Текст книги "Субъект. Часть первая"

Глава 6. Айсберг

– Вот мы и на месте, – черный служебный автомобиль остановился напротив захолустного магазина DVD-дисков. Водитель, темнокудрый аравиец, резво выскочил из-за руля и, обежав машину, услужливо отворил нам дверцу. Заметив его жадный взгляд, который он бросил на лицо сопровождающего меня агента, я почувствовал необъяснимую злость.

– Это что, розыгрыш? – вырвалось у меня при виде приземистого, потрепанного временем магазинчика. Над тесным входом опасно нависала выдохшаяся светодиодная вывеска с бесхитростным названием «Твое Кино».

– Так-так, – лукаво улыбнулась девушка, – разве так уж важен внешний вид организации? А как же величие ее идей и направлений?

– Ну, если это не шутка, то очередной наглядный пример того, что нашу страну не интересуют вложения в науку, – грустно вздохнул я.

– Не драматизируй, – усмехнулась она и потянула дверь на себя. Да-да, за то время, пока мы мчались сюда, я уже успел успешно низвести наше общение до фамильярного формата. В лицо ударил суховатый, пропахший глянцем воздух. Редкие потенциальные покупатели, такие же тихие, как и царящая здесь атмосфера, осторожно шуршали, вороша стеллажи в поисках развлечений на сегодняшний вечер.

– Нам в раздел истории, – мягко коснувшись моего рукава, произнесла агент. Я послушно последовал за ней. Мы углубились практически в самый угол заведения, пока она не остановилась над посеревшей от пыли табличкой «история КПРФ».

– Нет, ни за что, – отрицательно мотнув головой, я попятился назад под ее улыбающимся взглядом. – Даже не думай. На такое я не подписывался.

– Так ты у нас неуч? – деланно вскинув брови, ужаснулась она.

– Кто угодно, но если обязательным требованием программы для вступления в ваши ряды входит изучение истории КПРФ, я пас.

– Как жаль, – с наигранным разочарованием произнесла она, – такого человека потеряли.

Повернувшись к стеллажу, девушка открыла упаковку одного из нудных дисков с документальным фильмом о «18-м партийном съезде», но что мне показалось странным, так это то, что сама коробка с диском не сдвинулась ни на миллиметр, как если бы была приколочена к полке намертво. Подойдя поближе, я обнаружил, что в ней вовсе не диск, а дисплей с системой биометрической аутентификации.

– Для идентификации вашей личности скажите что-нибудь, – негромко произнес бесстрастный голос системы авторизации.

– Что-нибудь, – эхом отозвалась агент.

– Идентификация выполнена. Продуктивного вам дня.

Экран потух, и крышка автоматически захлопнулась.

– За мной, – развернулась она и направилась к настенному стеллажу напротив. Пройдя мимо, она обдала меня своими духами и тем индивидуальным, что незаметно источалось вслед за ними. Запах её волос был схвачен и бессовестно ощупан, похотливо облапан обонянием, отчего буквально все рецепторы моего тела завопили во всю мощь сигнального импульса, гласящего об открытии – эта особа обладает наиболее совместимой половой принадлежностью со мной из всевозможных вариантов когда-либо встреченных ранее.

– А вот мы уже и мнение насчет КПРФ переосмыслили, – усмехнулась она, выдернув меня из внутреннего консилиума ощущений, – так и будешь стоять?

Убедившись, что я вышел из транса, она шагнула прямо внутрь стеллажа и исчезла. Я ошарашенно замер в метре от него, завороженный тем, как это работает. По стеллажу, а точнее, по его голографическому изображению пробежала пиксельная рябь. Вытянув руки вперед, я шагнул в его голографические объятия и шел, пока не наткнулся ищущими пальцами на мягкие плечи сотрудницы, что любезно ждала меня по ту сторону в новом, интригующим своими перспективами мире. Было темно, но я услышал, как ее губы раздвинулись в усмешке.

– Я не настолько высокая.

– Что??

– …или это ты не настолько наглый, – задумчиво произнесла она. Двери за моей спиной бесшумно съехались. Сбитый с толку, я пытался понять, было ли это с моей стороны упущенным шансом или же это она просто так пошутила. Пол неожиданно ухнул вниз, отчего я потерял равновесие и повалился прямо на девушку. Та встретила меня твердо выставленными ладонями.

– Слишком много случайностей за минуту. Ты сам бы поверил..? – с укором произнесла она. От волнения, что она не так поймет, я запутался в словах и выставил себя еще большим дураком, чем был на самом деле. Девушка ответила на мои объяснения озорным хихиканьем. Это чертовски не укладывалось с ее образом строгой леди, которой она вошла в дверь к директору Технополиса. Или, может, темнота ее так раскрепостила…

– Куда спускаемся?

– В метро, – объяснили мне из мрака.

Не успел я переключиться в режим восприятия, что не признавало правил темноты, как в стене на уровне ног возникла полоса света. На фоне образующегося проема вырисовывалась фигура моей сопроводительницы. Голодно сглотнув, я испытал сожаление, что лифт не застрял.

Подземный вестибюль оказался неожиданно просторным. Стук каблучков блуждал, теряясь в коридоре сводчатых перекрытий. Слева в тоннеле замер миниатюрный электропоезд, дизайном походивший на докторскую пилюлю.

– Да-а, кто бы мог подумать, – протянул я, – что буквально под нашими ногами тут свои подземные пути. Место, куда мы едем, точно так же скрыто под землей?

– Нет, – удивила меня спутница. – На поверхности.

– Тогда какой смысл делать такие переходы?

– Не все, что на поверхности, покровительствует любопытству, – загадочно ответила она.

Я поскорее занял свое место в кабине электропоезда. Занял одно из кресел, что не настолько уж и близко соседствовало с местом, которое заняла она, дабы не вооружать ее весомым поводом со мной играть, как с собачонкой, что увлеклась без оглядки и позволила собою помыкать.

Но и не настолько далеко, чтобы это стало очевидным.

– Ну что, едем? – поинтересовался я, повернувшись к ней через плечо.

Она облокотилась прямо на дисплей на подлокотнике своего кресла, и тут же меня вжало, буквально швырнуло в спинку моего кресла. Пилюля, а точнее, как оказалось, пуля рванула по тоннелю, уверенно рассекая тьму и мои сомнения в удовлетворительном спонсировании научных организаций. Судя по скорости, с которой мы мчались, и времени, которое на это ушло, этот путь был длиннее двух, а то и трех вместе взятых веток метро, проросших под землей нашего города.

– Лучше пристегнись, – громко предупредили за моей спиной, – мы подъезжаем.

Я не стал строить из себя бравирующего подростка и спешно закрепил свой пояс ремнем. Буквально через несколько мгновений поезд начал грубо тормозить, отчего меня потянуло вперед. Наконец, приглушенный визг колес издал свою последнюю душераздирающую ноту, и меня вбросило в спинку кресла опять так, что челка смешно подпрыгнула.

– Как самочувствие? – поинтересовалась она, отцепляя ремень.

– Молодежь с пивом здесь точно не поедет. Дорогого им будет это стоить, – буркнул я, подумав, что и сам никогда бы не поехал здесь с тем, перед кем боялся бы предстать в нелепом свете.

Коротко блеснув улыбкой, она вышла на станцию, что выглядела потехнологичнее предыдущей. Никаких комнат и систем авторизации, просто изящный, немного тесноватый лифт, что мгновенно вознес нас на поверхность.

Наверху расстилалась территория, не вписывающаяся в стандарты улиц, по которым я лавировал всю жизнь. Наивысшего качества асфальт с примесью чего-то, что придавало некий блеск, отражающий солнце. На поверхности, словно грибы, расположились точно такие же будки, из одной из которых только что вышли мы. Служащие со всего города, а то и региона, стягивались в это место, парадный вход которого я пока так и не увидел. Но что более странно, по всей округе стоял гарнизон плотного тумана, который странным образом не выходил за пределы им же очерченной границы. Это смахивало больше на высоченную изгородь, присмиревшую, что своей контролируемостью навевала жуть. Что же это за организация, которая обуздала саму природу…

Взглянув на местность с ракурса, по поводу которого меня сюда и привели, я обнаружил, что за всей этой пеленой скрывалась вереница химзаводов. Их обветшалость была заметна даже на структурном уровне. Из их жерл валил жирный и массивный дым, одним своим видом вызывающий желание прокашляться…

Девушка возложила руку на мое плечо.

– Ты видишь?

– О, да, – подтвердил я. – Вижу. Это декорации?

– Верно мыслишь, – улыбнулась она, – туман совершенно безопасен. Но наши журналисты разглашают обратное. Промышленные государственные заводы, на которые правительство закрывает глаза и вечно оттягивает момент их дезактивации. Но все это дым в глаза. Дым, погуще этого.

– Ага, – поддакнул я. – Наверняка внушили людям, что, находясь рядом с этой зоной, и мутантом недолго стать. Для многих это ведь просто царство ГМО[18]18
  ГМО – биол. Генетически модифицированный организм. Организм, генотип которого был изменен в научных или хозяйственных целях для повышения в оном свойств, способствующих более качественному и богатому урожаю, быстрому росту и набору функциональной массы, а также сопротивляемости пагубным условиям среды и естественным противникам в природе, вирусам и т. д. Среди широких масс это понятие подвержено ошибочному суждению, заключающемуся в том, что продукт, чей генотип претерпел прямые вмешательства, чрезвычайно опасен для употребления, так как якобы может повлечь за собой соответствующие сбои в ДНК потребителя.


[Закрыть].

– Знаешь, а ведь неплохое название для очередной статьи в газету, – рассмеялась она. – Их страхи мы вынуждены каждый раз подкармливать, сетуя о все более удручающих открытиях и последствиях, которые настигнут каждого, кто хотя бы просто посмотрит в эту сторону.

Я перевел взгляд в небо.

– Ни один воздушный маршрут не пролегает через эту область. С авиакомпаниями мы сотрудничаем давно, – правильно истолковав мой взгляд, произнесла сотрудница.

– И где же то, ради чего столько шумихи?

Она указала пальцем в слегка затуманенную область, в которой то и дело, на уровне тридцати метров над землей, вырисовывались стены белоснежного здания. Я присвистнул.

– А не проще было придумать другой метод конспирации? Скажем, здание одного сказочно богатого затворника, который попросту не любит гостей. Эдакий Говард Хьюз. Никто же не полезет проверять, чем вы там занимаетесь.

– Видимо, не проще, раз не предприняли более простой вариант, – нахмурившись, явно что-то вспоминая, ответила она. – Ну что, насмотрелся? Нам пора заглянуть внутрь.

* * *

На входе мы застопорились из-за трещины в не таком уж и гибком, как оказалось, своде правил, прописанных для охраны этого заведения. Хоть и был я приглашенным, но устав, выпаянный на стене в рамке, не позволял мне пройти. Мои биометрические данные не были вписаны в систему, а значит все, что мне оставалось, так это стоять в прозрачном шлюзовом отсеке и со смесью раздражения и восхищения гадать о деятельности Айсберга, вокруг которого столько защиты.

За непробиваемым стеклом моя сопроводительница беззвучно спорила о чем-то с охранником, то и дело снисходя до коротких, гневливых жестов. Даже слегка вышедшая из себя, чуть раскрасневшаяся и с треплющейся на лице прядью, она все равно вызывала упоение.

Из-за угла показался человек в развевающемся халате. Не сбавляя скорости, он надвигался прямо на уже кучку столпившихся по поводу меня людей, что все никак не могли решить то, что он разрешил всего одним властным прикосновением ладони к сканеру возле технологичных врат. Шлюзы открылись, и я, наконец, ступил на некогда запретную для меня территорию.

Лоб пришедшего был столь выпуклым, что казалось, будто изнутри его распирало грыжей, выскочившей от чрезмерного мыслительного усилия. Вглядываясь в меня с нездоровой пристальностью около трех секунд, он, наконец, спохватился и торопливо протянул руку. Его ладонь мне показалась пересохшей, слегка шершавой.

– Приветствую! Что у меня в правом кармане? – неожиданно поинтересовался он, отшагнув назад.

– Очки, – сначала сказал, а потом проверил я, уловив поступающие от его кармана сигналы с хоть и неоднородной плотностью, но с определенной формой их источника, в которой угадывался столь предсказуемый для такого человека аксессуар.

– Разрази меня гром, – с восхищением пролепетал он, однозначно позабыв, как ужасно щурился, пока бежал сюда, – так это… в самом деле ты!

Я вопросительно поднял брови.

– Тот, кого я искал всю свою сознательную жизнь! – пылко ответил он, все так же продолжая просвечивать меня своим немигающий взглядом.

– А кого вы искали? – буркнул я, смутившись от подобной формулировки.

– Я искал… нет, – поправился он, – мы искали способ раздвинуть границы человеческого восприятия. Преодолеть барьер, предписанный для нас природой. Но как найти то, чего мы не в силах воспринять? И вот ты, феномен, стоящий прямо передо мной, способный прощупать, как полагаю, каждый кирпич этого здания, прямо не сходя с этой точки. Это ведь так?!

– Гм, в принципе, да, – подтвердил я, подумав, что куда проще посчитать буквы в какой-нибудь энциклопедии, чем, как он выразился, прощупать моей способностью даже всего-навсего один кирпич.

Пришедший судорожно выдохнул и подрагивающей от волнения рукой пригладил свою реденькую шевелюру.

– Не терпится увидеть, как ты это делаешь. Так… Поехали наверх.

Я и моя притихшая спутница двинулись вслед за ним к лифту.

– А кто Вы? – запоздало крикнул я ему вдогонку.

– Я тот, кто не отступит от тебя ни на шаг, пока ты здесь, – бросил он через плечо, явно не поняв вопроса. Или наоборот, дал мне понять, что подобные вопросы здесь почему-то некорректны.

Я недоуменно перевел взгляд на приведшую меня сюда девушку. Я вообще, чуть что, переводил на нее взгляд, каждый раз находя все новый, убедительный для этого повод.

– Сожалею, что у нас подобная система конспирации. Но правила есть правила, – логично, но неправильно истолковав мой взгляд, объяснила она.

– Ненавижу правила, – буркнул я.

– Но а так, он… наш выдающийся нейрохирург, глава третьего уровня организации.

– У вас тут еще и уровни?

– Скажу больше – исследовательские группы, работающие в этом здании, изолированы друг от друга и не имеют права знать о том, чем занимаются другие. Превентивная мера, призванная предотвратить утечку информации о результатах экспериментов.

– Какая-то бессмыслица, – нахмурился я. – Разве не будет более эффективным объединять усилия всех групп в одной сфере?

– Так и есть, но каждый уровень работает над каким-то одним ответвлением, и результаты идут в центр. Только центр имеет право знать все в целом, он нас и направляет.

– Как же сложно все у вас. А где этот центр?

– Не здесь.

– Имеешь в виду, не в этом уровне? – я обвел глазами коридор, по которому мы шли.

– Не в этом городе, – усмехнулась она, затем, понизив голос, добавила, – и даже не в этой стране. Дальше мне нельзя.

– Хорошо.

– Эй, экстрасенс, – окликнул меня глава третьего уровня, – ты решил посрамить мое наименование?

– Что вы, каким образом? – удивился я, заторопившись к лифту.

– Ну как же? Я тот, кто глядит за тобой здесь в оба. Или ты уже успел забыть, что не все умеют смотреть в оба так, как ты? – объяснил он, доставая из халата очки и водружая их на нос. Нажав на кнопку, он тщательно вытер подушечку пальца о свой халат.

– Такого больше не повторится, – заверил я, глядя на плавно схлапывающиеся створки лифта. Пол мягко дрогнул и понес нас наверх.

* * *

– Прежде чем начать знакомить тебя с членами нашей команды, я проведу небольшой экскурс по направлениям, в которых устремилось развитие сети Айсберг, – торжественно начал нейрохирург, толкнув перед собой распашную дверь в презентационный зал. Посреди него располагался круглый стол, в центре которого возвышался пустой цилиндрический аквариум. За столом было всего несколько сидящих, и только один, поддавшись любопытству, поднял голову в нашу сторону. Остальные, сосредоточенно сдвинув брови, сконцентрировали все свое внимание на экранах перед собой.

– Как день? – бегло проведя ладонями по своему халату, обратился нейрохирург к смотрящему на нас. – Слушай, будь так любезен, включи нам демо-версии адаптаторов, образцы с первого по шестой.

Тот бросил на меня немного подозрительный взгляд, но все же сыграл на клавиатуре какую-то команду, и тут же в «аквариуме» возникло объемное изображение крупномасштабной структуры Вселенной. Или грибного мицелия. Или…

– Нейросеть, – с экзальтированным оттенком в голосе произнес нейрохирург, – доводилось ли тебе однажды наблюдать трехмерные конфигурации нейронных сетей?

– Разве что в интернете, – признался я, зачарованно наблюдая за медленно вращающейся моделью сплоченных пучков нейронов.

– Сколько раз бы я на это ни смотрел, но все равно уму непостижимо, сколько же наборов правил и понятий кроется в этих переплетениях. Сплести их в другом порядке – и вот, уже совсем другая инструкция, пронесшись через которую, твое сознание исполнит совсем другое действие. А поменяв конфигурацию еще раз, и перед нами бесполезный комок нервной ткани, в структуре которой уже нет никакого смысла. Не вижу никакой разницы между взаиморасположением нейронов и черточками, из которых конструируют буквы, цифры, предложения. Напутственную речь или же одно единственное сообщение, способное как сплотить народы, так и разжечь между ними вражду.

– Интересная аналогия, – одобрил я.

Он ухмыльнулся и продолжил:

– Как ты уже наверняка догадался, это мы внедряем в голову людям. Ну не в буквальном смысле, ты не подумай, – он отмахнулся, увидев мое вытянувшееся лицо, – мы стимулируем отдельные участки мозга выстраивать внутри себя те самые паттерны, что изображены на этой карте. Чем? Транскраниальной магнитной стимуляцией, если тебе это о чем-то говорит. Метод совершенно безвредный.

Так вот, чем сложнее навык, который мы хотим внедрить в голову, тем крупнее модель и тем, соответственно, больше вовлекается уникальных нейронных связей из разных отделов мозга, совокупность которых считывается исключительно их носителем. То есть, чересчур крупная модель уже не будет универсальной и рассчитанной на всех, понимаешь, о чем я? Само мышление во многом неповторимо и индивидуально. Там, где вовлекается ассоциативный раздел, я вообще молчу. Сам нейрофизиолог ногу сломает.

– А значит, пилотом пассажирского Боинга за несколько минут мне стать не удастся, – подытожил я.

– Да, – сокрушенно согласился нейрохирург, – увы, моделирование навыков имеет существенные ограничения. Таким образом, мы занимаемся моделями базового уровня, теми, что связаны с моторными функциями, с примитивными условными рефлексами, с эмоциями. Перечень хоть и ограничен, но потенциал несет в себе он колоссальный. Спрос будет обширный, многие люди сэкономят большую часть времени, введя необходимые навыки и понятия за краткий срок, а также поможем лицам с психическими отклонениями, реабилитируем тех, кому не посчастливилось утерять логическую и мышечную память… Дадим шанс каждому, кто не способен чему-то обучаться естественным путем…

Он замолк, уставившись на голограмму. Пауза затягивалась, и мне начало казаться, что он ушел в себя.

– А конкретно эта модель что дает? – кашлянул я.

Его морщинистый уголок рта пополз вверх.

– Овации, – повернувшись, расплывчато молвил нейрохирург.

– В каком смысле?

– А ты назови любые числа, и я их перемножу.

– Гм… восемьсот шестьдесят четыре на… скажем, семьсот дв…

– Шестьсот двадцать…

– …адцать шесть

– …семь тысяч двести шестьдесят четыре, – закончил он в один голос со мной.

Недоверчиво округлив глаза, я полез в карман за телефоном и перепроверил эту операцию на калькуляторе. На экране высветились те же цифры.

– Как? – прошептал я. – Я ведь даже… ведь не успел договорить…

Нейрохирург самодовольно ухмыльнулся.

– Твой глаз при виде летящей в него соринки зажмуривается прежде, чем ты сможешь осознать, что отреагировал он правильно и без твоего вмешательства. Так и с таблицей умножения. Казалось бы, что может быть проще неё? Но каждый из нас то и дело спохватывается, что не может быть уверен в произведении тех или иных цифр. Мышление стопорится, и, даже найдя ответ, ты его еще раз перепроверяешь. Вне зависимости от скорости твоего осознанного подсчета, этот процесс – балласт, тратящий драгоценное время и энергию. А что, если сложение всевозможных комбинаций цифр будет подобно рефлексу, когда вслед за множителями, вот так, по щелчку, сразу становится очевиден результат их произведения? Будь добр, покажи нам следующий, – снова обратился он к сидящему.

Модель сменилась на другую, покрупнее и ветвистей.

– Вот посложнее моделька, предоставляющая возможность моментально освоить методы решения дифференциальных уравнений. Молниеносное извлечение квадратных корней. Сиюсекундное преобразование обыкновенной дроби в десятичную. Загружаешь адаптатор в мозг, и правильный ответ ты попросту начинаешь чувствовать. Твоего учителя по математике удар хватит. Линейка этих моделей будет прямо-таки разлетаться на молодежном рынке.

– Вот халява будет. Как бы это парадоксально ни звучало, но, поумнев от этого, боюсь, мы в целом отупеем, – с ухмылкой предположил я.

– Не факт, – впервые подал голос сидящий, – если, конечно, предвестником отупления не станет лень осваивать навыки естественным путем.

– Именно это я и имел в виду, – поддакнул я. – А есть у вас модели, включающие в себя моторные функции?

Нейрохирург и сидящий перекинулись усмешками. Изображение снова трансформировалось, и в аквариуме теперь парили завитки иного плетения.

– Есть и такое, – гордо произнес экскурсовод. – Хочешь познать технику бокса? Самые базовые движения, техника на уровне рефлексов. Блоки и контратака. Все будет настолько отточенным, как если бы занимался несколько лет подряд. Ну, по крайней мере, связки и мышцы так считать не будут, они не адаптируются. По сути ничего не адаптируется. Просто возникает искусственная привычка, ее мы и загружаем. Поэтому сложные техники мы не моделируем, так как уже через минуту использования новых навыков человек что-нибудь себе да повредит, – закончил он, незаметно погладив свой локоть.

Изображение снова поменялось, но нейрохирург отмахнулся.

– А это мы делали под заказ. Инструктажи техник безопасности. Правила поведения и интуитивной субординации внутри конкретного трудового коллектива. Честно говоря, это уж совсем для тех, кому некуда девать деньги. Зато звучит солидно. Наверное, потому и заказывают. Пошли дальше.

Мы вышли из зала и двинули по стерильно-белому коридору. Мою голову штормило не только от бушующих в ней новых впечатлений, но и от парочки явных несостыковок. Он бросал на меня через плечо читающие взгляды.

– Что-то не так? – спросил он.

– Но ведь речь идет о связях, в основе которых лежит биологическая ткань. И при не использовании эти нейросети могут атрофироваться, грубо говоря, забыться, не так ли?

– Ну, эта проблема имеет место быть, – неловко подтвердил он, почесав шею, – но говорить про нее нам громко не стоит.

– Так я и думал, – разочарованно вздохнул я.

– А ничего и не бывает просто так и по щелчку, – воскликнул нейрохирург. – И, конечно, клиенты будут с этим то и дело сталкиваться. Но тот эффект, который они получат на пике использования, не позволит им отнестись к этому категорично. Поворчат, да придут на процедуру снова. Все хотят таблеток и гаджетов, но никто не хочет делать что-то сам. Человеческая лень воистину изобретательна.

С этим я спорить не стал. Мы подошли к двери с точно такой же биометрической системой аутентификации, что и на входе в здание.

– Даже в абсолютной адинамии[19]19
  Адинамия – мед. Прекращение двигательной активности организма. Предельное бессилие.


[Закрыть] человек невероятным образом найдет в отсутствии своих действий то, что по-прежнему вызывает лень, – изрек он, прислонив свою ладонь к сенсорному экрану, – найдет и заплатит за то, что будет ей покровительствовать. Ну а мы, чтобы не развалиться в процессе разработок более важных проектов, ищем себе аудиторию на глобальном потребительском рынке.

– А в чем заключаются эти более важные проекты?

– Ты даже не можешь себе это вообразить, – ухмыльнулся интриган, нетерпеливым кивком подтолкнув меня в отворяющийся проем.

– Так понимаю, посвящать меня в это вы пока что не намерены.

– Всему свое время, – уклончиво ответил он. – Мне начинает казаться, что основные идеи Айсберга интересуют тебя даже больше, чем ты себя сам.

– Себя познаю я через вас. А значит, и представление о вас должно быть вразумительным.

Он загадочно улыбнулся. Стянув со стеллажа магнитный ключ, он открыл сейф и осторожно достал головной обруч, напоминающий кибернетическую диадему, с еле заметными, сглаженными кнопками и мини-панелью управления посередине. На внутренней стороне была выгравирована надпись «Menta».

– Удавалось ли тебе когда-нибудь выйти из депрессии буквально в одночасье? Обрести счастье на пустом месте. Смириться с чем угодно, не прибегая при этом к сильнодействующим средствам, использование которых преследуется законом?

– Ммм… Звучит, как реклама наркотиков.

– И только?

– Ну… можно пойти и окольными путями, влияющими на нейромедиаторный обмен… Правильный образ жизни, сон, тренировки…

– Окольные пути слишком длинны, а наркотики слишком опасны, – усмехнулся нейрохирург, поднимая кибернетическую диадему повыше, – все точно та же самая транскраниальная магнитная стимуляция, производимая этим небольшим, с виду ничем непримечательным устройством, позволяет регулировать свое настроение одним нажатием пальца. Ну разве это не предел изощренности человеческого ума? Получать по мановению руки то, что раньше мог приобрести, лишь попав в очередную передрягу…

Я глядел на этот кусок технологичной железки и испытывал двоякие ощущения. Неужели вот этот головной обруч способен выступить в качестве альтернативы всей палитры разнообразных приключений, в которых мы так нуждаемся в момент эмоционального голода… Неужто это устройство станет решением всех душевных волнений и проблем…

– Вытесним с рынка транквилизаторы и прочие успокоительные средства. Никаких ноотропов. Устройство корректирует или же полностью меняет настроение в нужную тебе сторону, а также стимулирует когнитивную активность, способность к логическому анализу. Вот что значит по-настоящему обуздать свой организм. Вспылил, тут же понизил градус своей агрессии, и исчезает всякий риск потенциального вреда как себе, так и другим. Ни тебе войн, ни депрессий. Но… есть риски, что будут его использовать в других, не одобряемых законом целях.

– Эмоционально непробиваемые люди – в принципе угроза экономике, – невесело хмыкнул я. – А все, что ей угрожает, карается законом, так уж у нас заведено.

– Да брось, – поморщился нейрохирург, – я имел в виду все тех же вчерашних наркоманов. Да даже те, кто ими никогда не был, вероятно, ими станут, зациклившись на стимуляции прилежащего ядра. Но мы решаем этот вопрос. Пока что совет остановился на идее установить лимит на длительность и степень воздействия, либо вовсе выключить функции, отвечающие за стимуляцию чистого удовольствия.

– А могу я себе его примерить? – ощутив укол любопытства, поинтересовался я.

– Не-не, – шутливо погрозив пальцем, отказал он, – по-хорошему, тебе вообще следовало бы накануне исследований ограничить себя в эмоциях, мыслях и даже в движениях. Но времени у нас нет.

Он нетерпеливо снял с себя халат и небрежно бросил его на спинку стула. Взяв же со стеллажа свежий, выглаженный, он быстро набросил его на плечи и мы, наконец, вышли из этой комнаты, направившись к лифту. Я немного помедлил, обескураженный тем, что экскурс закончился так быстро.

– Ну наконец-то, – развернулся ко мне нейрохирург. У него был такой вид, будто он чего-то дождался. – А я все думал, когда уже спросишь…

– Спрошу что?

– То, что хотел, – риторически ответил глава третьего уровня. Я уже подумал, что за издевка, как он осторожно снял свои очки и протянул их мне.

– Надень.

Я медленно водрузил их на нос. Картинка была расплывчатой, у нейрохирурга явно были большие проблемы со зрением. Однако когда я перевел взгляд на его лицо, на линзах проявились какие-то полупрозрачные слова.

– У вас над глазами висит слово «воодушевление»… – вскрикнул я, щурясь. – А вдоль шеи какие-то проценты, что-то про ригидность мышц… слово «нетерпение»… Куча слов, постоянно меняются…Что это значит?

– Ага, – довольно произнес нейрохирург, выдав очередное облако слов вокруг своего лица, одним из которых почему-то было «смущение» и «страх». Его рука как бы невзначай поднялась почесать нос, там и задержалась. – Вот так я и увидел, что ты жаждешь меня спросить. Это изобретенный нами костыль для социопатов и аутистов. Усилитель эмпатии. С такими очками нет нужды, скажем, гадать, хочет ли познакомиться с тобой девушка, если ее реакция на тебя подробно высветится на интерфейсе…

– Я хочу себе их, – пролепетал я, заворожено изучая дергающуюся параболу на графике звуковой волны от его голоса, что подсвечивалась какими-то цифрами и неуловимыми значениями. Диаграммы вокруг лица нейрохирурга вдруг покраснели и предупредительно замигали, в ту же секунду он шагнул ко мне и снял очки.

– Достаточно, – неуклюже буркнул он, непонятно от чего смутившись. – В общем… Это… Гм, что я говорил… Эмпатиоры, так мы их назвали. Многофункциональны. С одной стороны, они усиливают социальную связь. С другой, их закупают также и правоохранительные спецслужбы, ведь эмпатиоры способны в какой-то мере распознать намерения и готовность к эмоционально серьезным актам. Так что террористу лучше не попадаться на глаза полицейскому с такими очками, – напряженно рассмеялся нейрохирург.

– Так вы все это время в буквальном смысле видели, что написано на моем лице? – возмутился я.

– Ну и что такого? У меня алекситимия [20]20
  Алекситимия – мед. Неспособность к эмпатии. Невозможность ориентироваться даже в собственных эмоциях.


[Закрыть]… Инвалидность считай. Так что мне можно.

– Ясно, – сказал я, пообещав себе впредь подавлять в его присутствии мимику. – Куда сейчас?

– На функциональное МРТ, – ответил он, намекающе постучав пальцем по часам на моей руке.