Текст книги "Мятежный Процион"

* * *

Пять километров до ближайшего поселка она пробежала, не помня себя от испытанного ужаса.

Ее ноги подкосились у крайнего дома – упав, она продолжала кричать, не в силах остановить рвущиеся из пересохшего горла звуки.

Кто-то пытался ей помочь, отовсюду к окраине поселка бежали люди, а она билась в руках подоспевших медиков, не в состоянии произнести что-то членораздельное, лишь ее глаза, полные невысказанного ужаса, по-прежнему смотрели в сторону виднеющейся отсюда вершины холма, да правая рука в судорожном жесте вырывалась из сильных мужских пальцев, указывая в том же направлении.

Минутой позже она почувствовала, как что-то дважды укололо ее в плечо, и мир вокруг начал стремительно терять краски.

Настоящее…

– Ничего не говори, Ян. Умоляю, ни слова…

К столику вновь приближался официант.

Пока он заново сервировал стол, они молчали, страшась выдать свое обоюдное смятение.

Уйти невозможно. Их взгляды уже встретились, первый всплеск памяти заставил расшириться зрачки, а опыт прожитого нашептывал что-то про невероятный случай, смертельную опасность, но он был тих и невнятен по сравнению с ураганом мыслей и чувств, что вырвались на волю из узилищ разума, обжигая их души…

– Я думал сегодня утром о тебе, Мари. – Голос Яна звучал тихо, но ей казалось: на фразу должны обернуться все посетители за ближайшими столиками.

Нет, все спокойно. Только мелко, непривычно дрожат кончики пальцев под тонкой лайкрой перчаток.

– Ты знал, что я выжила?

– Нет. Если бы знал…

– То нашел бы раньше?

Глаза Ковальского сузились.

– Мари, а ты знала, что я жив?

– Нет, Ян. Иначе не ломала бы голову над тем, кто оказался столь человечен.

– Ты издеваешься? Человечен… – Он горько усмехнулся краешком губ. – Ты ведь понимаешь, чем я занимался все эти годы?

Она еще не притронулась к еде.

– Ян, среди нас нет святых, – тихо ответила она, положив вилку на стол и накрыв ее ладонью. – Трудно предсказать, кем бы стала я…

– Ты не вернулась в город. – Ян поймал ее взгляд и вдруг понял, что тонет в расширившихся зрачках Мари. Господи, это была она. Мир вокруг блек, терял краски, реальность закручивалась в спираль искажений.

Он как будто тонул в омуте и не хотел сопротивляться.

Мари медленно приходила в себя.

Она лежала у окна, на больничной койке, глаза все еще слипались, кружилась голова, но звуки, проникающие в помещение одноместной палаты, тревожили очнувшийся рассудок, не давая ему вновь погрузиться в спасительные объятия беспамятства.

За окном, лязгая гусеницами, медленно ползли две планетарные машины, вслед которым двигалось несколько десятков вооруженных людей в темной камуфлированной униформе.

Их вид внушал невольное уважение – Мари сразу поняла, что к злополучному холму выдвигается одно из элитных подразделений, поднятое в городе по тревоге.

Глядя на экипировку бойцов, чьих лиц не было видно за дымчатыми забралами сферических шлемов, Мари должна была бы успокоиться, но ее вдруг охватил безотчетный страх, граничащий с чувством отчаяния.

Она провожала взглядом двигавшийся вдоль улицы поселка отряд, а в носу предательски пощипывало, подбородок мелко подрагивал, будто все самое страшное ждало ее впереди…

Не выдержав, она все-таки разревелась.

Легче от этого не стало, лишь прибежала медсестра, но не с очередной порцией успокоительного, как ожидала Мари: вслед за женщиной в белом халате в палату вошел боец из того отряда, что только что прошел под окнами сельской больницы.

Сняв шлем-сферу, он присел на стул.

– Мари, это лейтенант Ян Ковальский. Он хочет поговорить с тобой.

Она повернула голову, почему-то стыдясь своего заплаканного вида.

Командиром спецподразделения оказался ее ровесник, ну, может быть, года на два-три старше, в двадцатилетнем возрасте такие различия мало заметны. Его светлые волосы были коротко острижены, юное, загорелое лицо выглядело мужественным, по крайней мере, он сохранял спокойствие и собранность, не выдавая волнения, а в том, что оно было, Мари практически не сомневалась.

– Командование поручило мне разобраться в возникшей ситуации, – без каких-либо предисловий начал он разговор по существу. – Мне известно, что вы встретились с человекоподобными машинами, и те требовали от вас выдать определенную информацию, верно?

Подбородок Мари опять предательски дрогнул. Мгновенья ужаса засели глубоко в сознании как заноза, и она ничего не могла с этим поделать.

– Они хотели убить меня, лейтенант… – дрогнувшим голосом произнесла она.

– Успокойтесь, Мари. Ничего, что я называю вас по имени? Мы здесь для того, чтобы защитить поселок. Все будет хорошо, вот увидите. Расскажите, как выглядели они, чем были вооружены, что делали на вершине холма?

Мари кивнула.

– Сейчас. Извините.

Она отвернулась к окну, собираясь с духом. А затем начала рассказывать, сбивчиво излагая суть произошедших с нею событий.

* * *

Выйдя на крыльцо небольшой сельской больницы, обслуживавшей несколько близлежащих агропулов, Ян достал устройство связи, выданное ему перед заданием.

На вызов ответили сразу же. Связь шла через спутник.

– Лейтенант Ковальский вызывает координатора.

– Да, Ян, это Нагаев. Тебе удалось что-нибудь выяснить в поселке?

– Немного, сэр. По словам девушки, она накануне оставила на вершине холма оборудование метеорологического контроля и шла снимать его показания. Вчера холм выглядел как обычная возвышенность, сегодня же она увидела множество шурфов и столкнулась с человекоподобными механизмами, которые были вооружены автоматическим оружием.

– Они напали на нее?

– Не знаю, как ответить… Андроиды потребовали от Мари Лерман информацию о местоположении ближайшей энергостанции. Девушка перепугалась и бросилась бежать, тогда сервомеханизмы открыли огонь на поражение.

– Она ранена?

– Нет, лишь сильно напугана. Думаю, ей просто повезло, – вряд ли робот мог сознательно промахнуться.

– Она сообщила какие-нибудь особенные подробности?

– Да. Помимо общего описания механизмов, которое, по моей оценке, совпадает с имеющимися в архивах записями, она успела прочесть надпись, отштампованную на детали автомата. Модель «Абакан», – при этих словах Ковальский покосился на свой автомат той же самой модификации.

– Так в чем странность, лейтенант?

– Там было продолжение надписи. Буквально: «Адаптировано для применения в условиях Марса». Могу я задать вопрос?

– Да, лейтенант, спрашивайте.

– Что такое Марс, сэр? Я никогда не слышал такого слова.

– К сожалению, я тоже, – ответил полковник Нагаев. – В общем, так, лейтенант, слушай боевую задачу. Одно отделение оставишь на охране поселка. Пусть парни зароются в землю, сам лично распредели позиции, боевые машины расположи так, чтобы их огонь был максимально эффективен. После этого с оставшимися людьми начнешь разведку возвышенности. На рожон не лезь, необходимо выяснить количество механизмов, и главное – цель их прибытия. В случае попытки продвижения с их стороны в глубь наших территорий обороняешь поселок и блокируешь дорогу к энергостанции. Все понятно?

– Так точно. – Ковальскому было немного обидно, что ему, как ребенку, втолковывают прописные истины относительно элементарной диспозиции. – Все будет исполнено. О результатах разведки доложу.

– Будь осторожен. Ты слышишь, Ян? ОСТОРОЖЕН.

– Я понял.

– Тогда до связи.

* * *

Пока в Управлении колониальной администрации шло секретное совещание, которым руководил все тот же Нагаев, взвод Яна Ковальского, соблюдая все меры предосторожности, выдвигался в сторону возвышенности.

Лейтенант с большим трудом сохранял самообладание – участие в немногочисленных полицейских акциях не имело ничего общего с предстоящими действиями: ни у него, ни у бойцов группы на самом деле не было реального боевого опыта. Раньше Ковальский не задумывался над подобными вопросами вообще, войны, столкновения с вооруженным противником (тем более с механизмами) до сегодняшнего утра являлись лишь теорией, обязательной, но не до конца понятной дисциплиной, которую они изучали и сдавали квалификационной комиссии.

В учебниках по тактике ни строчки не говорилось о том, как глухо и неровно бьется сердце в ожидании неведомого, как приходится вести постоянный мысленный диалог с самим собой, пытаясь предугадать, какой оборот примут события в ближайшие минуты…

…Они прошли сосновое редколесье и вступили под сень густого ельника, за которым начинался поросший кустарником склон.

Солнце уже постепенно клонилось к закату, тени удлинялись, хруст ветки при неосторожном шаге казался громче выстрела…

Взвод остановился на границе леса.

Нагаев отдал Ковальскому однозначные, четкие указания, запретив пользоваться радиосвязью, – очевидно, он был лучше осведомлен о техническом оснащении человекоподобных машин, но не имел времени, чтобы подробно растолковать лейтенанту подробности. Среди прочих директив, полученных от полковника, Ян выделил для себя две, особенно странные, а значит – важные.

Вадим Дмитриевич настаивал на использовании снайперов в качестве главной ударной группы, предостерегая от попыток прямого штурма возвышенности всеми силами подразделения, – по его инструкциям, действовать следовало с предельно дальней дистанции, стараясь поразить сервомоторные узлы конечностей андроидов, чтобы те не могли воспользоваться оружием или бежать. Стрелять в грудь Нагаев рекомендовал только в крайнем случае, сообщив, что именно там находятся запоминающие устройства, информация с которых может полностью прояснить ситуацию.

В лесу уже ощущались сумерки, и Ян, переползая от бойца к бойцу, отдавал последние приказы, чувствуя, как тело охватывает дрожь непонятного, неведомого ранее возбуждения; во рту отчего-то появился солоноватый привкус, словно он нечаянно до крови прикусил губу.

Все будет в порядке…

Он успокаивал сам себя, наблюдая, как фигуры снайперов, сгорбившись, исчезают в сгущающихся сумерках среди густого ельника.

Вершина холма, где, судя по монотонному, басовитому гулу, продолжались какие-то работы, еще освещалась солнцем, что давало снайперам неоспоримое преимущество.

По легкому шелесту ветвей Ян понял – бойцы начали карабкаться на деревья: могучие ели служили хорошей маскировкой, а их высота позволяла снайперам занять господствующие позиции, откуда просматривался гребень возвышенности. Остальные бойцы распределились на границе ельника, блокируя склон, ведущий к поселку.

Ковальский полез на дерево.

Стараясь не шуметь, Ян ловко карабкался по ветвям, пока те не стали ощутимо гнуться под его весом. Найдя прочную развилку, он решил, что поднялся достаточно высоко, и действительно, отодвинув в сторону несколько зеленых молодых побегов с клейкими, еще не колючими иголками, он увидел картину, которую приблизительно представлял со слов Мари.

Кустарник на вершине холма оказался повален, выворочен с корнем, листва на нем пожухла, земля же была прорезана ровными, расположенными через равные промежутки узкими, но глубокими шурфами, словно по холму прошлись исполинской гребенкой.

Данная симметрия нарушалась лишь в одном месте, где механические старатели, очевидно, обнаружили искомое: узкий разрез почвы там превращался в широкий раскоп, в отвесной стене которого тускло поблескивали вкрапления металла.

Кто бы мог подумать, что под слоем земли обычный с виду холм (каких немало в окрестностях) скрывает какой-то механизм или, быть может, древнее сооружение.

Окинув быстрым, оценивающим взглядом панораму раскопок, Ян переключил внимание на андроидов.

Он насчитал десять человекоподобных машин. Из них вооружены были лишь пять, они стояли, будто изваяния, образовав редкое оцепление по периметру раскопа, остальные медленно двигались по нетронутым земляными работами участкам, вероятно, пытаясь определить при помощи встроенных сканеров размеры и точное местоположение обнаруженной конструкции.

Чуть в стороне сгруппировались семь или восемь приземистых, действительно похожих на черепах землеройных машин.

Все оказалось не настолько страшным и загадочным, как минуту назад рисовало воображение. Ян даже мысленно устыдился собственных страхов и сомнений.

Взглянув на часы, он понял, что снайперы уже успели занять позиции и разобрать цели. Пора начинать операцию…

Он приподнял пуленепробиваемое забрало шлема и тонко свистнул, подражая голосу одного из немногих пернатых обитателей леса.

Это являлось сигналом, и первые выстрелы сухо щелкнули спустя доли секунды после условного свиста.

Пять снайперов работали без остановки, каждый по своей цели, – опуская забрало «сферы», Ян услышал, как пули звонко прошибают металл; застывшие в охранении дройды не успели отреагировать на внезапный огонь, – он отчетливо видел, что оружие валится из механических рук, и тут же, не давая им развернуться, снайперы ударили по коленным кожухам, за которыми скрывались сервоприводные узлы пришлых механизмов.

В эти мгновенья лейтенанту Ковальскому казалось, что операция разыграна, как по нотам, и близится к стремительному победному финалу… ощущение длилось несколько секунд, пока за противоположным склоном возвышенности отчетливо не взревел двигатель и над склоном холма не появилась зловещая тень громадной, совершенно незнакомой машины, которая проломилась сквозь редкий кустарник, выворачивая траками гусениц огромные комья земли; в ее бортах открылись люки, и оттуда вдруг посыпались фигуры андроидов.

Их было несколько десятков, каждый экипирован и вооружен не хуже бойцов взвода Ковальского. Выскакивая из люков, они не останавливали начатое движение, а тут же, без промедления, ожидания команд или иных подготовительных действий открывали безошибочный ответный огонь по тем деревьям, где располагались позиции снайперов взвода.

Первый болезненный вскрик и характерный звук падающего, подламывающего ветви тела подействовал на Яна, словно внезапный удар в голову: сознание на миг помутилось, но шок исчез, растворился в невероятном всплеске нервного возбуждения, не прошло и секунды, как, выкрикнув команду, он вскинул «Абакан», дав две короткие прицельные очереди по перебегающим среди поваленного кустарника фигурам.

В ответ, высекая остро пахнущую древесную щепу, в ствол ели впились десятки пуль… и в этот миг от далекого горизонта, где громоздились кучевые облака, закрывающие закатный диск светила, ударил, найдя прореху, одинокий багряный луч солнца, осветив холм и окрестности нереальным оранжевым светом.

Ян навсегда запомнил этот изливающийся из поднебесья свет, в котором тонули частые отрывистые вспышки выстрелов.

Таким в его памяти запечатлелось начало жестокой неравной схватки.

* * *

Пули с глухим стуком впивались в кору дерева.

Ян слышал крики, автоматные очереди вспарывали сумрак ельника, на злополучном склоне холма горел человекоподобный механизм: горел молча, продолжая посылать во тьму короткие отрывистые очереди.

Ноги Ковальского наконец коснулись земли. Он отбежал на несколько шагов в сторону от демаскированной позиции, по которой продолжали бить из стрелкового оружия, и включил коммуникатор шлема.

Дальнейшее соблюдение радиотишины являлось глупой бессмыслицей.

Полковник Нагаев резко обернулся, заметив, как вспыхнул на тактическом терминале индикатор экстренного вызова: так автоматика отреагировала на всплеск активности в эфире, транслируя в реальном времени все перехваченные радиосообщения.

Участники совещания, стоически ожидавшие развития событий, вдруг услышали четкий голос боя – канал телеметрии вбирал в себя все, начиная от участившегося дыхания бойцов, звонких автоматных очередей, глухих взрывов, треска занявшегося на холме пожара, до отчаянных предсмертных вскриков и резких, перекрывающих иные шумы, команд взводного:

– Первое отделение, отойти на двухсотметровый рубеж, занять позиции для прикрытия!.. Ловацкий, обеспечить спуск снайперов, третье отделение, за мной! – Ковальский все еще отдавал приказы, как по учебнику, словно листал электронные страницы тактических наставлений, даже сленг пока отсутствовал в его командах, – Ян выговаривал фразы целиком, и оттого они казались штампованными, игрушечными…

Жуткий предсмертный хрип, перешедший в короткое бульканье, стал иллюстрацией к его словам, и тут вдруг разом включилось несколько экранов – это, наконец, начал поступать видеоряд с камер, установленных на шлемах бойцов.

Сидевший в центральном кресле Нагаев вдруг странно дернулся, будто шальная пуля, преодолев немыслимое расстояние, ударила его в голову.

Рядом с ним возвышался странного вида терминал, где в такт поступающим данным нервно и часто взмаргивал индикатор…

События развивались стремительно.

Рваная тьма на экранах телеметрии озарялась короткими злыми хоботками очередей, тлела отсветами пожара, слепла от рвущих ельник гранатных разрывов.

Нагаев резко схватил тонкую дугу коммуникатора:

– Ковальский! Ян, ты меня слышишь?

Ему отвечал бой.

– Ян! – В голосе полковника вдруг прорвались визгливые нотки.

Да. Они носили форму и знаки различия, но никто, от рядового до командира, не знал войны, не понимал ее сути…

Сегодня, сейчас, сию секунду они получали первый опыт… далекая, чужая смерть воспринималась как своя, внутренности сжимались, холод драл по спине ледяным ознобом…

Нагаев обернулся. Его взгляд, казалось, сейчас прожжет насквозь начальника штаба, который сидел в своем кресле со спокойным выражением деловой заинтересованности на лице.

Словно в одну минуту они стали разными… настолько разными, что не могли понять друг друга.

– Встать! Все резервы к поселку! Держать связь включенной! – И снова, словно отчаянный призыв, на который жизненно важно получить ответ, губы полковника выдохнули в коммуникатор:

– Ян!

Он сам не понимал, что творится в его груди в эти бесконечные, полные чужих впечатлений и эмоций мгновенья.

Ковальский слышал далекий голос, прорывающийся сквозь треск помех несущей частоты, но у него не было возможности ответить – андроиды шли в атаку, рядом погибал его взвод, так был ли смысл в далеких призывах, что выплескивал коммуникатор в помутившийся рассудок?

Тьма играла против людей, андроидам она, по всей вероятности, не мешала, но бойцы поредевшего взвода – те, кто попытался задействовать системы тепловидения, – тут же с досадой отключали их: засветка от пожара, охватившего склон холма, не давала работать термальной оптике, и им оставалось уповать на собственное зрение, ориентируясь на вспышки выстрелов, хруст веток или мгновенные отсветы разрывов, высвечивающие из мрака сиюсекундную диспозицию атакующих механизмов…

Добежав до границы ельника, где мятущееся зарево бушующего огня смешивалось с вязкой тьмой, царящей за густыми разлапистыми ветвями могучих деревьев, Ян припал на одно колено, «Абакан» вонзился прикладом в податливый ковер мха и хвои, он отклонил ствол оружия, забыв в эти секунды обо всем, сосредоточенно, будто на учениях, выцеливая ползущую по горящему склону тяжелую машину, поливающую ельник шквалом разрывных снарядов из двух автоматических пушек.

«Нет, не пойдет… Не пробить броню. Только погибну зазря…» – мысли мелькали в голове с неуловимой скоростью, а пальцы уже меняли заряд в подствольнике с осколочного на кумулятивный, он рывком поднял автомат, прижал приклад к плечу, чтобы выстрел пошел не по минометной траектории, а прямой наводкой – расстояние до цели не превышало ста метров, для реактивной гранаты меньше секунды полета…

Он плавно потянул спусковую скобу вторичной системы вооружения, и подствольник разрядился с приглушенным хлопком, заряд рванулся фактически по прямой, попав встык между скругленным выступом правой орудийной башни и наклонным листом лобовой брони.

Кровь глухо прилила к голове, Ян никогда не испытывал подобного чувства, – словно безумец, не обращая внимания на цвиркающие вокруг пули, он приподнялся, вытягивая шею, мысленно моля лишь об одном – только не рикошет, но угол между двумя поверхностями не дал гранате уйти на излет, струя раскаленного газа, вырвавшаяся из боевой части, прожгла в броне микроскопическое отверстие, диаметром не более двух миллиметров, но последствия оказались ужасающими – температура внутри машины тут же подскочила до тысячи градусов, и в темнеющие небеса, вырывая люки, изнутри бронированного монстра вдруг с оглушительным грохотом рванули снопы пламени.

От взрыва покачнулась земля, даже андроиды не устояли на ногах, в отличие от людей, их валило, словно кукол, заставляя катиться по склону, вокруг падали раскаленные обломки бронемашины, тут же поджигая траву, кусты, нижние ветви разлапистых елей…

– Все отходим! Назад! Третье отделение, Бешкеев, прикрывайте!

Ян, которого тоже сбило с ног и отшвырнуло в сторону взрывной волной, порывисто вскочил, тут же едва не заорав от боли.

Стиснув зубы, он одной рукой перехватил «Абакан», прижав левую ладонь к бедру, где толчками пульсировала боль.

Между пальцами струилась горячая липкая кровь.

Царапина. Наверное, царапина… – Он попытался шагнуть и понял, что может идти, осколок действительно прошел вскользь, лишь разрезав кожу.

– Ребята, отходим… Все…

Он не бежал, а шел, припадая на раненую ногу, постоянно оглядываясь, в надежде увидеть кого-то из своих, но между озаренными пожаром елями мелькали лишь фигуры андроидов, и тогда Ян стрелял с одной руки, почти не попадая, но заставляя ненавистные силуэты падать на землю, вжиматься в нее, выискивая цель…

Казалось, этот кошмар никогда не закончится. Боли не было, но ощущение крови, по-прежнему сочащейся сквозь пальцы, вызывало приступы тошноты, голова кружилась не то от контузии, полученной в момент взрыва, не то от кровопотери, мир перед глазами постепенно терял четкость, реальность принимала зыбкие формы, пока его не подхватили чьи-то руки и голос Асмана Бешкеева не начал сыпать возбужденными фразами:

– Командир, из города передали – подкрепления идут! Мы держим их на границе ельника.

– Кто?.. – прохрипел Ян. – Кто еще выжил?..

Скороговорка сержанта вдруг оборвалась. Казалось, даже звуки вспыхнувшего с новой силой боя утихли.

– Никто, командир… Только ты…

Ян рванулся из поддерживающих его объятий и тут же, не устояв, упал на землю, лицом в сладковатый запах мха, который впитывал выступившие на глазах Ковальского слезы, глушил звериный, нечеловеческий хрип, рвущийся из горла командира, потерявшего почти всех своих ребят…

* * *

Камера на шлеме Ковальского продолжала работать, фиксируя все происходящее вокруг.

Незамысловатому устройству было абсолютно все равно, какую невыносимую моральную муку испытывает сейчас человек, как ломается его душа, рушится мировоззрение под неистовым напором неведомых ранее событий и чувств.

Он умирал и… возрождался вновь, но уже другим, будто вместе со слезами, которые невольно текли по щекам, из его души навсегда уходило что-то важное, что-то, без чего можно жить, но уже нет возможности радоваться этой жизни.

…Рядом звонко ударила автоматная очередь, в мох беззвучно обрушился курящийся дымком водопад стреляных гильз, они тонули в зеленом ковре, изредка пружиня от него, неестественно медленно подскакивая вверх…

Ритмичный звук и вид горячих, падающих сверху гильз вывел Яна из горестного оцепенения.

Он приподнялся на локтях, одной рукой нашаривая автомат. Бешкеев продолжал стрелять, припав на одно колено, пока его «Абакан» не плюнул во тьму двумя трассерами, что означало – магазин пуст, остался лишь патрон в стволе.

– Отходи, Асман, я прикрою!.. Уходи к первому отделению! К бронемашинам!.. Держите поселок любой ценой!..

Среди сумрака, подсвеченная заревом пожарища, мелькнула фигура андроида, и Ян резанул по ней длинной очередью. Пули попали в голову человекоподобной машины, дройд пошатнулся, начал валиться на бок, но, уронив автомат, умудрился ухватиться за нижнюю ветвь дерева и застыл в нелепой позе, рывками поворачивая голову, в которой зияли три небольших пулевых отверстия и виднелись две рваные пробоины в районе затылка, где пули, навылет прошив черепную коробку, вырвали изрядные фрагменты металлопластика.

Не жизнь… Это не жизнь… – горячие мысли жгли рассудок, Ян чувствовал, как истерический смех подкатывает к горлу при виде раскачивающегося из стороны в сторону вцепившегося в ветку сервомеханизма.

Он не видел, что одна из пуль пробила грудной кожух андроида и оттуда медленно вытекает непонятная, вязкая серебристая субстанция, тягучими каплями срываясь на кору дерева и траву, пробившуюся сквозь мох, и на мягкую подстилку из опавшей хвои…

Ту же картину демонстрировали два работающих экрана в зале совещаний Управления колониальной администрации.

Нагаев наблюдал за боем в основном с камеры Ковальского, поскольку остальные каналы связи гасли один за другим…

Когда отключился и этот последний канал телеметрии, Нагаев принял решение:

– Необходима срочная эвакуация всех поселений, начиная от зоны вторжения до окрестностей энергостанции. – Он отдавал распоряжения своим заместителям, демонстрируя непонятную смесь нервозности и выдержки. – Отделению, оставленному Ковальским для прикрытия поселка, – отступать. Мы должны затянуть их в глубь нашей территории – это даст время основным силам выдвинуться из города, занять выгодные позиции и уничтожить противника.

Лес невнятно шумел кронами деревьев. Ночь давно превратилась в сумеречный танец теней – блики от охватившего весь холм и часть ельника пожара играли зловещими отсветами на неподвижно застывших средь соснового редколесья телах, ложились кровавыми пятнами на треснувшие забрала боевых шлемов, стыли алыми искрами на изгибах пустых магазинов и россыпях стреляных гильз.

Ковальский, которому очередная пуля пробила плечо, на минуту пришел в сознание, чувствуя, как непомерный груз давит на спину.

С трудом приподнявшись, он увидел, как мягко и безвольно перевернулось тело сержанта Бешкеева.

На нем не было крови, только аккуратная дырочка в центре бронированного забрала немо свидетельствовала, что Асман мертв.

Яростные, трескучие, раскатистые звуки боя доносились уже с окраины поселка.

Осмотревшись, Ян понял, что пролежал без сознания несколько часов, – небо у горизонта уже посерело, предвещая близкий рассвет.

Раны пылали болью, но кровь в них запеклась и уже не стекала на порыжевший мох.

Он сел, мучительно застонав.

Вспоров шов на разгрузке, Ковальский достал индивидуальную аптечку, сделал себе две инъекции и на минуту обессиленно затих.

Мысли кружили в голове, словно пожелтевшие, высохшие осенние листья.

Они погибли. Все. Все до одного. Ян не мог видеть своих ребят, не в его силах было сосчитать тела, но что-то внутри подсказывало – ты остался один, лейтенант. Один навсегда, невзирая на то, сколько людей будет находиться рядом с тобой через минуту, час, сутки…

Не клеймо, не самобичевание, не горький упрек – он сделал все, что в человеческих силах, просто ему не повезло… выпало остаться в живых.

Ян ошибался, думая о том, что более никогда не встретит людей, которые смогут стать ему столь же близки, как погибшие ребята из взвода. Ребята, которых он не смог сберечь.

Черная вязкая ненависть постепенно закипала в душе, и было непонятно, что сильнее действует на организм, – противошоковый и стимулирующий препараты или это народившееся чувство пустоты, среди которой нашел себе место лишь один позыв: убивать проклятых андроидов. Убивать, пока не кончатся силы, пока последняя капля крови не сорвется из потревоженных ран.

Все, что было прежде, скорчилось, почернело, потеряло статус памяти, вакуум сознания заполнил БОЙ, как новая точка отсчета, не жизни, но ненависти и горя.

* * *

Проснувшись, Мари почувствовала себя гораздо лучше.

Да, собственно, была ли она больна? Думать, что мнимая хворь рождена страхом, неприятно, но ведь действительной причиной ее пребывания в больничной палате являлся именно испуг.

Нет, я здорова. – С такой мыслью она решительно откинула казенную простынь, ступив босыми ногами на холодный пол.

Немного кружилась голова, от первых движений начало подташнивать, но дискомфортные ощущения быстро прошли – ее внимание отвлекли звуки, доносящиеся с улицы.

Мари насторожилась, тут же забыв о легком недомогании.

Толстое двойное стекло в пластиковой раме мелко вибрировало, передавая в помещение приглушенный аритмичный рокот. До сих пор ей не приходилось слышать ничего подобного, – если на улице работал некий механизм, то почему в его раскатистом урчании так много сплетающихся, не составляющих привычного ритма перестуков, то коротких, то длинных, перемежающихся с непонятными тугими ударами, от которых ощутимо вздрагивали стены и пол?

Страх вернулся, будто все время сидел, затаившись в уголке сознания, чтобы, дождавшись удобного момента, выскочить, укусить, впиться своими холодными пальцами в неровно забившееся сердце, пробежать ледяными мурашками по коже, заставив в растерянности оглянуться вокруг.

Почему я одна? Куда все подевались? – Мысль уже отдавала паникой, но Мари, на удивление, справилась с собой, мысленным окриком заставив умолкнуть распоясавшееся воображение.

Одежда. Нужно найти свою одежду.

Слава богу, все нашлось во встроенном шкафу – выстиранное, выглаженное, пахнущее чем-то больничным, но Мари не обратила внимания на запахи: тревожные звуки и ощущение одиночества подстегивали ее, изгнав остатки недомогания, она уже полностью пришла в себя после многочасового пребывания под воздействием успокоительных и снотворных препаратов.

Одевшись, она оглянулась – вернулся прежний страх, боязно было выходить в пустой коридор, но надежда связаться с кем-то из персонала больницы тут же погасла – компьютерный терминал, установленный в изголовье кровати, не работал, что само по себе являлось тревожным признаком.

Выглянув через окно, она не увидела на улице агротехнической фермы и прилегающего к ней поселка ни одного человека. Лишь сельскохозяйственные механизмы застыли посреди улицы, будто их бросили второпях, на полпути между ангарами и полями.

Ничего не понимая, Мари обернулась, и в этот миг в коридоре раздались отчетливые шаги, зашипела пневматикой автоматически открывшаяся дверь, и она, не успев толком напугаться, вдруг увидела незнакомого парня в грязной, изодранной, испятнанной заскорузлой, спекшейся кровью форме.

Треснувшее, поцарапанное забрало его боевого шлема было поднято, взгляд мутно блуждал, не в состоянии остановиться на каком-то конкретном предмете – он сделал несколько шагов, сильно припадая на правую ногу, и вдруг боком повалился на кровать, издав глухой непроизвольный стон.

В эту секунду Мари, опешившая от неожиданности, вдруг узнала его, несмотря на все чудовищные перемены в облике молодого лейтенанта, – это он беседовал с нею накануне, выясняя подробности ее встречи с андроидами.