Текст книги "Политические сочинения"

Очевидно, таким образом, что обращение к доктрине естественного права в России да и в Европе в целом соответствовало определенному состоянию общественного сознания в предреволюционную эпоху. В то же время в интерпретации идей естественного права прослеживается неоднозначность подходов двух основных направлений правовой науки рассматриваемого периода – старого, метафизического, и нового, социологического. Первое представлено трудами старшего поколения юристов – Б.Н. Чичерина, К.Д. Кавелина, А.Д. Градовского и их последователей (например, А.X. Гольмстен, С.В. Пахман и И.В. Михайловский), второе – трудами ученых социологической школы права – С.А. Муромцева, В.И. Сергеевича, М.М. Ковалевского и многих др.

Различие общефилософских подходов этих направлений, примыкавших к классической немецкой философии, с одной стороны, и позитивизму – с другой, находило свое выражение и в дискуссиях по проблемам естественного права. Суть спора состояла в выяснении вопроса о природе естественного права, его отношения к действительности. Речь шла о том, является ли доктрина естественного права чисто логической конструкцией, нравственным идеалом человечества (как думали позитивисты) или представляет собой выражение реальных общечеловеческих ценностей, имеющих объективную природу и непреходящий характер. Юристы позитивного направления, например, Н.М. Коркунов, исходили из того, что идея естественного права возникает путем обобщения получаемых из опыта представлений по принципу противопоставления идеала действительности. Именно поэтому наблюдение явлений условного, преходящего характера, например, условного, конкретного права по принципу антитезы способствует созданию понятия неизменного, единого абсолютного права или права естественного[112]112
  Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1894.


[Закрыть]. Следуя этой логике, Г.Ф. Шершеневич обосновывал дуализм права, т. е. полный разрыв между реально существующим (положительным) правом и отвлеченным (идеальным) правом[113]113
  Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Казань, 1910. С. 33.


[Закрыть].

Идеалистическая философия права стремилась преодолеть это противоречие, исходя из гегелевской идеи тождества бытия и мышления: реальным (положительным) правом объявлялось только такое, которое соответствовало бы высшему этическому закону, «мировому этическому порядку»[114]114
  Ященко А.С. Международный федерализм. Идея юридической организации человечества в политических учениях до конца XVIII в. М., 1908.


[Закрыть]. В соответствии с таким представлением право выступает, как реализация абсолютного духа в каждую конкретную эпоху. Реальное значение имело в этой позиции представление о существовании объективных и неизменных основ права, покоящихся на свойственных человеку представлениях о справедливости и добре.

Несколько особняком в этом ряду противоборствующих направлений стоит концепция Л.И. Петражицкого, послужившая основой психологической школы права и социологии. Противоречие или дуализм реально существующего права и абстрактного правового идеала он также стремится преодолеть, используя идеи естественного права[115]115
  Петражицкий Л.И. Введение в изучение права и нравственности. Основы эмоциональной психологии. СПб., 1908.


[Закрыть]. Для него также природа человека в определенной мере неизменна и опирается на его фундаментальные психологические свойства. Исходя из этого, право предстает как нравственность, понимание которой возможно лишь путем изучения психологической природы индивидуума.

Мы видели, что на рубеже двух эпох русская юридическая мысль обратилась к историческому опыту. В центре внимания оказалась теория естественного права в ее исторической эволюции. Дискуссии по проблемам естественного права, однако, могут быть поняты лишь в контексте основных тенденций развития политической философии русского конституционализма, основы которого были заложены ведущими представителями юридической или государственной школы в середине XIX в. Правовые взгляды «государственников», большинство из которых были юристами, охватывают широкий круг вопросов общественного развития и, по существу, могут рассматриваться как социологическая теория. Раскрытие этой теории состояло в последовательном логическом выведении основных социальных институтов – общества, государства, семьи – из гегелевской идеи органического развития. Центр тяжести интерпретации философии права у государственников приходится на анализ права как социального явления, выражающего диалектику общества и государства, причем с сильным креном в сторону последнего. Реформы 1860-х гг. создали объективные предпосылки для теоретического и исторического анализа права и правовых отношений в истории. Стимулировав интерес к изучению права и институтов, реформы в то же время дали новый импульс развитию специального научного направления, представленного именами А.Д. Градовского, С.А. Муромцева, Н.М. Коркунова, В.И. Сергеевича, В.Н. Латкина, А.Н. Филиппова, М.Ф. Владимирского-Буданова и многих других, вклад которых в науку определяется их стремлением переосмыслить русский и мировой исторический процесс в новой перспективе, сделать наблюдения и выводы о судьбах страны.

Переход от традиционной (метафизической) теории права к новому, социологическому его пониманию произвел большое впечатление на современников, вызвал ожесточенные споры и отразился в целом ряде свидетельств. Чрезвычайно интересны суждения по этому вопросу Градовского, Муромцева, Коркунова, в частности в полемике с оппонентами, в публицистике. Градовский, например, видел основной недостаток старого подхода в том, что, выдвигая на первый план субъективные факторы, он не создавал основы «для изучения реальных законов истории и возможности предвидения». Истинно научным он считает такой подход, при котором отдельный факт «выводится из целого состояния, строя; научна только система, где каждый факт является необходимою и неразрывною частью целого и где, наоборот, зная характер целого, можно предвидеть целый ряд фактов»[116]116
  Градовский А.Д. Политические теории XIX столетия. Собр. соч., т. 3, СПб., 1899. С. 36.


[Закрыть]. По мнению Коркунова, предшествующая доктрина исходила из абсолютности права, вечности и неизменности его норм. Новый же подход противопоставил этому метафизическому представлению учение об относительности права «как особой группы явлений общественности», изменяющейся в ходе историй[117]117
  Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1894. С. 54.


[Закрыть]. По свидетельству Муромцева, прежняя история права была логическим сцеплением понятий, а не отражением взаимодействия реальных фактов: «она мало знала о процессе прогрессивного развития человеческих обществ, применяла один и тот же масштаб к объяснению и оценке явлений различных времен и народов и придерживалась такого воззрения на происхождение права, согласно которому человечество уже в начале своего существования оказывается одаренным всеми основными правовыми идеями»[118]118
  Муромцев С.А. Очерки общей теории гражданского права. М., 1877. С. 46.


[Закрыть]. Видное место в разработке нового подхода Муромцев уделяет вопросам изменения исследовательского метода: «Дедуктивная и индуктивная переработка вполне достоверного исторического материала дает первое основание для обобщений, обобщения проливают свет на скрытые исторические области»[119]119
  Там же. С. 182.


[Закрыть]. Сближение права и социологии, их взаимное обогащение и синтез нашли свое наиболее яркое выражение и конкретное воплощение в центральной для юридической мысли проблеме соотношения общества и государства в их историческом развитии и на современном этапе, в ходе борьбы за правовое государство.

Философские основы либерального направления определили подход его представителей к социальному вопросу в России. В центре внимания при этом находилась проблема взаимоотношения сословий и государства в периоды реформ. Еще государственная школа как самостоятельное направление научной и общественной мысли ставила своей задачей создание социологической концепции той переломной эпохи, которую переживала Россия рассматриваемого времени. Отмена крепостного права, проведение широких демократических преобразований в различных областях жизни (судебная реформа, земская реформа, реформа армии, отмена цензуры, введение нового университетского устава и др.) вызывали активную поддержку, стремление осмыслить их закономерность, историческую обусловленность и прогрессивный характер в общественной, научной и публицистической деятельности.

Осознавая, что Россия вступила в переломную эпоху своего развития, представители конституционного направления первостепенное значение придавали перспективам создания правового государства. Основными способами исследования данной проблемы служили для них обращение к историческому опыту государственного строительства, непосредственное участие в современных им реформах и, наконец, сопоставление с аналогичными процессами в странах Европы в прошлом и настоящем. О том, насколько все три подхода были взаимосвязаны в сознании и творчестве русских ученых рассматриваемого периода, особенно убедительно свидетельствует та разнообразная и чрезвычайно богатая мыслями переписка, которая связывала между собой крупнейших ученых, государственных деятелей и политиков России и Западной Европы.

Основным предметом внимания, а значит, и переписки ведущего теоретика русского конституционализма Б.Н. Чичерина с крупнейшими деятелями государства Д.А. Милютиным, П.А. Валуевым, С.Ю. Витте, Н.X. Бунге и другими являлись вопросы социальной политики и прежде всего создания основ гражданского общества и правового государства. Материал этот, отложившийся в личных архивах указанных деятелей, дает ключ к пониманию того, как сами они оценивали результаты и перспективы преобразований. Так, в письме к Милютину (1897 г.) Чичерин спорит с противниками реформ справа; по его мнению, значение их для судеб страны очень велико: «…Это – освобождение крестьян, введение независимого и гласного суда, земские учреждения, преобразование войска, отмена цензуры, – одним словом все то, что утвердило Россию на новых основах и водворило в ней условия истинно человеческой жизни»[120]120
  ОР ГБЛ. ф. 169, к. 77, д. 53, л. 7.


[Закрыть]. Политика контрреформ воспринималась им как весьма опасное своими последствиями явление, движение общества вспять. «Я, – пишет Чичерин, – прочел три тома мнений губернских совещаний… и с прискорбием увидел, как далеко не только правительство, но и общество ушло назад от идей и взглядов Положения 19 февраля. Там все клонилось к утверждению личного права; лицу давался правильный и законный исход из опутывающих его отношений. Теперь все стремления состоят в закреплении лица в сословных и общинных рамках и в возможном ограничении его прав. Хотят, чтобы крестьяне уважали право частной собственности, когда думают, чтобы выбить у них это понятие из головы»[121]121
  Там же. лл. 11–11 об.


[Закрыть]. В формировании гражданского общества особенно важно, по его мнению, видеть связь права и нравственной природы человека, о чем говорили еще некоторые представители школы естественного права. Отсюда и известный пессимизм оценки Чичериным состояния общественного сознания в России. «Ныне, – писал он, – мы находимся в периоде реализма, когда все взоры прикованы к земле и из нее добывается богатый материал. Зато исчезли все высшие точки зрения, которые требуют, чтобы люди взошли на высоту. Отсюда падение идеалов или господство таких идеалов, которые имеют целью удовлетворение физических потребностей. Но собранный материал требует объединяющей мысли. Ее еще нет, но она несомненно явится, и мы все, работники на человеческом поле, призваны подготовлять ее появление. С тем вместе восстановятся и светлые идеалы нашей молодости, идеалы свободы и права, которым суждено окончательно восторжествовать в человеке»[122]122
  Там же. д. 54, л. 9 об.–10.


[Закрыть]. Конституционные воззрения Чичерина, нашедшие выражение в его работах позднего периода, в переписке получают дополнительное обоснование и разъяснение. Посылая Милютину свою изданную анонимно за границей брошюру, Чичерин пишет 31 августа 1900 г.: «Я высказал в ней все, что было на душе относительно современного положения России и возможного из него выхода. Могу сказать, что это мое завещание». Эта мысль разъясняется далее рассказом Чичерина об эволюции его взглядов на конституционализм. «Когда в шестидесятых годах, – говорит он, – возник конституционный вопрос, – я был против, потому что считал опасным менять зараз и политический и общественный строй. Но я всегда знал, что конституционное правление должно составлять естественное и необходимое завершение преобразований Александра II, иначе будет неисцелимое противоречие между новым, основанным на свободе зданием и унаследованной от крепостного права вершиной. Это противоречие сказалось раньше и ярче, нежели даже можно было ожидать. Износившееся самодержавие обратилось в игрушку в руках шайки людей, преследующих исключительно свои личные интересы. Пока это положение не будет изменено, об утверждении законного порядка, об охране свобод и права нечего и думать»[123]123
  Там же. д. 53, л. 18–18 об.


[Закрыть].

Перспективы конституционного правления в России рассматривались многими учеными в широкой сравнительно-исторической перспективе, причем особое внимание обращалось на социально-политический строй европейских демократий, возникших в ходе крупнейших революций нового времени. Данная тема составляла суть переписки Чичерина с французским историком и государственным деятелем А. Тьером. Чичерин считал, что республика в настоящее время (1876 г.) – «единственная форма правления, возможная во Франции». Согласно его взглядам, монархическая партия вряд ли имеет шансы на успех, что же касается демократии, то она должна быть не умеренной, а сильной, чтобы иметь возможность отразить нападения как внешних, так и внутренних врагов. Затрагивая отношения Франции и Германии, Чичерин выражает веру в «эру процветания и славы французской демократии». Проблемы демократии обсуждаются не только применительно к Франции, но и к Европе в целом. Чичерин отстаивает при этом необходимость сильного демократического суверенного правительства, возлагая определенную надежду на Францию. Речь идет о принципиальных проблемах – создании такого политического строя в Европе и во Франции, который удовлетворил бы все человечество[124]124
  ОР ГБЛ. ф. 334, к. 3, д. 21, лл. 1–5.


[Закрыть]. Значительная близость взглядов по проблемам государства и права прослеживается в переписке Чичерина с крупным представителем австро-германской правовой науки – Лоренцом Штейном (1875 г.)[125]125
  Там же. ф. 334, к. 3, д. 19, лл. 1–2 об.


[Закрыть]. Изучение истории России на Западе отражено в обмене мнениями Чичерина с французским ученым А. Леруа-Болье. Чичерин подвергает критике французскую историографию истории России за распространение превратных мнений, вызванных незнанием некоторыми учеными русского языка. В связи с этим он пишет Болье, которого считает серьезным ученым, о своих философских взглядах, исследованиях по социологии и истории политических учений. Этим проблемам посвящено и письмо Жюлю Симону; представляя ему свои основные труды, посылаемые в Академию моральных и политических наук, он таким образом формулирует их главную идею: «Я исповедую доктрину экономической и политической свободы»[126]126
  Там же. д.18, лл. 1–2.


[Закрыть].

Важное место в публицистике Чичерина занимали вопросы гласности, хорошего правосудия, борьбы с бюрократией. Он рассматривает их не как отдельные, не связанные между собой проблемы, но как логическое завершение решения одного, главного вопроса – создания представительных учреждений. Поддерживая С.Н. Трубецкого, выступившего по вопросу о свободе печати, Чичерин в то же время отмечал его сложность, «особенно в малообразованном обществе, как наше». «Без опоры на представительные учреждения, – писал он, – свобода печати приведет только к господству журналистов и хаосу, да и никогда не будет допущена при самодержавном строе»[127]127
  Там же. ф. 334, к. 2, д. 45, лл. 3–4.


[Закрыть].

В отличие от Чичерина К.Д. Кавелин – другой важнейший представитель русского конституционализма – связывал социальный прогресс прежде всего с преодолением административного произвола, а в качестве непосредственных мер выдвигал реформы государственных учреждений, преобразование центральных и особенно местных административных органов, освобождение печати от цензуры. «Все, что нам нужно, – заявлял он, – и чего хватит на долгое время, это сколько-нибудь сносное управление, уважение к закону и данным правам со стороны правительства, хоть тень общественной свободы»[128]128
  Кавелин К.Д. Чем нам быть? Собр. соч., т. 2. СПб., 1904. С. 896.


[Закрыть]. «Чтобы власть могла быть преобразована, – утверждал Кавелин, – чтобы были изжиты обветшалые, полуазиатские, полукрепостные формы, для этого нужны прочные, самостоятельные государственные учреждения, состоящие из лучших людей страны»[129]129
  Кавелин К.Д. Бюрократия и общество. Указ. соч. С. 1067.


[Закрыть]. Отношение сословий и государства в России эпохи реформ интерпретируется Кавелиным в связи с обсуждением конституционного вопроса. Возражая тем либеральным мыслителям, которые видели в конституции и парламенте оптимальный вариант социально-политического строя, Кавелин считал это нереальным в России в условиях господства дворянства, отсутствия среднего класса и полной политической незрелости народной массы. Исходя из этого, он считал необходимым в первую очередь развитие местного земского самоуправления как школы политической зрелости, которая создаст предпосылки будущего правового государства.

Обращаясь к обоснованию возможной программы социальных преобразований, Кавелин сопоставлял сословный строй России с тем, который существовал во Франции и Англии накануне революции. Центральная проблема эпохи реформ – крестьянский вопрос – рассматривалась Кавелиным с социологической, юридической и исторической точек зрения. Для него крестьянство – это основная сила русского исторического процесса, то «четвертое сословие», от которого в конечном счете зависит будущее России. Обращаясь к истории Западной Европы в сравнительно-исторической ретроспективе, Кавелин считает, что решение аграрного вопроса на Западе, приведшее к обезземеливанию крестьян, создало предпосылки пролетариата. Подобная перспектива для России и вытекающие из нее политические следствия кажутся Кавелину, который в это время все более склоняется к славянофильским воззрениям на русский исторический процесс, совершенно неприемлемыми. Россия, считал ученый, не должна повторить ошибку Запада, последствия которой ощущаются в новое время: «Это тень Банко, которая возмущает живых своим неожиданным появлением. Общественная неправда, совершенная предками, тяжко отзывается теперь на потомках»[130]130
  Кавелин К.Д. Землевладение в Западной Европе. Соч., т. 2. СПб.; 1904. С. 383.


[Закрыть]. На Западе, по Кавелину, «гнет капитала… заступил место юридического рабства, наложенного на низшие классы крепостным правом»[131]131
  Кавелин К.Д. Крестьянский вопрос. Указ. соч. С. 574.


[Закрыть]. Альтернативный путь исторического развития для России Кавелин связывает с правильным решением социального вопроса, видя в крестьянстве ключ национального существования, разгадку всех особенностей политического, гражданского и экономического быта страны. Сравнение России с Западной Европой в данном случае было призвано раскрыть не столько общие, сколько особенные, самобытные черты русского исторического процесса. «Немецкие профессора говорят о четвертом сословии, имея в виду рабочих как часть городского населения. Я же думаю, что действительно новое четвертое сословие представляет социальный тип, еще никогда не игравший никакой роли в истории – тип сельского жителя, земледельца, крестьянина. Эту мысль я развивал еще в 1863 г., в Бонне, в кружке профессоров»[132]132
  Там же. С. 593.


[Закрыть]. Вспоминая об этом позднее в переписке с известным французским историком А. Рамбо, ученый писал: «Я точно так же удивил немецкую публику в Бонне в 1863 г., доказывая, что четвертое сословие (der vierte Stand) не есть безземельный и бездомный рабочий, а мужик, владеющий землей. Россия есть и долго будет для европейцев страной сюрпризов всякого рода, потому что и история у нее совсем особенная, непохожая на европейскую, а ее-то европейцы не знают вовсе, думая, что, прочитав Карамзина, они все узнали. Карамзин мастер писать, но историк он и политик плохой. После него много сделано, чего в Европе не знают и даже не подозревают»[133]133
  ЦГАЛИ. ф. 264, oп. 1, д. 13, лл. 3–3 об.


[Закрыть].

Связь социального вопроса с политическим, а его, в свою очередь, с борьбой за правовое государство лучше всего прослеживается в научных трудах и публицистике М.М. Ковалевского, особенно периода первой русской революции. Разработка проблем политической философии, обоснование конституционных принципов и сравнительно-исторический анализ представительных учреждений разных стран становились в условиях общественной борьбы особой, а подчас единственной формой участия в создании предпосылок правового государства в России. «Кто имел случай действовать на общественном поприще, – заметил однажды Ковалевский, – тот, разумеется, успел отказаться от иллюзии о возможности непосредственного практического воздействия… Русский писатель, видящий в торжестве своих идей единственный стимул для деятельности, несомненно отложил бы в сторону перо, так мало надежд вызывает в нем действительность»[134]134
  Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. I. М., 1890. С. 6.


[Закрыть]. Данная, скорее интеллектуальная, чем практическая, направленность деятельности ученого в рассматриваемый период отмечается современниками, например, А.Ф. Кони: участие Ковалевского в работе Государственной думы и Государственного совета может быть понято, если мы отдадим себе отчет в том, что ученый использовал их как трибуну для высказывания своих социально-политических доктрин, стремился разъяснить основы организации парламентской демократии. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что наиболее подробно рассматривается ученым в этот период прежде всего политическая философия английской и французской революций – учения Локка, Гоббса, Мильтона, с одной стороны, и Монтескье и Руссо – с другой. Характерно, что в отличие, например, от истории политических учений Б.Н. Чичерина или А.Д. Градовского, рассматривавших их в гегелевской традиции как постепенное развитие определенных общих, извечно присутствовавших принципов, Ковалевский, сознательно отвергавший данный подход, стремился, напротив, вскрыть связь этих доктрин с породившей их реальной действительностью. Эта особенность его подхода прослеживается прежде всего на материале истории Французской революции. Философские принципы 1789 г., считает Ковалевский, сформулировали то, что выработал исторический опыт. Связанные на первый взгляд с сочинениями кабинетных мыслителей, таких как Локк, Руссо, Вольтер и Монтескье, она в действительности явилась продолжением и развитием таких законодательных памятников, как Великая хартия вольностей, Декларация веротерпимости, Петиция прав, американская Декларация независимости. Тем самым подчеркивалось единство конституционных традиций Нового времени.

Понятно в связи с этим, почему особый интерес русских конституционалистов вызывали рационалистические учения предреволюционной эпохи во Франции XVIII в. Однако в новых условиях была очевидна и их ограниченность, проявляющаяся прежде всего в отсутствии историзма. Вероятно, здесь и следует искать причины обращения русских юристов к идеям исторической школы права Ф. Савиньи и Г. Пухты, которая в противоположность естественному праву рассматривала его как историческую категорию, складывающуюся в ходе органического развития народного духа, своего рода коллективного сознания народа. Новый шаг в развитии философии права, также оцененный русскими учеными, был сделан германским мыслителем Р. фон Иерингом. Он стремился интерпретировать уже собственно реальный исторический процесс развития права, определить степень воздействия на него ряда факторов, в том числе и социально-экономических[135]135
  Иеринг Р. Цель в праве. СПб., 1881.


[Закрыть]. Главная идея, особенно близкая русским конституционалистам, состояла при этом в интерпретации права как процесса борьбы: люди борются из-за отношений, которые нуждаются в правовом закреплении, и из-за норм, которые защищают эти отношения[136]136
  Иеринг Р. Борьба за право. СПб., 1895.


[Закрыть]. Эта новая доктрина означала, что в изучении и объяснении главных вопросов философии права в рамках рассматриваемого направления наступил следующий этап: центр тяжести исследования приходился уже не на поиск вечных и неизменных параметров развития права, а на конкретное изучение тех отношений, прежде всего социально-экономических, которые обусловливают развитие права в каждую данную эпоху у определенного народа. В этой перспективе смены основных идейных влияний на русскую политическую мысль легче понять основное направление ее эволюции и особенности на различных этапах.

Обращение русских философов и юристов к исторической школе права было обусловлено влиянием классической немецкой философии, прежде всего Гегеля, и относится ко времени формирования и развития так называемой государственной, или юридической, школы русской историографии. В трудах таких ее представителей, как С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, находим развитие идей об историзме в подходе к правовым явлениям, органическом происхождении права из недр и традиций народной жизни. Объясняя историографическую традицию государственно-правового направления, П.И. Новгородцев специально обращал внимание на взаимоотношение в ней философии Гегеля с положениями школы Савиньи, преодолевшей (хотя и не во всем) некоторые метафизические представления естественного права и рассматривавшей, в свою очередь, правовое развитие как длительный исторический процесс складывания государственных учреждений, правовых идей, соответствующего им законодательства[137]137
  Новгородцев Н.В. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. М., 1901.


[Закрыть].

Стремление русских ученых переосмыслить историю права под новым углом зрения нашло выражение в ее своеобразной диалектической интерпретации: теория естественного права выступала при этом как исходная позиция (тезис), ее критика с позиций исторической школы означала попытку ее отрицания (антитезис) и, наконец, последующее, современное развитие призвано было дать новое, высшее единство теории (синтез). На основе данного синтеза, заслуга которого принадлежала Иерингу, были сделаны попытки построения ряда новых теорий права, служащие базисом конституционных идей в России. По существу, речь шла о создании определенных моделей социального регулирования, выполненных (что вполне естественно для науки того времени) почти исключительно на правовом материале. Право понимается теперь и как социальная защита (Муромцев), и как разграничение интересов (Коркунов), и как нравственность (Петражицкий), и как порядок социальных отношений. Нетрудно заметить, что подобный подход к решению социальных конфликтов, исходящий из представления о праве как важнейшем инструменте социального регулирования, предполагал новое философское обоснование соотношения исторического и логического принципов познания.

Мысль о том, что историзм не противоречит рационализму в лице идеи естественного права и даже, наоборот, лишь в свете историзма можно понять прогрессивное значение этой идеи, справедливо высказывал В.И. Гессен[138]138
  Гессен В.И. Возрождение естественного нрава. С. 7–8.


[Закрыть]. Историческое понимание права, согласно его теории, выступает не против абстрактной идеи естественного права, но против формы ее осуществления – рационализма. Отвергая рационализм с позиций исторической школы, мы поэтому фактически создаем новую форму естественного права, которую можно назвать органической. В свою очередь, последующее развитие правовой мысли ведет к замене и этой органической формы новым синтезом – эволюционным или историческим естественным правом. К такому синтезу стремятся, по существу, все представители рассматриваемого направления русской правовой мысли конца XIX – начала XX в.

Для русского конституционализма конца XIX – начала XX в. основной теоретической проблемой являлось обоснование концепции правового государства новейшего времени. Обращение к естественно-правовым теориям прошлого было одним из важнейших средств, ведущих к достижению этой цели. Согласно господствующему воззрению, теория правового государства прошла три основные стадии в своем историческом развитии: первой признавалась доктрина суверенного государства Бодэна, второй – учения эпохи Французской революции, а третьей – правовая мысль новейшего времени. Особое значение при этом придавалось второму этапу, представленному, с одной стороны, теориями естественного права, прежде всего Монтескье и Руссо, с другой – проверкой их в ходе событий Французской революции. «Политическая доктрина Французской революции, – писал, в частности, П.И. Новгородцев, – придала идеалу правового государства, подготовленному долгими усилиями предшествующего развития мысли, ясные и твердые основания. Провозгласив, с одной стороны, идею народного суверенитета, а с другой – неотчуждаемые нрава личности, она утвердила те основания, на которых и до сих пор покоится теория правового государства»[139]139
  Новгородцев П.И. Лекции по истории философии права. Учения нового времени, XVI–XIX вв. М., 1914. С. 11.


[Закрыть]. Эти два начала правового государства, сформулированные наиболее четко соответственно Ж.-Ж. Руссо и Ш. Монтескье на основе естественного права, как раз и стали предметом внимания практически всех крупных русских политических мыслителей рассматриваемого периода.

Уже А.Д. Градовский рассматривал естественное право как учение, восходящее к представлениям римских юристов. Он отмечал, что в учении римских юристов естественное, природное право (jus naturae) рассматривалось и как всеобщий закон природы, распространяющийся на все живые существа, и как совокупность общепризнанных норм, представлений о справедливости[140]140
  Градовский А.Д. Государственное право важнейших европейских держав. Собр. соч., т. 4, СПб., 1900. С. 406.


[Закрыть]. Констатируя распространение учения естественного права в новое время, он особенно подчеркивал в нем два таких аспекта, как договорная теория государства и обоснование антифеодальных политических требований, причем оба эти принципа признавались действенными и для последующего развития правовой мысли. Соотношение взглядов просветителей и практики революции – это для Градовского, да и многих других юристов, особая тема, требующая специального рассмотрения. Французская революция выступает в их трудах как своеобразный социальный эксперимент, дающий возможность увидеть сильные и слабые стороны важнейших теорий естественного права. Во-первых, это был тот уникальный случай, когда теоретические положения просветителей стали программой практического преобразования общества на основе свободы, равенства, братства; во-вторых, возникла ситуация, при которой абстрактные философско-правовые принципы, претендующие на всеобщий характер и неизменность, вступили в противоречие с конкретными и изменчивыми правовыми порядками и учреждениями, исторически обусловленными представлениями людей; в-третьих, в результате этого столкновения возникла новая правовая идеология. «Знаменитые юристы, – писал Градовский, – действовавшие в Учредительном собрании 1789 г. и с беспощадною логикою проводившие в новых учреждениях начала народного суверенитета, государственной централизации и гражданского равенства, были наследниками легистов времен Филиппа Красивого и Филиппа Долгого. Но революционное употребление, сделанное из начал естественного права в ХVІІІ в., обусловливалось несколькими новыми понятиями, введенными в учение об этом праве»[141]141
  Там же. С. 407.


[Закрыть]. Б.Н. Чичерин еще более решительно подчеркивал необходимость анализа противоречивого характера самого явления Французской революции, следуя здесь за Гегелем: величие выдвинутых ею идей вошло в столкновение с практическими возможностями и средствами их реализации. «Французская революция была, – писал он, – событием мировым, и результаты ее не пропали. Великое ее значение в истории заключается в том, что она выдвинула начала свободы и равенства в общеевропейскую жизнь и сделала их центром, около которого стало вращаться развитие европейских обществ. Отныне лозунгом партий стали: революция и противодействие революции»[142]142
  Чичерин Б.Н. История политических учений. Ч. 3. М., 1874. С. 167.


[Закрыть]. Всемирное значение Французской революции показано и некоторыми другими крупными русскими учеными. Так, Градовский считал введение конституционных учреждений на континенте Европы следствием революции. Более того, он отмечал, что это событие не утратило своего влияния на европейские общества вплоть до настоящего времени. «Не только политические, но и религиозные, экономические, общественные понятия и стремления новейшего времени ведут свое начало от переворота, совершившегося в конце XVIII в.», – писал Градовский[143]143
  Градовский А.Д. Указ. соч. С. 383.


[Закрыть]. М.М. Ковалевский, как мы видели, также оценивал Французскую революцию как переломное событие, имеющее исключительно важные последствия для экономической жизни, сословных отношений, административного устройства многих государств. Вполне естественно поэтому, что основное внимание русские ученые обратили на изучение всего социального спектра сил, выступивших накануне и в ходе революции во Франции, причем в центре их внимания оказались такие ценные источники для изучения социальных требований, как наказы депутатам 1789 г. Градовский видел, например, в наказах отражение философского движения ХVІІІ в. с его требованием новой организации общества и отмены учреждений старого порядка. Не случайно специально изучавший историю Французской революции Н.И. Кареев выбрал темой своей магистерской диссертации крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII в. и широко использовал наказы сельских приходов как источник по этой проблеме[144]144
  Кареев Н.И. Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века. М., 1879.


[Закрыть].