Текст книги "Субъект. Часть первая"

Глава 5. Атеист

Я ворвался в аудиторию. И тут же был сшиблен сильнейшим ударом объединенного внимания всех находящихся внутри. Все это подтвердилось вспыхнувшими в их головах огоньками смешанных эмоций, которые, подобно подсвечникам, слегка осветили мрачноватую панораму аудитории, вырисованную моим феноменальным чутьем.

Они знают. И в этом твердо были уверены мои подрагивающие колени. Но нет, их многоликий интерес, потухший столь же внезапно, как и возник, уже перескочил на некоего мужичка, благодушного по своему виду, с окладистой бородой и конским хвостиком, опускающимся с затылка, что стоял, подбоченившись, напротив невозмутимого лектора и о чем-то спорил. Температура спора с его каждой новой фразой росла, что было заметно даже невооруженным глазом. Решив не пропустить надвигающееся шоу, я сел неподалеку.

– Почему вы навязываете моей дочери свою веру?! Свой атеизм! – негодовал он.

Лектор аж поперхнулась.

– Да упаси меня го…гормоны! – проговорила она, в знак отрицания выставив перед собой ладони. – Никому я здесь ничего не навязываю.

Мужичка аж перекосило от подобного кощунства.

– Я лишь делюсь своими знаниями в надежде, что их усвоят, – рассудительно продолжала она, не обращая внимание на кривляния собеседника. – Проблема в том, что эти знания остаются безобидными лишь до тех пор, пока не начинают конфликтовать с мировоззрением слушателя. И тогда последнему начинает мерещиться, что ему хотят что-то внушить. И да, – важно добавила она, чуть выпрямив спину, отчего мужичок на ее внушительном фоне сделался еще меньше. – Атеизм вообще не вера. Это отрицание любых вер. Это предпочтение полагаться только на здраво обоснованные факты.

Мужчина поморщился, словно от зубной боли.

– Мы отдали свою дочь сюда для того, чтобы она научилась людей исцелять! Нести свет больным людям. А вы пытаетесь внушить, что света нет! Вы заблуждаетесь, считая, что людей вылечивают только лишь ваши лекарства. Да-да, – с неохотой поправился, глядя на отпрянувшего в изумлении лектора. – Конечно, они нужны. Но без Божьей помощи они бессильны. Если у вас испорченная душа, не надо портить ее и моей дочери!

– Да вы что? – опешила нейрофизиолог. – Действительно, пациенту полголовы снесло. Хирург с предельной сосредоточенностью собирает выпавшие мозги в течение суток, что, в итоге, спасает пострадавшего и дает ему шанс на продолжение жизни. А оказывается, все действия врача направлялись рукой Господа. Или, может, врач просто бессмысленно копался, что-то сшивал, тем временем как Божественное вмешательство реанимировало практически безнадежного пациента? – с тенью издевки поинтересовалась она. – Знаете, с такими понятиями вам и вашему вездесущему Другу стоило бы пойти в заведение попроще этого.

Он уже было открыл рот, чтобы закатить очередную тираду, но замер на полуслове.

– Пожалуй, да, – поникшим голосом произнес отец, – правильному, так понимаю, здесь не научат. Пошли, – буркнул он своей дочери, что тут же подорвалась, бросив напоследок неприязненный взгляд на учителя.

– Да, кстати, – бросила лектор вдогонку, – мне всегда было интересно, а что это за очищение в проруби с ледяной водой? Очищение от репродуктивных функций? Или очищение будней от учебы из-за воспаленных гланд?

Спина ушедшего было отца окаменела. От моего пронизывающего насквозь внимания не ускользнул миниатюрный фейерверк, запустившийся в закромах тканей его мозга. Он тяжеловесно обернулся, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы разразиться отповедью, что пролила бы свет на темные углы хоть и острого, но, бесспорно, заблудшего ума его спорщика, выжгла бы дотла все его богомерзкие научные сомнения, рассматривающие священные заветы сквозь многодиоптрийную линзу скептицизма. Да и еще эти глаза… Верный признак какой-то бесовщины! По ней и видно… Сейчас он ей покажет! Он был готов начать, но мысль достойная в голову не лезла, не было такой формулировки, что разом бы расшнуровала весь гордиев узел профессорских предубеждений.

– Или вот еще, – продолжала лектор, игнорируя начавший дергаться мускул на его щеке. – Будет ли термоядерный взрыв водородной бомбы светом Божьим, если основной компонент бомбы, тритий, был получен путем нейтронной бомбардировки атомов водорода, что были изъяты из молекулы… святой воды?

Своим содержанием этот вопрос был подобен взрыву пресловутой бомбы, осколки которой задели сердца верующих. По аудитории пробежал ропот недовольства, сопровождаемый редкими циничными усмешками.

Мужчина же начал хватать воздух ртом, как рыба, лишенная доступа к вышеупомянутой воде.

– Да как вы смеете! Вы..! Да вы..! О Господи… – сомкнув пальцы на правой руке, он начал циклично тыкать себя в лоб, плечи и низ живота, шепча негодования вперемешку со сбивчивыми извинениями перед своим обидчивым другом.

– О, да у вас, я так смотрю, обсессивно-компульсивное расстройство[10]10
  ОКР – психол. Обсессивно-компульсивное расстройство. Невротическая патология, выраженная навязчивыми состояниями, мыслями-паразитами (например, назойливые фантазии с сексуальным или садистским подтекстом, зачастую противные самому представляющему; страх заражения через бытовой контакт или даже просто воздух; дискомфорт при виде асимметрии) и стимулами к повторяющимся действиям или даже целым ритуалам, не имеющим объективного смысла, но способными кратковременно привносить больному облегчение. Например, частое сплевывание якобы загрязненной воздухом слюны, подсчет напольных плиток или цифр в объявлениях, номерах машин, вынужденное прикосновение к предметам четное или нечетное (в зависимости от позиций, которых придерживается больной) количество раз и т. д.


[Закрыть]? – участливо поинтересовалась нейрофизиолог. – Не волнуйтесь, это настолько часто встречающийся недуг, что с некоторых пор его принято считать нормой. Вот у меня тоже есть это расстройство. Время от времени я совершаю действия, не имеющие смысла, как, например, это. Вот так, – продемонстрировала она, пару раз сосредоточенно ткнув пальцем в свой портфель, что лежал точно вровень с углом ее стола. – Обязательно как правой, так и левой рукой, симметрии ради. Не меньше трех раз! Своеобразный ритуал, призванный предотвращать тревогу и волнение пациента.

Дочь святого человека обеспокоенно всмотрелась в лицо своего отца и насильно потащила его за руку на выход.

– Полагаю, вам лучше не становится, – отметила лектор напоследок. – Говорю же, попробуйте в том числе и другой рукой для симметрии…

* * *

– Судя по тому, как написано слово «Бог», пишет человек мне суеверный, – с насмешкой, громко прокомментировала лектор, неспешно перебирая доклады, – из этических соображений я не буду поминать фамилию автора этого доклада, но не упущу возможности сказать – с него вам стоит взять пример.

Многие из присутствующих, не понаслышке ознакомленные с экстремально радикальным мировоззрением лектора, удивленно переглянулись между собой и недоверчиво зашуршали.

– Не вздумайте писать это слово с маленькой буквы, – протянула она, – в противном случае сам именуемый этим словом тут же накажет вас психосоматическим[11]11
  Психосоматические заболевания – мед. Заболевания, причинами которых являются в большей мере психические процессы больного, чем непосредственно какие-либо физиологические причины. Также, в простонародье, под этим термином подразумевают заболевания, развившиеся от самовнушения или эффекта плацебо.


[Закрыть] расстройством.

Зал отозвался ей в ответ веселым гулом. Впрочем, были и те, кому эта плохо скрываемая издевка явно не пришлась по душе.

– Вообще-то, в самом деле, существуют проклятия, которые обрушивались на издевающихся над эгрегорами[12]12
  Эгрегор – оккульт. Душа, сущность, порождаемая коллективными мыслями и эмоциями людей и обретающая впоследствии самостоятельное бытие.


[Закрыть], – подала голос симпатичная студентка, которую я здесь не видел раньше. – Те же археологи, раскапывающие гробницы. Варвары, что поджигали церковь и святые реликвии. Или даже бытовые случаи, когда люди глумились над иконами.

– Одна оговорка, – закончив сопровождать ее примеры саркастическими кивками, подхватила лектор, – все эти люди, что были прокляты, ведь они знали, за что это произошло?

– Риторический вопрос. Очевидно, что догадывались.

– Не риторический, а исчерпывающий вопрос, – довольно ухмыльнувшись, поправила учитель по нейрофизиологии. – А вы не задумывались, почему подобного рода наказания вступают в силу только после осознания того, что ты оплошал? А те, кто живёт и даже не подозревает, насколько же не богоугодна их жизнь, никаким проклятиям, как правило, не подвергаются. Те же аборигены Малахайского архипелага не брезговали человеческим мясцом. Вот уж где предел греховных деяний, не так ли?

– Они выродки, – брезгливо скривилась девушка.

– Но единственная причина смерти и проклятий, – повысив голос, продолжала лектор, – которые вследствие всего этого могли на них обрушиться – энцефалопатия. Деградация тканей мозга, вызванная трансмиссивными прионами, грубо говоря, инфекцией. Но, не беря во внимание данную патологию, все они были совершенно здоровы по меркам среды, в которой обитали. И причина такого типа иммунитета к проклятиям в том, что внушить им, что они должны за это страдать, было некому.

Студентка, не зная, что сказать в ответ, молчала, хоть ее бровки и нахмурились, отображая признаки внутренней борьбы и несогласия.

– Как видите, проблемы создаем себе мы сами, – подытожила учитель. – И какие только заморочки не придумает наш мозг в попытках объяснить самые непонятные ему явления. А уж что касается развития целых теорий, берущих свое начало чуть ли не с пары необычных совпадений, то равных человеку в этом деле нет. Никогда не склоняйтесь к мистике! Во всем всегда есть простой и изящный ответ, разрушающий в пух и прах все наши апофенические[13]13
  Апофения – психол. Поиск структуры или закономерности в случайных или бессмысленных данных.


[Закрыть] допущения, – чуть ли не рявкнула она в конце, заставив встрепенуться аудиторию. Она снова переключила свое внимание на стопку докладов, начав их быстро перебирать, явно что-то ища.

– Нет, нет, нет, – бормотала она себе под нос, перекладывая их один за другим, – почему бы и нет! – воскликнула она, найдя, судя по всему, подходящий.

– Вот, как вам такая фраза: «В отличие от животных, я волен поступать так, как мне вздумается. Я не марионетка моих инстинктов. Я могу сопротивляться. На то мне и дан разум», – с выражением процитировала лектор.

– Что смешного вы нашли в этой фразе? – громко возмутился юноша, сидящий справа от меня.

– Разум – это, прежде всего, инструмент для обеспечения себе достойного места в мире низменных побуждений. А не способ от них отречься, – с расстановкой объяснила нейрофизиолог, – живем мы только ради низменных инстинктов, а те, кто им противостоит – раб всего одной гипертрофированной потребности. Знаете какой? Самоутверждение. Но в этом случае самоутверждение уже перед самим собой, которое по факту не приносит ни малейшего удовлетворения. Все мы биороботы, – хладнокровно провозгласила она, – марионетки наших инстинктов, но кого-то это смущает, лично меня – нет. К чему пытаться перепрыгнуть выдуманную планку. Зачем? Вот, более-менее приближенный к правде факт, написанный в этой же работе. «Мы знаем о наших знаниях». Дельный факт, но не развернутый.

Она захлопнула папку с докладами.

– Запомните, – ее голос отливал тем же металлическим оттенком, что и ее сощурившийся серый глаз, – подобная ересь на моем уроке не прокатит. Мне нужны объективные, научно обоснованные, отличительные черты между животными и человеком. А вы пишете про какие-то царства небесные. Про какой-то ультраестественный отбор, именуемый так называемым большим судом. Единственное, что тут можно отнести к заданной мною теме, так это саму склонность человека создавать религию. Но вы это упомянули в совсем ином контексте.

Она поднялась со своего места и неспешным, плывущим шагом прошествовала вдоль аудитории.

– Мы – вид, лидирующий на этой планете. А значит, у нас есть некие эволюционные преимущества. И это не ловкость, не сила и даже не острота ума в вычислении траекторий и прогнозирования действий жертвы, которую надо поймать…

Рукоплескать мы обязаны эмпатии. Она сближает. И это не безграничные коммуникативные возможности, опосредованные усилиями языка и голосовых связок. Какой толк от формирования стаи и ролей в ней, если каждый ее член заинтересован только в своем успехе? Когда инстинкт самосохранения выходит за пределы собственного Я, то вид, к которому принадлежит носитель этого свойства, становится… практически неуязвимым в своей коллективной заинтересованности выжить. То есть эгоцентризм перерос коллективное сознание, понимаете? Он все еще эгоцентризм хотя бы потому, что нас не волнуют другие виды. Точнее, не волнуют так, как наш собственный. Царства небесного для собак не предусмотрено, – не удержалась от колкости, с ехидцей произнесла она, – эмпатия – это как своеобразный эволюционный маневр, обеспечивший преимущество некоторым высшим видам.

И одно из направлений этого качества, пройдя череду преображающих мутационных извращений, ушло в возникновение потребности наставлять. Нравоучительствовать. Делиться своим, каким бы то ни было опытом, догадками, умозаключениями. Это желание стало настоящей потребностью, что требует общественного признания ее носителя как значимого для всех. Вы до сих пор считаете, что я преподаю здесь ради денег? – насмешливо произнесла она и посмотрела, как мне показалось, прямо на меня, – каждый так или иначе сталкивался с блаженным ощущением, когда ваши знания пригождались для решения чьих-либо проблем. Вы чувствовали себя как минимум важным. Вас хотят отблагодарить, но вы отказываетесь, уверяя всех, что это был пустяк, что оно того не стоит. Разумеется, не стоит, ведь вы уже и так вдоволь насытились осознанием того, что оказались нужны.

Естественное оплодотворение хорошо, но информационное – гораздо лучше. Под ним я подразумеваю идею, половую клетку просвещения, которая, словно вирус, оплодотворяет головы людей, в корне меняя их воззрение. Этим движет все та же потребность в признании, что заставляет размножать свою идею, не требуя ничего взамен.

Именно так все достижения человечества и его знания передавались из поколения в поколение. Закрепляясь, совершенствуясь, переосмысляясь. Не через бумагу, память или наскальную живопись. А только через эту потребность.

Пьяный и инфантильный бомж, даже он чувствует слабый импульс в глубине своего отравленного этилом мозга – поспособствовать развитию других так, как сможет. Его желание искажено агрессией, тупостью, самоутверждением, он преисполнен нетерпимостью к любым, даже самым очевидно здравым возражениям. Но, тем не менее, факт остается фактом – он стремится быть полезным, получить признание и уважение за использование его как источник накопленных им знаний. Несмотря на то, что все его советы – полная чушь, в его сознании – это то самое лучшее, что он классифицировал в течение всей своей примитивной жизни. Не восприняв его совет, вы спровоцируете агрессию. Агрессию слабого ума, который не способен толком объяснить изначальный импульс своего побуждения что-то наставлять и доказывать. Доказывать он не умеет, ведь он – пьяница и бомж. Но ощутить себя полезным хочет во что бы то ни стало, – зевнув, она вернулась и села за свой стол, – надеюсь, теперь вам понятно, чему же мы обязаны своим развитием на самом деле.

– Также не могу оставить без внимания тот факт, что у многих из вас в докладах часто циркулирует слово «сознание», которое, по всей видимости, является отличительной чертой между нами и животными. Что у нас, судя по всему, наличествует бессмертное и неуловимое Я, которого лишена любая тварь, не относящаяся к хомосапиенс. Так вот, – её голос снова стал жестким и непререкаемым, – я вам скажу. Ваше Я – это программа, которой придерживаются атомы, составляющие нас. Ты не материя! – выкрикнула она кому-то из сидящих в первых рядах. – И ты тоже, – указала пальцем на другого.

– И ты схема, – глянув куда-то в мою сторону, заверила она, – по которой она принимает форму, позволяющую тебе жить, чувствовать себя и нагло полагать, что все эти атомы, из которых ты состоишь, принадлежат исключительно тебе.

Один сбой, что нарушит поддержание существующей только в виде материи схемы, – и происходит распад. Необратимый. Навсегда исчезает та уникальная организованность, которой придерживались все компоненты, образующие тебя. Энергия берется из всех тех же атомов, что своими взаимодействиями друг с другом образуют силу, реакцию, движение. Наше так называемое Я обуздало все эти реакции, сделав их совокупность осмысленной, направленной на конкретную цель, о которой атомы даже и не подозревают, не видя ничего дальше своих ковалентных собратьев. О, это больше похоже на рисунок на песке, что размывается с каждой накатывающей волной. И атомы, глядя на все размывающиеся детали схемы, рисуют по их подобию снова и снова, то же самое, всячески сопротивляясь все новым и новым приливам. У них только одна цель – сохранять рисунок в читабельном состоянии. А в одной из строк этого рисунка написан посыл, приказ, цель для атомов, что участвуют в этом – сохрани меня. И атомы следуют этому, а в случае непредвиденного сбоя или чересчур сильно нахлынувшей волны расходятся восвояси. Каждый в свою, непредсказуемую для него сторону. В направлении, которое они не способны сами выбирать. Они разлетаются и блуждают без дела, пока вновь не наткнутся на другое, придерживающееся очередной инструкции сообщество атомов, к которому они без всякого размышления примкнут.

Какой-то парень, втихомолку собравший всю свою сноровку, слинял из аудитории.

– Я – это архитекторский проект, – продолжала надрываться лектор, сделав вид, что не заметила ушедшего. – Вавилон, сооруженный миллиардами ничего не подозревающих рабочих. Ваша сущность призрачна и ощутима только лично вами, но только до тех пор, пока рисунок на песке цел. А стершись, он уже более не позволит самого себя прочесть. Он опыт, генетическая память, схема самоподдерживающейся организации, понятия о хорошем и плохом, не более чем печать в клубке многочисленных и скоропортящихся нейронов.

В какой-то мере животные точно так же оснащены собственным «Я», хоть и не способны это в полной мере выразить. Многие из них вообще о нем и не догадываются. Но вопиющей и привилегированной разницы нам это по сравнению с ними не дает. Так что теперь, – она довольно перевела дух, – в случае, если вам кто-нибудь задаст вопрос – кто же вы на самом деле? – ответ вы знаете. Организованная, отчасти контролируемая материя, живущая вопреки энтропии[14]14
  Энтропия – физик. Распад. Неупорядоченность. Необратимое рассеивание энергии.


[Закрыть]. Материя, что способна охарактеризовать саму себя, ответив на этот вопрос.

– А что скажете насчет реинкарнации? – подала голос девушка с дредами и слегка замутненным взглядом.

– Что простите? Вы про перерождение?

– Да, жизнь после смерти. Сущность перетекает, – она с улыбкой произвела рукой плавный жест, – из одного тела в другое.

Лектор смотрела на нее с несколько секунд так, будто студентка ее открыто оскорбила. Но что-то во взгляде недоуслышанного преподавателя сломалось, потухло, она склонила голову, и устало потерла глаза.

– Если под жизнью подразумевается индивидуальность, то, как уже и было мной сказано – нет, – монотонно ответила она. – Ну а так, разумеется, материя, что работала на один организм, при его смерти распространяется по другим организмам, становясь их частью. Распространяется преимущественно перорально[15]15
  Перорально – мед. Через ротовую полость.


[Закрыть], предварительно пройдя через целый комплекс химических реакций, чтобы стать компонентом чего-то съедобного.

– Ага, – резюмировала студентка и вновь уперлась взглядом в галтель. Лектор тоже уперлась взглядом в папку с докладами, правда, ее глаза не двигались. Так прошло несколько минут. Студенты стали ерзать и недовольно посматривать на свои наручные часы.

– Вы только вдумайтесь в эту удручающую правду, – вдруг воскликнула нейрофизиолог, – вся ваша жизнь – сплошная копипаста. Все ваши действия, планы – уже давно заезженный до дыр шаблон. Все ваши слова – это цитаты, накопленные коллективом многих поколений. А вы биокомпьютеры, что запрограммированы на своевольный поиск схем, которым следовать. Но разве кто-нибудь утверждал, что это скучно? Пока мы во власти внутренней системы вознаграждения, нам не до мыслей о высоком. Более того, человек всячески будет отвергать то, что угрожает его комфортному мирку. Вот вам наглядный пример, – она укоризненно направила палец на еще одного парня, что замер на полпути к выходу.

– Профессор, у меня голова болит, – жалобно взвыл он, – хотите, за справкой схожу? Я в самом деле испытываю боль, я не обманываю!

– И я!

– У меня, кстати, тоже…

Еще несколько человек пожаловались на самочувствие, но у меня не было никаких сомнений в том, что все они лжецы, что разыграли коллективом эпидемию, которая дала бы им возможность покинуть довольно-таки интересный урок. Разумеется, все они ломали комедию, ведь сам я чувствовал себя прекрасно. Однако мое предположение тут же было разнесено в щебенку заявлением лектора.

– Должна признать, я тоже чувствую недомогание. Вот вам, пожалуйста, божественная кара таки настигла нас, наслав магнитную бурю, – вяло пошутила она, – значит, встречаемся во вторник. А пока – хороших выходных.

* * *

– Значит, это все правда, – потрясенно произнес директор Технополиса, – действительно никто не успел бы среагировать.

– Боюсь, это не та ситуация, где скорость реакции имела бы хоть какое-то значение, – мрачно пробормотал я, вспоминая.

– Но как, объясни мне, как ты понял, что это произойдет?!

– И вы туда же… Неоднократно повторял. Я это увидел!

– Как?! – чуть ли не вскричал он.

– Так же, как и вашу сросшуюся трещину на большеберцовой кости. На той же ноге отсутствует мениск. Дайте угадаю, однажды вы были ярым поклонником футбола, а левая нога была ведущей. Так же, как и ваш помпезный сейф в стене, что абсолютно пуст, в отличие от тайника, сокрытого в полу и задвинутого от лишних глаз вот этим большим и черным креслом. Так же, как и, – я понизил голос, – проколотые соски вашей секретарши…

Лицо директора потемнело.

– Так же, как и вашего генменеджера, которому, кстати говоря, актерского мастерства не занимать…

– А с ним что?

– Шумиха, которую он устроил с исчезнувшими столовыми приборами просто спектакль. Он сам их вынес…

– Ты уверен? – его лоб недоброжелательно нахмурился, – впрочем, да, я… – он покосился на уставившуюся в монитор секретаршу, – тебе верю.

– Простите, если задел вас.

– Да ничего, зато наглядно, – начальник поскреб свой заросший подбородок, – и да, сразу надо было сказать…Со мной связывались одни люди… Интересовались тобой. Говорят, в научных целях.

– Какие люди? – сразу напрягся я. Тогда, сразу после происшествия, всех пострадавших, включая меня, отвезли в городское отделение больницы. По результату первых же беглых обследований стало ясно, что почти все надышались ядовитыми испарениями и им срочно требуется дезинтоксикационная терапия. Одним из немногих, кто не нуждался в ней, как ни странно, был я. Но даже таким счастливчикам надлежало пройти еще пару профилактических диагностик и ради формальностей пробыть в учреждении до вечера.

И пока я терпеливо ждал, ко мне тогда подплыл психотерапевт с неожиданно белым лицом и такого же экзотического цвета волосами, и объяснил, что в целях устранения посттравматического стресса, он должен расспросить меня подробно о том, что произошло, и как я к этому отнесся.

– А какого они цвета? Картинки, что вы видите…

Глянув в его необычайно серьезные глаза, отливающие слабым багрянцем, я вздохнул и без утаек поведал обо всех своих нереальных видениях, включая те, что были сразу после падения с карусели.

Но что показалось странным, так это с его стороны ни единого вопроса или малейшего уточнения о моем самочувствии и эмоциональных потрясений, ради улаживания которых он вроде бы как и пришел со мной поговорить. Вместо этого он уточнял:

– Где работаете? Где именно?

– Через металл тоже видите? Так же четко?

– Светится, говорите… А лучи солнечного света так же светятся? Или по-другому?

– Можно подробнее?..

Он только и делал, что переспрашивал о характере моих видений, требовал деталей и настолько тончайших подробностей, что мне порою не хватало слов, и я прибегал к красочному языку жестов. За весь разговор его обескровленные губы ни разу не дрогнули в глумливой усмешке. Было в его внимании нечто жуткое. Стерильное. Сделав последнюю пометку в своем журнале, он заверил, что не видит никаких причин для беспокойства и, кажется, психически я вполне здоров.

Здоров?! – хотел я тогда переспросить, но тот ускользнул из палаты так быстро, что на один миг я даже успел предположить о его галлюциногенном происхождении, тем более что его лицо, несмотря на выраженный альбинизм, было незапоминающимся, как из сна, который пытаешься вспомнить после пробуждения. И сам диалог, стало быть, выдуман и происходил в моей голове… Если бы не движущееся пятно фигуры в холле, которая не могла укрыться от меня за стенами из арболита[16]16
  Арболит – строй. Легкий бетон на основе цементного вяжущего, органических заполнителей, также известный как Древобетон.


[Закрыть].

Все бы ничего, вот только буквально через несколько минут подошел еще один специалист, что так же представился психотерапевтом, цель которого поговорить по душам и, тем самым, смягчить последствия моего посттравматического стресса. Стоило мне заикнуться о только что предшествующем ему коллеге, как тот сразу скорбно покачал головой и записал меня на сеансы психотерапии. Этому о своих видениях я решил умолчать.

– В подробности особо не вдавались, – сказал директор. – Лишь намекнули на особые полномочия, а затем потребовали немедленно устроить встречу с тобой. Тут я был бессилен отказать, – он виновато почесал грудь. – И их агент должен прибыть с минуты на минуту.

Я чуть не поперхнулся.

– Что?

– Да ты чего, расслабься, – удивился директор, по-приятельски хлопнув меня по плечу, – организации такого размаха хоть и не привыкли терпеть отказ, но я сомневаюсь, что они станут выковыривать тебе глаза, ха-ха… Для каких-то там экспериментов.

Я выдавил из себя кислую улыбку.

– Хоть направление ее выяснили?

– Кажись, нейротехнологии…

– О как.

– Ага. Обязательно потом дай знать, что тебе скажут. Если, конечно, сумеешь после таких особых приглашений снизойти до нас, простых смертных, – осклабился он.

Я хотел было отпарировать в ответ на его колкость, как завис на полуслове, к чему-то прислушиваясь. В дебрях здания промелькнуло настораживающее эхо чьих-то шагов. Впрочем, нет. Оно вовсе не призывало насторожиться. Скорее, напрячься, сосредоточиться, приготовиться к давно предвкушаемому моменту, как бывает в преддверии озвучивания оценок за экзамен или в момент судорожного вскрытия коробочки с подарком, найденной под елкой на Рождество. Даже нечто большее. Подобное ощущение способно охватить от только начавшейся, но уже заставившей замереть всем телом музыки, которая своим вступлением, своими первыми же ударными партиями внушает неистовую веру и надежду в её полное соответствие твоему вкусу. Мои губы разъезжались в блаженной улыбке.

– Что такое? Ты что-то видишь, да?! – среагировав на мое поведение, тут же воскликнул начальник.

– Да, – рассеянно отозвался я, каким-то чудом различив вопрос, ведь все мое внимание теперь было приковано к источнику эха этих шагов. Дефилирующая фигура, судя по угадывающимся очертаниям границ между имеющими разную степень разреженности скоплениями материи, была девушкой.

Я не мог различить цвета ее кожи и радужки глазных яблок, не мог оценить аромат ее волнующихся прядей и запах, выдыхаемый изо рта. Стена скрывала всю магию ее живого лика, маскировала темперамент глаз.

Однако я беспрепятственно мог наблюдать пропорции ее фигуры – они откровенно предстали передо мной. Все её безукоризненные формы, каждый её захватывающий дыхание изгиб, каждый угол и каждая впадина её тела вырисовывались во всем своем бесстрастно и однородно отображаемом свете. Но что это был за свет! Неизмеримо информативный, раздевающий, пальпирующий, зондирующий глубоко внутрь… А её ходьба…

Я провожал ее взглядом через стену вплоть до того момента, пока она не стукнула в дверь. Начальник, подорвавшись, нетерпеливо открыл ей.

– Добрый день, – послышался чуть запыхавшийся, приятный женский голос. Голос, от которого даже звуковая волна, как мне показалось, имела ласково обволакивающий характер распространения. – Он уже здесь?

– Разумеется, – пробормотал начальник, по-видимому, точно так же ошеломленный внешностью агента этой таинственной организации.

Я с неохотой вырвался из мира сообщающихся меж собой сигналов, переключившись на привычные, доступные человеку чувства. Первым делом мне бросился в глаза слегка неприязненный взгляд секретарши в сторону вошедшей. Смутно удивившись, я перевел взгляд на гостью, и все встало на свои места. Так могла почувствовать себя разве что зажигалка, дрожащий огонек которой некогда рассеивал тьму эстетического дефицита, теперь же полностью затмившийся на фоне яркого прожектора, что буквально выжигал присутствующим зрительные нервы. Приподнятые скулы, серебряные глаза, едва не лопающиеся от своей спелости губы, чуть приоткрытые, за которыми проглядывался стройный ряд белоснежных зубов. Эта девушка была богиней. И как тут только можно было оставаться здравомыслящим атеистом…

– Ну, здравствуй, – развернулась она, одарив меня пленительной улыбкой. Мысли под ее оценивающим взглядом разбегались, неуверенные в своей уместности, страшась претендовать на роль быть произнесенными в столь ответственный момент, когда так важно произвести впечатление.

– Ээ…привет! Точнее, здравствуйте! Вы по моему пришли? Поводу? – важно кашлянув в конце, закончил я, перекрыв поток этой бессвязной, отрывистой речи. Просто отвратительной речи!

– Вас уже предупредили о нашем предложении сотрудничества? – с прохладной вежливостью поинтересовалась она.

– Мм, да, вообще-то, да…

– Вы согласны пойти навстречу нашему предложению?

– Да, – самозабвенно ответил я, как-то забыв, что даже понятия не имею, о какой организации идет речь.

Девушка расплылась в улыбке. Только сейчас я обратил внимание, что стоит она в вопиюще красном, торжественном платье, что было уместнее скорее для каких-нибудь ночных показов моды, но никак не для научных мероприятий.

– В таком случае, вам необходимо проследовать за мной. Нас уже ждут.

– Хорошо, – согласился я.

– А как называется ваша организация? – подал голос мой бывший начальник.

– Айсберг, – с готовностью ответила она.

– Айсберг? – переспросил я, и мы с начальником перекинулись улыбками. – Надеюсь, мне не понадобится сейчас садиться на круизный лайнер до Арктики?

– И в Арктику, и хоть на саму МКС[17]17
  МКС – аббрев. Международная космическая станция.


[Закрыть], при условии, что нам удастся сделать вас полноправным членом нашей компании.

Начальник присвистнул.

– Ну и приключения у тебя там назревают, парень, – проказливо подмигнул он мне.

– Нас очень ждут, – как бы невзначай напомнила о себе она. Я посмотрел на нее с мимолетным укором. И как только ей могло прийти в голову, что я могу забыть о ее присутствии. Все мои движения, повороты головы, корпуса и даже обращения к другим сейчас – не более чем дешевый спектакль, под которым я пытался скрыть свое маниакально-пристальное внимание к ее персоне.

Я пожал руку начальнику, согласившись на его повторно озвученное предложение прийти, как будет время, махнул рукой его секретарше и последовал за потусторонне притягательной фигуркой агента Айсберга.