Текст книги "Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года"

– Алексей, ты же офицер! Какие могут быть разговоры! Надо выполнить задачу, даже если это будет в ущерб личному времени! Служба есть служба! – строго сказал Андрей.

Алексей тогда раздраженно ответил:

– Что дает эта служба? Она вообще кому-нибудь нужна?

Через несколько дней Орлов вызвал Алексея на откровенный разговор, и тот поделился с начальником неожиданно возникшими у него проблемами. С некоторых пор жена стала все чаще задерживаться на работе – то переговоры, то презентация, то корпоратив. К их дому на проспекте Мира ее подвозил на машине шеф, седовласый поджарый американец, всегда одетый в модный костюм темного цвета. Он галантно открывал дверь автомобиля, выпуская Инну из салона, доводил до самых дверей и напоследок целовал руку. Алексей каждый раз в смятении наблюдал за этой сценой, стоя у окна.

Все заботы о ребенке лежали на женщине, которую Инна наняла, как только появились деньги. Она укладывала мальчика в постель и дожидалась прихода Алексея с работы. После ее ухода все заботы уже лежали на молодом папаше, который, впрочем, ими совершенно не тяготился. Когда Инна иногда далеко за полночь наконец появлялась в доме, от нее пахло дорогими французскими духами и ароматными сигаретами. Нередко она была чуть навеселе, шутила, дурачилась, обнимала Алексея, пытаясь развеять его плохое настроение. Но тот мрачнел все больше и больше, чувствуя свое бессилие что-либо изменить.

Однажды Алексей сорвался и высказал жене, которая как всегда приехала навеселе, все, что накопилось у него в душе за последнее время. В конце длинной тирады он неожиданно даже для себя самого предложил Инне бросить работу, которая все больше удаляет ее от мужа, ребенка и дома. На это Инна сухо, а Алексею показалось презрительно, ответила:

– И что, мы будем жить опять на твои жалкие гроши?! Ты хочешь, чтобы я стала нищенкой и просила милостыню в подземном переходе?

После того ночного разговора в жизни Алексея все полетело в тартарары. Жена продолжала задерживаться до ночи на работе, затем неожиданно уехала в командировку во Францию, даже предварительно не переговорив с Алексеем. Сын постоянно спрашивал: «Где мама?» Алексей же не знал, что ответить и как поступать дальше. Развязка наступила сама собой. В один из вечеров жена позвонила ему и как-то мимоходом сказала: «Я сегодня не приду. И вообще, Леша, я пока поживу отдельно». А через несколько дней, возвратившись с работы, Алексей застал в доме полный разгром. Все вещи были буквально вывалены из шкафа, исчезла одежда жены и сына, пропала также часть детских игрушек, а на столе лежала записка: «Леша, я полюбила другого человека и буду жить у него. Сын со мной. Инна».

Алексей предпринял несколько попыток встретиться с Инной или хотя бы поговорить с ней по телефону, но безуспешно. Спустя некоторое время он узнал, что Инна вместе с сыном и «боссом», тем самым американцем, который подвозил ее на своем автомобиле домой, уехала в «Штаты». Такая вот история, которую поведал Андрею его подчиненный. Забегая вперед, можно было бы рассказать о том, как трудно происходил развод Алексея с Инной, какие испытания ему еще пришлось выдержать, переживая разлуку с сыном и крах надежд на будущее. Предательство любимой женщины, распад семьи и невозможность общения с ребенком выбили почву из-под ног молодого офицера, обесценили многое из того, что было ему дорого, девальвировали нравственные ценности и моральные приоритеты. Завершающим аккордом в этой драматический истории стал рапорт Алексея об увольнении со службы и начало новой жизни в бескрайнем и циничном море набирающего силу российского бизнеса. Но это уже сюжет для другой книги.

ИНФОРМАЦИЯ: «Я тяжело переживал уход из органов Алексея, потому, что он был способным сотрудником, быстро осваивавшим порученные ему участки работы, контактным и располагающим к себе человеком. Я “давал ему путевку” на службу в КГБ СССР и первые годы буквально вел его по служебной лестнице. Очень жаль, что тогда из системы ушло немало перспективных сотрудников. Не выдержав ударов судьбы, обрушившихся на них, они ринулись в пучину экономического хаоса в расчете на то, что найдут свое счастье за пределами службы. Некоторые из них, действительно, сумели быстро адаптироваться к новой для себя обстановке и добиться заметного карьерного роста в бизнесе. Другие – “сгинули” на поле ожесточенных схваток криминальных группировок и олигархических кланов, третьи – сумели встроиться в ряды “нуворишей”. Впрочем, как поется в одной хорошей песне: “Каждый выбирает для себя – женщину, религию, дорогу…”» (Из воспоминаний А.П. Орлова).

В жизни Андрея и Ольги было все по-другому. Они жили трудно, поднимая детей в сложные годы безвременья, тотального дефицита и неустроенности. Работа у Андрея отнимала почти все время, оставляя на общение с женой и детьми поздние вечера, да еще немногочисленные выходные, которые зачастую прерывались срочными вызовами на службу. Но таков уж удел офицера, в том числе офицера службы безопасности! Главное – чтобы рядом с ним оказалась понимающая и заботливая женщина. И чтобы, когда он приходит с работы, его встречала улыбка и добрый взгляд. И, конечно, хорошо еще – горячий и вкусный ужин. Тогда ему все нипочем – самые отвратительные неприятности и даже чрезвычайные происшествия. А их в биографии Андрея Орлова было предостаточно.

Всего несколько слов с женой по телефону, а Орлов как будто получил дополнительный прилив энергии – все опасения и тревожные ожидания уступили место уверенности и лихорадочному нетерпению, какое бывает у спортсмена на стартовой позиции перед большим и изнурительным забегом. Собственно, это сравнение больше всего подходило к состоянию Андрея, который приступил к полной крутых поворотов и неожиданных опасностей работе в Администрации Президента.

16 марта 1993 года, вторник, утро.

Москва. Лубянка. Министерство безопасности.

Кабинет начальника отдела УБКК

Полковник Вахромцев листал документы и никак не мог отделаться от мысли о том, что все написанное в них – полный бред. Он, уже довольно опытный контрразведчик, немало лет посвятивший борьбе с организованной преступностью, впервые сталкивался со столь наглыми действиями. Конечно, он осознавал, что после девяносто первого года в стране сложились исключительно благоприятные условия для проникновения криминала во власть. Примеров тому было немало. Но то, что не только бандиты и уголовники, но и настоящие фашиствующие молодчики могут создать себе прочные позиции во властных структурах, казалось ему явным преувеличением.

На стол к начальнику отдела УБКК – Управления по борьбе с контрабандой и коррупцией – ложилось немало докладных записок, агентурных сообщений, сводок оперативно-технического контроля и наружного наблюдения, которые прямо или косвенно свидетельствовали о том, что в стране поднимает голову неофашистское движение. Это были важные обстоятельства, характеризующие оперативную обстановку, но в принципе противодействие экстремистским проявлениям находилось в ведении другого подразделения Министерства безопасности – Управления по борьбе с терроризмом, или сокращенно УБТ. Вахромцева же эти вопросы интересовали лишь постольку, поскольку могли быть связаны с высшими эшелонами власти.

Хлеб у полковника Вахромцева был явно не сладкий. Получать информацию о коррупции в святая святых власти, добывать сведения о возможных преступных намерениях должностных лиц, сидящих «за стеной» или за стенами комплекса зданий на Старой площади, приобретать источники информации в окружении сильных мира сего – было делом не только трудным, но и чрезвычайно опасным. В воздухе еще висел туман ненависти к органам госбезопасности, поднявшийся в дни августовского путча. Некоторые из тех, кто требовал распустить КГБ, привлечь к ответственности всех чекистов, запретить им впредь занимать какие-либо должности в государственных структурах и тем самым искоренить «гнусные семена чекизма», обладали большим влиянием. Они сидели в громадных кабинетах, выступали в роли советников, занимали ключевые позиции в средствах массовой информации и различных негосударственных организациях, прибрали к рукам крупные государственные объекты, превратив их в мощные бастионы личной собственности, способные финансировать любую грязную пропагандистскую акцию.

Даже самые мягкие попытки органов безопасности остановить вползание преступности во власть встречали такое ожесточенное сопротивление нового чиновничьего аппарата, верхний срез которого в значительной степени состоял из нуворишей, что создавало реальную угрозу для сотрудников Министерства безопасности, которых тут же обвиняли в попытках воссоздать репрессивный механизм тридцатых годов, «задушить молодую демократию», «посеять в обществе вражду и ненависть». У многих от таких обвинений пропадала охота проявлять хоть какую-то активность в этом направлении. У многих, но не у всех. Во всяком случае, не у полковника Вахромцева, который отличался напористым характером, обладал исключительной силой воли и притупленным чувством самосохранения. Придя уже давно в органы госбезопасности и со временем став сотрудником подразделения по борьбе с организованной преступностью, он буквально, если не сказать прямолинейно, понимал стоящие перед ним задачи и никогда не пытался найти для себя способ избежать возникающих трудностей или, тем более, отыскать оправдание для бездеятельности. За это Вахромцева уважали подчиненные и недолюбливали начальники, считающие его недальновидным, а иногда и просто безрассудным человеком.

Перед глазами полковника Вахромцева лежало информационное сообщение, только что положенное ему на стол одним из сотрудников отдела, побывавшим на встрече со своим доверенным лицом и аккуратно изложившим содержание беседы в привычной для каждого оперработника форме. Написанное размашистым почерком на формализованном бланке, оно содержало информацию человека, работающего на Старой площади в одном из обслуживающих подразделений администрации и сообщавшего некоторые ставшие известными ему факты.

В основном это были данные о всякого рода нарушениях режима, различных недостатках в деятельности обеспечивающих служб. Человек этот не был вхож в высокие кабинеты, был не очень грамотным и пользовался в основном результатами своих собственных наблюдений да тем, что слышал от сослуживцев, не пренебрегая слухами и домыслами. Таких сообщений Вахромцев за свою долгую карьеру опера прочитал тысячи и, может быть, пробежав глазами эту очередную «шкурку», как именовали в чекистской среде подобные документы, он дал бы указание подшить бумагу в дело, написав дежурную резолюцию, если бы не одно место в тексте, наткнувшись на которое, он был немало озадачен.

«…Когда я спросил К., на какие деньги он хочет сделать ремонт, то К. сказал мне, что подвернулась халтура. Тогда я спросил, что за халтура. К. мне ответил, что ему дали выполнить один левый заказ – отпечатать полтысячи бланков удостоверений и тысячу спецталонов на машину. Я спросил его, кто заказчик этих бланков, а К. сказал, что это тот парень, который работал в охране в прошлом году. Потом мы поговорили еще о всяких мелочах и я снова спросил его про того парня. К. по секрету сказал мне, что этот парень, зовут его Григорий, работает в одном охранном агентстве и когда-то якобы служил в милиции. Больше ничего К. про него не знает. Он знает только то, что офис, где работает К., находится на Новой Басманной…»

Тут же к сообщению источника была приколота справка оперработника, в которой говорилось, что среди всех учреждений, предприятий и фирм, расположенных на Новой Басманной, есть только одно охранное агентство, которое называется «Страт». Его генеральным директором является Григорий Александрович Рыбин, 1966 года рождения, русский, бывший сотрудник органов внутренних дел, несколько лет назад уволенный со службы за полную профнепригодность и моральную нечистоплотность.

«Похоже, что это именно он», – подумал Вахромцев. Разумеется, ему было известно, что в Москве действовали уже сотни охранных структур, которые были буквально нашпигованы бывшими сотрудниками правоохранительных органов и спецслужб. Многие офицеры МВД и КГБ, разочаровавшиеся в службе, деморализованные постоянными нападками со всех сторон, уставшие от невнятных реорганизаций и потерявшие веру в свое профессиональное будущее, в начале девяностых писали рапорты и уходили «на вольные хлеба», надеясь найти себя в новой жизни, оказаться востребованными в охватившей страну рыночной стихии. Большинство из них были вполне порядочными людьми и далеко не самыми худшими работниками. Просто они не смогли адаптироваться к новым условиям и посчитали для себя лучшим выходом из создавшейся ситуации – искать приложения сил в гражданской жизни. Частью из них руководили чисто материальные мотивы – жить на зарплату офицера было очень трудно, а соблазнов вокруг возникло множество. Повсюду создавались коммерческие структуры, всякие там ООО и АОЗТ[35]35
  ООО (сокр.) – общество с ограниченной ответственностью; АОЗТ (сокр.) – акционерное общество закрытого типа.


[Закрыть], вовсю действовали совместные предприятия, как грибы росли обслуживающие их структуры – охранные, юридические, аналитические.

ИНФОРМАЦИЯ: «Несмотря ни на что у меня ни разу не возникали мысли уйти со службы, бросить все и погнаться за набирающим ход поездом рыночной экономики. Может быть, я мог стать неплохим бизнесменом, но внутри у меня все сопротивлялось даже самой мысли построить карьеру за пределами государственной службы. Наверное, возникшая еще в юности потребность служить интересам государства определила дальнейший жизненный курс. Другое дело, что в те годы безвременья мне часто приходилось задумываться о том, чем я буду заниматься, если вдруг окажусь на улице. Тем более, что периодически появлялись основания для таких раздумий» (Из воспоминаний А.П. Орлова).

Безусловно, среди сотен и тысяч бывших работников органов госбезопасности и внутренних дел находились и такие, которые уходили со службы не по своему желанию, а увольнялись по негативным статьям – за нарушение дисциплины, пьянство, неспособность решать профессиональные задачи. Некоторые, будучи уличенными в использовании служебного положения в личных целях, когда, например, они начинали помогать тем или иным коммерческим фирмам, выдавая служебную информацию или прикрывая противоправные действия коммерсантов, изгонялись из органов по компрометирующим основаниям. Потом некоторые из них говорили, что подверглись преследованию за свои демократические взгляды и суждения. Поди проверь, как оно было на самом деле!

К началу девяносто третьего года каждая уважающая себя фирма обзаводилась своей собственной службой безопасности или прибегала к помощи охранных предприятий, которые должны были защитить ее от накатов конкурентов, добывать коммерческие секреты, улаживать дела с криминалом и правоохранительными органами. Как грибы после дождя росли охранные структуры, которые обзаводились собственными специальными техническими средствами и автотранспортом; создавали конфиденциальные компьютерные банки данных, нашпигованные компроматом; выполняя волю заказчиков, внедряли своих людей в конкурирующие фирмы и работали по окружению охраняемых объектов.

Появление колоссального числа полупрофессиональных структур, работающих на одном поле с правоохранительными органами и спецслужбами, становилось предметом особого беспокойства последних. Ведь частные охранные фирмы обладали несоизмеримо большими материальными ресурсами, чем государственные структуры. Они могли позволить себе ездить на иномарках, в то время как чекисты и милиционеры должны были довольствоваться «жигулями», «москвичами» и в лучшем случае «волгами». Они могли закупить за рубежом новейшие технические средства визуального контроля, которые были не по карману государственным органам, находившимся на голодном бюджетном пайке. Они могли совершенно свободно разъезжать по стране, выполняя заказы своих патронов, тратя на авиабилеты и роскошные гостиничные номера громадные деньги, в то время как их оставшиеся на государственной службе коллеги считали последние копейки, предпочитая передвижение в плацкартном вагоне и размещение в дешевых номерах гостиниц с облезлыми стенами, шатающимися стульями и тараканами в ванных комнатах.

В конце справки, которую рассматривал Вахромцев, имелась маленькая приписка от руки, сделанная оперработником, о том, что упомянутый в документе генеральный директор охранного агентства проходит по делу оперативной разработки, которое ведет Управление по борьбе с терроризмом. Дело это касалось одной из самых крупных националистических, полуфашистских организаций, деятельность которой вызывала уже серьезные беспокойства у контрразведчиков.

«Вот так номер! – подумал Вахромцев. – Выходит, здесь мы имеем дело не просто с криминалом, который хочет заполучить для себя хорошие “ксивы”. Таких случаев немало. Но эта ситуация, похоже, куда опаснее. Если организованная группа неофашистов предпринимает такие энергичные шаги по вопросам обеспечения собственной безопасности и для этого готовит солидные документы прикрытия, то речь может идти о подготовке какой-то серьезной и масштабной акции или развертывании активной деятельности. Но как они могли разместить заказ на изготовление бланков удостоверений и спецталонов в администрации?»

Вахромцев поднял трубку телефона оперативной связи, набрал какой-то номер и сказал, обращаясь к своему подчиненному:

– Саша, я все посмотрел. Срочно сходи в УБТ[36]36
  УБТ – Управление по борьбе с терроризмом в Министерстве безопасности.


[Закрыть], найди разработчика и познакомься с делом. Если нужно, я позвоню. Да… подготовь запрос на Рыбина и свяжись с Главным управлением охраны. Понял? Давай, быстро!

* * *

Через два часа полковник Вахромцев уже листал пухлое дело, содержащее материалы о деятельности неофашистской организации, членом которой являлся Григорий Рыбин, заказавший изготовление удостоверений и спецталонов в типографии Главного социально-производственного управления.

Как следовало из материалов дела, летом 1990 года в одном из подмосковных поселков собралась группа людей, решившая создать националистическое движение «Русская национальная акция», или сокращенно РНА. Подискутировав немного на тему, чем должны заниматься настоящие русские националисты и «патриоты» в период усиления «жидо-масонского господства» в стране, они решили объявить свое сборище учредительной конференцией и зарегистрировать организацию, как этого требует закон. Среди участников тайного сборища было немало зеленых юнцов, которых прельщала ложная романтика боевых отрядов, напоминающих гитлеровских штурмовиков, громивших магазины еврейских торговцев и марширующих по улицам городов среди оцепеневших от страха граждан. Но было на «конференции» и немало мужчин в зрелом возрасте – в основном бывших военных, спортсменов и сотрудников закрытых научно-исследовательских институтов, влачащих жалкое существование из-за развала советской оборонки. В их числе оказалось и несколько рядовых работников правоохранительных органов, которых уже не вдохновляла борьба с преступным миром и стояние в многочасовых оцеплениях во время охвативших всю страну митингов.

Организация была построена на жестких принципах субординации, почти как военная структура. Она имела свою штаб-квартиру, во главе которой стоял человек, бывший некогда комендантом студенческого общежития, а затем инструктором по рукопашному бою. В члены РНА принимались все желающие, но после длительного собеседования и тщательного отбора с учетом состояния здоровья. Хилые и больные, лица еврейской и цыганской национальности, а также выходцы с Кавказа и из Средней Азии в организацию не допускались.

В короткие сроки членам организации удалось прибрать к рукам брошенный военный городок в Подмосковье, оставшийся после расформирования одной воинской части, отремонтировать казарму и несколько хозяйственных построек, переоборудовать их для нужд организации. Целыми днями на плацу маршировали, отрабатывая строевые приемы, юнцы, облаченные в темно-коричневые куртки. Командирами отделений стали бывшие офицеры, часть из которых прошла «Афган» и некоторые «горячие точки».

После августовских событий 1991 года, когда в стране началась вакханалия разрушения, а правоохранительные органы и госбезопасность впали в состояние оцепенения, «Русская национальная акция» развернулась во всю мощь. Новые коричневорубашечники не стеснялись уже выходить на улицы, маршировать под изумленными взглядами горожан, отдавать друг другу приветствие, вскидывая руку вперед и вверх, как это делали некогда немецкие нацисты. Происходило то, чего не мог представить себе никто – в стране, победившей фашизм и понесшей от него самые ужасные потери, стали поднимать голову последователи Гитлера, причем нисколько не стесняясь и не скрывая этого. Власть, а ее фактически не было, никак не реагировала на появление коричневорубашечников, которые стали действовать все более активно и дерзко.

Очень скоро на подмосковных базах РНА стали звучать хлопки выстрелов – в рядах неонацистов появилось оружие, разумеется, сначала чисто спортивное. Но это давало возможность приступить к отработке приемов стрельбы и фактически начать формирование боевых отрядов по типу гитлеровских штурмовиков.

Вахромцев долго листал дело, прежде чем наткнулся на материалы, в которых упоминался интересующий его Григорий Рыбин. Наконец среди многочисленных справок и сводок он обратил внимание на ксерокопию милицейского протокола, в котором описывался случай, произошедший в конце девяносто второго года в одном из районов на юге Москвы. Группа боевиков, среди них был и Рыбин, ворвалась в частную квартиру, служившую притоном для наркоманов и проституток. Они учинили там полный погром, избивая «отбросы общества» и круша все подряд, что оказывалось на их пути. Они буквально «повязали» всех присутствующих, а там было не менее пятнадцати человек, «конфисковали» у них наркотики, деньги, ценности и даже оружие, по радиостанции, работавшей на милицейской волне, вызвали наряд милиции и вместе с прибывшими стражами порядка доставили задержанных в отделение. В протоколе указывалось, что все конфискованные предметы были сданы в милицию, но на полях, по-видимому, рукой оперработника была сделана надпись: «По информации доверенного лица часть вещей (деньги и холодное оружие) сдана не была».

В справке, следующей сразу за милицейским протоколом, сообщалось о том, что этот отряд РНА уже больше полугода сотрудничал с милицией, совершая рейды по наркопритонам, логовам сутенеров и квартирам проституток, оказывая тем самым неоценимую услугу в борьбе с преступностью и заслужив репутацию помощников милиции, как это в свое время было с народными дружинами и комсомольскими оперативными отрядами.

К началу девяносто третьего у организации РНА было уже не менее тридцати региональных отделений в разных городах страны, где открыто действовали отряды коричневорубашечников, все более активно включающиеся в работу по «наведению общественного порядка и очищению общества от деклассированных элементов». Они выполняли функции охранных структур, привлекались к обеспечению порядка во время различных массовых мероприятий, особенно когда собиралась многотысячная толпа молодежи на какой-нибудь рок-концерт или футбольный матч. По-видимому, у «Русской национальной акции» появились крупные спонсоры, так как в короткие сроки организации удалось взять в аренду десятки спортзалов и тиров, переоборудовать несколько заброшенных пионерских лагерей и загородных детских садов в тренировочные базы, одеть, наконец, всех членов РНА в добротную униформу. Откуда шли средства, материалы дела не говорили, но перечень крупных российских и зарубежных фирм, с которыми организация имела деловые отношения, говорил сам за себя.

«Но что же все-таки их связывает со Старой площадью? – задавал себе вопрос Вахромцев, не находя на него ответа в деле. – Какие же каналы надо было задействовать, чтобы разместить заказ на изготовление такого большого числа бланков фактически липовых удостоверений и спецталонов в эпицентре власти?»

Он набрал четырехзначный номер телефона оперативной связи. На том конце провода ответили.

– Зайди. Мне здесь не все понятно, – отрывисто сказал Вахромцев.

– Есть, товарищ полковник.

Через парту минут перед Вахромцевым на стуле сидел его подчиненный – оперработник, уже несколько дней занимающийся проверкой информации, полученной на Рыбина.

– Саша, ты мне вот что скажи, – задумчиво проговорил Вахромцев, – откуда у этого Рыбина такие связи в администрации? Источник говорит, что он, вроде, работал… Как тут сказано? Вахромцев открыл дело на предусмотрительно заложенной им закладке, пробежал строки сообщения и, найдя то, что искал, продолжил фразу: – Вот: «…Я спросил его, а кто заказчик этих бланков, а К. сказал, что это тот парень, который работал в охране в прошлом году». Саша, это что? В какой охране он работал в прошлом году? Ты чего-нибудь понимаешь?

– Да, Александр Васильевич. Я не стал здесь писать все эти подробности. Источник рассказал мне, что этот Рыбин работал в девяносто втором в охране зданий на Старой площади. Когда ликвидировали ЦК, это было еще в девяносто первом, через некоторое время заменили охрану. Сначала поставили милицию, а потом… Потом появилась охранная структура… Я не знаю, кто принимал решение пустить ее туда. Наверное, были какие-то… может, распоряжения или что другое… В общем они там несли охрану на КПП, внутри зданий, контролировали вывоз и ввоз имущества… Как говорится, осуществляли внутриобъектовый режим.

– И долго они его осуществляли?

– Да где-то до весны прошлого года. Потом их опять заменили, но уже на сотрудников Главного управления охраны.

– Так, ты выясни все подробно, пожалуйста. Где они несли службу, на каких объектах. Раздобудь списки этих охранников. Они должны где-то быть…

– Александр Васильевич, я уже узнал все это. Ничего нет. Никаких списков, вообще никакого делопроизводства не осталось. Да его и не было!

– Как это?

– Там такой был бардак! Одних выгнали, другие въезжали. По десять раз меняли кабинеты. То одни там, то другие… Работала Генеральная прокуратура, всякие комиссии… А имущество! Вывозили грузовыми машинами! Неразбериха была такая! Поэтому никто ничего точно не знает. Известно только, что охранники эти были из охранного агентства «Страт», руководителем которого является Рыбин.

– Так. Понятно. А про Рыбина?

– Про него кое-что известно. Двадцать семь лет. Москвич. Живет в Измайлово. После школы работал на электроламповом заводе, потом армия. После службы поступал в институт, кажется МГИМО. Но не поступил. Закончил Черкизовскую среднюю школу милиции, стал работать во вневедомственной охране. Постоянно нарушал дисциплину – прогулы, пьянки, два раза его уличили в том, что пытался вывезти с охраняемого объекта какие-то стройматериалы. Потом фактически взяли с поличным, когда ему давали взятку за оформление липовых документов на вывоз дорогостоящего оборудования. Хотели возбудить дело, но не стали. Просто уволили со службы.

– А откуда ты все это знаешь? – удивился Вахромцев. – В деле же этого ничего нет.

– Так я, Александр Васильевич, уже позвонил «москвичам». Они быстро навели справки и вот только что отзвонились. Если нужно – готовы передать нам все, что наковыряют.

– Оперативно! – отметил обычно скупой на похвалу Вахромцев.

– Стараемся, – довольный оценкой начальника, ответил оперработник.

– Еще что-нибудь есть?

– Есть. Про Рыбина еще известно, что он вместе со своими «дружбанами» организовал частное охранное агентство, зарегистрировал его и начал работать с разными фирмами. Связи у него остались. Через них он нашел место для офиса. На Новой Басманной. Развернулись они быстро. Он перетащил к себе еще несколько человек из милиции, из КГБ, офицеров, уволенных из армии. У него там есть и афганцы, и спецназовцы бывшие. В общем, довольно профессиональная команда.

– Сколько всего человек-то?

– Да около полусотни, кажется.

– Немало.

– Да. Ну вот. А потом – девяносто первый год. Путч этот. Не знаю как, но… уже в сентябре вся эта команда оказалась на Старой площади. А сам Рыбин стал комендантом… не то одного какого-то здания, не то всего комплекса. Точно пока сказать не могу.

– Так. А теперь, Саша, скажи, какое отношение он имеет к фашистам. К этой РНА?

– Здесь, Александр Васильевич, информации у меня пока очень мало. Вот только то, что в деле, да еще я поговорил с разработчиком.

– Ну и что тебе известно?

– Известно, что Рыбин является не просто членом РНА, но и одним из руководителей «Русской национальной акции». Отвечает он там за внешние связи.

– За что? Какие внешние связи?

– Ну, так у них вроде называются отношения со всякими государственными учреждениями и зарубежными организациями.

– А что, они и с зарубежом сотрудничают?

– Да, и очень интенсивно.

– Сам Рыбин часто выезжает за границу. Очень много ездит по странам СНГ, больше всего по Средней Азии.

– Это уже интересно.

– Да. И убэтэшники[37]37
  Убэтэшники – сотрудники УБТ (Управления по борьбе с терроризмом) в Министерстве безопасности.


[Закрыть] этим уже занимаются.

– Ты мне скажи вот что. В деле есть о том, что Рыбин сам принимал участие в налете на наркопритон. Он что, был там как руководитель охранного агентства или… Как тут все это увязывается – фашисты, охранники, наркопритоны и… Старая площадь? Мне непонятна, как бы это сказать, сфера интересов этих людей, в том числе этого Рыбина.

– Александр Васильевич, мне пока тоже это не ясно. Я собираюсь встретиться с ребятами из ГУО[38]38
  ГУО – Главное управление охраны – государственный орган, занимавшийся обеспечением безопасности и внутриобъектового режима в высших органах государственной власти в 1990-е годы.


[Закрыть], наверное, что-то мы сможем прояснить.

– Давай делай это не откладывая. Только наша задача, сам знаешь. Все эти фашистские вещи пусть отрабатывают наши коллеги из подразделения антитеррора. Наше дело – оградить администрацию от всей этой швали. Ну и, конечно, в первую очередь пресечь эту аферу с удостоверениями и спецталонами.

– Понял, товарищ полковник.

– Быстро все выясняй. Встречайся еще раз со своим информатором. Если нужно – переговори с кем-то из работников типографии. Только очень осторожно. Не спугни! А я подумаю, как нам довести информацию до руководства Администрации Президента. Давай, действуй!

Когда оперработник вышел из кабинета, Вахромцев встал из-за стола, подвигал плечами и даже покрутил немного головой.

«Засиделся за бумагами. Даже шею ломит, – подумал он. – Эх, сейчас бы куда-нибудь за город! Побродить по лесу. Хотя еще холодно и кругом снег, все-таки чувствуется дыхание весны. А это всегда вселяет какие-то надежды и чувство трепетного ожидания чего-то нового, волнующего душу, привносящего в жизнь ощущение новизны и возрождения. Что-то я не о том, – поймал себя на мысли Вахромцев. – Надо закончить с делом, а потом можно будет расслабиться».