Текст книги "Один из леса"

Глава вторая
Черный Рынок

Шум я услышал на краю города, хотя какой там город – сплошные развалины. Среди груд кирпича и шлакоблоков высилась относительно целая пятиэтажка, и за ней что-то происходило. Оттуда доносились гул голосов, выкрики… Вроде не дерутся там, но все равно надо быть начеку.

Я на ходу достал перчатки, натянул. Кожаные, с тканевым вставками и обрезанными кончиками пальцев. У перчаток был секрет – маленький, но хороший. А то на Черном Рынке всякое может случиться…

Нога разболелась не на шутку, но я старался идти быстро. По заросшему кустарником пустырю обогнул пятиэтажку и увидел толпу людей в черной коже, косухах и джинсах. По сторонам стояли тачки – в основном мопеды с мотоциклами, среди них пара раздолбанных грузовиков, укрепленный стальными трубами джип со срезанным верхом и легковуха с прибитыми к дверцам меховыми шкурами.

Много народу съехалось, судя по обилию автопарка, большинство окрестных банд подтянулось. Только зачем?

Толпа гудела и колыхалась, доносился гулкий голос – кто-то говорил в мегафон. Из-за голов я не видел, куда все смотрят. Оглядевшись, забрался на балкон пятиэтажки. Сквозь сломанную дверь открывался вид на давно разграбленную квартиру. У стены мерцали бледно-зеленым три изогнутые кристаллические колонны, отдаленно смахивающие на стеклянные деревья. Кривые, с наростами и ответвлениями, они мягко светились, внутри них то гасли, то разгорались изумрудные сгустки. Жеоды, так эти штуки называются. А всё вместе – аномалия «кристалл». Она радиоактивная и чаще всего возникает в помещениях. У старой аномалии жеоды светятся синим, ну а бледно-зеленый цвет говорит о том, что «кристалл» молодой и пока не излучает. Но и пользы от него нет: артефакты он еще тоже не формирует.

Вообще, всякие странности на планете начались незадолго до Пандемии, когда люди впервые обратили внимание на разрастающийся Лес. Я этого почти не помнил, но Миха говорил, что тогда стали появляться новые виды бактерий, насекомых, резко ускорились мутации, из-за чего вдруг полезло всякое невиданное зверье. А потом ученые выступили с заявлением, которое всех поставило на уши: на территориях, захваченных Лесом – в то время он еще не был настолько опасен, люди могли перемещаться по нему, – происходит ускоренное разложение и переработка токсичных веществ. То есть Лес растворял в себе разное дерьмо, отходы, мусор и химикаты, которые мы тогда в огромном количестве производили, и создавал из них странные аномалии, иногда возникающие даже в местах, которые он вроде бы еще не захватил. Объяснений этой удивительной способности Леса было много. Некоторые считали, что его корни и мицелии успели протянуться под землей на десятки километров под «чистыми» территориями. Другие – что Лес через электромагнитное поле Земли способен дистанционно влиять на геофизические условия и таким способом подготавливает новые районы для своей экспансии.

Разговоры на эти темы вечером у костра любил вести Михаил, он же заставил меня прочесть несколько учебников, найденных в заброшенной школе. Но если откинуть все эти умничанья, то можно сказать одно: аномалии любых видов – штуки неприятные и почти всегда смертельные.

Хотя не очень-то уютно торчать рядом с «кристаллом», но этот был пока не опасен, если только не хвататься за жеоды. Из-за раненой ноги я не хотел перебираться на другой балкон, поэтому уселся верхом на ограждении и приставил ладонь козырьком ко лбу.

Толпа окружала давно пересохший круглый фонтан, в центре него была дощатая платформа, на ней – хворост, а сверху лежал чернобородый мужик в одних штанах. Огромное бледное пузо его выпирало кверху. Рядом на платформе пританцовывал патлатый малый в джинсовых бриджах и высоких «ковбойских» сапогах. Он орал в мегафон:

– Солдат – это профессия! Боец – характер! Воин – состояние души! Боха Хмель был могучим воином! Безвременно покинул он ряды Великой Орды, и горе наполняет наши сердца! Пуля подлого бродяги оборвала жизнь Бохи! И не радует нас, что бродягу того приколотили гвоздями к дереву! Ничто не вернет нам нашего друга и соратника! Вечная память тебе, Боха Хмель, вечный почет и уважуха до скончания времен!

Толпа загудела громче. Патлатый поднял над головой усеянный заклепками черный ремень, с которого свисали чехлы для ножей и кобуры.

– А вот и ремень нашего безвременно почившего Бохи, который сразу после похорон пойдет с молотка! Как и косуха неудержимого Бохи из кожи пятнистого хряка, а еще его сапоги и платок! И главное: помповый ствол могучего Бохи Хмеля, великого воина и покорителя мутантов!

С этими словами ведущий церемонии бросил ремень в руки длинноногой девицы в шортах и меховой курточке, надетой на голое тело. Она пританцовывала неподалеку от платформы. Рядом, под охраной трех вооруженных мужиков в черных касках, стоял стол с вещами покойного. Подхватив звякнувший пряжками ремень, девица призывно помахала им, качнула бедрами, будто предлагала в придачу к ремню и себя, и положила на стол.

Миха называл кочевников новыми варварами из-за дикарских обычаев Черного Рынка. Поговаривали, что некоторые банды даже занимаются жертвоприношениями, уж не знаю, человеческими или мутантов каких режут на алтарях во славу своим языческим богам. Байкеры считали, что вещам, которые долго носил знаменитый боец, передается его сила. Якобы обычная косуха или даже бандана, перешедшая к тебе от преждевременно скончавшегося крутого громилы, может спасти от пули… Кто поверит в такое? А среди кочевников многие в это верили. Экипировка какого-нибудь выдающегося кочевника либо сжигалась вместе с ним, чтобы в загробной жизни у него оставались вещи, делающие его сильнее, либо сразу на похоронах продавалась желающим, это зависело от предсмертных распоряжений покойника, а также от решения его приспешников и близких.

Патлатый ведущий в джинсовых бриджах торжественно извлек из кармана большую золотистую зажигалку. Блеснул огонек.

– Настало время позажигать! – заорал он, и толпа взревела. – Да будет огонь!!!

Сотня стволов взлетела кверху, и грохот выстрелов заметался над развалинами. Часто замигали вспышки – у многих были обрезы, порох не успевал выгорать в коротких стволах.

Огонь разгорелся быстро, темный дым поднялся над фонтаном. Патлатый зайцем сиганул с платформы, чтобы не присоединиться на том свете к безвременно скончавшемуся Бохе Хмелю, великому воину и покорителю мутантов. Должно быть, жар пошел нешуточный: ведущий церемонии отдал приказание охранникам, те приподняли стол и отнесли поближе к бордюру, опоясывающему фонтан.

Я привстал, заметив, что на бордюре сидят другие чернокасочники с автоматами – еще охрана, чтоб толпа раньше времени не начала делить наследство неудержимого Бохи. Люди продолжали бесноваться, стрелять и орать. У многих были фляги, кочевники часто к ним прикладывались. Какой-то умник подбросил в воздух бутылку, пальнул по ней, осколки посыпались на головы соседей, и те полезли на стрелка с кулаками.

А ведь если Боха Хмель и вправду известный боец, то на похороны съехались все банды, чьи стоянки сейчас в этом районе. Конечно, кто-то мог и пренебречь, но подобное клан Бохи сочтет за оскорбление. На похоронах временно прекращается всякая вражда – не появиться на них равносильно плевку в лицо близким покойного.

Значит ли это, что и те, кто похитил Михаила, тоже здесь? Или хотя бы кто-то из них, представитель банды?

Я уперся в стену ладонью и выпрямился на ограждении во весь рост, кривясь от боли в ноге. Сощурился. Трудно толком разглядеть что-то в этой толпе, но хорошо видно, что среди техники, стоящей вокруг, ни одного трицикла нет. Насколько похитители могли опередить меня? Они ехали, я шел, временами бежал, но хромая, а значит, в любом случае не быстро. Но и они ехали не по нормальной асфальтовой дороге, таких почти не осталось, а по лугам и пустырям. Серьезную скорость не наберешь, тебя просто выбросит из седла и тачку опрокинешь. Значит, бандиты могли опередить меня часа на три.

Платформа в центре фонтана пылала, запах гари накрыл округу. Надо идти, решил я. Шатер Сигизмунда примерно в километре отсюда, на краю городской площади. Поговорю с ним и тогда обмозгую, как быть дальше.

Я собрался спрыгнуть, когда слева от фонтана мелькнуло яркое пятно – какой-то парень в красной рубахе выбирался из толпы. Уж не тот ли, что мне нужен? Он разболтанной походкой пошел в глубину городских развалин, и я сиганул, чтоб бежать следом.

Нога неловко подвернулась, боль сверлом пробуравила ее. Вскрикнув, я упал на бок. Приклад ружья врезался в ребра.

Скрежеща зубами, улегся на спину, прижал колено к груди и обхватил лодыжку. Ощущение было такое, будто свалился с десятого этажа и, вместо того чтобы разбиться, выжил. Когда боль чуть уменьшилась, сел, затем кое-как выпрямился. Поправил ТОЗ на ремне. Очень осторожно перенес вес тела на раненую ногу, сделал для пробы шаг, другой. Вроде отпустило немного. Ладно, время лечит – главное, не сдохнуть во время лечения.

Хромая, я поспешил вслед за красной рубахой. По широкой дуге обошел толпу, чтоб случайно ни с кем не сцепиться. Здесь была куча пьяных кочевников, и любой мог прицепиться к тому, кто одет не так, как они. Мой шмот на местный взгляд слишком… деревенский, что ли. Убогий. Для кочевых байкеров важен статус, и одеждой его всячески подчеркивают. Размеры черепов – тех, что нашивают на одежду или колют на запястья, предплечья и грудь – количество пряжек на косухе и штанах, толщина цепочек… Всё это имеет свой смысл. Миха говорил, что байкерам Черного Рынка бижутерия с наколками заменили перья и раскраску индейцев. Я в своей охотничьей куртке, камуфляжных штанах и грязных ботинках смотрелся здесь как фермер какой-то зачуханный. Это не значит, что каждый тут же попытается на меня наехать, ведь охотники и торговцы на Рынке крутятся постоянно, тут ко всяким рожам и шмоту привычны. Но в разгоряченную пьяную толпу лучше не соваться.

Красной рубахи не было видно. Я попытался ускорить шаг, но добился лишь нового приступа боли в ноге. Прошел улицу, изрытую воронками, как от взрывов, потом ряд палаток, где обосновались торговцы, миновал бывшую авторемонтную станцию. Раньше она пустовала, теперь на асфальтовом пятачке с ремонтной «ямой» и зданием мастерской обосновалась какая-то банда: стоял грузовик с глухим железным кузовом, в котором нем сидели двое вооруженных байкеров, а возле ямы приткнулась пара мотоциклов, один из них с коляской… но вот трицикла не видно.

Вечерело, солнце ушло за развалины. Городская площадь тоже была изрыта воронками, всюду торчали пласты изломанного асфальта. Рытвины и земляные отвалы поросли бурьяном. На другой ее стороне, меньше пострадавшей от боевых действий, стоял Шатер.

Выйдя на площадь, я огляделся и понял, что потерял кочевника в красном. Хотя это мог быть совсем не тот, кто мне нужен, но мог ведь быть и он, и где теперь его искать? Через площадь протянулись длинные тени, похолодало. Скоро ночь. Приглядываясь, не мелькнет ли где красная рубаха, я зашагал к Шатру.

Движимая недвижимость Сигизмунда имела сложную конструкцию. Состоял Шатер из плотного армейского брезента, шкур, кожи, досок, фанеры и жести. От центрального купола расходились несколько коридоров, а еще к нему были приспособлены целых четыре палатки, причем две из них – большие, командирские, со своей планировкой. Все это, включая деревянные столбы, тросы-растяжки, дощатые и фанерные перегородки и навесы, создавало запутанный лабиринт. В нем было место для укромных спален, которые хозяин сдавал внаем, для двух гостевых залов, большой кухни и кладовых. В центре постройки пряталась бетонная будка бывшей трансформаторной подстанции, на которую Сигизмунд понавешивал замков и использовал под склад особо ценных вещей. А еще под шатром был глубокий холодный подвал – амбар для съестного.

Иногда Хан решал, что пора сниматься с места, и Черный Рынок переезжал. Но здесь он стоял уже давно, Сигизмунд успел обжиться. Интересно, что он будет делать с Шатром, когда Хан вновь надумает переселяться?

Нога все не успокаивалась. Подволакивая ее, я подошел ко входу, возле которого на табурете восседал здоровяк в джинсах с кожаными заплатами на коленях и в расстегнутой до пупа рубахе с оторванными рукавами. Он уже давно искоса наблюдал за мной, и когда я приблизился, смерив скептическим взглядом, лениво бросил:

– Из Леса, вестимо?

– Сиг здесь? – Я шагнул в проем.

– Стоять! Куда прешь, харя лесная?

Я повернулся к нему. Огромный, как боров, и, кажется, такой же тупой. К стулу был прислонен черный резиновый молоток с длинной рукояткой. Вышибала, ясно.

Он вытянул ногу, перегородив ею путь, словно бревном.

– Ну, и чё внутри забыл? На шару не наливаем.

– Скучно тебе? – спросил я. – Развлекаешься, клиентов от заведения отпугиваешь?

– Да какой ты, к мутантам, клиент? У тебя даже на шмот людской монет нету, клиент нашелся!

На его правом бицепсе – внушительном таком, как три моих, – был набит бычий череп. Ухмыльнувшись, вышибала плюнул мне под ноги и попал на ботинок.

– Вали назад в свой Лес, мохнатый.

Я заметил:

– Визгливей всех лают дворняги. Они же слабее всех кусают.

До него дошло не сразу. Секунды три, не меньше, длилось постижение тайной истины, сокрытой в моих словах, а потом на здоровяка снизошла… нет, не благодать – на него снизошла злость. Он начал привставать, ощерившись, и тут позади меня раздался женский голос:

– Кирпич, ты оборзел? Ты что себе позволяешь?

Я кинул взгляд через плечо и поэтому пропустил удар, – вышибала по прозвищу Кирпич, схватив резиновый молоток, врезал им мне в грудь.

Ноги подкосились. Упав на спину, я попытался сесть, но он пнул меня подошвой в лицо, разбил губу и опрокинул назад.

– Лежать, мутант! Когда тебе человек говорит «лежать» – ты лежишь, когда говорит «ползи» – ползешь! Понял?!

– Кирпич, прекрати!

В поле зрения появилась темноволосая девушка с ведром в руке и схватила вышибалу за плечо. Тот пихнул ее, и она едва не упала.

Зря он это сделал. Нет, на девчонку мне было начхать. Зря он отвлекся, то есть повторил мою ошибку, и при этом стоял совсем рядом, прямо передо мной.

Я резко сел. Прямой хук правой, так это называет Миха. Только ударил я не в челюсть, как положено, а в туго обтянутый джинсой пах. Не так-то легко двинуть действительно сильно по причинному месту, когда удар направлен не снизу вверх, а горизонтально… Но ведь перчатки! Все дело в перчатках!

Тканевые вставки на суставах были двойные, между ними закреплены стальные шипы. Имелся еще один, самый главный, самый важный секрет, заключенный в правой перчатке, но он мне сейчас не был нужен. К тому же ведь не просто так я тренировался, годами вколачивая кулаки сначала в подвешенные на стенах мешки с песком, а после и в сами стены, и в стволы деревьев во время стоянок, получал удары от Михи и бил его…

В каждом «пальце» было по два шипа, между ними закреплена стальная «терка» с выступающими пирамидками. Это на случай нормального удара кулаком, а можно еще бить костяшками, тогда верхние шипы торчат вперед, как таран, такой удар особенно опасен, если вколотить в горло или переносицу…

Но сейчас я нанес обычный боксерский удар. Со всей силы, помноженной на раздражение. Мне не было абсолютно никакого дела до этого бычары, не хотелось драться с ним, сто лет он мне снился со своей тупой байкерской заносчивостью! Надо было как можно быстрее разобраться с ним и двигаться дальше, а не устраивать сверку, у кого яйца больше.

Кирпич вскрикнул и отшатнулся. Прижав ладонь к паху, взмахнул молотком…

Если бы я попал под такой удар, меня бы снесло как тростинку. Но я-то был мельче и шустрее этого кабана. Наплевав на раненую ногу, я вскочил и тоже размахнулся – только двумя руками. Ладони сошлись к голове Кирпича и с очень громким, звонким, радостным хлопком врезали ему по ушам.

Такой удар может разбить барабанные перепонки. Сейчас этого не произошло, но в голове у Кирпича наверняка помутилось, а еще он на время оглох. И что-то там нарушилось, давление резко изменилось, что ли… вообще-то, подобное не типично для удара по ушам, но из носа у него плеснулась кровь.

Кирпич замычал, повалился на землю, мотая головой и разбрасывая красные капли.

– Ну ты даешь! – подала голос девушка, про которую я, честно говоря, забыл.

Запястьем стерев кровь с губ, я глянул на нее. А ничего так, симпатичная. Надо же, ухитрилась почти не расплескать воду из ведра, когда ее Кирпич толкнул.

– Так козлу и надо! – добавила она.

Голос у нее был, как бы сказать… милый. Девушку с таким голосом сразу хочется приобнять.

Кирпич с мычанием ползал у наших ног, пытаясь одновременно держаться за пах и за оба уха.

– Нет у меня на все это времени, – проворчал я, потер грудь, ноющую после удара молотком, и перешагнул через вышибалу. – Сиг срочно нужен.

– Ну так пошли, – девушка первая шагнула в Шатер.

– Давай ведро помогу нести, – сказал я вслед.

Она в ответ хмыкнула и поставила ведро на земляной пол.

– Надо же, галантный попался. Помоги.

Я на ходу подхватил ведро, тихо ругнувшись от боли в ноге. Девушка спросила:

– Вы с Сигом знакомы?

– Ага. Я тут бывал много раз, но ни тебя, ни Кирпича раньше не видел.

– Значит, давно бывал. Я в Шатре уже с месяц работаю, а Кирпич еще дольше. И кстати, меня зовут Ксюшей. Это я так, на всякий случай говорю, а то тебе, может, неинтересно…

– Я Стас. И как ты к Сигу попала, Оксана?

– Ксюша, – поправила она. – У меня отец умер, кожевник, мы на Рынке жили. Они с Сигизмундом были приятелями, и отец перед смертью взял с Сига обещание, чтоб тот принял меня к себе на службу. Теперь я здесь разносчицей.

– Официанткой, значит.

– Ага, и еще за бармена. Сиг твой…

Она снова глянула на меня и промолчала. Хотела, должно быть, сказать, что Сигизмунд – скупой хрыч и нагружает ее работой, а платит мало, но не решилась, так как не знала, какие у меня с ним отношения и не сболтну ли потом ему про ее откровения.

Но я девчонку уже не слушал, потому что в этот момент увидел парня в красной рубахе. Еще на нем были кожаные штаны с бахромой по швам, а на шее повязан ярко-зеленый платок в черных черепах. Волосы длинные и собраны сзади в «хвост». К правому бедру пристегнут чехол с обрезом, из узкого кармашка на левом бедре торчит складной нож. Нож я узнал. Лесом клянусь – тот самый, армейский CQC-11, со сломанным wave-крючком на спинке клинка. Крючок этот умные люди придумали для того, чтобы нож быстро раскрывался, когда достаешь его из кармана. Короче, это раскладной нож Михи. Или ошибаюсь, в кармане у кочевника другой клинок, похожий? Чтобы убедиться, нужно заставить краснорубашечника его достать…

Он сидел за столом в одиночестве и пил из глиняной кружки. При виде нас оживился: подтянул ноги, расправил плечи. Хотя нет, при виде Ксюхи, а не нас, а на меня кочевник внимания не обратил.

Разносчица тоже заметила его и умолкла. Я шел за ней. Подваливать сейчас к этому красному нельзя. У меня нет никаких доказательств, да если бы и были… Почему бы какой-нибудь банде Черного Рынка не ограбить стоянку охотников и не похитить одного? Может, чтобы рабом его сделать. Они в своем праве, никто за меня и Миху не заступится.

Нужно заставить этого красного достать нож из кармана, тогда буду знать точно. Но не устраивать же драку прямо сейчас, без всякого повода. В зале еще несколько кочевников, и все впишутся за него.

Девушка остановилась возле стойки, сложенной из ящиков, поверху обитых досками. Встав рядом, я оглядел круглый зал с небольшими окошками. Высокий потолок подпирало вкопанное в земляной пол бревно, вокруг стояли лавки и столы. Паренек лет тринадцати разжигал огонь в каменном очаге с вертелом, на котором висела освежеванная свинья, но не мутант, обычная. Красно-розовые бока ее влажно поблескивали. Над очагом в потолке было круглое отверстие, куда уходила жестяная труба вентиляции.

Людей в зале было шестеро – трое кочевников резались в карты и пили, еще двое ужинали, ну и краснорубашечник… Он как раз встал и направился к нам.

Лицо у него было того типа, который нравится глупым женщинам: смазливое и наглое. Наглость они путают со смелостью, а смазливость – с красотой.

– Ксюха, ты ж вечером тут, как всегда? – осведомился краснорубашечник, проигнорировав меня, словно я был табуреткой.

– А тебе зачем, Борзой?

– Сама знаешь – зачем мне! – хохотнул он. – За тем самым. Нам пора поближе познакомиться, теснее, слышишь? Короче, я загляну, прогуляемся.

– Никуда я с тобой не пойду!

Он ухмыльнулся, заломив бровь, с нахальной уверенностью, что для него «все женщины открыты».

– А куда денешься? Короче, жди, вечером у нас свиданка.

С этими словами Борзой окинул девушку взглядом с ног до головы, будто раздел ее глазами, и ушел.

– Козел трехрогий! – высказалась она, когда он покинул Шатер.

Попробовать проследить за ним? Но пока окончательно не стемнело, Борзой может меня засечь, а рисковать не хочется, слишком рано, ведь еще ничего не ясно. Если Ксюха его знает – поспрашиваю ее, но позже, чтоб не насторожить внезапным вниманием к ухажеру. Тут я заметил, что стоящая сбоку девушка разглядывает меня. Заинтересованно так разглядывает и при этом наматывает на палец черный локон. Язык тела, мать его. Он не обманывает. Ладно, не до того сейчас. Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать. Миха где-то в округе, очень надеюсь, что еще живой, – нужно его найти, а девушки потом.

– Ксюха, где ты шлялась?

Из прохода в соседнее помещение, где раздавался лязг посуды, вынырнул хозяин Шатра с подносом, полным жратвы. Был он невысок, пузат, с большими залысинами и пухлыми короткими ручками. В фартуке. А еще Сиг был суетлив и всегда чем-то озабочен. Вернее, не «чем-то», а тем, как заработать побольше и укрепить свое положение. Более приземленного и ушлого человека я не встречал.

– За водой ходила, – ответила девушка. – Сами же послали.

– За водой пять минут, а тебя пятнадцать не было. Держи! – он сунул поднос ей в руки. – Неси туда, видишь, Ваган со своими сидит? Они уже ждут, почему я сам должен подносы таскать?

Она взяла поднос и ушла к картежникам. Я поставил ведро с водой на пол, пожал протянутую руку.

– Вечно отлынивают, – пожаловался Сиг. – Видел похороны? Боха – один из бригадиров Хана. Часть толпы там останется пить, а часть сюда завалится. Вы тоже, что ли, на похороны? Вы ж не кочевые, вам-то чего… А где Мишка?

– Где-то здесь, – неопределенно ответил я.

– В смысле? – лицо Сига стало настороженным. Нюх на неприятности у коротышки потрясающий, я еще ничего такого не сказал, а он уже встревожился. Именно это и помогало ему выживать на Черном Рынке, и не только выживать, но и, по местным меркам, процветать.

– Сиг, поговорить надо… – начал я.

И тут в зал ввалился вышибала Кирпич с обрезом в руках. Ходящий ходуном ствол смотрел в нашу сторону.

Иногда лучше сразу стрелять, чем говорить. Я без слов пихнул Сига за стойку, одновременно сделав ему подсечку, а сам повалился прямо на край стоящего рядом стола. С грохотом перевернув его на бок, свалился позади. «Махновка» уже была в руках.

С той стороны раздался выстрел. Столешница аж загудела, из нее выбило несколько щепок, но вся дробь застряла в дереве. Донеслись тяжелые шаги – Кирпич бежал ко мне.

– Сдохни, падла лесная! – заорал он как сумасшедший.

Так, безумное веселье не остановить… Но мы попробуем. Он совсем рядом, и он здоровый. Не промахнусь. Не вставая, я лягнул табурет у стойки, перевернув его – это должно было отвлечь вышибалу хоть на секунду, – выставил над краем столешницы ружье и вдавил спусковой крючок.

Раздался крик и стук упавшего тела.

ТОЗ-106 лучше всего подходит для охраны, охотникам такой короткий ствол не сильно интересен. Хотя на животных ходить с ним можно, особенно некрупных. Кирпич был далеко не мелким, но животным – точно. И ему вполне хватило, ТОЗ ведь у меня заряжен не дробью и не картечью, а обычным патроном. Пальнуть двадцатым калибром – это тебе не горошиной пукнуть.

Перезарядившись в рекордный срок, я вскочил. Пуля попала в бедро – вышибала извивался на полу, хрипел и вращал глазами.

– Вот ты дебил! – с чувством сказал я, шагнув к нему. – У меня всего пять патронов осталось!

Носок ботинка врезался в голову Кирпича, он хрюкнул и затих. Кровь текла из простреленного бедра, темной лужей расплываясь по плотно утоптанной земле.

Вскочившие картежники приближались ко мне, и лица у них были отнюдь не добрые. Я шагнул назад, переводя взгляд с одного на другого, но тут из-за стойки показался Сигизмунд и быстро разрулил ситуацию. Сначала он утихомирил кочевников, отправил обратно за стол, затем по его приказу бледная Ксюха притащила бутылку водки и налила всем присутствующим в зале клиентам по полстакана «за счет заведения».

С кухни прибежали двое парней, помладше – Игорь, который недавно разжигал огонь в очаге, и постарше – Борька. Выглянул усатый повар, оглядел происходящее и скрылся. Сиг, отдав молодежи приказ унести и перевязать Кирпича, зло уставился на меня.

– Ну? В чем дело, охотник, ты какого хрена вышибалу мне завалил?

– Он без сознания, не мертв, – я сплюнул, все еще злой из-за потери патрона. Ко всему прочему только сейчас, в Шатре, мне пришло в голову, что топор, которым собирался отрубить башку горбуну, так и остался лежать на дне ямы-ловушки… Практически я теперь нищий: ружье, пять патронов, три железных рубля, нож и шмот с обувкой, которые на мне. Как прикажете спасать напарника с таким вещевым и боевым обеспечением?

– Сам же видел – он первый набросился, – добавил я.

– Не на ровном же месте! Значит, ты его раньше зацепил!

– Сигизмунд Петрович, Кирпич его внутрь не пускал и молотком ударил, – вмешалась Ксюха, но хозяин так глянул на нее, что она вжала голову в плечи и бочком убралась на кухню.

– Хотел войти, спросил тебя, – пояснил я, когда Сигизмунд снова повернулся ко мне. – Этот умник не пустил, стал оскорблять.

– И ты завелся?

– Наплевать на его оскорбления. Мне просто не до того, у меня важное…

– Не до того?! – он окончательно взбесился. – Ты мне нового вышибалу вырубил! А ну вали отсюда, щенок, и больше не…

Я схватил его за шиворот, притянул к себе и прошипел, глядя в глаза:

– Кочевые Миху похитили. Я за ним пришел. Мне не до разборок со сраными вышибалами. Или ты успокоишься и нормально поговорим, или я тебя прямо здесь урою!

Он замер, уставившись на меня, потом оторвал мою руку от воротника, шагнул к проходу вглубь Шатра и бросил:

– Иди за мной.