Текст книги "Утилизатор. фантастические рассказы"

Консерваторы

Джо Банниган слыл консерватором даже среди консервативных южан. Когда вся страна в едином порыве поддержала молодого Кеннеди, Банниган упорно голосовал за Никсона. Жена давно смирилась с его чудаковатостью и даже иногда поддерживала. Во всяком случае, когда Джо заявил, что на одном ребёнке, тем более девке, он останавливаться не намерен, супруга выказала немного даже навязчивую покорность – схватила мужа за узел шейного платка и потащила в кровать, на которой всего два года назад чета Банниган соорудила малютку Лизи.

На двухколёсного «ишака», как называл странного вида драндулет его старший брат, Джонни сел в семнадцать лет. «Ишак» больше ревел и дымил, чем ехал, но Джо был доволен, как хорёк, пробравшийся в курятник. Потом он разжился ещё двумя-тремя подобными агрегатами, но всё изменилось, когда Джон Банниган приобрёл новенький Харли Дэвидсон. Конечно, покупка основательно подорвала семейный бюджет на долгие месяцы вперёд (техника была куплена в кредит), но никто и пикнуть не смел о её несвоевременности. Даже жена, только что родившая Ллойда и совершенно вымотанная хлопотами по дому, возражать не стала. В глубине души ей даже нравился этот железный монстр цвета хаки, обильно украшенный хромированными деталями.

– Вот это вещь! – заявил Джо, похлопывая мотоцикл по баку. – Спортстер!

– Спортстер, – повторяла жена непонятное слово и прислушивалась, не проснулся ли малыш Ллойд.

– Это тебе не то, что старинные колымаги! – громыхал на всю улицу Джо, по случаю покупки он изрядно приложился к бутылке Джека Дэниэлса. – Гляди, двигатель – v-образный, скоростя переключаются ногой! Но всё равно олдскул. А то милуокские яйцеголовы удумали следующий мотоцикл сделать на кнопках. Тьфу, срань господня!

Жена кивала и робко косилась на сверкающую хромом солидного вида выхлопную трубу.

Когда Ллойду исполнилось три года, Джо водрузил малыша на бензобак и торжественно покатил по городку. Мотоцикл басовито хрюкал, Ллойд цепко держался ручонками за диск спидометра и мелко дрожал, а старший Банниган, нарочито вяло покручивая ручку газа, изо всех сил сдерживался, чтоб не расплыться в самодовольной улыбке.

Джо остановил Харлей возле центрального супермаркета, пересадил сына на сиденье. Ллойд испуганно заморгал. Тогда широченная, как лопата, пятерня отца пару раз хлопнула ребёнка по спине. Неизвестно, подействовало ли это своеобразное утешение, но мальчик потупил взгляд и остался на мотоцикле дожидаться отца.

– Я мигом, – пообещал тот и неторопливо двинулся к дверям магазина.

На входе он столкнулся с кузиной по матери, та служила монашкой в баптистском храме в нескольких кварталах от центра. Общались они редко – Ребекка родилась на пять лет раньше кузена, да и характерами сошлись немногим лучше, чем собака с кошкой. Но в этот раз Джо был не прочь перекинуться с сестрой парой-тройкой слов. Тем более, она наверняка заметила, на чём подкатил двоюродный брат.

– Привет, – небрежно сказал он. – Как делишки?

– Здравствуй. Всё хорошо с божьей помощью, – ответила Ребекка и потупила взор.

Джон опёрся плечом о покрашенную в жёлтый цвет стену и пристально посмотрел на сестру.

– А ты схуднула. Мужика тебе надо, вот что я скажу.

– Джон, не начинай…

– А что я такого сказал? – возмутился Банниган. – Моя кузина чахнет на глазах, а я должен поплёвывать и делать вид, что моя хата с краю? Так не пойдёт. Возраст у тебя, чего греха таить, далеко не первой свежести…

– Джон!

– … А жизнь-то идёт. У меня вон дети, мотоцикл, – он мотнул головой в сторону парковочной площадки.

Ребекка проследила за его взглядом и глаза её округлились.

– Джон, ты оставил ребёнка без присмотра!

– Да ладно тебе, он уже здоровенный малый.

– Пока ты здесь треплешься, он может упасть!

– Реба, не будь занудой, – взмолился Джо, – хочешь, прокачу?

– Спасибо, не надо, – раздражённо произнесла Ребекка и двинулась к выходу.

– Что, господь прокатит, да? – бросил Джон в спину сестре и загоготал.

Когда он вернулся из супермаркета с упаковкой пива, Ллойд каким-то чудом ещё удерживал равновесие.

– Ну как, не скучал? – спросил Банниган-старший, привязывая обойму банок «будвайзера» к миниатюрному багажнику. К слову, точно такое же пиво продавалось и в ближайшем к дому Банниганов магазине, но, как мы понимаем, пиво было только предлогом.

Ллойд не ответил. Он уже привык к тому, что вопросы отца за редким исключением являются риторическими, поэтому без нужды старался рта не раскрывать.

И они двинулись домой. Харлей глухо плюхал поршнями, прохожие оборачивались, провожали Банниганов долгими взглядами.

А ещё через два года, когда малышу Ллойду исполнилось пять, за окном послышался звук, который все члены семьи, включая новорожденную Кэрри, отличили бы от тысячи похожих. Это тарахтел суровый твин Харлея. Всё бы ничего, если на то пошло, они слышали этот прямоточный выхлоп едва ли не каждый день на протяжении нескольких последних лет, вот только сейчас вся семья, включая отца, была в сборе. Это был субботний день, и по этому случаю семья Банниганов устроила небольшой праздничный обед.

Все, как по команде, повернули головы к окну.

– Кого это чёрт принёс? – удивился Джо с набитым ртом – он как раз приступил к румяному сандвичу с тунцом.

Жена пожала плечами и поспешила к двери.

Джо тем временем откусил ещё один кусок, да такой, что тот едва уместился во рту, вытер пятерню о штанину и нехотя двинулся следом.

– Ну что, мать вашу, не ждали?! – заорал человек в жёлтом шлеме. Возле него громоздился краснобакий мотоцикл, такой красивый, какие бывают только в журналах.

– Не ждали, – хмуро согласился Джо, с неудовольствием признавая в громогласном госте своего двоюродного дядьку по отцу. Джо с дядькой Бобом были почти одногодки, но статус племянника раздражал Джонни со времён сопливого детства.

– Вот, гляди, какого коня приобрёл! – орал дядька Боб, обращаясь исключительно к Джону, в этом он был похож на племянника – оба умели игнорировать женщин так, что те мгновенно ощущали себя людьми второго сорта.

Джо с подозрением покосился на алую каплю бензобака, перевёл взгляд на канареечный шлем Боба.

– Что-то ты сверкаешь, как жопа у беспризорника, – сказал он.

– Завидуй молча, племянничек. Да не боись, подойди ближе, прикоснись, так сказать, к прогрессу. Твоя-то корча сгнила, небось.

– Это тебя раньше черви сожрут, – привычно отозвался Джо и всё-таки поддался любопытству, сделал пару шагов в направлении дядькиного мотоцикла.

– Гляди. – Сияя, Боб что-то нажал на руле.

Послышался ритмичный лязг, и вдруг мотор взревел, а из выхлопных труб вырвались два облака белого дыма. Потянуло непередаваемым запахом сгоревшей бензино-масляной смеси.

– Электростартер! – заявил Боб, подняв указательный палец. – Это тебе не кочергой дрыгать.

Джо скривился:

– Фи. Я уж думал ошибся, но нет, мой драгоценный дядюшка окончательно рехнулся и подался в пидарасню.

Боб не обиделся. Сколько себя помнил, все разговоры с Джоном сводились к взаимным оскорблениям, которые в конце концов настолько приелись, что перестали вызывать раздражение, а стали служить обычной связкой слов.

– Дурак, – пожал плечами Боб с таким видом, словно говорил: «Что ещё от такого дебила можно было ожидать». – Скоро все мотоциклы оснастят электростартерами, не останется ни одного с твоим допотопным киком!

– Посмотрим, – прорычал Джо. Он окончательно потерял интерес к этому двухколёсному чуду, которое и мотоциклом-то назвать язык не повернётся – надо же, уже и заводится с кнопочки. Так скоро каждая баба сможет ездить.

Гостя накормили обедом, а вечером и далее почти до самого утра Джо с Бобом накачивались пивом. И если Боб делал это с удовольствием, то и дело восхваляя технический прогресс и даже объявляя тосты в честь инженеров, то племянник пил с иным настроением. Он старательно затыкал рот горлышком очередной бутылки, чтобы не высказать всё, что накопилось. Ему не хотелось думать о том, куда катится этот грёбаный мир, где уже и бриться начинают безопасными бритвами, где мотоциклы заводят нажатием кнопки. Наверное, размышлял он, последним проявлением высшей справедливости был тот случай с Кеннеди, которому так славно разнесли башку. Ведь, конечно же, всё идёт сверху, и пока сраные демократы будут у власти, у нормального хода вещей шансов нет.

***

Тем временем Ллойд вырос. Конечно, как и все дети, он смеялся над чудаковатостью отца, считал того увязшим в дремучих догмах. Особенно в подростковом возрасте он часто выказывал Джону свое пренебрежение к старым устоям. Да только мог ли молодой человек, получивший истинно Банниганское воспитание так уж далеко уйти от своего родителя?

С пелёнок познавший мотоциклыи не раз обмочивший сиденье отцовского Харлея, Ллойд не заметил, как стал байкером. Он одновременно и ненавидел ржавую отцовскую колымагу – к тому времени Спортстер совсем сгнил и грозил развалиться на первой кочке, – и мечтал о собственном двухколёсном коне.

И вот, горячим, как расплавленный свинец, летом 1981 года Ллойд с отцом отправились в штат Огайо, там буквально пару месяцев назад заработал конвейер по сборке шедевра японского мотопрома – бесконечно огромной Хонды Голд Винг. Джо кривился: «Начёрта тебе эта узкоплёночная дрянь?» – на что Ллойд отвечал, что Харлей – это прошлый век, а Голд Винг – отличный мотоцикл. Отец смачно сплёвывал, бурчал под нос, но в душе радовался, что, по крайней мере, сын не захотел машину, этот гроб на колёсах, в котором и воздуха-то свежего не увидишь.

«Голда» нравилась Ллойду неимоверно, он буквально жил на ней. Неудивительно, что даже первый сексуальный опыт (тогда ему стукнуло 22) он получил прямо на мотоцикле. Выпускница средней школы, белобрысая Линда уже на второй день знакомства с Ллойдом живо вспорхнула на заднее кресло Хонды и раздвинула ноги. Выглядело это всё шикарно, а вот процесс оказался весьма неудобным. Более того, мотоцикл едва не завалился набок в самый ответственный момент. Но насколько нелепой вышла любовная сцена, настолько же героической она предстала в устах Ллойда, и чем дальше во времени отстояло это событие, тем больше блеска приобретало, прямо как невзрачная медная монета, которую чем чаще елозишь в руках, тем ярче она становится.

В отличие от отца, Ллойд не считал семью главным достояние мужчины. У него самого было трое сестёр и младший брат, поэтому вся эта многодетность казалась ему пережитком старины. Он жил в своё удовольствие и даже умудрился окончить колледж. К тому времени на заднем сиденье его «Голды» перебывало несколько десятков девчонок, но никакого секса на мотоцикле он больше не допускал, если не считать тех случаев, когда байк становился опорой для принятия дамой позы креветки. Но всё равно, вся жизнь Ллойда крутилась вокруг мотоцикла: с девушками он знакомился благодаря Хонде, на учёбу, а затем и работу ездил на ней же, к тому же почти все заработанные деньги тратил тоже на драгоценную «Голду».

И всё-таки он попался. Давно известна женская способность ставить хитроумные силки на мужчин. Не избежал сей участи и Ллойд Банниган, хотя почти до тридцати лет ему удавалось «держать бога за яйца», как говаривал его отец, Джо Банниган, так и оставшийся верным своему Спортстеру с допотопной «кочергой». Итак, Мелинда Спрюс оказалась самой ловкой из виденных им доселе дам. Лин, изобразив очередную жертву крутого мачо на огромном байке, без труда накинула на расслабившегося Ллойда хомут. В один прекрасный вечер, когда Банниган ввалился в съёмную хату на Торнтон-стрит пьяный и мечтающий только о мягкой постели, Мелинда встретила его в ночной рубашке и чулках в сеточку.

– А ты как сюда… – промямлил удивлённый Ллойд.

– Ты мне ключ оставлял, не помнишь?

Он не помнил. Да это было и неважно. Упасть и спать, потому что завтра понедельник – вот что по-настоящему волновало его в тот момент.

– Ничего не хочешь узнать? – вкрадчиво спросила Лин.

– Хочу узнать, брила ли Мэрилин Монро пилотку, – огрызнулся Ллойд, неуклюже стаскивая армейские ботинки.

Мелинда только улыбнулась. Мы так и не узнаем, слышала ли она в тот момент реплики жениха или была полностью погружена в собственные мысли.

– Между прочим, через три четверти года ты станешь отцом, – огорошила она и как бы между прочим присела на диван таким образом, что стало заметно, что под чулками у неё нет даже намёка на трусики.

Дальнейшее, вплоть до рождения Майкла, Ллойд помнил смутно. Отчасти виной тому ежевечерние возлияния. Как бы то ни было, в тридцать лет Ллойд Банниган стал отцом.

***

Ну разумеется, Майкл Банниган любил мотоциклы. И совершенно логично, что он считал отца тупицей и консерватором. Он даже байк приобрёл за собственные деньги, заработанные перепродажей спайсов. Хвала богам, наказания удалось избежать.

Майкл был единственным ребёнком в семье, но не избалованным, как это обычно бывает. Ллойд уделял сыну необходимый минимум времени, а может и того меньше. Поэтому мальчик рос самостоятельным, и лишь чудо оградило его от попадания в скверную историю. Видя, как отец подруливает на старенькой «Голде», он снисходительно покачивал головой. Бессмысленней мотоцикла в его понимании в мире не существовало. Конечно, если не брать во внимание одиозный Индиан. Его рациональный мозг вывел аксиому: техника должна приносить максимальную пользу. Поэтому выбор пал на баварский турэндуро ДжиЭс. Этот мотоцикл и в городе чувствовал себя уверенно, и на бездорожье держался достойно. При этом расход топлива, благодаря инжектору, был минимальным. Но особенный восторг у Майкла вызывала антиблокировочная система тормозов, благодаря которой мотоцикл умел застывать как вкопанный за считанные доли секунды, почти исключая занос.

Как-то раз отец попросил Майкла прокатиться на его БМВ. Тот протянул ключи.

– Только не убейся! – наставительно сказал он, хотя был уверен, что Ллойд скорее убьётся на своей «японке». Он ещё не представлял, насколько пророческой была эта мысль.

Отец прокатился, спрыгнул с высокого сиденья и заявил:

– Это табуретка. Причём электронная. На нём же даже не надо уметь ездить – он всё делает за тебя. Ты называешь это мотоциклом?

– Именно, – подтвердил Майкл. – Зато топки жрёт мало, впрыск всё-таки…

– Хотел бы я поглядеть на тебя, когда твой впрыск завернёт ласты, – парировал Ллойд. – Будешь вызывать эвакуатор?

– А ты же что, сумеешь починить свой, как его там… карбюратор!

– А то! Да это же как два пальца. Разобрал, продул жиклёры – и вуаля!

Так они ни о чём и не договорились, каждый остался при своём. Майкл знал, что прав именно он, потому что та же антиблокировочная система уже не раз спасала ему жизнь, особенно в тот раз, когда он едва не улетел в каньон.

Но время шло, друзья Майкла стали пересаживаться на электромотоциклы. Тем совсем не требовался бензин, да и мотор занимал куда меньше места, освободив его для более полезных вещей. Майкл же отнёсся к новому веянию с подозрением.

– Что будешь делать, если не найдёшь розетки? – спросил он как-то Густава Подольски, своего старого приятеля.

– А ты – если закончится бензин? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Я могу прихватить запасную канистру.

– А я – батарею!

– И всё равно это не мотоцикл, – обиделся Майкл. – Подумать только, ни звука двигателя, ни запаха выхлопа.

– Звук можно включить через динамик, – пожал плечами Подольски.

– Это не то! – уверенно сказал Майкл, а про себя добавил: «Куда катится мир? Гомосятина какая-то кругом».

Примерно в том же году, когда Густав Подольски пересел на электробайк, в жизни Майкла случились два значительных события. У него родился сын и погиб отец. Старик Ллойд ехал из Массачусетса с какой-то байкерской тусовки, когда навстречу вылетел Фрэйтлайнер с набитой замороженными стейками фурой. Ллойд Банниган вдавил оба тормоза, но мотоцикл, вместо того, чтобы остановиться, нёсся дальше, постепенно заваливаясь набок. Удар был такой силы, что осколки черепа байкера нашли внутри грузовика, в пространстве между двигателем и салоном. Остальные части тела Лойда также не слишком-то отличались от рассыпавшихся по дороге стейков.

Несмотря на нелепую смерть деда, сын Майкла, Майкл Банниган младший, тоже полюбил двухколёсные машины. Но на любовь наложила отпечаток эпоха, в которую его закинула судьба. Настало время альтернативных источников питания, среди которых наименее авангардным был электрический ток. Ещё будучи школьником, Майкл клянчил у родителей деньги и всё до единого цента оставлял на мотоцикл. И ранним утром того дня, когда ему полагалось напиться с друзьями и подружками да устроить какую-нибудь оргию или чего похлеще (парню стукнуло восемнадцать), он купил билет на автобус до Лос-Анжелеса. И уже в районе обеда перешагнул порог элегантного салона с пафосной надписью «Дукати» над входом.

К шести тридцати вечера, когда консультант вежливо намекнул, что близится закрытие, в салоне не осталось ни одного байка, сиденья которого не коснулась задница неугомонного посетителя.

– Вот этот, – с уверенностью заявил Майкл, ткнув пальцем в крепенький нэйкед с трёхглазой фарой. Пожалуй, это был самый классический мотоцикл в модельном ряду Дукати. Разумеется, байк располагал мощным электродвигателем.

Завершив необходимые формальности, Банниган младший покатил в родной Техас, имея между ног породистого итальянского скакуна. Он представил физиономию отца, когда тот увидит это чудо инженерной мысли. Это стоило того, что потом ему придётся выслушать кучу нравоучений и старческого брюзжания, смысл которого будет заключаться в том, что без двигателя внутреннего сгорания и байк – не байк, и вообще человечество мчится в пропасть.

Но уверенность в том, что Армагеддон всё-таки вот-вот настанет, не миновала и Майкла. Потому что вскоре один за другим, байкеры стали отказываться от электроциклов, и те всё чаще оставались ржаветь в гаражах или на бесплатных парковках. Потому что пришло иное время, безвозвратно изменившее привычную реальность. Жизнь практически полностью ушла виртуал, туда же потянулись и любители мотоциклов. И вот уже дочка Майкла Баннигана, двадцатилетняя Сара, по вечерам собирается с друзьями, все надевают костюмы виртуальных байкеров и «уходят в астрал», как с бессильной злостью называет это непотребство Майкл Банниган младший, последний представитель олдскульной культуры настоящих мотоциклистов.

Фонарик

i

Сон не шёл. Ветер, злой, хлёсткий, швырял в лицо песчинки и сорванные с деревьев листья. Казалось, осень ненавидит путников. Наверное, поэтому жители деревни давно уже поправили изгороди и сидят в хижинах, дожидаясь весны.

Мечтатель попробовал закутаться плотнее, но куда там, козья шкура слишком мала, чтобы спрятать взрослого мужчину. Он ощущал себя подростком, но неумолимое время месяц назад сделало его восемнадцатилетним. Собственно, будь ему меньше, разве бы смог покинуть деревню?

Со стороны холма донёсся вой. Мечтатель вздрогнул. На секунду ему послышался голос зверя, но тут же успокоил себя – в эту неделю звери сидят в логове. Так что это ветер воет в макушках голых уже осин.

В темноте зашевелились. Кочан или Лера, больше некому. Хотя Кочан толстый, такого ветром не прошибёшь. К тому же шкуру добыл хорошую, воловью, чего ему вошкаться – спи себе до утра, как в натопленной избе.

– Лера, – шёпотом позвал Мечтатель.

– Чего тебе?

– Проверяю, кто это там не спит…

– Поспишь тут, – сквозь зубы проговорила девушка, – холод собачий. Ещё этот вой.

– Это ветер. В деревьях.

– Знаю. Но всё равно не по себе.

Мечтатель хмыкнул. Не от веселья конечно – от бессилия. Разумеется, спать, прижавшись друг к другу теплее, но так легко стать добычей. И зверь шальной может появиться, да и бродяг хватает. А так – на одного нападут, остальные успеют среагировать. Он принюхался. Зверя можно учуять на расстоянии, уж больно резкий запах, острый с кислинкой, но это если с ветром повезёт. Нет, сейчас пахнет мёртвыми листьями и сыростью, которая идёт от земли. А ещё – дымом костра, это конвой греется в полутора верстах, они расположились в долине возле реки, потому что стаду постоянно требуется вода. Мечтатель закрыл глаза, попробовал заснуть.

Не получалось. На сердце лежала тревога, холодная, когтистая. Дойдут ли до реактора? Что если нет? Лерке ещё семнадцать, по сути она не имела права покидать деревню. Это он, Мечтатель, потянул за собой. Конечно, Лера сама изъявила желание, да только что с того, отвечать всё равно Мечтателю, он-то совершеннолетний.

Лера уже пять лет жила без родителей, на попечении бабки. Хотя кто кого опекал – вопрос. Лера с малых лет росла девчонкой боевой, постоянно дралась и шкодила наравне с мальчишками. Ей было двенадцать, когда родители не вернулись с поля. Заработались, урожай в том году выдался добрый, и не заметили, как солнце на небе сменилось луной. Их тела нашли на полпути к дому, в овраге, где гончар с сыновьями копают глину. Разорванные так, что признали их только по обрывкам одежды. Звери. Похоже, орудовала целая стая, хотя чаще звери охотятся в одиночку. Ходят слухи, что зверей привезли «прыгуны», как напоминание о себе и серьёзности договора. Лера слухам не верила, но это было и не важно – главное, что родители мертвы, а звери по-прежнему шарятся по ночам в поисках очередной жертвы.

Однажды Лера спросила бабушку, почему у других животных есть названия, а у зверей нет. Бабушка долго молчала, пережёвывая беззубыми челюстями, потом неохотно ответила:

– Потому что – звери! Какое ж им название… Нельзя. Чтоб не накликать.

Такое объяснение Леру не удовлетворило, но бабушка наотрез отказалась продолжать разговор.

Мечтателя тоже интересовали звери, но были вопросы и поважней. Например, что такое – этот реактор. И правда ли, что он может ночь превратить в день. Вспомнился разговор с дядькой Храпуней, последний, потому что дядька умер на следующий день, он и так почти неделю боролся с лихорадкой, даже появилась надежда, что сдюжит. Но нет, лихорадка прибирает людей исправно, если уж наметила кого – своего не упустит. Дядьку Храпуню считали чудаком, с детства выдумывал истории, которые никто всерьёз не воспринимал. Детей у него не было, жена сбежала через месяц после свадьбы. Поговаривают, не выдержала храпа, от которого стены ветхой избы ходуном ходили. В чудовищный дядькин храп Мечтатель верил, сам не раз слышал приглушённый рокот, который катился по вечерам со стороны дядькиного дома. Но в рассказ поверил только в тот последний день.

Мечтатель присел на уголок табуретки и смотрел на умирающего. Некогда исполинское тело Храпуни за неделю болезни иссохло так, что рёбра были видны даже через рубаху. Комнату заполнил тяжёлый запах пота и разлагающихся внутренностей, но дядька был в сознании.

– Может, у тебя получится добраться до реактора, – прохрипел дядька и надолго закашлялся.

Мечтатель терпеливо ждал. Он любил истории, они позволяли хотя бы на время покинуть серую действительность и унестись в по-настоящему красочный мир.

– Слышал о реакторе? – спросил Храпуня, переведя дух.

Мечтатель неуверенно кивнул.

– Все слышали… – кивнул дядька. На мгновение веки его сомкнулись, но тут же разомкнулись, обнажив большие навыкате глаза, покрытые сеточкой красных прожилок.

Сальная свеча потрескивала, отчего в комнате становилось уютно – и не скажешь, что вот-вот сюда постучит старуха с косой.

– Все слышали, – повторил Храпуня, – но никто не верит. А ведь отец моего деда работал там, на реакторе. Кстати, твой прапрадед.

Мать Мечтателя была сестрой дядьки Храпуни, но она, в отличие от брата, историй не рассказывала.

В тот день Храпуня поведал, что пращур, который застал и реактор, и войну, сумел выжить. Он был помощником учёного, который строил реактор, «стажёром», как сказал дядька, но Мечтатель такого слова не знал. Мечтатель понял, почему другие родственники старались эту историю не афишировать – учёные, это те, из-за кого и случилась война с «прыгунами». И хорошо, что случилась, иначе бы реактор вообще всех погубил.

Тогда мир был совсем другим, по дорогам носились повозки без лошадей, небо рассекали летающие дома. Но людям было мало, они решили создать настоящее солнце, чтобы почувствовать себя богами. А на то, что от солнца сгорит всё живое, им было плевать.

И вот, когда реактор был почти готов, нагрянули «прыгуны». Прямо из воздуха появлялся вихрь, а через секунду из него выходило существо в чёрной маске. Тот, кому не повезло оказаться рядом с «прыгуном», тут же погибал в ужасных муках – у него лопались глаза, а изо рта и ушей били фонтаны крови. Щадили «прыгуны» только детей.

– А откуда они взялись, эти «прыгуны»? – спросил Мечтатель, стараясь, чтобы в голос не просочились нотки недоверия.

– Известно откуда, – сказал дядька, – с неба. Говорят, их летающие корабли зависли прямо над облаками, с них-то и сигали.

Реактор располагался внутри высокой горы, но пришельцы из чего-то стрельнули, и гора превратилась в нагромождение камней. Стажёр находился в двух верстах от взрыва, но ему всё равно оторвало руки и переломало ноги. Нашли его чудом, учитывая, что вокруг происходило буквально истребление человечества, а потом пришельцы позволили детям забрать истекающего кровью стажёра в укрытие.

Через месяц с людьми было покончено. Точнее – с цивилизацией. Руины городов, искорёженные обломки самодвижущихся экипажей. Редкие взрослые, оставшиеся в живых, были как один, ранены и долго не протянули. А через некоторое время по лагерям, наспех сооружённым испуганными детьми, начали ходить старцы. Они раздавали книги и рассказывали, что побывали в плену у пришельцев. И уверяли, что те выпустили их с одной целью – донести до людей единственную мысль: наука – это зло. Если кто-то хотя бы притронется к уцелевшему механизму или попробует изобрести его сам, «прыгуны» вернутся. Но тогда уже пощады не будет никому. Потому что наука едва не уничтожила Землю.

Заворожённый, Мечтатель поднялся. Было уже поздно, да и у дядьки, похоже, начался приступ.

– Подожди, – услышал он уже стоя в дверях.

Обернулся.

Дрожащей рукой дядька протягивал какой-то предмет. В тусклом свете сальной свечи было не разглядеть. Мечтатель приблизился. Длинные пальцы, похожие на пальцы скелета, сжимали чёрный цилиндр, длиной с ладонь.

– Это фонарик, – объяснил дядька. – Он делает из ночи день.

ii

– Эй, засоня! – услышал Мечтатель. Его яростно трясли за плечо. Похоже, всё-таки заснул.

Разлепив веки, он увидел лицо Леры. Давно не мытое, только диагональный шрам на лбу белый, как нарисованный.

Небо начинало сереть.

Мечтатель поднялся, первым делом проверив, на месте ли тесак. В десяти шагах, у куста шиповника, возился Кочан. Он неловко сворачивал воловью шкуру, пыхтел, бубнил под нос. Рядом лежали арбалет и миниатюрный самострел.

– Двинулись, – сообщила Лера, мотнув головой в сторону реки.

Мечтатель посмотрел в указанном направлении. Действительно, костры затушили и теперь пастухи отгоняют скот от воды, стражники проверяют оружие, взбираются на коней. Отсюда долина как на ладони, и Мечтатель подумал, что при желании можно попытаться посчитать скот. Но и без того видно – только коров не меньше тысячи, овец же больше как минимум двое. Людей – человек сто, половина из которых хорошо вооружённые всадники.

– Хоть бы сдохла одна…

Мечтатель повернулся. Кочан стоял рядом, почёсывал внушительный живот.

– Ты о чем?

– Корова, говорю, – пояснил Кочан, – сдохла бы. Или баран.

– Это овцы, – поправил мечтатель.

– Без разницы. Жрать охота…

– Если б и сдохла, так они тебе её и оставят, – усмехнулась Лера. Она уже давно свернула шкуру, перекинула через плечо. Короткий меч висел на боку, и теперь Лера поправляла повязку на волосах.

Мечтатель спохватился, стал собирать вещи. Его примеру последовал и Кочан.

Они шли за конвоем, стараясь держать дистанцию в полторы версты. То и дело приходилось перепрыгивать через навозные кучи, иногда раздавленные колёсами следующего за скотом обоза. В обозе везли зерно. Ежегодная дань пришельцам. Самих-то «прыгунов» давно никто не видел, но с каждого царства и княжества требуются дары, которые отвозят в храм. Простые люди платят оброк, за ним приезжают люди правителя. А потом, уже из столицы, отправляется вооружённый конвой. И пока люди платят, их не трогают. Главное, чтобы не вздумали заняться наукой. За этим следят строго.

Мечтатель коснулся груди. Под курткой отчётливо прощупывался фонарик. На месте. Вспомнился тот момент, когда впервые включил. Дядькин труп к тому времени успел не только остыть, но и разложиться. Как и наставлял Храпуня, Мечтатель старательно потряс фонарик, движение вышло непристойным, и он даже на какое-то время перестал бояться. Затем зажмурился и нажал кнопку. Дело было поздним вечером, в сарае, но Мечтатель ожидал увидеть настоящее солнце, он представлял себе, хотя и не мог в это поверить, что ночь хотя бы на пару мгновений станет днём. Но чуда, а с ним и неизбежной кары со стороны «прыгунов», не произошло. Точнее, чудо случилось, но какое-то маленькое, незначительное. Тусклый луч света действительно исходил из фонарика и упирался в стену, растекаясь бледным овалом. Однако этот свет едва ли мог соревноваться с солнцем, разве что со свечой.

И всё же этого хватило, чтобы Мечтатель поверил. Позже он показал фонарик Лере и Кочану – на них тот произвёл впечатление куда большее, чем на Мечтателя. Девушка вообще была буквально потрясена. Может быть, именно фонарик и стал главным доводом, чтобы решиться на этот безумный поступок – поиск реактора.

Местность преобладала холмистая, с редкими деревьями и небольшими зарослями колючего кустарника. Почва, светло-серая и по виду абсолютно не пригодная для земледелия, изобиловала камнями. К обеду ветер стих, идти стало комфортно. Но с востока небо начало темнеть, значит, к вечеру жди ненастья. Мечтатель пригляделся к нагромождению грязно-синих туч, и ему показалось, что плотные массы несколько раз осветились вспышками. Октябрьская гроза – штука малоприятная, такое время лучше коротать в избе у печи.

Конвой двигался медленно, и путникам тоже приходилось сбавлять шаг. Чтобы избежать неприятностей, старались держать обоз на грани видимости, но не приближаться.

Мечтатель подумал, что в такой дали он населённых пунктов запросто можно нарваться на разбойников. Рука сама потянулась к рукояти тесака.

И тут, словно его мысли приобрели способность влиять на реальность, справа послышался свист.

Голос Леры резанул, как лезвием:

– К оружию!

Их было пятеро. Двигались полукругом. Все в лохмотьях, лишь на одном подобие полушубка, обшитого медными пластинами. Когда разбойники приблизились на расстояние броска копья, один из них заорал: