Текст книги "Смежный сектор"

Убедившись, что в бункере нет засады, Андрей вернулся к пролому и сделал знак командиру: можно заходить, все чисто.

– Привал. – Ван Хеллен осмотрел помещение, взглянул на датчики анализаторов атмосферы и освободил фиксаторы забрала, сдвинув его на затылок гермошлема.

Несмотря на усталость, он был доволен, и не пытался скрыть этого.

– Молодцы. Пол часа на отдых, я подежурю. Кому неудобно – можно снять скафандры, дальше все равно пойдем без них.

– Почему командир? – Спросил Курт, устраиваясь подле пробоины, чтобы тоже наблюдать за окрестностями. Они постепенно, сами того не замечая, перенимали манеру поведения Доминика. Ван Хеллен молча одобрил выбор бойцов, порадовался, что не разбрелись и не поддались усталости, – все до единого устроились на отдых с таким расчетом, чтобы при малейших признаках угрозы не метаться в поисках позиции, а быть готовыми к немедленному отпору.

– Скафандры не защищают от бионических автоматов, при этом сильно стесняют движения. – Ответил он. – Вообще гермоэкипировка нужна лишь для преодоления разрушенных отсеков в нашей зоне. Поэтому мы оставим скафандры здесь, чтобы забрать на обратном пути. К компьютерному центру пойдем налегке. – Он выглянул в пробоину и добавил:

– Думаю, что мы сможем существенно увеличить свои шансы на успех.

Постышев проследил за взглядом командира и понял, что тот рассматривает две застывшие неподалеку планетарные машины.

Неужели он собирается проникнуть внутрь, чтобы снять дополнительную экипировку с останков экипажей?

В первый момент это показалось Антону надругательством над теми, кто погиб тут много лет назад, но его внутреннее смятение длилось недолго, ровно до очередной фразы Ван Хеллена:

– Те, кто сейчас подумал о кощунстве, могут оставить свое мнение при себе. Мы не на прогулке. – Резко добавил он. – Ксенобиане используют боевых особей, которые для них не более чем скот. Они имеют подавляющий численный перевес, и с этим придется считаться. Поэтому мы обязательно пойдем к древним машинам и возьмем оттуда любое оборудование или экипировку, способную дать нам дополнительный шанс на выживание. Это приказ, он не обсуждается и не комментируется.

Антон сидел, привалившись к черной глянцевитой стене, глядя на кромку леса, где исчез ксенобианский патруль.

Командир прав. – Невольно подумалось ему. Только двое из всего отряда имели бронежилеты. Односторонняя связь то же причиняла массу неудобств, и случись вступить в бой с ксенобианами, такой способ общения может стать фатальным для всей группы.

И все же от мысли, что кому-то придется лезть внутрь древних машин, неприятно сосало под ложечкой.

– Можно я пойду туда, командир? – Неожиданно произнес Андрей.

Ван Хеллен обернулся, внимательно посмотрев на Лозина.

– Не боишься?

– Боюсь.

Доминик на секунду задумался, а затем кивнул.

– Хорошо, снимай скафандр, Не будем откладывать. Всем остальным внимательно следить за окрестностями. Антон, в мое отсутствие ты старший. Если появятся ксенобиане, десять раз подумай, прежде чем открывать огонь. Пока что наше главное оружие – скрытность.

Постышев кивнул.

– Я понял командир. Если они не пойдут прямо сюда, никто не станет стрелять. Мы уже выдержали это.

* * *

Возвращаться к планетарным машинам пришлось ползком. Километрах в пяти от укреплений на пределе видимости появился новый патруль ксенобиан. Ван Хеллен посмотрел на хронометр и недовольно пробурчал, сравнивая интервал между прочесывающими местность патрулями и воображаемой окружностью их маршрута:

– Особей двести в совокупности… Туговато нам придется…

От Андрея не укрылось, что командир ни словом не обмолвился о других группах, следовавших к компьютерному центру различными маршрутами. Нас ведь тоже человек сорок не меньше, – подумал он, выползая вслед за Домиником на бугристую оплавленную поверхность.

Две машины стояли рядом, люк одной был открыт, вторая, повернутая боком к укреплениям, наглухо задраена. Металлические диски колес, с которых под воздействием бушевавших тут температур испарилось резиновое покрытие, сплавились с твердью смежного сектора. Андрею трудно было даже вообразить, какие энергии бушевали тут в прошлом, он понял лишь одно – машины были подбиты еще до разгерметизации сектора. При взрыве декомпрессии их удержали на месте колесные диски, спекшиеся с металлопластиком основного перекрытия.

Командир уже дополз до открытого люка, и, привстав, заглянул внутрь машины.

Андрей присел рядом, спина к спине, страхуя Ван Хеллена.

Доминик достал ручной фонарь, и посветил в сумеречное нутро кабины.

Вся передняя часть вместе с приборными панелями, креслами водителя и стрелка, представляла собой бесформенные потеки расплавившегося пластика, из которых торчали обрывки кабелей и детали механизмов.

– Заходим.

Андрей вслед за командиром протиснулся в люк.

Он страшился увидеть мертвые тела, вернее их останки, но сгоревшие, потерявшие форму кресла оказались пусты. Наверное, экипаж успел покинуть машину еще до декомпрессии, – подумалось ему. Уродливые потеки пластика, образующие причудливые наплывы, практически не оставляли надежды, что здесь вообще можно найти что-либо функциональное, уцелевшее во время пожара, вызванного нагревом лобовой брони от множества попаданий лазерных лучей, которые не прожгли ее, но раскалили до сотен, если не тысяч градусов.

Ван Хеллен придерживался иного мнения. Бегло осмотрев тесную, изуродованную кабину, он присел на корточки подле внутреннего люка, ведущего в десантный отсек. Задняя часть кабины так же сильно пострадала от высокой температуры, материал уплотнителя полностью выгорел и теперь сквозь обозначившуюся по периметру люка щель виднелся фрагмент оплавившегося электромагнитного замка. Доминик попытался отжать ригеля ножом, но понял, что скорее сломает лезвие, чем вскроет заклинивший механизм.

– Прижмись к стене. – Приказал он Андрею, извлекая компактный ручной лазер. Лозин мельком взглянул на устройство, вторично удивившись его конструкции: лазеры считались традиционным оружием разумных ксенобиан, и трофейные образцы, которые он изучал, выглядели совершенно иначе.

Доминик лишь усмехнулся, перехватив его взгляд.

– Мы то же кое-что умеем. – Произнес Ван Хеллен, прежде чем ослепительный рубиновый луч начал резать металл, роняя на пол горячие шипящие капли.

Он быстро справился с замком, но люк не поддался, и после нескольких безуспешных попыток сдвинуть его по направляющим командир отложил в сторону обрубок трубы, которым пользовался как рычагом.

– Отвернись. Задержи дыхание и береги глаза. Буду вырезать по кругу.

Спустя минуту кабину заволокло едким дымом, затем раздался металлический лязг и в коммуникаторе прозвучал голос Ван Хеллена:

– Осторожно края горячие. Не прикасайся к ним.

По очереди они перебрались в темный десантный отсек планетарной машины.

И опять Андрей испытал чувство облегчения, не увидев в свете фонаря останков людей.

Доминик бегло осмотрел ряды кресел, расположенные вдоль бортов, затем со знанием дела начал снимать скошенные, примыкающие к низкому потолку отсека пластины внутренней облицовки.

К удивлению Андрея за снятыми фрагментами обшивки открылись две глубокие ниши, в которых, закрепленные специальными захватами, покоились два продолговатых металлопластиковых контейнера.

– Они тяжелые. – Предупредил Ван Хеллен, одной рукой освобождая фиксаторы, а другой придерживая угол кофра, на крышке которого была нанесена вполне внятная надпись:

«Резервный комплект оборудования. Не ронять».

Контейнер оказался очень тяжелым. Андрей едва удержал свой край, когда тот выскользнул из фиксаторов.

– Присядь. Перехвати на плечо.

– Неудобно…

– Делай, что говорят.

Он подчинился, почувствовав, что держать кофр на плече намного легче. По крайней мере, исчезла вероятность, что тот просто выломает пальцы своим весом.

– Давай к выходу. Не забудь о краях люка, они еще не остыли.

* * *

Пол часа ушло на извлечение второго контейнера и доставку его внутрь ксенобианского бункера.

Андрей совершенно выбился из сил: когда второй кофр втащили, наконец, через пролом внутрь укрепления ему хотелось одного – лечь на пол и не двигаться, но Доминик тут же принялся возиться с замками тяжелых крышек, и любопытство тут же пересилило усталость, Лозину было интересно, что именно удалось извлечь из древней планетарной машины, и он, отдышавшись, подошел к командиру, который уже справился с нехитрыми замками и начал поднимать увесистую крышку, выполненную из несгораемого материала.

Ящик Пандоры.

Где-то он слышал это выражение, но не понимал его смысла.

Теперь, похоже, он знал, что подразумевало древнее высказывание.

Внутри трехметровый контейнер был поделен на отсеки, где в специальных захватах покоилось оружие и экипировка.

Запасной комплект снаряжения. Андрей, не отрываясь, смотрел как Ван Хеллен извлек на свет камуфлированный полушлем, с тонированным забралом.

– Боевой шлем десантных подразделений. – В голосе Доминика прозвучали нотки глубочайшего удовлетворения, – Редкая удача в наши дни. Не понимаю, как прошлые группы проглядели эти машины. Нам крупно повезло.

– Он не герметизируется? – Поинтересовался Зигель. Курт наблюдал за подступами и лишь изредка поворачивал голову, чтобы взглянуть на содержимое кофра, извлекаемое командиром.

– Нет, этот вид экипировки не предназначен для выходов в безвоздушное пространство. Зато он имеет ряд бесценных преимуществ, по крайней мере, для нас. – Командир выложил перед бойцами четыре шлема и добавил, вставляя элементы питания в специальные гнезда, расположенные в затылочной области:

– Исправные коммуникаторы, система автоматического распознавания и сопровождения целей, отражающее антилазерное покрытие бронепластикового забрала, набор сенсоров и встроенный компьютер для обработки данных. У меня когда-то был такой шлем, только старый, сменивший много хозяев. Я быстро научу вас пользоваться его системами.

– А что в этих отсеках? – Поинтересовался Антон, указывая на тяжелые скругленные по краям крышки с ручкой посередине и не совсем понятной надписью: «АТП-12».

– Автоматическая турельная пушка. – Расшифровал аббревиатуру Ван Хеллен. – Лучший друг человека. Скорострельность – до тысячи выстрелов в минуту. Система программирования целей, настройка чувствительности детекторов движения, сектор обстрела – триста шестьдесят градусов в плоскости и сорок пять по вертикали, плюс масса полезных функций, позволяющих установить орудие, запрограммировать его и не беспокоиться, что кто-то из врагов зайдет тебе в спину.

– Круто… – Уважительно произнес Постышев.

– Итак, у нас теперь есть два автоматических орудия, десять полных наборов кевлара, включая компьютеризированные шлемы, рационы выживания, медицинские модули поддержки и новенькие автоматы. Подарок Судьбы.

– А что во втором ящике? – Поинтересовался Антон.

– Боекомплекты. – Ответил командир.

* * *

Следующие два часа ушли на изучение боевых шлемов и смену экипировки.

Ван Хеллена словно подменили, – с его лица исчезла угрюмая суровость, и Антон, глядя на командира, который украдкой ласково коснулся спаренных стволов установленного на треножном станке автоматического орудия, подумал, что этот человек, сплошная загадка. Поддавшись первому впечатлению, его начинали опасаться, но на поверку Доминик оказался совершенно не таким как, например инструктора в школе выживания. Он еще ни разу не наорал на них, удивительным образом сочетая в своих приказах неколебимую твердость и неведомую молодым бойцам отеческую заботу, когда вслед за ошибкой или оплошностью следовала не брань, а спокойное пояснение, что ты сделал неверно и как избежать подобных огрехов в дальнейшем.

Откуда им было знать, сколько смертей видел на своем веку Доминик.

Да, в его жизни был период, когда реальность казалась кроваво-черной, безысходной, и хотелось лишь одного – смерти, которая оборвет затянувшийся кошмар существования.

Потом этот надлом прошел, но в отличие от иных опытных разведчиков, месяцами не покидавших смежный сектор, Доминик незаметно стал ценить жизнь.

Были минуты, когда судьба загоняла его в угол… каждый вдох казался последним, сладким, пьянящим, как дрожь в мышцах, привкус крови на губах, переизбыток адреналина дарил свободу, топил страх, и мягкая ритмичная отдача от коротких автоматных очередей, казалась пульсом… но проходило и это.

Наступал миг бессилия, когда падал последний враг, и туманные эрзац-небеса смежного сектора кружились перед глазами, свинцовая усталость наваливалась как плита, ноги сами подгибались в коленях и взгляд начинал избирательно выхватывать иные проявления реальности – не трупы врагов, но травинку, чудом не затоптанную ногами, не срезанную осколком, мерно покачивающуюся на краю выбитой гранатным разрывом воронки…

В такие минуты начинала переворачиваться душа, и приходили горячие ненужные вопросы: зачем все это, кто создал поделенный надвое мир, обрекая его обитателей на ненависть и взаимное истребление, почему растет эта травинка среди чуждых ксенобианских джунглей, ведь ей по совершенно безразличен тот факт, что рядом сплетают свои немыслимые узоры узловатые черные деревья. Она просто сосуществует с ними…

Потом приходил первый судорожный вдох, и он снова в сотый раз понимал что выжил. Тот, кто хоть раз испытывал подобное, не срываясь в пучину бессильной ненависти ко всему сущему, неизбежно становился другим, словно вновь и вновь перерождался в душе.

Он плакал.

Он выл над телами павших.

Он учился любить этот проклятый мир, и воевать так, чтобы после пляски безудержной смерти на клочке опаленной земли осталась хотя бы одна былинка, за которую зацепится сумасшедший взгляд и начнет оттаивать, выкарабкиваться из омута морального небытия.

Он не любил ксенобиан, но со временем научился видеть в них неизбежных врагов, верх над которыми одерживала не ненависть, а хладнокровие.

Каждый в этом мире шел своим путем. Кто-то выбирал безумие, теряя остатки чувств, кто-то, ни разу не покидавший границ человеческих секторов, жил в плену невежества, ненависти и страха, но в каждом правиле существовали свои исключения.

Ван Хеллен отличался от других, прежде всего тем, что давно понял: пусть мироздание не оставило им выбора, и кто-то должен находиться тут, ради выживания колонии, но, следуя неизбежности, нельзя бездумно подчиняться ей.

Ненависть – это не взгляд на мир. Это шторки, которые сужают горизонт, до рамок прицела. А через него не увидишь, как покачивается чудом уцелевшая травинка на курящемся дымом скате воронки, не сбережешь ни себя, ни других.

Таким был Доминик Ван Хеллен, но мало кто мог заглянуть в его душу, большинство предпочитало судить лишь внешность молчаливого, сурового разведчика.

* * *

Когда бойцы закончили экипироваться, он долго и терпеливо инструктировал их, показывая, как следует обращаться с компьютеризированной системой шлемов, а затем, неожиданно сменив тему, произнес:

– Запомните, ребята, – мы пришли сюда не затем, чтобы умереть. – Ван Хеллен посмотрел через пробоину в стене на туманную дымку, за которой скрывался заветный компьютерный центр. – Изначально наша задача сводилась к минимуму, – найти выгодную позицию, и в заданный час обозначить свое присутствие, отвлекая тем самым внимание противника от основной ударной группы. Теперь у нас появился шанс радикально повлиять на ситуацию. – Он кивнул в сторону раскрытых кофров и пояснил:

– Автоматические орудия не просто оттянут на себя силы ксенобиан, но и нанесут им ощутимый урон. Мы же под прикрытием отвлекающего огня получаем свободу действий и выдвигаемся к компьютерному центру, чтобы в критический момент подержать основную группу… если она вообще сумеет прорваться к объекту. Антон, ты компьютерный техник. Сможешь помочь мне в программировании главного компьютера?

Постышев слегка побледнел, но кивнул.

– Да, командир. Нас… Меня учили как это делать.

– Отлично. И запомните – наша задача не истребление наибольшего количества врагов, а перераспределение ресурсов в пользу людей. Уклониться от боя – это не трусость. Если вам внушали обратное, – советую забыть. Настоящее искусство боя состоит не в том, чтобы доблестно пасть в окружении ксеноморфов. Выполнить задачу и уйти живыми – вот высшая оценка боевого мастерства.

– Нас всего четверо, а ксенобиан сотни. – Мрачновато напомнил Постышев.

Ван Хеллен лишь пожал плечами в ответ.

– Бывало и хуже. – Веско обронил он.