Текст книги "Хроники Даманского"

После драк мы возвращались к себе в лагерь. Осматривали друг друга – кому как досталось, заливали ссадины и ранения йодом, заматывали их бинтами. Но молодость брала своё. Уже через час все начинали смеяться, вспоминать моменты пережитого столкновения: «помнишь, как тебя?!» или «видели, как я?». Словно пацаны после деревенской бучи. Потом ели и ложились отдыхать. А на льду в тот момент дрались наши сменщики из мангруппы. Странно, но в голову никому из нас не приходило, что эта бесконечная стычка может перерасти в масштабную войну, с боевой стрельбой и смертями!

Порой во время столкновений, противоборствующая сторона пыталась утащить на свою сторону кого-либо из наших военнослужащих. Как-то в пылу драки я оторвался от своих, и китайцы тут же ухватились за меня и попытались втянуть в свою толпу. Хорошо, наши ребята увидели это, закричали: «Юрку тащат!» Пришли на помощь и вытащили из этой кутерьмы обратно. Вдогонку китайцы хорошо приложили меня по спине палками, дубинами, ещё чем-то.

Однажды им почти удалось похитить капитана Чеснавичуса. Они его утащили, бросили в свою машину и повезли к своему берегу. Наши бойцы это вовремя заметили. Был у нас такой сержант Илья Кобец, здоровенный, такой, парень! Несмотря на запрет стрелять, он быстро зарядил автомат и открыл огонь по колёсам уходящего автомобиля. Мы догнали ту машину и капитана спасли. Правда, китайцы утащили его пистолет.

О том, что творилось на льду Уссури прекрасно знали не только в Имане и Владивостоке – в штабе Тихоокеанского округа, но и в Москве, в Главке пограничных войск. Столичное руководство взяло на себя все решения, связанные с защитой границы на участке Иманского отряда. При этом скорость прохождения информации была очень медленной. С заставы информация докладывалась дежурному по отряду, оттуда – в округ, далее – в Москву. При каждом докладе что-то «округлялось», что-то сглаживалось. Как результат – реакция на изменение обстановки следовала часов через пять-шесть, когда уже всё заканчивалось. Хотя действовать, к тому времени уже зачастую не было необходимости.

Фактически все решения были отданы на откуп офицеры застав, которые были вынуждены принимать их на свой страх и риск. Оценивая обстановку на месте, они действовали сообразуясь с возможным развитием ситуации. И каждый раз им предстояло угадать, что сопредельная сторона устроит на этот раз. Вспоминает Александр Кочкин:

– В один из дней из района Киркинского поступил доклад с поста наблюдения – провокаторы долбят лёд на протоке. Они это делали с таким расчётом, чтобы мы не могли проехать на бронетранспортёре между нашим и китайским берегом.

В тот момент БТР, приданный нашей заставе, находился на «Нижне-Михайловке», где помогал вытаскивать «утюг» (БТР-152К), который незадолго до того провалился под лёд. Поэтому к месту событий я отправился на ГАЗ-69.

Сфотографировав и задокументировав действия нарушителей, доложил в отряд о том, что китайцы готовят очередную провокацию. Вскоре подъехали два бронетранспортёра – приданный нашей заставе и «Нижне-Михайловке». Я принял решение направить одну бронемашину напрямую к полынье, а на второй обойти остров с обратной стороны, по протоке. Так и поступили.

Пока внимание китайцев было сосредоточено на БТРе, подъехавшем с фронта, я на втором подъехал к ним с тыла. К тому моменту, они продолбили в толстом льду полынью, протянувшуюся от Киркинского до сопредельного берега. Вдоль этого импровизированного рва был расставлен заслон из нескольких грузовиков. Один из них мы слегка подвинули.

У полыньи стояла толпа в сорок человек. Увидев мой БТР, они бросились ему навстречу. Взялись за руки и выстроились в цепь, перегородив дорогу. Возникла опасность, что нашу бронемашину блокируют и захватят либо расстреляют из гранатомётов. Я дал команду водителю Баршукову: «Езжай!» Медленно, со скоростью пять-шесть километров в час, мы двинулись вперёд. Китайцы, поняв, что БТР не остановится, расступились, и мы прорвали цепь.

Доехали до полыньи. Что делать – она глубокая, не преодолеть? Справа был крутой берег острова, почти вертикальный, как стена. К счастью вдоль этой стены был небольшой пологий участок, покрытый льдом. Вот по нему наша бронемашина и проехала. Это так разочаровало китайцев, что они развернулись и ушли.

В другой раз на лёд вышла огромная толпа. С нашей стороны выехали БТРы и автомобили ГАЗ-66 со снятыми тентами. В кузовах грузовиков разместили самых крепких солдат, по восемь человек в каждом. У каждого из них была крепкая дубина. Задача была прежняя – не допустить прорыва через границу.

В разгар митинга из толпы выехал грузовик, на котором развевался большой китайский флаг. Грузовик подъехал к нашему берегу Уссури. С него спрыгнула пара китайцев, которые зачитали ультиматум: «Вы должны покинуть наш остров!»

Я связался с отрядом, доложил обстановку. Затем предложил китайцам сесть в машину и отправиться восвояси. В случае неподчинения пригрозил подтолкнуть их грузовик БТРом. Пока мы «переговаривались», наши солдаты проткнули у китайского грузовика колёса. Поняв, что с нами не договориться, делегация переговорщиков двинулась к своему берегу. По дороге шины их машины спустили. Они выскочили, стали бесноваться. А наши солдаты, знай себе, хохочут.

От советских пограничников требовались огромная выдержка и стоицизм, чтобы выдерживать ежедневные оскорбления и избиения со стороны китайцев

Подводя итог этим первым столкновениям, следует отметить, что долгое время обходилось без человеческих жертв, хотя градус напряжённости постоянно возрастал. Каждую следующую провокацию сопредельная сторона устраивала во всё более крупном масштабе – на лёд для участия в драках с советскими пограничниками выходили толпы провокаторов в сто, двести, триста и даже тысячу человек! Рассказывает Виталий Бубенин:

– Китайцы каждый раз наращивали провокации, бросали все больше и больше людей. В конце концов стало ясно, что они вызывают нас на открытие огня. А у нас было строгий приказ: «Не допустить вооруженного столкновения. Огня не открывать!» А как этого не допускать? Были попытки захватить наших солдат. Но мы не допустили ни одного

боестолкновения. Когда солдаты возвращались после драк, то приклады их автоматов были сломаны. Сколько было побито, ранено, изувечено наших солдат. Это было!

Если проследить развитие ситуации, то вызывает удивление, что в столице не предпринималось никаких действий, чтобы каким-то образом разрешить сложившуюся ситуацию. Не предпринималось ни дипломатических, ни военных шагов. И это притом, что события были растянуты в длительном отрезке времени, занимавшем даже не дни или месяцы – годы! Казалось, что чиновникам всех уровней было проще перекладывать ответственность за нерушимость рубежей страны на молодых парней с зелёными погонами на плечах, жиденькой цепочкой растянувшейся на замерзшем льду Уссури. Очевидно, что попустительство одной стороны и безнаказанность другой, рано или поздно должны были привести к серьёзным последствиям.

История Юрия Бабанского

В литературе, посвящённой пограничному конфликту 1969 года, имя младшего сержанта Юрий Бабанского зачастую упоминается в относительно негативном ключе. Мол, был «залётчиком», на заставу Стрельникова попал прямиком с гауптвахты. И вообще, свой подвиг совершил случайно и на его месте отличиться мог бы каждый. Именно поэтому автор книги решил посвятить Бабанскому отдельную главу. Это любопытно ещё и потому, что даёт представление об особенностях службы в Пограничных войсках в конце шестидесятых годов и о менталитете воинов в зелёных фуражках той поры. Вот рассказ Юрия Васильевича:

– Думаю, пограничником стать мне было написано на роду. Сам я родом из Сибири, из Кемеровской области. Двое моих родственников – дяди по отцовской и материнской линиям служили в пограничных войсках. Причём служили на Тихом океане. Мне думается, когда на призывной комиссии изучали мою личность, этот факт сыграл свою роль.

Школу я не закончил, потому что постоянно прогуливал – из-за спорта. Его очень любил, особенно лыжи. Бывало, попросят ребята: «пробеги за меня». Не отказывал, надевал чужой номер и вперёд – пять, десть, пятнадцать километров…

Поскольку меня выгнали из школы, поступил в профтехучилище № 3, на специальность «слесарь по ремонту хим-оборудования». Аттестат я так и не успел получить, так как пришло время призыва на «срочную».

Младший сержант Юрий Бабанский оказался не предусмотренной случайностью, о который споткнулись планы китайской стороны на безнаказанную ликвидацию пограничников 2-й заставы. Обладая лидерскими качествами и хорошими стрелковыми навыками, Бабанский сумел дать отпор многократно превосходящим силам противника

Я был рад отправиться на службу. Тогда никто не «косил» от армии. И у нас не было возможности выбрать будущее место службы. Мы были согласны служить там, где Родина прикажет.

Деревня наша была километра в семи от райцентра, где размещался призывной пункт райвоенкомата. В назначенный день я и другие ребята, которым пришел срок службы, пешком отправились в военкомат. С собой каждый нёс торбу с едой – родители постарались, собрали нас в долгую дорогу как следует. Мы заранее даже подстриглись под «ноль», как положено!

Прибыли в военкомат, стали ждать отправки. А её всё нет. Лишь к вечеру военком объявил – «покупатели» (представители воинских частей, куда мы направлялись) не прибыли. Так что идите по домам, ждите следующего вызова. Дело было летом, и у нас, призывников, неожиданно случились каникулы – река, лес, футбол. Пришли в военкомат через неделю. Опять та же история – нет покупателей! Снова вернулись домой. По дороге разожгли костёр, съели продукты, что родители нам дали на дорогу.

Родители такому повороту были не особо рады – чтобы собрать меня в дорогу, нужно колбасы купить, консервов, сала кусок положить. Это всё деньги, а они в те времена не особо шиковали. Семья – трое детей. Отец – фронтовик, инвалид войны. Та же история и у других призывников. Когда мы пошли в военкомат в третий раз, то сообща решили, что домой не вернёмся. Будем сидеть на призывном пункте до победного!

Но на этот раз всё прошло, как положено. Перекличка, затем отправка на областной сборный пункт, посадка в эшелон. Что любопытно, тогда впервые призывников отправляли не в традиционных «теплушках», а в приличных плацкартных вагонах. Перед тем как посадить нас в состав, «покупатели» провели очередную перекличку. И надо же такому случиться – Витю Прозорова, моего друга детства, который стоял рядом со мной, вывели из строя. Сказали ему – ты не едешь. Он – в чём дело?! Но покупатели молчат, ничего не объясняют.

Друг в печали, все едут в армию, а он – нет! Тогда мы с ним решили исправить эту несправедливость. Я зашёл в вагон, открыл окно на стороне обратной посадочному перрону и втащил друга внутрь. Но «покупатели» – ребята сметливые, пограничники. Они закрыли окна-двери, провели ещё одну поимённую перекличку и нашли зайца! Друга вывели. Он в смятении, у меня – душевная боль. Позже выяснилось, что друг должен был идти служить в морские части пограничных войск. Отправили через неделю. Служил он на Курилах, на Шикотане. На год больше, чем я, – четыре года.

После того, как все эти приключения закончились, состав тронулся. Это было 13 июня 1967 года. Через неделю эшелон прибыл в Приморье, в город Иман. Там, в пограничном отряде, мне предстояло служить. Сразу по прибытии новобранцев отправили в баню, выдали новенькую форму.

– После того, как мы переоделись, не могли узнать друг друга, так все преобразились. Кричишь: «Иван! Ты где?» А он рядом с тобой стоит.

Вскоре меня на три месяца отправили на учебный пункт. Физо, строевая подготовка, огневая… После её окончания началось распределение по подразделениям отряда. Меня определили в отрядную школу сержантского состава. Её возглавлял майор Григорий Складанюк.

Из офицеров ещё запомнился начальник политотдела – майор Александр Константинов. Как сейчас его помню – молодой, поджарый, спортивный, на собственном примере демонстрировал нам, новобранцам, как правильно выполнять физические упражнения. А ещё Александр Дмитриевич очень увлекательно читал политинформации. Бывало, повесит на дереве карту и, тыча в неё указкой, начинает рассказывать про вражеские блоки: НАТО, АНЗЮС и прочее.

В школе сержантского состава обучалось примерно восемьдесят человек. Нас готовили на должности младших командиров. Обучение занимало девять месяцев. Если прибавить к этом три месяца на учебном пункте, то получается, что на обучение у меня ушёл год службы!

С нами, курсантами школы, занимались наиболее подготовленные сержанты и офицеры. Тогда ещё не было прапорщиков, их роль выполняли младшие лейтенанты, закончившие годичные курсы обучения. Они, как правило, занимали должности командиров взводов. Такие офицеры хорошо помнили все особенности службы на границе и щедро делились с курсантами своими знаниями. Изучали тактику пограничных войск, приёмы маскировки, признаки нарушения границы, чтение следов. Много внимания уделялось физподготовке и стрельбе, защите от оружия массового поражения (ОМП). Постоянно проходили марш-броски с полной выкладкой. Частыми были ночные занятия по тактике, нас учили проводить разведку.

Помню, во время одного такого занятия я получил задачу захватить «языка» – то есть принести автомат условного противника. Подполз незаметно, смотрю – «вражеское» отделение окапывается. Автоматы при этом были сложена на бруствере. Лежу и думаю – как же мне это оружие забрать? Тут командир отделения даёт команду: «Газы!» Все надевают противогазы. И я надеваю противогаз. Затем подхожу, забираю чужие автоматы, и был таков! Отнёс оружие в своё отделение. Задача была выполнена, но тут меня охватил азарт. Решил забрать оставшиеся стволы и вернулся. Однако командир из чужого отделения уже понял, что к чему. Приказал построиться, увидел, что есть лишний воин. Дал команду снять противогазы. Так я попал в «плен». Но победа была за нашим отделением.

Во время обучения в школе сержантского состава мне впервые довелось поучаствовать в драках с китайцами. Школа была резервом начальника отряда, и её курсантами усиливали заставы, на которых ожидались прорывы с сопредельной стороны.

Между тем через две недели беспрерывных столкновений нас курсантов, вернули для продолжения обучения. Через девять месяцев обучения я, и мои сослуживцы выпустились из школы сержантского состава. Её мы покидали в звании младших сержантов. Наиболее подготовленные становились сержантами. Выпускники школы были очень хорошо подготовлены, что в скором времени пригодилось в службе на границе. Позже я работал в высших военных пограничных училищах, Московском и Голицынском. Так вот – курсантов моей школы сержантского состава по многим направлениям готовили куда лучше, чем будущих офицеров.

Ещё во время обучения в школе, я проявил себя как спортсмен: хорошо играл в футбол и занимался спортивной стрельбой из пистолета. Поскольку я был спортсменом-стрелком, после школы сержантского состава, меня назначили начальником передвижного стрельбища. Это была машина ГАЗ-66, в которой размещалась учебная мишенная установка и другое необходимое оборудование. Тогда в войсках началось освоение ряда новых стрелковых упражнений, в том числе – ночных, по вспышкам и по звуку. Для этого использовались мишени, оборудованные мигающими фонариками и динамиками. Солдаты учились стрелять не только лёжа, но и стоя, с колена, в движении.

Номинально я подчинялся майору Петру Косинову, но фактически был самостоятельной единицей – на своей машине ездил от заставы к заставе, устанавливал мишени, помогал офицерам контролировать результаты упражнений. Эта самостоятельность привела к тому, что меня втянули в «аферу». Один начальник заставы ради хороших оценок попросил меня «обеспечить» лишние пробоины на мишенях. Я так и сделал. Но майор Косинов, очень опытный и принципиальный человек, внезапно остановил стрельбы и решил сам проверить попадания. Прошёлся вдоль мишеней, всё подсчитал и выявил подлог. Поняв, в чём дело, Пётр Иванович тут же приказал мне: «Собирай вещички, ты мне такой не нужен!» Так я потерял «тёплое» местечко.

За проступок меня оправили на гауптвахту. Идти предстояло пешком километров двадцать, по рокадной дороге. Погода была хорошая, я шпарю по асфальту, насвистываю.

Тут меня догоняет новенький УАЗик. Такие машины тогда только-только появились. Останавливается, а там – майор Александр Константинов. Я ему доложился по форме. Он говорит: «Садись, по дороге расскажешь – что натворил».

По дороге Александр Дмитриевич узнал всю мою подноготную. Настоящий политработник! Когда мы прибыли в отряд, Константинов оставил меня в приезжей комнате. А сам куда-то сходил, с кем-то поговорил и, вернувшись, сказал: «Нашёл тебе новое место службы».

Новое место службы оказалось совершенно неожиданным – летний лагерь для трудновоспитуемых подростков. Оказалось, он был создан Иманским отрядом по просьбе райкома партии Пожарского района. В этот военно-спортивный лагерь собрали со всего района самых «отчаянных» юношей – восемьдесят человек.

Лагерь представлял собой несколько сборно-щитовых домиков, поставленных на участке 3-й заставы. В них, помимо подшефных ребятишек жили воспитатели – сержанты Иманского отряда и моряки-пограничники из дивизиона сторожевых кораблей, также обслуживающий персонал: завхоз, водитель, повара и т. д. Начальником лагеря поставили женщину-преподавателя, директора одной из местных школ. А меня назначили начальником штаба лагеря.

Ребят поделили на два взвода – пограничный и морской. Их, соответственно одели в военную форму. Подростки действительно оказались трудными. Форменные хулиганы! С первого дня они стали пытаться сбежать из лагеря, дрались между собой по любому поводу. Но мы постарались увлечь подростков. Проводили военно-спортивные мероприятия: игры, походы, различные соревнования. Вместе с нами ребята изучали основы пограничного дела, ездили на стрельбы. И, разумеется, воспитатели установили железную дисциплину!

Усилия воспитателей не пропали даром. Когда спустя два месяца воспитанники покидали лагерь, они плакали – так не хотели уезжать. Успех крылся в том, что большинство воспитателей в прошлом были такими же деревенскими пацанами. Мы знали, как себя вести с трудными ребятами, о чём с ними говорить. Например, давайте из рогатки постреляем по мишеням – кто лучше? Или пойдём в поход. И вот мы едём по лесу, учимся строить в нём шалаши, готовить на костре. Вечером сидим у костра – байки травим. Это мне живо напоминало моё детство, когда мы друзьями гнали коней на ночной выпас. Треножили лошадей на пастбище, а затем всю ночь также сидели у костра, варили сибирскую похлёбку – кондёр, слушали дедушку, приставленного к нам для контроля и воспитания, сами рассказывали истории, мечтали о будущем.

После завершения лагерной смены, в сентябре 1968 года, меня отправили на 15-ю заставу «Озёрная», недалеко от города Лесозаводска. Застава была хорошая, типовая в недавно возведённом строении. Когда я туда прибыл, то оказалось, что штатный старшина был в отпуске и меня назначили временно исполнять его обязанности.

На заставе я прослужил три месяца – до середины декабря. А потом попал на гауптвахту. Числа 15-го декабря я, как старшина заставы, на машине ГАЗ-69 отправился в город за продуктами. Со мной было двое подчинённых: водитель – Метельков и каптёрщик – Юрченко. Получили всё необходимое и отправились на заставу. Поскольку у меня 20 декабря день рождения, по дороге я прикупил некоторое количество спиртных напитков.

Когда ехали через город, из выхлопной системе нашей машины раздался щелчок. У грузовиков того времени была такая «болезнь» – во время движения на «нейтралке» недогоревшие в двигателе пары топлива скапливались в выхлопной системе, а при включении передачи они вспыхивали с характерным «выстрелом». Кто-то из прохожих услыхал этот звук, позвонил в комендатуру и сообщил, что из нашей машины стреляют. За нами организовали погоню, остановили, задержали и, не особо разбираясь, отправили на гауптвахту.

Забрали ремни и в камеру. А там – армейцы, пятнадцать человек. Обычно пограничников с ними не сажали, отношения между нами были не очень. Увидев нас, армейцы тут же оживились: «Пограничники? Кранты вам. Будете спать на полу, у параши, без самолётов («самолётами» называли койки)». Мы решили в камере не задерживаться. Я попросил разводящего отвести нас в туалет. Там выдавили заднюю стенку, угнали свою машину и на заставу!

Когда прибыли на «Озёрную», начальник заставы уже был в курсе: «Что ж голубчики, машину под разгрузку, а сами возвращайтесь обратно – на гауптвахту». Вскоре подъехали представители комендатуры. Каптёрщика, как материально ответственного, оставили, а меня и водителя на «губу». Посадили в ту же камеру, к армейцам. К нам отношение уже другое – герои, как-никак сумели убежать! Водителя Метелькова через пару дней забрали – машина на заставе одна, не должна простаивать. Остался я один на десять суток.

Приближался новый, 1969-й, год. Перед самым праздником меня и других арестованных отправили на кирпичный завод разгружать из печей кирпичи. Начальник комендатуры пообещал, что если выполним задачу, то на Новый год отправят на заставу.

Условия работы на заводе были тяжелейшие! Печи раскалённые, пот градом, таскаем тяжеленные лотки с кирпичами. С трудом управились, но надежда, что удастся встретить Новый год по-человечески, подстёгивала. Однако, когда прибыл комендант, то он заявил – никуда никто отпущен не будет. Новый год встретите в камерах. Мне так стало обидно от такой несправедливости! По пути с завода на гауптвахту я выпрыгнул из машины в снег и пешком пошёл на свою заставу.

Шёл пятнадцать километров. Начальник заставы меня встретил и тяжело вздохнул: «Бабанский, что ты наделал?! Мы же планировали тебя забрать к Новому году! А теперь тебе ещё пять суток добавили». Опять посадили в камеру. Там я сильно заболел. Видимо, застыл во время своего побега. Комендатурские, чтобы со мной, больным, не возиться, уже второго января вернули меня на заставу. Я в тот момент был в полубессознательном состоянии – видимо, развилось воспаление лёгких.

Когда я вернулся на заставу, ребята обо мне позаботились – отвели в баньку, попарили, укутали, где-то раздобыли мёд, разные полезные чаи. На второй день уже почувствовал себя лучше. Всё же на заставе, с хорошими сослуживцами, всегда хорошо! К пятому января уже поднялся с постели. Молодость взяла своё!

Ещё через пару дней начальник заставы майор Н.И. Чепурных решил отправить меня на очередные соревнования по стрельбе. Только он, хитрюга, никому не сказал – куда я еду. Все, в том числе и я, решили, что меня списывают с заставы. Решил, так сказать, получить воспитательный эффект. Я чуть ли не расплакался: «Не выгоняйте меня с заставы!» А начальник в ответ: «Ты мне не нужен, собирай вещички». Отправил меня в Иман. Лишь когда я прибыл в отряд, то узнал, что еду на соревнования.

16 января я в составе команды по стрельбе прибыл во Владивосток. Отстрелялись мы тогда не очень хорошо. Когда я вернулся в Иман, то узнал, что меня всё же перевели с «Озерной» к новому месту службы – на 2-ю заставу «Нижне-Михайловскую».