Текст книги "Хроники Даманского"

Две заставы

Руководству Иманского отряда приходилось непросто не только из-за постоянной стройки, которая велась фактически на всех заставах. Сопредельная сторона каждый день, так или иначе, напоминала о себе. Для организации провокаций участок Иманского отряда был выбран китайской стороной далеко не случайно. Он охранял протяжённый рубеж, проходивший по берегу реки Уссури. Граница здесь проходила по китайскому берегу. Места здесь были необжитые, дорог, по которым можно оперативно перебрасывать подразделения военнослужащих, было совсем мало. Зимой добраться до отдалённых застав можно было либо по воздуху, вертолётом, либо по льду замёрзшей реки Уссури. Посреди реки находились крупные острова – Киркинский, находившиеся на участке 1-й заставы Иманскоого отряда – «Нижне-Михайловки». Застава была стыковой, то есть находилось на стыке двух округов – Тихоокеанского и Дальневосточного. Соседом была застава «Покровка» Бикинского погранотряда.

Командовал «Нижне-Михайловкой» старший лейтенант Иван Стрельников. Несмотря на относительно невысокое офицерское звание он имел огромный опыт службы на границе – более десяти лет, поскольку начинал со «срочной».

Стрельников родился 9 мая 1939 года в селе Большой Хомутец Добровского района Рязанской области. Семья была многодетной – кроме Ивана ещё девять детей. В 1940 году Стрельниковы перебрались в Омскую область, в село Любчино в Оконешникого района.

Начальник 2-й заставы «Нижне-Михайловка» старший лейтенант Иван Стрельников.

После окончания 8 классов сельской школы Иван работал в колхозе, чётчиком в полеводческой бригаде. Позже стал помощником бригадира.

В 1958 году Иван Стрельников был призван на срочную службу в погранвойска. Экстерном окончил среднюю школу, стал старшиной погранпоста в Бикинском погранотряде.

В 1962 году Стрельников отучился на курсах младших лейтенантов при Московском пограничном училище, а в 1965 году экстерном окончил Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище. Как вспоминают сослуживцы, несмотря на полученное образование, Иван Иванович постоянно стремился учиться, считал, что должен узнать что-то новое. Стрельников был женат. Вместе с супругой Лидией Фёдоровной он воспитывал дочь Светлану.

В 1965 года Иван Стрельников был назначен на должность замполита заставы «Нижне-Михайловка», Иманского отряда, через некоторое время он стал этой заставой командовать. Как начальник заставы Стрельников проявлял себя отлично подготовленным, требовательным и ответственным командиром. Рассказывает Юрий Бабанский:

– Стрельников не был интеллигентом или отцом солдатам. Нет, он был жёсткий, холерик, склонностью к педагогике не страдал. Это был закалённый в боях офицер.

Начальник 1-й заставы «Кулебякины сопки» старший лейтенант Виталий Бубенин

Качества старшего лейтенанта Стрельникова в полной мере пригодились с началом провокаций на участке его заставы. Он всегда действовал решительно и твёрдо. Это вызывало раздражение у маоистов, они в открытую грозили убить «черного Ивана». Так они прозвали офицера за черный полушубок, который тот постоянно носил.

В связи осложнением событий руководством отряда было принято решение разделить участок «Нижне-Михайловки» и построить на нём новую заставу. Она получила название «Кулебякины сопки». Соответственно, новая застава становилась 1-й, а «Нижне-Михайловка» – 2-й.

Начальником 1-й заставы был назначен старший лейтенант Виталий Бубенин, до того бывший заместителем начальника заставы «Нижне-Михайловка».

Бубенин родился в июле 1939 года в Николаевске-на-Амуре Хабаровского края. Он был потомственным пограничником – отец служил политруком заставы на Хасане. Неудивительно, что Виталий с детства мечтал о службе на границе.

Среднюю школу Виталий окончил в 1958 году. Затем учился в Хабаровском техническом училище при заводе «Дальэнергомаш», работал слесарем по ремонту промышленного оборудования. В 1961 году поступил в Алма-Атинское высшее пограничное командное училище. После окончания училища, в 1965-м, молодого офицера направили на Дальний Восток, в 57-й Иманский пограничный отряд.

Заместитель начальника 1-й заставы «Кулебякины сопки» 57-го Иманского погранотряда по боевой подготовке лейтенант Александр Кочкин

Назначение на должность начальника заставы для старшего лейтенанта Бубенина стало знаком большого доверия со стороны начальника отряда – Демократа Леонова. Однако новую заставу предстояло строить на пустом месте, в непролазной тайге. Вспоминает Александр Кочкин:

– В мае 1967 года я окончил Алма-Атинское высшее пограничное командное училище и получил распределение на Дальний Восток, в город Иман, где дислоцировался 57-й пограничный отряд.

Помимо меня в отряд прибыло ещё восемь молодых лейтенантов. Четверых отправили на учебный пункт, ещё четверых – на заставы. Я попал на учебный пункт – командиром взвода. Замполитом моей роты был лейтенант Виталий Бубенин. Он-то и предложил мне служить на 1-й заставе, находившейся на правом фланге отряда: «Поехали со мной. Будем служить в тайге, подальше от начальства». Я согласился и вскоре был назначен на должность заместителя начальника заставы по боевой подготовке – зампобою. Собственно, никакой заставы в тот момент не существовало, её только предстояло построить на участке, который прежде охраняла другая застава – «Нижне-Михайловка». В сентябре 1967 года Бубенин, в составе первого десанта высадился на месте будущего расположения и заложил здание новой заставы. Я прибыл чуть позже.

В первые же дни пребывания на новом месте начальник заставы и замполит решили провести рекогносцировку. Пошли на правый фланг и… заблудились в тайге. С трудом нашли обратный путь. Затем отправились на левый фланг и вновь заблудились! Места были совсем дикие, ни дорог, ни троп. Лишь далеко в тылу проходила старая заброшенная дорога. Вспоминает ефрейтор заставы «Кулебякины сопки» Валерий Захаров:

– По призыву на военную службу я сразу попал в Иманский погранотряд. После учебного пункта направили на заставу «Кулебякины сопки». Первое время личный состав размещался в большой палатке, поскольку застава еще достраивалась. Наступала зима и, чтобы быстрее переселиться в помещение, мы под руководством начальника заставы Виталия Бубенина помогали строителям и одновременно несли службу по охране границы…

Постепенно личному составу и приданной строительной роте удалось обустроить и заставу. Посреди тайги были поставлены две палатки – на пятьдесят человек каждая. Чуть позже появились сборно-щитовые строения. В них разместились дома офицерского состава – ДОС. Была подготовлена вертолётная площадка. А через три месяца в строй был введён весь комплекс заставы – с казармой на 50 человек, складами и конюшней.

15 октября застава приняла под охрану участок границы. Участок был протяжённым – до 30 км. На заставе по штату было пятьдесят человек. Кроме того, из отряда на усиление присылали резервы, как правило – из состава мотомангруппы (ММГ). До конца 1967 года в расположении заставы помимо штатного состава находилась ещё и строительная рота.

Следует отметить, что качество личного состава на новой заставе оставляла желать лучшего. Вспоминает Александр Кочкин:

– Личный состав нам достался «хороший» – в основном «залётчики», прослужившие к тому моменту по одному-два года. Без пребывания на гауптвахте почти ни одного не было! Помнится, когда я только знакомился с подчинёнными, ко мне подошёл разжалованный старший сержант Бурницкий, такой здоровый, на голову выше меня. Пощупал рукав моего кителя и говорит: «О, лейтенант, какое хорошее у тебя ПШ (полушерстяное обмундирование)! Мне, как раз к «дембелю» такое подойдёт!» Разумеется, были и нормальные ребята, например – председатель комсомольской организации Куликов. Хороший парень, тихий и спокойный. Но с большинством пришлось много работать, воспитывать. Помаленьку удалось навести порядок. Ребята-то были взрослые, по двадцать – двадцать три года. А 7 ноября, когда выпал снег, на заставе соорудили импровизированную баню. На берегу ручья разложили костры, в чанах нагрели горячей воды, и так помылись. Экзотика!

Дубины вместо автоматов

С начала ноября 1967 года, когда замерзла река Уссури, на участке Иманского отряда начались систематические провокации со стороны китайцев. Самым сложными для охраны местами были два острова: Киркинский, расположенный на участке 1-й заставы, и Даманский – на участке 2-й. Китайская сторона называла их Чжэньбаодао или Чженьбао (Даманский) и Цилицинь (Киркинский).

Трудностей добавляло то, что оба острова находились за фарватером реки, ближе к китайскому берегу, отделённые от него узкими протоками. Это позволяло нарушителям с сопредельной стороны легко преодолевать линию границы, проходившей по этим протокам. Они демонстративно выходили на лед между нашими островами и нашим берегом для установки рыболовных сетей или же пытались обойти острова, расположенные ближе к китайскому берегу, тем самым показывая, что они принадлежат Китаю.

Постановлением правительства советская сторона в разрешительном порядке позволяла китайцам лов рыбы до середины реки без выхода на острова и судоходство по фарватеру. Но сопредельную сторону не устраивал разрешительный порядок. Китайцам было важно продемонстрировать, что им принадлежат не только острова, но и половина реки.

На участке 1-й заставы, у острова Киркинский, советским пограничникам приходилось иметь дело с хунвейбинами. Против 2-й заставы, у Даманского, провокаторами выступали военнослужащие НОАК

Большинство провокаторов были молодыми людьми, привезёнными на границу из тыловых районов Китая. Примечательно, что на участке Иманского отряда у китайцев было что-то вроде разделения сфер – как правило, на участке 1-й заставы провокациями занимались гражданские лица – хунвейбины. Против соседней, 2-й заставы, действовали китайские военнослужащие.

Долгое время начальство, как Тихоокеанского округа, так и более высокое – из Москвы, никак не могло определиться, как именно охранять острова, находившиеся за фарватером. С одной стороны, нужно было не дать сопредельной стороне занять острова. С другой – не спровоцировать её на вооружённый конфликт. Поэтому приказания порой противоречили друг другу. То приказывали контролировать острова методом наблюдения, но на них не заходить. То, напротив занять их и не допускать туда китайцев.

Пограничники, обязанные предотвращать эти провокации, оказывались в двусмысленном положении. С одной стороны, им категорически запрещалось применять огнестрельное оружие. С другой – они должны были не допустить проникновения граждан Китая на советскую территорию.

Зачастую у «рыбаков», нарушавших границу, была одна снасть на несколько человек. Зато цитатник Мао Цзэдуна был у каждого

Самой проблемной точкой стала северная оконечность острова Киркинский. Он довольно-таки большой. От советского берега Уссури до острова было 400 метров. Между ним и китайским берегом находилась протока в 20–25 метров, по которой проходила линия границы. В этом узком месте и происходило большинство провокаций. Вспоминает Александр Кочкин:

– Мне впервые довелось участвовать в выдворении провокаторов довелось в районе Киркинского. Это было в конце ноября 1967 года. Бубенина на заставе в тот момент не было. Семнадцать нарушителей вышли на лёд реки и принялись ставить сети.

Доложив обстановку в отряд, я с 9 пограничниками на автомашине ГАЗ-69 по льду Уссури через 10 минут прибыл на место. Все нарушители оказались в одинаково новых полушубках, с пешнями и одной сетью на всех. Я, как учили, начал терпеливо объяснять этим «мирным рыбакам» что они нарушили границу. Для этого предварительно заучил три-четыре выражения на китайском. Нарушители стали что-то лопотать в ответ. Тут мои подчинённые говорят:

– Товарищ лейтенант, что вы тут с ними разговариваете! С ними нужно действовать проще.

Для начала они показали китайцам направление куда двигаться, и когда те загалдели в ответ, то самых несговорчивых отправили «юзом» по скользкому льду Уссури. То есть двое пограничников брали одного китайца сзади за воротник и пониже спины, нагибали и пускали по гладкому льду как шар в кегельбане. Благо, лёд был гладким. Китайцы принялись сопротивляться. Они были вооружены пешнями. Один ударил нашу служебную собаку. Тот, здоровенный такой кобель, в ответ лязгнул зубами – порвал драчуну полушубок. Больше никаких повреждений причинено не было. Выдворив этих так называемых китайских рыбаков до границы, мы демонстративно построились у северной оконечности острова Киркинский. Не прошло и десяти минут, как на китайском берегу (это в 20–25 метрах от нас) появился грузовик, вроде нашего ЗИЛ-130, на котором было смонтировано четыре мощнейших рупора. Их мощность была такой, что слышно было за тридцать километров!

Из рупоров на чистом русском языке началось вещание, о том, что мы зверски избили китайских мирных рыбаков. Одновременно на лед у китайского берега вышло десятка полтора людей, перебинтованных и измазанных чем-то красным. Это были те самые «рыбаки». За ними последовало более 100 хунвэйбинов. Остановившись напротив нас, толпа принялась ожесточённо выкрикивать лозунги. Нас на острове против них было всего десять пограничников. Ощущение, что и говорить, было не из приятных!

В разгар митинга с резервом 2-й заставы подъехал лейтенант Иван Стрельников. Он увидел следующую картину – бурлящая толпа, окровавленные нарушители, крики через громкоговорители. Иван Иванович тут же накинулся на меня:

– Ну, лейтенант! Что же ты наделал?! Так избивать китайцев нельзя.

Признаться, я в тот момент перепугался – мне тогда только 21 год было. Отправился на наш берег. Там была линия связи, проброшенная по деревьям. Связь, конечно, не очень хорошая, но дежурный сразу же переключил меня на начальника отряда. Подполковника Демократа Леонова к тому времени я видел раза два, и то – издалека. Летом он приезжал на учебный пункт и хорошо поставленным командирским голосом грамотно и обстоятельно ставил задачи начальнику тыла по обустройству военного городка.

Вновь услышав в трубке голос Леонова, я доложил о случившемся. Выслушал мой доклад, начальник отряда обстоятельно расспросил, что делали китайцы и как мы действовали? Когда я высказал опасение о том, что мы нарвались на провокацию, он уточнил, где китайцы и что они делают? Подчеркнул, что хунвэйбины выдворены на свою территорию, а там пусть делают что хотят. Главное, что им не удалось обойти остров. Разговор Леонов завершил словами:

– Молодец! Всё правильно сделал!

Следующие два года для застав Иманского отряда прошли в режиме постоянного противостояния с сопредельной стороной. Просыпаясь, первым делом каждый из пограничников, от начальника отряда, до рядового думал: «Что придумают «соседи» на этот раз»? И те не «разочаровывали» – всякий раз придумывали что-то новое. Так, в один из дней 1967 года в районе Киркинского появилась колонна китайцев численностью в 60–70 человек. Шедшие в первых рядах несли портреты Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна. Шедшие следом, несли дацзыбао – плакаты с лозунгами, написанными иероглифами. Примечательно, что плакаты и портреты были прикреплены к палкам, утыканных гвоздями. Достаточно было сбросить портрет, как в руках провокатора оказывалась увесистая смертоносная палица.

Военнослужащие 1-й заставы, получившие ранения в ходе отражения провокации (второй слева – младший сержант А. Покаташкин, третий слева – сержант Н. Бурицкий) и фельдшер заставы младший сержант Н. Загнибеда

Как обычно, пограничники встретили колонну, выстроившись в шеренгу. Завязалась схватка. В ходе драки нашим солдатам удалось отбить портрет Ленина. Он хоть и был немного забрызган кровью, лейтенант Бубенин оставил это изображение на память.

Постоянное использование китайцами дубин и палок с гвоздями на концах вынудило пограничников начать «гонку вооружения». Для того чтобы выдворять провокаторов за рубеж, им негласно было разрешено использовать подручные средства: дубинки, а также шесты и рогатины с тупыми концами. Вспоминает Виталий Бубенин:

– Что только не приходилось делать, использовали и огнетушители, и пожарную машину. Помню, дружинники из соседнего поселка приехали на ней на охоту. Красивый такой ЗИЛ. Мы к ним: «Мужики, одолжите!» И вот на этой машине двинули против китайцев…

Следующие провокации разворачивались по новым сценариям. В первое время на выдворение нарушителей, офицеры отряда выходили как положено, – при погонах, в портупеях, с пистолетами. Но со временем перестали это делать. Вспоминает Александр Кочкин:

– Однажды из-за портупеи китайцы чуть было не утянули меня к себе. В тот день противостояние на льду длилось около пяти часов. Против нас китайцы использовали построение, напоминавшее македонскую фалангу. Прямо на Киркинском они нарубили ивняк, из которого настрогали кольев. В первой шеренге палки были длиной в метр, у второй – по полтора, у третьей – по два. В результате строй буквально ощетинился, дотянуться до нарушителей голыми руками было невозможно. Поэтому противостояние затянулось. В разгар схватки я увидел, как в десяти-пятнадцати метрах от меня китайцы вытащили из своего строя парнишку. Видимо, он не очень активно участвовал в драке. Двое хунвейбинов держали этого несчастного за руки, а третий подошёл сзади и изо всех сил стал бить по голове расщеплённой доской. Снова и снова – пока кровь не пошла.

Чтобы рассмотреть происходящее получше, я подался вперёд. Китайцы тут же вцепились в мою портупею и стали бить по рукам и затаскивать в свой строй, прямо на колья! От одного я отбился, но тут же в меня вцепились сразу несколько рук. Кричу своим: «Держите меня! Не отпускайте!» Ребята поняли и ухватили меня сзади за ремень. Китайцы рванули изо всех сил, портупея порвалась и наши втянули меня в строй.

Несколько минут спустя к нашей шеренге, прямо под ноги, бросили того избитого парня. Он был весь в крови. Тут же с той стороны появились фотографы, которые стали активно снимать происходящее. Мол, смотрите, какие звери эти советские пограничники, избили несчастного рыбака… После той провокации я неделю не мог писать, руки, избитые палками, сильно болели.

Китайцы не ограничивались драками. Они активно прослушивали связь пограничников. Наряды носили небольшие радиостанции с фиксированными частотами. «Соседи» порой вклинивались в переговоры «зелёных фуражек», говорили что-то на своём. Тогда наряды переходили на запасные частоты.

В связи с осложнением обстановки на «Кулебякины сопки» прислали мотоманевренную группу. Мангруппа Иманского отряда дислоцировалась отдельно от основного расположения отряда, в военном городке, примерно в десяти километрах от Имана. Там же находились вспомогательные подразделения тыла, оркестр и т. д. ММГ была вооружена новейшими по тем временам бронетранспортёрами БТР-60-ПБ. От предыдущих моделей они отличались конической башенкой, в которой размещались два спаренных пулемёта – 7,62 мм ПК и крупнокалиберный пулемёт КПВТ.

Следует заметить, что мангруппа была весьма специфическим подразделением. Вспоминает Алексей Константинов:

– Все «ягодки» были там. Если кто в отряде проштрафился, куда его? В мангруппу! Начальник мангруппы майор Яншин тоже был незаурядной личностью. Что любопытно, у Яншина жена была чеченкой. Суровая женщина, под стать ему самому. Очень суров он бывал. Как-то я приехал на «Маяк», в мангруппу. Яншина не было. Его заместитель Складенюк доложил:

– Начальник проводит экзекуцию. Рубит голенища!

– Что?!

Пошел поглядеть и увидел такую картину. Подразделение построено в «каре». Посредине стоит колода и на ней Яншин топором рубит голенища сапог. Подал команду:

– Отставить! В чем дело? Почему имущество портите!

Оказалось, что раз в три года пограничникам вместо обычных, кирзовых сапог, выдавали кожаные – юфтевые. Так солдаты, в большинстве призванные из деревень, по-особому заглаживали голенища этих сапог утюгом – не «бутылочкой», как положено, а «гармошкой». И вот с такими вот сапогами, «всмятку», и боролся Яншин. Увещевания и дисциплинарные взыскания не помогли, и тогда в дело пошел топор.

Для солдат ММГ была построена отдельная казарма. Кроме того, на усиление прислали заставу из Закавказья численностью в пятьдесят человек. Ею командовал лейтенант Юрий Балабуев, однокашник Бубенина по училищу. В борьбе с провокаторами участвовали и строители, находившиеся на «Кулебякины сопках» в 1967 году.

На 1-ю и 2-ю заставы в качестве средств усиления было направлено и по одному бронетранспортёру БТР-60 ПБ, из состава мангруппы. Следует заметить, что окружное начальство потребовало снять с этих машин боеприпасы – вдруг кто ненароком выстрелит и спровоцирует международный конфликт. Боеприпасы убрали на склад и опечатали.

В какой-то момент было решено выставить на северной оконечности Киркинского наряд из состава мотоманёвренной группы численностью в 15–20 человек. Вспоминает Александр Кочкин:

– В первую ночь наряд возглавлял Бубенин. Затем его сменил замполит заставы – младший лейтенант Кустов. Кустов был из сержантов, окончил краткосрочные офицерские курсы. Поэтому Виталий Бубенин решил подстраховаться. Сказал мне: «Что-то у меня на душе не спокойно. Поезжай, посмотри, что там происходит». Я отправился на Киркинский. По прибытии выяснилось, что Кустова и старшины мангруппы нет на месте – они ушли куда-то к китайскому берегу, наблюдать за действиями сопредельной стороны. Я, взяв с собой пять человек, отправился на поиски. Вскоре, встретив Кустова со старшиной, обругал их – нельзя в такой обстановке ходить вдвоём!

Словно предчувствовал – китайцы что-то заподозрили, завели машины, зажгли автомобильные фары. Мы тут же залегли, благо – были все в маскхалатах. Вскоре на китайском берегу показалось три грузовика. Из них высыпало более ста солдат. Они обследовали место, где до этого находились Кустов и старшина, а затем уехали.

На следующий день я доложил вышестоящему командованию, что нельзя на остров посылать столь незначительные силы. Китайцы знают, что мы выставляем наряд, и действуют куда более крупными силами. Но меня не послушали и вновь отправили туда людей из мангруппы во главе с капитаном Иозасом Степанавичусом. Кажется, это было 19 декабря 1967 года.

Когда наряд прибыл на остров, к нему подъехали те самые три грузовика, из которых высыпало множество китайцев. Соотношение было один к десяти. Следовало отступить, но Степанавичус решил организовать противостояние. Как обычно – все были с пустыми руками, с оружием в положении «за спину». Китайцы стали наседать, крича «капитана-капитана!». В плотной толпе провокаторам удалось пробиться к офицеру и захватить его. Порвали шубу, сорвали погоны, отняли пистолет.

Пограничники 1-й заставы, вооружённые рогатинами. Перед БТРом стоят: начальник 57-го отряда полковник Демократ Леонов, начальник 1-й заставы «Кулебякины сопки» старший лейтенант Виталий Бубенин, начальник 2-й заставы «Нижне-Михайловка» старший лейтенант Иван Стрельников, начальник 3-й заставы «Ласточка» старший лейтенант Владимир Шорохов. Зима 1968 года

Младший сержант Денисов, увидев происходящее, крикнул: «Спасай капитана!» и бросился на выручку Степанавичусу. На него тут же накинулось несколько хунвейбинов, которые закрутили вокруг шеи ремень его же автомата. Младший сержант потерял сознание. Провокаторы бросили его под колесо машины, а капитана стали затаскивать в кузов.

Всё могло закончиться плохо, если бы в составе наряда не находился младший сержант Илья Кобец, прозванный за высокий рост «полтора Ивана». Увидев происходящее, он снял свой автомат и открыл огонь в воздух. Следуя его примеру, остальные солдаты также принялись стрелять. Китайцы растерялись, что позволило нашим пограничникам отбить Степанавичуса и Денисова. Этот эпизод со стрельбой не попал ни в какие донесения. Впрочем, и китайская сторона не заявляла протестов. Примечательно, что во время этой импровизированной стрельбы у некоторых солдат оружие отказало – смазка в автоматах не была снята и замёрзла на морозе.

Начиная с декабря 1967 года помимо мангруппы, на участки 1-й и 2-й застав периодически стали отправлять курсантов из состава отрядной школы сержантского состава, которую возглавлял майор Григорий Складонюк. Именно тогда не только китайская, но и советская сторона стала активно использовать в рукопашных схватках палки, дубины и рогатины – чтобы выталкивать наиболее агрессивных нарушителей. Среди курсантов школы сержантского состава был Юрий Бабанский. Он вспоминает:

– Во время обучения в школе сержантского состава мне впервые довелось поучаствовать в драках с китайцами. Школа была резервом начальника отряда, и её курсантами усиливали заставы, на которых ожидались прорывы с сопредельной стороны. В декабре 1967 года меня с сослуживцами направили на участок 1-й заставы, в район острова Киркинский.

Нас подняли по тревоге. Мы оделись по зимнему варианту – валенки, рукавицы, шапки-ушанки. Сели в машины и поехали в неизвестном направлении. Ехали долго, пока не прибыли на участок 1-й заставы. Добраться до нее было непросто, поскольку на берегу дороги до неё не было. Последние километры до заставы машины преодолевали по льду замерзшей реки Уссури.

Разгрузились на берегу, в каком-то ельнике. Поставили палатки, натаскали в них лапника, затопили печки-буржуйки. Примерно через час подали команду «строиться». И мы строем отправились на лёд реки. Там уже находился личный состав заставы, которым руководил лейтенант Виталий Бубенин. Напротив наших военнослужащих стояла толпа китайцев. Стоял невообразимый гам, обе стороны предъявляли друг другу претензии. Периодически вспыхивали драки.

К вечеру мы подошли, к месту событий подтянулась мотоманевренная группа отряда. Она располагалась на заставе и уже неоднократно участвовала в подобных противостояниях. Возглавлял ММГ майор Евгений Яншин. Я тогда впервые увидел Евгения Ивановича. Это был не просто офицер, а зверюга! Команды отдавал с таким рыком, перемещался словно ураган. Его все боялись и уважали. В мангруппу попадали самые «отпетые», но Яншин держал там порядок и дисциплину. Если кто сильно «залетал», мог и хорошую затрещину от него получить. При этом Яншин никого зря не наказывал, только за дело. Подчинённые чувствовали себя рядом с ним как за каменной стеной. Когда были драки, Яншин всегда находился в боевых порядках, руководил боем.

Позже, когда я уже был начальником политотдела Западного пограничного округа, у нас с Яншиным произошла встреча в Бресте. Там он служил в должности заместителя начальника штаба. К сожалению, у Яншина не было высшего образования, поэтому высоких чинов он не достиг. Но там, где он служил, свои обязанности исполнял крепко. При этом Евгений Иванович не зазнавался, вёл правильный и скромный образ жизни – не пил, не хулиганил, не «качал права». Его уважали все окружающие. А бывшие подчинённые буквально носили Яншина на руках. Так же, как и Константинова.

С первого дня на драки выходили посменно. Сначала мангруппа, её сменяет наша школа. Или наоборот. Поначалу обычно всё больше походило на митинг. Многие китайцы хорошо говорили по-русски, видимо, учились у нас, в СССР. В каждой их боевой ячейке, в подразделении были люди, знающие русский язык. Такие обращались к нам с пропагандистскими воззваниями: «Русские, мы братья! Пролетариат!

Нам нечего делить!» Призывали переходить на китайскую сторону.

Иногда китайцы приносили с собой мешки с продуктами, показывали, как они богато живут. Бывало, выкладывали перед нами свой паёк: краюху чёрного хлеба, бутылку растительного масла, запечатанную кукурузной кочерыжкой, мешочек риса, мешочек бобов, две-три пачки сигарет (сигареты эти были страшно вонючие). Покажут всё это и кричат – идите к нам, и всё это будет ваше!

Мы смотрим на это представление, одновременно смеёмся и удивляемся – вы там дураки? Не знаете, как мы в Союзе живём и как питаемся? У нас на заставе всегда в рационе было мясо, сало, котлеты и пельмени готовили. Масла этого сколько угодно… Наверно китайская пропаганда рассказывала, что мы голодаем и за еду готовы Родину продать. Какой-то театр абсурда!

Замечу, в те годы у большинства советских людей, а особенно у молодёжи патриотизм был по-настоящему велик! Мы любили свою страну искренне и беззаветно. Сегодня даже вообразить чего-то подобного невозможно! Мы были дети фронтовиков. В каждой семье был кто-то, кто воевал в Великую Отечественную, кто погиб, кто был ранен. Мой отец был бортстрелком-радистом, воевал на Курской дуге, вернулся с фронта без ноги. Даже в мыслях не было перейти на ту сторону. Как только у какого-то маоиста хватило ума на то, что нам, потомкам воинов-победителей, предложить предать свою Родину?!

С той стороны были такие же молодые люди. Они готовы были горло порвать за Мао Цзэдуна! Официально нашими противниками выступали хунвейбины – стражи революции. Их массово завозили из разных провинций КНР, специально для драк на границе. Но было заметно, что помимо хунвейбинов было немало переодетых военных. Они выделялись своим поведением. Именно они чаще всего выступали провокаторами. Порой во время драк у таких переодетых «товарищей» из-под гражданской одежды показывалась военная форма – с петлицами, знаками различия и т. д.

И вот мы стоим цепочкой, а перед нами эта ревущая толпа. Оболваненные люди. Кричат, выпучив глаза, машут цитатниками, толкают тебя, пытаются прорваться через нас, цепью стоящих на рубеже. Мы показывали противостоящей стороне, что здесь проходит граница и дальше идти нельзя. Примечательно, что всё это с шутками, смехом. Мы были молодыми людьми, поэтому вели себя порой безответственно. Кричали в адрес китайцев всякие гадости. Они нам кричали что-то в ответ. Слово за слово, и вот уже понеслось – кулаки, удары ногами!

Рано или поздно словесные перепалки перерастали в рукопашные схватки. Во время драк мы были крепче китайцев, но их было больше, поэтому нам доставалось. Кулаками дело не обходилось. Противник пускал в дело палки, багры, топоры. Поначалу китайцы всё это прятали. Стоит один из них с дрыном, на нём плакатик с иероглифами и портретом Мао Цзэдуна. Как начинается столкновение, плакат отлетает, а под ним гвозди. И это всё – по нам.

У нас были автоматы, но из них запрещено было стрелять, оружие находилось за спиной, магазины – в подсумках. Тогда мы начали импровизировать. Стали делать рогатины, булавы. Бывало, срезаешь хорошую осиновую или берёзовую ветку, выстругиваешь из неё дубину, так чтобы на одном конце было утолщение. Вымачиваешь дубину в воде, чтобы в драке не сломалась. Некоторые намораживали на булаве ледяной шар. Ударишь такой, лёд во все стороны разлетается, противник от неожиданности бежит.