Текст книги "Наемники фортуны"

– А ты ухи развесь пошире, человече. Точно говорю: идет там кто-то. Не идет даже, а так… спешит, короче. Быстро-быстро перебирает ногами. Только не пойму – по полу или по потолку… А, нет, вверху он, точно, а то б вода плескалась, понимаешь? За провода с трубами, сволочь, цепляется, как тогда!

Я снова прислушался – и вроде бы на этот раз действительно услышал легкий стук и цоканье во мраке туннеля позади.

Тарахтение мотора стало тише, он снова задребезжал. Фара замигала, угасая.

– На пара́х одних едем, – подал голос Почтарь. – Горючего совсем не осталось.

– Юна, достань бинты, – сказал я. – Чак… Нет, Почтарь, отломай две рукояти от тумбы этой.

– Я те отломаю! – возмутился монах.

– Все равно твоей дрезине конец, а нам нужны факелы. На что еще бинты намотать?

– Инструменты у меня есть, вот на что.

Он склонился над чем-то лежащим около тумбы, в этот момент двигатель стих, и в туннеле наступил непроглядный мрак.

* * *

Темноту наполняли звуки.

Плеск. Бульканье. Журчанье. Приглушенный скрип и лязг за стеной. Цоканье и частый стук позади.

Они усилились, как только погас свет.

– Тварь там не одна, – прошептал Чак.

Заплескалась вода – кто-то бежал по шпалам. Замычал Лука Стидич. Юна Гало сказала в темноте:

– Я делаю факелы. Один почти готов, но мне нечем зажечь и…

– Их надо сбрызнуть горючим, – перебил я. – Почтарь, у бака широкое горлышко? Отвинти, чтобы факелы можно было внутрь просунуть. Там на дне еще что-то есть…

Я едва не вскрикнул, ощутив рядом движение, и тут же голос монаха произнес над ухом:

– Не шевелитесь никто. Сейчас я… сейчас…

Раздался щелчок, потом бульканье. Возник непривычный запах – вроде какая-то смесь спирта с бензином, машинным маслом и чем-то еще. Я вспомнил про раздутый черный портфель, который переложил на полку с задней лавки, когда впервые залез на дрезину.

Цоканье, стук и плеск нарастали. Я встал коленями на лавку, подняв перед собой пистолет и хауду.

Юна сказала с другого конца дрезины:

– Кто-нибудь, дайте мне зажигалку! Лука, у вас есть?

– У меня есть, – отозвался Чак. – Только я совсем не хочу поворачиваться спиной к тому, что там шумит в темноте.

Жрец промычал:

– В кармане… справа…

Цоканье раздалось совсем рядом, и что-то прыгнуло на нас из темноты – видно ничего не было, но мы с Чаком почувствовали движение и выстрелили одновременно, причем я с двух рук.

Залп из стволов хауды сопровождался всполохом огня, ярко озарившим туннель.

По нему бежали мутанты.

Они двигались молча и очень целеустремленно, будто гончие, почти настигшие дичь.

Некоторые бежали по потолку, другие скакали по рельсам, опустившись на четвереньки. Двое далеко опередили остальных, и один из этой пары прыгнул. Дробь отбросила его назад, тварь свалились между рельсами. Краем глаз я увидел Почтаря: стоя на краю дрезины, он занес над головой стеклянную емкость размером с трехлитровую банку, с узким горлышком, из которого свисала скрученная жгутом тряпка.

– Огня мне! Огня! – крикнул монах.

– Чак, зажигалка! – Я бросил разряженную хауду и протянул правую руку, продолжая стрелять из пистолета в левой.

– Сейчас… погодь…

Он сунул мне в ладонь зажигалку из гильзы, и я повернулся к Почтарю, чиркая колесиком. Оно сухо трещало, сыпало искрами.

– Огня! – вопил монах. – Зажгите ее!

– Патроны кончились! – прорычал Чак. – Заряжаю!

Выстрелы смолкли. Вспыхнул синий огонек, в его свете я увидел край емкости, внутри которой плескалось что-то темно-рыжее, и свисающий из горлышка фитиль. Поднес зажигалку к нему. Ткань вспыхнула. Я крикнул:

– Кидай!

Огонь тут же охватил весь фитиль, успевший хорошо пропитаться горючей смесью из емкости. Монах швырнул банку в мутантов и прокричал, падая на пол:

– Ложись! Ложись!

Ударом кулака в плечо я сбросил карлика на Почтаря, а сам повалился с другой стороны дрезины. «Коктейль Молотова» взорвался, залив огненным дождем стены туннеля и мутантов.

Загудело пламя, по воде за дрезиной растеклась лужа огня. В темно-красной буре заметались тела, одного мутанта вынесло к нам, я выпустил в горящую голову последнюю пулю, вскочил и стал перезаряжать пистолет. За рычагами выпрямилась во весь рост Юна с факелами в руках – один из монтировки, второй из разводного ключа.

По другую сторону дрезины показались головы монаха и карлика.

– Отступаем! – крикнул я, хватая за плечи Луку Стидича, который тяжело ворочался под рычагами.

Юна спрыгнула. Я стащил Луку с дрезины и помог сделать несколько шагов. Пламя в туннеле угасало, на полу дергались обгоревшие тела, другие мутанты отступили назад.

– Когда погаснет, они за нами побегут! – Чак бросился прочь по рельсам. На ходу он забрал у Юны факел и побежал дальше, подняв его над головой.

Девушка отдала второй факел Почтарю, мы с ней подхватили Луку, который едва ковылял, и поволокли его вперед, поднимая брызги.

Стало темнее – пламя почти погасло. Чак впереди крикнул:

– Тут зал!

Туннель закончился, и возле моего правого плеча потянулся край перрона.

– Наверх, все наверх! – Почтарь, первым последовав своему совету, полез на перрон.

– Держи его, – сказал я Юне и, когда она обхватила Луку за плечи, поспешил за монахом.

Чак, успевший убежать вперед, развернулся и кинулся обратно. Улегшись грудью на край перрона, я протянул вниз руки:

– Давай!

Девушка подтолкнула Луку. С повязки на лице текла кровь, запрокинутая голова моталась из стороны в сторону – жрец потерял сознание. Я схватил его под мышки, рядом засопел Почтарь, помогая мне тянуть раненого вверх. Факел монах бросил рядом, тот шипел, плевался искрами, и в свете его я разглядел надпись, выложенную на стене. Часть плиток упала, но я смог прочесть:

П Е Р В О М А Й С К А Я

Когда мы втащили Луку на платформу, подбежавший карлик закричал Юне:

– В сторону! Отойди, говорю!

Он отпрыгнул к стене, на которой была надпись, девушка, наоборот, шагнула к перрону, и тогда Чак трижды выстрелил в туннель. Пламя в глубине его погасло, мутанты бежали к станции. Один, вырвавшийся далеко вперед и получивший три пули в грудь, упал на выходе из туннеля.

Я ухватил Юну за руки. Чак с разбега подпрыгнул, подтянулся, Почтарь за шиворот выволок его наверх. Мы встали на краю платформы, я взял один факел, Чак – другой. Почтарь с девушкой подняли на ноги Луку Стидича. Неровный свет озарил уходящий в темноту ряд колонн и какие-то гирлянды, висящие между ними. Под каждой колонной была коническая груда камней, их венчали человеческие черепа.

Из туннеля выбежал высокий длиннорукий мутант, и я дважды выстрелил в него. С этой стороны станции наверх вела широкая лестница, но вход перегораживала ржавая решетка до потолка. В ней была калитка, запертая на засов с большим висячим замком. Я подскочил к калитке, крикнув Чаку:

– Свети!

– У тебя ж свой есть! – Встав возле меня, он повернулся к решетке спиной и поднял факел повыше. В другой руке был короткий кривой нож.

– Где твой пистолет? – спросил я.

– На рельсах выпал.

Почтарь и Юна тащили к нам Луку, его ноги волочились по полу. Я сунул Чаку свое оружие, затоптал огонь факела. Обжигаясь, выпростал из тлеющей ветоши разводной ключ, захватил им дужку замка, как щипцами, и навалился, выкручивая.

– Знаешь, что это за веревки между колоннами висят? – прохрипел Чак. Он спрятал нож, пистолет в дрожащей руке ходил ходуном. – Это кишки, человече! Высушенные кишки… Там кто-то есть на другом конце зала! У них тут гнездо, понимаешь?!

Если бы замок был новый, я бы ни за что не сломал толстую дужку, но он насквозь проржавел – и она с хрустом переломилась, когда я нажал посильнее. Пронзительно заскрипели петли, калитка качнулась.

– Сюда! – крикнул я, ныряя в нее.

За решеткой обернулся – и едва не вскрикнул, увидев, что происходит в зале.

Из глубины его к нам бежали мутанты. Чак оказался прав – их здесь было много. Наши преследователи вскакивали на перрон из туннеля, мчались между колоннами, вливаясь в основную массу. Впереди всех несся один – крупнее остальных, с длинной костью в руке.

Чак проскочил в калитку за мной. Почтарь и Юна тащили Луку. Вожак мутантов почти догнал их, они не успевали. Карлик, просунув руку между прутьями, выпустил в вожака последнюю пулю, но тот будто не заметил. Он замахнулся костью. Огонь второго факела замерцал, угасая. Почтарь выскользнул из-под руки жреца, развернулся и спустил тетиву гарпунера.

Дротик с шипением вылетел из трубки, вспыхнувший наконечник вонзился в пасть вожака. Это тоже не остановило его – мутант бежал дальше. Но потом рот его озарился красным светом, и голова взорвалась.

Как только монах следом за Юной, едва удержавшей Луку, вбежал в калитку, я захлопнул ее и просунул разводной ключ в отверстия для дужки замка.

Обезглавленное тело мутанта свалилось у самой решетки. Я подхватил Луку, которого Юна уже не могла тащить, и стал вместе с ним подниматься по лестнице вслед за карликом, скачущим по ступенькам. Девушка, тяжело дыша, шла за нами. Последним, наступая на полы хламиды и сопя, ковылял Почтарь. Факелы больше не освещали нам путь, но теперь они не были нужны – сверху на лестницу падала полоска света.

Глава 15

Сквозь проломы в потолке сеялся холодный свет солнца. Однажды я был на «Первомайской», и сейчас вспомнил ее вестибюль с пропускными автоматами, окошки касс, будку дежурной… Теперь узнать все это было трудно. В небольшом зале гуляли сквозняки, стеклянные двери были выбиты, под стенами валялись обломки плитки, листья и всякий мусор.

На станции стояла тишина, лишь снаружи доносился приглушенный шелест листвы.

– Он умирает. – Юна Гало встала на колени возле лежащего навзничь Луки Стидича. – Умирает, а мы ничего не можем сделать!

Девушка склонилась над ним, положив ладонь на замотанный бинтами лоб. Кровь больше не шла, и засохшая повязка превратилась в темную маску с прорезью для глаз. Тело сотрясала дрожь, кожа под нижним краем повязки посинела – мутант своими когтями занес какую-то инфекцию, которая теперь быстро убивала жреца. Ему бы укол от столбняка, порцию антибиотика да переливание крови… Но здесь это невозможно.

Что происходит с полуавтономной компьютерной программой, чей аватар умирает в виртуальном мире? Она стирается? Отключается? Впадает в спячку, пока ее вновь не запустят? Я профан в программировании и компьютерных играх, наверное, эти мысли показались бы глупыми тем, кто разбирается в таких вещах…

Но сейчас вокруг меня не игра. Не виртуал. Это – реальность, такая же настоящая, живая, как та, до эксперимента. Люди здесь испытывают такую же боль. И так же умирают.

Мы с Почтарем и Чаком стояли вокруг Юны с Лукой и молчали. Рука жреца поднялась, он взял девушку за шею, притянул к себе. Голова дернулась, и Лука произнес хрипло:

– Я должен был… рассказать тебе.

– Что? – спросила Юна. – О чем рассказать?

– Человек. Человек в шестерне.

Я уставился на жреца, не веря своим ушам. Что он говорит?!

– Твой рисунок… Ты знаешь, откуда? Капсула. Мы нашли тебя, когда ты уже… У Тимерлана… Позже пришли к нему… – Слова давались ему тяжело, жрец то и дело замолкал, жадно хватая ртом воздух. – Приехали, но решили не забирать. Старик решил: скажем потом. Капсула… не пытайся достать, умрешь. – Лука попытался приподняться, выпустив шею Юны, уперся локтями в пол, но упал. – Никто не знает, только джагеры. Знак! – Вдруг он повернул голову и уставился мне в глаза. – Тебя я помню, но… Столько лет прошло. Не могу понять, когда видел. У тебя нет знака. Почему?

Я присел на корточки, а Юна сказала растерянно:

– Я не понимаю. Лука Стидич, о чем вы? О моей татуировке? Но при чем тут…

– Про что ты говоришь? – вмешался я, склоняясь над жрецом.

– Знак! – прохрипел Лука, выгибаясь и запрокидывая голову. – Без знака они не могут найти тебя.

– Кто?! – крикнул я. – Кто не может найти?! Что ты знаешь про знак?!

Он молчал. Оттолкнув девушку, я схватил Луку за шиворот, приподнял, повторяя:

– Кто не может найти меня? Ты видел меня раньше? Где?

– Что ты делаешь?!! – Юна заколотила меня кулаком по плечу. – Отпусти его! Отпусти!

Я разжал пальцы – затылок жреца со стуком ударился о бетон.

Чак спросил:

– Чего это тебя разобрало так, наемник? Аж покраснел, болезный. О чем вы толковали? Что за татуировка, что за старик такой, джагеры?

Мы молчали. Карлик с любопытством оглядел нас своими прозрачными глазами, махнул рукой и вскарабкался по груде бетонных обломков к пролому в потолке, за которым виднелись развалины домов на фоне серого неба. Юна все сидела над мертвецом, уставившись в одну точку. Почтарь, засопев, отступил к лестнице. С того момента, как мы поднялись по лестнице, монах постоянно щурился и прикрывал глаза ладонью, а еще сильно сутулился и старался глядеть в пол.

– Мутанты могут сломать решетку и вылезти сюда, – сказал я.

– Не могут, не могут, – откликнулся он. – Видал, какие лупалки у них? Большие очень.

– Хочешь сказать, эти твари привыкли к темноте?

– Как и я. – Монах пошел к турникетам.

Юна выпрямилась, кусая губы.

– Он… – начала девушка.

– Умер, – закончил я. – Извини. Просто эта твоя наколка – единственное, что я помню из прошлой жизни. А то, что он говорил, может быть очень важным.

Она отвернулась.

В моей голове кружились беспорядочные мысли: знак, шестерня, наемник, татуировка… Что все это значит? Надо добраться до Тимерлана Гало, обязательно, и любым способом вытрясти из него все, что он знает!

– Я не понимаю, что делать теперь, – сказала Юна.

– Идем дальше, в Храм.

– Но как туда попасть? И я даже не знаю, о чем говорить с Гестом! Лука должен был что-то рассказать мне перед встречей с Владыкой. Лука, он… он появлялся в Меха-Корпе раньше. Я не уверена, но, по-моему, он был дружен с отцом. Это Лука сообщил ему, что Гест готов предоставить какое-то оружие против некроза в обмен на помощь в борьбе с мутантами. И я, как дочь главы Корпорации, должна была подтвердить, что Меха-Корп выполнит свою часть соглашений. После переговоров я должна была остаться в Храме…

Так вот оно что! Я кивнул сам себе. С самого начала, несмотря на все объяснения Юны, мне казалось неестественным, что совсем молодую девчонку отправили на переговоры, от результатов которых зависит жизнь стольких людей и существование такой большой организации, какой, судя по всему, является Меха-Корп. И дело было даже не в том, что в привычной мне реальности эти вопросы почти всегда решали мужчины, – просто видно было, что Юна Гало, как бы она ни пыталась казаться опытной и бывалой, еще почти подросток. И ее послали разговаривать с очень важными людьми, правящими Орденом Чистоты? Торговаться с ними, добиваться выгодных условий? Теперь все стало на свои места: Юна Гало как дочка главы Механической Корпорации – просто заложница. После переговоров она будет сидеть в Храме и одним своим присутствием гарантировать, что Меха-Корп выполнит свою часть сделки.

Девушка тряхнула головой.

– Нам все равно надо обязательно попасть в Храм. Это единственный шанс спасти Арзамас. Я буду говорить с Владыкой и постараюсь убедить его.

– Нельзя здесь оставаться, нельзя. – Почтарь, обойдя зал, приблизился к нам. – Это ж самый восток Большой Московии, тут только зверье, мутафаги да братва медведковская шастает.

– А они откуда здесь? – донеслось сверху. В проломе показался карлик. – Здесь же ничейные территории.

– Недавно пришли, – сказал Почтарь.

– Да ты откуда под землей своей знаешь?

– По верху люди идут – а внизу эхо отдается, – непонятно ответил монах. – Мне внизу все слышно, все видно, когда нужно. Вам в Храм надо идти, больше некуда.

Снаружи раздался стук и шорох осыпающейся земли. Юна Гало зажмурилась, сжав кулаки, замерла на несколько мгновений, потом открыла глаза. Потерла ладонями щеки.

– Да, идем, – сказала она прежним решительным голосом. – Но сначала похороним Луку.

– Ну так чего вы там топчетесь? – проворчал Чак, по-прежнему стоявший в проломе. – Мне одному могилу копать?

Мы вышли на поверхность. Когда-то здесь была обычная московская улица, а теперь – растрескавшаяся, в рытвинах, заросшая кустами и бурой травой асфальтовая полоса и руины вокруг. Стояла тишина, по высокому серому небу ползли облака. Прохладный ветер шелестел пожухлой листвой деревьев, растущих между развалинами жилых домов. Где-то далеко едва слышно гудел мотор.

Мне вдруг захотелось взлететь. Возникло ощущение, будто я в кабине самолета – но не своего штурмовика, а в легком спортивном самолетике, парю на потоке восходящего воздуха, отключив мотор… Юна упоминала каких-то небоходов с их дирижаблями. Интересно, есть у них самолеты? Пусть простенькие, типа того, в котором я хотел возить туристов на острова. Если мне суждено остаться в этой реальности, надо обязательно найти небоходов. Я не подземный крот вроде Почтаря, но и не наземный житель. Мне нравится небо.

Чак стоял у стены полуразрушенного здания станции, сжимая обломок доски. Он успел раскидать камни и осколки бетона на небольшом пятачке и даже немного разрыть землю.

– Ну, помогайте! – Карлик вонзил острый скол доски в землю.

Я прикинул, что Чак ушел копать могилу еще до того, как Лука Стидич умер – была в этом какая-то циничная расчетливость, – но вслух ничего не сказал.

Почтарь, оказавшись снаружи, совсем сгорбился, прикрыл глаза и накинул на голову капюшон, стянув его края шнурком.

– Чем копаешь? – глухо пробубнил он. – Вот этим, этим сподручнее.

Монах расстегнул хламиду, распахнул полы. Под ней на ремешках висело много всего, и среди прочего – небольшая раскладная лопатка. Пока Почтарь отстегивал ее, я спросил у Чака:

– Сколько у тебя ножей и патронов? Дай мне их.

– Ножи? Ползуна тебе в зад, а не ножи, – откликнулся он. – Я без ножиков своих как без пальцев. Два их у меня – и ты ни один не получишь. А патроны – ладно, бери…

Хауда и один из пистолетов Луки остались внизу. Взяв патроны, я пересчитал их и сунул в карман куртки. У меня нож, у Чака их два, у Юны кинжал. Да гарпунер Почтаря… хотя его, скорее всего, можно не считать. Вон как монах жмурится и морщится на свету.

Доска Чака и лопата Почтаря со стуком ударяли в каменистую землю. Юна спустилась в вестибюль станции, а я, отойдя немного в сторону, залез на опрокинутую железную тумбу.

И понял, что гул мотора стал громче. Он приближался.

Я поспешил обратно, увидел, что могила почти готова, и сказал:

– Прячемся, едут.

Мы с монахом и Чаком залегли за тумбой.

– Юна! – позвал я.

– Что? – откликнулась она, высунувшись из пролома.

– Слышишь мотор?

– Сюда едут?

– Да. Мы спрятались, не выходи пока.

Гул стал громче.

– И еще, – добавил я, – погляди, что у жреца под плащом. Нам сейчас все пригодится. Когда назад пойдешь, патронташ его захвати.

На улице показался автомобиль. Он сильно отличался от сендеров, которые я видел у кетчеров и монахов: если те напоминали багги, то этот больше смахивал на угловатый микроавтобус. Весь покрыт клепаными листами железа, с плоской крышей и далеко выступающим вперед прямоугольным капотом. Окна закрыты броней, вместо лобового стекла – щель между горизонтальными шторками.

Чак приподнялся, разглядывая его, и сказал:

– Медведковские, некроз им в печень.

По периметру крыши были наварены железные штыри, к которым крепились штанги ограждения. За ними прятались люди, во все стороны торчали стволы ружей и обрезов. Овальные листы металла наполовину прикрывали небольшие для такой тяжелой махины колеса. Этакий броневик кустарного производства. Он явно не предназначался для передвижения по серьезному бездорожью, скорее уж для ведения боевых действий в городских условиях. Вернее, в условиях городских развалин. Из выхлопной трубы валил дым, двигатель громко гудел, звук этот далеко разносился по пустынной Москве.

Давя кусты, броневик проехал мимо станции.

– Это ничейные территории, – тихо сказал Чак. – По крайней мере, так было, когда меня в последний раз заносило сюда. Чё они тут патрулируют? Что-то непонятное происходит… Почтарь, э?

– Не знаю, не знаю, – откликнулся тот. – Я наверху не хожу, я внизу хожу. Идемте, пока назад не поехали, жреца похоронить надо.

Броневик свернул вправо – я не помнил точно, как называлась та улица на краю Измайловского лесопарка, кажется, как и станция, Первомайской – и пропал из виду за деревьями.

Из пролома показалась Юна, в руках ее были патронташ, холщовый мешочек и ремень с ножнами для кинжала.

Мы встали. Подойдя к нам, девушка сказала:

– Это кошель Луки, в нем пять золотых. – Она достала монеты. – Два тебе, Разин, два Чаку. Тебе я должна еще три, так?

– Вроде того, – кивнул карлик, забирая деньги.

– А тебе еще пять, наемник. Почтарь… – Девушка повернулась к монаху: – У меня остался один золотой, и если…

– Не надо, не надо, – затряс он головой. – Зачем деньги под землей?

– Ты не пойдешь с нами?

– Нет! – Почтарь сразу заволновался, засопел, сгорбился больше прежнего. – Не для меня тут всё, не люблю, плохо… светло, солнце как светит, а?

– Чего? – переспросил Чак. – Пасмурный же день. Не, я вообще не понял, так а куда ты пойдешь? Назад, что ли?

– Назад, назад, – согласился монах. – Вниз, а куда ж еще?

– Да как тебе сказать… – Чак широко махнул рукой. – Вокруг куча направлений, куда можно идти. Вот с нами, к примеру. А внизу мутанты. Сожрут тебя.

– Не сожрут. Проберусь, пролезу. Дрезину надо починить, рычаги… Я пройду, смогу, я такой.

Глядя на его сутулую фигуру, крысиное личико, маленькие цепкие ручки и бегающие глаза, я подумал: да, монах именно такой. Без нас, шумных и говорливых, он тихо пролезет под носом у мутантов, починит свою дрезину и растворится в темноте туннелей.

– Но куда нам теперь? – спросила Юна.

– Там, – Почтарь показал в сторону, куда уехал бронированный автомобиль, – колесо, большое такое, знаете?

– Я знаю, – кивнул Чак. – Вокруг понтоны и дома на сваях, рыбари там живут.

– Точно, точно, колесо на том краю кратера, от него дальше идет Соколиная речка. А на этом…

– Соколиная? – перебил я, и все посмотрели на меня. – Почему она так называется?

Почтарь развел руками:

– А может, потому, что до Погибели так это место называлось. Трещина там от кратера идет, вот тебе и речка. По ней почти в центр Большой Московии приплыть можно.

«Правильно, раньше так называлась гора», – хотел сказать я, но не сказал.

– Ну и вот, – продолжал монах, – а на этом берегу застава Храма. Там братья с оружием, всегда пять-семь человек дежурят, братья мои, монахи. Люберецкие кормильцы туда подводы для Храма привозят: мука, хлеб, картофель… Подряд у них от Ордена. На заставу привозят, а дальше братья сами уже.

– Но сейчас весь кратер затопило, – напомнила Юна.

– Верно, верно! Мимо заставы окружная дорога идет. Когда сухо, когда вода на дне только, по дороге братья товар кормильцев дальше в Храм везут. А в сезон дождей, когда затопит, на то баркас имеется. Братья на нем плавают на другую сторону, мимо колеса и по речке дальше. Он и сейчас у заставы должен быть к причалу привязан. Они вас и переправят на баркасе, а? – Он вдруг с тревогой оглядел нас. – Плавать-то никто из вас не боится?

– Я – нет, – сказал Чак как-то чересчур уж решительно. Мы с Юной покачали головами.

– Ну вот и хорошо, и правильно. Потому что я боюсь очень, – признался монах. – Та́к вот в Храм и попадете.

– А нам обязательно через этот кратер переправляться? – спросил я. – Может, лучше обойти?

– А как же! – Почтарь даже руками всплеснул. – А куда ж еще? Обойти! Ишь удумал! На севере руины, шлак спекшийся, мутафаги там, волки-панцирники, ползуны. Дорог вообще нет. Там не пройти вам, а вернее, может, и пройти, но долго слишком. День, два, три… А с юга обходить – не-е… Воды там много, болота между домами, отрава в воздухе, задохнетесь. А не задохнетесь – к сроку все одно не поспеете в Храм. На баркасе скорей всего выйдет. Потому идите осторожненько, бандитов только стерегитесь. Сами видали машину ихнюю. Ну что, пора жреца хоронить? А то плохо мне, голову кружит на свету и тошнит, эх! Отвык, отвык от поверхности, почитай, больше сезона наверх не совался.

– Хорошо, – сказала Юна Гало, застегивая ремень с ножнами на поясе. – Давайте похороним Луку.