел к выходу на пляж, там пригнулся и одним прыжком перескочил в густой ивняк возле проволочной ограды. За кустами он присел, а потом и залег. Поскольку увидел уже знакомых ему пацанов, которые возились на берегу. Их почему-то было трое, зато лодок – целых две. Одна обычная, невзрачная, зато вторая – та самая, примечательная. Двое как раз спустили ее на воду, а третий, вернувшись к прибрежным кустам, крикнул:

– Лютый, блин, ты скоро там?

– Да иду, е-моё! – послышалось в ответ, и из кустарников вышел четвертый, самый заметный из компании. Его Мельник запомнил для себя лучше всех: перебитый нос и густые брови, сросшиеся на переносице. Тот, кого назвали Лютым, на ходу застегивал штаны.

Между тем первая пара уже заплыла в туман. Двое остальных быстро спихнули на воду свою невзрачную лодку, Лютый взял в каждую руку по маленькому веслу и умело заработал ими.

Если они ехали на рыбалку, то, наверное, собирались ловить рыбку руками. Ни удочек, ни спиннингов, ни какого-либо другого рыболовного снаряжения Виталий в лодках и в руках парней не заметил.

Лютый, значит. Ну, это уже что-то…

8. Русалка деснянская

В то утро, вернувшись в свой домик, Мельник смог поспать не более двух часов. Причем поспать – сильно сказано. Крутился с боку на бок, в полудреме строя планы на ближайшее будущее. Действовать хотелось немедленно, и он бы действовал, несмотря на раннее время, но, как назло, не знал ни домашнего, ни мобильного телефона нужного ему человека. На работе этот черт появлялся, как и все менты среднего звена, с восьми. Если его не поймать в течение пятнадцати минут, до десяти нечего рыпаться – по привычке ходит по начальству. Потом к обеду сто пудов будет где-то на выезде. Итак, тертый в таких делах Мельник решил звонить нужному человеку ровно в восемь.

Дабы как-то скоротать время и не терзаться вопросами, на которые все равно как минимум до конца дня не будет ответа, он заставил себя вылезти из-под тоненького одеяла, чтобы пойти к реке. По утрам Виталий никогда не купался, но сейчас – особый случай. Надо было побыстрее проснуться. И утренние водные процедуры этому вполне способствуют.

Он залез в шорты, сунул босые ноги в тапочки, немного подумав, решил не брать футболку. Накинул на плечи махровое полотенце и вышел на свежий воздух. Вокруг все спали, как и два часа назад. По сравнению со вчерашним балаганом, утренняя тишина даже как-то настораживала. Потянувшись до хруста костей, Мельник направился к воде. Ему не хотелось купаться прямо здесь, на пляже, и он вспомнил местечко, где река делала поворот. Там, за кустами ивняка, он еще вчера приметил небольшой песчаный пятачок. Занявший его первым сможет наслаждаться отдыхом чуть подальше от общего пляжного шума.

Уже приблизившись к ивняку вплотную, Мельник вдруг услышал:

– Стоять на месте!

От неожиданности он действительно замер, и только тогда до него дошло – приказ отдали женским голосом. Решительно двинувшись вперед и обойдя кусты, Виталий услышал всплеск – кто-то свалился в воду. Выйдя на песок, он увидел прямо перед собой на ветвях голубой женский купальник-бикини, под ногами – пляжное полотенце с красивым тигром, гуляющим по джунглям, возле него – такие же, как на нем, турецкие резиновые шлепки, только значительно меньшего размера, а в воде – белокурую женскую голову. Уже зная, что в этом месте у берега неглубоко, Виталий догадался – женщина присела, чтобы окунуться по плечи. Что ж, суду все ясно.

– Вы разве глухой? – спросила женщина.

– Почему глухой?

– Вы разве не слышали, как я вас предупредила?

– Я думал, вы это не мне.

– А кому?

Мельник театрально оглянулся:

– Здесь больше никого нет?

– Выключите дурака, хорошо?

– Вы бы еще сказали что-то вроде «Стой, стрелять буду!».

– Если бы было из чего – точно стрельнула бы. Что вы стоите? Не видели голых женщин?

– А-а-а, так вы там голая! Любите утреннее купание в костюме русалки, значит…

– Можно подумать, вы не любите, раз приперлись сюда в такую рань!

– Честное слово! – Мельник положил растопыренную ладонь правой руки на сердце. – Вот честное слово – не люблю. Вернее, раньше не любил. Теперь буду ходить плавать только рано и только на это место.

– Если вы думаете, что я вас боюсь, то ошибаетесь. – Блондинка пыталась удержаться на месте – течение тянуло ее за собой. – Но если я вот так прямо перед вами выйду из воды голая, мы поссоримся. А соседям ссориться нельзя.

– Каким соседям?

– Мы с вами соседи. Я живу в домике напротив вашего.

– Ага, это вы мне вчера кивали ночью?

– Не думаю, что кивала, но по крайней мере видела, как вы возвращались. Кажется, вы были пьяны.

– Ложь – только под хмельком. От полбутылки коньяка не очень-то опьянеешь.

– Ну, не знаю. Кому как. Мне, например, этого достаточно, чтобы быть в стельку. А вы, кстати, у Люды еще вчера водку покупали.

– Вот как! Вы за мной следите?

– Еще чего. Обычное женское любопытство. Напротив поселился молодой-интересный, вот я и решила – все равно к Люде отовариваться пойдет. Мы все к ней ходим. Спросила о вас, она говорит – не знаю, что за тип, но водку и коньяк купил.

– Это вы так с хандрой боретесь? Кажется, у вас домик на троих…

– Нас было трое. Подружки сбежали. Где-то услышали, что здесь под водой урод какой-то плавает и людей душит.

Блондинка произнесла это от нечего делать, так, между прочим, как забавную байку. Но Мельник сразу напрягся – его неожиданная собеседница была первой, кто сказал об этом прямо.

– Вы в это верите?

– При чем тут я? Видите – осталась. Девчонки дали драпака, только их и видели. Так что скучать сам бог велел. Но я заплатила за три недели, так что свои деньги здесь отсижу.

– Сколько осталось?

– Восемь дней.

– А подруги когда сбежали?

– Четыре дня назад. А вам для чего?

– Так, о своем думаю…

Мельник действительно думал о своем: восемь дней назад нашли тело Григория Коцюбы. Со странными следами на шее.

– И что, никто больше с базы не сбегает? Урода никто не испугался? Может, мне его испугаться?

– Почему? Несколько человек выехали, но на самом деле – очень мало. Этот слух не особо расползался между людьми. Просто мои девочки в деревню отправились – насчет молока договариваться. Там от баб услышали, бегом вернулись, шмотки в сумки – и до свидания.

– Вы, значит, не из робкого десятка…

– А вы не из умных. Мы разве не можем потом поговорить, в более подходящей обстановке? Вода утром прохладная. Хотела взбодриться, а вместо этого из-за вас замерзла.

– Ухожу, ухожу, ухожу, – поднял руки вверх Мельник и, уже собираясь уйти, спросил как будто между прочим: – Как вас зовут, соседка?

– Оля. Нашли место для знакомства! Дайте голой женщине из воды выйти!

Купаться Виталию уже расхотелось. За всей информацией нужно ехать в деревню. Но перед этим позвонить – за знакомством с местной русалкой время быстро прошло.

9. Лютый, Кора, Малой, Череда

На том конце провода друг пообещал сделать все, чтобы установочные данные на молодого человека с погонялом или, может так статься, что и с фамилией Лютый пробили еще до конца дня. В крайнем случае – до следующего утра. Мельник старательно продиктовал приметы Лютого, те, которые успел рассмотреть. При этом предупредил: если на него что-то накопается, там рядом с ним обязательно нарисуются еще трое.

Или хотя бы двое.

На самом деле этот коллега из главного управления Черниговской областной полиции мог запросто послать Мельника, теперь уже – гражданского человека, к тому же уволенного из органов, по всем известному адресу. Более того, даже если бы Мельник сейчас еще работал опером, его точно так же могли послать. Делать нечего ответственному работнику, майору в должности подполковника, кроме как лично решать проблемы опального сыщика. Все очень просто: с Лешей Скрыпником, которому сейчас звонил Мельник, они учились сначала в одном классе, потом – в школе милиции, а дальше Мельник был свидетелем на свадьбе Скрыпника и крестил его сына.

Никто не виноват. Так судьба распорядилась, что более активный Алексей Скрыпник быстро сделал и дальше делает неплохую карьеру. Опер из него вышел посредственный, зато на административной работе он проявил себя с лучшей стороны. Поэтому и пошел в руководители. Это не мешало кумовьям регулярно общаться. В конце концов, даже президент Украины своих кумовьев пытался пристроить. Ведь кум – самый главный родственник, есть такой грех. Правда, Скрыпник никуда Мельника не тянул – знал, что друг детства лучше будет ходить всю жизнь в простых операх, чем начнет рваться в начальство и играть в аппаратные игры. Зато у Мельника оказался свой человек в главном управлении, который всегда мог помочь организовать что-то без десятков бумаг и потери времени на сбор кучи резолюций и закорючек-виз. И бумаги всегда можно было подготовить задним числом, тем более если это надо куму.

К тому же Виталий Мельник никогда не злоупотреблял своим знакомством. А Алексей Скрыпник, в свою очередь, знал: без необходимости кум его беспокоить не станет. Словом, теперешний полицейский чиновник и бывший милицейский опер понимали друг друга всегда, поняли и теперь. Поэтому получение ответа на запрос было для Мельника лишь делом времени.

Пока что, позавтракав «Мивиной» и рыбными консервами, он поехал в Козубы. Уже перед самым отъездом решил соблюдать правила игры. Ведь сейчас он – формально подчиненный Обуховского. Значит, надо поставить его в известность о необходимости на несколько часов отлучиться. Начальнику базы, по большому счету, передвижения охранника во времени и пространстве были глубоко до лампочки. Но он тоже соблюдал правила игры, поэтому важно кивнул, не возражая против недолгого отсутствия Мельника на рабочем месте.

Однако поездка в Козубы ничего нового не дала.

Вдова Григория Коцюбы как раз готовилась отмечать девять дней, поэтому говорила без особой охоты. Хотя и не поинтересовалась, для чего человеку, которого она знать не знает, вдруг понадобилось расспрашивать о ее трагически погибшем муже. Видимо, она привыкла рассказывать о Коцюбе множеству незнакомых людей, похожих на городское начальство как с виду, так и по манере поведения. Мельник на начальство похож не был, но кто знает – может, то же начальство его и послало…

Она ничем не отличалась от большинства сельских женщин, которые уже в тридцать лет могут выглядеть на сорок, в сорок – на все пятьдесят, и чем дальше, тем труднее определить их настоящий возраст. Огород, рынок, несколько вечерних сериалов – и спать рядом с мужем, от которого уже традиционно разит только что выпитым самогоном или вчерашним перегаром. Еще надо передать детям продукты в город. Для чего им покупать картофель, капусту, лук, морковь и сало, когда у матери все это бесплатно… Главное – такие женщины могут дожить если не до ста, то до девяноста лет точно.

О самом Коцюбе от вдовы Мельник узнал очень мало. Хотя бы потому, что в земной жизни покойного сельского мужика не было ничего особенного. Ни с кем не ссорился, даже когда выпивал изрядно. За пределы родных Козубов выбирался редко. Супруги Коцюбы только один раз, где-то через два месяца после свадьбы, съездили на Черное море. Теперь в райцентр на базар зачастили. Жизнь такая началась: не вынесешь свои овощи на продажу, по-другому не заработаешь. Ну, еще несколько раз в год в Чернигов ездили, к родственникам и в целом по семейным делам.

Правда, рыба семью очень выручала. Особенно когда дочери учиться начали. Деньги понадобились, вот Григорий и насобачился чужие сетки вытряхивать. Об этом вдова говорила как о чем-то обыденном. Будто ее покойный муж официально оформился на эту работу и регулярно на нее ходил, причем держался за место всеми конечностями и даже зубами. Возникали ли вокруг этого проблемы? А какие? Григорий знал, кто из своих где рыбачит, а на чужих он плевать хотел.

Теперь, получается, некому рыбу в дом приносить и на базаре продавать. Кормильца семья потеряла.

О нечистой силе в Тихом затоне вдова Коцюбы ничего не слышала. И не знала, кто мог бы что-то об этом сказать. Также не знала женщина, верит ли она в нечистую силу или нет. Почти такой же вышел разговор с вдовой еще одного погибшего – Василия Мироненко. Здесь, правда, сын семью кормил – малый предприниматель, держал свою пилораму, ерундой голову не забивал. И семейный бюджет Мироненко не зависел прямо от улова рыбы Василия.

Еще им не нравилось то, что свежий труп Василия из могилы извлекли. Полиции какая-то ерунда в голову взбрела – начали в могилах копаться. Это ни вдова, ни сын, ни невестка погибшего обсуждать неизвестно с кем не стали.

О нечистой силе они тоже ничего не знали. Женщина, правда, ляпнула в сердцах: вся нечисть в сельмаге сидит, и зовут эту нечисть Галька Штанько. Вот у кого не язык – помело грязное!

Галина, заведующая козубским продуктовым магазином, она же по совместительству, из-за нехватки средств на еще одну зарплату, продавщица, оказалась куда разговорчивее. Хоть и намолола она Виталию семь бочек арестантов. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы направить разговор в нужное русло. Только все ее подозрения относительно чудовища, живущего в Тихом затоне и нападающего на людей, точно так же основывались на различных слухах. А исходили они от дяди Вани. Вообще-то, сразу поправилась Галина, он дед Иван. Потому что ему лет, дай бог памяти, за шестьдесят. Или вообще под семьдесят… Короче, учительствовал он здесь, в козубской школе, сколько она, Галька, себя помнит. Он еще ее учил, только ничему не научил. Чему надо – она сама кого угодно научит, вот так-то! Дядя Ваня, кроме того что читал в школе язык с литературой, разные местные сказки и небылицы собирал. У него даже книжечка лет, может, десять назад вышла. Ее на почте продавали – что-то о легендах родного края.

Где живет? Она уже задолбалась всем дорогу показывать. К нему часто из разных газет приезжают, даже областное телевидение было. И все – прямо в сельмаг, как будто она, Галина Петровна Штанько, здесь справочным бюро работает, а не магазином заведует. А те, что могилу Мироненко раскапывали, тоже дядю Ваню искали. Кажется, на Тихий затон с ним зачем-то ездили.

Ворчала она так, для порядка. Все равно объяснила молодому-интересному, куда и как ехать надо. Только дома дядю Ваню Мельник не застал. Соседка сказала – поехал к сыну в Чернигов, внука проведать. Вернется разве что завтра после обеда.

Пусть так. Больше Мельнику в Козубах искать было некого.

Кум сработал оперативно.

Уже около трех дня Скрыпник отзвонился на мобильник Виталия. Тот как раз прогуливался по пляжу, делая вид, что следит за порядком, отошел подальше от людей, в тень, чтобы говорить свободно. Хотя ему пришлось больше слушать и запоминать.

Собственно, оперативность, с которой Скрыпник получил информацию о подозреваемом, объяснялась очень просто: тот, кого называли Лютым, действительно был давним «клиентом» и городского, и областного уголовного розыска. Несмотря на то, что на сегодняшний день ему исполнилось только полных семнадцать лет. Виталий не столкнулся с Лютым лишь потому, что работал в «убойном» отделе. А Лютого несколько раз привлекали за кражи, грабежи и причинение телесных повреждений средней тяжести.

Фамилия его – Лютик, зовут Юрий Николаевич. Родился и вырос в Чернигове, на легендарной среди черниговских малолетних преступников улице имени Рокоссовского. Там же в десять лет вместе с группой старших ребят впервые влез в криминал – мальчишки решили забраться в какой-то офис, а его, самого младшего, поставили на шухере. Ясное дело, тогда ограничились профилактической беседой с родителями. Те, кто втянул малолетнего в преступление, тоже на зону не пошли, получили условные сроки. Но уже через четыре года Юра Лютик, тогда уже Лютый, сам попался на попытке обокрасть частную квартиру. Провалился по глупости – в форточке застрял, с видеоплеером в руках. Все не мог решить, как удобнее вылезти, а тут как раз хозяева вернулись. Лютый уже тогда считался по-настоящему «трудным» подростком, и суд учел его возраст – приговорил к двум годам условно. Но в течение следующих семи месяцев он обокрал еще три квартиры. Поэтому, когда на четвертой он попался снова, суд уже не стал либеральничать. Лютый отправился в Прилуки на знаменитую тамошнюю зону – «малолетку», но свое не досидел, через два года каким-то образом его выпустили по амнистии.

Мельник очень хорошо знал эти расклады. На самом деле зоны переполнены, и время от времени администрация просто чистит их, выпуская раньше тех, кто сидит по «легким» статьям.

Уже через два месяца Лютый, а вместе с ним некие Сергей Корбут и Олег Мальцев загремели за групповое ограбление и избиение человека. Поздно ночью эта троица встретила на улице подвыпившего мужичка. Лютый, угрожая ножом, потребовал у него деньги. Как назло, пострадавший в тот день получил зарплату и обмывал с друзьями это знаковое событие. Действие происходило в Бахмаче, Лютик и Мальцев приехали туда в гости к своему другу Корбуту. Если бы мужичок не выпил тогда, он точно отдал бы кошелек. Но хмель добавил смелости, он начал сопротивляться, и тогда троица набросилась на него. Ударом в челюсть Лютый выбил мужчине два зуба, потом повалил на землю, и все трое принялись избивать его, сломав два ребра.

Нашли нападавших очень быстро. До суда дело не дошло: терпила вдруг забрал заявление. Ну, не совсем вдруг, объяснил Скрыпник. Оказывается, родители у Корбута постоянно находились где-то на заработках, деньги в семье водились. Бахмач – городок небольшой, все друг друга знают. То есть в данном конкретном случае помогло знакомство отца Корбута с заместителем начальника тогда еще милиции; более того, он даже заочно знал потерпевшего. Они втроем закрылись в кабинете, и в результате этих переговоров пострадавший заявление забрал. Сколько Корбут-старший заплатил и кому, не знают даже в главке. Хотя, учитывая тот факт, что один из фигурантов дела о разбойном нападении – рецидивист, материалы уже пошли из города в область.

В течение следующего года, по разным сведениям, Лютого и его гоп-компанию могли посадить минимум трижды. За ними числились уличные ограбления, разбитые носы, выбитые зубы, сломанные кости. И точно так же в каждом случае терпилы забирали заявления. Хотя Скрыпник был уверен, и Мельник с ним соглашался: больше гопники не давали откуп. Скорее всего, их жертвы забирали заявления после длительных угроз. Хотя Виталий никого из этой компании в деле не видел, но точно знал: когда они угрожали, что будет хуже, если не забрать заявление, люди верили им сразу. К тому же не факт, что все их жертвы обращались в полицию.

Эта компания уже не раз пускала людям кровь. Каждый из них уже знал ее вкус и опьянел от собственной безнаказанности. Скрыпник предположил, а Мельник с ним согласился: рано или поздно они начнут оставлять после себя трупы. Если уже не оставили.

О Мальцеве по прозвищу Малой и Корбуте по прозвищу Кора сведений было меньше. Собственно, вся информация сводилась к тому, что оба в свое время учились в техническом колледже, который упорно называли по-простому – «бурса», или ПТУ № 17. По документам они являются рабочими завода «Октябрьский молот», который фактически ничем не отличается от других предприятий области, то есть по большей части простаивает. Живут в общежитии, перебиваются случайными заработками, периодически попадают в полицию, так же регулярно выходят оттуда. Органам есть чем заняться, кроме как воспитывать мелких гопников. Если они через год не пойдут в армию, то через полтора окажутся на зоне, вот такой вывод.

Четвертый в их компании не фигурировал. А поскольку Мельник не знал ни его фамилии, ни прозвища и не мог предоставить отпечатки пальцев для идентификации, то отрабатывать этого четвертого ему придется самостоятельно. Кстати, кто из них Малой, а кто Кора, он тоже должен выяснить сам. Приметы их нигде не описаны.

– Я тебе помог? – поинтересовался Скрыпник.

– Чем мог.

– Извините, дядя, но действительно – чем мог. Люди, кстати, удивлялись, чем таким важным эта шелопонь заинтересовала главное управление.

– Что ты хочешь услышать?

– Ничего. Мне здесь уже успели капнуть, что ты на Зарубу работаешь.

– Класс. Сколько народу из нашего управления к нему на доклад ходит?

– Ты не кривляйся, кум. Заруба мошной тряхнул, и для нашего главка пять «бумеров» купили. Видел, ездят такие…

– Ага, так вот откуда колеса выросли! Видел, видел эти машинки. Они для оперативных мероприятий, правда же?

– Правда. Первый шаг к улучшению технического оснащения областной полиции. Не должны же опера свою зарплату на такси тратить…

– Скажи, а районным отделам тоже что-то перепадет?

– Со временем – да.

– Н-да, выгодно быть спонсором полиции.

– Абсолютно выгодно. Смотри, кум, осторожно. Без своих штучек. Потому что Заруба может быть полезен, а может реально закопать.

– В прямом значении? В землю?

– В переносном. Если у него не удержишься, нормальной работы в городе точно не найдешь.

– Спасибо, кум. Буду иметь в виду.

– Я тебе это серьезно говорю…

– Так и я серьезно! Все, отбой, дел много.

Дел у Мельника после разговора со Скрыпником действительно возникло много. Например, зайти к Люде и поинтересоваться, цела ли еще в ее холодильнике вчерашняя початая бутылка водки. Когда он приближался к ее вагончику, оттуда как раз вышла четверка Лютого в полном составе. Каждый держал в руке по литровой бутылке пива. Далеко не убрались – присели в кружок на травку и, попивая пивко, провожали каждого, кто заходил и выходил, цепкими взглядами.

По крайней мере такой взгляд Мельник ощутил на себе.

– Здравствуйте, Люда!

– Ну?

– Вы разве забыли – вчера я водочку здесь не допил…

– Ага, забудешь тута. – Продавщица с безразличным видом вытащила холодную бутылку, поставила перед Виталием. – Забираете?

– Да пусть еще постоит. Лишний раз зайду…

– Один черт зайдете. – «Ч» она произносила как мягкое «т», и получалось «тёрт». – Вы же в столовой не едите.

– О, вы и это уже знаете? – Мельник плеснул водки в стакан, выпил одним большим глотком, решительно закрыл бутылку и пододвинул к Люде. – Прячьте, не то соблазн велик.

– Так я знаю, что вы тута охранником. Мне Серый, матрос-спасатель, что-то такое сказал сегодня. Вы нас охранять будете?

– Ну, раз матрос-спасатель сказал, тогда ясно, что буду.

– И меня?

– Вас, Люда, в первую очередь. Вы мне вот что скажите: здесь рыбу продают?

– И рыбу, и молоко, и яблоки, и сыр домашний, и кукурузу. Вам рыбы надо?

– Так точно.

– Вон пацаны на улице сидят, видели?

– С пивом?

– С пивом. Они сегодня уже носили рано. Лещиков, карасиков, даже щуки бывают. Можно с ними договориться, потому что люди разбирают.