Текст книги "За чертой"

Шершук

– У Иконника было сто граммов, – докладывал Быков. – По словам Цирика, сейчас осталось где-то около половины. Так что нужно сработать быстро. Можем не успеть.

Шершук кивал, слушая подчиненного.

– Думаешь, разовая работа?

– Хрен его знает. А вдруг? Лучше не рисковать.

Шершук кивнул.

– Человечка подвести к нему можешь?

– Филипп Львович, – помялся Быков. – В городе сейчас пусто, после того как Рамиля наркоконтроль накрыл…

Шершук практически машинально нахмурился. Это была больная тема. Конкуренты из ФСКН по чистой случайности вышли на одного из приближенных Рамиля, крупного наркодельца, который организовал собственный канал поставки героина в город из Соль-Илецка – откуда, в свою очередь, товар через степь поступал из Казахстана. И за Рамилем почти полгода охотились и наркоконтроль, и отдел наркотиков городского УВД. Как назло, от полиции Рамиль все время уходил – каким-то чудом, словно чувствовал, что его выслеживают. А вот скинуть с хвоста коллег из ФСКН не смог. Наркоконтроль сработал быстро, поняв, какой шанс попал им в руки. По горячим следам Рамиля задержали прямо на съемной квартире, оборудованной его группировкой под склад. И пока руководство областного Госнаркоконтроля примеряло новые звездочки, Шершук впал в немилость к шефу угрозыска.

–…Герыча сейчас нет, а если появляется, то он разлетается сразу, как горячие пирожки, – продолжал Быков. – Если будем медлить, Иконник толкнет все. Может быть, у нас новый оптовик появился. Но может быть и такое, что это разовая партия, а не устойчивый канал. И тогда мы вообще с носом останемся.

Шершук задумчиво поскрябал в затылке, но все же кивнул.

– Хорошо. Давай резолюцию, я подпишу. И дуйте к следаку за постановлением.

Быков удовлетворенно протянул шефу готовый документ.

– Если возьмем с товаром, Иконника можно раскрутить на поставщика. Было бы круто. У нас есть его погремуха, можно взять Иконника на понт и вытрясти все.

– А мы о нем хоть что-нибудь знаем? – заинтересовался Шершук. – Кто поставщик? Что за погремуха?

– Какой-то Туча. Кто такой, хер знает. Я ни разу это погоняйло не слышал. По донесениям тоже не проходило, мы пробили. Так что копать нужно.

Шершук осторожно кивнул и вернул подписанную бумагу оперу.

Когда Дьячков и Быков вышли, Шершук нахмурился и задумчиво и встревоженно затарабанил пальцами по столу. Дело принимало неожиданный для Шершука оборот… Нужно было звонить. И рука майора потянулась к резервному сотовому, номер которого знал лишь один человек в городе.

Быков

– Привет, Иконник, – сказал Быков, вырастая перед появившимся на пороге квартиры хозяином. – Давно не виделись.

Иконник был в домашней одежде: спортивные штаны, резиновые шлепанцы и футболка. Бытовую зарисовку чуть портил рисунок семилистника на футболке – лист марихуаны. Жилистый, лет 30 с небольшим, на улице Иконник пользовался репутацией опасного человека, с которым лучше не связываться. Он вышел сам – Быков и Дьячков караулили его в подъезде почти полтора часа. Иконник напрягся, обернулся – и увидел позади себя появившегося словно из ниоткуда Дьячкова. Тот стоял в двери, блокируя Иконнику путь к отступлению.

– В гробу я тебя видал, – буркнул Иконник.

Дальше было дело техники, к которому привыкли все трое: Иконника толкнули лицом к стене, обыскали карманы. Иконник не был напуган – скорее, зол. И это озадачивало.

– Давай без фокусов, Дима, – предупредил Дьячков.

– Куда собрался в таком виде? – спросил Быков. – Классные кстати тапочки.

Иконник не ответил.

В его карманах было пусто. Но в левой руке Иконник что-то сжимал.

– Пальцы разомни.

Быков отобрал у него предмет. Это был сувальдный ключ. Повертев его, Быков сунул ключ в карман Иконника. Тем временем Дьячков громко бросил куда-то вниз:

– Все чисто, заходим!

Затопали шаги. Скосив взгляд, Иконник увидел поднимающихся по лестнице следователя в форме, опера из местного ОВД и двух понятых-соседей. Те явно не были поклонниками жильца сверху, потому что зашушукались, злорадно поглядывая на Иконника.

– Наш клиент? – следователь кивнул на Иконника и, получив утвердительный ответ, завел привычную шарманку: – Дмитрий Иконников, у нас постановление. Сейчас в вашей квартире в вашем присутствии будет произведен обыск…

Следователь открыл папку, чтобы выудить документ. Но бумага Иконникова мало интересовала. Как и обыск. Потому что он сухо бросил Быкову:

– Зря стараетесь.

Но Быков и сам уже понимал это, видя до удивления спокойную реакцию Иконника на все происходящее.

Как обычно, обыск занял довольно много времени. Дьячков и опер с земли планомерно и методично проверяли содержимое полок, шкафов, антресолей, кладовки, балконов и т. д. и т. п. Понятые шушукались. Иконник спокойно, но исподлобья, всем своим видом демонстрируя, как он относится к ментам и к их появлению в своем доме, наблюдал за происходящим. Следователь со скучающим видом делал помарки в документах, постоянно отвлекаясь на сотовый телефон – вероятно, у него был гораздо более интересный sms-диалог.

Выйдя из квартиры, Дьячков обнаружил напарника на лестнице. Тот сидел на ступеньках, курил и невесело думал о своем. Дьячков также закурил.

– С кухней закончили. Остались ванная и туалет. Но… Пустой он, Илюх.

– Понял уже, – пробурчал Быков.

– Порожняк. Б… дь.

– Значит, не дома хранит.

– Ну а где? Гаража у него нет. Может, сарай где-нибудь поблизости снимает? Или тот же гараж…?

– Этого мы уже не узнаем.

Быкову не хотелось смаковать ситуацию. Встав, он щелчком отправил окурок на межэтажную площадку. Дымящийся бычок приземлился прямо под железной дверью межэтажной кладовой кого-то из соседей Иконникова. Только что ускользнувшего от оперов Иконникова…

– Убедился? – ворчал Шершук, когда опера вернулись в управление с пустыми руками. – Убедился, Быков? Я же говорил, надо его попасти сначала было. Человечка подвести, закупочку организовать. Нет, б… дь, тебе приспичило! «Ускользнет Иконник, ускользнет!» Теперь доволен?

Быков помолчал.

– Филипп Львович, я вот думаю… Может, его предупредил кто-то?

Шершук выкатил на Быкова глаза.

– Чего? И кто же, например?

– Цирик. Он в обезьяннике в Дзержинке. Может, через кого-то из тамошних постояльцев Иконнику маляву толкнул. Или позвонил. Сами знаете, как у нас в Дзержинке…

– Может, и так, – огрызнулся Шершук. – А может, он телепат. А может, Иконник вообще чистый. Много чего может быть, Быков. Да вот только толку-то теперь отмазы придумывать, почему у тебя облом вышел?

– Дайте мне его потрясти.

– Чего? И как ты это себе представляешь?

– Да как обычно, Филипп Львович. Закрыть на 15 суток и поколоть как следует. Может, он и сдаст своего поставщика. Тучу.

– Работать надо лучше, а не понты колотить! – почему-то разозлился Шершук. – Цирик тебе порожняк прогнал, а ты купился! Туча, б… дь! А чего не Облачко Оранжевое? Или это, как его, Чингачгук Меткий Змей?

– Большой.

– Чего?

– Большой Змей вроде. Ну, Чингачгук.

– Большой хер! – рявкнул Шершук. Для солидности переложив на столе какие-то бумажки, он уже спокойнее добавил: – Никаких 15 суток. Он потом жалобу накатает, а меня начальство после Рамиля и так в филейные части не нацеловывает, если ты не заметил. Так что отвали от Иконника.

– Я могу человечка к нему подвести. Есть варианты…

– Раньше надо было думать, – отрезал Шершук. – У тебя, б… дь, дел нет других? Ты принес палку по Цирику, молодец, хвалю. Но это не значит, что ты, блин, комиссар Каттани новый нарисовался. Что у тебя по материалам? Что с Афанасьевым?

– Пока молчок. Филипп Львович, с Афанасьевым даже крупного не будет, оно того не стоит. А вот с Иконником, мне кажется, перспективная тема. И я…

– Головка от… патефона, – прорычал Шершук. – Быков, ты слышишь плохо или с детства того, загадочный? Мне жалобы не нужны. Прокололся – так подотрись и вкалывай себе дальше. Мне притон нужен, понял? Свободен.

Выходя, Быков искренне постарался не хлопать дверью. Не вышло.

Быков начал работать по притону. Однако первые его ошибки уже привели к первым результатам.

Уже через два дня.

Быков возвращался в управление из Ленинского ОВД, где у следователей был один из материалов, по которому они с Дьячковым сработали месяц назад. Как обычно, бросил машину на парковке перед четырехэтажным зданием УВД Оренбурга. Прошел мимо первого постового с автоматом, который дежурил на входе. Минуя фойе, Быков столкнулся со вторым постовым, который все основное время службы скучал напротив дежурки.

– Вы же Быков? Из наркотиков? Тут к вам пришли.

Он кивнул в сторону, на ряд старых и потертых кресел с откидными сиденьями. Они были установлены вдоль дальней стены фойе и служили местом ожидания для посетителей. Посмотрев туда, Быков не сразу понял, кто из посетителей пришел именно к нему. Но девица сама встала навстречу.

Это была девушка Цирика, которая так любила смотреть ему в глаза, угощаясь в кафе шашлыком и пивом за счет своего благодетеля.

– Здрасте, – буркнул озадаченный Быков. – Вы ко мне?

– Да. Я хотела… Меня зовут Надежда. И я… Понимаете, я подруга…

–…Паши Цирика, я в курсе, – кивнул Быков. – И что? Что вам нужно?

Надя поколебалась. Она была взволнована, Быков не мог этого не заметить. Но причину волнения он понял далеко не сразу.

– Понимаете… – тихо начала Надя. – Я хотела… попросить… В общем…

– Девушка, у меня сегодня еще дел много. Что вам?

– Вы можете отпустить Пашу? – выпалила она. – Паша ничего не сделал.

Быкову очень захотелось выволочь ее за волосы из здания.

– Слышь, подруга, – сухо бросил он. – Топай-ка ты отсюда, а? Если есть вопросы, обращайся к следователю.

Больше не глядя на нее, Быков направился к лестнице. Поднялся на третий этаж, где располагался угрозыск УВД, в том числе группа по наркотикам. Доставая ключи, он направился к их с Дьячковым кабинету. Быков уже отпирал дверь, когда его окликнули:

– Илья Быков?

Обернувшись, Быков увидел двоих хмырей в костюмах. Одного из них, неприятного вида пузатого типа лет под 50, он уже где-то видел раньше – но точно не мог вспомнить, где.

– Вы по какому вопросу?

Пузатый тип показал удостоверение. Красная корочка, как и у Быкова. Взгляд опера мелькнул по документу, заполненному каллиграфическим почерком сотрудницы отдела кадров. Выхватил фамилию «Порожкин». А перед тем, как пузатый убрал ксиву, Быков успел разглядеть и подразделение.

УСБ.

– Майор Порожкин, управление собственной безопасности УВД области. Пройдемте с нами.

Быков проработал в полиции очень долго. Возможно, слишком долго. Но никогда он не имел дела с УСБшниками – как и многие другие, с деятельностью «полиции внутри полиции» он был знаком лишь по страшилкам, которые сплетнями бродили по коридорам УВД, кочуя из кабинета в кабинет…

Быков растерялся. К этому он не был готов точно.

– Что? Куда?

Как оказалось, наружу. Быков в сопровождении Порожкина и его молчаливого коллеги из УСБ вышел на парковку перед управлением. Порожкин вел его к собственной машине, это Быков понял сразу. Там кто-то стоял. Пройдя десяток метров, Быков с изумлением понял, что около собственной «Ауди» его поджидали следователь из комитета, понятые и… Надя.

Быков сжал челюсти, увидев девицу. Та немедленно отвела глаза.

Подстава?!

– Машину откройте, – велел Порожкин.

– Это зачем?

Порожкин нахмурился, а в дело вступил следак из комитета. Он сунул под нос Быкову бумажку – одну из тех, которые в неисчислимом уже количестве прошли через руки опера за последние 20 лет.

– Быков, у нас постановление на обыск вашего автомобиля и вашего служебного кабинета.

– Что?

– Предлагаю добровольно выдать деньги, полученные от гражданки Иконниковой.

Быков оцепенел, услышав фамилию. Перевел глаза на Надю, которая всеми силами старалась не пересекаться с ним взглядом.

– От… Иконниковой?

– Машину открывайте, – теперь уже жестко велел Порожкин. Церемонится он явно не собирался. – Или ломать?

Подстава.

Иконникова. Сестра Иконника.

Сестра Иконника – любовница Цирика.

Черт…

Быков, лихорадочно думая и вместе с тем безуспешно пытаясь взять себя в руки, достал ключи. Сигнализация пискнула, отпирая все дверцы «Ауди». Тут же Порожкин отстранил Быкова в сторону и распахнул дверцу.

– Отойдите, – угрюмо велел молчавший доселе опер УСБ. В его руках Быков увидел видеокамеру – тот фиксировал все происходящее.

Быков отступил лишь на шаг. А затем…

…Быков похолодел, когда Порожкин уверенно вытянул руку из бардачка машины опера, демонстрируя на камеру пухлый конверт.

– Конверт, – прокомментировал он с победным видом.

Его не было! Утром Быков заглядывал в бардачок, убирая туда… Нет, доставая оттуда флэшку с музыкой… Конверта не было!

Иконникова? Вскрыла? Как?

Порожкин? УСБшников купили?

Кто?! Молодая, но уже сморщенная наркоманка Надя? Ради Цирика, который сдал ее собственного брата?!

У Быкова поплыло перед глазами, когда он увидел, как Порожкин с победоносной ухмылкой выудил из конверта пачку тысячных купюр. Порожкин принялся раскладывать их прямо на капоте «Ауди» Быкова, одну к другой. Быков, чувствуя, как его спина покрылась холодной испариной, смотрел лишь на деньги.

Его подставили.

Но ПОЧЕМУ?!

Следователь взял его за локоть, возвращая в реальность.

– Я задал вопрос, отвечайте, – настойчиво повторил он. – Вы можете пояснить, откуда у вас эти деньги? Быков?

Опер тыкал в лицо Быкову камеру, чтобы запечатлеть реакцию «пойманного с поличным» оборотня в погонах. Быкову хотелось выбить ему все зубы.

Не только ему. Всем им.

Быков не ответил. В этом не было никакого смысла.

Половина УВД смотрела на Быкова из окон. С этого дня по управлению ходила новая страшилка про УСБ: как грозные инквизиторы надели наручники на запястья их коллеги Быкова прямо на парковке.

Больше Быкова в управлении никто не видел…

…Почти никто.

Шершук

Майор был в легком шоке, увидев Быкова через двое суток после задержания. Шершук прибыл в ИВС, где в одиночной камере содержался его подчиненный. Немногословный конвоир привел Быкова в допросную, где, нервно куря, его ждал Шершук. Быков был небритым, осунувшимся, с кругами под глазами – за последние двое суток он явно практически не спал. Не узнать пышущего здоровьем опера, которым он был всего лишь 48 часов назад. Стресс и шок от всего, что навалилось на Быкова, сделали свое дело.

Шершук пожал руку Быкова. Ободряюще похлопал его по плечу. Предложил закурить. Все это сопровождалось неловкой тишиной. Шершук не знал, как себя вести – а Быков был в стадии, в которой плевать уже на все.

– Мда, Илья, – сказал наконец Шершук, взглянув наконец в глаза оперу. – Попыл ты круто. По самые помидоры попал.

Быков не ответил.

– Следак сегодня был?

– Угу, – кивнул Быков. Протянул руку за другой сигаретой. Руки не тряслись, но были какие-то вялые, словно с трудом преодолевая сопротивление вдруг потяжелевшего и поплотневшего пространства.

– Сказал уже?

– О чем?

Шершук вздохнул.

– Значит, еще нет… Я тут похлопотал за тебя. Ну, как мог. Блин, Илья… Я не знаю, что у вас там было. Не знаю, делал ты что-то или подстава это… Но мы с тобой вместе туеву хучу лет проработали. Так что…

Быков снова кивнул.

– Эти два дня я бегал по знакомым, – сказал Шершук. Говорить было непросто. – В комитет, в суд, в прокуратуре пару человек поднял… Б… дь, когда ты в шоколаде, корешей хоть жопой жри. А как проблемы, то куда все только деваются…

Быков криво усмехнулся.

– Это да. Проза жизни.

– Короче… Отпускают тебя.

– Что?

– Было непросто, но мне удалось. Тебя отпускают под подписку. Не без моей, как понимаешь, помощи… А хотели в изоляторе тебя оставить до суда. Суки.

Быков помолчал, пытаясь осознать, что уже скоро он выйдет отсюда. Но это было довольно слабым утешением.

– Спасибо, Филипп Львович.

Но это было не все. Шершук хмуро покосился на Быкова. Он колебался и не знал, как сказать то, что сказать было нужно.

– Мы с тобой давно работаем, Илюх. Опер ты хороший. Не без косяков, но это у всех нас. Как говорится, идеальных в ментуре не держат… И я, в общем, ни разу не рад, что мне приходится тебе это сказать… Но… Надеюсь, ты и сам все понимаешь…

– Филипп Львович, – устало перебил его Быков. – Говорите как есть уже. Что?

– Ментура для тебя закрыта. Не знаю, что будет до суда, что будет на суде… Может, тебя и вовсе оправдают… Дай-то бог… Но в ментуре ты больше не работаешь.

Быков криво усмехнулся.

– Да понял уже… Не дурак.

– Мда… Так что… Мне, так сказать, тяжело это говорить… Но ты должен сдать ксиву.

Быков затушил сигарету. И посмотрел Шершуку в глаза.

– Не могу. Потерял.

– Что? – Шершук выматерился. – Илюх, твою мать…! Ты издеваешься надо мной сейчас или как?

– А что мне будет? – равнодушно пожал плечами Быков. – Выговор? Так я уже не сотрудник. А два раза… Два раза не посадят.

Насчет этого он тоже ошибался.

Быков

Все, что произошло с Быковым после задержания, было похоже на ужасный и тоскливый до отвратительности сон, который никак не хотел заканчиваться. Лица и шевелящиеся губы, стены и решетки, погоны и наручники плыли перед глазами Быкова, словно визуальный ряд на экране, к которому сам Быков был не причастен. Сам Быков был погружен глубоко в себя. Он пытался осознать положение, в котором оказался – и не мог этого сделать.

На купюрах, конечно, был специальный состав – люминесцентной краской была помечена каждая банкнота. В ультрафиолете каждая из них выдавала красующееся на своей поверхности слово «Взятка».

Очную ставку с Надей Иконниковой, которую провели также по горячим следам – следователю из комитета не терпелось закрепить всю доказуху, чтобы как можно быстрее отчитаться перед начальством и записать в свой актив еще одного посаженного мента – Быков также почти не помнил. Он отрицал все. Надя что-то говорила. Кажется, что Быков вызвал ее и потребовал взятку в размере 50 тысяч рублей за то, чтобы отпустить ее парня Павла Зиновьева.

В первую ночь Быков отрубился сразу. Он боялся, что не сможет устать, но усталость и нервное напряжение дали о себе знать – Быков практически отключился. Проснулся он на рассвете от чувства накрывшей его дикой паники. Ему хотелось лезть на стену.

На второй день его обрабатывал следователь. Комитетчик пытался уговорить Быкова на чистосердечное, обещая, что ему все учтется. Быков несколько раз сказал, что ему не в чем признаваться. А по поводу природы возникновения купюр в его машине предложил следаку поговорить с Порожкиным.

С семьей ему встретиться не давали. Знают ли они вообще о том, что случилось с Быковым, он не знал.

Будучи частью системы, Быков отлично знал, как это работает – и почему это работает. Но, думая об этом, он снова начинал уходить в себя. Возможно, это была самозащита. Его эго просто не могло поверить в реальность происходящего.

А потом к нему приехал Шершук. Тогда будущее стало более определенным – хотя бы на ближайшие пару месяцев.

Итак, его отпускают под подписку о невыезде…

Но пришли за ним только на третий день, спустя еще почти сутки после визита теперь уже бывшего шефа.

Когда небритый, провонявший казенными стенами городского изолятора временного содержания, немытый и осунувшийся Быков вышел из дверей ИВС на яркое солнце, он сразу остолбенел, увидев своих.

На парковке перед изолятором его ждали жена и дочь.

Вале был 41 год, но она всегда выглядела гораздо моложе – стройная, подтянутая и моложавая – Быкову было чем гордиться. Светке только стукнуло 18. Студентка первокурсница, она наверняка не пошла сегодня в институт, чтобы встретить отца из кутузки.

Света была просто бледной и заторможенной. А вот на лице Вали отчетливо читались следы всего того, через что она прошла за эти два дня. Вытирая слезы, она бросилась на шею Быкову.

– Илья…!

– Не надо, – приобняв жену и ткнувшись небритым лицом ей в шею, Быков попытался отстранить Валю. – Я грязный.

– Тебя били?!

– Не говори ерунды.

– Господи, наконец-то! Я… я везде звонила! Всем начальникам вашим, следователю, их начальству… Всем! Отпустили, слава богу!

Быков искусственно, лишь в качестве безуспешной попытки подбодрить жену, улыбнулся Вале. И встретился взглядом со Светой. Она широкими глазами смотрела на отца. Таким она не видела его никогда раньше.

– Пап, ты… ты как?

Быков не нашелся, что ответить. Он лишь погладил дочь по голове и снова искусственно улыбнулся.

– Тебя на самом деле отпустили? – нервничала Валя, пытаясь взять себя в руки. – Это точно, все?

– До суда да.

– Господи… Мы даже не спали толком… Как же ты так, Илья?

Валя не выдержала и снова заплакала. Быков протяжно вздохнул, понимая, что в нем закипает что-то, что выразить словами он не может. Это было что-то новое. Но волна погасла, потому что Быков заставил себя потушить ее.

К ним подошел Дьячков. Все это время он стоял в стороне, около своей машины. Кивнув бывшему напарнику, Дьячков пожал ему руку.

– Надеюсь, в одиночке держали?

Говорить об этом сейчас не хотелось. Быков просто кивнул в ответ. Дьячков понимал его состояние, за что Быков был ему очень благодарен.

– Тогда поехали.

ИВС находился совсем рядом с УВД города. Проезжая мимо управления, Быков не выдержал и окинул его мрачным взглядом. После чего заставил себя отвернуться, отчетливо вдруг осознав, что это действительно конец.

Даже после засад, длящихся по 3—4 дня, Быков не принимал душ с таким наслаждением. Он стоял под потоками воды, ощущая, как вода омывает и успокаивает ее. Закрыв глаза, он оперся руками о стену и попытался расслабиться и выкинуть из головы все что было – и все что еще будет. Не вышло.

Открыв глаза, он увидел крестик, висевший на шее. Струи воды били по нему, заставляя качаться из стороны в сторону, как маятник.

Крестик у Быкова был особенным. Старинный, 18 века, это был подарок его крестного отца. Сам крестный умер больше 10 лет назад от рака легких, заработанного на предприятии по переработке газа. Синий, с позолотой, крестик бал антикварной и довольно дорогой вещицей. На поверхности крестика позолотой были изображены распятие, рядом с которым – по обе стороны от распятия Христа – виднелись копье и нечто, похожее на булаву. В верхней части крестика красовалась надпись «Царь славы» на старославянском. Быков где-то слышал, что раньше в православии это был один из эпитетов, которым обозначали Иисуса.

Всю жизнь Быков верил, что этот крестик – единственная память о крестном, лучшем друге его отца, также давно скончавшегося – защищает и оберегает его.

Сейчас Быков уже не был в этом уверен.

Он сжал челюсти и закрыл глаза. Не выдержав, Быков врезал кулаком по стене.

– Илья? – сквозь шум воды снаружи донесся голос Вали. – Ты в порядке?

– Да, – хрипло отозвался он.

На следующий вечер к ним приехал Дьячков. Вчетвером – Быков, Валя, Света и гость – поужинали. Разговор не клеился: тему с уголовным делом в отношении Быкова обсуждать за столом никому не хотелось, а другие темы никому в голову просто не шли.

После ужина Быков и Дьячков с пивом и сигаретами выбрались на балкон.

– Цирика одновременно с тобой отпустили, – поведал Дьячков.

Быков криво усмехнулся, делая глоток холодного пива.

– Сделка с УСБшниками?

– Угу. Наркоту с него сняли. А он дал показания.

– Что говорит?

– Откуда я знаю? Наверняка, что ты заставлял его позвонить этой шалаве, чтобы она собрала деньги на взятку тебе. И понеслось…

Быков вздохнул.

– Да не в заяве дело. Если каждого опера, на которого торчки и барыги хотят заяву кинуть, закрывать будут – оперов не останется.

– Думаешь, не с Цирика все пошло? А откуда тогда? Иконник? – Быков пожал плечами. – Ну а ему нафига? Иконник чист, хату обыскали да и все.

– Подружка Цирика, – сказал Быков, помолчав. – Шалава эта, как ты говоришь. Знаешь, кто она?

– А ты шалав на типы или подвиды делишь или как?

– Ее зовут Надежда Иконникова. Она сестра Иконника. Прикинь?

Дьячков едва не поперхнулся пивом. Помолчал, куря и пытаясь сообразить, что бы это могло значить.

– Мда. Черт…

– За Иконой кто-то стоит, – произнес Быков, медленно, словно пробуя собственные слова на вкус. – И он так ценит Иконника, что вытащил из зоны пахаря его сестры. Для этого пришлось подставить меня. И он легко пошел на это. Значит, ресурсы есть. Связи и бабки, чтобы смазать, где нужно.

Помолчав, Дьячков подал голос:

– Могу покопаться, если хочешь…

– Брось, – отмахнулся Быков. – Думаешь, я не понимаю, что у вас там сейчас? По любому никому теперь к этой своре и на пушечный выстрел приближаться нельзя. Или начальство выпишет, или УСБ подскочит.

Дьячков не ответил. Быков был прав.