Текст книги "Три сказки о Городе Теней, и одна – о прекрасной принцессе"

Но поссорился как-то наш Падишах с соседом – и глупо так поссорился.

Из-за дочери соседа. Ну вот не захотел наследный шахзоде Махмудбек жениться на такой, как он её сгоряча назвал, дочери верблюдицы!

Оскорбление царского достоинства, словом!..

А сосед, понимая, что силой оружия он ничего не сделает, (ну, побольше войско-то было у нашего падишаха Аббаса, отца порывистого Махмудбека) призвал из земель заморских мага могущественного – кхатайца одного! А тот, не будь дураком, как раз и потребовал в уплату – ту самую «дочь верблюдицы» себе в жёны…

Ну, падишах тот чуть на стену не полез! Отдать плебею какому-то чужеродному – дочь его любимой жены! Прекрасную (Это он так считал!) Аминочку!.. Но уж больно обидным показалось ему оскорбление от сына соседа – подумав пару дней, согласился.

И вот три дня и три ночи бушевала невиданная буря песчаная!

Занесло наш город. Занесло со всеми его минаретами, улицами, дворцами да караван-сараями. И никто ведь из города выбраться не смог – чтоб на подмогу позвать каких-нибудь других магов. Так песок всех жителей и поглотил…

И намело такую его гору над нашим городом, что провалилась она под собственной тяжестью в тартарары! И вывернулся тогда словно вверх дном наш город любимый, и улетел песок прямо в небо – как улетел бы он в пропасть бездонную. И не стало нам пути назад. Только могущество великого Борбасса нашего поддерживает всё же крохотный мостик меж двумя мирами – нашим, и тем, что наверху остался… И не пройти по тому мосту человеку простому!

Не пройти без очень сильного желания!

Того желания, что сильней страха смерти!

И вот, уважаемый «гость из дальних земель», знай: ты – первый за последние два века живой человек, что я встретил здесь. И не пытайся отрицать, – увидев, что шахзоде поднял руку, и мотает головой, пытаясь возразить, почтенный каравансарай-боши ехидно этак усмехнулся в седые усы, – Уж я-то вижу, что за тобой… Остаётся ТЕНЬ!

Ни у кого из наших, городских, здесь её нет. Так что хорошо, что ты умён, о путешественник, и не попёр, словно самовлюблённый тупой баран, прямо к Падишаху Борбасбеку, как делали предыдущие пришельцы-шахзоде… А оказался готов послушать простого, пусть и многоречивого, старика – какавансарай-боши.

Тебе пригодятся мои советы. Ох, пригодятся!

Советы Анвар слушал, затаив дыхание – понимал, что именно этого ему и не хватает для успешного преодоления преград и ловушек!

Знания!

Знания местных условий и нравов. Традиций. Обычаев. И, разумеется, характера правителя… Который простому смертному дочь уж точно не отдаст.

Думал при этом шахзоде только об одном: хватит ли у него силы, ума и хитрости преодолеть или обойти ловушки-преграды, и смелости – встретиться лицом к лицу с Борбассом, отцом его возлюбленной…

Так что ничего из рассказанного не пропустил Анвар мимо ушей!

Ко дворцу повелителя Города Теней пошёл шахзоде только утром. Выспавшись как следует, да обдумав много раз то, что услышал от почтенного хозяина каравансарая.

Вот приходит он к воротам Дворца, а там – Стража. Первая, стало быть, преграда на пути его. Говорит тогда Анвар, сын Иброхимбека:

– Во имя Аллаха милостивого и милосердного, я, человек из Верхнего Мира, приказываю вам! Станьте тем, чем и положено вам быть: прахом земным!

И рассыпались тут в прах все стражники Дворца – а было их немало! – рассыпались потому, что только сила заклятия, наложенного кхатайским магом, и удерживала от этого их столетия назад истлевшие тела!..

Двинулся дальше вглубь дворца шахзоде. Смотрит – из боковой комнаты выползает – ни много ни мало! – огнедышащий дракон. И сердито так когтистой лапой пол царапает мозаичный, да клубы дыма из ноздрей выпускает… Не рад гостю, похоже.

Говорит тогда ему Анвар:

– Здравствуй, уважаемый дракон! Может, разойдёмся миром? Потому что больше жизни люблю я ту, что спрятана в этом дворце! И хочу получить прекрасную Камиллу, дочь падишаха Борбасбека! Так что пройду я тебя, даже если мне придётся такого уважаемого дракона убить для этого. Вот и спрашиваю: может, дашь пройти влюблённому?

– Не дам, хоть и уважительны и разумны твои слова, шахзоде. Сердцем я отлично понимаю тебя – сам женат! – но не могу дать тебе пройти, пока жив! Потому что любовь-любовью, а не пускать к Пери таких как ты – моя работа. И делать её я привык на совесть.

– Что ж. Понял я тебя, уважаемый дракон. Извини ещё раз, но придётся в таком случае убить тебя! – обнажил шахзоде Анвар тут саблю свою верную, да щит снял со спины – прикрыл им плечо левое.

И вовремя! Потому что как раз пустил дракон струю пламени обжигающего!

И убедился тут шахзоде, что тени-то – тенями… А жжётся огонь драконий – почище, чем раскалённое масло! Хорошо хоть – успел броситься на пол, да перекатиться!..

Недолго они бились. Потому что быстр и ловок был шахзоде: недаром тренировался в фехтовальном зале по полдня, да на охотах-стрельбищах не халтурил, и поблажек себе не делал: чтоб выносливость-то приобрести. Загонял он несчастного дракона по залу-то приёмному – так, что ни одного целого ковра не осталось на стенах от потоков пламени, да пол напоминал теперь больше котлован для строительства минарета, чем полированную мозаику…

Не успевал уж дракон голову на чешуйчатой шее поворачивать за быстро мечущимся туда-сюда неуловимым комком плоти, да поднял голову к потолку сводчатому, чтобы диким рёвом выразить разочарование своё! Подпрыгнул тут высоко шахзоде, да и оказался прямо на спине дракона.

Сверкнула сталь, и покатилась на пол голова отрубленная…

Но не возрадовался Анвар, а покачал в сожалении головой:

– Прости, преданный слуга Борбасса, что убил тебя, как и обещал. Прощения прошу и у жены твоей, и деток ваших, драконят, что пришлось их сиротами оставить.

Ничего не ответила голова отрубленная, хоть взор её и был обращён на шахзоде. Лишь загадочно-хитро ухмыльнулась, да подморгнула глазом чёрным… И что-то показалось знакомым Анвару в этом подмигивании – вот точно так же подмигивал ему хозяин каравансарая, рассказывая о преградах да ловушках Дворца…

Тряхнув головой разгорячённой, чтоб отогнать полезшие вдруг странные мысли, вытер Анвар саблю о шкуру чешуйчатую, да в ножны вложил. Знал, что дальше она не понадобится – дальше по плану Борбасса он должен Лабиринт преодолеть.

Но свои планы имелись у шахзоде. О том, что ему – преодолевать, а что – можно и обойти. Потому что гордость, не позволявшая другим претендентам попросту избегать преград, и заставлявшая высокородных амбициозных наследников тронов чванливо-прямолинейно переть вперёд, словно, вот именно – бараны – здесь была неуместна.

И вот ловко забрался юноша по карнизам да выступам к потолку резному-лепному, да выбрался в верхнее окно, выбив раму с узорчатым цветным витражом стеклянным.

Путешествие по крышам да куполам комнат разных, конечно, не столь удобно, как хождение по ровному полу, но недаром Анвар и по горам приучился ходить – куда там козлам горным!

Добрался до центрального, самого большого, купола. Где тронный зал, стало быть, у Борбасса находился. Выбил и тут раму с витражом. Прыгнул на люстру, большую и тяжёлую. Раскачал её. Да допрыгнул до ковра огромного на стене ближайшей. Вонзил приготовленный кинжал в кромку верхнюю, и крепко держа его, вниз и съехал, оставив за собой след разрезанной шерсти златотканой.

Развернулся к трону помпезно-золотому.

Поклонился низко, но с достоинством – отпрыск царского рода всё-таки. Нужно и потенциальному тестю уважение оказать, и своего отца не опозорить…

– Здравствуй, о Борбасс великий, повелитель Города Теней! Я – шахзоде Анвар, сын падишаха Иброхимбека. Извини за столь странное появление пред твои очи, но не хотел я сутками блуждать по тёмным закоулкам, да крыс с шакалами в подземельях заплесневелых рубить. Вот и пробрался сюда по крышам.

Падишах Борбасбек смотрел на шахзоде с интересом. Видно было остроглазому и наблюдательному Анвару его глаза. И читал он в них, что не слишком сердится Отец Камиллы на разбившего окна с драгоценными панно, да порезавшего ковёр златотканый, шахзоде. Но – не улыбнулся хозяин гостю. На приветствие не ответил. Сказал:

– Ведомо мне, зачем ты здесь, шахзоде. Рассказала о вашей встрече дочь моя любимая. Не могу сказать, что меня сильно привлекает возможность породниться с родом человеческим, смертным… Однако по желанию Камиллы дам я тебе шанс. Попробуй добиться руки её. Последнее препятствие тебе осталось. Но – самое сложное.

Я.

Ответишь верно на три мои вопроса – получишь дочь мою в жёны. Не ответишь – уж не обессудь. Казнят тебя.

И верно – из четырёх входов с резными шикарными дверьми вдруг потянулись, и замкнули кольцо вокруг шахзоде, не меньше пятидесяти стражей. Самого свирепого вида, в кольчугах, да с луками натянутыми, да ростом – каждый на голову выше Анвара. Не иначе – из провинции Джаллалабад, как подумалось невольно шахзоде…

– Вот и выбирай, шахзоде Анвар – согласен ли попробовать ответить на вопросы мои. Потому что если будет хоть один ответ неверным, превратишься ты в подушечку для иголок. И отца своего, уважаемого Иброхимбека, оставишь без любимого наследника.

Или, если передумал – уходи прямо сейчас назад, домой. Препятствовать не буду.

Сглотнул пересохшим горлом Анвар.

Нет, он понимал, конечно, что любит его отец его, Иброхимбек…

Но есть у него и другие сыновья! Восток же! Тут только законных жён – четыре! Не говоря о прочих жёнах и наложницах… Так что, если не вернётся он лет этак через пять, наследником придётся объявить Бахтиёра – младшего брата Анвара.

Но деваться некуда – ведь отступить, когда прошёл почти весь путь!..

Недостойно. И – не только шахзоде, но и вообще – влюблённого!..

Да и незачем!

Ведь любит он сильнее жизни принцессу Камиллу!

И так и так – не будет ему без неё жизни!

– Спрашивайте, Ваше Величество! Я готов.

Теперь молчал уже Борбасбек. Только пальцами в шикарных перстнях кудри седой окладистой бороды перебирал.

Молчание, словно давешняя тьма в проходе, сгустилось так, что хоть ножом его режь. Окружало, давило со всех сторон, словно глыбы камней неподъёмных… Но молчал шахзоде. И только старался смотреть прямо в глаза Борбассу.

И тот, наконец, разлепил губы:

– Вот мой первый вопрос, шахзоде Анвар. Что это: утром – на четырёх, днём на двух, вечером – на трёх ногах.

Моргнул удивлённо шахзоде – странно! Ведь этой загадке, наверное, столько же лет, сколько самому Городу Теней… Может, не придумали тут, с тех пор, как провалился Город под землю, новых, сложных? Или вопрос – с подвохом? Или… Или хочет…

Помочь ему получить несравненную Камиллу в жёны великий Борбасс?!..

Ответил тогда Анвар:

– Не хочу обманывать вас, о уважаемый Борбасс, будто в первый раз слышу эту загадку. И ответ на неё, то есть, тот ответ, что передаётся людьми моей страны из поколения в поколение, мне известен – мать загадала мне её впервые…

Человек это. Ибо в молодости все мы ползаем на четвереньках, покуда не встанем на две ноги прочно. А в старости многим приходится пользоваться клюкой, или посохом – вот и третья нога.

– Хорошо. Твой ответ принят, шахзоде. А вот тебе и второй вопрос. Что самое главное, что должен делать Правитель?

Не стал долго думать шахзоде – ответ и на этот вопрос был ему знаком.

– Главное, что должен делать Правитель – следить, чтоб хорошо жилось его подданным!

Чтоб не было при нём принято неправедных законов, придумано новых налогов, или совершено дел, мешающих его подданным спокойно жить и работать. Главная задача Правителя – обеспечить мир, и такое положение в стране, чтоб каждый мог достойно прокормиться своей работой, своим ремеслом. И детей своих вырастить.

Ибо только если все будут знать, что то, что они сделают – будь то зерно, или подкова – не будет отобрано у них чиновниками неправедными, или не сгорит в огне вражеского набега, будут они трудиться с охотой – зная, что работают не на Правителя и бюрократов, а на себя и своих детей! А, как известно, чем больше товаров разных сделано в стране, да даров полей выращено, тем богаче и сама страна.

И спокойней и уверенней в будущем благополучии своих детей чувствуют себя подданные Повелителя.

Сверкнуло что-то в глазах отца прекрасной Камиллы. Нахмурил он густые брови:

– Это – ты сам додумался?

– Нет, о великий Борбасс. Этот ответ принадлежит моему отцу. Но я полностью согласен с ним – мудрый Правитель в первую очередь должен заботиться о благе своих подданных. Потому что именно благодаря им – простым землепашцам, кузнецам, гончарам… да и всем остальным, с виду таким ничтожным, подданным – на самом деле богатеет Держава! И если брать с них налогами больше, чем они согласны отдавать, очень скоро все… Восстанут! А если уж слишком велико войско у Правителя, и жестоки военачальники – так просто прекратят работу, да сбегут к соседним Падишахам – налоги и законы которых не делают тяжкий труд бессмысленным.

– Хм-м… Я вижу, что неплохо ты образован. Рад за твоих родителей – достойно выучили они сына. Ну а теперь – вопрос последний.

Почему ты здесь? Почему не боишься умереть?

Долго на этот раз думал шахзоде, опустив очи к земле.

Но всё же, когда поднял их на Борбасса, не было в них страха:

– Я здесь, о великий Борбасс, потому что больше жизни люблю твою дочь Камиллу! И если не отдашь ты её за меня – не страшно мне и умереть! Поэтому и не боюсь я твоих лучников – не так страшна мне смерть, как твой… Или – её отказ!

Глубоко вздохнул грозный Борбасс. Откинулся своим огромным телом на трон. Снова погладил себя ладонью по бороде кудрявой, покачал головой.

– Засчитан твой ответ, шахзоде Анвар.

То, что ты верный товарищ, и чувствуешь ответственность за людей, что подчиняются и верят тебе, мне рассказала дочь.

То, что ты предусмотрителен, и не кидаешься очертя голову в недра бесплодной пустыни, я видел и сам.

То, что ты разумно подходишь к изучению тонкостей незнакомой страны, я понял вчера. А то, что способен и готов находить оригинальные решения, я понял только что. Ещё я понял, что ты и быстр и неутомим – не пролёживаешь часами на курпачах, поглощая сладости, попивая шарбет, да ублажая взор танцами прекраснейших девушек. Хотя и мог бы – в силу происхождения… И, наконец, вижу я, что сейчас ты сказал правду.

Словом, не нахожу я причины, по которой мог бы отказать тебе.

И вот тебе моя дочь. И моё благословение.

Хлопнул тут в ладоши великий Борбасс.

Вселенная раздалась и снова сомкнулась вокруг Анвара!

И оказался он сидящим верхом на своём верном жеребце, а на руках у него, в хеджабе, да шальварах, какие носили все женщины страны Иброхимбека – прекрасная Камилла. Уж её-то крохотную ступню точёной формы, чуть выглядывающую в золотошвейной туфельке из-под покрывала, Анвар ни с чьей бы не спутал, даже если бы не звучал в ушах перезвон хрустальных колокольчиков: смех любимой!..

И очутились они, оказывается, прямо перед входом во дворец Иброхимбека: впереди дворцовая стража, позади – шум и гам базара на придворцовой площади.

А Камилла тут и говорит:

– Анвар! Отец велел тебе на память кое-что передать. Он сказал, что ты поймёшь! – и передаёт ему две золотые монеты…

Вспомнил тогда снова Анвар – и хитринку в глазах отрубленной головы драконьей, и загадочную ухмылку слишком уж много знающего караванбаши, и…

Понял он всё.

Приказал тут Анвар подбежавшим с поспешанием стражникам позаботиться о коне, сам же, с Пэри его мечты на руках, пошёл прямо к отцу в тронный зал.

Отец, увидев, что сын не с пустыми руками, тут же отослал весь почтенный Диван по домам – это-то дело поважней всех остальных!

Сын – с добытой невестой!

– Здравствуй отец! Позволь представить тебе любимую избранницу мою!

– Здравствуй, сын! Приветствую и тебя, о незнакомка, избранница моего сына.

Анвар вдруг почувствовал, как зашевелилась Камилла на его руках, понял чего она хочет, и опустил её на пол.

Отвесила тут его невеста отцу его низкий поклон, и говорит, а голос – словно ручейки журчат, или пташки по весне поют:

– Здравствуйте, о мудрый падишах Иброхимбек! Я, Камилла, невеста вашего сына, хочу поблагодарить вас за то, что воспитали столь замечательного мужчину, и умного, и терпеливого, и… Красивого! Силой своей любви и разума сумевшего понравиться моему отцу, повелителю пустыни Каракорум, могучему Борбассу, который шлёт вам через меня, о падишах Иброхимбек, свой привет, и выражает восхищение и почтение!

– Благодарю тебя за приветливые слова, о достойнейшая дочь своего отца. Поднимись же с колен… Дай заключу тебя в объятья… – Падишах дважды чуть прижал молодую к своей могучей груди. Затем чуть отстранился, улыбнулся. Глянул хитро сощуренным глазом на сына:

– А повезло тебе, безрассудный мальчишка! Твоя хоть ходит… А мне мою Мафтуну так и приходилось на руках носить, пока хвост не превратился в ноги!

– Папа?!.. – только и смог вымолвить поражённый Анвар.

– Да, я знаю, что я – папа. Уже двадцать лет как. – Иброхимбек весело рассмеялся, да развернул принцессу к сыну, – Иди же, иди дочь моя, в объятия своего избранника! У вас теперь будет множество забот!

А уж организовать вам самую пышную в мире свадьбу – моя забота!

Свадьба и правда, была такая, что не упомнят ни жители Столицы, ни падишахи-соседи, которых пригласили, конечно, всех.

И повесил Анвар одну золотую монету, возвращённую тестем, на шёлковом шнурке себе на грудь – рядом с ладанкой, которую дала ему в детстве мать. А вторую – приготовил, чтоб подарить первенцу их с Камиллой.

И появились через положенное время у падишаха Иброхимбека внуки и внучки, в которых он души не чаял, и баловал всячески. И передал он в руки Анвара с облегчением – годы, всё-таки! – нелёгкое дело управления Государством и Столицей, а сам с любимой женой удалился в малый дворец в соседнем городе…

И когда первенец Анвара, мирно и мудро правившего все эти годы своей страной, пришёл к отцу своему рассказать, что влюбился в Пери воздуха, не пытался Анвар чадо своё вразумить – а только хитро себе в седые теперь усы, ухмылялся!..

3. Конан и Город Теней.

(Отрывок из романа «Конан и Волшебник с Севера»)

Проснувшись, Конан сладко потянулся.

Впрочем, не совсем сладко: рука тут же откликнулась несильной ноющей болью. Ничего – главное, двигалась она уже нормально, и чувствительность в пальцы вернулась.

Сев, варвар осмотрелся, затем встал и на ноги.

Нет, никто и ничто не нарушало унылый однообразный пейзаж: пустыня и барханы с чахлыми кустиками солянки и полузасохшей верблюжьей колючки, да кое-где иссохшие на солнце скелеты кустов повыше – не то саксаула, не то карагача. Куда ни кинь взор – навевает только скуку да тоску. Хотя вон туда – назад! – пути уж точно нет. Да он и не собирался. И не только из-за гигантских муравьёв. Нет, идти предстоит только вперёд.

И, судя по всему, ещё долго.

Снова перевязав руку, он позавтракал вяленным мясом и сухофруктами, запив их скупыми глотками воды. Пусть безвкусно, зато питательно – на то и мясо…

Взглянув вперёд, киммериец почесал в затылке. Не похоже, что кажущаяся отсюда безбрежной, словно жёлто-оранжевый океан, пустыня, скоро кончится. Но дней на десять – если расходовать экономно! – воды должно хватить.

Такая дорога не слишком Конану нравилась, так как с тяготами быта и передвижения в пустыне он был знаком отнюдь не понаслышке. Для возвращения хорошо бы подыскать другой путь. Вот только какой?..

Он действительно никогда раньше не забирался так далеко на северо-восток этого гигантского континента. Да и никто, насколько он знал, не забирался. Те немногие, кто отважился хоть немного продвинуться по этому пути, которым сам киммериец идёт уже три недели, рассказывали (Ну, те, кому удалось выжить!) очень… противоречивые вещи.

Дескать, народы этих мест собрали свои вещи, и – улетели. На небеса. А на свои старые земли наложили заклятье. Чтобы, значит, никто не селился, пока они не вернутся обратно – обновлёнными и сильными.

Этого Конан не понимал.

Хотя и про Лес и Пустыню за ним и существовали легенды в странах Гипербореи. Отнюдь не вселявшие оптимизма.

Но лес он уже прошёл. Пустыня же – вот она. И скоро выяснится, живёт ли здесь действительно беспощадный и невидимый Гажжет, от которого остаются только следы гигантских лап на песке. (Да и те почти мгновенно слизывает с поверхности неутомимый ветер.) Бесплотный и якобы неуязвимый враг, которого воочию никто не видел. А если кто и видел – рассказать уже не мог. Зато высохшую кожу его жертв, словно высосанных изнутри, кое-кому находить приходилось…

Про птицу Сиорнис, что в размахе крыльев достигает ста футов, и может говорить по человечески, Конан слыхал неоднократно. Её-то кое-кто видел. Ну, тот, кто успел спрятаться… И почему это ей так нравится откусывать людям руки и ноги? Загадка. Правда, хорошо бы, чтобы не на его долю выпало её разрешение.

Надо отдать варвару должное – несмотря на то, что ему встречалось много монстров, и почти сказочных существ, в тигро-змея он не верил. Как и в женщину-скорпионшу. Хотя, может, об этих созданиях лучше спросить у тех, кто, сам не зная, женат на таких?..

Оставался, правда, ещё Город Теней.

Возникающий, по слухам, перед понравившимся путником, маня соблазнами… Причём, для каждого – своими.

Однако Конан надеялся, что у него на пути он не возникнет. Некогда ему всякими загадками развлекаться, да соблазнами баловаться – дело надо делать.

Варвар быстро свернул лагерь.

Ночью, по его прикидкам, с учётом обязательного запутывания и заметания следов, он успел уйти от муравейника всего мили на четыре по прямой – уж больно устал.

Сыграло ли свою роль заметание следов, или ветер и песок сами стёрли его след и запах, или муравьям, и правда, стало не до него, но никакой погони не было. Уже одной проблемой меньше. Хотя глупо было опасаться, что маленькие – или правильней сказать, большенькие! – твари настолько похожи на людей, что сообразят, кто нанёс им столь страшный ущерб, и захотят за это поквитаться!

Нет, сейчас у них явно есть заботы поважней. Хотя бы воссоздать Семью. Выкормить из караваев-личинок новую Матку. Наплодить рабочих и воинов.

Впрочем, это уже не его проблемы – если придётся возвращаться тем же путём, абсолютно неважно, с какой из выстроившихся вдоль границы настоящей сторожевой цепью Семей насекомых, встречаться – любить его, и позволять мирно пройти через территорию своего муравейника, они уж точно не будут. При любых обстоятельствах.

Буквально через пару минут пути киммериец вышел к глубокой и широкой воронкообразной яме в песке, удивительно правильной формы. Эта-то правильность его инстинктивно и насторожила. Как известно, симметрию и красоту уважают только разумные существа. От которых ему сейчас лучше держаться подальше.

Диаметр воронки составлял, наверное, футов тридцать, а глубина – не меньше двенадцати. Варвар вспомнил, что ночью, когда ему попалось на пути три или четыре подобных, но более крупных, ям, он просто обошёл их, держась подальше, и не придав их виду и существованию особого значения.

Хвала Крому, что он поступил так!

Существо, обитавшее на дне, наверное, улавливало малейшие колебания песчаной почвы, и по ним точно определяло, где находится добыча. Внезапно из самого центра воронки в Конана ударила могучая струя песка. Если бы он продолжал стоять на кромке воронки, тут бы ему и конец!

Но к счастью, варвар уже двигался назад, чтобы не сползти в предательскую глубину песчаной ловушки, думая, с какой стороны лучше обойти странное образование. Поэтому струя задела его лишь краем. Но всё равно сбила с ног!

Полуослепленный, Конан инстинктивно откатился подальше от края.

И вовремя! Гигантская щетинистая лапа уже шарила на том месте, где он только что стоял.

Решив, что не до жиру, быть бы живу, киммериец со всей возможной скоростью, вначале на четвереньках, а затем и поднявшись на ноги, что было сил рванулся от ловушки прочь, даже не оглядываясь! И лишь отбежав шагов за пятьдесят, рискнул, кинув взгляд через плечо, замедлить бег, а затем и остановиться совсем.

Ну и вулкан он разбудил! Разъярённое неудачей, чернолапое существо било фонтанами песка во все стороны, два членистых, покрытых крупными – не то волосками, не то – щетинками, щупальца, с ужасающей силой ударяя по кромке воронки, ощупывали пространство за добрый десяток шагов от ямы с той стороны, где он только что был.

Но выбираться на поверхность и преследовать Конана проклятая тварь, судя по всему, не собиралась. Как и ругаться по поводу своей неудачи – над пустыней всё так же нависала почти абсолютная, если не считать шороха ветра и песка, тишина.

Успокоившись, варвар хмыкнул.

Муравьиный лев!

Как же он сразу не догадался, что это – ловушки личинок муравьиного льва! Наверное, этому помешали их воистину невероятные размеры. Впрочем, они вполне под стать самим муравьям. Вот почему те не очень-то забегали за добычей вглубь пустыни!

Что ж. Всё в природе взаимосвязано. Найдётся охотник и на охотника.

Но здесь – вряд ли в одной природе дело. Кто-то, скорее всего, неспроста, сотворил целый заповедник гигантских насекомых. Как и воссоздал древних тварей для леса.

Для охраны границ?

Скорее всего, именно так. Непохоже, что противника, способного на такое да ещё в таких масштабах, будет легко и просто одолеть. Но ведь киммериец на лёгкость и не рассчитывал.

Ничего, как бы силён и хитёр не был этот очередной чародей, настанет и для него час расплаты. Смертный час. И стражники и охранники, как звериного, так и человеческого облика, не смогут защитить его от Конана!

Он думал об этом спокойно, сознавая свою силу и способности. Враг силён? Он будет сильнее! Враг коварен и хитёр? Он – коварней и хитрее! Он – Конан-киммериец!

Ну а пока, похоже, надо опасаться гигантских пауков, скорпионов, ос, комаров, шмелей, сороконожек, жуков-скарабеев, и прочих покрытых хитином созданий из отвратительно многообразного отряда многолапых. Конан поёжился. Почему он так не любит всех этих милых и незлобливых тварюшек?

Наверное потому, что это у них взаимно. И обычно – это они первыми начинали кусаться.

Вряд ли теперь ему поможет верёвка из овечьей шерсти, которую он каждый вечер раскладывал вокруг места ночёвки – как научили его бывалые обитатели пустынь и степей, туареги, предохранявшиеся таким способом от фаланг и скорпионов. Ладно, поживём – увидим.

По крайней мере, пожаловаться на скуку и однообразие он не может. Хотя, конечно, было бы приятно перекинуться хоть с кем-нибудь парой слов… Но нет – так нет.

Не обращая больше внимания на злобного льва, наконец, разочарованно хлопнувшего по песку обеими клешнями особенно сердито, и скрывшегося в своей западне, Конан отхлебнул воды, и двинулся дальше. По сторонам он теперь старался глядеть ещё внимательней, ворочая головой буквально через каждые десять шагов.

Однако, хотя однажды он действительно видел вдали какое-то огромное низко летящее насекомое, скрыться от которого ему помог очередной бархан, (К сожалению – или, вернее, к счастью! – оно было слишком далеко, чтобы определить, кто это!) больше с ним ничего опасного не случилось за весь утомительно-монотонный переход через огромную пустыню.

Однообразие её «красот» и нестерпимый, заставляющий даже его тренированные и закалённые глаза щуриться, блеск от мириадов крохотных граней очень скоро сидели у него в печёнках, и варвар решил проблему по-своему.

Теперь он сменил ритм движения: шёл ночами, в относительной прохладе, освещаемый неверным мерцанием огромных восточных звёзд и народившейся луной, а отдыхал и отсыпался днём, втыкая в песок меч, и закрепляя на нём и вырубленных из кустов шестах, как подобие тента от нестерпимого зноя, своё одеяло из шкур, и бывшие чулки.

Передвигался по сыпучему песку Конан ровным размеренным шагом, не напрягаясь. И только опытный путешественник мог бы сказать, что этот, обманчиво спокойный шаг, по скорости на самом деле мало уступит продвижению всадника, едущего по ровной, утоптанной дороге.

Действительно, как бы компенсируя бурные события в тёмном лесу и на его границе, пустыня не баловала варвара разнообразием ощущений и впечатлений. Вредоносных и злобных созданий больше не встречалось. (Мелкие чёрные жуки, брызгавшие в его сторону вонючей жидкостью из брюшка, и затем поспешно удиравшие при его приближении, явно в счёт не шли. Как и крохотные ящерицы, обитавшие обычно под корнями кустов верблюжьей колючки и саксаула. Эти просто хлопали на него хитрущими глазками с вертикальной щелью зрачка.)

Что же до людей, то только на пятый день ему встретились их следы. Но, к сожалению, следы остались от давно умерших, или просто покинувших свой, сейчас заброшенный, город.

Да, здесь был целый город.

Когда-то, судя по полузанесённому беспощадными песчаными наносами, каналу, здесь не ощущалось недостатка в воде. Но так было очень давно: по-крайней мере, несколько веков назад. Варвар не увидел ни одной крыши – сгнившие перекрытия давно рухнули вовнутрь, создавая странную иллюзию беззащитности всего сущего перед неумолимым временем. И хоть дождей здесь не бывало, глинобитные стены сверху пообвалились, и выглядели сильно попорченными песчинками, всё время несомыми неугомонным ветром.

Полупустые оболочки никому не нужных теперь величественных зданий в центре, в отличии от домов бедноты у окраин, сохранились получше, но и они не служили больше никому. Так же, как не радовали больше ничей глаз и прекрасные настенные фрески и мозаичные полы, украшавшие некоторые строения внутри.

Раса, населявшая эти места, судя по изображениям, походила внешностью на туранцев или иранистанцев: смуглые, невысокие, с раскосыми глазами – да и белая удобная одежда наподобии хеджабов – у женщин, и простых балахонов – у мужчин, выдавала жителей жаркого климата.

Они тоже охотились, трудились, воевали, пировали, торговали. Все эти, такие нелепые среди всеобщего запустения, следы когда-то бурлившей жизни и суеты, столь характерные для больших государств и их городов в период расцвета, показались Конану теперь такими жалкими и ничтожными! Особенно – на фоне торжества необъятного моря песка, угрюмыми неумолимыми волнами подступавшего к мощной когда-то, а сейчас – полуобвалившейся наружной стене, и вихрями носившегося по полузасыпанным улочкам.

Конечно, варвару и раньше неоднократно случалось бывать в давно заброшенных, или полуразрушенных войнами, городах. Но здесь…

Он почесал затылок: неужели вот это – тот самый, легендарный, Город Теней?

И чем же таким «неотразимым» эти руины смогут его заманить?!

Чушь собачья. Городом Теней здесь на пахнет. Просто – ещё один сдавшийся на милость стихии город, жители которого устали бороться с ежедневным упорным натиском пустыни, и, плюнув, и побросав жилища, откочевали в более гостеприимную местность!