Текст книги "Моя любимая разница"

Андрей Курков
Моя любимая разница
^{Рождественский рассказ}

«Я приеду к тебе под окно зимней ночью на белоснежном танке».

Каждую ночь в очередном сне пролетала эта фраза, произнесенная моим голосом. И мне казалось, что во сне, услышав ее, я киваю. Я согласен приехать к тебе под окно на белоснежном танке.

Только откуда взялся этот белоснежный танк?

Я перебираю все слова, сваленные в моей памяти. Память – не архив. В ней никогда не бывает порядка. В ней если даже что-то и найдешь, вряд ли точно поймешь: когда и кем это было сказано или сделано.

«Мой папа был командиром танковой части…» – прошептал откуда-то издалека твой голос.

Ты это сказала на второй день нашего знакомства. Точнее, это был твой ответ на мое предложение выпить у тебя дома чая.

Мы так и не выпили у тебя чая. Вместо этого мы несколько раз посидели в баре, где ты всегда заказывала красное мартини, а я пробовал то кальвадос, то настоящий портвейн из Португалии. Потом, это было в конце мая, съездили в Ялту и провели там три дня. Солнце только-только начинало оживлять, размораживать людей. Весна была поздняя. Мне за неделю до этого исполнилось 45, тебе в следующем сентябре «стукало» 22. Замечательная разница. Помните такой рекламный слоган «Почувствуйте разницу!»? Я ее действительно почувствовал. И запомнил навсегда.

И вот этой ночью снова вспоминал ее в одном из своих обычных, посвященных тебе снов.

От Нового года поубавилось яркости, зато прибавилось ее к Рождеству. Я завис между двумя этими праздниками с четким ощущением необходимости что-то совершить, взять что-то из прошлого и перетащить если не в будущее, то уж точно в сегодняшний день, точнее – в сегодняшнюю ночь.

Кто-то пустил за окном ракету. Над домом взорвался разноцветными искрами салют. Я открыл глаза. Фосфор стрелок на старинном будильнике указал время – четверть второго ночи.

Тот, кто запустил этот фейерверк, наверняка моложе меня лет на десять. В моем возрасте к фейерверкам возникает устойчивое равнодушие.

Теперь мне не хочется спать.

Я поднимаюсь, подхожу к окну.

– Где ты там, Ия? – спрашиваю я заоконную темень.

В эти зимние ночи мне не хватает именно ее. О других гостивших в моей личной жизни женщинах я не думаю.

– Алло? – бормочет сонный голос. – Кто это?

Скоро половина второго. Она наверняка крепко спала. Интересно, что ей снилось?

– Это один эгоист из твоего недавнего прошлого, – говорю я.

Из трубки молчание. Минута, вторая. Она не кладет трубку.

– Ты меня узнала? – спрашиваю я, не выдержав этой игры в «кто кого перемолчит».

– Узнала.

– Как там твой папа?

– Он умер. Два месяца назад.

– Извини.

– Ничего. Я уже привыкла к тому, что его нет. Его друзья еще не привыкли и звонят время от времени. Иногда ночью. Старики, как и счастливые, часов не наблюдают. Я думала, и сейчас это кто-то из них.

– Ты теперь одна?! – спрашиваю я и ловлю себя на том, что в интонации моей проскальзывает надежда на ее утвердительный ответ.

– Почти.

– Как это?

– У меня позавчера бойфренд потерялся…

– Объявлений на столбах не вешала? Ну, там, верните за вознаграждение…

В трубке молчание.

– Извини, – говорю я. – Ночью у меня случаются неудачные шутки. Если хочешь, можем пойти его вместе поискать!

– Опять шутишь?! – вздыхает она.

– Нет, не шучу. Я могу быть у тебя через двадцать минут.

– Ну будь! – говорит она уже проснувшимся голосом.

На улице минус десять-пятнадцать. Мой серый «опель» никак не хочет заводиться. Замерз бедняга. Если он так и не заведется, то обещания своего я не смогу сдержать. Пешком по снегу и ледяной корке отсюда, с Никольско-Ботанической, до ее дома на Липской? На это может и сорок минут уйти, и час. Зимой нельзя ходить быстро. Особенно ночью.

«Опель» наконец завелся. Ледяная корка под колесами захрустела. Слева – университет, справа – памятник национальному поэту. Поворачиваю на бульвар, спускающийся к Бессарабке. Опять слева университет, только теперь желтый его корпус, а справа в парке национального поэта спит ресторан, названный в честь того же национального поэта. Дорога пустынна и искрит снежком, отражающим свет уличных фонарей. Светофоры мигают желтым. Вокруг – ни машин, ни людей. Где же мы будем искать ее бойфренда?

А, впрочем, зачем мне ее бойфренд? Мне достаточно увидеться с женщиной, которая заставила меня почувствовать разницу. Нет, внешне она просто красивая и изящная. Разница между ней и другими красивыми молодыми не внешняя. Она в чем-то другом. В темпераменте, в непредсказуемости, в какой-то глубоко внутри спрятанной чертовщинке.

– Смотри-ка, успел! – удивляется она, встречая меня на пороге.

– Старался.

Она уже в сапожках и джинсах, в темно-синем свитере. Проворно просовывает руки в рукава короткой коричневой дубленки.

– Я готова.

– А где мы его будем искать? – интересуюсь я.

– По злачным местам. Начнем с казино «Салют». – В ее руке вдруг появился справочник «Ночной Киев», и она игриво помахала перед моим лицом этой пестрой брошюркой.

Казино «Салют» оказалось закрытым. Мы заехали в три ближайших ночных клуба. Бойфренда там не нашли. Поехали дальше, в сторону Крещатика.

В Пассаже жизни было больше. Под горящими витринами кафе и ресторанов стояли высокие девушки в удивительно коротких шубках.

– Как ты думаешь, что дороже: такая девушка или ее шубка? – спросил я.

Она обернулась на ходу, хмыкнула.

– Шубка дороже, – ответила она после паузы. – Давай туда зайдем!

Мы спустились в вибрирующий от громкой музыки подвал. В воздухе плавал особенный сладковатый дымок. То ли от дискотечных спецэффектов, то ли от какого-то радостного курева.

Навстречу нам выскочил прилично одетый крепкий малый.

– Раздеваться будете? – спросил он.

– Нет, – Ия отмахнулась от него рукой. – Мы приятеля ищем.

Он освободил дорогу, и мы прошлись через три зала, останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Мне, впрочем, оглядываться надоело. И я спросил:

– А как он выглядит?

– Чем-то похож на тебя, только постарше.

Выходя из Пассажа, я посмотрел на часы.

– Уже три, – вздохнул я.

– Ты что, устал?

– Нет. Послушай, а он уже терялся?

– Терялся.

– И где ты его находила?

– В ночных местах. У него сейчас кризис

...

конец ознакомительного фрагмента