Текст книги "Гармилла. Райянские Эллы. Сказки с кодами Света"

– Что ты делаешь? – вяло спросил Иван.

– Рисую.

Иван перевернулся на живот.

– Ненавижу этот штиль.

– Какие же у Леры чудесные дети, – сказала Мария. – Светлые ангелочки. И все время молчат, – она подошла к детям и погладила их по головкам. – Вам здесь не жарко?

Дети обняли Марию, стали ее целовать. Потом, будто бы сговорившись, стали спускаться в каюту.

Индус прыгнул в воду. Она стала золотиться. Мария увидела, как к Индусу плывет блестящая Рыба. Через минуту Мария снова услышала разговор Индуса и Рыбы. Мария, как во сне, подошла к борту шхуны и легко ушла под воду. Через полминуты она вынырнула. Будто бы остановилось время. Она плавала вместе с Индусом и Рыбой. Пронизанное солнцем и свежестью воды счастье. Светлая, золотая бесконечность. Она будто бы вернулась в свой потерянный, давно забытый, но безусловно понятный ей мир. И она вдруг заговорила с глухонемым Индусом на языке воды и ветра. И ей было легко. И, сама не зная от чего, она засмеялась…

– Иди к нам, – крикнула Мария, наблюдающему за ней Ивану.

Иван вздохнул и, держась за лестницу, стал медленно спускаться в воду. Ведь он не умел плавать.

– Давай – давай, попробуй, – весело сказала Мария.

– Не хочу, – Иван неловко барахтался в воде, не отпуская лестницы.

– У тебя получится! Просто поверь!

Иван осторожно стал забираться по лестнице обратно на шхуну.

Штиль продолжался. Час, другой. Становилось все жарче. Ни ветерка. Всех окончательно поглотило безвременье. Влажная горячая тишина, тягучее предощущение чего-то неотвратимо тревожного…

Индус лежал на воде. Он смотрел на свою шхуну со стороны. Лодка была пуста, на палубе никого не было. Шхуна вдруг показалась индусу старой, заброшенной, бесполезной.

Дети мирно спали в каюте. К ним спустилась Мария. Она открыла чемодан, увидела там свадебное платье. Долго рассматривала его, отложила в сторону. Потом села за стол и открыла тетрадь Волшебницы. Она взяла ручку и собралась что-то в ней дописать. Но так и не решившись, она отложила ручку и встала.

Мария ходила по каюте, все время возвращаясь взглядом к платью. Потом подошла к нему, встряхнула его и стала примерять.

Войдя в каюту, Иван увидел свою, стоящую перед зеркалом невесту в недошитом свадебном платье. Он ей залюбовался.

– Оно тебе совсем в пору, – Иван облокотился на фанерную стену каюты.

– Да, но оно не дошито.

Мария показала Ивану большой разрез на платье сбоку.

– Так даже лучше, – сказал Иван.

Мария приподняла ногу. Она до бедра оголилась.

– Ты думаешь?

– Знаю, – Иван улыбнулся.

Мария в свадебном платье и Иван вышли на палубу. Шхуна шла под парусом на полном ходу.

Воодушевленный Иван забрался высоко на мачту.

– Не думал, что эта развалина может так летать, – крикнул он оттуда Марии.

Иван стоял на верхушке мачты. С интересом смотрел по сторонам. Потом он расправил руки, как птица крылья. Вдруг, он сорвался с мачты и с криком полетел в воду.

Увидев случившееся, Индус бросился разворачивать шхуну. Что-то отчаянно выкрикивая и захлебываясь водой, Иван тонул. Мария испуганно кричала. Индус быстро отдал Марии в руки рулевое весло и прыгнул в воду. Мария увидела, как он скрылся под водой. Она напряженно смотрела в море.

Спустя какое-то время Индус появился на поверхности воды. Задыхаясь, он тащил за собой бесчувственное тело Ивана. Отчаянно борясь с грубым рулевым веслом и плача, Мария пыталась направить шхуну в сторону Индуса с Иваном.

Наконец, Индус втащил Ивана на палубу. Мария бросилась к нему. Он был без сознания. Ее мокрый, побелевший избранник представлял собой жалкое зрелище.

Маленькую лодку Индуса продолжало безжалостно болтать в океане. Вскоре Иван пришел в себя. Он увидел над собой Марию и Индуса. Они, не замечая взгляда Ивана, с интересом смотрели друг на друга…

Мария и голый Иван сидели на полу каюты.

– Там на палубе, мне показалось, что ты умер. Я так испугалась…

– Прости, я не хотел.

– Ничего, любимый.

Иван подошел к Марии.

– Ты никогда меня так не называла…

Иван обнял ее и начал целовать.

Мария стала вдруг кокетничать, ломаться, отталкивать его.

– Я никогда тебя такой не видел, – удивленно сказал Иван. Зависла напряженная пауза.

– Я не мог оттуда сорваться, – нарушил тишину Иван.

– А что случилось?

– Потерял точку опоры.

– Я чувствую, что – то изменилось, – сказала вдруг Мария.

– Такого со мной никогда не было, – продолжал задумчиво Иван.

– Тебе еще повезло, – Мария гладила его по голове.

Шхуна двигалась все быстрее и быстрее.

– А где дети? – спросил Иван.

Мария и Иван вышли на палубу.

– Если и дальше идти с такой скоростью, через пару часов будем на месте, – сказал Иван. Про детей они будто забыли…

Индус посмотрел на Марию. Он видел ее в полной тишине. Он опять ничего не слышал. Индус, неожиданно для всех, взял нож и в несколько движений разрезал парус… Шхуна стала неуправляемой.

– Он совсем обезумел! – закричал Иван, – Теперь мы точно не улетим.

Яхту затрясло, стало еще больше болтать из стороны в сторону. Иван бросился к рулевому веслу. Изо всех сил он пытался совладать со шхуной, но это давалось ему с трудом.

Индус, не находя себе места, ходил по палубе. Потом спустился в каюту. Мария спустилась за ним. Она бросилась к Индусу и стала страстно его целовать. Шторм усиливался. Мария и Индус занимались любовью. Их бросало из стороны в сторону, от стены к стене, по всей каюте. Марии казалось, что все это происходило в абсолютной тишине…

Ветер прекратился. Обессиленный за время шторма Иван, спал у рулевого весла. Мария сидела в каюте напротив глухонемого Индуса. Она тихо ему говорила:

– Ты меня поймешь. Однажды, в моем детстве, был такой случай – соседский мальчик, размахивая своей игрушечной саблей, случайно выбил глаз своей старшей сестре. Она навсегда потом осталась без глаза. Я помню выражение ужаса на его лице, когда это случилось. Он понял, произошло нечто непоправимое. В одну секунду для него изменилось всё – стало видно, как в его голове зашумел хаос. Вчера я вспомнила это лицо. Со смертью Леры возникла в душе чёрная тихая пустота, которую нечем заполнить. И теперь, непоправимое грызет мое сердце…

Индус поднялся на палубу. Стал смотреть задумчиво в океан. Там, по присмиревшим синим волнам мирно гуляли дети покойной Волшебницы…

Мария в недошитом свадебном платье лежала на кровати.

В каюту зашел Иван, сел на кровать рядом с ней.

– Ты ведь понимаешь, что я не смогу с этим смириться? – тихо сказал он.

Мария лежала с закрытыми глазами.

– Тогда тебе придется его убить, – не открывая глаз, сказала она. Иван подумал.

– Ты отвела мне злодейскую роль, – обреченно сказал он.

– Но это твоя роль. Ты же настоящий мужчина.

– Я не хочу быть убийцей.

– Не бойся, это просто вымысел…

Мария отвернулась к стене и через некоторое время заснула. Иван сидел возле Марии.

Когда Мария проснулась, красное рассветное солнце уже скользило по голым мужественным плечам Ивана. Он сидел в том же положении. Иван смотрел на Марию.

– У него была шлюпка, я ее надул, – сказал он.

– Теперь все хорошо? – закрывая снова глаза, спросила Мария.

– Завтра будем дома.

– Что ты с ним сделал?

– Ничего.

– Тогда я останусь здесь.

Иван встал и вышел из каюты.

Индус лежал на палубе, уткнувшись лицом в деревянный пол. Иван остановился над ним, посмотрел на него и долго еще, как вкопанный, над ним стоял.

Мария так и лежала с закрытыми глазами. Вдруг ей привиделась блестящая рыба. Она была очень похожа на Рыбу – душу Индуса. Рыба приблизилась к Марии в синеве тут же засверкавшей воды и на языке воды и ветра сказала:

Ты ведь всегда была доброй и светлой… – потом она подплыла к ней поближе и провела вдоль всей ее головы своим мягким нежным хвостом, медленно, от самого лба до шеи:

– Оставь свой натруженный ум, – сказала ей рыба в самое ухо. – Кто любимый – подскажет сердце.

Застывший на палубе Иван, наконец, двинулся с места, взял весло и коротким точным ударом оглушил Индуса. Он тут же завернул его в кусок паруса, связал и выбросил сверток за борт.

Мария услышала всплеск. Этот всплеск совпал с услышанным ей тут же словом «Но»… Это был голос ее ушедшей подруги: «Но, за неделю до свадьбы Волшебница погибла, не успев закончить работу. Однажды девушка примерила недошитое ей платье. И поскольку платье было недоделанным, она стала не доброй, а добренькой. А это было уже совершенно другое дело! Индус тут же опять перестал ее слышать, а она перестала понимать его. Их жизнь превратилась в ад. В отсутствие автора, в отсутствие Бога их сознанием овладел хаос. Все они застыли в смертельной тихой пустоте. Преодолеть ее можно было только настоящей любовью. Рыбак не был способен на такую любовь. На нее был способен Индус. Но Рыбак решил убить Индуса».

Мария вышла на палубу. Иван на надувной шлюпке удалялся от шхуны…

Индус с открытыми глазами лежал на дне океана, крепко связанный, обернутый в парусину. Лежал он тихо, спокойно, без движения. Рядом с Индусом тревожно кружилась его Рыба. Индус закрыл глаза и, выпустив несколько пузырьков воздуха, прекратил дышать.

Закрыла глаза и стоящая у борта опустевшей шхуны Мария. Порыв океанского ветра стал доносить до ее ушей слова Валерии: «… И тут же двигаясь все дальше по пути смерти, Индус встретил Волшебницу. Увидев его, она вдруг вспомнила, что не успела закончить платье. Она посмотрела вниз и увидела океан, рыбацкую шхуну Индуса, а на ней девушку в недошитом свадебном платье. Когда Волшебница увидела, что из этого вышло и к чему это все привело, она решила закончить сказку по – своему»…

Мария стояла на палубе. Вместо слов ушедшей подруги она вновь начинала слышать язык воды и ветра. Он звучал все отчетливей, с новой силой заполняя ее. И он был прекрасен! Он был чист и светел. Он был нежен. И при этом он был пронзительно свеж.

Мария прыгнула со шхуны в воду. Устремилась в синюю глубину. Платье ей мешало, сковывало ее движения. Она постепенно от него освободилась. Мария плыла вниз все быстрее.

Индус неподвижно лежал на дне океана. Мария заметила его, поплыла к нему. Она отчаянно развязывала, разгрызала зубами стягивающие его веревки. Через какое – то время она его освободила. Индус открыл глаза. Он ей улыбнулся. Мария взяла его за руку. Потом нежно поцеловала. Взявшись за руки, они поплыли. Мария снова услышала голос Валерии: «… Невеста Рыбака бросилась за Индусом в воду, чтобы его спасти. И она спасла его. Но, после всего пережитого ими хаоса, не нашлось больше места для их любви ни на земле, ни на небе. И зависли они между тем и другим. В синей воде. В благословенной глубине океана. Там навсегда обрели они свои души и были счастливы».

Мария и Индус плыли вместе. Естественно, слаженно, как будто такое уже происходило с ними не раз. Рядом с ними плыли две блестящие Рыбы…

А Иван в это время заглушил мотор. Его шлюпка остановилась. Он посмотрел на шхуну, оставшуюся вдали, на горизонте.

Бывшая подруга Марии, добрая Волшебница Валерия, сидя на просвеченном солнцем облаке, над бесконечным золотом сверкающего под ней океана, улыбнулась и дописала в своей, лежащей у нее на коленях, тетради: «… А Рыбак с тех пор вечно скитается по морям, пытаясь вспомнить, произошло ли это с ним на самом деле, или это всего лишь чей-то вымысел»…

Иван держал в руках тетрадь с недописанной сказкой Волшебницы.

Шхуна без паруса скользила по золотой океанской дороге. На палубе было только двое маленьких детей – светлые мальчик и девочка…

Снеговик

Она устала от зимы. На улице, в душе, в окружающих ее людях. Она хотела любви и нежности, хотела душевного тепла. Ей так хотелось искренности, непосредственности, доброты. А вокруг была бесконечная московская зима, уставшие, напряженные, закрытые от окружавшего их мира, люди, такие же холодные, серые от грязи автомобили. Она больше не могла сидеть дома и, выпив с утра стакан апельсинового сока, она оделась и вышла на улицу.

Всю субботу она гуляла по мрачной заснеженной Москве. Вглядывалась в лица людей в надежде увидеть там свет. Он мелькал иногда, где-то там, глубоко, осторожно…

Ночью ей снились снеговики. Одинаковые, почти синие.

Она проснулась достаточно рано. Со слезами на глазах. Долго смотрела в подушку. И вдруг почувствовала затылком солнце… Легкий солнечный поцелуй. Нежный лучик поцеловал ее в затылок. Это она знала, чувствовала, понимала…

Она приподнялась и села на край кровати. Прямо перед ней, посреди комнаты, стоял снеговик… Она улыбнулась и закрыла глаза. И открыла опять. Да!..

Она уже десять минут как завороженная ходила вокруг невероятного гостя. В какой-то момент ей показалось, что из глубоких глазниц снеговика на нее смотрят живые глаза. И она стала в них вглядываться…

Уже сорок минут как она осторожно, слоями снимала со снеговика тяжелый слипшийся снег.

Уже три бесконечных минуты, целую вечность, стоял перед ней еще мокрый, худощавый, освобожденный от снега молодой человек с добрыми-добрыми, теплыми-теплыми, нежными-нежными и абсолютно человеческими глазами…

Гармилла

Это была очень странная планета. Планета земляных птиц. Бог заселил ее только крылатыми созданиями. Но все они летали над самой землей. Очень – очень низко. Дело в том, что земля этой планеты никого не притягивала. Здесь все было наоборот. Сила притяжения действовала на земляных птиц сверху. Тянуло их не вниз, а в небо, к звездам. Но они туда не хотели. Да и вправду, зачем, когда все самое вкусное и сытное было на земле и под землей. А звездами сыт не будешь. Звезды же над земляными птицами проглядывали сквозь черные облака всегда, потому что планету окутывала вечная задумчивая ночь. Эта странная планета называлась Гарми́лла.

Земляные птицы были нелепыми. Разве что крылатыми, что всегда красиво. Вот только крылья их были тоже странными. Как бы вывернутыми наружу. И сгибались они не вверх, а вниз. Ведь эти птицы отталкивались от неба…

Лапы у земляных птиц были большие и крепкие. С огромными цепкими когтями. Еще бы. Стоило им прервать свой полет и присесть, как их еще больше тянуло в небо.

Всю свою жизнь упорные гармилльские птицы боролись с силами звездного притяжения. Мощный природный инстинкт вынуждал их держаться кормилицы – земли. Этот же мощный инстинкт заставлял их бороться с небом. Только иногда, наконец-то наевшись досыта, посиневшими от напряжения когтями вцепившись в почву или во что – то еще, птицы позволяли себе немного посидеть, испуганно глядя на сияющие в ночном небе звезды. Они ведь тоже видели, что это чудесно. Но уже через несколько минут бедные земляные птицы тяжело срывались со своих мест и, привычно отмахиваясь от неба, устремлялись к спасительным гнездам.

Гнезда гармилльские птицы сооружали не на ветвях, а под ними и в перевернутом виде. Ведь спали они, прижатые небесными силами к верху своих жилищ, поэтому полы гнезд для них одновременно являлись и крышей. Эти полы – крыши тщательно ими заделывались. Так было принято. Так им было спокойнее. И так их не смущал свет от загадочных звезд.

Очень не много радостей было в жизни у этих птиц: поесть, иногда посмотреть на опасные звезды и еще поклевать семена парако́тты. Эти пахучие синие семена мгновенно туманили сознание, порождали странные многозначительные видения и на время уводили в иллюзорные, но, иногда гармоничные и благостные миры. Семена были вредны для птичьего здоровья, но, пользовались спросом на всей планете.

В одном из унылых птичьих гнезд, в его тщательно заделанном полу – крыше было специально проделанное отверстие. Время от времени в это отверстие просовывался маленький серенький клюв. И так он замирал надолго. За клювом располагались два любопытных взволнованных глаза, а за ними маленький взъерошенный птенец. Грустные, но добрые птицы – родители назвали его просто Зю.

Родители Зю любили своего сына. Но больше всего на свете они любили клевать паракотту. Однажды склевав ее слишком много, родители Зю не проснулись. Такое на этой планете бывало. У Зю осталась теперь только его старенькая бабушка Си́йя.

В далекой своей юности Сийя была очень смелой птицей. Самое опасное для пернатых планеты было подниматься высоко в небо. Притяжение звезд с набором высоты многократно усиливалось. Но Сийя, в отличие от своих соотечественниц, была натурой не только смелой, но и весьма романтичной. Ну тянуло ее в эту звездную высь и все тут! После каждого безумного своего полета, она, затаив дыхание, вспоминала, какой это был запредельный восторг. И, вот, однажды, высоко в звездном небе, Сийя встретила молодого прекрасного Айя́на. Он был не только очень красивой птицей, он был смел беспредельно. Айян воспарял еще выше Сийи. Он летал стремительно и грациозно. И тут она окончательно потеряла голову. От любви, от восторга, от новых, еще более звездных полетов со своим любимым. А еще Сийя чувствовала теперь, что рядом с ней летает ее самое родное существо во Вселенной!

Очень скоро Айян и Сийя женились. Сийя была очень счастлива. Вот только время от времени переживала за своего безумного мужа. Ведь он летал все выше и выше. Помимо того, что это было опасно для жизни, на Гармилле такие полеты были запрещены. Высота взлета гармилльских птиц была строго ограничена. Пернатых, нарушающих этот важный для планеты закон, наказывали. Их привязывали к ветвям гигантского шарда́на, самого высокого на Гармилле дерева. Уходя в черноту небес, угрюмый шардан поражал птичье воображение, внушая им глубокий страх. Пойманных на запрещенной высоте птиц приторачивали к перекрестьям наклонных ветвей снизу, чтобы их жесткая бугристая древесина под воздействием звездной тяги впивалась в провинившиеся птичьи тела и крылья. Это доставляло наказанной птице постоянную, неизбывную боль. Звездное притяжение, как известно, было чем выше, тем мощнее, поэтому, чем ближе к звездам привязывалась наказанная птица, тем сильнее тянуло ее сквозь крестовину шардановой ветви в ночное небо. И тем это было мучительнее. Птицы, распятые на самых высоких ветвях шардана, обычно не выживали. Распинали несчастных спинами к небу. Чтобы они даже перед своей смертью не видели звезд. Такая экзекуция производилась исключительно в благих целях, в назидание всему населению планеты.

Айян был редкой птицей. Он летал так высоко и быстро, что, несмотря на длительные попытки стражей порядка схватить его, долгое время им это не удавалось. Но, как правило, задуманное грубым сознанием зло, так, или иначе, делает свое черное дело. Однажды, красавец Айян был выхвачен стражами гармилльского порядка из высокого звездного неба. Вскоре злостный нарушитель был назидательно распят под крестовиной одной из самых высоких ветвей шардана. Так высоко на этом страшном дереве не распинали еще никого. Пушистые крылья смельчака, его тонкие лапы и изящная длинная шея были жестко прикручены толстыми колючими жгутами к грубой древесной поперечине. Выполнив свою работу, злобные охранники привычно слетели к основанию шардана, в укрепленное под его нижними ветвями сторожевое гнездо. Звезды тут же мощно потянули распятую птицу к себе и с этого момента несчастный Айян познал ад. Боль от впивающейся в его спину, шею и крылья жесткой крестовины усиливалась. Постепенно все его тело становилось средоточием нарастающей муки. Чем дальше, тем больше все у него внутри отчаянно ломило, будто разрывалось на части и невыносимо жгло.

О случившемся Сийя узнала нескоро. Она долго и тревожно разыскивала любимого, бороздя черные небеса своей грустной планеты. Наконец, уставшие крылья как-то сами собой наклонили ее, развернули и понесли в сторону печально известного дерева.

Трудно описать жуть, охватившую бесконечно влюбленную птицу при виде своего, испускающего дух на крестовине шардана, мужа. Забыв обо всем на свете, Сийя ринулась к Айяну. Заливаясь слезами, она отчаянно вонзалась клювом в крепкие узлы жгутов, жестко стягивающих все его, дрожащее от страданий тело. Она била в эти узлы, сокрушала их, рвала. Не прошло и трех минут, как в освободительницу вонзились крепкие клювы и когти, налетевших на нее охранников. И тогда мощная, неведомая сила взорвала дух любящей птицы. Издав звонкий пронзительный крик, она вырвалась из цепких когтей тюремщиков, взвилась над ними и тут же стала отчаянно с ними сражаться. Она изгибалась, крутилась, взлетала, падала, била наотмашь клювом и лапами, крыльями и хвостом, головой и пылающей гневом грудью. Но, взбешенные птицы – охранники, яростно орудуя клювами и когтями, неотвратимо наседали на нее со всех сторон.

Неистовая схватка продолжалась несколько долгих минут. Вокруг схлестнувшихся в темном воздухе птиц, перемешиваясь с брызгами крови, появлялись и уносились в небо клочья рваного пуха и перьев.

Наконец, птицы стали выбиваться из сил. Задыхающиеся охранники все чаще устремлялись под ближайшие ветви шардана. В какой-то момент Сийе тоже удалось прижаться снизу к одной из них. Она истекала сочившейся из рваных ран кровью. Тяга звезд прижала ее к древесине, и птица ощутила в своем обессиленном теле мелкую, будто бы предсмертную дрожь. Тут же в ее помутневшем сознании вспыхнуло виденное ею три минуты назад: точно так же мелко дрожащее тело умирающего под крестовиной шардана ее любимого. Она сорвалась с дерева и опять устремилась к своему Айяну. Из самых последних сил снова ринулась она сокрушать грубые узлы жгутов, стягивающих его тело. Отдышавшиеся охранники опять налетели на нее и их мощные клювы и когти с новой силой вонзились в ее, истекающее кровью тело.

Откуда берет свои силы Высокая Любовь неизвестно, но силы эти безмерны. Силы эти вне всякой логики, вне времени и пространства. Наверное, такая Любовь черпает эти силы у своего собственного Бога, у Бога Высокой Любви. И существует этот великий Бог только для такой вот Любви, только для нее, только во имя этого светлого чуда. И управляет этот удивительный Бог самыми светлыми во всей Вселенной душами, душами, способными любить самозабвенно, любить высоко и безусловно. Этот чудесный Бог охраняет их, бережет и спасает. И, если надо, он делает их такими же как он, всесильными. Сражающаяся Сийя ясно вдруг почувствовала, что дух ее любимого вот – вот покинет его распятое на ветвях тело. Вот – вот! Еще несколько коротких секунд. И изодранную, обливающуюся остатками крови птицу, вдруг пронзила и тут же до краев заполнила какая-то отчаянная, непобедимая сила. Что с ней было дальше, Сийя уже не осознавала, не помнила. Остановилось и замерло время. Взлетевшие в мрачное небо брызги крови. Обрывки влажного пуха и перьев. Злобные глаза охранников. И только одна пронзительно ясная мысль: Любимого надо спасти! Непременно! Вопреки всему! Ее озарило вдруг какое-то прозрение, какое-то безошибочное предчувствие. Оно заставило Сийю, в очередной раз, отбившись от злобных охранников, воспарить повыше, яростно оттолкнуться от густого воздуха, разогнаться и изо всех сил ударить клювом в основание мощной шардановой ветви. Той самой, к которой был привязан ее умирающий любимый. Удар был невероятно сильным. Тяжелая ветка треснула, надломилась и под воздействием звездного притяжения взмыла вместе с распятым под ней Айяном в черное гармилльское небо…

К Сийе вернулось сознание. Придя в себя, она еще долго, почти бездыханно, лежала, прижатая к потолку – полу своего гнезда. Как она в нем оказалась, она не знала, не помнила. Ей снова хотелось забыться, но страшные вспоминания неумолимо врывались в ее устало пульсирующую память. Через какое-то время Сийя с трудом привстала и бесстрастно двинулась к краю своего жилища. Она твердо решила улететь за любимым. На самом краю гнезда Сийя еще раз вгляделась в далекие звезды и… ей стало страшно…

Гармилльские дни и ночи тянулись однообразно, размеренно и уныло. Через некоторое время Сийя родила девочку, дочь Айяна. Она назвала ее Пиу. Сийя с маленькой Пиу сидела в гнезде одна. Она теперь все чаще смотрела на звезды. Сийя безумно хотела взмыть однажды в звездную высь и улететь к своему любимому. Она знала, что забранные небом гармилльские птицы погибают, но ее все больше и больше тянуло к мерцающим в далекой бесконечности звездам. И крылья ее сами собой расправлялись. И она не боялась смерти. Но, у нее теперь была их маленькая Пиу. Пиу была очень робкой и задумчивой девочкой. Она тихонько лежала рядом с мамой, вместе с ней прижатая к полу – крыше своего гнезда.

С тех пор прошло много лет. Пиу давно уже не было. Бабушка Сийя уже почти не летала. Не могла. Она все чаще сидела или лежала в гнезде, прижатая к его потолку – полу. Из последних своих сил заботилась она о маленьком внуке. А во время своей полудремы ее оживляло ощущение слегка колышущихся на ветру, все еще легких перышек на кончиках ее старых уставших крыльев. Так она чувствовала, что небо ее по – прежнему тянет. Иногда она высовывала кончик крыла за край гнезда и, явно ощутив тягу звезд, улыбалась. Вообще же старенькая Сийя уже давно стала подумывать о смерти. Лежачая гнездовая жизнь давно ей опостылела.

Подрастающий внук Сийи, Зю, среди земляных птиц считался уродцем. Дело в том, что его крылья от рождения сгибались не вниз, как у остальных птиц, а вверх, а лапки были худенькие и не цепкие.

Сийя переживала за внука, но она слабела с каждым днем и уже еле – еле дышала. Вдруг, однажды, ее подрастающий Зю впервые раскрыл свои «неправильные» крылья и, даже на них, полетел. Тогда Сийя неожиданно ожила, взбодрилась.

Отталкиваться во время полета земляным птицам приходилось, как известно, от неба. Поэтому, летать Зю пришлось в перевернутом виде, спиной книзу… Но, во время полетов, он постоянно видел прямо перед собой звездную даль, которую Зю обожал больше всего на свете. Земляные же птицы его за уродливые крылья и лапки жалели. Зю, в свою очередь, понимал, конечно, что он не такой, как все, но причина всеобщей жалости была ему просто смешна. Ведь дай ему Бог обычные крылья, во время своих полетов Зю видел бы только унылые ночные пейзажи своей темной планеты. Любоваться же волшебно мерцающими звездами ему бы пришлось как всем остальным, вцепившись в почву или во что – то еще. Но тонкие лапки и коготки Зю все равно бы для этого не сгодились. Да и зачем? Куда прекраснее обозревать звездное небо в полете.

Для старенькой Сийи полеты Зю стали самым прекрасным в мире зрелищем. Мало того, что это летал ее любимый внук. Его крылья сгибались в другую сторону и это, по мнению старенькой Сийи, было невероятно красиво. Кроме того Зю летал спиной книзу. И вместо обычных для земляных птиц, прижатых к брюшку больших цепких лап, на фоне звезд красовались только пушистые перья его изящных крыльев.

Окончательно оперившийся Зю стал взлетать в звездное небо все чаще. Все чаще и выше. А у Сийи счастливых мгновений в ее опостылевшей жизни становилось все больше. Хотя она теперь совсем уже не могла двигаться и постоянно лежала в гнезде.

Однажды небо забрало Зю… Случилось это как то очень легко и просто. На глазах у Сийи. Но она почему то даже не вздрогнула… И не вскрикнула. Она только отчего то слегка улыбнулась, сдвинулась с места и потихонечку, изо всех своих оставшихся сил стала двигаться к краю гнезда. Через какое – то время она из него выскользнула.

Когда небо утягивало Сийю, сначала ей было страшно. Притяжение звезд нарастало, скорость Сийи увеличивалась. Но страх был только в самом начале. Через несколько мгновений все стало меняться. На смену испугу пришел вдруг восторг. И этот восторг нарастал. И еще нарастала сила. Какая – то светлая, удивительная сила. Она становилась такой же безграничной, как сила увлекающего ее космоса. Сийя поневоле широко расправила крылья и слилась с пространством вокруг нее. Скорость продолжала нарастать. Но, от этого ей теперь становилось все легче. В какой-то момент она эту скорость перестала ощущать. Сийя блаженно закрыла глаза. И вместо привычной темноты увидела мягкий сияющий свет. И она вдруг поняла, что чувствует Вселенную. Просто чувствует. Это чувство нельзя было спутать ни с чем. Ощущение вечной великой Вселенной, бесконечной ее любви, ее мощного светлого Духа. А еще она ощутила, что она теперь видит, знает и чувствует все. Все! И если бы не эта удивительная ясность восприятия и понимания, Сийя, конечно, подумала бы, что она умерла. Но, нет, это было нечто совсем другое, что-то прямо противоположное смерти. Наоборот, эта было какое-то высшее существование, высшее проявление жизни. Космос теперь был не только вокруг, Космос и Бог были внутри нее, и она сама была светлой, мощной, бесконечной энергией. Она была тот же самый космос, она – счастье, она – любовь!.. Господи, как же ей стало хорошо!..

Она приоткрыла глаза. И тут же распахнула их широко – широко. Потому что то, что она увидела, было, во-первых, невероятно, нереально красиво, во – вторых это было то, что она никогда раньше и представить себе не могла. Она плыла в голубой бесконечности, а вокруг пробивались сквозь молочные туманности ласковые лучи нескольких маленьких солнц. Лучи этих солнышек мягко, со всех сторон, согревали ее. В нее попадали потоки свежего, чуть-чуть прохладного ветра. Сверкающие звезды, разновеликие планеты, солнца, туманности, – все это было живое, легкое, все дышало и играло друг с другом. Свет и цвет переливались миллионом удивительных оттенков. Космические пейзажи плавно сменяли друг друга. Один другого красочнее, объемнее и невероятнее.

Несмотря на сказочность всего происходящего, Сийя ощущала, что с ней происходит то, что должно было, хотя бы под конец ее грустной жизни, произойти с ней непременно. Случилось то, что было ей когда то, очень давно, предначертано, предназначено и заранее подарено светлым Богом. Это счастливое предначертание летело к ней сквозь вечность, сквозь космос, сквозь все ее страхи, сквозь унылое существование земляных птиц. Надо было только однажды, хотя бы в конце своей жизни, решиться и упасть в это звездное небо!

Оглядывая великолепные пейзажи вокруг себя, Сийя увидела вдруг свои крепкие, поджатые к брюшку, земляные лапы. Она улыбнулась. Лапы ее так нелепо смотрелись на фоне всего окружающего, что Сийя невольно подумала: «Вот бы их изменить». А в следующее мгновение она вспомнила, что, ведь, она теперь может все! Вспомнила и еще раз ясно почувствовала. И просто этого захотела. Всей душой. Лапы ее тут же изменились, уменьшились, стали тонкими и изящными. Сийя обрадовалась, но даже не удивилась. Для нее теперь чудо стало реальностью. И ей показалось, что сам светлый Бог, который теперь находился всегда где-то рядом, нашептал ей: «Будь кем хочешь».

Через несколько мгновений сквозь Вечность плыла молодая красивая Сийя с изящными лапками, с нежным, мягко сверкающим на свету оперением и с крыльями, сгибающимися не вниз, а вверх…