Текст книги "Человек войны"

…11 декабря, 21.00 РМ…

– Большой на связи! – сообщил Андрею Оса.

– Слушает Пилигрим!

– Слушай приказ, Пилигрим! – прозвучал в наушниках голос Ла Грасса. – Завтра, в 6.00, к объекту прилетит «Буревестник»… Твоя задача – поставить для него «маяки».

Андрей только усмехнулся и подумал:

«…Долго вы там в штабах решаете. Поставить „маяки“ к 5.00 утра… А то, что мне отсюда до кромки „зеленки“ на той стороне тащиться на меньше десяти часов, кто учел?! Или мне „подарки“ прямо на свою голову ловить?.. Эх ты, Большой! Хотя ты всего лишь полковник и выполняешь приказы этих яйцеголовых генералов-умников…»

Но проговорил капитан совсем другое:

– «Маяки» для «Буревестника» уже выставлены, Большой. Сутки назад.

– Вот как? Что ж, отлично! Молодцы! Тогда слушай дальше! – Ла Грасс помолчал несколько секунд: – До того как отработает «Буревестник», сидеть на месте – это приказ! После него в течение 4 часов будут работать «Грифы». «Орлы» с «родственниками» прилетят в 15.00. Ты должен их встретить. К этому же времени должны подойти и «соседи» с запада. Твоя задача, Пилигрим, сориентировать «родственников» на месте. Остальное – это уже их забота.

– Я могу работать вместе с «родственниками», Большой?

– Если потребуется. Но вообще-то это уже не наше дело, так что…

– Ясно! Принял!

– Добро! Жди «Буревестника»! Конец связи!

– Ну, что? – спросил Стар Андрея. – Что в штабах решили?

– В 6.00 над крепостью будет В-52. Для него надо включить приборы лазерного наведения.

– А…

– А нормально с этими «маячками» получилось! – проговорил вдруг Гром. – Хорошо, что догадались рассовать! А то сейчас бежать пришлось бы!

– Какие «маяки», капитан? – Не понимающий, что происходит, Стар смотрел на Андрея. – О чем речь?

Именно этого момента, момента объяснений с Павлом и боялся Андрей… Потому, что…

– Перед вылетом на операцию в штабе мне дали четыре специальных приборчика. В общем… Об их использовании тогда вопрос был не решен, и мне их всунули «на всякий пожарный». Как старшему офицеру группы.

И… странное дело, но Стар не обиделся на то, что от него что-то скрывали, а даже отнесся к этому с пониманием:

– Ясно. Не парься, Андрюха. Я все понимаю. Есть вещи, которые положено знать только старшему. Это нормально! Не в «казаки-разбойники» во дворах играем. Так на кой они, эти «маяки»? Для какой такой игрушки?

– «Mother Of All Bombs».[25]25
  «Мама всех бомб» (англ.).


[Закрыть]

– Это че, прикол такой? Че за «Мама»?

– Это далеко не прикол, Паша.

Андрей посмотрел на своих «аксакалов», которые сгрудились вокруг него:

– Гром тоже не знал, для чего эти «маяки» наведения. – Он потер нос. – Янки решили применить, а скорее, опробовать на Тора-Боре свое секретное детище. Это бомба. GBU-43/B (MOAB).

– А при чем здесь «Мама»?

– Просто использовали аббревиатуру. В изначальном варианте – это «Massive Ordnance Air Blast».

– «Массивный артиллерийский взрыв», – перевел Стар. – И что?

– А то, мужики, что это самая большая и самая мощная из всех существующих неядерная бомба. Вакуумная… Ее вес больше 7 тонн, при взрыве тротиловый эквивалент составляет одиннадцать с половиной тонн! Зона полного поражения с радиусом до 300 метров…

– Т-твою ма-ать! – только и приговорил Оса.

– …Мощность взрыва сопоставима с малым тактическим ядерным фугасом. Сбрасывается «Мама» на парашюте. Когда ее система лазерного наведения находит «маяк», парашют отстреливается, и МОАВ летит к цели.

– Спасибо Степан Иванычу, что нам так весело, – прокомментировал Стар.

– …После этого крепость в течение четырех часов будут «окучивать» «В-2» бомбами поменьше. В 15.00 ожидается десант на «вертушках», который мы должны встретить… К этому времени должны подтянуться от Джелалабада и войска Северного Альянса. Вот это и есть наше задание, пацаны.

Стар закурил сигарету:

– Дела… Когда ты, говоришь, эту «Маму», бля, бросать будут?

– В 6.00.

– Весело. – Он бросил на пол пещеры окурок и прошелся несколько шагов: – Ну, че. Приказ есть приказ. А пока отдохнем. Времени достаточно! А то иди знай, когда еще придется. Я так понимаю, что тебе захочется с америкосами в саму крепость полезть? – Вопрос был к Андрею. – Или я ошибаюсь?

– А ты не полез бы?

– Конечно, полез! Сделать все дело, провести разведку и что?.. Отдать все Дяде Васе? Жаба же задавит! Да и посмотреть на нее хочется. Чтоб поближе.

– Вот и мне хочется.

Андрей встал и решительно направился к топчанам, проговорив на ходу вполголоса:

– Ты, Паша, сейчас взводный, вот и рули. А я – твой «куратор» и вообще старший штабной офицер. – Он широко улыбнулся. – Поэтому имею право лечь поспать. До 5.00! Якши, бача?[26]26
  Понял, юноша? (дари)


[Закрыть]

– Старшие штабные офицеры не лазают на брюхе по «зеленке» двое суток!

– Это смотря какие.

– Ложись, Аника-воин! Я тебя разбужу!

– В 5.00!

– Добро! В пять так в пять…

…12 декабря…

Свежий, морозный воздух был настолько чист, что опьянял.

Андрей стоял у входа в пещеру уже почти час и никак не мог надышаться этим воздухом, в котором, казалось, здоровье летало просто килограммами! Он дышал полной грудью, глубоко и спокойно.

Снег, как и обещали синоптики, прекратился, облака ушли куда-то дальше, на юг, открывая небо. Здесь, на высоте четырех тысяч метров, и звезды и луна казались такими большими и близкими, что… Хоть возьми, в самом деле, протяни руку, да и дотронься!.. Красота была такая неимоверная, что на нее хотелось смотреть всю жизнь.

Но…

То ли это только так казалось Андрею, то ли это было на самом деле… Природа замерла. В ожидании чего-то… Даже ветер, который был здесь обычным, нормальным явлением, исчез куда-то, затих, затаился среди камней. Тишина просто «звенела».

Андрей слушал эту тревожную тишину, а в его голове, словно заезженная пластинка, звучала песня:

 
…Сыграйте, мне нежные скрипки.
Светает. Написан постскриптум,
И залит обрез сургучом.
Пора! Грянет выстрел, и, вскрикнув,
Я в снег упаду на плечо…
 
 
Снова с неба падают звезды,
Cнова, загадать не успею!
Жить не вроде бы и не поздно,
Только просто так не сумею!..
 

«Что-то будет сегодня, капитан! Что-то будет…»

…У-у-у-у!

Где-то очень далеко или высоко в небе появился монотонный назойливый звук.

Кондор посмотрел на часы – 5.56.

«…Пора!» – подумал он и проговорил:

– Оса! Связь с Буревестником!

Сергей поколдовал несколько секунд над рацией:

– Готово!

– Пилигрим Буревестнику! – проговорил Андрей в микрофон.

– Слышу тебя, Пилигрим! Мы на подлете! Расчетное время – три минуты!

– Включаю «маяки».

– Принято!

– Конец связи!

Андрей достал из кармана «разгрузки» небольшой пульт, размером с сигаретную пачку, и нажал небольшую кнопочку.

«Все! Ну, что… Посмотрим, что это за „Мама“ такая…»

Прошло еще несколько минут, три или четыре, когда до его слуха донесся нарастающий свист. С темного ночного неба на землю падало что-то очень большое и тяжелое…

…Сначала Андрей увидел только сполох взрыва.

Зарево было на полнеба… Большое красное зарево, от которого горы стали видны как днем.

А потом…

Андрею показалось, что ему пропихнули не просто в уши, а куда-то намного глубже, в самый мозг, толстый и невероятно твердый ватный тампон. Да и не тампон это был, а огромный, жесткий моток ваты.

И тут же тугой, упругий невидимый кулак саданул его в грудь, лицо, живот… Одним мощным ударом вбивая капитана в пещеру.

Он понял, что пролетел спиной вперед три метра только тогда, когда «влип», «впечатался» в каменную стену тамбура.

Во рту стало как-то очень уж противно от чего-то солоновато-сладкого с противным металлическим привкусом.

Голова гудела, как, наверное, гудел бы Царь-колокол во время набата, а в глазах плыли разноцветные круги.

«…Во, бля! – Мысли стали какими-то ленивыми черепахами. – Чуть в виде фрески на стене не остался! Здорово приложило! И это в пяти километрах. А что ж тогда там творится! Вот это „Мама“, бля! Серьезная сучка!..»

Он видел, что вокруг суетились его разведчики, но движения их были словно в замедленной съемке – их движения «замерзали» в воздухе на доли секунд и… Смотреть на это было интересно! И даже… смешно!

Так смешно, что Андрей не удержался:

– Х-х-а-а, х-х-а-а, х-х-а-а, х-х-а-а! – И свой собственный смех тоже был какой-то странный. Его тоже, как и всю окружающую «картинку», «запустили» с замедленной скоростью. – Х-х-а-а, х-х-а-а, х-х-а-а!!!

А потом Андрей увидел, что несколько человек подняли его с земли и внесли в пещеру.

Над ним склонилось лицо Стара, и оно, это лицо, даже что-то говорило, только звука почему-то не было – Павел был похож на большого усатого сома.

Потом ему дали попить, и слава богу, что догадались – свой собственный рот напоминал Андрею сухую пещеру. И… каждый следующий глоток проталкивал вглубь «ватный тампон», застрявший в его ушах…

– Ну, ни хрена себе! – Это было первое, что он услышал. – Я подумал, что меня из пещеры на ту сторону горы выбросит! Вот это пилюля прилетела!

Андрей посмотрел по сторонам и увидел Стара.

– Паш… Ну, че там?

– Жопа там, полная! – Лейтенант склонился над Кондором и стал зачем-то протирать его лицо мокрой тряпкой. – Ты как?

– Нормально вроде бы… Только плывет все…

– Неудивительно. Здорово тебя шарахнуло.

– Не понял?

– Такие полеты я только в кино видал.

– Бывает.

– У тебя контузия, братишка. И если честно, то я не могу сообразить, насколько серьезная.

– А что?

– У тебя из носа и из ушей кровь идет. Ты меня как слышишь-то?

– Да вроде нормально… Почти… Только булькает все…

– Ясно. Значит, так, капитан. Спустимся в «зеленку», встретим «вертушки» с морпехами, и я отправляю тебя в Кабул! Не хрена тебе здесь больше ловить! И так уж поймал!

– Ну и хрен с ним!

Андрею было почему-то абсолютно все равно, что теперь с ним будут делать. Скажи ему сейчас, что его отправят на Луну или, к примеру, оставят жить в этой пещере, и он не сопротивлялся бы. В душе образовался вакуум, а в мозгу поселилась апатия.

Да и сам он весь почему-то превратился в куклу-марионетку. Он мог ходить, говорить, делать что-то, но со стороны казалось, что это робот, у которого вот-вот сядут батарейки и он замрет в какой-нибудь странной позе навсегда.

С горы в долину к «зеленке» разведчики спускались больше шести часов, и основным «тормозом» этого спуска был Андрей. Движения его были какие-то странно механические, и чувствовалось, что он не соображает толком, где и как он сейчас идет. Он просто механически повторял те движения, которые делал идущий впереди него Гром. Это было опасно! А потому на расстоянии вытянутой руки вслед за Кондором шел Дизель, который мог подхватить капитана в любой момент.

Еще три часа ушло у них на то, чтобы пройти по лесу и серому от пыли снегу и выйти к крепости тогда, когда над ними зависли четыре «Чинука».

И Кондор в чреве одного из них отправился с войны домой…

15 декабря. Обань. Аэродром
«…У беды глаза зеленые…»
…14 декабря…

Первые сутки после того, как американские вертолетчики доставили Андрея в медсанбат, в Кабул, он спал.

Его голова была абсолютно пуста и свободна от всяческих мыслей и раздумий, видать, тот «ватный тампон», который пропихнули ему в мозг, занял там все свободное место.

Сутки. Он спал ровно сутки!

Пока уже ближе к вечеру 13 декабря его не разбудил знакомый голос полковника Ла Грасса.

«Большой» говорил с кем-то довольно тихо, но… Видимо, Андрей уже успел выспаться к тому времени. Он открыл глаза и увидел в нескольких метрах от своей кушетки полковника и врача в белом халате.

– Здравствуйте, месье полковник.

Мужчины обернулись на голос и подошли к кровати:

– Как себя чувствуешь, капитан?

В ушах Андрея еще немного «булькало», но это уже было «ничего» по сравнению с тем, как он слышал сразу после взрыва «Мамы».

– Нормально, месье полковник. Практически здоров.

– Идти можешь?

– И даже бежать!

– Ну… Этого не потребуется. Тогда собирайся, капитан. Пойдем пройдемся…

Что-то было не то во всем облике полковника, в его интонациях, в манере поведения… Этот крепкий сорокалетний мужчина, бравый десантник, почему-то напоминал сейчас Кондору старика, согнутого горем. Его глаза!.. В глазах Ла Грасса поселилась какая-то вселенская грусть. И странное дело, но Андрей почему-то вдруг понял, что это касается его.

Не говоря ни слова, он натянул на себя форму, обулся и вышел из госпитальной палаты вслед за полковником.

Они вышли из здания и… никуда не пошли – Ла Грасс остановился на ступеньках крыльца, достал из кармана сигареты, предложил Андрею и нервно закурил. Они стояли на крыльце госпиталя и молча курили, и Филину почему-то совсем не хотелось узнавать причину такого странного поведения полковника – он чувствовал, что новости будут не просто плохие.

Так, в тишине, прошли долгих пять минут, и Ла Грасс, видимо, решился:

– Мне надо сообщить тебе, капитан, одно известие…

– Да, месье полковник.

– Несколько дней назад, а именно 10 декабря, в Кабул прибыли еще две роты французских десантников. Всего около трехсот солдат и офицеров. Их прибытие в Афганистан было приурочено к началу активных боевых действий американского спецназа в районе укрепрайона Тора-Бора и освобождению от талибов Джелалабада.

– Да, месье полковник.

– Эти две роты десантников предназначались для охраны аэродрома в освобожденном городе. Сегодня ночью, в 2.00, талибы оставили Джелалабад, отступив к пакистанской границе, и войска Северного Альянса заняли город и аэропорт. В 6.00 из Кабула вылетели транспортные вертолеты… Но… в 6.35 на подлете к городу один из вертолетов был обстрелян и подбит. По трагической случайности это был вертолет, перевозивший штабных офицеров-переводчиков, которые должны были облегчить взаимодействие с американцами. Летчикам удалось посадить машину на аэродром, но посадка была очень жесткой – вертолет разбился. В результате – четырнадцать раненых и… пятеро погибших – два капитана, лейтенант и два сержанта. Их всех уже успели доставить обратно в Кабул.

– Сожалею, месье полковник.

Ла Грасс как-то странно посмотрел на Андрея и наконец-то выдавил из себя те слова, которые, видимо, никак не мог произнести:

– Фамилия одного из погибших капитанов-переводчиков – Савелофф…

Такого удара Андрей просто не ожидал. Он мог бы предположить все что угодно, только не это.

Он попросту вошел в ступор. Ему не хотелось верить в то, что он услышал… Не хотелось!

– Вы сказали…

– Паук уже в курсе, – проговорил полковник.

– Но почему?! Что она делала здесь?!

– Соболезную, Ален… Огюст сообщил мне о том, какие у вас с Мари были отношения.

– Я могу ее увидеть, месье полковник?

– Именно для этого я и пришел…

Они прошли несколько сотен метров к местному моргу и вошли внутрь.

Андрей смотрел на безмятежное лицо Мари Савелофф и думал:

«…Она, наверное, до самого последнего момента думала, что все закончится хорошо и пилоты посадят подбитый вертолет… И совершенно не волновалась по этому поводу. Или ничего не знала… Лицо совершенно спокойное, словно и не на войну прилетела, а на воскресную прогулку по французской Ривьере. Мари! Маришка! Что же ты наделала?! Зачем? Что ты хотела здесь найти? Война эта, бля! Когда же это все закончится?! Когда?! Почему мне приходится терять столько близких и родных людей?! Господи! За что? Прости меня, Мари! Прости за все!..»

– Что теперь, месье полковник? – Голос Андрея был глухой и раздавался, словно из-под земли.

Ла Грасс смотрел на лицо капитана, которое было похоже на каменную маску. Это лицо застыло, «замерзло» и как-то сразу постарело лет на десять. Полковник видел недвижимую скульптуру, изваяние, у которой горели глаза. Страшным, адским огнем… Андрей был похож на проснувшийся вулкан в Андах, который уже задымился, но еще не взорвался. Внутри него клокотала кипящая лава, и никто на свете не мог сейчас предсказать, когда она выплеснется наружу, сжигая в своей неотвратимости все живое на своем пути. Этого не знал никто!

И, уж конечно же, и сам Андрей.

Единственное, чего ему хотелось сейчас, так это оказаться где-нибудь в горах или в джунглях, все равно, где бродили бы косяками какие-нибудь «духи», африканские «революционеры» или латиноамериканские «наркобароны». И чтобы под рукой был добрый, проверенный пулемет, да помощнее, типа «Утеса», да снаряженных лент к нему побольше, проверенная винтовочка типа старенькой СВДСки, и десяток наступательных РГДшек…

И чтобы никого рядом! Чтобы орать во все горло, плакать или смеяться, но при этом целенаправленно выкорчевывать ту погань, которая мешает нормально, по-человечески жить другим!

Ла Грасс, видимо, чувствовал и понимал Андрея, потому что скорее всего и сам не раз терял близких людей, и сам не раз превращался вот в такой же дремлющий вулкан гнева, боли и жажды мести.

– Сегодня ночью, капитан, вернее, уже завтра, в 1.30 в Обань вылетает транспортный «борт», которым погибшие французы будут доставлены на родину… Приказом бригадного генерала Жерарди ты, Ален, будешь сопровождать этот скорбный груз… И это не обсуждается!.. Твоя личная миссия здесь, Кондор, уже закончена…

– Но боевые действия еще идут, месье полковник!

– Активные боевые действия в скором времени закончатся – талибы бегут по всему фронту. Бегут в Пакистан. Как только будет взята Тора-Бора и ее основательно проверят на присутствие боевиков «Аль-Каиды», Хамид Карзай подпишет просьбу в Совбез ООН с просьбой установить в Афганистане контингент миротворцев. Это уже решено. А дальше… Дальше останется только отловить духовного лидера «Талибана», муллу Мохаммеда Омара, который, как предполагается, сейчас находится с полуторатысячной армией талибов в провинции Хост. Так что… Свое дело ты уже сделал, Кондор!

– А как же мои разведчики? Кто будет их координатором от штаба?

– Из Обани вылетает подполковник Дворжецки.

– Франтишек.

– Да. Правда, со Скорпионом ты не встретишься, Ален, – он вылетает через три часа, с тем чтобы к утру быть в Кабуле.

– Ясно.

– В таком случае, капитан… – Ла Грасс посмотрел на свои часы. – Сейчас 19.15, так что на сборы тебе шесть часов.

Полковник пожал руки Андрею, заглянул в его глаза и, больше не говоря ни слова, ушел.

А Андрей остался. На долгих шесть часов остался наедине со своим несостоявшимся счастьем…

…15 декабря…

На аэродроме Обани было еще темно, когда тяжелый транспортный «Геркулес» коснулся колесами его взлетно-посадочной полосы. Самолет проехался еще несколько минут по рулежным дорожкам и замер наконец на месте около большого ангара. Загудели какие-то механизмы, и его задняя аппарель стала открываться.

Пора было выходить из самолета, но Андрей не мог.

Его ноги намертво приросли к железному полу.

Он сидел вот так, без движения, уже несколько часов. С того самого момента, когда достал из кожаного портфеля, в котором хранились картонные папки с «заключениями о смерти», подписанные медиками кабульского госпиталя, папочку, на которой было написано «Капитан Мари Савелофф», открыл ее и стал читать. Зачем он это сделал? Что дернуло его тогда за руку? Кто знает?

Врачи написали в этой скорбной бумажке, что девушка погибла вследствие сильного удара, повлекшего перелом позвоночника. А вот дальше…

Дальше была написана коротенькая фраза…

Андрей раз за разом перечитывал эту строчку. Весь оставшийся путь до аэродрома в Обани… Ему хотелось выть, рвать зубами большой деревянный ящик, в котором находился сейчас оцинкованный железный гроб с телом Мари, ему хотелось биться головой о металлические стенки самолета… Но… ничего этого он не делал… Андрей просто замер, перечитывая с уже в тысяча первый раз эти слова, а по его щекам текли молчаливые горькие слезы.

«…Патологоанатомом, установившим причину смерти, также было выявлено, что капитан Савелофф была беременна, со сроком приблизительно в 6—7 недель…»

Он смотрел на эти строчки, написанные равнодушной рукой, и:

«…Ты все просрал, капитан! Просто взял и просрал свое счастье!.. Какой же ты мудак, Андрюха! Мудак и законченный идиот! И ты будешь наказан за свою глупость. Я сам тебя накажу! Сам!..»

Солдаты, встречавшие самолет, уже начали выносить скорбные ящики из чрева самолета, а Андрей все сидел и сидел на жесткой лавке, перечитывая раз за разом эти строки, словно пытался вбить их в свою память навсегда. Он даже не заметил, как к нему подошел Жерарди и присел рядом.

Генерал посмотрел на бумагу в руке Андрея и, видимо, прочел то, что в ней было написано:

– Ты не знал, Ален?

– Нет, – ответил он глухо.

– Я говорил ей, что ты скоро вернешься… Ей нужно было подождать всего две недели… Я не хотел ее отпускать в этот проклятый богом Афганистан. Но ты же знаешь Мари…

– Знаю, Паук.

– Удержать ее было просто невозможно! Она всегда была упрямой и своевольной девчонкой. Об этой новости она собиралась сообщить тебе сама и не хотела ждать.

– Мы так и не встретились, Паук.

– Судьба…

Генерал покряхтел по-стариковски, вставая:

– Пойдем, капитан. Здесь больше нечего делать. Пойдем, сынок.

…Через несколько часов, уже в Абажеле, сидя в кабинете Паука, они вдвоем попытались напиться, но… Горе не заливалось алкоголем – коньяк их не брал. Крепость этого напитка оказалась слабее их общего горя, и эти вояки пили его, словно воду.

На следующий день Мари увезли в Париж.

Генерал просил, почти приказывал Андрею ехать вместе с ним, но… Он не полетел. Он просто не смог. Андрей просто не представлял, как будет смотреть в глаза ее матери и какие слова говорить…

Он попросту воспользовался своим статусом пенсионера и уехал совершенно в ином направлении. Сначала в Марсель, к Питону. А еще через несколько часов он уже поднимался на борт самолета, выполнявшего рейс Марсель – Тель-Авив.

Это, наверное, было похоже на бегство. Да, скорее всего это именно оно и было. Первое и единственное в жизни Андрея бегство. Но он точно знал, для чего поступает именно так. Он ехал наказывать самого себя. Одиночеством…