Текст книги "Федерация. Меньшее зло"

Глава 4

Свою дозу радиации я все-таки получил – это выяснилось во время первичного осмотра и привело к тому, что меня сначала изолировали от других новобранцев, а затем направили в расположенный неподалеку военный госпиталь.

Исполнявшая функции администратора медсестра нисколько не обрадовалась новому пациенту, но все равно выдавила из себя дежурную улыбку, сделала отметку в базе данных и рассказала, как пройти в свободную палату.

– Только верхнюю одежду снимите. В шестом кабинете можно взять чистый комплект.

Я послушно кивнул, обменял свои вещи на стандартный белый костюм, после чего отправился искать нужное отделение. Без особых приключений добрался до цели, поздоровался с будущими соседями, лег на одну из свободных кроватей и стал ждать новостей.

– Это все неделю продлится, не меньше, – сообщил поджарый мужчина лет тридцати, явно отвечая на заданный еще до моего появления вопрос. – Кровь будут фильтровать, дрянь всякую из костей вытягивать. Приятного мало, зато жить будешь.

– Звучит не очень, – тоскливо ответил его более дородный сверстник. – Я верю в медицину, но когда тебя чуть ли не по молекулам перебирают… как-то не по-божески.

Лысый морщинистый старик, выглядевший самым пожилым из находившихся в комнате людей, со злостью фыркнул:

– На этой проклятой планете никакого бога нет. После всего случившегося только идиоты будут в него верить!

Спорить на религиозные темы никто не захотел и вокруг сгустилось неловкое молчание. Впрочем, ненадолго.

– Говорят, Афины полностью уничтожены.

– Не полностью. Видел двоих человек оттуда. Но городу сильно досталось, это верно.

– Еще говорят…

– Если верить всему, что говорят, то никогда не узнаешь, что случилось на самом деле, – веско произнес старик. – Лучше дождаться официальной сводки.

– Вряд ли там будет реальная картина…

– Ясности станет больше.

– Возможно…

До самой ночи не произошло ничего по-настоящему значительного. Более-менее освоившись, я рассказал соседям про ядерный взрыв, ознакомился с их мнением касательно радиационного облучения и наиболее вероятной терапии, затем выглянул в коридор и попытался узнать у пробегавшего мимо врача о своем лечении, но получил резкую отповедь и вернулся в палату.

Увидев мое лицо, поджарый Стивен с наслаждением зевнул, после чего усмехнулся:

– У них сейчас слишком много забот. Лучше не отвлекать.

– Да, верно…

Разъяснений относительно нашего ближайшего будущего мы так и не получили. Принести нам ужин тоже никто не удосужился, так что ложиться спать пришлось на голодный желудок. Однако утром в палату заявилась целая делегация – десяток одетых в светло-серые халаты людей протолкнули сквозь дверной проем несколько громоздких приборов, расставили их возле кроватей, после чего начали готовить к работе, время от времени бросая друг другу малопонятные фразы.

Еще через пять минут на пороге возник пожилой и откровенно замотанный врач.

– Если кто-то хочет облегчиться, то сейчас для этого самое время, – устало произнес он, тщетно пытаясь сдержать зевок. – Сеанс закончится после обеда.

– А во время…

– Во время сеанса ходить будете под себя.

– Я пойду.

– И я…

После того, как мы вернулись из уборной, началось самое неприятное.

– Так, Алекс… как далеко был источник облучения?

– От десяти до пятнадцати километров, господин…

– Ясно, – проигнорировал мою попытку узнать его имя врач. – Пылью дышали?

– Ну… наверное, да.

– Ясно. Острые симптомы есть?

– Никак нет!

– Ясно. Сейчас будет больно, терпи.

– Так точно… ай!

Огромная игла вошла мне в вену и я сжал зубы, пытаясь абстрагироваться от роящихся в голове мыслей. Думать о том, как толстое стальное жало двигается внутри подергивающегося сосуда, царапает его стенки острым скошенным кончиком…

– Вот дерьмо. Извините.

– Сейчас мы тебя как следует вычистим, – доктор опять пропустил мои слова мимо ушей. – Когда начнет тошнить, блюй вот сюда. Когда захочется кашлять, отхаркивай сюда же. Если будет совсем плохо, говори. Понял?

– Так точно!

Следующие три или четыре часа превратились в непрекращающийся кошмар. Меня выворачивало наизнанку от кашля и рвоты, страшный аппарат неумолимо сосал из тела кровь, вены горели огнем, в голове мутилось, с разных сторон долетали тихие стоны…

Когда все закончилось, я вытянулся на кровати, попытался прикрыть глаза и уснуть, но был возвращен к реальности строгим голосом все того же врача:

– Первый этап завершен. Теперь идите за мной.

Двигаясь подобно сомнамбуле, я вслед за остальными пациентами вышел из палаты, добрался до камеры дезинфекции, после чего добрых десять минут стоял под жесткими и вонючими струями какого-то специфического душа.

– Разбирайте новую одежду и бегом на сканирование, – приказал наш мучитель, когда мы вернулись в коридор. – Быстрее, пока есть окно!

Сканирование оказалось самым приятным и безболезненным мероприятием – я провел несколько минут в теплой керамической трубе, после чего узнал-таки свой диагноз.

– Внешние факторы успешно нейтрализованы, – сообщил доктор, быстро заполняя какую-то анкету. – Погрешность несущественна. Степень поражения организма незначительная. Глубокая терапия не требуется. Проведете неделю под наблюдением, получите дозу клеточных ингибиторов, затем отправитесь в часть.

– Спасибо…

Остаток дня я провел в подавленном молчании – разговаривать не хотелось, мысли о еде вызывали тошноту, ранки от игл неприятно саднили, а по телу гуляла отвратительная слабость. Впрочем, ближе к ночи самочувствие начало улучшаться. И не только у меня.

– Съесть бы чего-нибудь.

Голос некогда поджарого, а теперь и вовсе похожего на оживший скелет Стивена вырвал меня из полудремы и заставил вспомнить о еде. В желудке сразу же возникло томление, а перед глазами проступил образ тарелки с кашей. Горячей, изобилующей сочными кусками мяса, восхитительно ароматной…

– Врач сказал, что в тумбочках какая-то паста есть.

– Где?

Несколько минут спустя, опустошив тюбик с пахучей, но абсолютно безвкусной субстанцией, я вернулся на кровать, чувствуя полное удовлетворение жизнью. Веки опять сомкнулись, из темноты проступил назойливый стаканчик с замороженным соком…

На третий день моего пребывания в госпитале завтрак мы все-таки получили. А во время трапезы случилось то, чего лично я давно ждал – прямо в стене загорелся экран и нашему вниманию предстала официальная хроника начавшейся войны.

Беззвучная, но оттого лишь еще более впечатляющая.

– Боже…

Сверхтяжелая плазма, розоватым маревом окутывающая жилые кварталы. Поднимающиеся к небу ядерные грибы. Разваливающиеся в воздухе самолеты и флаеры. Складывающиеся под гнетом избыточной гравитации дома. Вспышки чистейшей энергии, выплескивающейся на месте подрыва зарядов с антиматерией.

Гигантский огненный смерч, образовавшийся над полыхающим городом.

– Это… это…

Мелькавшие у меня перед глазами кадры выглядели настолько дико, что мозг отказывался принимать их всерьез.

Несмотря даже на то, что несколько суток тому назад я видел ядерный взрыв своими собственными глазами.

– Это не может быть правдой, – в конце концов озвучил наши общие мысли Стивен. – Это не так.

На экране возникло изображение отлично знакомого мне военного центра, снятого с расположенной неподалеку дорожной камеры. Еще через секунду на месте строгих угловатых зданий вспыхнуло миниатюрное солнце.

– Антиматерия…

– Дерьмо.

– Подберите сопли, – так и не соизволивший назвать свое имя старик брезгливо поморщился. – Все уже произошло. И нам теперь с этим жить. Чем быстрее вы это усвоите, тем лучше, ясно?

Разговаривать с ним я не хотел, поэтому дождался окончания трансляции, а затем снова лег на кровать и уставился в потолок, желая собрать в одну кучу разрозненные мысли.

Хотя использованный при нападении арсенал вызывал тихий ужас, во всем случившемся хватало обнадеживающих моментов. Ядерных взрывов оказалось не так уж много – значит, силы противовоздушной обороны не только уцелели, но и перехватили большую часть вражеских ракет. Еще лучше было то, что главный удар пришелся на военные и промышленные объекты – несмотря на пять разрушенных городов, соседи не рискнули идти по пути тотального геноцида. Учитывая подобную нерешительность, а также четкие действия нашей собственной армии, победа в войне стала выглядеть чуть более реальной.

С другой стороны, поводов для отчаяния тоже хватало – судя по кадрам хроники, перехватывать снаряды с антиматерией оказалось чересчур сложно, так что вся приграничная область наверняка была выжжена дотла. А уничтожение заводов серьезно подрывало наше будущее.

– Если мы больше ничего не сможем построить…

– Сможем, – убежденно заявил расслышавший мой шепот Стивен. – Не переживай на этот счет, парень. Я видел, как охраняется ядерный центр. Фабрика, производство. Туда никто не доберется.

– Хотелось бы верить.

– Точно тебе говорю.

Устроившийся на соседней кровати старик громко фыркнул и разговор оборвался. На этот раз – окончательно.

Остаток дня не запомнился мне ничем особенным – куцая информационная сводка больше не вызывала интереса, редкие беседы с соседями навевали тоску, от еды воротило, а общее состояние сменилось с возбужденно-шокированного до апатичного. То ли наступил эмоциональный откат, то ли подействовали вводимые нам препараты, но все остальные чувствовали себя примерно так же. Мы валялись на своих кроватях, грызли принесенные медсестрой хлебцы, молчали…

Еще через сутки все опять изменилось – сразу после завтрака в дверях появился наш врач в сопровождении одетого в полевую форму сержанта.

Тот не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к сути:

– Алекс Гарсия и Стивен Фолк находятся здесь?

– Так точно, – я убрал в сторону поднос и встал с кровати. – Рядовой Алекс Гарсия, господин сержант!

– Рядовой Фолк, – последовал моему примеру Стивен. – Готов к службе!

– Хорошо, – сержант заглянул в принесенный с собой планшет, удовлетворенно кивнул, после чего развернулся к выходу: – Следуйте за мной.

Наши пути разошлись за воротами госпиталя – бывшего соседа увели в сторону взлетно-посадочной площадки, а меня отправили к небольшому бронированному вездеходу, внутри которого обнаружились еще несколько точно таких же молодых новобранцев.

Десять минут спустя машина вздрогнула, чуть приподнялась над землей, после чего неохотно сдвинулась с места. Начался утомительный переезд, закончившийся только поздним вечером.

Разговаривать во время транспортировки было достаточно сложно из-за гула и тряски, поэтому я молчал, практически непрерывно боролся с подступающей к горлу тошнотой, а в редкие моменты облегчения гадал о том, куда нас везут.

Судя по всему, теперь вокруг меня находились исключительно товарищи по несчастью – никому из соседей нельзя было дать больше двадцати лет, однако каждый из них выглядел подчеркнуто сосредоточенным и серьезным, в каждом чувствовалась армейская жилка и соответствующее обучение. Но вот для чего именно потребовалось собирать в одном месте недоучившихся воспитанников военных центров, оставалось загадкой.

Отправка на фронт? Дальнейшая подготовка? Тыловые работы?

Мучиться в неведении пришлось долго – сразу по приезду в точку назначения нас без лишних слов накормили, отвели в пустую казарму, а затем приказали отдыхать и выключили свет. Расставивший же все по своим местам брифинг состоялся только на рассвете.

Выполняя приказ разбудившего нас сержанта, мы вместе с обитателями еще двух казарм перешли в небольшое административное здание, расположились в уютном конференц-зале и принялись ждать. Впрочем это ожидание быстро закончилось.

– Доброе утро, – зашедший в помещение седовласый мужчина благожелательно кивнул и двинулся к скромной черной кафедре. – Минуту внимания.

Пока я думал о том, кто именно оказался перед нами и рассматривал гражданский костюм незнакомца, тот занял место лектора и начал говорить:

– Меня зовут Константин Дюпри. Так как для большинства из присутствующих мое имя ничего не значит, я сразу перейду к делу. Вам уже известно, что мы подверглись внезапному и подлому нападению, но вы пока что не имеете представления о том, насколько тяжелыми оказались последствия. К сожалению, дела обстоят хуже, чем можно было бы ожидать. На данный момент враг уничтожил свыше девяноста процентов наших промышленных мощностей и нанес серьезный урон обороноспособности страны. Мы смогли остановить его наступление массированным встречным ударом, но положение остается чрезвычайно неопределенным. В этой ситуации приходится искать альтернативные пути ответа на агрессию.

Закончив с вступлением, Дюпри взял небольшую паузу, обвел нас многозначительным взглядом, а потом удовлетворенно кивнул:

– В этом зале находятся лучшие ученики наших академий. Каждый из вас обладает повышенным коэффициентом интеллектуального развития, высокой психологической устойчивостью и склонностью к аналитическому мышлению. Каждый из вас может принимать верные решения в нестандартной обстановке. Каждый из вас имеет потенциал для того, чтобы стать блестящим военным специалистом.

Я покосился на соседа, заметил взгляд сидевшей чуть дальше девушки, смутился и вновь развернулся к лектору.

– Армия считает, что вы достойны лучшей участи, нежели быстрая гибель под артиллерийским обстрелом, – тем временем продолжал тот. – Нам требуются люди, которые будут способны незамеченными преодолевать линию фронта и работать в тылу врага. Осуществлять диверсии, сообщать о передвижениях войск и выполнять те задачи, которые не под силу обычным солдатам.

Последовала новая пауза, во время которой Дюпри внимательно рассматривал нас, а мы старались отвечать ему максимально твердыми и непоколебимыми взглядами. Особого удивления в аудитории не чувствовалось – даже последнему глупцу было ясно, что нас собрали вместе не просто так. А создание диверсионно-разведывательных отрядов полностью соответствовало концепции затяжной войны.

В то, что бои прекратятся спустя неделю или две, лично я уже не верил.

– Нам нужны только добровольцы, поэтому никто не станет требовать от вас ответа прямо сейчас. Можете считать сегодняшний день законным отпуском. Подумайте как следует и только после этого…

– Я готов, господин Дюпри, – неожиданно встал с места сидевший передо мной парень. – Мой город уничтожен. Мои друзья убиты. Мне не нужен день для того, чтобы принять решение. Я готов сделать все, что нужно.

– Не торопитесь, – едва заметно улыбнулся лектор. – Порядок один для всех. Сегодня в девятнадцать часов жду вас в этом зале. Это не обсуждается.

– Так точно, господин Дюпри!

Нам действительно предоставили целых двенадцать часов отдыха, но все это время мы провели в казарме, изучая висевшие на стенах экраны, по которым непрерывно транслировались репортажи о сгоревших городах, уничтоженных заводах и погибших людях.

Хроника была составлена очень грамотно – несмотря на обрывочность данных и неудачные ракурсы, каждый из нас то и дело видел родные места, мог оценить разрушения и вспомнить оставшихся под завалами близких. Сначала настолько откровенная пропаганда вызвала у меня резкое отторжение, но это чувство достаточно быстро ушло – закрывать глаза на правду было глупо, а винить будущее начальство в том, что оно пыталось создать у нас в головах верную картину мира, я не собирался.

Именно сейчас требовалось проявить мужество, сплотиться и дать врагу отпор. Вдобавок, то, что нам предоставили возможность самим выбирать свою дальнейшую судьбу, говорило о значимости создаваемого подразделения. Так имело ли смысл отказываться?

– Подозрительно все это, – в унисон моим мыслям заметил сидевший на соседней кровати новобранец. – Они показывают только нужные вещи. Формируют мнение.

– Ты против? – сообщивший Дюпри о своей готовности выскочка удивленно посмотрел в его сторону. – Нам показывают это, чтобы мы осознавали, с чем имеем дело. Или ты струсил?

– Мне плевать, как ты это назовешь. Я пытаюсь разобраться в ситуации.

– Разобраться? Тебе до сих пор что-то не ясно?

Мой сосед с досадой поморщился и отвернулся, тем самым оборвав разговор. Это весьма расстроило активиста – спрыгнув со своего места, он вышел на центр помещения, а затем возвысил голос, обращаясь ко всем нам:

– Братья! Там, на границе, гибнут наши сограждане. Там…

– Хватит пропаганды, – послышался чей-то сердитый голос. – Без тебя тошно.

– И хватит считать других идиотами, – добавила одна из девушек. – Мы как-нибудь сами разберемся, что нужно делать.

– Именно.

Не получив ожидаемой поддержки, парень заметно стушевался, чуть-чуть покраснел и вернулся на свою койку. Наступило гнетущее молчание.

Так как лично я определился с решением уже давно, то все оставшееся до нового инструктажа время провел в блаженном ничегонеделании, лениво наблюдая за потенциальными сослуживцами, следя за бесконечно повторяющейся хроникой и размышляя о грядущей учебе.

Что должен уметь разведчик? Чем новые дисциплины отличаются от тех, которые преподавали нам раньше? Каким будет первое задание? Когда нас отправят на фронт?

– И отправят ли вообще…

Ответы на большую часть этих вопросов мы получили вечером. Дождавшись, когда в аудиторию зайдет последний из рекрутов, Константин Дюпри снова поднялся на сцену, громко кашлянул и сообщил:

– Предлагаю тем, кто считает себя не готовым к работе в диверсионном подразделении, выйти из зала. Для вас подготовлен транспорт, на котором вы отправитесь в новую часть. Никаких дисциплинарных мер принято не будет.

К моему удивлению, желающие отказаться от предложенной службы все-таки нашлись – три человека молча поднялись со своих мест и двинулись к выходу.

– Трусы, – достаточно громко произнес воспрянувший духом активист. – Если…

– Рядовой Дворжек, вы отчислены из программы, – тут же оборвал его выступление Дюпри. – Покиньте зал.

– Но…

– Немедленно.

Растерявшийся от неожиданного унижения парень сжал губы, но затем отрывисто кивнул, гордо поднял голову и вышел за дверь.

– Диверсант должен отвечать за каждое свое действие, – как ни в чем не бывало продолжил Дюпри. – Диверсант обязан контролировать свои мысли и чувства. Это ясно?

Раздалось несколько одобрительных возгласов, но большинство собравшихся предпочли ограничиться молчаливыми кивками. На всякий случай.

– Я рад, что вы это понимаете. Идите за мной.

На улице шел дождь – вполне обычное для наших краев явление. Крупные капли громко барабанили по пластиковым навесам, собирались в лужи, наполняли воздух приятной прохладой…

– Сюда.

Двигаясь вслед за своим временным командиром, мы прошли мимо нескольких зданий, после чего остановились на самом краю части.

Перед нами была окутанная дождливым сумраком равнина – серая, каменистая и неприветливая.

– У вас есть десять часов для того, чтобы пройти двадцать пять километров, – тонко улыбнулся Дюпри. – Вам следует избегать учебных мин, оставаться вне поля зрения наблюдателей и условных снайперов, а также помнить о заданном сроке. Мы хотим знать, на что вы способны. Действуйте.

Несколько человек сразу же бросились вперед. Двое решительно направились в стороны, явно желая обойти главное место действия по дуге. Большинство остались на месте.

– Повторяю, у вас есть десять часов. Используйте это время с умом.

Дюпри ушел. Еще пять или шесть человек отправились вслед за своими более нетерпеливыми товарищами. Я же вспомнил о висевших в казарме дождевиках, хмыкнул и шагнул в противоположном направлении.

Запомнившаяся мне по утреннему собранию девушка увидела это движение, удивленно вскинула брови, а затем спросила:

– Ты куда? Сдался?

– Хочу взять плащ. У нас еще десять часов.

– О…

– Вот дерьмо. Люди, он прав!

Я действительно оказался прав – непромокаемые куртки были на месте, запрещать нам переодеваться никто не стал, так что уже через десять минут поставленная Дюпри задача начала казаться мне весьма простой и даже рутинной.

Обычный ночной кросс по пересеченной местности. Ничего особенного.

Если не считать мин и снайперов.

– Ну, попробуем, – шепнул я себе под нос, выходя под струи быстро усиливающегося дождя. – Попробуем…

Глава 5

– Основные принципы тактического взаимодействия между различного рода соединениями можно сформулировать в нескольких тезисах. Для начала вспомним о том, как…

Голос читавшего лекцию майора навевал откровенную скуку. Ничего нового я пока что не узнал, бессмысленность всего происходящего вызывала раздражение, память услужливо подсовывала воспоминания о недавних рейдах через Полосу…

– Сержант Фишер!

– Да, господин майор?

– Вы считаете, что лучше меня знаете предмет?

– Никак нет, господин майор.

– В таком случае рекомендую проявить больше внимательности. Иначе вы никогда не станете офицером.

– Так точно, господин майор.

Я поймал удивленный взгляд сидевшего рядом парня и едва заметно вздохнул. Объяснить окружающим свою нелюбовь к карьерной лестнице было достаточно сложно – стать кадровым офицером мечтали многие, но пройти начальный отбор удавалось единицам и каждый такой счастливчик изо всех сил цеплялся за предоставившуюся ему возможность. На этом фоне мое поведение выглядело довольно-таки странным.

– Офицер должен четко понимать все нюансы…

Утомительная лекция наконец-то закончилась. Я одним из первых покинул аудиторию, но неосмотрительно задержался около висевшего в коридоре дисплея и еще раз попался на глаза преподавателю.

– Сержант Фишер, на пару слов.

– Так точно, господин майор!

Вопреки ожиданиям, офицер не стал устраивать разнос ленивому слушателю, а попытался докопаться до причин моей невнимательности. Правда сделал это в своей обычной манере – достаточно агрессивно и бескомпромиссно.

– Вы считаете, что служба в разведке дает вам привилегии?

– Простите?

– Вы пришли сюда, чтобы стать офицером. Я прав?

– Так точно, господин майор.

– Вы поступили к нам только благодаря протекции полковника Питерса. Считаете, что учеба будет проходить по такому же принципу? Считаете, что вам присвоят звание автоматически?

– Никак нет, господин майор!

– Тогда в чем дело?

Говорить правду было нельзя, поэтому мне пришлось выдать уклончивый и максимально нейтральный в данной ситуации ответ:

– Господин майор, я приложу все силы для того, чтобы достойно закончить обучение.

Собеседник несколько секунд рассматривал меня откровенно враждебным взглядом, а затем процедил сквозь зубы:

– Я не люблю пустые отговорки, сержант Фишер. Если вы продолжите игнорировать мои лекции, то будете отчислены. Советую очень хорошо об этом подумать.

– Так точно.

– Вы свободны.

Покинув территорию академии, я еще минут пять стоял возле проходной, вспоминая слова майора. В сравнении с тем, что уже много лет встречало меня на Полосе, прозвучавшие угрозы казались несерьезными, откровенно смешными и оторванными от реальности, но игнорировать их было бы слишком глупо.

Пришлось напомнить самому себе, что мир не ограничивается линией фронта, а моя судьба напрямую зависит от того, смогу ли я получить лейтенантские лычки.

– Чертов Питерс…

– Сержант, вас подбросить до города? – из окна притормозившего рядом транспорта высунулся улыбчивый розовощекий солдат. – Забирайтесь!

Я не стал отказываться. Поднялся в кабину, разместился на сиденье, аккуратно сжал коленями винтовку, после чего рассеянно уставился сквозь лобовое стекло.

– Мне к станции ехать нужно, – сообщил водитель, ловко выруливая на шоссе. – Могу по пути вас высадить, могу прямо до конца довезти. Как лучше?

– В районе парка.

– Сделаем, – солдат энергично кивнул и тут же задал следующий вопрос: – А вы здесь проездом или на курсах?

– На курсах.

– Тоже хочу офицером стать, но мне пока что еще рано. Вы где-то тут служите?

– Нет, ближе к фронту.

– Опасное дело, – многозначительно кивнул собеседник, объезжая длинную и широкую яму. – Не хотел бы там оказаться.

– Станешь офицером – пошлют.

– Вряд ли… проклятые дороги… у меня образование есть, попробую в штаб устроиться… дерьмо!

Попавшая под колесо выбоина на время прервала нашу беседу, но затем словоохотливый водитель опять взялся за свое:

– Вы давно на фронте? Говорят, сейчас там совсем тихо стало.

– Относительно.

– А в каких частях служили?

– Тыловое обеспечение.

– Хорошее место…

К счастью, академия располагалась совсем неподалеку от города и тягостный разговор закончился достаточно быстро. Машина затормозила возле приземистой металлической ограды, я спрыгнул на бетон, а потом направился в сторону длинной аллеи, обрамленной редкими желтовато-зелеными елями.

Несмотря на свои более чем скромные размеры, парк уже долгие годы являлся главной достопримечательностью Спарты, а также излюбленным местом отдыха для живущих поблизости людей. Вот и сейчас сквозь веселое журчание струящихся по камням ручейков доносился задорный детский смех, чьи-то разговоры, а также спокойная умиротворяющая музыка.

Не желая участвовать в общем веселье, я дошел до ближайшей скамейки, сел на нее и в очередной раз задумался о том, что случилось за последние дни. Возвращение из рейда, полковник, офицерские курсы…

Хотя на первый взгляд распоряжение Питерса выглядело вполне логичным и даже закономерным, меня не отпускало ощущение какой-то неправильности, иррациональности всего происходящего. Как будто моя жизнь, до этого момента отлаженная и спокойная, внезапно пошла под откос.

Странное, не совсем четкое, однако весьма мерзкое ощущение.

– В парке запрещено находиться с оружием, – внезапно послышался чей-то извиняющийся голос. – Прошу вас сдать его в пункт хранения или покинуть зону отдыха.

Я обернулся.

Передо мной стоял полноватый мужчина лет пятидесяти, одетый в выцветшую черную форму и неуверенно сжимавший в руках короткую резиновую дубинку.

– Простите, господин сержант. Такие правила.

– Правила? Как долго действует этот запрет?

– Уже месяц, господин сержант. Еще раз простите, но вам лучше уйти.

Спорить и затевать конфликт не имело никакого смысла, так что я поднялся, забрал стоявшую рядом винтовку и направился к выходу.

– Извините…

На улицах города веселья было заметно меньше. Стены домов выглядели неухоженными, дорожное покрытие изобиловало трещинами, попадавшиеся мне навстречу люди казались чересчур изможденными и недовольными, а начавшаяся изморось лишь усугубила общее впечатление, создав разительный контраст с той картиной, которую я наблюдал в парке.

Длинная очередь, ведущая к пункту раздачи еды, стала еще одним характерным штрихом.

– Чего уставился? – в голосе обратившегося ко мне мужчины послышалась неприкрытая агрессия. – Урод.

Державшая его за руку женщина вздрогнула и бросила в мою сторону отчаянный взгляд. Находившиеся рядом люди дружно расступились.

– Вот где уже ваши игры стоят, – продолжил мужчина, экспрессивно чиркая себя пальцем по горлу. – Жизни из-за вас уже никакой нет… что смотришь? Стреляй, тварь!

– Не сердитесь, пожалуйста…

Мне стало противно, я отвернулся и перешел на другую сторону улицы, слыша постепенно стихающие за спиной оскорбления. Настроение окончательно испортилось.

Несмотря на внешнюю иллюзию благополучия, страна тяжело переживала затянувшуюся войну. Дефицит нормального продовольствия и рабочих мест, находящаяся в глубокой депрессии промышленность, а также безвозвратно утраченные технологии вели к медленному, но неотвратимому регрессу, затрагивавшему практически все сферы жизни. Возможно, такая участь ждала большинство отколовшихся от Федерации колоний, возможно, «повезло» только нашей планете, но факт оставался фактом – вспыхнувший пятнадцать лет назад конфликт оказался слишком тяжелой ношей для двух крохотных государств.

Чувствуя непреодолимое желание как можно скорее вернуться на фронт, я пересек площадь, миновал череду отключенных фонтанов и зашел в хорошо знакомый продовольственный магазин. Взял упаковку мяса, черствый сахарный рулет, а затем, вспомнив о завтраке с полковником, добавил к этому немудреному набору десяток куриных яиц. Не иначе, как в знак протеста.

Принадлежавший мне жилой отсек находился совсем рядом. Я за пару минут дошел до стоявшего на соседней улице здания, поднялся на третий этаж, остановился перед узкой черной дверью… после чего, кое-как собравшись с мыслями, взялся за ручку.

– Дядя Алекс вернулся! – послышался с той стороны радостный детский вопль. – Мама!

Возвращаться домой в последнее время становилось все сложнее. Воспоминания о мирной жизни заглушались звуками взрывов, размывались бесконечными ливнями и отодвигались в прошлое долгими месяцами службы, а любой отпуск в конце концов становился мучительным и никому не нужным испытанием. Еще хуже было то, что Анна до сих пор старалась превратить каждую нашу встречу в маленький праздник. Вот и сейчас…

– Привет, – моей щеки коснулись теплые губы, а по лицу скользнула прядь длинных светлых волос. – Раздевайся и иди на кухню, я готовлю пасту. София, следи за водой!

Худенькая белокурая девочка, до этого мгновения внимательно рассматривавшая принесенный мною пакет, едва заметно покраснела и убежала в соседнюю комнату.

– Она тебя с самого утра ждет, – сообщила Анна, помогая мне снять куртку. – Боялась, что ты только на один день приехал.

– Понятно… там для нее какой-то пирог есть…

– Ты просто чудо!

– Дядя Алекс, а ты принес тортик? – донеслось с кухни. – Мама купила чай.

– Да, там есть…

– София, ты же знаешь – никаких сладостей до ужина.

Продолжая ощущать себя не совсем в своей тарелке, я устроился возле обеденного стола, а потом начал следить за тем, как толстые белесые макароны соединяются с тертым сыром и зелеными водорослями, превращаясь в нечто весьма аппетитное.

У нас в столовой подобными вещами никто не занимался. А солдаты давно привыкли есть то, что дают.

– Мама…

– София, веди себя культурно. Достань приправу.

Наблюдая за хлопочущей по хозяйству женщиной, я никак не мог избавиться от ощущения иллюзорности всего происходящего. Дом, семья, простое человеческое общение…

Непозволительная роскошь для человека, месяцами живущего на Полосе.

– Как дела в академии? – мимоходом спросила Анна, поливая практически готовое блюдо розовым соусом. – Все нормально?

– Да. Прослушал несколько лекций…

– А меня в школе учат астрономии, – сразу же влезла в разговор София. – Когда вырасту, полечу в Федерацию!

– Обязательно, солнышко. Так что там с академией?

– Все нормально. Просто учеба.

– А потом? Тебя переведут куда-то еще?

– Пока не знаю.

Из коридора прибежал Карл – толстый мохнатый кот, уже несколько лет живший в моем отсеке и чувствовавший себя здесь полноправным хозяином. Разговор сразу перешел в более спокойное русло, я вспомнил о встреченном во время рейда кантре, затем рассказал Софии выдуманную историю про живущую в казарме ручную крысу – и наконец-то испытал облегчение.