Текст книги "Ксеноб-19"

Они не нашли живых, зато сумели подобрать еще два обуглившихся, но все еще подающих сигналы индикации контейнера со спасательными капсулами.

– Все поворачиваем назад. Будем прорываться к городу. – Светлов говорил мертвенным тоном, его рассудок больше не мог выдерживать страшных картин тотального разрушения и постоянно попадающихся на глаза свидетельств гибели людей.

Раскоп словно опустел после удара плазмогенераторов хитвара.

Антон не искал объяснения наступившей вокруг тишине, не думал, почему их больше не атакуют рагды или олонги, – он и так понимал, что все механоформы вслед за хитваром ушли по направлению к мегаполису.

Обратный путь был мучителен и страшен. Казалось, что БПМ движется слишком медленно, все происходило как в полусне или в бреду…

Черный лес встретил их глухой, молчаливой стеной деревьев. Сканеры планетарной машины не работали, и единственным ориентиром оставалась дорога, проложенная через чащобу.

Давно наступил вечер, но у горизонта, в том направлении, куда прорывались четверо израненных бойцов, растекалось бледное, зловещее зарево.

Антон не думал, удастся ли им проскочить черный лес, после всего случившегося он не загадывал вперед, душа и разум как будто окаменели. Светлов не знал, что чувствуют остальные, но он уже как будто не жил, лишь одно стремление – вытащить уцелевших ребят и обугленные спасательные капсулы – удерживало онемевшие от напряжения пальцы на манипуляторах системы ручного управления БПМ.

Они пошли черный лес, и, уже фактически вырвавшись на опушку, увидели далекий город, охваченный заревом пожаров.

В этот момент, когда Светлов машинально заставил машину притормозить, справа вдруг начали валиться корявые деревья.

– Олонги! – Неистово закричал Федоровский.

Курт, понимая, что ИПК бесполезен против бронированных исполинов, нырнул в кабину управления.

– Что делать Антон?!

– Вытаскивай Фогеля и уходите. Я открою рампу. Скажи Саше, пусть не стреляет. Уходите все вместе, так больше шансов. – Повторил Антон.

– А ты?!

– Я останусь.

– Зачем?!

– Спасательные капсулы, Курт. В них тоже люди. Попробую оторваться. Если все получиться – подберу вас. Иди же!

* * *

Фогель успел выполнить приказ только наполовину. Он вытащил из грузового отсека мешковатое, бессознательное тело Фриенбагера, и они вместе, в обнимку откатились к крайним деревьям, почти у той самой опушки, где утром приняли бой с рагдами, когда два олонга, не спеша догонявшие БПМ, остановились и произвели залп.

Удар плазмы пришелся точно на середину корпуса.

Последнее, что видел Курт, было страшное зрелище разорванной пополам боевой машины, – Федоровский погиб, его сожгло, испарило вместе с металлом корпуса, чудовищный взрыв, оставивший после себя остекленевшую воронку, поднял обломки БПМ, словно невесомые пушинки, и швырнул их в разные стороны – кабину понесло к городу, а кормовую часть взрывной волной подняло высоко в воздух: грузовой отсек взмыл над черным лесом, роняя через открытую рампу продолговатые цилиндры спасательных капсул, а потом упал сам, подломив кроны черных деревьев.

Сознание Курта померкло.

Он думал, что умер.

Светлов очнулся в госпитале, через две недели после того рокового дня.

Только позже он узнал, что Фогелю удалось добраться до города и вызвать помощь.

Курта с тех пор он видел не часто, иногда они сталкивались по службе, но страшные воспоминания каждый раз превращали их встречи в короткие скомканные диалоги.

В тот роковой день город лишился компьютерного центра и большинства жилых кварталов.

Для всех его жителей начался трудный период возведения Цитадели, и постоянной борьбы с периодически атакующими строящуюся крепость механоформами.

К черному лесу больше никто не посылал ни разведывательных, ни спасательных групп, – там начиналась территория, контролируемая олонгами.

Часть 2

Глава 4

Настоящее…

– Ну что добились своего полковник? – Герхард Миллер зло посмотрел на Зарезина, который, нужно сказать выглядел далеко не лучшим образом, – воспоминания Светлова, пропущенные через собственный рассудок, вызвали на лице смертельную бледность, его пошатывало, Зарезину даже пришлось придержаться рукой за приборную панель, чтобы устоять на ногах.

– Что с ним? – Хрипло спросил он, имея в виду состояние Светлова.

– Рассудок не выдержал. – Коротко и неприязненно ответил Миллер.

– Это обратимо?

– Боюсь, что нет.

– Он умер?! – В глазах полковника промелькнула… досада.

– Физически Светлов жив. – Ответил Генрих. – Но он находится в состоянии комы. Это крайняя реакция организма на многократные стрессы.

– Жаль. Я должен был задать ему пару уточняющих вопросов… Хотя теперь мы и так знаем где находятся спасательные капсулы. Наш призрак явно оттуда. И все же жаль, что Светлова нельзя допросить еще раз…

– Вы в своем уме полковник?! Угробили человека и досадуете?!

– Ладно, Миллер, не горячитесь. У каждого своя работа. Есть шанс, что Светлов очнется?

– Мне нечего ответить господин Зарезин. Уймитесь, наконец! Вы получили информацию, так довольствуйтесь ей. Мы приложим все усилия, чтобы стабилизировать состояние Светлова, но не надейтесь, что в ближайшие месяцы я вас подпущу к нему.

– Сдается мне, темните вы Миллер.

– Да. Темню. – Док подошел к компьютерному терминалу и вынул из гнезда пишущего устройства кристаллодиск. – Здесь полная телеметрия данных с датчиков медицинского комплекса аппаратуры. Покажите запись своим специалистам. Пусть они дают вам пояснения и прогнозы, а я говорю: убирайтесь! Эксперименты окончены. Если Светлов и выкарабкается, то он вряд ли сможет ответить хотя бы на один вопрос.

Гнев Миллера был неподделен, полковнику Зарезину показалось, что док сейчас броситься на него с кулаками.

Псих долбанный… – подумалось ему.

Взяв кристаллодиск, эмиссар отдела безопасности сети угрожающе приблизился к Генриху и произнес, наклонившись к самому уху дока:

– Советую унять свой «праведный гнев»!.. – Словно змея прошипел он. – Все что произошло, является государственной тайной. Любая утечка информации, и вам крышка, Миллер, обещаю.

Доктор побледнел, но скорее не от страха, а от гнева:

– Убирайтесь! – Повторил он

* * *

Едва за полковником сомкнулись двери лаборатории, как Миллер тут же включил блокировку помещения, чтобы Зарезин не смог снова сунуть сюда свой нос с угрозами или требованиями, и, не теряя ни секунды, направился в дальнюю часть помещения, где располагался основной модуль системы поддержания жизни.

Вскрыв кожух, под которым находилось несколько десятков тонких трубочек, через которые к камере пациента подавались различные растворы, он извлек оттуда мягкий тубус с прозрачной жидкостью, который был подключен к одной из питающих магистралей.

Эффект не заставил себя ждать. Прошло всего несколько секунд и графики, отражающие жизненные показатели Антона резко изменились, утратив характерные для состояния комы сочетания кривых.

Генрих выбросил почти полный резервуар с непонятной жидкость в утилизатор отходов, сделал несколько ручных переключений на главном терминале лаборатории и вернулся к своеобразному «саркофагу» с прозрачной выпуклой крышкой, под защитой которого находилось тело капитана Светлова.

Глаза Антона были открыты.

Колпак издал характерный чавкающий звук разъединившихся уплотнителей и начал подниматься вверх.

– Светлов, вы меня слышите? – Миллер присел на край жесткого пластикового ложа.

Мутный от перенесенных мучений взгляд остановился, сконцентрировавшись на Миллере.

– Слышу… – едва шевельнув губами, ответил Светлов.

– Не напрягайтесь капитан. Я на вашей стороне.

– Почему?.. – Слабо выдохнул Антон. – Почему… вы…. позволили… мне… слышать…

Миллер покосился на синусоиды графиков, отражающих как физические параметры жизнедеятельности организма Светлова, так и его мысленную активность.

– Вы действительно слышали мои диалоги с полковником?

– Да…

– В таком случае мне не придется многого объяснять. Меня принудили…

– Я знаю… – Благодаря новым препаратам, начавшим поступать в кровь, Светлову стало намного лучше, рассудок постепенно прояснялся, по непонятной причине вдруг начали самопроизвольно сокращаться некоторые мышцы.

– Все нормально. – Успокоил его Миллер. – Я ввел стимуляторы общего действия.

– Вы не ответили на мой вопрос, док…

– Все очень просто, капитан. Мне не безразлично происходящее вокруг. Мы влачим жалкое существование, колония коллапсировала до размеров Цитадели, но это не спасет нас от неминуемого и закономерного финала.

– А кто спасет?… Зарезин?…

– Тупица. Раб системы, мнящий себя личностью. Ему вовек не разобраться в сути происходящего. Вы должны понять меня капитан, – выбора не было. На мое место полковник мог призвать менее опытных специалистов, которые действительно причинили бы непоправимый вред вашей психике и здоровью. Я сделал, что в моих силах.

– Все равно, не понимаю – Антон нашел в себе силы посмотреть в глаза Миллеру. – Почему вы рискнули, помогая мне?

– Все достаточно просто капитан. Я, уж простите за прямоту, имел возможность понять, кто вы на самом деле.

– И как?.. – губы Светлова исказила саркастическая усмешка.

– Вы на протяжении жизни задавались многими вопросами, возникавшими и у меня. – Признался Миллер. – В противоположность Зарезину я не усматриваю злого умысла в виртуальном общении между вами и столь беспокоящем его загадочным призраком. Дана, вне сомнения, помнит вашу детскую дружбу, которая по непонятной мне причине не переросла в более глубокие чувства. Я думаю, что обстоятельства, так насторожившие полковника, имеют свое объяснение: девушка принимала участие в загадочной экспедиции, которую возглавлял Андрей Сергеевич Лытнев. Он был моим учителем, по специальности – экзобиологом, и еще до роковых событий, связанных с раскопками, напрямую говорил нам, своим студентам, о некоторых странностях, обнаруженных им в архивах колонии.

– Подмена информации? – Антон чувствовал уже не просто прилив сил, а лихорадочное возбуждение.

– Пожалуй, я отключу стимуляцию организма, – произнес Генрих, вставая. – Есть тема для беседы, но боюсь, что полковник не смириться с потерей столь ценного свидетеля, как вы. – Раздался его голос из противоположной части лаборатории.

– Он вернется?

– Обязательною

– И? – У Светлова в груди возникло неприятное ощущение холода. Мнемоническое испытание далось ему нелегко, что-то надломилось внутри, и в то же время он ощущал себя свободным, до такой степени, что чувство начинало граничить с помешательством. О какой свободе может идти речь, когда огромный город-крепость запутался в тенетах тотального контроля со стороны всевидящей кибернетической системы?

Пока он думал над этим, Миллер вернулся, принеся с собой комплект одежды.

– Вам необходимо исчезнуть, Антон Андреевич, и тщательно все обдумать.

– Вы шутите. Исчезнуть из поля зрения СКАДа?

– Я вполне серьезен. Справка о вашей смерти уже готова. Вы, к слову сказать, находитесь в клинической больнице полицейского управления. Не все люди, даже работающие тут, бездумно верят в могущество системы. Иногда мне кажется, что Цитадель с ее несомненными достоинствами, – это золотая клетка, подвешенная над тлеющими углями готового вспыхнуть костра. Вы слышали мой разговор с Зарезиным. Я могу повторить вам: «формы жизни» обитающие на планете, не дающие нам развиваться и осваивать новые территории не имеют никакого отношения к понятию «живое существо». Они кибернетические последыши загадочной цивилизации, населявшей этот мир задолго до нашего появления. Все живое уничтожено, превращено в прах, но пока мы заперты в границах Цитадели, где-то на просторах планеты возрождаются все новые и новые производства, оставшиеся от былых хозяев данного мира. И продукция упомянутых производств далеко не мирного характера.

– Я понимаю. Извините, док, что отвлекаю от интересной темы, но в данный момент меня волнует собственная судьба. Вы ведь не просто так накачали организм стимуляторами, верно?

– Извините, капитан, я действительно увлекся. Ваши воспоминания заставили взглянуть на картину данности в ином свете. – Он подошел к нише, куда обычно доставлялась внутренняя пневмопочта, и извлек оттуда герметичный пластиковый цилиндр. – Знаете, работа в коллективе имеет свои плюсы. В наших лабораториях хранятся базы данных по биометрии всего городского населения, здесь же, как вы понимаете, они вносятся в удостоверения личности. Я держу пару чистых статкарточек, так на всякий случай. Сейчас посмотрим… О по информации финансового отдела управления у вас скопилась приличная сумма на личном счету.

– Док, что вы затеяли?

– Маленькую махинацию.

– Вы преступаете закон?

– Ну, зачем так? Исправляю ошибки и перегибы системы. Вот, пожалуйста, – это ваше удостоверение личности. Деньги переведены на другой счет. Советую обналичить их, и исчезнуть из поля зрения системы.

– Док вы рискуете.

– Нет. Не хочу раскрывать тайн, но скажу, что многие из сегодняшних сотрудников управления напрямую обязаны мне своими жизнями. Цитадель далеко не так спокойна, как преподносят нам информационные агентства. За последние десять лет уровень преступности возрос в разы, и это, как ни прискорбно следствие воздействия на психику людей тех самых «параллельных жизней» где культивируется вседозволенность и безнаказанность. Люди плохо приспособлены к разграничению реального и виртуального пространств. Они часто переносят законы виртуальных вселенных в реальную жизнь и это становиться настоящей проблемой для управления полиции. Отсюда – масса инцидентов, зачастую приводящих к кровопролитию. Я уже говорил и повторю – наша замкнутая система на грани катастрофы. Осталось очень мало людей похожих на вас, капитан.

– И часто вы спасаете преступников?

– Никогда. Но вы не совершали никаких преступлений, это очевидно. Ваш счет аннулирован согласно установленной процедуре, номер статкарточки изъят из баз данных. Вас больше нет Антон Андреевич. Надеюсь, вы найдете, где укрыться?

– Да. – Не раздумывая, ответил Светлов.

– Я понимаю, у вас осталась куча вопросов. Дайте мне знать, когда устроитесь. – Герхард протянул Антону микрочип. – Здесь данные по моим контактам. Не нужно благодарить, я поступил так, как считаю правильным. И не без надежды на взаимную помощь.

Светлов удивленно вскинул взгляд.

– Ничего криминального, поверьте. В той экспедиции был близкий мне человек, которого я давно уже считаю мертвым.

– Есть причина усомниться?

– Есть. Но об этом позже. – В дверях лаборатории появился молодой человек в стерильной униформе. – Вячеслав проводит вас к служебному выходу. Там ожидает флайкар полицейского управления. Эти машины не отслеживаются СКАДом. Я жду от вас весточки, капитан.

На прощанье они крепко пожали друг другу руки, хотя Антон не до конца понимал, что на самом деле двигало поступками Миллера – профессиональная этика, помноженная на человечность или что-то иное, гораздо более личное?

– Я дам знать, когда устрою свои дела. – Пообещал Антон, твердо взглянув в глаза Генриха.

– Буду ждать. А пока мне придется огорчить полковника Зарезина фактом вашей кончины. До свидания, Антон Андреевич. Через сутки постарайтесь найти безопасное место для длительного отдыха, за применение экспресс-стимуляторов придется платить.

– Я понял. До свидания, док.

* * *

Антон не стал ломать голову над фактом своего избавления. Во-первых, он действительно не чувствовал за собой вины, во-вторых, действие стимуляторов блокировало сторонние мысли, напрямую не связанные с поиском безопасного места.

В первый момент он задумался – куда направить флайкар, но задачка, крути не крути, имела только одно решение, – нижние технические уровни Цитадели, где из-за обилия различных производств удаленный контроль со стороны СКАДА ослабевал, пропорционально расстоянию от сетки спутников. Светлов помнил те районы еще с детства, а по последним данным, просачивающимся в виде слухов, теперь «дно» города населяли не только нищие…

Старый парк умер.

Без надлежащего ухода, деревья засохли, им не хватило искусственного освещения, чтобы расти, и картина, врезавшаяся в память, выглядела теперь безрадостно, неузнаваемо: низкие постройки заброшенного городского квартала по мере обветшания укрепили стальными «корсетами» превратив в подобие опор для вышележащих уровней, но здесь, среди промышленных зон и площадок для переработки отходов, по-прежнему жили люди.

Это казалось странным, ведь с тех пор, как мегаполис был реконструирован и получил статус «Цитадели» все его граждане получили равные права и возможности – синтетическая пища, и обилие вакансий в службах охраны внешнего периметра должны были уничтожить само понятие «нищета».

Светлов понял, что ошибся в своем предвидении, когда заметил у подъезда одной из старых многоэтажек, несколько дорогих флайкаров.

Похоже, что обителями дна теперь являлись отнюдь не нищие, но по-прежнему асоциальные элементы общества.

Он оставил полицейскую машину, здраво рассудив, что радушного приема «блюстителю порядка» тут не окажут. Задав автопилоту курс на возвращение к зданию управления, он решил, что проще и безопаснее будет пешком прогуляться через старый парк. Заодно следовало обдумать события последних суток и создавшееся положение.

Впрочем, Светлов иллюзий не строил, и потому его мысли, не смотря на полученный стресс, были предельно лаконичны и ясны.

Свобода, которую он получил благодаря вмешательству Миллера, на самом деле не являлась полной. Антон все явственнее ощущал, что стоит на грани между прошлым существованием, и неопределенностью будущего. Сейчас, в эти минуты он постепенно осознавал необходимость внутреннего выбора. Что он станет делать дальше? Попытается вернуться?

Вернуться к чему? К гарантированному существованию, загнанному в рамки боевых дежурств? К виртуальным вселенным, создающим иллюзию жизни, в обмен на прозябание «реала».

А смогу ли я во второй раз перешагнуть через внутренние порывы, замкнуться, вновь создать для себя защитную скорлупу? – откровенно спросил себя Светлов и сам же ответил – Нет.

Прошлое вернулось, пусть болезненно, но однозначно. Более того, оно обогатилось новыми фактами… Светлов не думал сейчас о том, что вновь побывал на волосок от гибели. Эффект от грубого вмешательства в его сознание оказался совершенно не таким, как пессимистично прогнозировал Миллер: В рассудке Антона все вдруг поменялось местами. Двадцать лет замкнутого безвыходного существования, как будто ушли в прошлое, а на поверхности памяти оказались вернувшиеся события детства, и рокового похожего на целую жизнь дня, но такая коллизия не расколола его личность, а заполнила тот моральный вакуум, что накапливался за годы конформизма, он вновь ощущал себя на двадцать лет моложе, но… его зрелый опыт прожитой жизни при этом не исчез, он как будто спелся с разбуженными, вырвавшимися из плена воспоминаниями, формируя новый взгляд на мир, новые позывы к действию, да и голос доктора Миллера звучал в сознании словно некий, побуждающий к немедленному действию код…

Их послали на смерть… Кто-то намеренно уничтожил часть информационных баз данных… Цитадель обречена… Нас атакуют кибернетические механизмы, и прогрессия их количественного роста не оставляет шансов…

Да, даже без глубокого анализа слова Генриха находили подтверждение.

Дана. Кто она?

Светлов остановился, оглядевшись вокруг.

Он стоял среди мертвого парка, так похожего на черный ксенобианский лес.

Ксенобианский…

Почему этот термин, так часто употребляемый в прошлом, не заставлял задуматься, что за существа вырастили его? Почему черные, перекрученные деревья называют «ксенобианскими». Раз существует название, должны быть и иные сведения.

Светлов смотрел на мертвые деревья, но его рассудок не тонул в разбуженных воспоминаниях. Он думал о дне сегодняшнем, конкретно – его мысли сосредоточились на образе полковника Зарезина.

Его люди контролировали сеть. Им были безразличны способы получения информации, тогда почему они не допросили ИПАМ, а просто расстреляли безобидный кибернетический механизм?

Вопросы цеплялись один за другой словно звенья бесконечной цепи.

Антон чувствовал, что изменился. Психологический пресс раздавил не его личность, а скорлупу, которую Светлов возвел вокруг себя, пытаясь примирить рассудок с серой данностью.

Нет. Я не хочу возвращаться. Но что может сделать один человек, чье оружие – смутные рожденные нечеткой логикой подозрения? Погибнуть, противопоставив себя системе?

Глупо. Цитадель действительно тупик, у нее нет перспективы развития в рамках сложившейся системы, она лишь мощное защитное сооружение, прибежище, призванное затянуть агонию, но не предотвратить ее.

О чем я думаю? Мне нужно думать о себе.

Нет, Антон. О себе ты думал двадцать лет, и к чему это привело? Твою скорлупу раскололи, а проблемы, которые следовало решать два десятилетия назад, стали лишь глубже, приняли почти необратимый, безысходный характер. Сколько лет… или дней, отделяет нас от уничтожения? Есть ли еще люди, кроме меня и Миллера – темной лошадки, – способных думать не о своих виртуальных вселенных, а о проблемах реала, и действенных способах их решения?

Вопросы сыпались градом, Антон стоял, окаменев, будто являлся одним из реликтовых деревьев, которые еще цеплялись корнями за иссохшую растрескавшуюся почву, но уже не могли дать молодого способного к жизни побега.

Ради чего велись раскопки древнего города? Что удалось узнать, и почему информация скрыта, даже от тех, кто определенно должен обладать ей?

Как Дана, которую он в последний раз видел под опекой систем жизнеобеспечения спасательной капсулы, смогла спустя двадцать лет появится в надежно защищенной сети, обойдя защиту СКАДа, и найти его, успеть передать слабый призыв о помощи?

Где она и как ей помочь?

Действовать.

Не стоять среди мертвого парка, а действовать.

Отбросить все, искать тех, кто может и готов помочь, кто не до конца погряз в грезах виртуалки…

Зачем тебе это Светлов? Из-за обиды?

Внезапно вспомнилась фраза ИПАМа, сказанная на второй день их знакомства:

Человек создал машины, чтобы освободить себя от повседневных бытовых забот, и использовать потенциал разума по прямому предназначению…

Антон не ручался за точность формулировки, но смысл высказывания был именно таким.

Мы перегнули палку. Кто-то знавший истину, настолько испугался реальности, что создал СКАД и «параллельность», надеясь спрятаться от надвигающегося ужаса за стенами Цитадели и грезами виртуалки.

Взгляд Антона, бесцельно скользящий по окрестностям, внезапно зацепился за те самые флайкары, что он заметил у подъезда древней многоэтажки.

Он прекрасно понимал, – эти машины принадлежат людям, которые поставили себя вне системы.

Преступники?

Возможно. Но на их разумах наверняка нет тенет, наброшенных СКАДом.

С такими мыслями Светлов сделал шаг навстречу своему будущему, которое, как ни парадоксально это звучит, сконцентрировалось сейчас в прошлом, том прошлом, где он был свободен, и сам выбирал свой жизненный путь.

* * *

Древний жилой квартал в границах промышленной зоны

Отсветы от работы систем сжигания мусора, ложились на бледное лицо Светлова, придавая ему жутковатый вид.

Исхудавший, одетый в стерильную форму технического сотрудника СКАДа, он совершенно не вписывался в окружающую его реальность, словно являлся привидением.

Так, по сути, и было.

Приведение мальчика, собиравшего тут свой первый «грав», вернулось…

– Эй! – Окрик пришел со спины, и прозвучал отнюдь не дружественно.

Светлов обернулся. Сзади стояли двое, слева из подъезда обшарпанной многоэтажки показалось еще несколько человек, видимо наблюдавших за его приближением из окон.

Судя по внешнему виду, медленно окружавшие его люди действительно не прозябали в нищете, но и дружелюбием не отличались. Каждый из них был одет по собственному вкусу, но в глаза прежде всего бросалась не вызывающая внешность, а манера поведения, – они подступали со всех сторон, как будто сговорились заранее, или не нуждались в координации действий, следуя привычной схеме, их лица, такие разные, несли печать злых усмешек, в которой чувствовалась сила стаи…

Чужаков тут явно не жаловали, но Антон, понимая, что ситуация может иметь для него фатальные последствия, не испугался, – в душе родилась лишь досада, когда он понял, что минутой ранее ошибался, пытаясь приписать этим людям не свойственные им черты.

Да они бунтовали, но не против системы в частности, а против всего сущего, живя по собственным законам, не задумываясь над данностью, на их лицах отражалась иррациональная злоба, и непомерное самомнение.

– В чем дело парни? – Антон все же предпринял попытку, разрешить ситуацию при помощи слов.

Тщета.

– Зачем приперся, системник? – Все же процедил сквозь зубы один из них.

Системник? Режущий слух, но достаточно точный термин. – Подумалось Антону. Видимо он обозначал человека, полностью подчиненного законам процветающей в Цитадели системы, за которой неусыпно наблюдал СКАД. Здесь на технических уровнях города-крепости виляние «всевидящего ока» несомненно, слабело, по крайней мере, все замеченные Светловым видеодатчики были либо разбиты, либо издевательски залеплены.

– Я не человек системы. – Ответил он. Схлестываться с парнями, демонстрируя навыки рукопашного боя, не хотелось. Не за этим он сюда ехал.

– Ну, да… – Сжимающееся человеческое кольцо все же остановилось, но надолго ли? Куда им спешить. Тут мало развлечений, импланты у всех отключены, и о психологической разгрузке в виртуальных вселенных эти грубые натуры могли лишь мечтать. Никто из них, конечно, не признает за собой «слабины», но их слабость читалась в ненависти, с которой глаза смотрели на незнакомого человека, не причинившего им никакого вреда. – Технарь системы приезжает на полицейском флайкаре, а потом начинает прикидываться своим. Ты долго думал? – С угрозой осведомился один из них

– Нет. – Холодно ответил Светлов. – Я бежал.

– Вау! Слышали – он бежал! – говоривший резко обернулся к Светлову. – И чем докажешь? Имплант работает?

– Нет. – Снова коротко и односложно отреагировал Антон. После взрывообразных событий, изматывающего, вывернувшего наизнанку душу и память сканирования, и неожиданного оборота судьбы, пришедшей к нему на выручку в лице доктора Миллера, он прилагал немалые усилия, чтобы сдерживаться. Видно Генрих все же перебрал со стимуляторами, – кровь глухо ломилась в виски, затянувшееся противостояние казалось дешевым фасом, память избирательно выталкивала из своих глубин потревоженные образы: череда знакомых молодых лиц, – ребята, погибшие в руинах загадочного города, бледный образ Даны, то хрупкой нескладной девочки, то призрака, явившегося из прошлого… в эти секунды в сознании промелькнул даже образ ИПАМа, – единственного, никогда не предававшего его друга, который сейчас валяется на полу опустевшей квартиры, закатившись в угол, неподвижный, с пулевым отверстием в корпусе…

Видно глаза – действительно зеркало человеческой души, потому что опасно приблизившийся обитатель «потерянного квартала», готовый обрушить на Светлова зажатый в руках обрезок арматуры, вдруг остановился, словно напоровшись на незримую преграду, и, отступив на шаг, глухо выдавил:

– Ну, ты чего, ненормальный, да?

Призрак многих смертей, разбуженный сканированием памяти, стыл во взгляде Светлова, зловеще сочетаясь с его неестественной бледностью и худобой.

– Я нормален. Только устал очень…

– Так, – тот парень, что отшатнулся, встретившись взглядом с Антоном, видимо имел определенный «вес» среди остальных «внесистемников» (как мысленно успел окрестить их Светлов) – Ну-ка, рассосались все живо. – Он не хотел ронять свой авторитет, упав с разбитым лицом на потрескавшийся асфальт заброшенной аллеи, – именно такую близкую и однозначную перспективу он прочел в ледяном взгляде Антона.

Спорить с местным «авторитетом» никто не решился.

Светлов и сам чувствовал, – с ним твориться что-то неладное. Всколыхнувшаяся в душе хмарь воспоминаний воздействовала на разум, и больной, истерзанный рассудок машинально вызывал адекватные ситуации метаболические реакции, – его мускулы непроизвольно напряглись, тело сотрясала мелкая, не заметная для постороннего взгляда дрожь, – он бы поломал обитателей «дна», работая исключительно на рефлексах самозащиты…

– Слушай, ты, давай, приходи в себя что ли… – прорвался в его сознание идущий издалека голос.

Антон с трудом разжал кулаки, заставил тело если не расслабиться, то принять человеческую осанку вместо боевой стойки, затем, уже окончательно переключая сознание с внутреннего мира на восприятие реальности, вновь посмотрел в глаза незнакомому парню и тихо произнес:

– Я в порядке.

– Ну да. Другому кому-нибудь расскажешь. Я такой взгляд видел только однажды, когда СКАД пригнал сюда на зачистку взвод киборгов.

Киборгов? В распоряжении СКАДа появились киборги?!

Новость для Антона была ошеломляющей. Теоретически он знал, что можно создать кибернетический организм, но не думал, что прототипы таких устройств существуют в реальности.

– На этот счет можешь быть спокоен. Я человек.

– Вижу. Теперь вижу. Давай знакомиться что ли? – Примирительный тон, конечно, мог оказаться уловкой, но Светлов не стал возражать.

– Антон. – Скупо отрекомендовался он, заставив себя пожать протянутую ладонь

– Энтони. – Услышал он в ответ. – Энтони Хоук. – Пойдем ко мне поговорим.

Светлов кивнул. Отказываться было глупо. В конечном итоге, нравятся ему эти люди или нет, но некоторое время придется провести в их обществе, ведь он действительно с легкой руки полковника Зарезина поставлен вне существующей системы. Он еще не определился, что предпримет дальше, и вообще, как быть: пытаться ли восстановить «справедливость», вернуть себе прежний социальный статус, или продолжать начатое движение поперек спокойной, но стремительно мельчающей реки под названием «жизнь»?

Пока он раздумывал, они с Энтони прошли к подъезду, подле которого уже собралась приличная толпа, человек в пятьдесят не меньше. Светлов инстинктивно ждал нового обострения, но Хоук, не произнеся ни слова, воздействовал на людей будто волнорез, – они расступались, пропуская его и Антона, пока двери подъезда не закрылись за спиной, отсекая откровенно недоброжелательные взгляды.

В вестибюле здания было тепло. Освещение работало, как положено, обострившийся слух Антона уловил едва слышимый звук работы регенераторов воздуха.

– Тут многое изменилось. – Глухо произнес он.

Хоук остановился, затем медленно повернулся к Антону и спросил:

– Есть с чем сравнивать?

– Я вырос тут. – Ответил Светлов, не видя смысла скрывать правду.

– Ты серьезно?

– Серьезно. Правда, тогда это был нищий квартал.