Текст книги "Деметра"

ГЛАВА 3.
ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ.

Отряд инсектов, несколько поредевший, но зато обремененный новой поклажей в виде бесценной добычи, которая состояла из нескольких порядком проржавевших автоматов, десяти непочатых цинков с патронами и множества электронных блоков аппаратуры, с корнем выдранных из приборных консолей посадочного модуля, покинул стены разграбленной цитадели и углубился в лес.

Четверо ползущих на четвереньках инсектов, занимавших позицию в середине строя, несли на своих спинах сорванную с петель пластиковую дверь, к которой кусками изолированного провода были грубо прикручены два человеческих тела.

Это были капитан Белгард и Антон.

Капитан не приходил в сознание с момента жесткой посадки модуля, и инсекты, которые грабили покореженный корабль, нашли его пристегнутым к креслу.

Антон, впавший в беспамятство от ужаса и безысходности, временами приходил в себя, но разум мальчика упорно не хотел возвращения в эту страшную реальность. Ему всерьез угрожала опасность комы – этой самой крайней реакции травмированного организма на запредельные потрясения…

Инсектов, которые передвигались достаточно медленно, не заботило здоровье и моральное состояние двух пленников. Они были злы и устали от долгого перехода, непредвиденной задержки и тех опасностей, которым подверглись в стенах древнего человеческого сооружения. Рядовым членам этой разношерстной банды хотелось одного – добраться живыми до ближайшего города, где они смогут обменять полудохлых пленников на что-нибудь более ценное, например, на еду или оружие.

Однорукий инсект, двигавшийся во главе отряда, придерживался несколько иного мнения относительно судьбы двух захваченных людей. У него оказалось достаточно сообразительности, чтобы увязать присутствие двуногих с крушением странного летательного аппарата. Он всерьез надеялся, что получит гораздо большее вознаграждение от заинтересованных в информации Высших Инсектов, чем от тех, кто скупает мясо и рабов на рынках.

* * *

Антон в какой-то бессчетный раз медленно приходил в себя, и окружающий мир возвращался к истощенному мальчику, проступая сквозь плавающую у глаз пелену стертыми, нерезкими очертаниями предметов и отвратительным кислым запахом, от которого мутило желудок.

Теперь Антон был твердо уверен, что именно так пахнет страх…

Он возвращался в реальность ненадолго и не по своей воле. Обычно ему хватало одного беглого взгляда вокруг да ощущения мерно покачивающейся под ним спины вонючего насекомого, чтобы его разум вновь провалился в спасительное забытье…

Однако эти страшные минуты просветления, когда он выплывал из омута беспамятства, отпечатывались в его памяти липкими слайдами неизбывного страха, отвращения и неприятия того мира, что так навязчиво вторгался в его жизнь, окончательно ломая и без того хрупкий детский разум.

Если это был сон, то ему срочно нужно проснуться, если страшная сказка, то пусть она наконец кончится… Если…

Отряд шел…

Мерно покачивалась хитиновая спина…

Мерзкий запах лез в ноздри, и от него выворачивало голодный желудок…

Ребра пластиковой двери врезались в задеревеневшее тело, а под проволочными путами руки и ноги нестерпимо горели…

– Мамочка… – отчаянно шептали растрескавшиеся, пересохшие губы.

Антон не знал, что с того момента, как их модуль огненным шаром рухнул на эту страшную планету, прошло меньше двух суток. Он вообще потерял какое-либо представление о времени.

Отряд инсектов пересек лес, форсировал реку и вышел на равнину.

Мимо проплывали очертания каких-то безнадежно разрушенных временем построек, выполненных из черного материала, похожего на полированный пластик… Здания хоть и пострадали от времени, но все еще хранили на себе печать величественной, вдумчивой и какой-то печальной красоты…

Тут не было острых углов и ломаных линий. Плавные волны застывшего материала лениво текли к серым осенним небесам, витиеватые спирали шириной в десятки метров медленно закручивались в развязки дорог, кое-где на овалах террас виднелись голые ветви деревьев…

Все это было больше похоже на мемориальное кладбище величиной с целую планету, чем на руины. В мрачной гармонии черного города чувствовалась обреченность, и Антону хотелось кричать от этих картин…

…Где-то в серых небесах внезапно послышался монотонный стрекочущий звук, и у мутного горизонта сквозь пелену моросящего дождя проступили контуры трех приближающихся точек.

Хитиновые спины взволнованно зашевелились. Вокруг Антона, который как раз снова пришел в себя, раздались злобные лязгающие звуки, скрежет и шипение. Все это смешивалось со стрекотанием падающих из поднебесья машин, и помутившийся разум мальчика воспринимал лишь общий суматошный шум, в котором трудно было отличить рокот вертолетных моторов от металлического лязга затворов, звуков чужой речи и скрипа взводимых арбалетов…

Стремительные машины с оглушительным ревом пронеслись над самой землей, разметав отряд инсектов, как порыв осеннего ветра разбрасывает кучу пожухлых сморщенных листьев. Звонко взвизгнули спущенные тетивы арбалетов, и вслед удаляющимся летательным аппаратам просвистели стрелы с тяжелыми начиненными взрывчаткой наконечниками…

Полумертвый мальчик, широко раскрыв глаза, безумным взглядом провожал силуэты трех вертолетов.

Готовый вырваться крик застрял где-то в пересохшем горле.

Ему показалось, что за прозрачными колпаками кабин он успел разглядеть хмурые человеческие лица!

Он не мог бежать, кричать или звать на помощь…

Он лишь обреченно смотрел вслед удаляющимся машинам. Они улетели…

Где-то далеко раскатисто ухнули взрывы упавших стрел…

* * *

– Внимание, база, докладывает борт ноль-ноль-два, повторяю: ноль-ноль-два… – Сержант Шевцов поправил дугу коммуникатора, сильнее прижимая наушник, чтобы можно было хоть что-то расслышать сквозь басовитый рокот моторов и свист рассекающих воздух лопастей. Холодный ветер с воем врывался в кабину через открытый проем двери, где за треногой крупнокалиберного пулемета с невозмутимым видом застыла сгорбленная фигура Дугласа.

– Ноль-ноль-два, слышу вас… – донеслось сквозь треск помех, – на связи…

– Вижу отряд противника, предположительно та самая банда, что разграбила наши посты у гаммы-четыре… Численность около восьмидесяти голов… – Сержант привстал, схватившись одной рукой за вертикальную стойку, а другой по-прежнему прижимая к уху дугу коммуникатора, и выглянул вниз, где по широкой улице древнего города разбегались, занимая всевозможные укрытия, фигурки инсектов. – Я хочу сделать их, лейтенант!.. – сквозь зубы выдавил он в микрофон коммуникатора.

Черная, гладко выбритая голова Дугласа, слившаяся в одну линию с пулеметным прицелом, энергично кивнула, одобряя реплику сержанта.

– Действуй по обстановке, ноль-второй, – прорвался сквозь треск помех далекий голос, – только не зарывайся, сержант, понял?..

– Не учи ученого… – удовлетворенно проворчал Шевцов, отбросив коммуникатор, который повис на длинном проводе. Он еще раз глянул вниз и постучал костяшками пальцев по шлему пилота.

– Разворот! – проорал сержант, стараясь перекричать шум винта. – Передай остальным: работаем, как обычно!

Пилот энергично кивнул, произведя несколько переключений на приборной панели.

Стрекочущий шум мотора изменил свою тональность, и машина, кренясь на один борт, пошла в разворот, по широкой дуге обходя полуразрушенный черный шпиль древней постройки.

Сзади, в хвостовой части машины, медленно откинулась рампа, открывая широкую пасть десантного отсека, где, плотно прижавшись друг к другу, сидели шесть бойцов в камуфлированной серо-черной форме.

– Приготовились! – крикнул, появившись из-за переборки, сержант. – Со второго захода, после того, как причешем их!

Отдав распоряжение, Шевцов исчез. Десантники молча, со знанием дела зашевелились, поправляя снаряжение. На их спокойных, угрюмых лицах не наблюдалось даже тени волнения, лишь мрачная готовность сделать свою работу.

Обогнув здание, три вертолета, клонясь к земле тупыми носами пилотских кабин, устремились в обратном направлении. Словно страшные черные птицы, они ворвались в разлом центральной улицы древнего города, с обеих сторон ограниченный осыпавшимися стенами полуразрушенных построек.

Застывший в проеме люка Дуглас, не дожидаясь команд, привстал, широко расставив ноги, и ствол крупнокалиберного пулемета, укрепленного на треножном станке, резко нацелился вниз. Трудно было не заметить отсутствие сложного электронного прицела, вместо которого торчали лишь два кронштейна. Майклу Дугласу, вцепившемуся огромными ручищами в рукоять оружия, не было необходимости в дополнительном оборудовании. Он не признавал электронику, полагаясь лишь на свои способности…

Грохот короткой пулеметной очереди на миг заглушил все остальные звуки. Сноп пламени сопровождался звоном забарабанивших по полу кабины стреляных гильз, которые щедрой россыпью полетели от задымившегося кожуха, и впереди машины вдоль темного покрытия мощенной плитами улицы выросла строчка дымных султанчиков, настигая разбегающихся в панике инсектов.

Глаза Дугласа налились кровью.

Три вертолета неслись в ущелье улицы, подметая пространство перед собой шквалом разрывных снарядов. Те из инсектов, кто не успел занять позицию под прикрытием стен, падали, конвульсивно дергаясь, их хитиновые панцири рвало в клочья, пятная черную мостовую алыми брызгами…

В ответ по уходящим машинам хлопнуло несколько гранатометов, но реактивные снаряды прошли мимо, покалечив многострадальные древние стены. Злобно залаяли автоматы, однако паника, деморализовавшая отряд, была плохим подспорьем при стрельбе по стремительным, низко летящим целям…

– Вперед! – коротко приказал Шевцов, оттолкнув Дугласа.

Сгруппировавшись, сержант выскочил в провал люка и покатился по выщербленной пулями мостовой, поливая пространство вокруг короткими отсекающими очередями. Вслед за ним из темного зева открытой рампы посыпалось отделение десантников. В кабине управления Майкл Дуглас сорвал со станины тяжелый ствол крупнокалиберного пулемета и, ухватив второй рукой похожий на ящик коробчатый магазин, сверкнул в сторону пилота ободряющей белозубой улыбкой.

– Сейчас я им сделаю судный день, мать вашу… – пообещал он, выпрыгивая в открытый люк.

Пилот второй «Кобры», машины, сохранившей свое название с тех незапамятных времен, когда люди еще только появились на этой планете, потянул штурвал, поднимая вертолет выше зоны огня. Воспроизводство тяжелых летательных аппаратов прекратилось около века назад с утратой многих технологий их изготовления, и все оставшиеся на вооружении людей «Кобры» и «Беркуты» – маленькие короткокрылые истребители – ценились уже не на вес золота. Мерилом их ценности был гораздо более дорогой и страшный эталон – человеческая кровь…

Подняв машину высоко над землей, пилот откинул специальные фиксаторы, и «Кобра» зависла, слегка покачиваясь из стороны в сторону под напором бьющих из-под широких лопастей потоков воздуха.

Взглянув вниз, где в теснине улиц между древних домов разгорался короткий жестокий бой, пилот достал сигарету и устало стянул с головы специальный мягкий шлем с укрепленными на нем коммуникатором и солнцезащитными очками…

Из-под потертого, видавшего виды шлема, пропахшего чужим потом, на плечи пилота хлынул золотистый каскад волос.

Совсем молодая, едва ли достигшая своего семнадцатилетия выпускница летной государственной школы опять взглянула вниз, и ее губы, в которых мелко дрожала потухшая сигарета, искривились, отражая внутренние чувства подростка, который увидел в теснине улиц свое будущее…

Война была похожа на грязь, смешанную с дымом и кровью, и в ней не было ничего, что напоминало бы чисто вылизанный плац или показательный полет на выпускном параде…

* * *

Спрыгнув с подножки висящей у земли «Кобры», Майкл Дуглас крякнул, когда подошвы его рифленых армейских ботинок ударили о мостовую, и присел, спуская гашетку пулемета, который преданно загрохотал и забился в жилистых руках, разрывая узкое пространство между домов тугими плевками горячего металла.

Выскочившего из-за ближайшего угла инсекта перерубило пополам, и ошметья его хитинового панциря мокрыми шлепками забарабанили по стенам, оставляя на них красные пятна…

Пухлые губы далекого потомка африканских племен планеты Земля исказила хищная усмешка. Пружинисто выпрямившись, он рванулся вперед, туда, где основной бой, разделившись на короткие яростные схватки, конвульсивно бился в узких проулках.

Над головой Майкла противно взвизгнула, царапнув стену, арбалетная стрела, и ему в висок саданула горячая взрывная волна, несущая мелкую каменную крошку.

Инсекты, даже столь дикие, как эта банда, были злобными и бесстрашными противниками.

Не останавливаясь, Дуглас отер о плечо рассеченный мелкими осколками висок.

Две разумные расы по иронии злой судьбы так сильно ненавидели друг друга и так разительно различались по своей физиологии, что пленных никто не брал.

Это была война, ориентированная на полное истребление, и кто являлся в ней правой стороной, не мог с точностью утверждать ни один ученый-историк.

Просто двум расам оказалось тесно в рамках одной планеты, и никто не захотел или не смог уйти.

Может быть, какого-нибудь ксенолога и не устраивало такое объяснение происходящего, но Майкл привык довольствоваться малыми и простыми истинами.

Он вырос на этой войне, он играл со стреляными гильзами и слишком часто видел обглоданные хитиновыми челюстями человеческие черепа, чтобы мыслить как-то иначе.

Мир был жесток, и ему не приходилось прилагать особых усилий, чтобы мириться с этой очевидной истиной. Если не ты, то тебя, – этот жизненный закон был всосан с молоком матери… если у него вообще когда-то была мать, в чем Майкл очень сильно сомневался. Единственным родителем, которого он будет помнить до самой смерти, был похожий на павиана сержант в детской школе первой ступени. Он учил их, собранных по всей планете сирот, суровой правде жизни, и на поверку, как оказалось впоследствии, его пинки и побои были не самой страшной стороной действительности…

…Грохот близкого разрыва и тонкое пение уходящих на излет осколков заставили Дугласа остановиться и вжаться в стену.

Движения Майкла походили на исполненный скверным роботом танец – они были угловатыми и резкими, ствол станкового авиационного пулемета рывками перемещался от окна к окну, заглядывая в их темные провалы своим единственным глазом в поисках невидимого арбалетчика.

Внезапно Дуглас заметил, как в одно из боковых ответвлений центральной улицы, спасаясь от плотного автоматного огня, шарахнулась, огрызаясь короткими, экономными очередями из трофейного оружия, большая группа инсектов.

Оторвавшись от стены, Майкл крутанулся на месте, прошив огнем ближайшие проемы овальных окон, и ринулся за уходящим противником. Опытный глаз Дугласа сразу определил, что это ядро разгромленного отряда инсектов, – он узнал однорукого командира банды, который уводил остатки своих бойцов в глубь лабиринта улиц.

– Сержант, это Майкл… – прохрипел Дуглас в коммуникатор, врываясь вслед за инсектами в узкую расселину бокового проулка. – Здесь Однорукий с группой бойцов…

– Понял, идем к тебе… Удержи его пару минут.

Дуглас нервно хохотнул, метнувшись в ближайшую дверь. Городские бои в развалинах городов инсектов всегда имели для него особый, пьяный привкус запредельного риска. Колченогие твари были тут на своей территории, и даже ведущие на верхние этажи пологие пандусы работали на них – гладкая обсидиановая поверхность наклонных плоскостей имела ряды конических выемок, приспособленных для тонких конечностей насекомых. Рифленые подошвы армейских ботинок скользили по ним, делая бойцов похожими на коров, попавших на лед…

Скользя и ругаясь, Майкл вскарабкался по пандусу на второй этаж полуразрушенного здания, оказавшись в длинном и низком помещении. Серый дневной свет проникал сюда сквозь ряд расположенных в стене овальных оконных проемов, освещая узкие спиральные подъемы, ведущие к обрушившимся внутренним балконам, которые лежали на полу кучами битого мусора. Петляя между ними, Дуглас пробежал в противоположный конец зала и выглянул в окно.

Отряд инсектов, состоявший из двух десятков бойцов, торопливо пробирался через завалы обрушившихся вниз этажей. За кучами битого камня, направив в узкий зев улицы автоматные стволы, засели два снайпера, готовые уничтожить перекрестным огнем любого, кто вздумал бы преследовать уходящих в глубь руин сородичей со стороны главной улицы.

Майкл поставил наполовину опустевший коробчатый магазин пулемета на изгиб овального оконного проема, чувствуя, как подкатывается к горлу тугой комок.

Пулеметный ствол накренился вниз, целясь в самую гущу приближающегося отряда. Губы Майкла исказила жуткая усмешка.

– Проклятье!.. – внезапно вырвалось у него.

Пулеметный ствол поднялся, закатившись в зенит.

Дуглас отпустил приклад и прижался разгоряченной щекой к холодному полированному камню.

В самом центре отряда ползли три инсекта, волоча в одной упряжи четвертого, издыхающего от смертельных ран. На их спины был приторочен прямоугольный кусок пластика, на котором лежали скрученные витками проволоки два человеческих тела – находящийся в бессознательном состоянии мужчина в странной, испачканной бурыми пятнами засохшей крови одежде и мальчик, который, лежа на спине, смотрел прямо на застывшего в оконном проеме Майкла полными слез, молчаливой, немой мольбы и ужаса глазами.

– Шевцов, у меня проблемы… – не в силах оторвать взгляд от скорчившегося на грязном, заскорузлом помосте мальчика, просипел в коммуникатор Майкл… – Тут двое наших, один ребенок. Я не могу стрелять… Задену их из пулемета… Смотри, сержант, будь осторожен на входе в улицу, там двое снайперов за кучами щебня… – проговорил он, осторожно, чтобы не стукнуть, опуская приклад пулемета.

– Эй, Майкл, не дури… – раздался в наушниках голос сержанта. – Мы уже рядом…

– Все, Шевцов, до связи… – Дуглас сунул руку за отворот высокого шнурованного ботинка, и в сумраке руин тускло сверкнула сталь широкого десантного ножа с глубоким кровостоком. – Увидимся в аду… – добавил он, прыгая через оконный проем вниз, в самую гущу пробиравшихся прямо под ним инсектов.

* * *

Будучи еще совсем маленьким, Антон любил слушать сказки. Не смотреть по видео, а именно слушать. Мать, укладывая его спать, обычно садилась на край кровати и рассказывала сонному, притихшему мальчику длинные красивые истории, в которых действовали колдуны, ведьмы, красавицы, рыцари и драконы. И еще там иногда появлялись ангелы.

Антон никогда не мог вообразить себе их облик. Рыцаря, дракона или колдунью – пожалуйста, а этих эфемерных существ – нет. Единственное, что ясно усвоил себе маленький Антон, – это то, что они всегда спускаются с неба, чтобы творить добрые дела.

Теперь он точно знал, как они выглядят.

Ангел был большим, черным, с припухлыми губами и хищной белозубой усмешкой на испачканном кровью лице. В руке он сжимал тускло отсвечивающий серовато-голубым бликом широкий обоюдоострый нож.

Обрушившись сверху на оторопевших от неожиданности инсектов, ангел взмахнул рукой, всадив нож по самую рукоять в брюхо ближайшего конвоира, и тут же крутанулся на месте, освобождая клинок и бросая этим резким движением обмякшее тело мертвого противника прямо на взорвавшиеся огнем автоматные стволы…

…Как на показательных выступлениях на выпуске закрытого курса отрядов специального назначения.

Резкий разворот и тяжелый тупой нос армейского ботинка с хрустом проломил хитин лицевой пластины ближайшего врага. Танцующий шаг в сторону, и замаранный кровью инсекта клинок сверкнул, двигаясь по короткой разящей дуге, заставив очередную насекомоподобную тварь удивленно уставиться на свои внутренности, которые вдруг вывалились на серый щебень, щедро засыпавший улицу.

…Антон крепко зажмурился и закричал.

Ему было страшно, и неизвестно, кого он боялся больше – инсектов или ангела с белыми зубами и глазами, налитыми кровью…

– Не хочу!.. Мамочка… не надо… – в странном полузабытьи истошно орал он, а перед глазами плавал горячий красный туман, на фоне которого мелькали смутные темные тени…

* * *

Из узкой, заваленной кучами мусора улицы не ушел никто.

Сержант Шевцов склонился над мальчиком, которого освободили от проволочных пут. Тот лежал на спине и тихо выл, плотно зажмурив глаза.

– Ну, успокойся, слышишь… – Грубая ладонь сержанта с опаской погладила по голове это маленькое, насмерть перепуганное существо. Андрей уже успел забыть, что на свете бывают такие крошечные беззащитные создания. Он знал, как остановить кровь у раненного бойца, но совершенно не понимал, что нужно делать, чтобы прекратить этот рвущий душу безысходный вой.

Сидящий у стены Дуглас, из плеча которого только что извлекли два зазубренных наконечника от дротиков, вдруг резко встал.

По виску Майкла все еще сочилась кровь.

– Ненавижу… – вдруг яростно прохрипел он, с силой пнув валявшийся возле него труп однорукого инсекта. Цейссовский бинокль на его груди был разбит перечеркнувшей хитиновый панцирь автоматной очередью. – Ненавижу!.. Ненавижу!.. Ненавижу!.. – Дуглас в истерике бил ногами мертвое тело, а злоба только росла, подпирая к горлу удушливым комом.

Сзади на него навалились две пары сильных рук.

Майкл несколько раз конвульсивно дернулся в их железных объятиях и вдруг обмяк.

Руки разжались, и он сел на корточки, прислонившись к изгрызенной пулями стене.

– Слушай, сержант, кончай… – прохрипел он, уродуя в пальцах неприкуренную сигарету. – Вызывай вертушки… Пацана нужно к врачам, понимаешь?! Мы с тобой хреновые психологи, мать твою…

– Уже вызвал… – Шевцов поднял взгляд на Дугласа, не отрывая ладони от горячей головы Антона.

Вокруг, среди разбросанных трупов, подбирая оружие, ходили молчаливые бойцы. Никто, вопреки обыкновению, не переговаривался, не пил жадными глотками из фляг, пытаясь унять першащую в горле горечь. Их лица, испачканные потом и кровью, искажали совершенно одинаковые чувства, ничуть не отличающиеся от тех, что испытывал в эту секунду Шевцов или Дуглас.

Это была война… и они, привычные к следовавшей за ними по пятам смерти, болезненно и остро переживали в этот момент ее новый, внезапно открывшийся смысл…

С хмурых серых небес, нарезая лопастями влажный, холодный воздух, в провал улицы падала тень опускающегося вертолета…

* * *

Его раненое сознание беззаботно и бездумно скользило где-то в красной туманной мгле, по самой поверхности бытия, не задевая событий и не задаваясь никакими вопросами.

Бесконечная цепь жестоких слайдов наконец застыла, оборвавшись в тот самый миг, когда с небес на него снизошло спасение в виде страшного черного человека, который крошил на его глазах насекомоподобных существ…

Антон не хотел ничего видеть и воспринимать, не слышал доносившихся оттуда, из глубины кровавой мглы, звуков.

– Откуда он взялся? – спрашивал чей-то грубый, сердитый голос. – Что-нибудь известно о его родителях?

Пауза…

Мама… – попытался произнести Антон, но не смог…

Потом сквозь вязкие наслоения ваты до его сознания дошел другой голос, более спокойный и дружелюбный:

– …взвод Шевцова… Они наконец накрыли банду Однорукого. Инсекты несли с собой этого мальчика и того мужчину без обеих ног…

– Это, которого я вчера оперировал?

– Да, доктор, – подтвердил второй голос. – Но меня больше беспокоит мальчик. Ума не приложу, откуда он взялся у инсектов и что теперь нам делать?

– Н-да… Это вопрос. Хотя его происхождение для меня не такая уж и большая загадка… Мало ли еще сохранилось свободных человеческих поселений в лесах? И эта странная одежда тоже, как мне кажется, говорит в пользу затерянного поселения. Несколько веков назад люди не хотели драться с инсектами и очень часто уходили из города целыми семьями. Он что-нибудь говорил в бреду?

– Звал маму и отца, потом еще упоминал какого-то дядю Белгарда… Возможно, это и есть тот мужчина без ног?

– Скорее всего… А его родители, видимо, были убиты инсектами, возможно, на глазах ребенка… Бедный мальчик… – грубый голос смягчился. – Не желал бы я такой судьбы собственным детям…

– Нужно что-то делать, доктор. Он на грани комы… Еще немного, и его сознание окончательно угаснет.

– Да, сестра, вы абсолютно правы. Я сейчас поговорю с профессором, думаю, что он согласится на стандартную процедуру блокировки травматической памяти. Ту, что мы делаем солдатам после ранений.

– А выдержит ли он?

Сознанию Антона казалось, что он видит, как крупный седой мужчина в белом халате пожал плечами.

– Если не это, то ему уже не поможет ничто. Вы же знаете, что идет война, и мы не имеем средств, чтобы держать у себя годами впавших в кому пациентов, – заключил он.

Сквозь окружающий его дурман Антон слышал тяжелые удаляющиеся шаги и долетевший до него из неимоверной бездны обрывок фразы:

– Ребенок, может быть, еще и выкарабкается, а вот кому я действительно не завидую в нашем мире, так это человеку, оставшемуся без обеих ног. Когда я оперирую таких безнадежных калек, мне кажется, что я совершаю преступление… не позволяя им спокойно умереть…

Голос оборвался. Где-то далеко хлопнула дверь.

Потом наступил всеобъемлющий мрак…